Последователи Сергия Радонежского

НИЛ СОРСКИЙ (1433-1508)

Во второй половине XV в. в русской духовной жизни наметился серьезный кризис монашества и монастырской жизни. Возникшие на принципах высших христианских добродетелей монастыри со временем обрастали огромными земельными владениями и погрязали в мирских заботах. В рядовых монастырях нередко процветали даже пороки. Нил Сорский – один из авторитетнейших старцев своего времени, к советам которого обращались и князья, и крупные церковные деятели, настаивал на добровольном отказе иноков от всякой собственности («нестяжании») и полном сосредоточении на нравственном самосовершенствовании.

Будучи выходцем из высших слоев московской служилой знати (его брат Андрей Майков был известным дипломатом при дворе русского государя) и получив в юности прекрасное образование, он в возрасте 25 лет принял постриг с именем Нил в Кирилло-Белозерском монастыре, выбрав себе в учителя знаменитого старца, блаженного Паисия (крестного будущего государя Василия III). После путешествия на Афон Нил открывает скит на реке Сора (Нилова пустынь). Оба старца (и Паисий, и Нил) активно отстаивали на соборах 1490 и 1503 гг. принципы «нестяжательства» и высказывались против казни еретиков, монастырского владения собственностью, но потерпели поражение от Иосифа Волоцкого и его последователей [1].

Нил Сорский в русском монашестве занимает особое место. Если школа самого Сергия Радонежского имела устную или «бытийствеиную» традицию, то Нил был первым в Московской Руси, соединившим в своем лице великого подвижника, проповедника и философа – мыслителя, который обобщил опыт отечественного монастырского воспитания. Составленный Нилом Сорским «Устав о скитской жизни» дает нам достаточно полное представление о его понимании пути духовного восхождения человека.

Основным методом духовно-нравственного воспитания он считал многократную молитву, соединяющую ученика-послушника с источником нравственного просвещения – Богом. Молитва, по его мнению, необходима для того, чтобы «блюсти сердце». Тот, кто овладел этим умением, восходит на первую ступень «лествицы» духовного совершенствования.

Вторая ступень восхождения заключается в овладении иноком умением управлять своими страстями и в многократных упражнениях, в духовной работе по очищению и возвышению души к источнику истины и любви – Богу. В основной перечень упражнений им включалось: чтение духовных книг, рукоделие, пение псалмов, занятия из послушания, всенощное стояние и др.

Третья ступень – овладение искусством «ум блюсти в сердце», что достигалось средствами непрерывной безмолвной молитвы. Ученик-послушник должен был уметь соединить умственную образованность с духовно-нравственной воспитанностью – «собрать ум в сердце». Эта ступень образования называлась Нилом Сорским «высшим чином делания духовного».

От Сергия Радонежского и до Нила Сорского в русских православных обителях следовали правилам духовного совершенствования, поднимаясь по ступеням этой «лествицы» под руководством свободно выбранных ими учителей-наставников. Канонизация Нила Сорского произошла лишь в XVIII в.

Нил Сорский оставил ценные в историко-педагогическом плане сочинения и письма, извлечения из которых приводятся в антологии.

 

Преподобного и богоносного отца нашего игумена Нила Сорского, основателя скитского жития, поучения своим ученикам [2]

...Содействием Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа и с помощью Его Пречистой Матери написал я это для себя и своих в Боге живущих собратий, которые суть мои единомышленники. Именно так, а не учениками, называю я их.

Один у нас учитель – Господь и Иисус Христос, Сын Божий, Который дал нам Божественное Писание и наставил святых апостолов и святых отцов, а также весь человеческий род ко спасению. Все они сами содеяли добро и, исполнив, учили других. Я же ни единой не совершил добродетели, а только сказую Божественное Писание тем, которые его принимают и желают спастись...

Цель и суть писания сего состоит в том, чтобы показать, как иноку, который действительно в наше время хочет спастьсь, подобает совершать свое аскетическое делание, согласуя внутренние и внешние свои упражнения со Священным Писанием и житием святых отцов.

Если мы будем так действовать, то достигнем вечной жизни в Иисусе Христе, Ему же подобает всякая слава со Отцем и Святым Духом ныне и присно и во веки веков! Аминь.

...Многие св. отцы свидетельствуют о том, что хранение сердца и ума полезно тому, кто по благодати Божией желает быть духовно воспитан. Во-первых, мы знаем слова Самого Господа, Который сказал: Из сердца исходят злые помыслы... и это оскверняет человека (Мф. 15, 18). Он учил, что нужно очищать внутреннее сосуда (Мф. 23, 26) и что поклоняться Господу следует в Духе и истине (Ин. 4, 24). О том же говорил и апостол: «Когда я молюсь языком, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода... стану молиться духом, буду петь и умом» (1 Кор. 14, 14). Так сказал апостол о духовной молитве, и еще сильнее сказал: «Я хочу лучше пять слов сказать умом, нежели десять тысяч языком» (1 Кор. 14, 19). Св. Агафон замечает: «Внешнее делание подобно листу, внутреннее, то есть духовное, подобно плоду». И далее у него же находим устрашающие слова: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3, 10; Лк. 3, 9). И еще сказали отцы: «Кто только устами молится, а об уме забывает, тот молится в воздух, в то время как Бог обращает внимание на ум».

В прежние времена сохраняли свой ум в чистоте, получали благодать и достигали бесстрастия и чистоты душевной не только те из святых отцов, которые жили в уединенных местах и далеких пустынях, но также и те, кто проживал в монастырях, пасположенных недалеко от городов или даже в переполненных людьми городах. Так, например, Симеон Новый Богослов и его старец Симеон, подвизавшиеся в Студийском монастыре, как светила сияли духовными дарованиями посреди многолюдного Константинополя. Подобен им и Никита Стифат, и многие другие. Поэтому и св. Григорий Синаит учил трезвению и молчанию, которое заключается в хранении ума, не только отшельников и в уединении живущих, но и тех, кто подвизался в общежитии... [3].

Многоразлична борьба с помышлениями, которые побеждают или бывают побеждены, сказали отцы. Сперва появляется «прилог», затем «сочетание», потом «сложение», затем «пленение» и, наконец, «страсть».

«Прилог» есть простое искушение, которое, как картина, возникает, проникает в сердце и являет себя разуму.

«Сочетание», как говорят, есть принятие, со страстью или без страсти, искушения от врага, который здесь же тайно присутствует, иными словами – собеседование с ним; в этом случае мы не отталкиваем помысла и дозволяем ему входить в наше сознание и обсуждаться. И это, говорят, уже грех.

«Сложение», говорят, есть греховное сочувствие души появляющемуся искушению или его картине; при этом кто принимает исходящие от врага искушения или картины, тот занимает свои мысли ими и начинает мало-помалу склоняться к предлагаемому искушению.

«Пленение» – это когда помысл невольно и принудительно овладевает нашим сердцем, водворяется в нем и разрушает наше доброе устроение.

«Страсть», как говорят, есть то, когда грех становится нашим обычаем. Большей частью происходит это оттого, что мы дерзко обращаемся со многими людьми, следуем собственной воле в самом плохом смысле. Страсть подлежит или покаянию, или вечной муке. Надо каяться и молиться, чтобы освободиться от всякой страсти. Ибо всякая страсть подлежит вечному мучению не за то, что подверглись брани от нее, но за нераскаянность...

Многоразличны, говорят отцы, виды нашей борьбы, с помощью которой мы одерживаем победу над коварными искушениями (лукавыми помыслами),соответственно силам сражающихся;мы разумеем молитву на помыслы,пререкание им и, наконец, уничижение и отгнание. Уничтожать, подавлять и отревать помыслы могут совершеннейшие, противостоять, противуотвещать – преуспевшие. Новоначальным же и немощным надлежит молиться против них и лукавые помыслы переводить на добрые. Имея это в виду, св. Исаак Сирин говорит,что добродетели крадут у нас страсти.

NB. Какое простое и одновременно загадочное определение духовного воспитания! Оказывается, это всего-навсего хранение сердца и ума в чистоте своих помыслов. И тогда в результате ученик достигает «бесстрастия и чистоты душевной», что является единственно надежным щитом для духовно воспитанного человека, защищающим его от суеты проживания даже «в переполненных людьми городах». Не агрессия, не магия, не заговор, а только душевная чистота.

Опыт монашеского подвига показывает, что это безумно трудно даже в келье. Что же тогда говорить о массовой школе? Или она не должна себе ставить задачу духовного воспитания вовсе? Проблема в критериях. Впрочем, Нил Сорский дал эти критерии и дал точную психологическую картину того, как мысль овладевает волей. Совершенные подавляют греховные помыслы и страсти в зародыше, преуспевшие противостоят им и борются с ними, нам же – «новоначальным и немощным» – надлежит «лукавые помыслы переводить на добрые». То есть отвлекать наши ум и чувства на добрые дела! На творческие дела. И тогда понятно, что такое «трезвение и молчание». Это вовсе не высокомерие и немота, а умение отслеживать и останавливать поток дурных и суетливых мыслей. Есть два положительных состояния ума: ум молчит, когда поет сердце; ум занят творческой проблемой, имеющей нравственный характер.

Афоризм Исаака Сирина «Добродетели крадут у нас страсти» надо было бы повесить в каждой учительской

Есть, однако, восемь главнейших страстных помыслов (искушений), говорят отцы, из которых все другие рождаются: чревообъядение, блуд,сребролюбие, гнев, печаль, уныние,тщеславие, гордость...

Если кто, молясь и размышляя о смерти и Суде, по благодати Божией обрящет слезы, то приличествует ему плакать в той мере, в которой он имеет для этого возможность и силу. Плач, говорят отцы, избавит его отвечного огня и прочих будущих мучений.

Те, которые дара слез не получили,могут его приобрести, созерцая таинства Домостроительства Господня и Его человеколюбие или читая жития святых и рассказы об их подвигах и учении; отчасти от упражнения в Иисусовой молитве («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешнаго». – В. П.) или других молитвах, которые составили святые, а также через некоторые церковные песнопения, каноны и тропари. Все это приводит в состояние умиления.

Другие, постоянно вспоминающие свои грехи, получают дар слез через размышление о смерти и Суде или через желание будущего блаженства, а также через некоторые другие образы.И кто каким образом приобретет дар слез, тому надлежит о том размышлять и так оставаться до тех пор, пока слезы продолжаются. Отцы сказали: «Кто хочет избегать грехов, избегает их посредством слез; кто хочет предотвратить их, достигает этого через слезы».

В том-то и состоит путь покаяния, приносящий плоды, чтобы мы каждому нападению, которое нас постигает, и каждой вражеской мысли противопоставляли, по благодати Божией, слезы и признавали себя виновными. Такое слезное покаяние непременно нам поможет; благодать снисходит, когда мы сердечно молимся. Симеон Новый Богослов сказал: добродетели суть воины, умиление же и слезы есть царь действующей армии. Ибо они, сказал он, вооружают к сражению, созидают армию и укрепляют ее, помогая нам противостоять врагу и охраняя подвижников от его нападений. Для нас, начинающих и неопытных, нет другого средства, кроме слез.

Если в нас этот дар благодатию Божией умножается, то наступает облегчение в борьбе, искушения немеют; ум насыщается и увеселяется молитвою, и из глубины сердца истекает неизреченная сладость, охватывая все тело и все его члены, преобразуя страдания в сладость. Таково утешение, происходящее от слез, сказал св. Исаак Сирин.

И вот человек достигает такой радости, какую он не может получить в этой земной жизни; и никто не знает радости, кроме тех, которые отдают себя силе плача...

Если мы удостоимся благодатию Божией дара слез и молитвы в чистоте и плаче, то нам надлежит всеми возможными способами сохранять себя отдуха гнева и других искушений. В такой готовности мы должны находиться всегда...

Эти добрые и чудные дела (чистую молитву, слезы, умиление) подобает творить с рассуждением, в благоприятное время и в надлежащую меру. Прежде всего подобает нам предуготовить себя молитвою, да пребудем в делах добрых, будучи сохраняемыми благодатию Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и благодаря предстательству нашей Госпожи Богородицы и всех святых, которые просияли в подвигах добродетели.

Совершая дела, угодные Богу, как-то: пение, и молитву, чтение и поучение о духовных вещах, работу и монастырское служение, будем всеми силами обращаться к Богу, воссылая из глубины души хвалу Отцу и Сыну и Святому Духу, Единому Богу во Святой Троице, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

МАКСИМ ГРЕК (ок. 1470-1556)

Принадлежал к знатному византийскому роду Триволис, который находился в дружеских отношениях с царственным домом Палеологов. После падения Византийской империи в 1453 г. именно Италия стала прибежищем и средоточием греческой образованности. Михаил Триволис, будущий русский подвижник, провел в Италии 10 лет, став ученым-энциклопедистом, как того требовала сама эпоха Возрождения. Во Флоренции он был знаком с философами Марсилио Фичино и Анджело Полициано, увлечен проповедями Савонаролы, учился у прославленного гуманиста Иоанна Ласкариса. В 1498 г. поселился в Мирандоле, где обучал греческому языку будущего знаменитого философа Возрождения Джованни Пико делла Мирандола, пытался принять постриг в доминиканском монастыре Сан-Марко, настоятелем которого некогда был Савонарола.

Пробыв два года в католическом монастыре, Михаил покидает Италию и прибывает на Афон, где в 1505 г. становится иноком Ватопедского монастыря с именем Максим. В 1518 г. по просьбе московского царя Василия III константинопольский патриарх отправляет его на Русь как искуснейшего толкователя и переводчика Священного писания. С большими почестями гостя определяют на служение в кремлевском Чудовом монастыре.

Литературное наследие Максима Грека насчитывает более 300 сочинений, включая переводы Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Симеона Метафраста, византийской энциклопедии «Лексикон Сеиды» и др. Он автор многих оригинальных публицистических, богословских, философских произведений, среди которых имеются труды с отчетливо выраженным педагогическим содержанием – «Слово отвещательно о книжном исправлении», «Толкование именам по алфавиту», «Слово на латинян» и др.

Являясь по сути своей проповедником, он в своей келье в Чудовом монастыре создал просветительский кружок, где обсуждались проблемы содержания образования православного человека, проблема свободы воли («самовластный дар»), вопросы русской грамматики и перевода. Влияние Максима Грека на книжную культуру Руси, на русских книжников того времени огромно. В келье ученого афонца собирались образованные и влиятельные при дворе лица. Среди них князь-инок, «нестяжатель» Вассиан Патрикеев, князья Петр Шуйский и Андрей Холмский, бояре Иван Тучков, Василий Сабуров, Федор Карпов, Иван Берсень-Беклемишев, Федор Ртищев, открывший позже первое просветительное заведение в Москве на Андреевском подворье, что на Воробьевых горах. Почитателем ученого грека являлся А. М.Курбский, известный критик деятельности Ивана Грозного. Максим Грек высказал мысль, что «царь велика и преславна» должен воспитываться и обучаться у лучших мыслителей-учителей своего времени, подобно тому, как Александр Македонский обучался у великого Аристотеля.

После смены митрополита на ученого старца начинаются гонения. В 1525 г. он был привлечен к следствию по политическому делу Берсеня-Беклемишева (того обвинили в заговоре против царя), а потом и к церковному суду за «еретические выражения» в переведенных им текстах. Максима Грека ссылают в Иосифо-Волоколамский монастырь на одиночное сидение в тесной, сырой и смрадной келье, без права читать и писать, с оковами на ногах, с отлучением от принятия Святых Тайн. В 1531 г. Максим вновь привлекается к суду, на этот раз по делу «нестяжателей». Их идеолог Вассиан Патрикеев вскорости погибает в подвалах того же монастыря, а старца переводят в Тверь, в Отрочь монастырь. Оковы с него снимают, разрешают читать и писать, но это все равно одиночное заключение без допущения к Святому Причастию. С этого времени Максим начал составлять сборник своих сочинений. Лишь в конце 40-х годов по приказу Ивана IV он был переведен в Троице-Сергиеву лавру. Максим Грек участвовал в подготовке рукописей первых книг на славянском языке, напечатанных в начале 60-х годов Иваном Федоровым. Почитание преподобного старца началось вскоре после его смерти, но канонизирован он только в 1988 г.

«Повесть о совершенной иноческой жизни», включенная в антологию, построена в ключе сравнительного анализа западноевропейских и русских монастырей. Максим Грек высказывает критическое отношение к характеру западноевропейской образованности и являет себя убежденным сторонником просветительского направления православного Востока, дела Сергея Радонежского в области просвещения, воспитания и самосовершенствования человека. Для него первичным является не обучение и передача учителем огромного объема информации, «прельщающее... многознаиием эллинских паук», а духовно-нравственное воспитание людей в Свете Христовом, поскольку, замечает он, «знание делает гордым, а любовь назидает». Лучшей формой образования человека, ориентированного на учительскую деятельность, является общежительный монастырь, а не школы и университеты Западной Европы.

В «Повести...» Максима Грека высказана забота о том, чтобы усовершенствовать в Московской Руси общежительные монастыри как традиционные образовательные центры. В этом плане, по его мнению, хорош и западноевропейский опыт, особенно по организации подготовки игуменов к руководству воспитанием и образованием монахов, добродетельных и человеколюбивых пастырей народа.

 

Повесть о совершенной иноческой жизни [4]

Приступая к написанию некоей страшной повести, прошу читающих сочинение это не подумать обо мне, что я лгу о небывалом. В свидетели им предлагаю самого Бога, который знает тайное, что я об истинном пишу, что сам не только видел и прочел, но и слышал от мужей правдивых, то есть добродетельной жизнью и мудростью многой украшенных, у которых я, будучи еще очень юным, прожил долгие года. Пусть же у читателей сомнения не вызывает и то, что у людей, латинские учения любящих, свершилось такое славное чудо по воле хотящего, чтобы «все люди спаслись и достигли познания истины». Ибо в обычае божеской благости везде всем людям распространять неизреченные дары и блага от своих щедрот, являя себя таким образом всем вместе в поднебесной и обращая к себе творение свое, так как Бог «повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Но об этом достаточно, теперь же время начать повесть.

Париж – город славный и многолюдный в Галлии, которая ныне называется Францией – держава великая, и славная, и богатая бесчисленными благами, а из них первое и лучшее – забота и усердие относительно философских и богословских догматов, даром преподающихся всем, стремящимся к таким превосходным наукам. Ибо преподавателям этих наук плата значительная выдается ежегодно из царской казны, так как тамошний царь имеет великую ревность и заботу о словесных науках. Там преподаются всякие науки не только по части нашего благочестивого богословия и священной философии, но и о внешней мудрости всяческие науки, которые доводят ревнителей своих до совершенного познания, а этих ревнителей там великое множество, как я слышал от некоторых. Ибо со всех западных стран и северных собираются в упомянутый великий город Париж одержимые стремлением к словесным наукам не только дети простых людей, но и родственники достигших царского престола или боярского и княжеского сана: у одних там сыновья, у других братья, у иных же внуки и прочая родня. Каждый из них, достаточное время пробыв в учении прилежном, возвращается в свою страну, исполненный всякой премудрости и разума. И он служит украшением и предметом похвалы для своего отечества, для которого он становится советником прекрасным, и руководителем опытным, и помощником рьяным во всем, в чем потребность будет. Такими должны быть и становиться для своего отечества те, которые у нас благородством и обилием богатства весьма славятся и которые, священным учением словесных наук наставляемые и просвещаемые, смогут не только свои собственные непохвальные страсти одолеть, и о внешнем женоподобном украшении не заботиться, и свободными от сребролюбия и всякого лихоимства себя сохранять, но еще и других заставят подражать себе, любить всякую богоугодную жизнь. Но об этом достаточно.

NB. Никак невозможно не отреагировать на эту фразу. Богословие, влияющее на благочестие граждан, и «священная философия – превосходная наука», обустраивающая ум, настолько ценились, что обучение им в университетах XV–XVI вв. было бесплатное для всех и равно почетное как для детей простых людей, так и для детей боярского, княжеского или царского рода. Жалованье профессорам – и немалое – платила царская казна. Итак, в средние века ценилось образование, в наше время – наличие диплома. Потому ни благочестия, ни таланта не видим мы в наших специалистах, но лишь разрозненные знания, не служащие ни уму, ни сердцу.

Итак, в знаменитом городе том был некий муж, искушенный во всякой премудрости внешней, и нашего священного богословия учитель великий и первый из числа бывших там наставников, а имени его я не узнал и не слышал его никогда ни от кого. Этот-то столь удивительный и знаменитый муж, объясняя, по обыкновению своему, своим ученикам богословские изречения блаженного апостола Павла, возгордился в мыслях по причине имевшихся у него многогранных познаний, и вырвалось, говоря словами Писания, «велеречие из уст» его, и он сказал, не устрашившись: «Это богословское изречение даже сам Павел не мог постигнуть и объяснить, как это сделал я». О, какое это безумное велеречие, и дерзость, и многолетнее неразумие! Как не понял он спасительного завета Спасителя, гласящего: «Ученик не выше учителя своего»; и еще: «Довольно для ученика, чтобы он был как учитель его»? Но если он и забыл этот завет Владыки, то Божий суд, который всегда гордым противится, не замедлил, но тотчас его настиг, и мертвым его тут же сделал, и безгласным сотворил бывшего прежде громогласным и хвастливым; и вот он уже мертв и безгласен на учительском своем месте. Оказавшиеся же тогда там многочисленные его ученики, ужасом и страхом охваченные из-за случившегося по воле ничем не подкупного Судии, сняв умершего оттуда и положив в гроб, в церковь его отнесли и совершили положенное над умершими обычное пение. Но, о страшный рассказ: мертвый ожил и, сев в гробе, воскликнул: «Я поставлен пред Судией». И, сказав это, опять мертвым опустился без дыхания и без гласа. В то время, как присутствующие были в ужасе от того, что они увидели и услышали, и «Господи, помилуй» долго с великим страхом взывали, вновь мертвый, ожив, сказал: «Я испытан был». И вновь мертвый опустился в гроб, и вновь еще больший страх объял присутствующих, великий ужас, и «с погребением не будем спешить, – говорят они, –услышим, чем кончится необычное это явление». Вновь умерший ожил и последний звук издал, сказав: «Я осужден». И больше уже не оживал и не говорил. Таков был конец знаменитого этого наставника, и таково было возмездие за безумное превозношение того, кто ослушался божественного проповедника, говорящего: «Но знание делает гордым, а любовь назидает».

С тех пор ученики его, многие числом, и благородные и богатые юноши, презрев преходящие красоты суетной этой жизни, и усердие излишнее в науках, и славу суетную от этих наук, – все это презрев и отвергнув, отреклись дружно от всех житейских забот, и, свои богатства и имения нищим и нуждающимся раздав, согласно евангельской заповеди, устремились единодушно в отдаленное место, и там монастырь устроили себе, и, малую часть богатств монастырю отделив на пропитание себе, иноческое житие возлюбили, новое правило и порядок [5], не для всякого легко выполнимые, такие себе установили: каждый обязан жить один в своей келье, не выходя наружу и ни с кем не беседуя, возлюбив совершенное молчание не только у себя, но и во время установленных в церкви собраний, а эти собрания с великой кротостью и в молчании посвящать Богу и ни о чем житейском ни в коем случае не говорить между собой; есть же каждый должен в своей келье то, что приносится ему общим слугой, причем этот слуга не через дверь входит к иноку, – что запрещено было строго, – но подает через окно, устроенное возле двери, положенную пищу, не ту, какую бы кто пожелал, но какую настоятель их указал строителю обители; а собираться в трапезную они должны каждое воскресенье и по всем большим праздникам. За каждой кельей был у них маленький садик на малую им утеху, и колодец маленький под самым окном, и ковш медный, а в кельях у них не найдешь ничего другого, кроме нескольких книг и рубища, которое они носят на себе. Где у них особая какая-нибудь вкусная пища, или напиток, или какие-нибудь овощи, или что-нибудь другое, услаждающее гортань? Где у них накопление серебра и золота? Где у них празднословие, или сквернословие, или смех несвоевременный и бесчинный? О пьянстве же и избытке вкусной еды даже и не слышно у них; сребролюбие же, и лихоимство, и ростовщичество, и лукавство почиталось у них мерзким и проклятым; одежда была у них власяная и вся белая, обозначающая чистоту их жизни и существования; а ложь, и ослушание, и пререкание исчезли у них окончательно. Где у них отвержение обетов, которые они дали Богу, когда постригались? Ничего этого не найдешь, даже много потрудившись. Но и других обителей, как это бывает из-за переходов частых, они не знают, – не как мы переходим бесчинно вопреки обетам нашим из обители нашей в другую, по легкомыслию ума нашего, нарушая указания Бога и Спасителя нашего, повелевающего нам в Своем Евангелии: «В какой дом войдете, там оставайтесь, пока не выйдете, а не переходите из дома в дом». Что на это мы ответим страшному и неподкупному Судье? Ибо он так говорит непреложно: «Всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному», и прочее, что известно всякому. Нет у нас ответа, и мы будем признаны Им безрассудными как безумно преступающие святые заповеди Его.

Услышим и о другом их порядке, весьма угодном Богу и спасительном для возлюбивших иноческую жизнь. Усмотрели они премудро, что по причине редкости избравших ангелоподобную иноческую жизнь и вследствие краткости человеческого существования имеющиеся всюду в стране их честные обители, – одни переполнены иноками, и священниками, и дьяконами, a в других, напротив, настоятели и наставники монашеских орденов терпят недостаток в них. Ибо у латинян существуют различные монашеские ордены, а не один, как у нас [6]. Настоятель каждого ордена, которого называют генералом, повелевает в такой-то город собраться всем игуменам и начальникам из всех монастырей для рассмотрения и исправления того, что содействует спасению и существованию иноков и их монастырей. И по повелению его собираются все без оговорок в тот город, какой он назначит. И все они люди сведущие во всякой философии и в смысле боговдохновенных писаний, иногда их тысяча, а иногда и больше тысячи, и всех их кормит город, в который они собираются, пока они живут в нем. В этом городе во все дни собираясь вместе, они рассматривают по Божьей воле порядок в монастырях, их богоугодное устройство и если узнают, что в какой-либо обители имеется недостаток в священниках, и дьяконах, и в простых иноках, то, взяв из другой многолюдной обители, посылают их туда с соборным посланием. И ни та обитель, из которой они взяты, не скорбит и не противится, ни та, куда они посланы, не ослушивается соборного постановления, но обе с большой радостью и послушанием повинуются соборному постановлению: одна обитель отпускает братию с миром, а другая принимает с великой братской любовью как свои члены. И таким образом оказываются они исполнителями священных слов: «Странник я и пришелец, как и все отцы мои». Таково их совершенное братолюбие и покорность настоятелям своим. Нет у них ничего своего, но все общее, нестяжательство они любят как великое благо духовное, ибо оно сохраняет их в спокойствии и во всякой правде, и в твердости помыслов, и вдали от всякого сребролюбия и лихоимства.

Таким же образом собор их рассматривает и исправляет и то, что касается игуменов монастырей. И если о каких из них узнают, что они бесчинно и не по установленному порядку и правилу управляют братией, таких смещают, и епитимию заслуженную на них налагают, и, других избрав на их место, посылают с грамотами от собора в порученные им монастыри. Все это и подобное этому правильно и богоугодно сообща рассмотрев и упорядочив, они расходятся, и каждый спешит в свою обитель. Избранный же собором генерал, что значит по-русски соборный наставник и надзиратель, все без исключения честные обители своего ордена постоянно объезжает, проверяя игуменов монастырей, как каждый из них управляет братьями и монастырскими делами, и если он делает это благочинно и как угодно Господу – похвала такому от генерала и утверждение, если же игумен не таков – сместив его, генерал налагает на него епитимию и другого на его место ставит. Таким способом незыблемо укрепляются их честные обители во всяком благочинии и благоговении иноческом, в союзе священной любви содержась и утверждаясь. Так следовало бы и нам, православным, устраивать в отношении нас, иноков, и чтобы соборами богоносных отцов избирались игумены священных монастырей, а не так, чтобы дарами серебра и золота, даваемыми народным писарям, игуменские места достигались желающими, из числа которых многие совсем не обучены предметам божественным и ведут бесчинную жизнь, упражняясь всегда сами в пьянстве и во всяком чревоугодии, а находящиеся под их управлением братья, лишенные заботы об их телесных потребностях и в небрежении духовном, скитаются по бездорожью, как овцы, не имеющие пастыря [7]. Увы, увы, пощади, Господи, пощади!

Если же некоторые, самолюбием и славолюбием ослепляемые, спросят: как и чем они питаются, любя совершенное нестяжатсльство, – я и это покажу им, ибо они сами добровольно закрывают глаза перед евангельской истиной, самолюбием и славолюбием побеждаемые. Не слышали ли вы, добрейшие, спасителя нашего Иисуса Христа, говорящего священным ученикам своим: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Ищите же прежде царства Божия и правды его, и это все приложится вам». Эту спасительную заповедь Владыки и поучение соблюдая, они не пекутся о том, как приобрести в изобилии имения и богатства, и стада разного скота или большие земные сокровища, золото и серебро. Одно у них в изобилии богатство и сокровище неистощимое – прилежнейшее хранение и исполнение всех евангельских заповедей, посредством которого скоро и удобно достигается ими самая главная добродетель – любовь к Богу и ближнему своему, ради чего они день и ночь трудятся в изучении святых писаний, просвещаемые которыми они более и более разжигают в себе угли божественных желаний, движимые и руководимые которыми, они не могут умалчивать спасительное и учительное слово во славу Божию и поучают непрестанно в церкви людей Господних, доказывая всякому человеку неизмеримое человеколюбие и благость Господню к тем, которые живут, как угодно Богу, своего спасения страхом Божьим достигают; также возвещают и нестерпимый его гнев и ярость против непрестанно вызывающих гнев неизреченного его долготерпения всякими беззакониями, и неправдами, и постыдными делами. Так непрестанно посвящая себя служению людям и как чадолюбивые отцы заботясь непрестанно о спасении многих, они у всех находятся в чести и всеми любимы, и потому все с великой благодарностью и с добрым расположением предлагают им ежедневно пищу и прочес, что для жизни необходимо.

Но следует мне рассказать вам и о способе подаяния: ибо он служит свидетельством немалого смирения. Каждый день настоятель обители отпускает двух монахов, у каждого из которых сума льняная, на левом плече висящая, и они, войдя в город, обходят дома, находящиеся на одной улице, и просят Господа ради хлеба на братию, и, наполнив сумки чистым пшеничным хлебом, возвращаются в обитель свою. Таким способом они каждый день добывают себе пищу на день, переменяя городские улицы [8]. Но кто и каковы эти просители? Это бывшие прежде благородные и богатейшие люди, которые, подражая Господней нищете, добровольно делаются нищими и не стыдятся послужить нуждам своей обители, без ропота и раздумий. А кто, услышав о смирении игуменов их и благочинии во время обеда, не ужаснется? Не увидишь у них в руке жезла – ни внутри монастыря, ни вне его, ни во время божественного пения; не видно и чтобы они лучшими, чем другие братья, одеждами украшались. Войдя же в трапезную и прочитав предварительно «Отче наш», как и у нас принято, сядут они по порядку тихо и со всяким благочинием, а хлеб уже положен у них на посередине стола, как у нас принято, но напротив каждого на краю стола – каждому из них целый калач, и рядом нож, и ложка, и чарка пустая. И никто не смеет прежде игумена взять себе свой хлеб или, разрезав его, попробовать. Тогда два юных инока входят, и каждый из них несет на топкой дощечке приготовленное для братии кушанье в чашках оловянных, и, начав с последних, протягивают инокам эти дощечки с чашками, и каждый своей рукой берет чашку, а после всех уже и игумен берет чашку. Но еще не смеют они коснуться хлеба, пока назначенный инок не начнет читать положенное чтение. Когда же он начнет, то игумен ударяет трижды в висящий перед ним колокольчик. Тогда сам настоятель берет положенный перед ним калач, также и остальные. Когда они едят, входит виночерпий и, начав с последнего, наполняет также вином по порядку чарки их. И если другое какое кушанье будет принесено, и его прислуживающий предлагает, начиная с последних вплоть до игумена. После еды они встают и начинают петь благодарственные молитвы, и с пением выходят из трапезной попарно и благочинно и, войдя в церковь, здесь заканчивают благодарственные песни.

Услышим и о другом их богоугодном и спасительном установлении, которое они придумали для полного искоренения всяких дурных и плохих своих привычек. Приказание дается игуменом имеющимся в обители священникам и дьяконам наблюдать друг за другом в течение всей недели, когда и в чем кто согрешит словом или другим каким-нибудь бесчинием, и о таком прегрешении извещать игумена. Вечером же каждую субботу после мефифона собирает игумен всех в назначенном для этого помещении. И когда все соберутся, то сперва игумен читает поучение духовное послушникам и прочим простым братьям и, поучив их достаточно, отпускает каждого в его келью, где тот пребывает в молчании великом и безмолвии. Оставшимся же при нем священникам и дьяконам, когда они также будут достаточно им наставлены, игумен повелевает, чтобы каждый из них открыл ему, кого в чем он видел согрешившим: или словом, или неприличным смехом, или гневом, или другим каким-нибудь подобным прегрешением. И когда они откроют ему, в чем кто согрешил в течение всей недели, такой епитимией он исправляет их: повелевает им опуститься на землю на колени и правое плечо обнажить. И когда они повеление исполнят, один из иноков, по приказанию игумена, держа в правой руке очищенные прутья, в виде веника, ходит и по очереди бьет их по обнаженному плечу, причем те читают пятидесятый псалом. После этого бывают отпущены с благословением в свои кельи.

NB. Сразу видно, что Максим Грек не был прямым учеником Сергия Радонежского. Он описывает доносительство и телесные наказания как положительный пример монастырского воспитания. Трудно себе представить такое в Троице-Сергиевом или Кирилло-Белозерском монастырях. Разница между авторитарной педагогикой и педагогикой любви, что зиждется на собственном примере учителя, на вере в его благодатное воздействие и на доверии учителя к своим ученикам, здесь проступает с явной силой и убедительностью. Когда же собственный пример учителя не срабатывает, тогда от других приходится требовать выполнения благочестия только с помощью «палочной» дисциплины или осуждения и отлучения. Приводит же это только к протесту, бунту или восстанию, что мы неоднократно в истории и наблюдали.

Узнав, каким образом и откуда подается им ежедневно хлеб, услышим теперь и то, откуда получают они и остальную необходимую пищу по промыслу Божьему. Жители городов по причине великого своего к ним благоговения и любви из-за богоугодного существования и жизни этих монахов присылают им – кто бочку вина, кто рыбы, а кто сыр и яйца. Иной кто-нибудь, в несчастье каком-нибудь или беде находящийся, приносит им пищу, прося игумена, чтобы тот велел находящимся под его управлением братьям помолиться Господу о нем, чтобы его избавил Господь от ожидаемой им скорби. И во время обеда игумен говорит во всеуслышание: «Тот, кто сегодня кормил нас, умоляет вас помолиться Богу, чтобы его избавил Господь от несчастья и печали, которую он ожидает. Помолитесь же о нем прилежно, каждый в келье своей!» Так благодаря преподобным молитвам их избавившись от печали, которую он ожидал, человек опять в изобилии дает им все необходимое.

В доброте своей и премудрости обещал священным своим ученикам человеколюбивый Господь, сказав: «Ищите прежде царства Божия и правды его, и это все приложится вам». Поэтому и они, поскольку они царство Божие, то есть спасение свое и ближних своих, прилежно и богоугодно ищут поучениями различными и частыми из божественных Писаний, себя и слушающих их спасают, достойно и праведно, в свою очередь, человеколюбивый Бог спасающимся дает в изобилии все необходимое для жизни, содействующим ему в спасении многих, а это спасение он «царством Божиим» иносказательно называет. Если даны Ему Отцом живущие везде народы в «наследие и владение пределы земли», как написано во втором псалме; и в другом псалме: «Воцарился Бог над народами», – как бы Он иначе царствовал, если не посредством веры в Него и обращения к Нему? Ибо как создатель и попечитель всех царствует Он всегда; получает же царство от Отца и как человек, как Сам говорит о Себе во втором псалме: «Я поставлен царем от Него». Итак, блаженны воистину те, которые заботятся, чтобы столь желанное Богу царство возрастало постоянно правдой Его, то есть прилежным исполнением святых Его заповедей, которые трудятся непрестанно в изучении и чтении боговдохновенных Писаний Его, которые, потаенный смысл их с усердием всяким простым людям объясняя и поучения всяческие от себя добавляя, приносят всегда, как плоды, Владыке своему души разумные, до этого уловленные от дьявола. За это они несомненно услышат от Него вот что: «Хорошо, рабы добрые и верные. В малом были вы верны, над многим поставлю вас: войдите в радость Господина своего». Сказанного здесь об этом достаточно для славы Господа нашего Иисуса Христа и для пользы, вместе и для возбуждения ревности божественной у тех, которые с благодарностью слушают повести о благочестии. Теперь же прислушаемся к некоей другой также душеполезной повести, достойной памяти, подражания, если действительно желаем угодить Господину нашему.

Флоренция – город прекраснейший и лучший из находящихся в Италии городов, которые я сам видел. В том городе есть монастырь, где живут монахи, называемые по-латински предикаторы, то есть Божьи проповедники. У храма же священной этой обители святейший апостол и евангелист Марк является покровителем и предстателем перед Господом. В этой обители игуменом был некий священноинок по имени Иероним, латинянин по происхождению и по вере, исполненный всякой премудрости и понимания боговдохновенных Писаний и внешней науки, то есть философии, подвижник великий и обильно украшейный божественной ревностью [9]. Этот игумен, движимый великим пониманием боговдохновенных Писаний, и еще более – божественной ревностью, поняв, что город Флоренция двумя богомерзкими грехами сильно порабощен, то есть богомерзким беззаконием содомитов и безбожным лихоимством и бесчеловечным ростовщичеством, божественной ревностью разжегся и пришел к следующему доброму и богоугодному решению: поучительным словом из божественных Писаний помочь городу тому и полностью истребить эти нечестия. Приняв такое решение, он начал учить в церкви людей Божьих всякими премудрыми поучениями и разъяснением книг, а в храм святого Марка-евангелиста собиралось к нему часто множество слушателей из числа благородных и первых жителей города того. Его полюбил весь город, и упрашивали его, чтобы он в самую соборную церковь пришел и стал учить их Божьему слову и закону. И он, согласившись с их решением и желанием, с усердием предпринял этот подвиг из любви к Богу. И каждое воскресенье, и во все большие праздники, и каждый день на протяжении всей святой четыредесятницы, приходя в соборную церковь, он обращался к народу с поучительным словом с высокой кафедры, стоя по два часа, а иногда и дольше продолжалось поучение. И такое действие произвела проповедь его, что большая часть города, полюбив твердые и спасительные поучения его, отказалась совершенно от злобы и лукавства и полюбила вместо всякого блуда, и постыдных дел, и плотской нечистоты всяческое целомудрие и чистоту, а неправедный, и лихоимец, и ростовщик сделались все праведнийшими, и милостивыми, и человеколюбивыми. А некоторые из них, подражая Закхею, начальнику мытарей, упоминаемому в Евангелии, зло и неправедно собранные ими имения добровольно раздавали нуждающимся руками учителя своего. Скажу попросту, чтобы, говоря обо всех по порядку его деяниях, не наскучить читателям рассказа этого, – большая часть города превратилась из последователей великой злобы в настоящий образец достохвальной добродетели.

Об одном только поступке похвальном, совершенном одной женщиной бедной, расскажу любителям добродетели, из которого они смогут понять силу боговдохновенных поучений мужа того. Сын бедной этой вдовы, найдя на улице потерянный кошелек из камки, в котором было пятьсот золотых монет, принес его матери своей. Но она, увидев кошелек, не обрадовалась тому, что такой находкой она сможет избавиться от крайней своей нищеты, и не скрыла находки у себя, но тотчас отнесла ее священному учителю города и сказала: «Вот, преподобнейший отец и учитель, смотри: кошелек этот потерянный нашел сын мой на улице. Возьми его и, как знает преподобие твое, отыщи потерявшего кошелек и отдай ему его, чтобы не скорбел неутешно человек об этом». Учитель, подивившись правдолюбивому нраву вдовы, благословив, отпустил ее. Однажды, когда учил в церкви, он возгласил, окончив поучение: «Если кто потерял деньги, пусть выйдет на середину и пусть скажет о количестве потерянных денег, и приметы кошелька, и день, когда он потерял деньги – и возьмет свое». Тогда предстал потерявший деньги и сказал учителю и день, и количество денег, и приметы кошелька. «Вот тебе, – сказал учитель, – твое, о юноша, а убогую эту вдову, как хочешь, утешь, ибо она избавила тебя от большой печали, которую ты испытывал». Тот, вынув сто золотых монет, отдал ей с большой радостью. Насколько более заслуживает похвалы вдова эта в сравнении с той, которая восхваляема в Евангелии за две лепты, которые она положила в дар Богу! Потому что та в принадлежавшем ей и в малом проявила свою набожность, а эта в чужом и значительном имуществе проявила свою правдивость и человеколюбие.

Мог бы я и другие некоторые подобные достопамятные следствия богоугодного учения того мужа поведать вам, но чтобы пространностью рассказа этого писания не пресытить слух ваш, добровольно опускаю их и к концу пятилетнего учения его обращу течение словесное. Итак полгорода добрым образом, как богу угодно, исправилось благодаря ему, другая же половина не только не слушалась его и противилась его божественным поучениям, но и была враждебна к нему настолько, что они замазали человеческим калом перила, на которые он привык опираться руками, стоя и изливая людям струи поучений. Он же, подражая кротости и долготерпению ко всем Спасителя, все терпел мужественно, желая исправления многих. Поэтому он и тех, которые находятся у власти церковной, но живут не по-апостольски и о пастве спасителя Христа не пекутся, как подобает, – даже тех он не иохвалял, но безбоязненно обличал прегрешения их и часто говорил: «Если бы мы жили согласно Евангелию Спасителя Христа, несомненно все иноверные народы обратились бы к Господу, видя нашу равноангельскую жизнь, и это много послужило бы нам ко спасению и наслаждению вечными благами. Теперь же, живя вопреки евангельским заповедям, мы себя не исправляем, ни других не стараемся привести к благочестию – что другое мы надеемся услышать от праведного Судьи, кроме этого: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство небесное человекам; сами не входите и хотящих войти не допускаете».

NB. Это значит, что у слепых поводырями являются слепые!

Говоря это без стеснения и еще более жесткими словами осуждая почитаемого у них папу, и состоящих при нем кардиналов, и прочий их клир, он подал повод к еще большей к нему ненависти со стороны возненавидевших изначально священные его поучения. Они называли его даже еретиком, и хулителем, и обманщиком, поскольку он отверз уста свои на священного их папу и всю церковь римскую. Дошел и до Рима такой слух о нем и сильно смутил папу и состоящий при нем клир, так что они послали ему соборное запрещение, запрещающее ему учить людей Господних, и уподобились говорящим в «Деяниях святых апостолов»: «Но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозой запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей». Таким образом они решили и так ему запретили, прибавив в соборном своем писании, что если он не прекратит впредь гак поступать, то будет проклят ими как еретик. Он же не только не послушался такого беззаконного их решения, но еще более разжегся божественной ревностью и соборное их послание называл неправедным и неугодным Богу как повелевающее ему не учить в церкви верующих. Поэтому он еще более стал обличать их беззакония, ибо, как я не без основания догадываюсь, он решил про себя и умереть за благочестие и Божью славу, если это будет необходимо. Ибо в ком возгорится огонь божественной ревности, того он не только богатства и имения, но и саму жизнь заставит презирать. И свидетель тому непреложный – Сам Господь, говорящий: «Очень желал Я есть с вами сию пасху». Это Он сказал, так как хотел принять как человек смерть во славу Бога и Отца своего и ради человеческого спасения. И сам страстный последователь и пособник Христов Павел говорит: «Имею желание разрешиться и быть со Христом»; и еще: «Ибо для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение». Поскольку же приверженцы папы не переставали грозить ему и всяким образом отрывать его от проповеднической кафедры, а он, со своей стороны, продолжал не подчиняться им и неправды их обличать, то они решили смерти предать его, что и исполнили следующим образом: избрав некоего генерала, по имени Иоаким, рьяного в исполнении их лукавого решения, послали его, уполномочив властью папы лишить проповедника власти игуменской и, допросив его, предать его смерти через сожжение как непокорного, и противника, и клеветника апостольской римской церкви. Этот Иоаким, прибыв в город Флоренцию и показав высшему начальству города грамоты папы, вызвал проповедника в суд и подверг его мучительным пыткам. Когда тот дерзновенно отвечал на все ухищрения своего неправедного следователя, так что судья не мог признать его виновным, свидетели лживые из числа беззаконников и не покорившихся его учению выступили против этого преподобного и невинного наставника города их, высказывая против него самые тяжкие и неправедные обвинения. На основании этих обвинений неправедные те судьи к двойной казни присудили его и еще двух священных мужей, учеников его: на виселице повесив, разожгли огонь под ней и сожгли их.

Таков был конец жизни этих трех преподобных иноков и такое получили они воздаяние за подвиги во имя благочестия от недостойнейшего их папы – Александр тогда был им, Александр, родом из Испании, который всякими неправдами и злобой превзошел всех законопреступников. Я же настолько далек от согласия с неправедными теми судьями, что с радостью сравнил бы погибших иноков с древними защитниками благочестия, если бы они не были верой латинянами, ибо подобную древним мученикам горячую ревность за славу Спасителя Христа и за спасение и исправление верных усмотрел я в преподобных тех иноках, – не от другого кого-нибудь слышал, но сам их видел и на поучениях их многократно присутствовал. Не только подобную древним ревность за благочестие я усмотрел в них, но еще такую же премудрость, и разум, и искусство в боговдохновенных и внешних писаниях я усмотрел в них, и более других – в Иерониме, который по два часа, а иногда и более, стоя на кафедре учительской, обильно изливал слушателям струи учения, – не книгу держа в руках и черпая оттуда свидетельства, подтверждающие его слова, но заимствуя их из сокровищницы своей великой памяти, в которой было сокрыто всякое богомудрое понимание искусства святых Писаний.

Я это пишу не для того, чтобы показать латинскую веру чистой, совершенной и правильной во всем, – да не будет во мне такого безумия! – но чтобы показать православным, что и у неправильно мудрствующих латинян есть попечение и прилежание о евангельских спасительных заповедях и ревность за веру Спасителя Христа, хотя и не до конца осмысленные, как говорит божественный Павел-апостол о непокорных иудеях: «Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению». Так и латиняне, хотя и во многом соблазнились, к ошибочным некоторым и странным учениям обращаясь, прельщенные присущим им многознанием эллинских наук, но не окончательно отпали от веры, и надежды, и любви в Спасителя Христа, ради Которого их монахи по святым Его заповедям прилежно устраивают свою иноческую жизнь, так что их единомыслию, и братолюбию, и нестяжательности. и безмолвию, и умиротворению, и заботе о спасении многих следует и нам подражать, чтобы не оказаться хуже их. Это я говорю относительно прилежного исполнения евангельских заповедей, ибо как их не делает совершенными прилежное исполнение заповедей Спасителя, пока они не откажутся от своих ересей, так и нас не делает совершенными одна православная вера, если не дополняем ее прилежным исполнением евангельских заповедей. Ибо сам Господь взывает к преступающим их: «Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» и не делаете того, что Я повелеваю вам?», то есть молитвы частые и продолжительные приносите Мне, а Мои заповеди презираете и не исполняете их на деле, как Я установил их. И в другом месте Господь говорит: «Всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному», и прочее. По этой же причине и те пять дев названы неразумными и не были впущены в небесный чертог. Также и пришедший на мысленный брачный пир не в брачной одежде, связанный по рукам и по ногам, будет изгнан и ввержен во тьму кромешную. Также и хвалящиеся тем, что они совершили во имя Господа чудеса многие, и пророчествовали, и бесов изгнали, не будут призваны тогда праведным Судьей и услышат от него: «Отойдите от Меня, делатели неправды; аминь говорю вам: не знаю вас, откуда вы». Если же они пророчествовали во имя Господа, и бесов изгоняли из людей, и многие чудеса творили, то почему Он не признает их, и отгоняет, и «делателями неправды» называет? Ответ на вопрос этот: потому что хотя они и творили чудеса по какому-то неведомому действию Божьей силы, но, как кажется, они не имели дарованный Богом дар совершенной любви к Всевышнему и к ближним своим, с которой соединена Богом украшенная и Богом созданная милость ко всем нуждающимся в милости и помощи. Неложный свидетель этому – блаженный апостол Павел, взывающий: «И если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы». Поскольку же они такую Богом украшенную и Богом созданную любовь и соединенную с ней милость не имели, поэтому не признаются они милостивым Богом и как «делатели неправды» отгоняются им. «Ибо суд без милости не оказавшим милости», – говорит божественное слово. Не принимает в себя божественный рай скрывающих себе на земле со всяким лихоимством и бесчеловечием сокровища золота и серебра, но отгоняет их, говоря: «Вон, псы, и чародеи, и блудники, и убийцы, и идолослужители, и всякий, кто любит неправду и совершает ложь». «Блажен, кто, – как сказано, – помышляет о нищем и бедном», то есть милующий и щедро подающий ему; а оскорбляющий его, и обижающий, и угнетающий его непрестанно ежегодным требованием долгового роста – проклят от Бога, и отвержен, и в неугасимый огонь отсылается, и с ненавидящим нищих богачом сжигается на веки вечные. Богу нашему слава, и владычество, и благолепие на бесконечные века, аминь.

NB. В этих строках Максим Грек выступает как истинный сын эпохи Возрождения, стремясь к универсальному взгляду на цели и задачи христианства. Какая разница, католик ты или православный, коли любви ко всем нуждающимся в милости и помощи не имеешь и о такой любви Бога не просишь? Ведь сказано в Евангелии: «Вера без дел мертва есть...»

 

ОТЕЦ ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ (1882-1937)

Религиозный мыслитель и ученый-энциклопедист, священник и представитель молодой советской науки, математик, физик, инженер, разработчик плана ГОЭЛРО, искусствовед, филолог, историк и богослов. С 1912 г. настоятель домовой церкви общины Красного Креста в Сергиевом Посаде. Последний профессор Духовной Академии при Троице-Сергиевой лавре перед ее ликвидацией в 1919 г., последний певец Троицы в своих трудах, последний, кто прикасался к мощам преподобного Сергия Радонежского при их публичном раскрытии по приказу советской власти в 1919 г. Один из немногих, кто спас их от разорения и сохранил для потомков. В 1933 г., после отказа от предложения властей бросить пасторскую службу в пользу работы в Академии наук, был арестован и сослан в Сибирь. В 1937 г. переведен в Соловецкий монастырь (территория ГУЛАГа), где осужден вторично и расстрелян.

Предлагаемый вниманию читателей текст представляет собой выступление П. Флоренского в Комиссии по охране памятников искусств и старины Троице Сергиевой лавры в 1919 г., где он делает отчаянную попытку спасти весь комплекс лавры, показав непреходящее ее значение и роль в русской истории.

 

Троице-Сергиева лавра и Россия [10]

(отрывки)

...Если Дом Преподобного Сергия есть Лицо России, явленное мастерством высокого искусства, то основатель се есть первообраз ее, этого образа России, первоявление России или, обращаясь к родной нашей терминологии, ЛИК ее – лик лица ее, ибо под «ликом» мы разумеем чистейшее явление духовной формы, освобожденное от всех наслоений и временных оболочек, ото всякой шелухи, ото всего полуживого и застящего чистые, проработанные линии се. В церковном сознании, не том скудном сознании, которое запечатлено в учебниках, а в соборном, через непрерывное соборование и непрерывное собирание живущем духовном самосознании народа, Дом Живоначальныя Троицы всегда сознавался и сознается сердцем России, а строитель этого Дома, Преподобный Сергий Радонежский – «особым нашего Российского царствия хранителем и помощником», как сказали о нем цари Иоанн и Петр Алексеевичи в 1689 г., – особым покровителем, хранителем и вождем русского народа, – может быть, точнее было бы сказать – АНГЕЛОМ ХРАНИТЕЛЕМ России. Не в сравнительных с другими святыми размерах исторического величия тут дело, а в особой творческой связанности Преподобного Сергия с душою русского народа.

...В стремлении познать и понять душу России мы не можем не собрать своей мысли на этом Ангеле земли Русской – Сергии, а ведь народная, церковная мысль об Ангелах Хранителях весьма близко подходит к философским понятиям: Платоновской идее, ...к позднейшему понятию идеала как сверх-эмпирической, вьше-земной духовной сущности, которую подвигом художественного творчества всей жизни надлежит воплотить, делая тем из жизни – культуру.

...Вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдем ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу: нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному. В лице его русский народ сознал себя, свое культурно-историческое место, свою культурную задачу и только тогда, сознав себя, – получил историческое право на самостоятельность. Куликово поле, вдохновленное и подготовленное у Троицы, еще за год до самой развязки, было пробуждением Руси как народа исторического; Преподобным Сергием incipit historia («начата история». – Ред.).

NB. Формально о.Павел Флоренский не прав. Историю России мы начинаем изучать с VII–VIII вв. – с Киевской Руси. Христианизировал Русь Киевский князь Владимир, и первый каменный храм Софии Ярослав Мудрый возводит в Киеве, и летописание начинается здесь же, и первым общежительным монастырем на Руси была Киево-Печерская лавра. И все же, все же мы чувствуем, что Флоренский не ошибается. Какую же историю он здесь имеет в виду? Историю русского уже не славянского – народа, заговорившего на своем языке, вобравшего в себя не только славянские корни, но и корни (а значит, и мифологические основы) тех финноугорских и волжских народов, которые влились в новый СУПЕРЭТНОС. Сергий Радонежский через свою ШКОЛУ гармонизирует сознание русского народа, формируя его АРХЕТИПЫ, ценностные ориентации. В наших глубинах бессознательного они присутствуют и сегодня, несмотря на то, что были заложены 600 лет назад.

Вот эти архетипы:

– Осознание себя ХРИСТИАНСКИМ НАРОДОМ, отстоявшим ценой огромных жертв и лишений («Мы за ценой не постоим!») право на свою самобытность в борьбе с давним и сильным врагом, имеющим чуждую нам идеологию. С этого времени для наших предков слова «русский» и «христианин» (т.е. крестьянин – несущий крест веры) стали синонимами. На Куликовом поле произошла окончательная христианизация русского этноса. И даже последние 100 лет атеизма не изменили нашей сути. Не потому ли сегодня мы, «духовной жаждою томимы», вновь припадаем к живому источнику христианских ценностей?

– СВЯТАЯ РУСЬ как НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ ГОСУДАРСТВА В этом архетипе скрыты наши притязания на духовность, на нравственность, на миссионерское делание, касается ли это религиозных пророчеств, культурных и научных достижений, спортивных успехов или преображения космоса (помните из детства наше пионерское «Всегда готов!»?). Но в этом же архетипе скрыта и пружина трагичности нашей социальной истории, причина предъявляемых к общественной жизни со стороны народа самых строгих мерок СПРАВЕДЛИВОСТИ, выношенных в ШКОЛЕ преподобного СЕРГИЯ. После «закрытия школы» в XVI в. архетип этот ушел в глубину народного сознания и претворился через столетие в легенду о невидимом ГРАДЕ КИТЕЖЕ – русском аналоге Небесного Иерусалима. В этой легенде и радость чудесного спасения города, и надежда на собственное нравственное очищение, чтобы можно было когда-нибудь вживую увидеть этот город (у него ведь есть точный географический адрес: на берегу озера Светлояр, в лесах нижегородского края, за Волгой, – сколько паломников туда сегодня отправляется!), и обещание стать святым, чтобы оказаться его жителем. Даже наша мечта о коммунизме, то есть о справедливом обществе, – отсюда же, из этого архетипа. Вот только средства для достижения этой мечты мы позаимствовали из чуждого нам сознания – очень уж торопились попасть в рай. И русская история нам этого не простила. Мы и сегодня еще блуждаем по «подземным переходам» чуждого менталитета.

– УЧЕНИЕ О ТРОИЦЕ Это не только символ христианской веры. Сергий Радонежский придал этому символу вселенский масштаб, соединив в один духовный узел судьбу творения с судьбой народа и отдельного человека, соединив в настоящем миге духовного проживания его прошлое и будущее. Как в горнем мире царят ЛЮБОВЬ И СОГЛАСИЕ, так и на земле должно существовать согласие между государством, церковью и народным сознанием на основах СОБОРНОСТИ. Но это не делается по «приказу сверху», а достигается только нравственным подвигом каждого. Духовный союз Дмитрия Донского – представителя власти, митрополита Алексия – представителя церкви и Сергия Радонежского – выразителя народного духа обеспечил благодатное начало для рождения русского сознания. Нужно добавить еще об особой неизбывной тяге русского народа к красоте, в основе которой также лежит архетип Троицы, то есть ГАРМОНИИ, способствующей собиранию всех наших внутренних сил – целостного разума, доброты и творческой воли – для воплощения красоты в этом мире.

Однако вглядимся, какова форма того объединения всех нитей и проблем культуры, которая была воспринята Преподобным от умирающей Византии... Он прикоснулся к наиболее огнистой вершине греческого Средневековья, в которой, как в точке, были собраны все ее огненные лепестки, и от нее возжег свой дух, – этою вершиной была религиозно-метафизическая идея Византии, особенно ярко разгоревшаяся вновь во времена Преподобного [11].

...Чтитель Пресвятой Троицы, Преподобный Сергий строит Троичный храм, видя в нем призыв к единству земли Русской, во имя высшей реальности. Строит храм Пресвятой Троицы, «чтобы постоянным взиранием на него, – по выражению жизнеописания Преподобного Сергия, – побеждать страх пред ненавистною раздельностью мира». Троица называется Живоначальной, то есть началом, истоком и родником жизни, как единосущная и нераздельная, ибо единство в любви есть жизнь и начало жизни,вражда же, раздоры и разделения разрушают, губят и приводят к смерти. Смертоносной раздельности противостоит живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания. По творческому замыслу основателя Троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый,есть прототип собирания Руси в духовной единстве, в братской любви.

Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание ВСЕ стороны русской жизни. Широкое гостеприимство, заповеданное Преподобным Сергием и возведенное в силу закона царем Алексеем Михайловичем, дары всех родов, начиная от хлеба и кончая исцелением тел и душ, причем не забыты даже утешения детям –игрушки, самим Преподобным изготовленные, – все это вместе,по замыслу прозорливого открывателя Троичного культурного идеала России, должно было стать благоприятным условием для«взирания» на храм Пресвятой Троицы и созерцания в нем первообраза Божественного единства. Отныне Троичное храмоздательство связывается с именем Преподобного Сергия, и не безпричины. Троичные храмы имели обычно Сергиевские приделы.

...Идея Пресвятой Троицы для Преподобного Сергия была в порядке общественного строительства заповедью общежития.«Там не говорят: это – мое, это – твое; оттуда изгнаны слова сии,служащие причиною бесчисленного множества распрей», – писал в свое время св. Иоанн Златоуст о современных ему общежительных монастырях. Обшежительство знаменует всегда духовный подъем: таковым было начало христианства... Идея общежития как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве,– назовется ли она по-гречески КИНОВИЕЙ или по-латыни КОММУНИЗМОМ. – всегда столь близкая РУССКОЙ душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, –была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре Преподобным Сергием и распространилась отсюда,от Дома Троицы как центра колонизации и территориальной, и хозяйственной, и художественной, и просветительной, и, наконец, моральной...

NB. Какой неожиданный филологический параллелизм! Взгляд на коммунизм со стороны духовного понимания этого слова дает нам картину святой и счастливой жизни во взаимной и братской любви людей друг к другу, в центре которой сияет образ Сергия. Взгляд же на коммунизм только как на форму социально-экономических отношений породил теорию Маркса о классовой борьбе и неизбежности социальных революций. Как же Флоренский хотел исправить это чудовищное несоответствие цели и средства!

...Лавра – это мы, более чем мысами, это мы – в наиболее родных и наиболее сокровенных недрах нашего собственного бытия... Русская книга, русская литература, вообще русское просвещение основное свое питание получали всегда от просветительной деятельности, сгущавшейся в Лавре и около Лавры... Самые странствования Преподобного Сергия, а дальше бесчисленные поколения русских святых,бывших его именно духовными детьми, внуками, правнуками и так далее,до наших дней включительно, разносили с собою русское просвещение,русскую культуру, русскую хозяйственность, русскую государственность,а точнее сказать, русскую идею в ее целом, все стороны жизни нашей собою определяющую.

NB. Под русской идеей в русской религиозной философии (а Павел Флоренский являлся именно ее представителем) понималась проблема осознания русским народом своей исторической задачи СОБИРАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА вокруг какого-то «ОБЩЕГО ДЕЛА» в силу «вселенской отзывчивости русского человека», по словам Ф. Достоевского. «Общее дело» понималось разными философами по-разному. Флоренский суммирует здесь их взгляды, дав емкую формулу русской идеи: это духовное и нравственное просвещение народа, достижения культуры и науки, имеющие общечеловеческий, планетарный масштаб, это особый тип христианского хозяйства и русской государственности, основанных на любви к земле, общинной кооперации и гармонии централизованной власти и земского самоуправления. 600 лет назад Сергию Радонежскому удалось решить русскую идею именно в этом контексте, только собирал он еще не человечество, а новый суперэтнос. Сегодня дело за каждым из нас!

...Подвожу итоги. Лавра собою объединяет в жизненном единстве ВСЕ стороны русской жизни... Сейчас не исчислить всех культурных возможностей, столь естественных около Лавры, нельзя и предвидеть те новые дисциплины науки, сферы творчества и плоскости культуры, которые могут возникнуть и, наверное, возникнут с совершившимся переломом мировой истории – ОТ УЕДИНЕННОГО РАССУДКА КО ВСЕНАРОДНОМУ РАЗУМУ.

NB. Замечательный мост, еще не ведая того, выстраивает здесь Флоренский к разрабатываемой в это же время В. Вернадским теории о ноосфере – сфере разума как новой стадии в развитии планеты. И это вполне в духе самого Сергия – прогнозировать небывалое и выполнять его!

Скажу короче: мне представляется Лавра живым музеем России, в котором кипит изучение и творчество и где в мирном сотрудничестве и благожелательном соперничестве учреждений и лиц совместно осуществляются те высокие предназначения – дать целостную культуру, ...которые ждут творческого подвига от русского народа... Средоточием же этой всенародной Академии культуры мне представляется поставленное до конца тщательно, с использованием всех достижений русского высокостильного искусства, храмовое действо у священной гробницы Основоположника, Строителя и Ангела России.

---

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд