Ушинский. Антология гуманной педагогики

Слово о Константине Дмитриевиче Ушинском

Русский педагог-психолог Константин Дмитриевич Ушинский сложился как ученый в эпоху освободительного общерусского движения, частью которого явилось общественно-педагогическое движение 50–60-х годов прошлого столетия. Отмена крепостного права и последовавшие за этим перемены в жизни России обнажили коренную задачу обновления и расширения просвещения, создания почти заново народной школы. В решении этой важнейшей задачи исключительную роль сыграла общественно-педагогическая мысль, в развитии и утверждении которой неоспоримая заслуга принадлежит К.Д.Ушинскому.

Наиболее дальновидные общественные деятели связывали будущие успехи России в хозяйственной и культурной жизни с распространением знаний в народе, с благоустройством народного образования в стране. Еще Н.М.Карамзин в начале XIXв. писал о необходимости и пользе просвещения для народа. Широкое просвещение, считал он, способно устранить недостатки нравственного воспитания в семье, хорошее воспитание может дать больше молодых людей с характером и твердой волей, с устоявшимся образом мыслей, а учреждение сельских школ несравненно полезнее всех лицеев.

Многое из того, что имелось в педагогическом обиходе России до середины XIX столетия, подхватили и широко использовали сторонники общественно-педагогического движения, оживленного осенью 1856г. статьей Н.И.Пирогова «Вопросы жизни». Борение общечеловеческого и народного в воспитании и образовании, определяющее значение родного языка, отечественной истории и географии в образовании русского юношества – эти и многие другие вопросы не явились вдруг из ничего, когда началось обсуждение предстоящих школьных реформ. У Ушинского были предшественники, мысли и опыт которых он учитывал. Были и соратники в педагогике. Но он оказался наиболее талантливым среди них и успел сделать за короткий срок много больше, чем иные за полвека. Он показал поразительный пример непоколебимого убеждения и нравственной стойкости в распространении и защите педагогических идей, содействовавших обновлению просветительских учреждений, будь то учебные заведения для сирот или благородных девиц, воскресная школа для взрослых или учительская семинария. А его учебные книги «Детский мир» и «Родное слово» вместе с руководствами для учителей стали лучшими на многие десятилетия. Сам же автор обрел звание Учителя русских учителей.

Вклад Ушинского в теорию воспитания и образования покоится на двух ведущих идеях всего его педагогического наследия: народность и антропологизм. Первая выражена им во всех статьях и воплощена в учебниках. Вторая – в капитальном труде «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии».

* * *

Константин Дмитриевич Ушинский родился в семье чиновника Дмитрия Григорьевича Ушинского 2 марта (по новому стилю) 1824г. в городе Туле. Детство и гимназические годы прошли в небольшом отцовском поместье на окраине города Новгород-Северска Черниговской губернии. Его мать Любовь Степановна Ушинская (урожденная Капнист) дала сыну прекрасное воспитание и сама подготовила для поступления в Новгород-Северскую гимназию. Учился Константин неровно, однако рано обнаружил способности и склонность к словесности и истории. Его сочинения по литературе были лучшими в классе, зато в математике успехами он не выделялся. Художественный склад личности будущего педагога проявился и в том, что Ушинский с юных лет начал писать стихи и сохранил поэтическую страсть до конца своих дней. Интерес к книге, к чтению, привитый ему матерью, перерос со временем в склонность к литературному творчеству.

После окончания Новгород-Северской гимназии К.Д.Ушинский поступил на юридический факультет Московского университета, а не на филологический, куда могла бы его склонить романтико-поэтическая натура.

Университетское время (1840–1844) стало для Ушинского началом серьезного размышления о жизни. Помимо посещения лекций и работы над первоисточниками, предусмотренными программой, он углубленно изучал философские сочинения Гегеля и других мыслителей. К этому его побуждали и беседы с профессорами Т.Н.Грановским и П.Г.Редкиным. Т.Н.Грановский – блестящий лектор – завораживал слушателей логикой изложения, красотой речи, прозрачностью мысли, зовущей к личной свободе. Студенты знали, что их молодой профессор не скрывает своих симпатий к Западу, своих дружеских чувств к В.Г.Белинскому и А.И.Герцену. И вовсе не случайно свою первую печатную научную работу «О камеральном образовании» К.Д.Ушинский подарил своему духовному наставнику...

Совсем другого склада был профессор кафедры энциклопедии законоведения П.Г.Редкин, с которым К.Д.Ушинский сошелся на долгие годы. Их педагогические пути, как и взгляды, впоследствии не всегда совпадали, тем не менее, студент, а потом магистрант Ушинский «гегелевскую выправку» приобрел именно у Редкина, оценившего даровитого студента. Грановский и Редкий по-разному истолковывали гегелевскую логику: Грановский – как средство изменения с помощью идеи противоречивой действительности, Редкин – как оправдание любой действительности. Ушинский со временем принял идею Грановского, что и сказалось тогда, когда Ушинский сам стаз профессором в Ярославском Демидовском лицее.

В мае 1844г. Ушинский окончил Московский университет вторым кандидатом права и был оставлен на кафедре энциклопедии законоведения для подготовки к экзаменам на звание магистра, дающее право преподавания в университете.

Два года магистрант углубленно изучал законоведение, размышлял о своем назначении в жизни, очень много читал «для ума», точно расписывая каждый день недели с 4–5 часов утра. Об этом свидетельствует его «Журнал», записи в котором он вел в 1844–1845гг. Среди записей главенствует «Чтение для ума».

Процесс самосовершенствования строго соответствовал «рецепту», придуманному молодым магистрантом. «Рецепт» содержал десять правил, среди которых первые пять он считал особенно важными: совершенное спокойствие, прямота в словах и поступках, обдуманность действий, решительность, не говорить о себе без нужды ни одного слова. Шестое правило предписывало: «Не проводить времени бессознательно; делать то, что хочешь, а не то, что случится». По-видимому, была необходимость и в том, чтобы «ни разу не хвастать ни тем, что было, ни тем, что есть, ни тем, что будет», и «каждый вечер добросовестно давать отчет в своих поступках». На исходе двадцать первого года своей жизни К.Д.Ушинский признавался в «Журнале» в нарушении первого правила и запрета на хвастовство, когда, по его словам, «разгуливалось тщеславие». Самовоспитание и самообразование должны были подготовить юношу к избранному им будущему: «Приготовлять умы! рассеивать идеи!.. Вот наше назначение... Отбросим эгоизм, будем трудиться для потомства!»

Летом 1846г. К.Д.Ушинского как одного из лучших выпускников Московского университета назначили исправляющим должность профессора Демидовского лицея в Ярославле.

Ярославский лицей – привилегированное учебное заведение для подготовки высших государственных чиновников – был основан в 1803г. горнопромышленником П.Г.Демиловым. Он приравнивался к юридическим факультетам. В 40-х годах XIX в. в его учебный план вошли новые отрасли знаний по финансам, хозяйству, управлению и государственному праву под общим названием «камеральные науки, или камералистика». В них излагался широкий круг сведений и по истории, географии, политэкономии, философии и др.

Лекции Ушинского по камералистике, как и его речь «О камеральном образовании», произнесенная на торжественном собрании преподавателей и студентов Ярославского Демидовского лицея 18 сентября 1848г., отличались особой либеральностью. Рассуждения молодого профессора о правовом государстве, о науке вообще и камералистике в особенности, о духовной и хозяйственной жизни общества и государства воспринимались либо восторженно, либо настороженно. Не всем были понятны мысли Ушинского о том, что камеральное образование в конечном счете призвано улучшать людей, будить творческие силы народа. И уж совсем сомнительным казалось приверженцам старины его смелое заключение о том, что теперь уже нет необходимости «копаться в древнем пепле, чтобы отыскать там феникса», и что общее образование должно переменить свое направление и соответствовать «духу времени» – новому состоянию науки, индустриальному развитию века.

К.Д.Ушинский оказался достойным учеником Т.Н.Грановского – и поплатился за это своей карьерой профессора. Поводом к увольнению из лицея стало его нежелание исполнять распоряжение Министерства народного просвещения о представлении преподавателями на просмотр подробных конспектов своих лекций. В начале сентября 1849г. молодой ученый вынужден был покинуть лицей.

С осени этого года начался петербургский период жизни К.Д.Ушинского. Без малого полгода он оставался вне официальной службы. И лишь в феврале 1850г. был «согласно желанию его перемещен в Департамент духовных дел иностранных исповеданий помощником столоначальника». Его служба чиновником Министерства внутренних дел в течение четырех с половиной лет давала довольно сносное материальное обеспечение, но духовная жизнь оставалась за пределами Департамента. К.Д.Ушинский тяжело пережил отстранение от преподавания, так блестяще начатого им в лицее. Однако записи в «Журнале», возобновленные в конце 1849г., свидетельствуют о том, что он был готов к новым жизненным испытаниям: «Снова – самое строгое наблюдение над собой, над своим характером и способностями! Сделать как можно более пользы моему отечеству – вот единственная цель моей жизни...»

Чиновничья служба оказалась не очень обременительной. Многие поручения К.Д.Ушинский исполнял дома. В 1852г. ему удалось даже побывать в длительной служебной командировке в Черниговской губернии, на своей родине, где он женился на дочери владельца хутора Богданка Глуховского уезда Надежде Семеновне Дорошенко.

По свежим впечатлениям от путешествия по Ладожскому каналу К.Д.Ушинский написал рассказ «Поездка за Волхов» и опубликовал его в журнале «Современник» в девятой книжке за 1852г. И.С.Тургенев похвально отозвался о литературных достоинствах этого рассказа.

В другой журнал – «Библиотеку для чтения» – К.Д.Ушинский передал свои переводы с английского сочинений Ч.Диккенса, У.Теккерея.

Возможно, чиновничья служба вперемежку с журналистской и переводческой работой так и продолжалась бы, но в июле 1854г. отделение, в котором служил Ушинский, было упразднено, а сам он оказался за штатом.

Три месяца без службы, без постоянного жалованья, жена ждет второго ребенка. Случайные заработки не то писателя, не то журналиста, не то переводчика не могли обеспечить сносную жизнь семье. Лишь в начале ноября 1854г. по счастливой случайности К.Д.Ушинский получил место старшего учителя словесности в Гатчинском сиротском институте. Дело в том, что за молодого ученого замолвил слово бывший директор Демидовского лицея, в свое время уволенный за «вольномыслие» профессоров вроде Ушинского. Он, вполне по-христиански, обратился к Главноуправляющему IV отделением канцелярии его императорского величества (Мариинское ведомство) с просьбой посодействовать устройству своего «обидчика».

Гатчинский сиротский институт (в прошлом Воспитательный дом) только что отметил свое 50-летие. Это было закрытое среднее учебно-воспитательное заведение, насчитывавшее около 1000 воспитанников и более 70 преподавателей. Среди них замечательные русские педагоги, чьи имена внесены в летопись отечественной педагогической мысли: А.Г.Ободовский, Е.О.Гугель, П.С.Гурьев.

Ушинский начал работу в Гатчинском сиротском институте старшим учителем русской словесности и лишь летом следующего, 1855г. был назначен инспектором классов. А в конце 1856г. он передал свою первую педагогическую статью редактору вновь созданного «Журнала для воспитания» А.Чумикову, который когда-то работал в Гатчинском сиротском институте помощником инспектора классов А.Г.Ободовского. Ушинский назвал эту статью «О пользе педагогической литературы». Осенью 1855г. К.Д.Ушинский обнаружил библиотеку своего предшественника, бывшего инспектора классов Е.О.Гугеля. Вероятно, содержимое книжных шкафов Гугеля подвигнуло его поделиться с читателями мыслями, навеянными педагогической литературой...

Очень вероятно, что Гугель, который вел весь педагогический цикл, включая введение в антропологию и психологию, отобрал самые лучшие книги на русском, немецком, французском языках. Чтение этих книг заставило Ушинского сделать горькое признание: «От скольких ошибок я мог бы быть избавлен, попадись мне эти книги до моего вступления на педагогическое поприще!»

Педагогическая литература, переводная и отечественная, ввела Ушинского в мир идей, до Гатчины мало или почти ему не известных. Учительская, а затем инспекторская работа открыла ему глаза на новую для него действительность, гораздо более сложную, чем та, с которой ему приходилось иметь дело в Ярославском Демидовском лицее. Он оказался у основания той педагогической пирамиды, на вершине которой уже побывал и о которой сказал, что преподавателю университета достаточно хорошо знать спой предмет и излагать его ясно. Внизу же, у основания пирамиды, этого совершенно недостаточно, несмотря на кажущуюся простоту, элементарность отношений «взрослый – ребенок» и познавательную узость детей. Детский мир, его своеобразие и красота открылись Ушинскому, в душе поэту и художнику. Он устремился в глубину этого мира, стараясь разгадать тайны становления человеческого сознания и поведения, проникнуть в истоки человеческой жизни. Побуждали к этому не только казенное учебно-воспитательное заведение, но и родная семья. К началу сентября 1856г. у него было трос детей: сын Павел и две дочери – Вера и Надежда. И не случайно первая учебная книга К.Д.Ушинского называлась «Детский мир» и была задумана во время работы в Гатчине, когда в семье ожидалось появление еще одного ребенка. А когда книга увидела свет, в семье прибавилось еще два сына: Константин и Владимир.

Здесь же, в Гатчине, было задумано и «Родное слово». Правда, увидел свет этот учебный комплект (Азбука и книга для чтения) лишь в конце 1864г. Между замыслом и воплощением его пролегла очень трудная полоса жизни и деятельности педагога. Именно в Гатчине Ушинский стал педагогом. До этого он был преподавателем (профессором), чиновником, писателем, журналистом, переводчиком. А в «детском городке» Ушинский обрел свое подлинное призвание. Отсюда началось его восхождение на педагогический Олимп. Здесь пришла к нему слава русского педагога и детского писателя, рассказы которого вошли в «Детский мир и Хрестоматию», ставшую образцом учебной книги для чтения в начальных классах, а его маленькие рассказы вышли из тесных обложек учебника и обрели долгую самостоятельную жизнь в виде отдельных изданий вплоть до нашего времени («Петушок», «Русские сказки, рассказанные К.Ушинским», «Бишка», « Рассказы» и др.). В предисловии к первому изданию «Детского мира» Ушинский разъяснил назначение своей книги для первоначального классного чтения. Она должна быть «преддверием серьезной науки; так чтобы ученик, прочитав ее с учителем, приобрел любовь к серьезному занятию наукой».

В Гатчине вполне сложились взгляды Ушинского на отношения между теорией и практикой в воспитании, на роль педагогической литературы в укреплении профессионального самосознания учителя и расширении общественного участия в школьном деле. Педагогическая литература должна возбуждать общественные интересы к народному образованию, к удовлетворению потребностей народа в грамоте. Самой общей идеей, определившей содержание учебных книг Ушинского и его решение частных вопросов воспитания и обучения, явилась мысль о народности в общественном воспитании. Она придала всему творчеству Ушинского национальный характер. Родной язык как проявление народности занял ведущее место в обучении. Отечественная география, история вошли в содержание начального образования вместе с азбукой, чтобы навсегда запечатлеться в сознании гражданина России, как и первые сведения и впечатления о родной природе. Идея народности в общественном воспитании нашла в педагогических трудах Ушинского самое широкое и последовательное практическое применение. В этом-го как раз и заключается своеобразие педагогического наследия русского педагога.

За четыре с лишним года работы в Гатчине К.Д.Ушинский провел некоторые преобразования в учебной части сиротского института, в системе преподавания русского языка, разработал проект создания при сиротском институте учительской семинарии. В этом проекте высказаны мысли об особенностях педагогической подготовки учителя начальных классов. В России таких семинарий не было. Он выбрал для этой цели именно сиротское заведение по трем причинам: «во-первых, потому, что обширное сиротское заведение, богатое средствами, без новых издержек для правительства, представляет уже само по себе обширную и разнообразную практическую школу, в которой будущие учителя могут приобрести действительный навык не только в преподавании, но и в воспитании; во-вторых, потому, что хорошим педагогом легко может сделаться только тот, кто сам получил правильное педагогическое воспитание. Мы по большей части учим так, как нас самих учили, и исключения из этого правила слишком редки...; в-третьих, наконец, мы настаиваем на учреждении учительской семинарии при сиротском заведении, потому что педагогическая семинария при сиротском заведении откроет для сирот самое лучшее и самое полезное назначение в жизни, так как в настоящее время Россия ни в чем столько не нуждается, как в народных учителях» (Ушинский К.Д. Собр. соч. – М.; Л., 1948. – Т. 2. – С. 521-522).

В 50-х годах прошлого столетия в России на страницах печатных изданий шло обсуждение вопроса о роли женщины в общественной жизни и в частности дискуссия о женском образовании: должна ли женщина получать равное е мужчиной образование или иметь свое чисто женское, готовящее ее лишь к семейной жизни, к положению воспитательницы своих детей и хранительницы семейного очага.

Образцом женского учебно-воспитательного заведения в губернских городах страны и в Москве стал Смольный институт благородных девиц (1764–1917) – закрытое привилегированное среднее общеобразовательное заведение, в котором дворянские девочки получали религиозно-нравственное воспитание и общее образование.

Французский язык и литература (стихи, романы), занятия музыкой и пением, танцами были непременными и важными элементами воспитания благородных девиц.

Однако дух времени, веяния перемен в женском образовании на Западе и обнажившиеся недуги российского элитарного образования (Пажеский корпус. Смольный институт и др.) побудили Мариинское ведомство внести усовершенствования в учебную часть, начать преобразования прежде всего в самых привилегированных заведениях. Нужны были реформаторы. Обычно их выписывали из-за границы. Для Смольного института, однако, было сделано исключение. Реформатора нашли в своем ведомстве. Им оказался инспектор классов Гатчинского сиротского института К.Д.Ушинский, проект учительской семинарии которого положили под сукно «до лучших времен» в Учебном комитете Ведомства императрицы Марии.

Педагогическая деятельность Ушинского в Смольном институте, длившаяся три с небольшим года (январь 1859 – март 1862г.), была самой напряженной и драматичной.

Она началась с составления Ушинским проекта учебных преобразований «благородного» и «мещанского» отделений. Пока этот проект рассматривался советом института и высочайше утверждался, Ушинский в начале апреля 1859г. подает в Министерство народного образования прошение о разрешении ему издания критико-философского, педагогического и психологического журнала «Убеждение».

В конце февраля 1860 г, Ведомство императрицы Марии утвердило проект Ушинского о преобразовании классов Смольного института. Почти одновременно была утверждена и докладная записка министра народного просвещения Е.П.Ковалевского о поручении К.Д.Ушинскому редактировать «Журнал Министерства народного просвещения» («ЖМНПр»), а 9 марта 1860г. К.Д.Ушинский постановлением Министерства народного просвещения назначается редактором «ЖМНПр». Так своеобразно Ковалевский ответил на прошение Ушинского: ему надлежало служить одновременно в двух разных ведомствах. Министерство народного просвещения ведало цензурой, всеми газетами, журналами, типографиями, театрами, всеми просветительскими учреждениями, учебными заведениями, включая университеты. Ведомство же императрицы Марии распоряжалось благотворительными заведениями (приюты, дома воспитания), элитарными закрытыми учебно-воспитательными заведениями – женскими и мужскими, женскими педагогическими курсами, женскими гимназиями и т.д. Это была особая система воспитательных и учебных учреждений, от низших до высших, вверенная покровительству императрицы. За ней оставалось последнее слово при решении важных вопросов, в частности при выборе наставников для воспитания наследника престола. Она всегда имела возможность обратиться к сведущим людям за советом, как лучше наладить воспитание 16-летнего наследника русского престола. Вскоре подобная просьба была конфиденциально передана К.Д.Ушинскому, только что вступившему в должность инспектора Смольного института.

Ушинский воспользовался лестным для него поручением высказаться по вопросам воспитания наследника престола. В нескольких письмах он рассмотрел возможный ход образования и воспитания юноши и помимо этого откровенно изложил свои взгляды не только на развитие педагогики, но и на то, что касалось ближайшего прошлого, настоящего и особенно будущего России. Ушинский, осознав свой гражданский долг, нашел в себе мужество, чтобы поведать о самом главном, что было выстрадано за прошедшие годы, – о правовом неустройстве державы, когда закон теряет свое значение перед властью самодержца. В этих письмах отразились все богатство и широта психолого-педагогических познаний молодого ученого, глубина проникновения в сущность душевной жизни юношества, даже если оно представлено в лице наследника престола.

Ушинский не был удовлетворен российской педагогической журналистикой. Она, по его мнению, была далека от того, чтобы быть в состоянии формировать общественное мнение, вырабатывать ту «педагогическую азбуку», без которой невозможно создание подлинно народной школы и поддержание достоинства учителя в обществе. Недостаток положительных общественных убеждений в деде воспитания «ясно выразился в преобладании отрицательного направления в нашей педагогической литературе», писал Ушинский в «Новой программе» «Журнала Министерства народного просвещения» (Архив К.Д.Ушинского. – Т. 1. – М., 1959. – С. 14–15). Редакторство Ушинского продлилось лишь полтора года (март 1860 – ноябрь 1861г.) и закончилось уходом из журнала «по расстроенному здоровью». За это короткое время Ушинскому не удалось придать ведомственному «ЖМНПр» педагогический облик. С приходом нового министра народного просвещения графа Путятина последовало распоряжение издавать «ЖМНПр» «на прежних основаниях», с чем Ушинский не согласился и покинул редакторское кресло. За эти полтора года он настойчиво проводил в жизнь свою программу педагогизации «ЖМНПр», приглашал к сотрудничеству молодых ученых, в том числе и преподавателей Смольного института, печатал свои крупные статьи: «Труд в его психическом и воспитательном значении» (I860. № 7); «Психологические монографии. Внимание» (1860, № 8, 9); «О нравственном элементе в русском воспитании» (1860, № 11, 12); «Воскресные школы» (1861, № I); «Проект учительской семинарии» (1861, N° 2, 3); «5 марта 1861» (1861, № 3); «Родное слово» (1861, № 5); «Ответ на рецензию Толля» (1861, № 11). Многие статьи, переводы с иностранного, предисловия, примечания, публиковавшиеся в журнале, принадлежали Ушинскому, но не подписывались его именем.

Параллельно с этой огромной разносторонней литературно-педагогической работой Ушинский завершал подготовку к изданию учебной книги «Детский мир и Хрестоматия». Сюда же надо отнести и практическую проверку этого учебника в младших классах Смольного института, а также участие в «четвергах», проходивших во флигеле Смольного, где размешалась квартира инспектора. На «четвергах» обычно собирались сослуживцы и беседовали на самые разнообразные темы – от новинок литературно-педагогических публикаций до внутри институтских учебных дел. А дела эти после ухода из «ЖМНПр» и появления в «Современнике» (1861, № 9) отрицательной рецензии на учебник «Детский мир» складывались у Ушинского крайне трудно. Если реорганизация института, несмотря на сопротивление отдельных воспитателей и учителей, проходила довольно успешно, то отношения с начальницей института статс-дамой М.П.Леонтьевой были чрезвычайно натянутыми. К.Д.Ушинский произвел перемены в учебном строе Смольного института согласно своему проекту: уменьшил срок пребывания воспитанниц в этом закрытом заведении с девяти до семи лет, уравнял учебные курсы «благородного» и «мещанского» отделений, осовременил содержание образования, а также методику обучения, «потеснил» иностранные языки в пользу родного, расширил преподавание естествознания и физики, ставших самостоятельными учебными предметами, а не материалом для упражнений при изучении иностранных языков. Сверх семи классов вводился двухлетний педагогический класс. Воспитанницы наконец-то получили право посещать родителей или родственников в праздничные дни и каникулы, проводить каникулярное время за пределами интерната («Смольного монастыря»). В осуществлении проекта помогли новые учителя, приглашенные им весной 1860г. (Д.Д.Семенов, Я.Г.Пугачевский, В.И.Водовозов, В.И.Лядов, Н.И.Раевский) и весной 1861г. (М.И.Семевский, О.Ф.Миллер, Л.Н.Модзалевский, М.О.Косинский, Г.С.Дестунис).

Личная неприязнь Леонтьевой и ее приверженцев усугублялась прямотой суждений и даже резкостью высказываний Ушинского. Поток жалоб начальнице на несносный характер инспектора не прекращался. Изощреннее остальных оказался законоучитель В.В.Гречулевич, обвинивший Ушинского в распространении безбожия и безнравственности среди воспитанниц. Жалобу передали в Совет воспитательного общества, откуда в начале весны 1862г. последовало предложение инспектору К.Д.Ушинскому дать объяснение по поводу выдвинутого против него обвинения. Ушинский был потрясен, до глубины души оскорблен столь очевидной ложью. Он оказался сломленным и физически, и душевно.

Еще в 1861г., после ухода из «ЖМНПр», Ушинский собирался поехать за границу на лечение. Но неотложные служебные и литературные дела заставляли его отложить поездку. Однако весной 1862г., после описанных выше событий, он вынужден был подать прошение об увольнении из Смольного института «по расстроенному здоровью». В Совете института и в Ведомстве нашлись влиятельные сановники, благожелательно относившиеся к Ушинскому. Они перевели его в члены Учебного комитета Ведомства императрицы Марии и отправили в заграничную командировку для изучения постановки женского образования в странах Западной Европы. Таким образом сохранялось жалованье Ушинского, которое вместе с доплатами Мариинского ведомства по командировке позволяло семье жить довольно безбедно. Ко времени отъезда за границу весной 1862г. у Ушинского было пятеро детей, по возвращении в Россию (1.XI.1867) родилась дочь Ольга.

За время пребывания за границей (1862–1867) К.Д.Ушинский несколько раз навещал Россию. С конца мая 1864г. по ноябрь 1864г. он был в Петербурге, чтобы получить цензурное разрешение на печатание учебной книги «Родное слово». Попутно он участвовал в заседаниях Педагогического общества при обсуждении вопроса об устройстве в России женских семинарий для приготовления сельских учительниц. Ушинский возглавил особый комитет по составлению проекта и организации подобных семинарий, выступил с сообщением о состоянии высшего женского образования за границей. Наконец, на общем собрании Педагогического общества прочитал реферат «Педагогика как искусство». Здесь, в России, он вновь занялся любимым делом и обратился к Главноуправляющему IV отделением канцелярии принцу П.Г.Ольденбургскому с прошением об увольнении со службы. Однако прошение не было удовлетворено. Ушинскому продлили заграничную командировку еще на два года.

Пребывание Ушинского за границей – особый период его жизни и литературно-педагогической деятельности. Он не только дотошно осматривал там «некоторые из замечательных женских учебных заведений», чтобы «представить по возвращении возможно подробное описание их устройства и управления», но и глубоко изучал принципы организации народных школ, содержание обучения, влияние народного быта, культуры, религии, исторических традиций на содержание обучения. Посещая учебные заведения разных кантонов Швейцарии, городов Германии, Франции и Бельгии, он наблюдал за преподаванием разных предметов, за порядками в школах, за школьными библиотеками, отношением населения к учителю.

Ушинскому хотелось увидеть (с «подачи» Л.Н.Толстого) несвободу или «вынудительность» народного образования, будто детей всюду неволят, заставляют ходить в школу. Увидел же он многое иное, не встретив того, что показалось основателю Яснополянской школы. Главное, что понял и по достоинству оценил К.Д.Ушинский, это свобода: здесь сам народ решал, какой быть школе, сам строил и обустраивал свою школу, сам подыскивал учителя для нее. В России же такой свободы в народном образовании перед отъездом Ушинского за границу не было. Результаты своих наблюдений он изложил в письмах из Швейцарии, опубликованных в «Журнале Министерства народного просвещения» (1862, № 12; 1863, №1,3, 4, 6).

Мысли Ушинского о народной школе периода пребывания его за границей отдавали значительным «иноземным» привкусом. Лишь после возвращения в Россию он уточнил свои представления о русской народной школе – не без помощи педагога-земца Н.А.Корфа, хотя оба извлекали исходные идеи из школьно-педагогического наследия Песталоцци. Однако Корф шел от запросов практики, а Ушинский – от истин науки. Оба сошлись в конце концов на том, что «земская школа должна, наконец, положить прочное основание народному образованию в России...» (Ушинский К.Д – Собр. соч. – Т. 11. – С. 206).

Осознав, что новая земская школа может стать подлинно народной, Ушинский более точно спланировал свое ближайшее будущее, хотя незавершенность «Педагогической антропологии» (он работал над третьим томом) и шаткое здоровье вынуждали его быть осмотрительным даже в доверительных письмах к Н.А.Корфу: «Написать книгу для народной школы составляет уже давно мою любимую мечту, но, кажется, ей и суждено остаться мечтою. Прежде мне необходимо кончить «Антропологию», и потом только я хоть сколько-нибудь применю «Родное слово» к потребностям сельской школы» (Там же. – С. 211). Несколько выше Ушинский писал: «Если здоровье мое потянет, то, как разделаюсь с третьим томом «Антропологии», займусь исключительно народным образованием» (Там же. – С. 209). Корф нашел практическое применение «Родного слова» Ушинского в школах Александровского уезда, о чем и сообщил ему, а ранее напечатал в своих «Отчетах» результаты этих применений. Ушинский отметил, что «применений сделано гораздо больше», чем он сам мог рассчитывать (Там же – С.208). Поэтому он намеревался переделать «Родное слово», сориентировав его на сельскую (земскую) школу.

Замыслам не суждено было осуществиться. «Измятый и скомканный», по признанию самого Ушинского, он готовился отойти от педагогического поприща.

Кончина К.Д.Ушинского была ускорена трагической гибелью на охоте старшего сына Павла (летом 1870г.). Это был самый тяжкий удар судьбы. Ушинский очень любил своего первенца, только что окончившего Кадетский корпус и приехавшего в село Богданку к родителям, сестрам и братьям на побывку. Случайный самострел на охоте оборвал жизнь юноши, которому не исполнилось и восемнадцати лет. Отца в день гибели сына не было в Богданке. Весной 1870г. он выехал в Италию на лечение, но очередное обострение болезни заставило его вернуться в Крым. Здесь болезнь несколько утихла, и Ушинский написал большую статью «Общий взгляд на возникновение наших народных школ» (Народная школа. – 1870. – № 5). Это – последняя статья Учителя. В первой половине июня Ушинский участвовал в работе 2-го съезда народных учителей Таврической губернии, набросал план создания учительской семинарии в Симферополе, посетил Бахчисарайскую русско-татарскую школу, в которой обучение русскому языку велось по его «Родному слову». В конце июня встретился в Ялте с историком Н.И.Костомаровым, чтобы предложить ему написать раздел по отечественной истории для «Родного слова». В Богданку Ушинский приехал, когда сына уже похоронили. Жена не рискнула потревожить больного мужа скорбным известием ни в день гибели Павла, ни в день возвращения мужа домой. Он сам догадался о неладном и спросил: «А где же Павлуша?»

...Через пять месяцев Россия похоронила Ушинского в Киеве на земле Выдубицкого монастыря. Смерть наступила 22 декабря 1870г. (по старому стилю) в Одессе, где педагог около двух месяцев находился на лечении.

К.Д.Ушинский занимает в общественно-педагогическом движении России особенное место. Это легко объяснимо тем, что он был более талантлив, чем его предшественники и многие современники, тем, что он понял запросы своего времени глубже, чем его сотоварищи по народному просвещению, что он был более научно подготовлен к теоретическому обсуждению вопросов народного образования и общих проблем педагогики, чем многие соучастники литературно-педагогической дискуссии, затянувшейся на многие годы, – все это так. Но не менее важно и то, что Ушинский выделяется из среды педагогов-современников всей совокупностью основных идей, которые он сумел применить практически в своих учебных книгах, в учебных преобразованиях, продвинуть дальше отечественную педагогическую мысль, открыв для нас путь научных изысканий, неведомый ранее. Самые плодотворные из них – народность и антропологизм: одна навсегда связала его имя с русским народом, другая через науку о воспитании – с человечеством, с сообществом народов мира.

Ушинский ревниво оберегал русскую народность. Чужеземщина, считал он, привела к раздвоению русской души. А поношение своей народной истории, развенчание побед русского оружия, глумление над дорогими для русского народа именами Державина, Карамзина, Пушкина, Жуковского, Гоголя, пренебрежение нашим прошлым и настоящим разрушает эту душу. «Только варварам свойственно не иметь истории и разрушать драгоценнейшие ее памятники», – писал он (Ушинский К.Д. Собр. соч. – Т. 2. – С. 476). Народность – это не только язык, религия, но и сама жизнь.

Мысли К.Д.Ушинского об обучении и воспитании коренятся в его философском, психолого-педагогическом понимании природы человека вообще и родного слова в особенности, роли последнего в развитии человеческого сознания. Слово не просто средство для выражения понятий и идей. Оно – величайший наставник, формирующий ум, чувство, волю и характер человека. Могучая сила русского языка выдвинула родное слово в центр, вокруг которого группируются и которым согреваются все учебные дисциплины народной школы. И не только народной. Общее образование получает значение «мастерской человечности» только потому, что родное слово развивает и оплодотворяет мышление учащихся и побуждает их к самостоятельному нравственному и умственному совершенствованию, вырабатывает серьезный взгляд на труд и жизнь. Слово, родное и иностранное, – это ключ познания отечественной и зарубежной культуры. Родной язык есть одно из исходных начал общего развития, воспитания и обучения.

Такое понимание Ушинским роли родною слова в общем развитии и воспитании обусловило его подход к решению частных и общих вопросов обучения прежде всего в начальной школе.

Конкретные задачи народного образования определялись, согласно Ушинскому, тем, что, прежде всего, нужно было тогдашней России, что согласовывалось с ходом ее истории, духом и потребностями народа.

Такой «прямой и верный путь» обновления русского народного образования не исключал заимствования чужеземных идей. Напротив, Ушинский считал, что мы можем занять много полезных педагогических изобретений у наших западных соседей, опередивших нас в образовании. Но дух школы, ее направление, ее цель должны быть обдуманы нами самими, «сообразно истории нашего народа, степени его развития, его характеру, его религии».

Народная школа, ее становление – это жизненно важный вопрос, от разрешения которого, более или менее удачного, зависит, по утверждению Ушинского, правильный исход всех прочих реформ, начатых или предполагавшихся в начале 60-х годов прошлого века. Многие правительственные чиновники по ведомству просвещения пытались объяснить крайне малое количество школ в России и плохое их состояние финансовыми затруднениями. Ушинский же доказывал, что устройство хороших школ, правильно развивающих и правильно воспитывающих народ, есть одна из самых выгодных и самых прочных финансовых операций. Развивая умственные и нравственные силы народа, обогащая его полезными знаниями, возбуждая в нем разумную предприимчивость и любовь к труду, поощряя его избегать диких, непроизводительных издержек, укореняя в массах простого населения правильный и ясный взгляд на необходимость администрации, законов и государственных издержек, истинное народное образование сохраняет, открывает и поддерживает именно те источники, из которых льется народное богатство, и льется само собой, без всяких насильственных мер. Время, труд, честность, знание, умение владеть собой, физические, умственные и нравственные силы человека – вот творцы всякого богатства.

Ушинский рассматривал учение в качестве одного из самых сильных воспитательных средств и источников общего умственного и нравственного развития. Правильно организованное учение развивает учащихся умственно и воспитывает нравственно. Все педагогические произведения Ушинского, включая его учебные книги «Детский мир» и «Родное слово», ведут в конечном счете к выявлению и определению наиболее рациональных средств умственного и нравственного развития детей. Антропологической основой такого развития является собственная деятельность ребенка, его самодеятельность. Изучаемая в школе наука призвана правильно развивать человеческий организм во всей его сложности. Отсюда особая роль обучения в формировании человеческих качеств.

Однако не в самих знаниях и не в высоком умственном развитии учащихся видел Ушинский главную задачу общего образования. Главное заключается в нравственном применении результатов обучения. Показателем такого применения будет не столько количество знаний и степень развития ума, сколько то, на что они пойдут, в какие взгляды и убеждения сложатся и какое окажут влияние на образ мыслей, чувств и поведения учащегося. Нравственно развивающее обучение призвано заложить прочное основание стройному мировоззрению, серьезным взглядам на труд и на жизнь. Таким образом, Ушинский определял нераздельность воспитательного процесса, в котором обучение решает общественные задачи на материале преподаваемых наук.

Всю нравственную силу и умственное развитие может извлечь из учения только такое преподавание, которое основано на законах психического развития человека. Подобное преподавание Ушинский назвал органическим, когда отдельные учебные предметы, в особенности география, история и естественные науки, ведутся так, что они поддерживают друг друга, пополняют и оживляют, а все вместе дружно строят в душе воспитанника прочное здание ясного, живого и верного мировоззрения. Хаотическое же преподавание, где одна наука идет вслед за другой, нигде не сталкиваясь, хотя и очень стройно все это изложено в программе, приводит к мертвому состоянию идей, когда они не образуют четкого мира в голове, а лежат в ней, как на кладбище, не зная о существовании друг друга. При распределении предметов преподавания в общеобразовательной школе следует иметь в виду не науки в отдельности, а душу учащегося в целости и ее органическое, постепенное и всестороннее развитие. Одно дело – наука в своей системе, а иное – педагогическое развитие учащихся и передача им необходимых и полезных для жизни сведений. Не науки должны схоластически укладываться в голове ученика, а знания и идеи, сообщаемые науками, должны органически строиться в светлый и, по возможности, обширный взгляд на мир и его жизнь. Школа должна прийти к тому положению, когда только в конце ее, а не в начале раскроется система науки.

Ушинский показывает психологическую и педагогическую несостоятельность идеи о занимательном обучении. Такое обучение не дает никакого упражнения воле ученика, не способствует, а, скорее, мешает развитию в нем самостоятельного характера. Не с курьезами и диковинками наук надо знакомить учеников в школе, а приучать их находить причинные связи в том, что их окружает, показывать пользу науки.

Приучение учащихся к сознательному, обдуманному чтению составляет одно из назначений развивающего обучения, когда учитель предоставляет им возможность самим объяснять прочитанное, наблюдать или вспоминать, что они видели, и выводить из своих наблюдений правильные умозаключения.

Ушинский соглашался с Н.И.Пироговым в том, что общее гуманное образование должно составлять главную цель низших, средних и даже отчасти высших учебных заведений, что реальное направление в образовании пагубно для человека, если он прежде не был развит гуманно, что оно сушит, убивает в нем человека и что даже для самого реализма необходимо гуманное основание. Но Ушинский расходился с Пироговым в понимании значения слов «гуманизм» и «реализм». Под гуманизмом он понимал гуманное образование как развитие духа человеческого, а не только формальное развитие, т.е. развитие мышления и других способностей. Ушинский доказывал, что человека можно развивать гуманно не только изучением классических языков, но гораздо более и прямее языком народным, географией, историей, изучением природы, новых языков и литературы. Реализм начинается тогда, когда мы ищем в науке не мысли, не пищи духу, развивающей его и укрепляющей, не уяснения взглядов человека на самого себя и внешний мир, а именно только тех знаний, которые необходимы для той или иной отрасли практической жизни, когда мы смотрим на науку как на мастерство. Ушинский справедливо заключал, что реализм и гуманизм можно найти в каждой науке и различие это заключается не в том или ином наборе наук, но в различии способов их изучения. Можно из истории сделать реальную науку, а арифметикой и химией развивать гуманность в человеке. Поэтому он выделял два вида гуманно-образовательных влияний: влияние науки и влияние самого учения. В низших и средних учебных заведениях главную цель учебной деятельности должен составлять сам человек, в университетах – наука.

Ушинский понимал, что научные основы обучения не могут быть выведены непосредственно из школьного опыта, так как не сами формы и методы учебной работы составляют сущность процесса обучения, а закономерности познания, к выяснению которых с точки зрения теории и психологии познавательного процесса Ушинский и обратился в своем труде «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии». В первом томе этого обширного исследования впервые в истории русской дидактики были научно рассмотрены предпосылки теории обучения. Здесь, однако, философско-психологические оценки фактов физиологии и психологии еще не завершаются приложением выводов к самой практике обучения. Это было сделано Ушинским намеренно, потому что он не видел никакой трудности для всякого мыслящего педагога, изучившего физиологический или психологический закон, вывести из него практические приложения. Для народных учителей он собирался в дальнейшем в доступной форме изложить правила и приемы обучения. Главное, по его мнению, не правила или практические приемы, а изучение основ, из которых эти правила и приемы вытекают.

Разумеется, научные основы дидактики и теории воспитания – дело первостепенной важности. Тем не менее, систематическое изложение педагогики как искусства применения научных основ общей педагогики или, по определению самого Ушинского, науки педагогики имело бы большое практическое значение, не говоря уже о том, что это содействовало бы и более глубокому постижению самих научных основ теории обучения и воспитания. К сожалению, Ушинский не успел закончить обещанный им третий том своего исследования. А опубликованные почти сорок лет спустя после его смерти материалы к третьему тому «Педагогической антропологии», естественно, не могли удовлетворить огромнейшей потребности учительства России в научно обоснованном руководстве по педагогике. Эта потребность в какой-то мере удовлетворялась дидактико-методическими работами последователей великого педагога, а затем педагогами и дидактами психологической школы, прочное основание которой он заложил в России.

Почему Ушинский размежевал область педагогики на две неравноценные части – педагогику в «обширном» смысле, как собрание наук, и педагогику в «тесном» смысле, как теорию искусства, выведенную из этих наук?

К различению этих частей педагогического видения приводил Ушинского антропологический принцип. Изучение человеческой природы в ее вечных основах, в ее современном состоянии и в ее историческом развитии составляет предмет педагогики в «обширном» смысле слова. А практика, факты – дело единичное, но если в воспитании признавать дельность одной практики, то даже передача советов невозможна. Передается мысль, выведенная из опыта, но не сам опыт. Словом, непосредственно можно приобрести только умения и навыки, ремесленную выучку. Опыт постигается в обобщенном виде.

Если человек есть предмет воспитания, то всестороннее его изучение является необходимостью. Физиология и психология раскрывают организм предмета воспитания, но не идею воспитания. Цель воспитания, его направленность определяет философия. И Ушинский вносит важное уточнение в понимание сущности педагогики. По его словам, педагогика «все же в основном наука философская», поэтому требует «единства идеи» (Ушинский К.Д. Собр. соч. – Т. 11. – С. 82).

К.Д.Ушинский понимал развитие человека не только как естественный процесс, управляемый внутренними закономерностями, вне воздействия среды и воспитания. Не органическая наследственность, а историческая преемственность человеческих поколений, усвоение новым поколением достижений культуры своих предшественников делают человека тем или иным. В этом становлении человека велика роль воспитания. Сила воспитания еще не востребована в достаточной мере из-за слабого знания самой природы человека, а также недостаточного изучения интересов развития самого общества.

Ко времени создания «Педагогической антропологии» К.Д.Ушинский занял особую позицию по отношению к философским и психологическим теориям. Опираясь на факты, он попытался преодолеть односторонность идеализма Гегеля и позитивизма Конта: «Не говорил ли нам идеализм: «не изучай материи – ты там ничего не найдешь»? Не говорил ли нам новый позитивизм: «изучай только материю – ты там все найдешь»? Мы же говорим: изучайте явления и души, и внешней природы; в них вы найдете решения многих вопросов из бесчисленного числа еще не решенных...» (Ушинский К.Д. Собр. соч. – Т. 8. – С.591). Задавая себе вопрос, какова же его собственная теория, Ушинский отвечал: «Никакой... Мы шли везде за фактами и насколько вели нас факты...» Требования педагогической действительности вынуждали его «поступаться своими теориями». Происходило «столкновение психологической теории с педагогической действительностью» (Там же. – С.41).

Ушинский надеялся, что педагогика сможет стать наукой, если будет связана с жизнью, будет выражать потребности общества и опираться на данные других паук, прежде всего на философию, физиологию и психологию. В предисловии к первому тому «Педагогической антропологии» он наметил обширную программу исследований на будущее, чтобы педагогика обрела научный характер, а воспитательная деятельность могла опираться на широкие знания о ребенке.

Эту программу подхватила в России в самом начале XXв. вновь возникшая экспериментальная психология. А.П.Нечаев указал на труд К.Д.Ушинского «Человек как предмет воспитания» как на ее источник.

П.А.Лебедев

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 781