Глава 6
Нравственность – системообразующий фактор воспитания [1]

 

Человек – высшая ценность

Это было в первые годы после освобождения нашего села от фашистских захватчиков. Я был классным руководителем (по-украински – выховaтeлем, слово это, на мой взгляд, очень удачно передает тончайшие оттенки высокой миссии воспитателя – оберегать, охранять маленького человека) одного из самых трудных классов, где почти все дети были обездолены войной: отцы погибли на фронте, у трех мальчиков и двух девочек не было ни отца, ни матери, у одного мальчика все родственники пропали, он жил у меня, и я, проснувшись ночью, часто не мог заснуть до утра, думая о судьбе Коли.

Однажды, в теплый день ранней весны, в пору большой воды, наша Семья Несгибаемых (так назвали мы свой дружный коллектив) возвращалась из леса: ходили слушать музыку весенних ручьев и смотреть, как сквозь прошлогоднюю листву пробиваются первые стрелочки подснежников. Приближаясь к мосту, под которым клокотал водоворот разлившейся реки, мы услышали глухой звук, словно в воду упало что-то тяжелое. Потом нам почудился тихий крик, а за ним явственно все услышали стон. Ошеломленные, мы остановились на плотине. Водоворотом прибило к берегу женщину. Мы бросились к ней, вытащили из воды. Это была наша односельчанка, мать Марина – тридцатилетняя женщина, судьба которой была такой же трудной, как и судьба многих моих воспитанников.

 

Судьба матери Марины

Мать Марина – так называли ее в селе, хотя у нее теперь не было детей, и, произнося слово мать, все склоняли головы перед ее страданиями. Когда немцы приближались к нашему селу, Марина взяла своих троих детей – грудного младенца, трехлетнего сына и шестилетнюю дочку – посадила на телегу. Хотела увезти их за Днепр, спасти от фашистов – тогда казалось, что Днепр обязательно станет непреодолимой преградой. С трудом пробилась она со своей телегой на паром (мост был уже разбит фашистскими самолетами). Паром задержался, мать на минутку побежала на берег взять у одной доброй женщины бутылку молока... И в ту секунду, когда она взяла бутылку с молоком, заревели моторы бомбардировщика, раздался страшный грохот, и от парома ничего не осталось. Обезумевшая от горя, стояла Марина над окровавленной водой... Она погибла бы, если бы не помощь и сочувствие добрых людей. Ее приютила многодетная семья, переправившаяся ночью за Днепр. Марину увезли в Сибирь, там она работала в госпитале, а когда село освободили, сразу же возвратилась. Здесь ожидала ее новая трагическая весть: на фронте погибли муж, два брата.

В те трудные дни в селе открылась церковь, пустовавшая несколько лет. Как и многие страдающие женщины, Марина нашла утешение и забвение в молитве, стремясь постигнуть какой-то тайный, неземной смысл в проповедях старого древнего батюшки, отца Спиридона, которого женщины называли «наш батюшка». Он признавался в откровенной беседе, что плохо помнит священное писание, даже многие молитвы порастерял, но обладал удивительной душевной способностью: умел понять, почувствовать духовный мир каждого пришедшего к нему человека, знал, «какая у кого рана и что у кого болит», умел находить простые, душевные, утешающие слова. Я много раз беседовал с отцом Спиридоном, слушал его бесхитростные проповеди и видел, что он, будучи верующим, не навязывал своей веры другим, но, умело вставляя слово Божье в обычные человеческие слова, излечивающие людские раны, связывая религию с добром, умел делать ее привлекательной. Противостоять влиянию такого батюшки было нелегко (да и не успел я помериться с ним в искусстве влияния на души людей, потому что вскоре он умер; и вот что интересно: на похороны 80-летнего отца Спиридона верующие женщины решили не приглашать никого из служителей церкви, обрядили и похоронили по-своему, по-домашнему). Знакомство и беседы – многочасовые, увлекательные – с отцом Спиридоном открывали мне глаза на многие недостатки не только атеистического воспитания, но и вообще на слабости и пороки воспитания человеческой души. Ведь большинство верующих не пошли бы к отцу Спиридону, а пошли бы к образованным, интеллигентным людям – к педагогам (прежде всего), умным пропагандистам, если бы мы научились тонко, тактично, душевно, бережливо, сочувственно, дружелюбно, по-доброму, без какого бы то ни было предубеждения к верующему проникнуть в духовный мир. поддержать человека, утвердить в нем мысль о подлинном бессмертии человеческого духа, человеческой души. Я понял, что именно эту цель и надо ставить в воспитательной работе с людьми – от младенца до глубокого старика, от того, кто вступил в мир и изумленно познает его, удивляется ему, до того, кто собирается оставить его и с болью и страданием смотрит на мир, размышляя по-философски о нем и о себе. В этом убедили меня беседы со многими людьми – и верующими, и атеистами, и людьми с абсолютно пустой душой (к большому своему удивлению, я убедился, что есть люди – кое-где их мало, кое-где много, и это вызывает большую тревогу, среди молодежи в отдельных местах таких немало – с пустой душой, иногда они с университетскими дипломами и, что еще страшнее, по долгу службы воспитывают других людей). Перед смертью каждый человек независимо оттого, кем он был, – верующим, атеистом или духовно пустым вместилищем биохимических процессов, – становится философом, мысль о смерти и бессмертии, если она до этого по-настоящему никогда не приходила в голову, озаряет, как молния, его сознание; многие в эти мгновения по-настоящему, по-человечески осознают, что они могли сделать в жизни и не сделали, что делали не так, как надо было делать.

NB. Педагогика В.А.Сухомлинского – это педагогика доброты и человечности. Во главе ее угла – Человек как высшая ценность. И школа, по мнению педагога, лишь тогда школа, когда главный предмет в ней человековедение. Нетрудно заметить, что в структуре общечеловеческих ценностей, находившихся в поле зрения павлышского новатора, просматривается несколько уровней: первый – это жизнь, вселенная, земля, природа, вода; второй–это человек, семья, коллектив, народ, человечество; третий – это человечность и благородство, чуткость и сердечность, любовь и доброта, совесть и стыд, честность и порядочность, честь и достоинство, чистосердечность и щедрость души и многие другие.

Для В.А.Сухомлинского тема общечеловеческих ценностей, общечеловеческой морали была стержневой. Она присутствует практически во всех его работах.

Все эти рассуждения представляются мне исключительно важными в системе нравственного воспитания молодежи – утверждения в юных сердцах мысли о том, что Человек – высшая ценность. что человеческий дух бессмертен, что в величии, полноте, моральном богатстве жизни заключается цель, к которой настоящий человек стремится всю жизнь.

NB. В массовом сознании укоренилось мнение: пока мы не улучшим общественное бытие, нечего и мечтать об улучшении духовной жизни. Но вот что сказал по этому поводу организатор знаменитого Римского клуба Аурелио Печчеи. Сейчас, когда на карту поставлена судьба Человека как вида, «пора, наконец, понять, что... проблема в итоге сводится к человеческим качествам и путям их совершенствования, ибо лишь через развитие человеческих качеств и человеческих способностей можно добиться изменения ориентированной на материальные ценности цивилизации и использовать ее огромный потенциал для благих целей». Сказано это на пороге XXI в. Но эту же мысль высказывал В.А.Сухомлинский почти тридцать лет тому назад: «Больше, чем когда бы то ни было мы обязаны думать сейчас о том, что мы вкладываем в душу человека» (Избр. произв.: В 5 т. – Киев, 1979. – Т. 4. – С. 558).

К сожалению, претворяются в жизнь идеи В.А.Сухомлинского о Человеке как высшей ценности с большим трудом.

В содержании школьного образования преобладают знания о природных и физических явлениях и почти полностью отсутствуют знания о самом сложном предмете – человеке, его психологии, факторах, определяющих поведение и взаимоотношения людей. Слабая подготовка в области человековедения во многом определяет низкую культуру поведения, грубость и распущенность в отношениях с другими. Озлобленность, раздражение, дегуманизируя среду, деформируют человека как личность.

Усиление в содержании общего образования человековедческого материала – один из важнейших путей гуманизации школы и среды.

Проблемы нравственности, духовности, поведения, уважения прав людей должны занять ключевое место в гуманитарных дисциплинах. В дополнение необходимы мини-курсы, помогающие школьникам понять себя, мотивы и стиль поведения, развивающие чувства эмпатии, доброжелательности, милосердия.

Простите меня, уважаемый читатель, за пространное отступление, но без него многое было бы непонятно в истории, на которой я хочу остановиться особо, – о судьбе матери Марины. У меня были разные выхованцы – и девятилетние, и двенадцатилетние. Война смешала в одном классе ребят разных возрастов, многие из них не учились, а теперь надо было наверстывать упущенное. Выли среди моих выхованцев ребята сильные. Нам нетрудно было довести ослабевшую женщину домой. Мы уложили ее в кровать, напоили чаем, дали лекарство. Мальчики и девочки убрали в комнате, поставили на стол стаканчик с лесными подснежниками. Потом я отправил всех домой, у постели остались мы с Колей. Марина хорошо знала меня, мы вместе с ней учились в школе, были почти ровесниками, даже, как я потом узнал, в каком-то поколении наши предки были близкими родственниками. Я не намеревался ни о чем расспрашивать ее, тем более напоминать о происшедшем. Но то ли потому, что именно в эти мгновения ей надо было излить душу, то ли как раз потому, что я ни о чем не спрашивал, а рассказывал о своих выхованцах, о радостях и неудачах, Марина в ту ночь рассказала нам с Колей о своей жизни и счастье, горе и страданиях. Я хотел отправить Колю домой, но Марина испуганно приподнялась на кровати, попросила Колю сесть рядом и так рассказывала до утра. Потом я убедился, что как раз благодаря тому, что Коля стал как бы участником всех событий, о которых рассказывала мать Марина, в его судьбе произошла перемена.

Итак, она рассказывала нам о своей жизни... Временами, когда повествование становилось особенно напряженным, когда раскрывались самые сокровенные уголки человеческих чувств, я с опаской поглядывал на восьмилетнего Колю: поймет ли он правильно, увидит ли и почувствует чистое, святое, поистине человеческое через наслоения страшного, грязного, жестокого? Но Коля понимал все так, как хотелось мне. Я с радостью убеждался, что истина, какой бы суровой и страшной она ни была, никогда не омрачит, не развратит детскую душу, если воспринимается маленьким человеком как чистая правда – так говорят в народе о горьких, но справедливых, истинных вещах.

Трудно повторить здесь все повествование матери Марины. Я попытаюсь изложить его вкратце.

На востоке, где свыше двух лет Марина работала во время войны, она жила мыслями о возвращении в родное село. У нее еще была в глубине души надежда: а может, кто-то из детей остался жив? Она искала забвения в труде. Какое-то утешение приносили письма мужа. Она написала ему обо всем. Муж писал: крепись. За несколько месяцев до возвращения писем от мужа не стало.

– Приехав домой, я металась от горя, и самым страшным было для меня одиночество. У каждого свое горе, к кому пойдешь, кому оно понятнее и ближе собственного? До приезда я носила в сердце надежду: приеду домой, вернется муж, будут еще дети – может быть, отступит хоть немного мое горе. Муж погиб. Своей надежды я не оставляла... хотелось родить ребенка... Но меня возмущало, что многие мужчины видели во мне не человека, а только красивую женщину. Однажды пригласила я ночевать приезжего агитатора. Как горячо он говорил о счастливой жизни после восстановления разрушенных городов и сел. Вот поработаем, говорит, лет десять – и придет райская жизнь... Вечером собрала моему постояльцу поужинать, сидим, сумерничаем, и стала я рассказывать ему о своем горе. А он: «Да хватит об этом... Никого этим не удивишь: фашисты принесли неимоверные страдания советскому народу. Столько-то тысяч сел и городов разрушили... на столько-то миллиардов рублей вреда причинили...» Говорит красиво, а глаза стали похотливыми, обниматься лезет... Выгнала я его из хаты. С той поры умерла во мне надежда на ребенка. Настоящим человеком оказался отец Спиридон. Никогда не была верующей, но когда однажды он рассказал о жизни и смерти, о человеке и его страданиях – поверь, я пожалела, что детство и юность мои прошли без религии. В церкви я чувствовала: каждое слово этого доброго человека проникает в мое сердце. Он не говорил ни о царстве небесном, ни о страстях господних – наверное, и сам в это не верил, – ни о наказаниях в аду. Но умел подсказать то слово, которое словно бы ты десять лет ищешь и найти не можешь, а он тебе подсказал, и ты приходишь домой, ночь не спишь, все думаешь: как жить? как быть человеком? Но самое главное – не проповеди церковные, а беседы с батюшкой с глазу на глаз. С вечера до первых петухов, а иногда и до рассвета горел огонек в его окне. Станет тяжело на сердце – идешь к нему, откроешь рану, прикоснется человек к ране и успокоит словом...

Здесь я сделаю небольшое отступление. 70-летний колхозник, красный солдат гражданской войны, придя однажды ко мне в школу, пожаловался: грозой сожгло хату. Надо достать несколько жердей для крыши. Пошел в райисполком к начальнику. Чем-то занят был тот, сказали, доклад какой-то готовит, не будет принимать сегодня, приходите в среду, в приемный день. Пошел я в среду, но начальника в этот день вызвали на совещание. «Приходите в понедельник, – сказала добрая старушка, сторожиха райисполкома, – я за вас попрошу, чтобы принял». Пришел в понедельник, принял меня начальник, но даже сесть не пригласил, куда-то спешил, быстренько ответил мне: «Нет у меня никаких строительных материалов, обратитесь к председателю колхоза...» Был у меня, говорит, лесоматериал, но это – вдовам, женщинам, мужья которых погибли на фронте, а ты живой остался.

Удивительные дела бывают иногда у нас. «Занят делом, не могу сейчас принять...» – как дико звучит это в обществе, начертавшем на своем знамени: человек – высшая ценность. Нет дела важнее, чем живой человек. Если он принес к вам свою душу, вы должны встретить его стоя и выслушать его тоже стоя, потому что перед вами – Человек. горько и обидно делать эти сравнения и сопоставления. но от правды никуда не уйдешь: дальновидный священник никогда не забывает, что поле его деятельности – душа человеческая; недальновидный же чиновник, поставленный чем-то заведовать, думает, что сфера его службы – стол, кабинет, дверь и табличка на двери: прием в такие-то дни от... и до...

...Мы с Колей слушаем повесть о жизни Марины.

– Но мне же и тридцати еще не было. К каждому слову, с которым к нам обращались и председатель колхоза, и люди, приехавшие из района, мы, женщины, чутко прислушивались. Нам хотелось услышать слово, обращенное к самым сокровенным уголкам наших сердец. Чтобы представнык (так по-украински крестьяне называли в те годы всякого человека, приехавшего в село представителем вышестоящих организаций) обращался к нам не как к каким-то неизвестным женщинам, а к Марине, у которой трое детей нашли свою могилу в Днепре, к Оксане, у которой муж пришел с фронта без руки и без ноги, к Катерине, у которой двух дочерей немцы угнали на каторгу, и ни слуху ни духу о них... Ходили мы, женщины, и в клуб на лекцию, но что мы там слышали? Надо работать, надо выполнять...

Давно не давала мне покоя мысль: другие матери, у которых дети умерли, знают их могилки, а где могилка моих дорогих крошек? И вот пришло в голову: пойду на берег Днепра, наберу земли в том месте, где погибли дети, принесу на наше сельское кладбище, насыплю могилку... – так и сделала. Пошла к председателю, попросила дерева на три крестика, а он, узнав, о чем прошу, не только ничего не дал, но и рассмеялся: какая блажь пришла в голову...

Умер отец Спиридон, и для Марины настали трудные дни. Некому открыть сердце, не к кому пойти со своим горем. Кто-то пустил по селу злобный слух, что Марина завела шашни с представителем из района (это с тем, которого выгнала из хаты).

– Жизнь моя стала невыносимой. Я решила уйти... Вы спасли меня – значит так угодно судьбе.

Я вернулся домой поздно ночью, а Коля навсегда остался у Марины. Он стал ее сыном. Счастлив был мальчик, но никакими словами нельзя описать счастье Марины. Она вкладывала в ребенка всю силу материнских чувств и стремлений. Мало сказать: она воспитывала человека. Она творила, создавала его, лелеяла в нем каждую хорошую черточку и страдала, обнаруживая плохое. <...>

 

Судьба детей в твоих руках, воспитатель

Страдания, горе, несчастье, обиды родителей, особенно матерей, дети приносят в школу. Беседы с матерями, которые каждый день приходят ко мне со своими обидами и бедами, научили меня читать тайны детских душ. Войдешь в класс, поздороваешься с детьми, посмотришь в глаза и сразу видишь: у Володи сегодня что-то стряслось, с ним надо быть ой каким осторожным. Его сегодня нельзя не только спрашивать, но и вообще не надо требовать от него усердного труда: как сделает, так и хорошо. Сережа сидит ощетинившийся, недоверчивый; одно-единственное неосторожное слово – и он вспыхнет, взорвется, может на несколько дней потерять душевное равновесие. А у Любы дома какая-то радость: сияют глаза, девочка хочет чем-то поделиться с подружкой. Оля угнетена: в семье, по-видимому, продолжается начавшаяся неделю назад война молчанием, о которой девочка по секрету рассказала мне: «Папа и мама не разговаривают друг с другом, а со мной ласково-ласково говорят только тогда, когда я остаюсь с кем-нибудь из них».

Только какая-то частичка моего мозга занята мыслями о материале, который изучается на уроке. А весь я поглощен мыслью о детях, их чувствах, об их родителях, о самом главном и самом трудном – человеческом счастье. Судьба этих малышей в твоих руках, воспитатель; ты творец их счастья.

Хочется посоветовать воспитателям: помните, что сидящие перед вами дети – не только вместилища знаний. Урок – не только перекладывание знаний из головы учителя в головы детей. Это прежде всего отношение ребенка к знаниям, но также и отношение ребенка к вам, воспитатели. На уроке, по моему твердому убеждению, должно наиболее полно и ярко раскрываться отношение человека к человеку как к высшей ценности. Если этого нет – рождается нежелание учиться: его корни чаше всего в той обстановке, какая складывается лома, а иногда и здесь, в стенах самого гуманного, самого человечного учреждения рождаются детские страдания. Я всегда стремлюсь, чтобы детское страдание, принесенное из семьи, не осталось незамеченным. Умные, чуткие матери часто сами приходят ко мне и говорят: у моего Вани в душе смятение, будьте с ним осторожны. Когда Марина усыновила Колю, она часто напоминала мне: «как только у меня какая тревога, беспокойство, неудача на работе – глаза у Коли становятся печальными: одно резкое, равнодушное слово – и полились слезы. Прошу вас, смотрите ему в глаза и... никогда не будьте равнодушны».

NB. Сухомлинский, рассматривая проблему соотношения образованности и нравственности современного ему школьника, обратил внимание на парадокс второй половины XX столетия. Его суть состоит в том, что зачастую знания школьников о природе и обществе значительно опережают знания о человеке, о процессах, происходящих в его голове, о природе его чувств и т.д. Все это происходит потому, что в школьной практике на первое место выдвигаются познавательные задачи. Наметившаяся в конце 20-х – начале 30-х годов тенденция, когда в нашем обществе главное внимание образования было сосредоточено на развитии ума, а чувства игнорировались, сохранялась и в 60-е годы. Сухомлинский не мог не заметить подобный перекос. Вот почему на проблеме воспитания души человека он заостряет особое внимание, считая ее самой насущной.

С каждым годом я все больше убеждался в том, что творение счастья является и целью воспитания, и в то же время счастье – это душевное состояние, о котором можно говорить как о способности быть воспитуемым, поддаваться воспитательному влиянию педагога. Без этого душевного состояния просто невозможно воспитание. Здесь надо сделать оговорку и уточнить: счастье – это не беззаботность. Счастье – это гармония чувства собственного достоинства, радости и полноты творческой жизни, с одной стороны, и долга – сознания и чувства долга перед другими людьми, перед коллективом, перед обществом – с другой. Отношение к человеку как к высшей ценности предполагает утверждение в нем чувства ответственности за каждый свой поступок, за свое поведение. Счастье – не бездумное потребление ласки, доброты, сердечности. Счастье лишь тогда нравственно, когда человек, образно говоря, греясь у костра и подкладывая поленья, сушит топливо для того, чтобы разжечь костер завтра. Если нет этого душевного состояния, не может быть способности поддаваться таким сильным, могучим средствам влияния на человеческую душу, как слово, одухотворение примером и красота. Тридцать пять лет я работаю в школе и тридцать пять лет моим вечным исканием является забота о том, чтобы эти три инструмента воспитания были могучими и всесильными, и я убедился: если нет душевного состояния счастья и у родителей, и у ребенка, то эти инструменты становятся бессильны.

Повседневно беседуя с родителями, проводя специальные занятия родительской школы, я стремился проникнуть в духовный мир каждого отца, каждой матери, увидеть истоки детских страданий, детского смятения, озлобления, равнодушия. Передо мной открылось многоликое человеческое горе. В одних семьях оно были явственно, его видели и понимали. Помочь в таких случаях было значительно легче, чем там, где люди чувствовали себя счастливыми и безмятежными, а между тем своим поведением, своим отношением к другим людям человек кричал, призывая на помощь. Надо было услышать этот крик.

 

Великий смысл жизни

Меня волновало всегда: как помочь ребенку постичь смысл жизни и значение смерти, какой стороной должно открыться перед ним это ни с чем не сравнимое горе, как, потрясая чистое сердце, оно заставляет по-новому осмысливать ценности, которые без этого испытания любви и человеческой преданности не могут быть познаны до конца? Благородное человеческое страдание – потерю близких, родных – суждено пережить чуть ли не каждому ребенку. Я считаю исключительно важным, чтобы это событие стало для маленького человека как бы первым испытанием, открывающим перед ним смысл жизни и величие человеческих ценностей. Очень важно, чтобы благородное страдание потрясло детскую душу, сделало чуткое детское сердце тонким, восприимчивым, настроило его на переживание радостей и горестей близких и «далеких» людей, открыло перед ребенком высший критерий измерения человеческого счастья.

NB. Как научить детей понимать смысл жизни, значение смерти и величие человеческих ценностей? Может ли школа справиться с этой проблемой. Думаю, что может, если она достигнет высокого уровня интеграции со средой, будет активно использовать свои воспитательные возможности, народные обычаи и традиции, в том числе и просветительные средства православия.

По моему твердому убеждению, это целая область воспитательной работы, которую я назвал бы закладкой нравственного фундамента под здание личного счастья и благополучия человека. Внутренний мир ребенка может стать глухим к человеческим радостям и горестям, если нет дорогого, близкого, родного человека, в которого ребенок вкладывает все силы своей души, которому он отдает свое сердце и потеря которого, ни с чем не сравнимая и не сопоставимая, переживается как первое и глубочайшее горе. Короче говоря, я стремился к тому, чтобы бабушка, дедушка (а сейчас у многих детей есть прадеды и прабабки, которых дети называют также – дидусь и бабуся) стали для ребенка такими же дорогими, родными, как мать и отец. Дети мои были бы невоспитуемыми, то есть не способными поддаваться влиянию наставника, если бы они не любили своих дедушек и бабушек горячо и преданно, если бы болезни, недомогания дедушек и бабушек не пробуждали в их душах горя, страданий, отчаяния. Почти у всех моих выхованцев, к счастью, были дедушки и бабушки, и по отношению к ним я судил о прочности нравственного фундамента личного счастья.

 

Духовное общение

Чем объясняется вера питомца в своего воспитателя? В чем корень привязанности человека к человеку? Как пробудить это тонкое, нежное и в то же время могучее чувство – чувство притяжения к человеку? <...> Мне становилось ясно, что с духовного общения, в котором человек отдает свои богатства, свою внутреннюю красоту другому человеку, как раз и начинается творение человека человеком. В том, что частица его души отдается кому-то, принадлежит кому-то, человек видит огромное счастье. Дать это счастье каждому, не оставить никого одиноким сведи людей – вот важная задача воспитания. Детство познает мир, удивляясь и изумляясь, отрочество – возмущаясь и сомневаясь, юность – утверждаясь и одухотворяясь.

NB. Очень хотелось бы дать счастье каждому ребенку. Дать счастье ребенку – это великое счастье учителя. Много путей к достижению этой цели. Но у каждого учителя он свой, особый, индивидуальный.

Входя разумом и сердцем в судьбы многих своих питомцев, их отцов и матерей, дедушек и бабушек, я с каждым годом все больше убеждался, что нравственная способность человека относиться к себе как к величайшей ценности, чувство собственной чести и достоинства, стремление к идеалу – все это зависит оттого, какую человеческую красоту открыл в другом человеке маленький гражданин в детстве, чему он удивлялся и изумлялся. От этого в огромной мере зависит и то, как человек нравственно подготовлен к возмущениям и сомнениям отрочества, к утверждению и одухотворению юности.

Человек имеет право на желание, это одна из его неискоренимых потребностей и радостей жизни. Разумные желания, нравственно оправданные желания сами по себе являются духовной ценностью человека. Я всегда стремился, чтобы с детского возраста в душе человеческой утверждалось первое среди благородных желаний – желание чувствовать свое достоинство, желание быть лучше, совершеннее. Вот это желание и рождается там, где маленький человек, познавая человеческую красоту, открывая подлинно человеческое, с радостью отдает свои душевные силы другому человеку. Чем больше он отдал духовных сил, тем дороже становится для него тот, в кого вложены эти силы. <...>

 

Возвышение человека

«Человеческая душа – это чаша для горя, – писал Александр Довженко. – Когда чаша полна, сколько ни лей, уже больше не вместится». А у ребенка чаша невелика. Как мало надо, чтобы причинить горе ребенку, сделать его несчастным. До сих пор я рассказывал о благородном человеческом страдании, возвышающем человека. Не оберегать, а вводить ребенка в благородный мир страдания, имеющего своим истоком утрату человека, – вот первая страница книги, имя которой – человеческая мудрость воспитания. Но в жизни есть и горе иного рода: человек унижает достоинство другого человека и свое собственное, человек относится к другому человеку жестоко, бессердечно.

Передо мной до конца дней моих будут стоять страдающие, умоляющие глаза Миши. Отец был беспробудный пьяница, горе никогда не оставляло дом. У маленькой синеглазой с белыми косами Олеси – другое горе, и если бы я не пришел к ней на помощь, этот ребенок с чуткой, ранимой душой погиб бы или ожесточился и озлобился, стал на всю жизнь бессердечным: когда чаша горя переполнена, человек, бывает, сам страдая, приносит страдания другим, получая от этого своеобразное удовлетворение. Прибежав ко мне как-то утром, Олеся рассказывала: «Папа сказал маме: мы разведемся. Что значит – разведемся? Скажите, пожалуйста, что это значит?»

Я видел свою миссию в том, чтобы осушить слезы, если ребенок плачет, или же вызвать облегчающие слезы, если горе настолько велико, что выжгло слезы; моя миссия в том, чтобы уберечь ребенка от страданий. Древний индийский мудрец утверждал: тот, кто осушил слезы на лице ребенка и вызвал улыбку на его устах, достойнее зодчего, построившего самый величественный храм. Да, наша миссия – сооружать здание человеческого счастья. Это и есть воспитание, это и есть творение души. Не создавать вокруг ребенка обстановку стерильности, не закрывать глаза на зло, а утверждать в его душе силы, способные противостоять злу. Не убаюкивать его, а открывать глаза на мир, формировать душу борца, умеющего активно ненавидеть зло; воспитывать юное сердце так, чтобы человек с малых лет был невосприимчив ко злу. Чтобы, дорожа собственной честью и достоинством, он был непримирим и нетерпим к людям, унижающим себя и других, людям злым, бессердечным, равнодушным. Горе преодолевается не только лаской, но и гневом, умением ненавидеть зло и бороться против него. Счастье не может быть спокойным и благодушным, евангельски-непротивленческим. Чем больше горе, страдание, с которыми идет ко мне человек, тем большую я чувствую ответственность – ответственность своего разума и сердца за то, чтобы пришедший ко мне человек не согнулся, не сломался, а выпрямился, чтобы он всегда чувствовал свое величие, чтобы, по словам М.Пришвина, маленькому вдохнуть душу большого, – в этом, по-моему, вся мудрость и этика коммунистического воспитания. Я ни на минуту не забывал, что согнувшийся от горя человек – тем более человек маленький – может пойти к Богу, понести ему свои раны...

И индивидуальные беседы с детьми, открывавшими мне свое сердце, и беседы со всем коллективом никогда не были утешительством – я очень боялся того успокоения сладенькими словами, за которыми пробудившаяся душа вопиет: но что же все-таки делать? Как жить? Я стремлюсь прежде всего к тому, чтобы мои питомцы были духовно мужественными людьми. Возвышение Человека – вот цель и путь. Всякий раз, когда я иду к самому тонкому и самому нежному, самому слабому и самому могучему, что есть в мире, – к человеческому сердцу с открытой раной, я вдумываюсь в мудрые слова борца за человеческое счастье Александра Довженко: «История народов учит нас: то государство величественно, в котором величествен малый человек». Какие бы грани человеческой воли и разума, сердца и мудрости ни открывались в вашей личности перед ребенком: одобрение, похвала, восхищение, гнев, негодование, порицание (да, на эти чувства воспитатель тоже имеет право, он – не бесплотный ангел), – любая из этих граней должна открываться на фоне главного – уважения человеческого достоинства, возвышения Человека.

Важнейший же инструмент – слово. В нем – и одухотворение примером, в нем и красота. Это могучий, всесильный и тонкий инструмент, который в умелых руках способен сделать все. «Языком можно и осквернить, можно и освятить», – писал Л.Толстой. Слово может возвысить, может и унизить, поднять и согнуть. Большой психолог французский писатель Жорж Сименон пишет: «Самое страшное преступление против человека – это убедить человека в его ничтожестве по сравнению с другими людьми. Отняв у человека чувство собственного достоинства, самоуважения, можно довести его до отчаяния, до крайности, толкнуть на самоубийство и даже на преступление». Нисколько не преувеличивая, можно сказать, что неумелое, примитивное слово воспитателя во многих случаях рождает новые детские страдания. На этом я еще остановлюсь ниже. В практической работе нашей школы красной нитью проходит идея: слово учителя, прежде всего слово, обращенное к уму, сердцу, душе воспитанника, и обстоятельства, создаваемые в коллективе, в общем труде, во взаимоотношениях детей со взрослыми, – все это убеждает человека в том, что он – творец, властелин труда, и от него самого, от его воли, настойчивости, трудолюбия, зависит возможность выразить себя, раскрыть свои задатки, силы, способности, талант.

 

Беседы по человековедению

За тридцать пять лет работы в школе у меня сложилась система бесед по человековедению – так я называю рассказы о Человеке. Цель этих бесед и состоит прежде всего в том, чтобы возвышать человека, чтобы он познавал самого себя, утверждался в самоуважении и в то же время переживал чувство ответственности за все, что он делает сейчас и что предстоит ему делать и сделать в будущем. Рассказ о человеке воспитывает лишь в том случае, если пробуждает раздумья – ребенок, подросток думает о своей судьбе, постепенно приходя к большим мировоззренческим вопросам: для чего я живу на свете? Что я оставлю после себя? В чем смысл жизни?

Беседы по человековедению должны, образно говоря, открывать в каждом сердце родник человеческой гордости. На заре своего педагогического труда и позже я переживал иногда мучительные неудачи: рассказываю подросткам о жизни, борьбе, героической смерти выдающегося человека – полководца, революционера, ученого, – вижу интерес к тому, о чем я рассказываю, но не вижу взгляда внутрь самого себя, не вижу раздумий о себе. В чем дело? По-видимому, мои рассказы иногда пробуждали у питомцев мысль: не всем быть полководцами и выдающимися революционерами; мы – простые, обычные люди, как же нам жить? Прочитав эту мысль в глазах подростков, я стал задумываться над тем, как возвышать простого человека, как раскрыть перед Толей, Мишей, Олесей и Сережей их собственный путь к величию. Я пришел к выводу. что надо, образно говоря, открывать источники героического, идеального, необычного в каждом человеческом сердце. Я рассказывал детям и подросткам о подвиге простых людей – Александра Матросова, Юрия Смирнова, Михаила Паникаха, отдавших свою жизнь во имя свободы, чести, независимости Родины. Стремился к тому, чтобы каждый мой питомец в своем внутреннем духовном мире нашел тот родничок, который, вливаясь в великую реку патриотической гордости, открывает истину, возвышающую личность: настоящим человеком я стану тогда, когда в моей жизни будет святыня, а эта святыня – Отечество. Чем ярче я выражаю себя в служении Отечеству, тем ближе я к вершине подлинного бессмертия – героизму, доблести, самоотверженности.

NB. Очень жаль, что мы сегодня мало рассказываем о подвигах простых людей во имя Отечества, источниках героизма, идейных убеждениях.

Возвышает человека только великая идея, но и она остается звонкой фразой, если не открывается перед разумом и сердцем в ярких человеческих страстях и не пробуждает столь же яркие, глубокие страсти в тех, кого мы воспитываем. Возвышение человека я представляю себе как глубоко нравственную работу разума и сердца, смысл этой работы состоит в том, что человек готовится духовно, морально к самовыражению, к тому, чтобы раскрыть себя. Эта работа начинается с познания величия, красоты, благородства идеи, того, во имя чего человек отдает свою жизнь.

Огромное впечатление производит на детей и подростков рассказ о Марии – женщине, сыновья которой погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Когда наши войска освободили родное село от фашистов и она получила одну за другой три похоронные, самому младшему сыну было неполных шестнадцать лет. Чудом спасла его мать от угона на фашистскую каторгу. За ту неделю, когда пришли похоронные, мать поседела. Но когда сын пришел к ней и сказал: «Хочу идти на фронт. За братьев мстить и Родину спасать», – она не препятствовала, сшила красный мешочек, всыпала в него горсть земли с могилы отца, дала сыну и сказала: «Ты – последний мой корень... Без тебя я засохну. Но для чего зеленеть дереву, если на его ветвях мостит гнездо стервятник?» Сын ушел на войну, а через полгода и на него пришла похоронная. Через месяц умерла и Мария.

Из этой беседы по человековедению все воспитанники черпают непреходящие человеческие ценности. Юный разум и юное сердце познают великий смысл той ни с чем не сравнимой красоты, того ни с чем не сопоставимого величия – идеи, во имя которой мать посылает на смертный бой последнего сына. Именно благодаря верности этой идее человеческая жизнь и предстает перед юным сердцем как величайшая ценность, а верность идее приобретает огромную воспитательную силу. Донося эту идею до юных сердец, чтобы там началась большая внутренняя работа по духовному самовыражению, поднимая человека на ту точку, с которой для него открывается собственное, личное видение мира, я становлюсь для своих питомцев их воспитателем, их выхователем, храню и оберегаю их от горя, страданий, оберегаю тем, что закаляю их сердца, помогаю постигнуть величие жизни, учу их дорожить жизнью как богатством, ценность которого раскрывается только тогда, когда оно измеряется служением Родине.

 

Гражданское начало – основное звено
нравственного воспитания [2]

В практической работе по нравственному воспитанию наш педагогический коллектив видит прежде всего формирование идейной сердцевины личности – гражданских взглядов, убеждений, чувств, поведения, поступков, единства слова и дела. Программа высокой коммунистической идейности отражена в моральных принципах строителя коммунизма; они представляют собой высшее достижение моральной культуры человечества. Но коммунистическими идеями надо одухотворить личность – в этом, на наш взгляд, заключается азбука и в то же время высшее мастерство педагогической культуры.

«Для ребят идея неотделима от личности, – писала Н.К.Крупская. – То, что говорит любимый учитель, воспринимается совсем по-другому, чем то, что говорит презираемый ими, чуждый им человек» [3].

Вот почему мы считаем исключительно важным правилом воспитания то, чтобы наши отношения с воспитанниками имели ярко выраженную нравственную, гражданскую основу.

Нравственное воспитание начинается с первых шагов сознательной жизни ребенка, задолго до того, как он сможет осмыслить ту истину, что коммунистический идеал – это вершина моральной культуры человечества. Именно в младшем возрасте, когда душа очень податлива к эмоциональным воздействиям, мы раскрываем перед детьми общечеловеческие нормы нравственности, учим их азбуке морали. Общечеловеческую азбуку нравственности мы стремимся одухотворить гражданской активностью и самодеятельностью. Не просто знать, что такое хорошо и что такое плохо, а действовать хорошо во имя величия и могущества Родины, во имя дела Коммунистической партии.

...Усвоение молодым человеком общечеловеческих норм нравственности мы считаем очень важным этапом Формирования моральной культуры личности. Приучая детей соблюдать азбучные истины морали, мы добиваемся того, чтобы каждый ребенок мог счастливо жить и трудиться, воспитываем в нем первые гражданские побуждения, первую заботу об интересах коллектива, общества. В связи с этим важно единство разъяснения, внушения, убеждения, побуждения к деятельности. Общечеловеческие нормы нравственности становятся личной совестью человека лишь при том условии, если эта активная деятельность носят ярко выраженный характер общественных поступков. Учить жить в обществе, среди людей – это значит учить совершать общественные поступки, то есть учить выражать своим поведением отношение к людям.

NB. Василий Александрович смело провозгласил задачу нравственного воспитания своих питомцев на непреходящих общечеловеческих ценностях. Нравственное начало, по Сухомлинскому, должно пронизывать и цементировать все аспекты воспитательного процесса, все формы деятельности школьника. Усвоение моральной культуры, по его мнению, невозможно без освоения общечеловеческих норм нравственности – «азбуки морали» и в первую очередь таких, как любовь и сердечность, доброта и отзывчивость, щедрость души и бескорыстие и др. В Павлыше эти нормы усваивались через заботу о близких и окружающих, через формирование способности к сочувствию и сопереживанию.

Какие же общечеловеческие нормы нравственности мы раскрываем перед детьми как азбуку моральной культуры, как начальную школу гражданственности?

1. Ты живешь среди людей. Не забывай, что каждый свой поступок, каждое твое желание отражаются на окружающих тебя людях. Знай, что существует граница между тем, что тебе хочется, и тем, что можно. Проверяй свои поступки вопросом к самому себе: не делаешь ли ты зла, неудобства людям? Делай все так, чтобы людям, окружающим тебя, было хорошо.

Разъясняя это нравственное поучение, мы показываем на примерах, как вести себя среди людей: тебе чего-нибудь хочется, подумай, не причинишь ли ты людям неприятности, сделав так, как хочется. Вот, например, на аллее цветут розы, и тебе захотелось сорвать цветок. Подумай, что будет, если каждый ученик удовлетворит такое же желание. Цветущий куст превратится в оголенные прутья.

Детское сердце весьма чувствительно к внушению этих мыслей, детская душа глубоко переживает радость свершения добра для людей. Если подобное моральное поучение подкрепляется хорошими наставлениями, побуждениями к добрым делам для людей, в сердце с малых лет утверждаются внутренние духовные силы, ограничивающие желания и капризы. А это очень важно для формирования гражданской порядочности. Кто в детстве видит лишь себя и не видит людей, руководствуется исключительно своими желаниями и не хочет признавать интересов коллектива, тот вырастает себялюбцем, эгоистом. Уметь управлять своими желаниями – элементарное правило, первая строчка первой страницы букваря морального поведения. Крикливая, высокопарная фраза о морали непонятна ребенку. Поменьше этих фраз, побольше заботливой шлифовки человеческих поступков, оттачивания формирующихся привычек.

2. Ты пользуешься благами, созданными другими людьми. Люди дают тебе счастье детства. Плати им за это добром.

Прежде чем ребенок осмыслит, что он гражданин своего общества и что это возлагает на него большие обязанности, он должен научиться платить добром за добро. Его совесть не должна позволять ему быть только потребителем благ и радостей. И мы говорим нашим детям: «В тихий предрассветный час, когда вы еще спите, доярки давно уже работают на ферме – они готовят вам свежее, питательное молоко. Повар разжигает печку на школьной кухне, чтобы у вас был вкусный завтрак. Шахтер спускается в шахту, в забой и добывает там уголь, чтобы в классе, где вы занимаетесь, было тепло. В стужу и мороз тракторист едет на поле за кормом для коров, молоко которых вы пьете. Ваши отцы, матери ушли на работу, чтобы у вас были и одежда, и обувь, чтобы вы могли радоваться солнцу и синему небу. Вам щедро дают всякие блага, но и от вас ждут добра».

Мы учим детей, как делать добро людям. Мы говорим: «Вот место отдыха животноводов на ферме. Посадим здесь, дети, кусты роз и сирени, пусть это будет уголок красоты и радости для наших матерей и сестер». И когда малыши начинают сажать деревья, а в дальнейшем организуют уход за ними, этот их труд приносит им много радости, потому что он одухотворен благородными чувствами.

От одного доброго дела дети переходят к другому, потом к третьему; мы ведем их как бы по ступенькам лестницы нравственной культуры. И дети переживают искреннюю радость от возможности творить для людей добро. Повторяю, это чувство может утвердиться в сердце человека лишь тогда, когда он много раз пережил его в детстве.

3. Все блага и радости жизни создаются трудом. Без труда нельзя честно жить. Народ учит: кто не работает, тот не ест. Навсегда запомни эту заповедь. Лодырь, тунеядец – это трутень, пожирающий мед трудолюбивых пчел. Учение – твой первый труд. Идя в школу, ты идешь на работу.

Чтобы утвердить у детей привычку к труду, воспитать у них подлинное трудолюбие – как первый гражданский долг, мы создали в школе атмосферу труда и строгой непримиримости к лени, нерадивости, безделью, разгильдяйству. Маленький бездельник – это живучий корень тунеядства и паразитизма. Нельзя допускать, чтобы в обществе были маленькие бездельники. Понять ту истину, что жизнь без труда невозможна, ребенок может лишь тогда, когда он живет в коллективе радостями труда, а эти радости ни с чем не сравнимы. Напрягая свои силы, человек делает не то, что ему хочется, а то, что надо, и в конце концов, переживая радость за сделанное для людей, хочет делать то, что надо для общего блага. Уже в семь-восемь лет дети у нас закладывают маленькие сады и виноградники, превращают пустыри в цветущие уголки. Мы добиваемся, чтобы в 12–13 лет подростки уже видели сад, созданный их руками, – вот где источник радости труда. Так уже с детства они чувствуют себя тружениками. Каждый из них в годы отрочества и ранней юности видит в результатах своего труда, как в зеркале, самого себя – свое мастерство, силу воли, мысль, упорство, – и в сердце у него утверждается чувство: жить без труда невозможно. Передача другому, утверждение в сознании трудолюбия – процесс глубоко индивидуальный. Поэтому мы добиваемся, чтобы каждый ученик уже в годы детства воплощал в труд силы своей души, гордился тем, что он лично сделал: вырастил дерево, построил действующую модель машины для кабинета. Если этого не было достигнуто в детстве, начинать такое воспитание в годы отрочества и ранней юности в тысячу раз труднее. Азбука нравственности усваивается в детстве.

NB. Проблема единства нравственного и трудового воспитания, над решением которой работал В.А.Сухомлинский, поражает своей актуальностью, восхищает глубиной мыслей и оригинальностью практических подходов к ее решению.

Воспитать человека, влюбленного в свое дело, готового посвятить ему все свои творческие силы, своевременно найти, раскрыть и развить задатки способностей, распознать в каждом ребенке его призвание – вот главное в решении этой проблемы. Это возможно осуществить только при величайшем подвижничестве учителей, их влюбленности в свой труд. Успех обеспечивает беспредельная любовь учителя к детям, величайшая культура общения и сотрудничества с детьми, детское самоуправление, деятельность разновозрастных творческих и трудовых объединений детей. Нельзя решать эту проблему и без поддержки трудовых коллективов, родителей, специалистов сельского хозяйства, которые бескорыстно, так же как и учителя, должны отдавать свои знания и опыт детям.

4. Будь добрым и чутким к людям. Помогай слабым и беззащитным. Помогай товарищу в беде. Не причиняй людям зла. Уважай и почитай мать и отца – они дали тебе жизнь, они воспитывают тебя, они хотят, чтобы ты стал честным гражданином, человеком с добрым сердцем и чистой душой.

Утвердить в каждом человеке доброту, сердечность, отзывчивость, готовность прийти другому на помощь, чуткость ко всему живому и красивому – элементарная, азбучная истина школьного воспитания, с этой истины начинается школа. Бессердечность рождает равнодушие, равнодушие рождает себялюбие, себялюбие же – источник жестокости. Чтобы предотвратить бессердечность, мы воспитываем детей в духе сердечной заботы, тревоги, беспокойства о живом и красивом – о растениях, о цветах, о птицах, о животных. Ребенок, который принимает близко к сердцу, что в зимнюю стужу синичка беззащитна, и спасает ее от гибели, оберегает деревцо, этот ребенок никогда не станет жестоким, бессердечным и по отношению к людям. И наоборот, если маленький человек ломает, безжалостно уничтожает живое, прекрасное, он может стать маленьким тираном, издевающимся над близкими. Сколько таких тиранов встречается в жизни... Вот семилетний малыш собирается в школу; он никак не зашнурует ботинок, сердито рвет шнурки, бросает обувь. Ему хочется, чтобы мать встревожилась, обеспокоилась, даже заплакала... И когда он доводит мать до слез, то чувствует облегчение. Это и есть то «безобидное» тиранство, против которого надо тактично, чутко, но беспощадно бороться. Ребенок должен чувствовать, что у каждого человека есть сердце, которое надо беречь, что причинять ему боль – большое зло. Пусть детское сердце волнуется за судьбу живого и красивого; ему тогда будет чуждо порочное чувство сладостного удовольствия от мысли, что чье-то сердце страдает из-за него.

Мы добиваемся того, чтобы каждый ребенок заботился о цветах и растениях, о птицах и животных, о рыбках в аквариуме. Этот труд оттачивает сердечную чуткость, пробуждает желание делать добро. Мы побуждаем детей к проявлению заботы о людях, прежде всего о матери и бабушке, об отце и дедушке. В первый же день занятий мы рассказываем малышам – первоклассникам о том, как трудно бывает их родителям, какой нелегкий жизненный путь прошли их дедушки и бабушки. В этот же день ребенок сажает на домашнем приусадебном участке яблоню матери, яблоню бабушки, яблоню отца, яблоню дедушки. Он ухаживает за деревцами (конечно, об этом ему приходится часто напоминать, буквально вести за руку). Приходит день, когда на этих деревьях созревают плоды, ребенок несет их своим родным (этому тоже надо научить, тысячу раз напомнить). Если вам удалось добиться того, что эти мгновения стали для ребенка самыми радостными в его жизни, значит, вы вложили в его сердце нравственные ценности. Мы не верим в то, что нравственные пороки – это результат исключительно пережитков капитализма в сознании. Нравственные пороки появляются и там, где нет настоящего воспитания, где маленький человек растет как маленький божок, которому все дозволено, или, наоборот, как бурьян – его никто не учит ни хорошему, ни плохому. Чтобы не было плохого, надо учить только хорошему.

5. Не будь равнодушен к злу. Борись против зла, обмана, несправедливости. Будь непримирим к тому, кто стремится жить за счет других людей, причиняет зло другим людям, обкрадывает общество.

Мы видим важную задачу в воспитании гражданской непримиримости, активности в борьбе со злом, неправдой. Нельзя допускать, чтобы дети молчаливо взирали на расточительство, лень, нерадивость, бесчеловечность. Но поскольку носителями зла часто являются взрослые, воспитательная работа в этом направлении требует большого такта, вдумчивости.

В школе есть пионерский пост по охране зеленых насаждений. Это один из очагов гражданского воспитания. Если дети увидели, что взрослый уничтожает или хотя бы портит деревья, то борьба против этого зла не должна ограничиваться только разговорами. Детскому сердцу больно, если зло остается безнаказанным. Поэтому мы добиваемся, чтобы человека, причинившего зло, общественность заставила потрудиться – возместить причиненные им потери. Видя, что добро торжествует, дети с большим энтузиазмом включаются в труд для общества. Если ребенок возмущается злом, которое он увидел в жизни, высказывает свое негодование, – это хорошо. Но он должен также уметь делать добро, уметь утверждать в жизни добро своими поступками. В противном случае он может стать пустопорожним болтуном, краснобаем, демагогом, «разоблачителем», ничего не делающим для торжества добра и правды.

Такова азбука нравственной культуры, овладевая которой дети постигают сущность добра и зла, чести и бесчестия, справедливости и несправедливости. Одновременно с этими азбучными истинами мы постепенно раскрываем перед учащимися сущность и таких моральных ценностей, как любовь к Родине, героизм, стойкость, мужество в борьбе за свободу, честь, независимость, величие и могущество Родины. Мастерство и искусство воспитания заключаются в том, чтобы эти нравственные ценности раскрыть перед юными сердцами в ярких образах, захватывающих мысль и волнующих душу, пробуждающих стремление к нравственному идеалу. Verba docent, exempla trahunt, – говорит мудрая латинская пословица («Слова учат, примеры увлекают»). Мы добиваемся, чтобы мир нравственных богатств увлекал детей. Для воспитательных бесед мы используем наиболее яркие проявления духовной красоты, величия, мужества, верности народу и его идеалам.

NB. Выстраивая систему нравственного воспитания, педагог не ограничивался эпизодическими и разрозненными предложениями, замечаниями, а выдвинул в этой области целостную программу, имеющую принципиальное значение для формирования нравственного облика настоящего человека. Программа эта, в частности, предполагает усвоение учащимися таких общечеловеческих нравственных категорий, как счастье, свобода, честь, достоинство, долг, справедливость и др. Кроме того, в ней значительное место отводится знакомству с более частными понятиями, этическими нормами, правилами поведения и т.п.

Задача школы – на основе нравственных ценностей, созданных, добытых, завоеванных старшими поколениями, создавать реальные нравственные, высокоидейные, гражданские отношения в коллективе. Нравственные ценности должны стать личным духовным богатством каждого воспитанника. Это достигается при том условии, когда нравственная идея, раскрытая перед умом и сердцем воспитанника в ярком образе, пробуждает у него глубокие морально-эстетические чувства. Вот почему для бесед, имеющих своей целью донести нравственные ценности нашего общества и всего человечества до сознания и сердца учеников, мы выбираем такие факты, ситуации, взаимоотношения между людьми, которые удивляют, изумляют детей величием, красотой того, что совершил человек во имя общего блага.

У нас создана своеобразная хрестоматия моральных ценностей – описание подвигов, совершенных людьми, верными своей Родине, идеалам трудового народа, своим убеждениям. Являясь итогом многолетнего труда, эта хрестоматия включает моральные ценности, созданные человечеством с древнейших времен до наших дней, но главное место в ней, конечно, занимают страницы, отражающие героическую борьбу нашего народа за освобождение от эксплуататоров, за свободу и независимость нашей Родины в годы революции, гражданской и Великой Отечественной войн. Яркие страницы хрестоматии моральных ценностей посвящены людям труда, чей героический подвиг особенно важно раскрыть перед сознанием молодого поколения, для того чтобы убедить, что величие человека раскрывается не только в исключительных обстоятельствах. На примерах жизни и борьбы лучших сынов и дочерей нашей Родины мы учим наших питомцев быть настоящими гражданами.

Мы добиваемся, чтобы наши воспитанники стремились делать свою жизнь похожей на жизнь тех людей, которые в труде для народа видят честь, достоинство, личную гордость. Перед каждым поколением подростков, юношей и девушек мы раскрываем страницы хрестоматии нравственных ценностей, посвященные выдающемуся строителю-электросварщику дважды Герою Социалистического Труда Алексею Улесову. Этот человек построил за свою жизнь несколько городов. Мы стремимся донести до каждого юного сердца слова Алексея Улесова из его письма нашим школьникам: «Стоит только раз в жизни ощутить счастье того, что ты творец на земле. Стоит раз увидеть, как вырастают и заселяются твои дома, как твоя электростанция, твой первый агрегат дадут ток. Или – как уже идет по земле твой канал, в твой детский сад пошла ребятня. Для меня это такое чувство, что никакая премия или слава его не перекроют».

Одна из страниц хрестоматии посвящена знатному животноводу нашей страны Станиславу Ивановичу Штейману. Наших воспитанников восхищает, изумляет жизненный путь этого человека: батрак-пастух в селе Караваево в первые годы Советской власти, никогда не учившийся за партой, детство его было очень трудным, он стал доктором наук, вывел новую породу коров. Слова, написанные этим ученым, вышедшим из народа, его обращение к молодежи мы стремимся вложить в каждое юное сердце как огромную нравственную ценность:

«Большую часть своей жизни я провел на скотных дворах и в телятниках. Но когда вспоминаю свою прожитую жизнь и работу, мне кажется, что, подобно путешественнику, я не раз пробирался неведомыми тропами, не раз чувствовал себя альпинистом, который взбирается на могучие вершины».

Несколько десятков страниц нашей хрестоматии нравственных ценностей посвящены людям, которые, подобно Алексею Мересьеву, преодолев свои недуги, проявляют подлинное духовное мужество, достигают выдающихся успехов в труде, в интеллектуальном и эстетическом творчестве. Жизнь и трудовые подвиги этих людей исключительно сильное, незаменимое в своем роде средство формирования убеждения, что нравственность, сила духа – это стержень гражданственности. Это также средство своеобразной духовной встряски слабых, нерешительных, безвольных и просто ленивых, средство пробуждения голоса совести и стимул первых шагов самовоспитания.

Мы добиваемся, чтобы подростки, юноши, девушки задумались над судьбой этих людей, сравнили с ними свою силу воли и настойчивость в преодолении трудностей. Вот страница об Иване Молдавском. Он потерял на фронте обе руки и левую ногу, но не пал духом: окончил среднюю школу, потом институт, стал агрономом – работает в Одесской области [4].

Григорий Змиенко лишился обеих ног. Он нашел в себе мужество снова вернуться в строй тружеников: работает трактористом в селе Петропавловка Харьковской области [5].

Тракторист Каргинской МТС Ростовской области Дмитрий Кружилин, спасая ребенка, лишился обеих рук. Он нашел в себе силу духа возвратиться к труду: снова работает на тракторе, своими руками, как он пишет в письме нашим ученикам, ремонтирует машину [6].

Инженер завода «Азовсталь» Василий Воропаев, спасая от увечья молодого рабочего, лишился зрения. Слепой инженер остался в строю. Он написал диссертацию и защитил ее [7].

 «Я не мыслю жизни без борьбы за счастье людей, за коммунизм», – эти слова из письма инженера Воропаева мы написали под его портретом, а портрет повесили рядом с партой семиклассника Виктора С. – «безнадежного лодыря», как говорили о нем некоторые учителя. В жизни Виктора С. произошел перелом, на который мы обычно и рассчитываем, когда раскрываем перед слабыми, безвольными, нередко избалованными бездельем в семье учениками нравственную ценность – духовную стойкость, мужество. Подросток буквально взял себя в руки: составил жесткий режим труда, заставил себя не вставать из-за стола, пока не выполнена запланированная на день работа.

Рассказывая коллективу о силе духа этих людей, мы пробуждаем коллективное восхищение, воодушевление подвигом, и лодырь чувствует себя посрамленным, он сгорает от стыда, хотя о нем прямо в рассказе воспитателя и не говорится, но по существу весь рассказ – это непосредственное обращение к нему. Как можно меньше прямых обвинений в лени, нерадивости, вообще в безнравственности, такие упреки приносят очень мало пользы по сравнению с тем влиянием, которое оказывает на человека положительный пример.

Людям, которые являются образцом гражданского служения Родине, мы посвящаем комсомольско-молодежные вечера. Они так и называются: «Учись быть настоящим гражданином».

NB. В каждом наследии самым ценным является то, что востребуется через годы. В творчестве В.А.Сухомлинского это его идеи о воспитании в человеке высших общечеловеческих нравственных ценностей. Павлышский ученый открыл в педагогике целый мир нравственных объектов (дотоле крайне мало исследованных), без которых сегодня невозможно уже представить себе теорию воспитания. Разумеется, яркая и мощная гуманистическая проповедь, звучащая со страниц практически всех трудов педагога, на первый взгляд не согласуется с такими понятиями, как, например, ненависть к классовому врагу и т.п. Конечно же, это обстоятельство в определенной мере лишает концептуальные позиции новатора желательной целостности и логической непротиворечивости. И вместе с тем, несмотря на известные слабости, его педагогическое творчество в области нравственного воспитания представляет собой глубокий прорыв. Хотя бы уже тем, что в нем эта сфера предстает во всей своей полноте, без каких-либо ограничений и табу. При этом доминирует гуманистическая струя, трактуемая не в плане «воинствующего социалистического гуманизма» (хотя сентенции такого рода также имеют место), а в духе подлинного человеколюбия.

Нравственные, гражданские, идейные ценности – непреходящее и ничем не заменимое средство воспитания. Вместе с тем воспитание на гражданских, духовных ценностях является очень действенным средством самовоспитания юношества. Постигая гражданское мужество, долг перед Родиной, юный гражданин учится измерять себя высшей меркой морального достоинства. Он как бы видит себя глазами общества, вдумчиво и требовательно анализирует свои поступки, свое поведение. Однако эффективность этого средства всецело зависит от того, как мысли и чувства юношества связываются с активной деятельностью, на каком гражданском поприще чело век раскрывается как патриот, как борец за идеи коммунизма.

NB. Работы В.А.Сухомлинского убеждают, что даже там, где он остается в рамках традиционных понятий, не внося, казалось бы, ничего нового в существующие нравственные формулы, он во многих случаях наполняет их новым содержанием, предлагает качественно иную интерпретацию, носящую подлинно гуманистический характер. В качестве примера такого рода модификаций нравственных категорий можно сослаться на предложенную педагогом трактовку известной формулы о примате коллективных интересов по отношению к интересам личным, индивидуальным. Эта формула считалась, как известно, непреложной истиной. Однако павлышский новатор внес в нее существенный корректив: не подчинение личных интересов коллективным, а их слияние, органическое единство. Такая постановка вопроса требует от воспитателя совершенно иной тактики – отказа от грубого давления на ученика под тем предлогом, что данное требование вытекает из интересов коллектива, общества и перехода на своих коллег и т.п. Главная идея, которую развивает педагог, – это идея величия Человека.

 

Слово учителя о нравственном воспитании

Слово учителя – ничем не заменимый инструмент воздействия надушу воспитанника. Искусство воспитания включает прежде всего искусство говорить, обращаться к человеческому сердцу. Я твердо убежден, что множество школьных конфликтов, нередко оканчивающихся большой бедой, происходит от неумения учителя говорить с учениками.

Стала тривиальной истина, что влияние личности учителя на воспитанника ни с чем не сравнимо и ничем не заменимо, но повторяющие эту истину редко отдают себе отчет в том, что личность учителя раскрывается перед учеником в единстве слова и поведения. Педагог в слове выражает себя – свою культуру, свою нравственность, свое отношение к воспитаннику.

Главное, что определяет эффективность слова учителя, – честность. Ученики очень тонко чувствуют правдивое слово, чутко откликаются на него. Еще тоньше чувствуют дети неправдивость, лицемерие.

Существенное значение имеет и эмоциональная культура воспитателя – составная культуры педагога как личности. Подлинный мастер-воспитатель дает нравственную оценку поступкам, поведению учеников не специально подобранным острым, «крутым» словцом, а прежде всего эмоциональным оттенком обычных слов. Возьмем фразу: «Как нехорошо ты сделал...» Эти слова, сказанные одним учителем, пробуждают у воспитанника глубокие угрызения совести, даже смятение, сказанные же другим, они не пробуждают никаких чувств, воспринимаются равнодушно. Первый учитель, скажем мы, отличается эмоциональной культурой. Этому невозможно научиться специально, она теснейшим образом связана с культурой нравственной, с человечностью, с чуткостью души. У второго учителя слово обесчеловечено, и его пустоту учитель часто стремится возместить криком. Сколько в школах «воспитателей», владеющих лишь одной нотой эмоциональной гаммы – возмущением! Они достойны глубокого сожаления. Их воспитательное воздействие на учащихся равно нулю.

Условие действенности слова воспитателя – широкое содержание, разнообразие целей обращения педагога к воспитаннику. Педагогическое бескультурие зачастую выражается в том, что воспитатель знает лишь две-три цели словесного обращения к питомцам – запрет, разрешение, порицание. У мастера-воспитателя обращение к воспитаннику имеет множество целей, и одна из самых частых – разъяснение нравственной истины, понятия, нормы. При этом добиться желаемого эффекта можно, лишь зная, чувствуя отношение своих воспитанников к хорошему и плохому в самих себе, их способность критически относиться к собственным недостаткам. Опытный воспитатель, разъясняя нравственное понятие, всегда обращается непосредственно к внутреннему миру воспитанника, стремится добиться того, чтобы его питомец анализировал какой-то свой поступок, какую-то черту своего поведения, увидел себя глазами других людей.

Внушение требует от воспитателя огромной затраты духовных сил. Условие внушения – органическое единство глубокой веры учителя в то, что он говорит, правдивости его идеи и яркости, силы, выразительности слова. Опытный воспитатель прибегает к внушению не часто, опасаясь авторитарности. Гораздо чаще он воздействует убеждением – логическим доказательством истинности той или иной нормы, того или иного положения. Воспитателю надо знать, как убеждать малышей и как подростков, юношей и девушек. Если маленький школьник охотней всего берет истину из яркой жизненной истории, то для подростка и тем более юноши путь к убеждению лежит через философствование, раздумье, размышление.

Педагог, обладающий высокой педагогической культурой, учит размышлению вслух, он делится с юношами и девушками своими сомнениями, обращается к ним за советом, приглашает к совместным раздумьям. Слово такого учителя непринужденно, задушевно, оно утверждает атмосферу доверия, чистосердечности, общности. В разговоре педагога с учащимися утверждается единство взглядов на добро и зло, на нравственные ценности; такой разговор приближает воспитателя к воспитанникам, всякая же попытка войти в духовный мир воспитанников хитростью, «через задворки», разыграть близость с воспитанниками обычно терпит провал. Моральное право на задушевную откровенность питомцев имеет только тот, кто уважает и любит их, верит в доброе начало в каждой юной душе, непримирим ко всему показному, фальшивому, лицемерному.

Эффективный прием нравственного воспитания учащихся – введение их в мир борьбы нравственных идей, сократический, мы бы сказали, прием активизации мышления подростков путем выявления противоположных идей, тенденций. Этот прием пользования словом очень важен в обучении, но нужен и важен и в области нравственного воспитания.

Приемом побуждения воспитателю легко проверить свое педагогическое мастерство, самого себя. Он побуждает питомцев к творческому выполнению той или иной работы, к преодолению трудностей, к длительному сосредоточению волевых и умственных сил на достижение цели, товарищескую взаимопомощь и т.д. В основе побуждения почти всегда лежит непосредственное обращение к чувству собственного достоинства, к здоровому самолюбию школьника. Но это обращение не должно превращаться в захваливание, – надо очень тонко, незаметно пробудить у воспитанника желание утвердить свое достоинство. Ни в коем случае не должны быть предметом похвалы проявления элементарной моральной культуры; большую ошибку допускают отдельные воспитатели, представляя как доблесть готовность прийти на помощь человеку и т.п. Хвалить надо лишь в том случае, если ученик поднялся над требованиями азбуки моральной культуры.

Похвала, поощрение ученика, коллектива – очень большая воспитательная сила: возрастает чувство собственного достоинства поощряемых, у них возникает желание поступить еще лучше. Совершенно недопустимо поощрять коллективы и отдельных учащихся, которые являются «лучшими среди плохих».

Педагог должен быть не только добрый, чуткий, но и строгий, непримиримый к лени, лжи, лицемерию, бесчеловечности. Если приходится иметь дело с личностью развращенной, бравирующей своей безнаказанностью, не желающей выполнять элементарные нормы поведения, надо со всей решительностью браться за инструмент, к которому в воспитании прибегают не так часто, – за принуждение.

Жан Жак Руссо писал, что верный способ испортить человека – это дать ему все и не требовать с него ничего: «тогда тиран будет к вашим услугам». Одной из истин педагогической мудрости, уходящей корнями в многовековой опыт трудового народа, является положение: чем больше человеку дается, тем больше с него надо спрашивать. Эту истину необходимо претворить в нормы и правила школьной жизни, претворить в отношениях между младшим и старшим поколениями. Но надо еще раз напомнить о том, насколько это острый и небезопасный инструмент воспитания – принуждение, проявление власти человека над человеком. Выполнение учеником своего долга перед обществом – это прежде всего учение, овладение знаниями. Не так легко понять ребенку, что хорошим учением он возвращает обществу то, что оно дает ему. Вот эту мысль и надо глубоко внушить маленькому человеку с тем, чтобы и до вступления в пору отрочества он уже постигал, чувствовал гражданский смысл своего учения, труда. Без этого он не поймет и смысла принуждения. Кроме того, очень важно различать, где кончается неумение учиться и начинается нежелание. В подавляющем большинстве случаев первой причиной лени, нерадивости является неумение учиться. Того момента, когда неумение перешло в нежелание, учитель уже и не помнит. Перед ним, по его убеждению, законченный лодырь, но если разобраться в истоках явления, то окажется, что в корне зла – беда, которую своевременно не мог понять учитель. Вот почему принуждение нельзя рассматривать как метод, независимый от других методов, сторон, аспектов воспитания.

Наказание – не только крайняя форма принуждения, это также одна из форм гражданской оценки поведения человека. Наказание перевоспитывает лишь тогда, когда в чем-то убеждает, заставляет задуматься над собственным поведением, над отношением к людям. Мы рассмотрим только такую форму наказания, как порицание.

NB. Павлышский педагог, памятуя мысль Ф.М.Достоевского о том, что наказания освобождают человека от мук совести, строил свою воспитательную систему без наказаний. Он был сторонником научения ребенка оставаться самому наедине со своей совестью. Человек должен сам быть судьей своего поведения и поступков. И в этом педагог видел власть человека над человеком.

Воспитательная сила порицания учителя зависит от его моральных качеств, от его тактичности, авторитета. Какой бы резкой ни была оценка поведения ученика, опытный воспитатель никогда не допускает уничтожающей оценки. В умном порицании всегда есть оттенок удивления: «Я никогда не ожидал от тебя такого поступка, я считал и продолжаю считать тебя лучше, чем ты сам заявляешь о себе своим поступком». Эти слова не произносятся, но обязательно «читаются между строк» – в этом как раз и заключается искусство порицания. Если же воспитатель вместо тонкого, умного порицания «практикует» ругань, оскорбляет достоинство школьника, это вызывает ожесточенность, отчаяние, злобу и замкнутость, отношение к воспитателю как к враждебной силе. Искусство порицания состоит в мудром сочетании строгости и доброты: ученик должен почувствовать в порицании педагога не только справедливую строгость, но и человеческую заботу о себе.

Выражение недоверия – один из острейших инструментов воспитания. На применении его быстрее всего и испытывается педагогическая культура воспитателя. Недоверие может оказать нужное педагогическое воздействие лишь при строго индивидуальном его применении. Недопустимо выражение недоверия к нескольким ученикам, а тем более ко всему коллективу.

Есть несколько оттенков недоверия. По отношению к ученику, совершающему неблаговидные поступки по ошибке, по неосмотрительности, в силу беззаботности и легкомыслия и совершавшему их уже не раз, изредка можно применить «предупреждающее» недоверие.

Бывают случаи (в хороших школах – очень редкие), когда отдельные школьники грубо нарушают дисциплину, хорошо понимая при этом сущность своих поступков. Если ко мне в школу приходит из другой школы такой ученик, я излечиваю его осуждающим недоверием, сочетая его с другими очень эффективными методами воспитания – усиленным контролем, надзором, принуждением. Все это применимо, повторяю, по отношению к тем ученикам, у которых в силу сложившихся дома обстоятельств и в силу многочисленных ошибок, допущенных школой, извращены представления о добре и зле, до крайности развился эгоизм, совершенно притуплена способность переживать душевные движения других людей. Осуждающее недоверие заключается в том, что коллектив не доверяет ученику деятельности, связанной с созданием тех или иных благ для коллектива, выполнения обязанностей, имеющих характер почетного долга. Я применял это средство к одному семикласснику, только что пришедшему в нашу школу, при следующих обстоятельствах.

Весной класс закладывал «Сад Матери». Девяти мальчикам (всем мальчикам класса) предстоял нелегкий, но почетный труд: пойти в лес, накопать саженцев липы для посадки в торжественный день. Я почувствовал, что Андрей К. сейчас скажет: «А я не пойду, не хочу». И я поспешил сказать то, что ошеломило подростка: «Этот труд настолько почетен, что доверить его можно не каждому. Тем, для кого нет ничего святого, мы не можем доверить самого тонкого, самого нежного – жизни дерева, которое высаживается на память о матери. Вы хорошо понимаете, о ком идет речь, и, думаю, одобряете меня». Взоры всех учеников обратились к Андрею. В глазах товарищей он увидел осуждение. Все еще хорошо помнили, как несколько дней назад подросток глубоко оскорбил святое имя – мать. Андрей попытался напустить на себя равнодушие, но это ему не удалось. Мои слова как-то выбили его из колеи. Надо сказать, что после этого случая он стал не таким дерзким.

Недоверие как метод воспитания теряет всякий смысл и превращается по результатам в свою противоположность, если не поддерживается, не одобряется коллективом. Прежде чем прибегнуть к этому методу, воспитатель должен длительное время готовить морально коллектив. Эта подготовка заключается прежде всего в воспитании непримиримости, нетерпимости к безделию, тунеядству, недисциплинированности, расхлябанности.

Запрещение – при умелом применении весьма нужный и эффективный прием воспитания. Запрещением, – если за ним стоит необходимый моральный авторитет запрещающего, – предотвращаются многие беды – «прожигание» жизни, необоснованные претензии юнцов на жизненные блага, не заслуженные личным трудом... Ведь желания незрелого человека можно сравнить с побегами на маленьком плодовом дереве: на нем распускается множество ростков, и часть из них – «дикие», так называемые « волчки»; садовод их срезает, оставляя только плодоносные побеги. Так и с человеческими желаниями в детстве и отрочестве: школьнику хочется очень многого, его желаниям нет конца. Но если дать волю всему, что зеленеет, плодовое дерево одичает, обильная поросль «волчков» забьет плодоносные ветви. Если старшие стремятся удовлетворять любое желание ребенка, вырастает капризное существо, раб прихотей и тиран ближних. Воспитание желаний – тончайшая, филигранная работа «садовода» – воспитателя, мудрого и решительного, чуткого и безжалостного. Он умело срезает «волчки», оставляя ростки, которые дадут плоды.

Это один из важнейших участков совместной работы школы и семьи – воспитание желаний. Пожалуй, решающим в воспитании желаний является ограничение, запрещение. В детские и отроческие годы воспитанник должен, и не раз, убедиться на опыте в том, что есть такое серьезное слово «нельзя». Мы стремимся к тому, чтобы дети соразмеряли свои желания с возможностями родителей. Скромность заставляет подростка, юношу, девушку отказываться от тех материальных и духовных благ, которые готовы предоставить в их распоряжение родители, нередко отказывая себе в самом необходимом. Воспитание скромности – важнейшая задача в системе нравственного воспитания. Скромность невозможно сформировать в человеке изолированно от других качеств; скромность, умеренность доступны лишь тому, для кого труд стал выражением личности, сферой духовной жизни. Почувствовать аморальность прихоти маленький человек может только при условии, что его чувство собственного достоинства развивается на основе труда, создающего радость для других людей. Тот, кто ничего не дает людям, не знает удержу своим желаниям. Тот же, кто трудится охотно и сознательно, обычно умеет умерять свои желания и требования, относится к жизни не потребительски, ему уже можно доверить определение меры благ для себя.

Доверие – наиболее понятное воспитаннику любого возраста выражение уважения к его человеческому достоинству. Не говоря ни слова о признании нравственных качеств своего питомца, воспитатель, оказывая доверие, не только заявляет об этом признании, но и как бы открывает перед питомцем перспективу дальнейшего морального развития, – он выражает уверенность, что человек, уже обладающий определенными моральными богатствами, завтра будет иметь новые.

Немыслимо пользоваться методом выражения доверия и недоверия без глубокого знания индивидуальности каждого питомца, без глубокой веры в добро. Этот острейший инструмент полезен лишь при условии безошибочного его применения. Если педагог, зная понаслышке о блестящих результатах проявления доверия к воспитательной системе А.С.Макаренко, решает: сделаю и я так, авось что-нибудь получится, – ученик почувствует, что воспитатель делает из него игрушку; такое «доверие» оборачивается для педагога самым неожиданным результатом: воспитанник становится замкнутым, настороженным, недоверчивым и озлобленным, он болезненно воспринимает доброе слово.

Выражение доверия – свежий ветерок, раздувающий слабенькие, иногда едва тлеющие огоньки совести воспитанника. Если воспитатель правильно выбрал, определил ситуацию для выражения доверия, то в результате воспитанник как бы обращает взгляд на себя, видит, оценивает добро и зло в самом себе, у него пробуждается горячее стремление утвердить в себе добро, предстать перед людьми лучшим, и это стремление является движущей нравственной силой.

Искусство оказания доверия требует от воспитателя, чтобы он выражал своим доверием прежде всего оценку доброго начала в человеке, как бы забывая о зле. Признаком дремучего педагогического невежества является то, что отдельные воспитатели, оказывая доверие, напоминают воспитаннику: за тобой числится много грешков, я об этом помню, но вот, видишь, доверяю тебе; значит, я добрый человек, так будь же и ты хорошим... Подобные слова учителя – соль на рану в человеческом сердце: воспитанник чувствует, что педагог придумал свой фокус с доверием только для того, чтобы усилить контроль. И он чаще всего отвергает попытку учителя. То, что школьник оправдал доверие, ни в коем случае не может быть предметом похвалы, поощрения, вообще усиленного внимания со стороны воспитателя, ученического коллектива.

Большого такта и осмотрительности требует выбор дела, в котором выразится доверие к воспитаннику. Это дело должно быть настоящей самопроверкой, испытанием совести; пусть ученик раскроет в нем свои волевые силы.

* * *

Мастерство, искусство применения слова воспитателем сказывается в том, что он создает для школьников атмосферу, насыщенную душевностью, атмосферу исканий, открытий не только научных, чисто познавательных, но и этических, эстетических. И эта атмосфера в школе – начало морального развития, побуждение к развитию. В конце концов, именно от слова педагога зависит создание в школе обстановки, способствующей воспитанию любви к знанию, чтению, художеству, музыке... Правда, здесь необходимы и материальные факторы, но слово педагога, слово, отражающее его живые духовные привязанности и потребности, – это первое.

А самая главная духовная потребность, которую следует воспитывать у ученика, без которой нельзя представить полноценного его воспитания, – это потребность в человеческом общении, в духовной общности, в настоящем товариществе. Воспитатель, заботящийся о полноте духовной жизни питомца, заботится об интеллектуальной основе повседневного общения школьников между собой. Учитель может считать большим успехом своей воспитательной работы то, что уже в годы раннего отрочества его воспитаннику хочется встретиться со своим ровесником не только для игры и развлечений, но и для того, чтобы поделиться мыслями об интересной книге, о явлении, на которое он натолкнулся в жизни. К этому не побудишь парой советов и пожеланий – это зависит от общей направленности жизни школьников, от того, какое место в их внутреннем мире занимают размышления, насколько проникнуто их учение исследовательским подходом. Но и это последнее, в свою очередь, все-таки упирается в слово педагога, за этим стоит повседневная его работа, его воспитывающее, горячее, умное слово.

Творческое слово воспитателя рождает творчество учащегося. То зернышко творческой мысли, из которого произрастает поросль творческого труда, часто сеет именно слово учителя.

У настоящего воспитателя главной силой, объединяющей коллектив, является постоянный обмен духовными богатствами – знаниями, умениями. Первое условие этого: учитель не только дает знания, но и воспитывает жажду знаний. Второе условие – постоянное интеллектуальное общение учителя со своими питомцами:

знания, проблемы жизни становятся предметом личных бесед, споров, раздумий учащихся. Все это – фон, на котором раскрывается индивидуальная «творческая жилка» каждого воспитанника. От тонкости учителя зависит подметить в каждом воспитаннике «творческую жилку», открыть ее, поощрить ее «разработку».

Желание быть первым в учении, в творческом труде – благородная человеческая черта, которую следует всячески развивать у питомцев. Наш педагогический коллектив стремится к тому, чтобы каждый воспитанник на определенном этапе своего духовного развития пережил ни с чем не сравнимую радость первенства. Каждому нужна моральная поддержка, а особенно тем, кто в силу самых разнообразных обстоятельств чувствует себя посредственностью. В школе не будет ни одной посредственности, а значит, и в жизни не будет ни одного несчастливого человека, если мудрость воспитателя «докопается» до «творческой жилки» в каждом воспитаннике и если его умело сказанное слово пробудит к жизни творческие способности.

Для воспитателя, который стремится совершенствовать свое мастерство, длительность, непрерывность наблюдений над одним воспитанником, над классным коллективом имеет большое значение.

И снова мы возвратимся к условию действенности слова, да и любого приема педагога, о котором говорили вначале: каждое слово, каждый поступок педагога должны отражать его личность, его нравственность, человечность, доброту, правдивость... С учителя начинается, по сути, познание ребенком мира человека; легко понять, что значит при этом пример учителя. Большое духовное богатство надо иметь воспитателю, чтобы постоянное самовыражение его личности действовало на ученика как стимул к самоусовершенствованию. Сколько бы хороших слов ни произносил учитель, они останутся для воспитанников пустым звуком, если в жизни своего наставника они не увидят воплощения всех этих слов и призывов. Быть личным примером для своих учеников – значит прежде всего повседневно общаться с ними вне уроков. У настоящего учителя-воспитателя тянутся десятки тончайших ниточек от урока к товарищеской беседе, к спору, к разговору о книге...

Народное образование, 1967, № 12

 

NB. Секрет успешной работы Павлышской школы был не во внешнем блеске, а в глубоком проникновении педагогического коллектива в психологию ребенка, в его внутренний мир, в том, что организационно-методологической основой ее учебно-воспитательного процесса была система органически целостная и гармоничная, гибкая и динамичная. У Сухомлинского все было подчинено общей целостной системе функционирования школьного организма. И вместе с тем каждая составляющая этой общей системы также носила системный характер. Его заботил вопрос, чтобы все, что делалось в школе, было направлено на ребенка, на раскрытие его индивидуальности, полностью реализующей все свои задатки. И порой то, что у других ускользало, у павлышского новатора работало действенно, как важное звено его педагогической системы.

 

О воспитании совести

1. Воспитание совести – одна из тончайших сфер процесса формирования духовного мира человека, ибо здесь мы имеем дело с внутренним миром личности, с чувствами, мотивами поведения. Первоисточником, побудительным толчком каждого поступка человека являются внутренние духовные силы – убеждения, эмоции. Совесть – это эмоциональная и моральная оценка человеком собственного поведения, поступков, как хороших, так и плохих. Нам, педагогам, нужно глубоко осмыслить ту истину, что без совести нет морально воспитанного человека. Совесть – это переживание и осознание ответственности за свое поведение перед людьми и перед самим собой.

2. Моральные понятия (о добре и зле, чести и бесчестии, справедливости и несправедливости) могут быть хорошо понятыми, «усвоенными», но это еще не значит, что они превратились в глубоко внутренние личные стремления, желания, т.е. стали личной совестью, потому что совесть – это прежде всего желания, стремления творить добро, видеть себя хорошим. Пятнадцатилетний подросток Ч. вчера на уроке говорил, отвечая на вопрос учителя, об уважении человека к человеку, он прекрасно «усвоил» эту истину, а сегодня залез в сарай к соседу, украл кролика. Он с хорошо поставленной интонацией выразительно читал стихотворение, в котором повторяются слова «человек человеку – друг, товарищ и брат» и сразу же после этого украл у товарища варежки. Моральная образованность, знание нравственных понятий – это еще не воспитание совести.

3. Нравственное воспитание резко отличается от обучения тем, что, обучая, мы сразу же можем получить информацию о том, как знания усвоены. Воспитывая же, мы не знаем, не можем сразу видеть, как наше влияние трансформируется во внутреннем духовном мире личности. Большим недостатком практической воспитательной работы является то, что часто мы видим воспитательную цель в том, чтобы донести моральные истины до сознания учащихся, сделать их предметом мысли. Это очень важная часть воспитания, но с этого воспитание только начинается.

4. Воспитательная цель этой тончайшей сферы – воспитания совести – состоит в том, чтобы моральная истина стала личным стремлением, желанием. Совесть как чувство моральной ответственности воспитывается и выражается, раскрывается и формируется только в деятельности, поведении, в обстановке, при которой моральная истина становится личной точкой зрения, линией поведения. Совесть проявляется (и вместе с тем и воспитывается) тогда, когда поведение человека никто не проверяет, не контролирует. Совесть состоит в том, что человек проверяет себя, контролирует себя. У нас за последний год было более десяти таких фактов, когда ученик нашел (в классе, во дворе) значительную сумму денег, взял и принес в учительскую, отдал учителю, а позже нашелся владелец этих денег. Случаев воровства было гораздо меньше, нежели таких проявлений добросовестного выполнения своего долга перед людьми. Именно как к выполнению своей обязанности и нужно относиться к таким фактам проявления совести. К сожалению, иногда бывает так, что обыкновенное выполнение обязанностей расхваливается как доблесть. Вот, например, однажды в районной газете была помещена следующая заметка (в рукописи текст заметки отсутствует. – Прим. публ.).

NB. Многолетняя педагогическая практика убедила В.А.Сухомлинского и в том, что самовоспитание не состоится и без развитости совести. Ибо последняя является внутренним регулятором поведения и поступков человека. При этом, предостерегал педагог, надо помнить, что моральная образованность, знание нравственных понятий – это еще не воспитание совести, «совесть как чувство моральной ответственности воспитывается и выражается, раскрывается и формируется только в деятельности, поведении, в обстановке, при которой моральная истина становится личной точкой зрения, линией поведения». Уроками самовоспитания считал В.А.Сухомлинский ситуации, когда единственным побудителем и повелителем поведения воспитанника выступает его собственная совесть.

Это ущемление человеческого достоинства. Такого унижения в школе не должно быть. От этого нужно оберегать человека.

5. Важно, чтобы человек делал добро и поступал справедливо из внутренних побуждений, а не ради похвалы. В связи с этим недопустимы организация соревнований и конкурсов, где показателями, по которым оценивается победитель, являются хорошие поступки. (Это остро критикуется в стихотворении А.Барто «Три очка за старичка».) Дело дошло до того, что в походах юных следопытов стали называть победителем того, у кого больше писем от ветеранов войны, от Героев Социалистического Труда и т.п. Эти уродливые явления должны нас настораживать.

6. С учащимися необходимо организовывать беседы на темы: «Что такое совесть?», «Что значит жить по совести?», «Что значит учиться на совесть?», «Совесть – мать всех добродетелей», «Умей судить себя».

Пусть ученики запишут в свои записные книжки пословицы: «Совесть хоть и без зубов, а грызет», «Кто застенчивый, тот и совестливый», «За честь и совесть – хоть голову на плаху», «У кого совесть чиста, у того и подушка под головой не вертится», «Черной совести и кочерга виселицей кажется», «Искушение манит, а совесть молчит», «К костюму совести не пришьешь», «Без разума совесть слепа», «Хоть кошелек пуст, да совесть чиста».

Пусть ученики запишут высказывания выдающихся людей о совести: «Берегись всего, чего не одобряет твоя совесть» (Л.Н.Толстой), «Войдем в зал суда с мыслью, что мы виноваты» (Ф.М.Достоевский), «Совесть никогда не враждует с убеждением ни с истинным, ни с ошибочным» (В.Г.Белинский), «Лишь тот, кто покрыл себя броней лжи, нахальства, беззастенчивости, не содрогнется перед судом совести» (А.М.Горький), «Высший суд – суд совести» (А.С.Пушкин), «Да, жалок тот, в ком совесть не чиста» (А.С.Пушкин), «Совесть – самая лучшая нравственная книга из всех, которыми мы обладаем: в нее следует чаще заглядывать» (Б.Паскаль).

Но с этого воспитание и самовоспитание только начинается.

7. Когда-то людей пугали страшным судом: там все выяснится, все потаенное станет ясным, Бог обо всем знает и за все воздаст. Для верующих этот источник совести имел огромнейшее значение – не для лицемеров типа Иудушки Головлева, а для верующих, таких, как Екатерина (А.Н.Островский «Гроза»). Этим источником совести никак нельзя пренебрегать, изучая совесть в историческом и психологическом плане. Если верующий боялся чего-то, то теперь, когда нет веры в Бога, человек тоже должен чего-то бояться, что-то для него должно быть святым, нерушимым. Мы добросовестно боремся против религии, учим человека, что ему бояться нечего, что ничего сверхъестественного, чего надо бы бояться, нет, но если этим только ограничится воспитание, то из человека можно воспитать дикаря, потому что первобытный дикарь был материалистом, он не верил ни в каких богов. Задача очень тонкая и сложная. Она состоит в том, чтобы для человека было что-то святое и нерушимое. Этим святым и нерушимым должны быть нравственные человеческие ценности, накопленные, добытые, усвоенные, выстраданные людьми на протяжении тысячелетий истории человеческого общения. Святым и нерушимым для человека должны быть сам человек, его честь, достоинство, красота. «Человек – это бог, если только он человек, и если он бог, то он на самом деле прекрасен», – писал видный немецкий поэт XVIII–XIX вв. Гёльдерлин. В этих словах – глубокий смысл.

8. Воспитывать совесть у человека – это прежде всего раскрывать перед нашими воспитанниками то прекрасное, что есть в человеке и что способно пробудить у каждого подростка, юноши, девушки желание быть настоящим человеком. Был в моей практике такой случай. Прочли мы в классе стихотворение Виктора Гюго «Стреляйте, я пришел». Стихотворение так потрясло детей, что один 12-летний мальчик, Коля О., после занятий, когда я остался один в школе, пришел ко мне и сказал: «Я рвал в саду яблоки, больше этого никогда делать не буду» (из доклада директора школы В.А.Сухомлинского). Каждый классный руководитель должен выбирать для бесед с учениками такие образны нравственного величия, красоты, доблести, чтобы у человека обострялся взгляд в самого себя, чтобы ему хотелось быть хорошим. Это одна из тончайших проблем воспитания.

9. Воспитывать совесть – это значит утверждать в человеке мысль о том, как оценят его поступок люди, добиваться того, чтобы человек боялся осуждения людей и видел бы себя всегда как бы освещенным ярким светом людской молвы, того, что в народе нашем называют слух, слава. Как практически добиться этого?

10. Здесь самое важное то, чтобы в годы детства и отрочества поступки, поведение человека регулировались интересами людей, а не личными желаниями. <...> Учить сдерживать желания в годы детства и отрочества – это одно из главнейших условий воспитания совести.

11. А сдерживать желание невозможно, если человек не знает, что такое нелегко, тяжело, что такое трудности. Преодоление трудностей во имя самоутверждения человека, осознание и переживание красоты борьбы с трудностями – это могучий воспитатель совести.

12. В воспитательном плане важно особо предвидеть то, что нелегко. Нужно добиваться того, чтобы ребенок в годы детства и отрочества вкладывал свои духовные силы в труд, и прежде всего в очеловеченный труд – труд во имя счастья и блага людей. Это тоже одно из важнейших условий воспитания совести.

13. Следует бороться с потребительским отношением к человеку – это тоже одно из важнейших условий воспитания совести. Бесстыдным, наглым становится тот, кто считает, что ему обязаны все, что он – ни перед кем не обязан. Здесь нужна чуткая воспитательная работа с родителями. Необходимо глубоко задумываться над тем фактом, что среди подростков и юношей есть и такие, которые ведут паразитический образ жизни: ничего не дают, а берут все. Для человека нет ничего более святого, чем обязанность трудиться («Если есть на свете божество – это труд и чудеса его», – пишет И.Сёльвинский. И дальше: «Человек, влюбленный в труд, – это чудо, ангел и творец»).

Тунеядство ведет к пренебрежению элементарными требованиями человеческой морали. Тунеядец не может понять и объять сердцем и разумом, что такое человеческая верность.

14. Одна из важнейших и сложнейших сфер нравственного воспитания – это воспитание у человека обязанности перед другим человеком, это верность человеку. Невоспитанность и невежество в этой сфере приносят большое горе людям (некрепкие браки, родители оставляют детей, а дети – родителей). Воспитывать совесть – это значит учить человека с детства отдавать себя другим людям, переживать потребность в человеке.

15. Стыдливость – показатель высокоразвитой и чуткой совести. «Плохому виду нету стыду» – в этой народной мудрости четко обозначены взаимосвязь совести и стыда. Нам приходится удивляться бесстыдным поступкам отдельных учеников (например, ученик не приходит на уроки, а приходит в тот же день на занятия спортивной секции).

Задача воспитания опять-таки состоит в том, чтобы научить учеников смотреть на себя глазами общества, коллектива, рассматривать свои поступки с точки зрения общественной морали.

NB. Павлышский педагог, по сути, первым вернул в теорию воспитания такие фактически исчезнувшие из советской педагогики категории, как совесть, стыд, честность и порядочность, щедрость души, моральные эмоции. «Как добиться, – спрашивал Василий Александрович, – чтобы самым сильным и неумолимым судьей человеческих поступков стала совесть?» И отвечал: «Надо оберегать детскую совесть от лицемерия и подлости, воспитывать чистую совесть» (Т. 2. – С. 268). Соотнеся эту мысль с общим идеологическим климатом эпохи, когда она была высказана, становится понятной принципиальная позиция и гражданская смелость педагога. Ведь в ту пору считалось, что каждый человек, а тем более ребенок, должен оценивать свои поступки, непосредственно ориентируясь на указания свыше: своего руководителя, наставника, воспитателя, на требования, исходящие от пионерской, комсомольской, партийной организаций. Появление же на арене совести в качестве судьи, причем судьи верховного, коренным образом меняло суть дела. Из безвольного элемента, «винтика» общественной машины человек превращался в суверенную сущность, чье поведение непосредственно направлялось внутренними регуляторами.

В.А.Сухомлинский видел свою роль как учителя в том, чтобы каждый его «воспитанник сознательно нашел себя, раскрыл себя, избрал себе тот жизненный путь, на котором его труд достигает высшей ступени мастерства – творчества. «Самое главное в решении этой задачи – подметить в каждом ребенке его наиболее сильную сторону, найти в нем ту «золотую жилку», от которой начинается развитие индивидуальности, добиться того, чтобы ребенок достиг выдающихся для своего возраста успехов в том деле, которое наиболее ярко выражает, раскрывает его природные задатки» (Избр. произв.: В 5 т. – Киев, 1979. – Т. 4. – С. 19–20). Педагог заметил, что осознание воспитанниками своих наклонностей, достигнутых пусть даже незначительных успехов в какой-либо деятельности повышало волевую активность ребят, укрепляло их веру в свои силы. Немаловажным здесь было и то, что этот процесс являлся своеобразным катализатором пробуждения осознания воспитанниками своего достоинства, что в конечном итоге нивилировало мысли ребят об их слабости, являлось серьезным фактором развития их самосознания и предпосылкой моральной зрелости. Заметим, однако, что осознание воспитанников не могло бы развиваться столь продуктивно без активного вмешательства со стороны педагога. Воздействуя на сознание ребят, последний пробуждал и утверждал в них чувство самолюбия, раскрывал суть возникающих трудностей, подсказывал правильные приемы работы и т.п.

---

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд