XVIII
Область Великих Озер. Нагчу Дзонг – Сага Дзонг

Была еще ночь, когда все поднялись и занялись упаковкой постельных принадлежностей. 4 марта 1928 г. запомнится всем членам экспедиции, как окончание плена на негостеприимных нагорьях Тибета. Рассвет мягко окрашивал небо, а снежные вершины горной цепи Шанг-шунг, находящейся позади нас, были окутаны темно-синей дымкой. Над крышами Нагчу поднимались струйки дыма, но улицы были все еще пустынны. Погонщики яков, или по-тибетски лакто, пили чай с цампой, сидя на корточках около больших костров, разложенных на улице, за воротами штаб-квартиры экспедиции. Началась погрузка багажа на яков, и только через три часа груженый караван тронулся в путь. Мы решили покинуть Нагчу после отправки всего тяжело груженного транспорта.

В половине восьмого все было закончено, ушла последняя группа яков и исчезла в узком ущелье за рекой. Мы выступили в путь в сопровождении двух доньеров из дзонга, которые сопровождали нас в Намру. Наши монгольские слуги, возвращающиеся в Цайдам, распрощались с нами и подарили церемониальные шарфы. Они очень сожалели о нашем отъезде и страшились неприятностей от губернаторов. Они слышали о том, что слуги-тибетцы доктора Филчнера были брошены в тюрьму, и опасались подобной же участи. В Нагчу мне пришлось переговорить с местными властями об их безопасности, и те обещали оказывать нашим людям всяческую помощь во время их пути в Цайдам. Мы выдали слугам от имени экспедиции сертификаты на тибетском языке с просьбой к гражданским и военным властям Тибета оказывать этим людям необходимую помощь и защиту на тибетской территории, а высокопоставленный тибетский лама, отправляющийся в Цайдам, согласился взять их со своим караваном. Четыре месяца спустя я с радостью узнал, что все они благополучно добрались до своих родных земель.

Перебравшись через реку, все еще крепко скованную льдом, мы поднялись на горный отрог, и скалистый силуэт скрыл от нашего взора Нагчу с его монастырем. Едва заметная тропинка вилась вдоль южных склонов невысокого горного хребта, протянувшегося на запад.

С этого момента мы двигались в западном направлении в течение пятидесяти дней. Солнце прогревало воздух, и идти было приятно.

Наконец-то мы покинули Нагчу с его мусорными кучами и направились в Индию. Мы знали, что дорога будет трудной, что местность, которую нам предстоит пересечь, находится на высоте 15500 футов и включает несколько перевалов. Чантанг, или высокогорье северного Тибета, представляет собой область горных равнин и долин, пересеченных могучими снежными хребтами, самый высокий из которых протянулся с запада на восток. Так как на каждом переходе мы были вынуждены менять вьючных животных, то приходилось останавливаться около стоянок кочевников, а для этого порой нужно было сделать длинный крюк. Большинство этих стоянок находилось в горных долинах, укрытых от зимних ветров и бурь.

После двухчасового перехода вдоль южных склонов хребта, расположенного почти параллельно снежной горной цепи Шанг-шунг, мы поднялись на небольшой перевал, находящийся с северо-западной стороны. По северным склонам хребта продвигались с трудом, лошади то и дело проваливались в глубокий снег. Спустившись, мы вышли в узкую долину, лежавшую западнее перевала. Замерзшие между кочками лужи осложняли путь. Мы ехали по долине еще пару часов и в два часа добрались до группы кочевий, расположившихся на травянистых склонах близлежащих холмов. Здесь мы получили неожиданную новость: наш грузовой караван яков, который шел из Нагчу другой, северной дорогой, вдоль гребня хребта, находится в настоящий момент примерно в двух милях от нас. Мы поспешили на север и, перебравшись через долину, погребенную под глубоким снегом, вышли к небольшому кочевью только для того, чтобы убедиться, что никакого каравана здесь нет.

Вскоре после нашего прибытия подул сильный юго-западный ветер, и мы решили переждать, отправив людей на поиски каравана. Порывы ветра поднимали в воздух тучи мельчайшей пыли с навозных куч, оставленных у кочевья отарами овец, и находиться в этом месте было невозможно. Поэтому мы с полковником отправились на поиски более чистого места. На другой стороне долины нам удалось найти клочок сухой земли, пригодный для установки палаток, и мы замахали остальным, чтобы они присоединялись к нам. Здесь мы провели около часа, сидя на земле среди камней, укрываясь, насколько могли, от жестокого юго-западного ветра. Внезапно в долине появился всадник, пробивающийся через глубокий снег. Это был Очир, один из наших монголов, который сообщил, что лошади и верблюды достигли стоянки на южном маршруте и что тяжело груженный караван яков должен появиться вслед за ними. Мы тут же повернули назад, повторно перейдя через заснеженную долину. Пес Кадру, измотанный длинными переходами, отказался идти, и пришлось взять его в седло.

Добравшись до южной дороги, мы увидели первую приближающуюся группу яков с палатками, и другим инвентарем, необходимым для походной жизни. Около шести часов был разбит лагерь, и мы смогли немного отдохнуть после долгого и утомительного перехода. Ветер утих, и мы наслаждались теплым, спокойным вечером: термометр показывал -1°С. Последняя группа вьючного каравана прибыла только к восьми вечера, животные были измотаны продвижением по глубокому снегу, лежащему вдоль горных хребтов. Кроме того у нас не было питьевой воды и топлива. Местные кочевники приготовили их для нас примерно в десяти милях отсюда, на берегу маленькой речки, именуемой Цангпо. Было уже поздно и караванные животные были совершенно измучены, потому нельзя было снимать лагерь и идти дальше. После коротких переговоров мы получили все необходимое для ночлега. Так как в долине не было воды, мы были вынуждены растапливать снег. Проводник из Нагчу вдруг заявил, что он не знает дальнейшего маршрута, и ему пришлось искать замену.

Лама из Амдо, которому доводилось жить среди кочевников данной местности, сделал все возможное, чтобы поудобнее устроить нас. Я спросил его, сколько времени нам потребуется, чтобы дойти до границ Индии. Он замахал руками и сообщил, что Джангар, или Индия, находится очень далеко и что потребуется по крайней мере шесть месяцев напряженного пути! Утром следующего дня у нас возникли трудности с поиском сменных лошадей. Некоторые лошади, поставленные из Нагчу, оказались неприспособленными к трудным и длительным переходам через снега. У местных жителей лошадей не было, и с огромным трудом нам удалось раздобыть новую лошадь для погонщика верблюдов. Утро было чудесным, и мы с восхищением любовались сверкающими снежными вершинами отдаленной горной цепи Шанг-шунг.

После двухчасовой езды по слегка поднимающейся широкой долине, в некоторых местах покрытой снегом, мы подъехали к берегу Цангпо, где местный старшина поставил для нас белую палатку, украшенную орнаментом, и несколько черных палаток для наших слуг и двух доньеров из дзонга. Так как по плану это было место нашей вчерашней стоянки, то мы решили продолжить путь до Парты, где нам следовало сделать привал на один день, согласно официальному письму, или дай-игу, отправленному еще до отбытия из Нагчу, с уведомлением о нашем приезде. Мы пересекли широкую равнину, покрытую снегом. Месяцем раньше переход через нее был бы труднее из-за глубокого снега, который в настоящее время достаточно осел, и в некоторых местах можно было увидеть торчащие из-под снега перья грубой травы, растущей на тибетских нагорьях. С юго-западной стороны возвышалась горная цепь, покрытая снегом, очевидно, северный отрог Шанг-шунга.

Перейдя равнину, мы поднялись на невысокий хребет и подошли к узкой долине со следами прежних лагерных стоянок. Резкий юго-западный ветер, начавшийся в середине дня, осложнял продвижение. Солнце скрылось за тяжелыми серыми тучами, плывущими с огромной скоростью.

В час дня мы добрались до широкой долины, имеющей форму окружности и именуемой Парта. В узкой ответвляющейся долине для нас были установлены несколько палаток. Толпа чангпов, или северян, со своим старшиной помогала нам ставить палатки. Это было трудным делом, поскольку ветер продолжал дуть с непрекращающейся силой и вскоре превратился в воющий ураган. Все торопились поскорее спрятаться в палатки. Темнело. Из-за сильного сквозняка внутри палаток бесполезно было зажигать свечу, поэтому пришлось спокойно сидеть и слушать шуршание падающего снега и песка, бьющегося о наружные откидные пологи. Долина Парта, расположенная к юго-востоку от лагеря, исчезла за завесой быстро надвигающихся туч из снега и пыли. Было что-то сверхъестественно жуткое в свисте и завывании, разносящемся среди бесплодных гор и заснеженных долин этой унылой страны. Всю ночь ветер штурмовал лагерь, как будто все силы природы вырвались на свободу и с отчаянной силой пытались снести палатки, выдергивая колья и обрывая веревки. Под ужасающим напором ветра палатка полковника рухнула. К рассвету ветер стих и дал нам небольшую передышку перед снятием лагеря.

Мы выехали около шести утра, поднялись на невысокую гряду в западном направлении и вышли на широкую равнину, окруженную низкими скалистыми хребтами. Сильный юго-западный ветер, который начался вскоре после отъезда, крайне затруднял продвижение. Жестокий ветер тибетских нагорий, иногда дующий с силой урагана, действует путешественнику на нервы и чернит его лицо до неузнаваемости. Некоторое время мы двигались вдоль северного берега озера Наммар фунтшок, первого крупного водоема на пути. К западу от главного озера находилось множество более мелких, окруженных болотами. Мы входили в район Великих Озер – огромный водный бассейн, состоящий из ряда очень соленых озер, расположенных одно за другим севернее Трансгималаев. Путь вдоль берега озера был непроходимым из-за заболоченной почвы. Пришлось сделать длинный крюк к северу и пройти мимо гейзеров, окруженных соляными пластами.

К половине второго мы достигли дневной стоянки. Местный старшина приготовил несколько палаток, около входов в которые лежали груды кизяка. Из ста яков только двадцать девять с палатками дошли до места. Остальные, неспособные идти дальше, остановились на ночь около озера Наммар фунтшок. Это была неприятная новость, поскольку означала, что нам придется задержаться еще на день в ожидании грузового каравана. Ветер утих перед заходом солнца, и мы надеялись провести спокойную ночь. Голубин, у которого жар продолжался несколько дней после езды в снег и ветер, чувствовал себя все хуже, и врач дал ему аспирин и коньяк для прогревания.

На следующий день грузовой караван прибыл в половине двенадцатого. Погонщики рассказали о потере в пути десяти животных. Я попытался достать новых у местных кочевников, чтобы заменить выдохшихся. Но местный старшина посетовал, что большая часть скота погибла в течение тяжелого зимовья и из-за юго-западного ветра, который дул каждый день на протяжении двух недель, покрыв равнину огромным слоем снега и лишив тем самым животных подножного корма. После долгих переговоров мы смогли раздобыть лишь четырнадцать вьючных животных до следующей стоянки.

Широкая равнина, на которой мы находились, и пастбища, протянувшиеся вдоль нее на сорок пять миль, относились к долине Парта. Она была окружена низкими каменистыми хребтами, изъеденными эрозией. Заснеженный пик к юго-западу от лагеря высотой примерно 18900 футов местные жители называли Джунг. Он возвышался над всеми пастбищами Парты. Горные цепи к югу от долины были выше северных и постепенно переходили в более высокие горные цепи, формирующие часть северных отрогов Трансгималаев. Пастбища Парты относились к району Нагчу.

На другой день в семь часов утра мы свернули лагерь и проследовали равниной, постепенно поднимавшейся к западу. Обогнув пик Джунг, экспедиция сделала привал на два с половиной часа рядом с группой стойбищ, огражденных, как обычно, стенами из аргала. Традиционно местные жители часто останавливаются во время переходов, чтобы животные могли отдохнуть и пощипать вволю травы на бедных пастбищах Тибетского нагорья. Мы попытались заставить караванщиков пройти еще немного, но они отказались, так как запланированный дневной переход был завершен. Все дальнейшие препирания оказались бесполезны.

Утро следующего дня было очень холодным, дул слабый юго-западный ветер. Мы миновали пик Джунг и пересекли покрытый снегом перевал Ламси. Не слишком крутой склон оказался трудным для лошадей из-за крепко смерзшегося скользкого снега. Два часа мы шли по каменистой тропе в южном и юго-западном направлении, спускаясь и поднимаясь по низким хребтам, являющимся отрогами более высокой горной цепи, в которую входил пик Джунг. Достигнув узкой заснеженной долины, сразу начинающейся с южной стороны пика, мы устроили однодневный привал. Местные кочевники приготовили для нас три палатки. К западу, на расстоянии примерно шести миль, мы приметили обширное соляное озеро, протянувшееся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Местные жители называли его Ниашинг тшо. Долина, в которой мы устроили лагерь, была все та же Парта и представляла границу Нагчу. Назавтра нам предстояло войти во владения района Чохор, собственность монастыря Сера в Лхасе.

На следующий день мы свернули лагерь около восьми часов утра. Поднявшись по заснеженному горному хребту юго-западнее от нашей стоянки, мы вышли на песчаную равнину, расположенную южнее озера Ниашинг. Озеро виднелось на северо-западе: изумительная темно-синяя гладь в обрамлении белых соляных берегов. Местные жители утверждали, что в нем обнаружена какая-то разновидность «водной коровы». Иногда на рассвете этих животных видели на берегу, оглашающих мычанием пространство.

К полудню мы подошли к небольшому ручью, впадающему в озеро, перешли его и оказались на холмистой местности, пересеченной узкими долинами. Некоторое время шли вдоль ручья, но добравшись до подножия перевала, были остановлены одним из доньеров Нагчу, поспешившим вернуться назад и сообщившим скверную новость, что официальное письмо из Нагчу было умышленно задержано местным старшиной. Это не позволяло нам идти дальше, поскольку не было предварительных договоренностей с местными властями. Надо было разыскать виновного и договориться с другим посыльным о доставке письма в Намру. Я настаивал на том, чтобы виновного немедленно доставили ко мне. Обвиняемый был доставлен. Это был малый с лицом преступника и бегающими глазками. Он не отвечал ни на какие вопросы, которые мы ему задавали, и я приказал связать его, в ожидании дальнейшего расследования. В соответствии с обычаями страны мы решили передать его вышестоящим местным властям для надлежащего наказания.

Вечером произошла большая неприятность: мы потеряли превосходного верхового пони профессора Рериха. Это был карашарский пони и одно из лучших ездовых животных.

Ночью сильный юго-западный ветер сорвал несколько палаток. На колья, к которым были привязаны палатки, навалили тяжелые мешки с мукой и фуражом. К рассвету натиск ветра уменьшился, и мы тронулись в путь при тихой погоде. При переходе через перевал, к западу от нашей стоянки, нам пришлось взбираться на ряд низких, песчаных горных хребтов, покрытых хорошо сохранившимся под снегом подножным кормом. Особенно сочные травы росли на участках детритового песчаного лесса. Это характерно для тибетских нагорий. На широкой песчаной равнине, к юго-западу от Ниашинг тшо, местные крестьяне приготовили для нас палатку. Так как мы были в пути всего лишь два часа, то решили за час дойти до верховья долины и отдали людям распоряжение перенести палатки в другое место. Мы обогнули северный берег небольшого соляного озера, отделенного от Ниашинг тшо низко расположенной равниной. Очевидно, когда-то оно соединялось с более крупным озером, но потом усохло, и теперь два водоема разделены узкой полоской земли. В сезон летних дождей озеро, что поменьше, выходит из берегов и затопляет перешеек. Местные жители рассказали мне, что протяженность большого Ниашинг тшо равнялась трем дням пути, что составляло около пятидесяти миль. Долину, по которой мы шли, окружали низкие песчаниковые хребты. Заболоченные участки земли вдоль озера были покрыты скудной травой и служили пастбищами для скота кочевников Чохора. Я уже говорил, что в результате суровой зимы местные жители потеряли большую часть своего скота. Мы сделали привал у ручья, журчавшего среди песчаных холмов к северо-западу от долины. Больше всего нас поразило почти полное отсутствие крупной дичи. За время странствия из Нагчу мы лишь однажды видели двух куланов. От кочевников мы узнали, что все животные ушли далеко на север в поисках пастбищ. На дороге мы увидели несколько туш молодых тибетских антилоп, видимо погибших зимой от голода.

Местные кочевники мало что знали о Намру. Одни говорили, что мы достигнем окрестностей Намру за четыре дня, другие, что за десять. Старшина сказал мне, что озеро имеет другое название – Дунг тшо, из-за мычания «водных коров». Мне так и не удалось выяснить, какое животное подразумевается под этим названием. Сначала мы решили, что это выдра, замеченная в Чу-на-кхе и в других местах тибетского нагорья, но вода в озере оказалась соленой. Я попытался заполучить шкуру или череп этого животного, но у местных жителей ничего не было.

Как обычно, мы свернули лагерь рано утром и, перейдя через широкую долину в западном направлении, прошли мимо ряда небольших озер. Самое большое из них называлось Чаг тшо, некоторые называли его Чанг тшо. Чрезвычайно трудно было установить правильные названия мест, так как большинство из них имело сразу несколько имен.

Спустя четыре часа мы свернули в горную долину, протянувшуюся на северо-запад, и сделали привал около стоянки кочевников. С юго-западной стороны можно было видеть небольшое озеро Пу тшо, из которого местные жители добывали соль. Долина относилась к другому району, называемому Саскья, являющемуся собственностью монастыря Саскья в провинции Цанг. Местность была бесплодной, растительность почти полностью отсутствовала. Казалось, что местные кочевники одичали и дегенерировали, как будто бы бесплодная страна лишила их человеческой искры, которой обладали их восточные соседи.

На следующий день мы продолжили путь, последовательно преодолевая ряд низких песчаных гребней. Пронизывающий юго-западный ветер, дующий с Пу тшо, заставил нас мерзнуть, несмотря на сибирские шубы. Непрерывное чередование подъемов и спусков оказалось очень изнурительным для бедных животных. Через два часа пути мы вышли на холмистую равнину, протянувшуюся от озера Пу тшо к горным цепям на севере. Мы остановились в узкой долине северо-западнее озера, на берегу ручья, текущего по нескольким руслам. Местные кочевники относились к монастырю Саскья. Они отказались сделать необходимые приготовления, и доньеры из Нагчу слегка отхлестали двух из них. Мы столкнулись с тем, что население местных монастырских владений с неохотой повинуется распоряжениям из Лхасы, и нашим доньерам с трудом удалось достать необходимые запасы и сменных лошадей. Могучие снежные вершины поднимались к югу от озера Пу тшо. Во время дневного перехода мы видели много туш тибетских антилоп. Местный джем-no, или старшина, заверил меня в том, что мы достигнем окрестностей Намру на следующий день. Таким образом, мы были вынуждены ежедневно менять проводников, поскольку каждый из них знал маршрут только на расстоянии дня пути от собственной стоянки.

В половине восьмого мы сложили лагерь и, взойдя на скалистый отрог с западной стороны, вновь оказались на равнине Пу тшо. Нам пришлось пересечь широкую равнину, протянувшуюся к юго-западным горам. Равнина была покрыта щебнем, кое-где чередовавшимся с участками лесса, поросшего травой. В отдалении мы заметили первое стадо куланов. Мы даже не пытались стрелять в них, так как согласно нашему паспорту, полученному в Нагчу, охотиться строго запрещалось. Около полудня мы остановились около стойбища кочевников. Один из доньеров выехал вперед, чтобы добраться до Чаглунгхара или Намру в тот же день и попросил нас остаться здесь, чтобы дать ему возможность подготовить для нас в дзонге сменных животных.

В Намру вел еще один путь прямо по северному берегу Пу тшо, сокращавший расстояние на два дня пути. Он был совершенно пустынным, и никаких стойбищ вдоль него не было.

Местные кочевники, чангпы, или северяне, совершенно отличались от хорпов. Здесь преобладал монголоидный тип с сильно развитыми скулами и круглыми головами. Их физическое развитие было ниже нормального. Цинга и рахит были распространены повсеместно. Нынче выдался первый теплый день с момента отъезда из Нагчу; вечером температура была около -5°С.

Мы продолжили путь через равнину на юго-запад, к узкой горной долине, расположенной среди хребтов. Равнину повсюду покрывали хорошие пастбища. Мы обратили внимание на то, что старшины жили в каменных домах у подножия холмов, и это было большим достижением по сравнению с кочевниками-чангривами в районе Нагчу. Спустя четыре часа мы въехали в каменистую долину, ведущую к небольшому перевалу, где и устроили привал около каких-то палаток. В полдень погода испортилась: тяжелые тучи заволокли небо, и самым неприятным было то, что пошел мокрый снег и подул холодный ветер.

На следующий день мы двинулись в путь в восемь часов утра и преодолели перевал с юго-западной стороны, затем спустились на широкую равнину, уходящую далеко на север. Она была покрыта щебнем, чередовавшимся с песком. Прошлой ночью здесь прошел сильный снегопад, и все было покрыто свежим снегом. Голые холмы, окружавшие равнину, были сильно выветрены непрерывно дующими юго-западными ветрами и перепадами температур. Подножия холмов были погребены под нагромождениями камней, снесенных ледниками.

Одним из самых значимых факторов, участвующих в создании природного ландшафта тибетских нагорий, является юго-западный ветер. Зимой он приносит снег, который тает ранней весной, сдувает его и выветривает юго-западные склоны гор. В период летних дождей (июль и август) он приносит влагу и иногда является причиной сильных ливней. Страну, по которой мы шли последние несколько дней, можно было справедливо назвать геологическим кладбищем.

Некоторое время мы шли вдоль подножия холмов, поднимающихся к югу от равнины, затем свернули на запад и, перейдя скалистый отрог, увенчанный обо, двинулись на юг, к находящемуся там горному хребту (18000-20000 футов).

После часовой езды мимо песчаных холмов мы въехали в горную долину, где находился Намру дзонг, административный центр района. Долина была покрыта многочисленными ледяными торосами, осложнявшими продвижение. Чтобы добраться до поселения, нам пришлось пересечь широкий участок заболоченной земли, мерзлой и скользкой в зимнее время. Деревня, представлявшая собой сборище грязных, полуразвалившихся каменных лачуг, находилась на берегу маленькой речки, текущей на север к равнине. Дома окружали большие мусорные кучи и стены из аргала. Поблизости были разбросаны многочисленные палатки кочевников. В центре селения находилось здание дзонг-пона, представлявшее собой довольно жалкое строение с несколькими молитвенными знаменами на крыше. Жители рассказали, что раньше районом Намру управлял местный вождь, дом которого мы видели при въезде в долину. Был он построен на ветреном месте, с фасадом, обращенным на север равнины. Со времени бегства Таши ламы в Чаглунгхаре был основан дзонг для защиты дороги, проходящей вдоль западного берега Чанг нам тшо или Тегри-нора. В официальной переписке место значилось под именем Намру дзонг, а местные жители по-прежнему называли его Чаглунгхар. В дзонге размещались два лхасских представителя: светский, или дун-кхор, и чиновник-лама, или дзедрунг. Дун-кхор находился в Лхасе, а его коллега дзедрунг оставался в дзонге.

По приезде в деревню мы были встречены доньером из Нагчу и смешанной компанией из местных вождей, сородичей и торговцев из внутреннего Тибета. Нам показали около дзонга место для лагеря, но так как оно было грязно и покрыто толстым слоем навоза, мы решили перебраться на другой берег реки. Здесь находился ряд террас с глубокими выветренными каньонами. Это место было сухим и показалось нам подходящим для стоянки. Разбив лагерь, мы отправили послание дзонг-пону о нашем намерении посетить его. Посыльный вернулся и сообщил нам, что дзонг-пон будет очень рад принять нас. Мы вновь перешли на другой берег реки по узкому деревянному мосту и проследовали в дзонг. Несколько слуг поджидали нас у ворот.

Весь двор дзонга был плотно забит тюками с шерстью и маслом, так как все местные налоги оплачивались этим товаром. В центре двора стояла черная кочевая палатка. Нас проводили в небольшое помещение, которое и было жилищем дзонг-пона. Сам чиновник, молодой человек лет тридцати, сидел на низком стуле у алтаря, на котором стояла глиняная фигурка Будды Сакьямуни. Позади алтаря висело несколько танок, или нарисованных изображений. Здесь были Авалокитешвара в его четырехруком проявлении, Белая Тара и Ямантака. Перед изображениями стояли тяжелые серебряные чаши и жертвенные лампады. На стене, напротив окна, висела огромная коллекция огнестрельного оружия. Тибетские чиновники были страстными покупателями оружия и платили за него непомерные деньги. В коллекции дзонг-пона из Намру имелось примерно тридцать русских армейских винтовок, несколько японских винтовок Арисака и немецких Маузера, было также несколько немецких пистолетов Маузер и револьверов Наган. Вместе с огнестрельным оружием висело несколько богато украшенных тибетских сабель. Среди них я заметил короткие бутанские кинжалы, длинные с двойными рукоятками мечи, которые тибетская пехота носит на спинах, и несколько длинных тяжелых сабель, или шо-лангов. Я поинтересовался у дзонг-пона, какая польза от такого количества оружия. Он улыбнулся и ответил, что в случае необходимости ему придется защищать дзонг.

Нас усадили на длинную скамью у окна по правую руку от губернатора. На низком столике перед нами разлили тибетский чай. Дзонг-пон был братом жены губернатора Нагчу и претендовал на то, чтобы быть нашим другом и доброжелателем. Он уведомил нас о том, что паспорт, или лам-инг, из Лхасы все еще не получен, и он действительно не представляет, что с нами делать. Но поскольку нас рекомендовали ему власти Нагчу, то он отошлет нас к следующему дзонгу. Он не получал писем, касающихся нас, и был в неведении о нашем приезде. Нам придется на один день задержаться в Намру, чтобы он мог собрать необходимое количество животных для каравана. Мы убеждали его ускорить наш отъезд и не откладывая переговорить с местными вождями и старшинами. Были приглашены старшины. Местный глава утверждал, что нам придется дорого заплатить за караванных животных, поскольку был неподходящий сезон для путешествий. Местное население не держало вьючных животных около дзонга, за исключением некоторого количества дзо, пасущихся около юрт. Из-за сильных зимних снегопадов большинство кочевников ушло на север и находилось на расстоянии четырех-пяти дней пути отсюда. Чтобы добраться до Нагтшанга потребовалось бы 15 дней, а караванных животных пришлось бы менять на каждой остановке.

Это было большим неудобством, так как если бы старшины не смогли обеспечить нас достаточным количеством караванных животных, то нам бы пришлось задержаться в пути на неопределенное время.

Мы настаивали на том, чтобы губернатор снизил цены до приемлемых и сделал все от него зависящее, чтобы все было приготовлено к завтрашнему дню, так как мы очень спешим, да и здоровье некоторых членов экспедиции оставляет желать лучшего. В случае смерти любого из них возник бы источник бесконечных неприятностей для Тибета. Дзонг-пон спрашивал, известно ли нам, что за последнее время многие европейцы были убиты в Китае, и в связи с этим он желал знать относительно мер, принятых европейским и американским правительствами. Я ответил, что правительству Китая придется нести всю ответственность за преступления, совершенные на его территории, и компенсировать причиненный ущерб. Дзонг-пон сказал, что он не в состоянии приказать крестьянам привести животных сразу, так как его должность была учреждена недавно, и крестьяне, руководимые из поколения в поколение вождями племен, отказывались подчиняться чиновнику из Лхасы, который был для них чужаком. Даже имелись случаи убийства должностных лиц местными кочевниками. Дзонг-пон выразил глубокое удивление, что правительство послало нас таким трудным окружным маршрутом, вместо того чтобы позволить пересечь внутренний Тибет где-нибудь в провинции Цанг за Лхасой и Шигадзе.

После долгих переговоров цены были наконец установлены. Наем ездовой лошади от Намру до Шенца стоил восемь нгу-сангов и пять шо, наем яка – пять нгу-сангов. Следовало сразу же отправить посыльного в Шенца с сообщением о нашем прибытии и с просьбой приготовить сменных яков, чтобы у нас не было задержек в пути. Отъезд был назначен через два дня.

Весь следующий день мы потратили на то, что пытались достать фураж, замороженное молоко и баранину. Чтобы настроить губернатора более дружественно, мы подарили ему цейсовский полевой бинокль. Это произвело хорошее впечатление, и нас снабдили двадцатью мешками фуража за шестнадцать нгу-сангов и пятью овечьими тушами. Мы раздали небольшие подарки погонщикам яков, прибывшим с нами из Нагчу. Те, кто добрался до лагеря первым, получили кое-что еще. Все они занялись заточкой сабель о камни, поскольку возвращались в Нагчу все вместе, но не доверяли друг другу.

После обеда я пошел поговорить с дзонг-поном о доньере, который будет сопровождать нас в Шенца. Я попросил прислать сильного и бдительного человека, хорошо знающего дорогу и страну, которую нам предстояло пересечь. Он обещал прислать того же самого доньера, который сопровождал экспедицию Филчнера в Шенца дзонг. Я попрощался с губернатором и возвратился в лагерь, чтобы готовиться к отъезду.

18 марта, 1928 г. Раннее утро было ясным, и день обещал быть солнечным. Нам хотелось ускорить отъезд, чтобы пересечь гребень горы, расположенной западнее Чанглунгхара, до того, как начнется ежедневная полуденная буря. Сбор вьючных яков проходил очень медленно: всадники гнали перед собой небольшие группы животных к нашему лагерю. Из-за обильного снега, выпавшего зимой, большинство животных было угнано далеко на север, и поэтому местному населению было трудно доставить нам необходимое количество вьючных животных. Несмотря на задержку, мы выехали в десять часов и направились в сторону горного перевала Тамар-кьер (около 16700 футов).

Тропа следовала через узкое крутое ущелье к вершине перевала. Ущелье было блокировано булыжниками, и большие скопления осколков напоминали валы, воздвигнутые для защиты. С вершины перевала мы спустились в круглую горную долину, прикрытую со всех сторон высокими горными цепями. С вершины мы заметили маленькое озеро Намка тшо, расположенное севернее на широкой нагорной равнине.

Около разрушенной каменной лачуги, прежде занимаемой богатым старшиной, для нас было поставлено несколько палаток. Местный старшина, пожилой человек, голова которого дрожала и непрерывно дергалась, встретил караван экспедиции. Нам снова пришлось менять караванных животных, но замена прошла гладко благодаря нашим проводникам из Намру, оказавшимся чрезвычайно умелыми людьми. Главный проводник был тибетским кочевником из района Гьянгце, хорошо знавшим местность и совсем недавно служившим проводником в экспедиции Филчнера. Он был одет в темно-фиолетовый халат, отделанный мехом, а на голове носил темно-красный тюрбан. На поясе у него была длинная сабля кам-па, а на шее – красивая серебряная амулетница. Его помощник, официально именуемый ми-сер тху-ми, или представитель крестьянства, был набожным человеком, выбранным из местных кочевников. Он отличался спокойствием и имел значительное влияние на своих соплеменников. Ехал он верхом на яке и управлял им с замечательной ловкостью.

Мы продолжили путь на запад по узкой тропе к другому перевалу Натра ла (16900 футов). Маршрут был обозначен многочисленными мендонгами, построенными по обеим сторонам дороги. Этот маршрут обычно используется странниками из кочевых районов Тибета при их ежегодных паломничествах к священной горе Кайлас. С вершины Натра ла открывается замечательная панорама окружающего горного района и широкой песчаной равнины к северу от него. На юге возвышается горная цепь высотой около 17000 футов. У ее подножия раскинулись низкие скалистые отроги из песчаника и огненно-красного известняка. В лучах утреннего солнца пустынный ландшафт сверкал разнообразными оттенками красного, фиолетового, пурпурного, оранжевого и желтого цветов. Местность очень походила на пустынный район Аравии и на мрачное царство песков Китайского Туркестана. Маленькая речка Чавар цангпо, впадающая в соляное озеро Пангонг тшоча, расположенное на севере равнины, питала скудные пастбища вдоль своих берегов. Спуск с перевала проходил по узкой тропе через изъеденное эрозией ущелье, сквозь ряд песчаниковых горных хребтов. Мы остановились на день у подножия невысокого песчаного отрога, недалеко от нескольких стоянок кочевников. День выдался теплый и безветренный, а ночью неожиданно ударил мороз, температура упала до – 12°С.

20 марта. Мы выехали сравнительно поздно, в восемь часов утра, преодолели отрог к западу от лагеря, спустились на равнину и прошли всего четыре мили, после чего пришлось разбить лагерь на противоположном берегу реки Чавар цангпо. Мы возражали против этого, но проводники сообщили, что мы достигли границы другого района и должны ждать новой смены животных, так как этим животным идти дальше не полагалось. Место, где располагался наш новый лагерь, называлось Шоде намоче и принадлежало большому тибетскому монастырю Ташилунпо. Местный старшина жил в бедной каменной лачуге, окруженной несколькими дворами, используемыми в качестве загонов для овец.

21 марта. Перед выходом нас заставили поволноваться новые сменные животные. Они были отдохнувшими, только что с пастбищ, где провели целую зиму на воле без сбруи и седла. В результате все одичали, становились на дыбы и брыкались.

Тропа проходила по горной местности среди выветренных холмов из гранита и песчаника с прослойками красного известняка. Многочисленные мендонги указывали наш дальнейший путь. После пятимильного перехода по сильно пересеченной холмистой местности мы вышли на обширное плато, заросшее скудной и грубой травой. Плато было излюбленным пастбищем для дичи, и мы видели здесь множество тибетских газелей (Gazella picticaudata).

Преодолев низкий горный перевал Чиангку ла, через узкое ущелье мы спустились в узкую долину, расположенную между двумя песчаниковыми отрогами. Многочисленные высохшие русла сезонных ручьев указывали на значительное количество осадков, выпадающих в дождливые летние месяцы. С вершины перевала мы любовались прекрасным видом долины небольшой речки Бучу цангпо, впадающей в озеро Тшо Зилинг. Эта местность называлась Лунгмар, из-за имевшегося в долине красного известняка.

22 марта. Мы двинулись в путь рано, несмотря на морозное утро и температуру -13°С. Пронизывающий западный ветер затруднял продвижение каравана. Выйдя из лагеря, мы поднялись на невысокий горный перевал, называемый Лунгмар ла, и спустились в долину, лежащую юго-западнее перевала. Около пяти миль мы шли по долине на юго-восток, затем повернули на юг и обогнули большой горный массив. Местные кочевники сообщили нам, что Таши лама проезжал этим маршрутом во время бегства в 1923 г. После шестнадцатимильного перехода мы разбили лагерь в узкой долине, защищенной волнистыми, поросшими травой холмами. Место называлось Доринг, или «Одинокий Камень», из-за любопытных мегалитических памятников, найденных поблизости. Это были первые памятники такого рода, обнаруженные в Тибете. До сих пор было открыто только несколько святилищ первобытной религии Бон. Это главным образом неотесанные каменные алтари, или лха-со. Некоторые, найденые в западном Тибете, были изучены покойным доктором А.Х.Франке из моравийской миссии в Лехе.

Мегалитические памятники находились миль на тридцать южнее большого соленого озера Пангонг тшоча и относились к добуддийскому периоду тибетской истории. Они состояли из восемнадцати параллельно расположенных рядов каменных плит. Каждый ряд был ориентирован с востока на запад. На западном конце каждого ряда находился кромлех, или круг из камней, состоящий из нескольких менгиров. Перед вертикально расположенными менгирами стояли каменные столы, или алтари. Очевидно это было святилище первобытной религии. Но каков был его возраст и назначение?

Сравнивая знаменитые мегалитические памятники Карнака в Британии и обнаруженные мегалиты Тибета, поражаешься их удивительному сходству. Параллельные ряды менгиров Карнака расположены с востока на запад и с западного конца имеют кромлех, или круг из камней. Памятники в урочище Доринг имеют точно такую же ориентацию. Культовое значение мегалитов Карнака до сих пор остается неустановленным, несмотря на многочисленные выдвинутые гипотезы. Мне кажется, что мы обладаем ключом к объяснению мегалитических сооружений северного Тибета. Мегалиты, открытые в Доринге, имеют на своем восточном крае выложенную из камня стрелу с концом, направленным в сторону рядов менгиров, т.е. на запад. Стрела – важный символ в древнем культе природных сил Тибета. Она связана с культом солнца и небесного огня, символически изображенного в виде молнии. Современные кочевники носят древние бронзовые наконечники стрел в качестве амулетов, и существует поверье, что они являются охлажденной молнией, после того как она ударила в землю. Между прочим, следует отметить, что иногда стрела символизирует царя Гесера, чье отношение к древнему культу природы было четко доказано доктором Франке. Присутствие каменной фигуры стрелы на восточной оконечности мегалитов Доринга ясно указывает на тот факт, что все сооружение было посвящено какому-то культу природы и очень возможно, что солнцу, символом которого она является. Это важное заключение, поскольку до сегодняшнего дня не существовало удовлетворительного объяснения значения мегалитических памятников.

Интересно отметить, что большинство открытых мегалитических памятников найдено вдоль знаменитого маршрута паломников к югу от Великих Озер, который ведет к горе Кайлас, жилищу богов, и священным местам на непальской границе. В будущей публикации о религии Бон я надеюсь показать, что эта паломническая дорога в прошлом была миграционным маршрутом и уже тогда приобрела религиозное значение, которое сохраняется до сих пор.

Мегалитические памятники, обнаруженные экспедицией, совершенно неизвестны современным жителям. В Доринге некоторые из больших менгиров внутри кромлеха имели следы возлияний масла, и местный старшина объяснил мне, что камень был жилищем лха, или бога, оберегающего маршрут и путешественников. Ни он, ни люди его племени ничего не знали о происхождении камня.

23 марта. При отъезде с места стоянки у нас возникли проблемы с местными лошадьми, которые никогда прежде не видели верблюдов и, испугавшись, разбежались в разные стороны. Только спустя некоторое время нам удалось привести животных обратно в лагерь. Путь проходил по горному ущелью, которое простиралось в юго-западном направлении. По его обеим сторонам возвышались выветренные гранитные массивы. Путь вел через низкий песчаниковый гребень, с вершины которого мы заметили широкую поросшую травой долину с несколькими стойбищами. Долина была окружена высокими песчаниковыми хребтами с выветренными склонами. Перейдя через долину, мы подошли к группе низких песчаных гребней, глубоко изрезанных сухими руслами реки.

Здесь мы обнаружили другую группу мегалитических памятников, три менгира с каменными плитами, установленными вокруг них в форме квадрата. Жертвенный стол, обычно расположенный перед самым большим менгиром, находящимся в центре, отсутствовал, и не было никаких следов возлияний. Вероятно, святилище давно было заброшено. Затем тропа свернула на юг и прошла вдоль течения небольшого ручья. Многочисленные мендонги окаймляли дорогу. Для нас были приготовлены юрты в маленькой боковой узкой долине. Со всех сторон высились обрывистые гранитные скалы. Процесс эрозии обнажил гранитную структуру западных склонов гор, подверженных непрерывному воздействию преобладающих юго-западных ветров. Около лагеря находился вал, созданный мореной и блокирующий долину с юго-востока. Гранитные склоны скал несли на себе многочисленные следы ледника.

Неподалеку от лагеря профессор Рерих обнаружил несколько могильников, вероятно, относящихся к эпохе неолита. Они были огорожены камнями, установленными в виде квадрата. Каждый могильник был ориентирован с востока на запад, и на его восточной оконечности находилась большая глыба. Очевидно, усопших хоронили головой на восток. Судя по внешнему виду могил, они относились к той же эпохе, что и мегалитические памятники, обнаруженные экспедицией. К большому сожалению, тибетские власти настоятельно возражали против проведения научных раскопок, и нам пришлось довольствоваться фотографированием. Местное население совершенно не подозревало о существовании могильников.

Большой интерес представляют конусообразные каменные лачуги, которые местные жители используют в качестве хранилищ. Они покрыты шкурами и штукатуркой. Местные женщины носят своеобразные головные уборы овальной формы, обшитые черной тканью и чем-то напоминающие один из национальных головных уборов славянских крестьянок. Поверхность ткани обшита кораллами, бирюзой, медными и серебряными украшениями, среди которых выделяются тибетские серебряные монеты и индийские рупии. Поверх обычного халата кочевников женщины носят что-то вроде накидки, сделанной из серой домотканой материи и свернутой на спине. Мужчины обычно одеты в шубу и большую меховую шапку, обтянутую красной или синей тканью.

Местечко называлось Ратри и находилось на расстоянии двадцати двух миль от Доринга и четырех дней пути от Шенца дзонга, административного центра района Нагтшанг.

24 марта. Из-за неизбежной задержки с караванными животными, которым предстояло преодолеть высокий гребень на юге долины, мы вышли в путь только в половине десятого. Преодолев несколько песчаных гребней, мы вошли в широкую долину, где находилось озеро Гоманг тшо. Это соляное озеро с солевыми отложениями и песчаными пляжами по берегам. В него впадают ручьи талой воды, стекающие с окружающих холмов. Путь пролегал севернее озера и был довольно опасен из-за сыпучих песков, пересекающих пояса песчаных дюн. Миновав озеро, мы вышли на широкую каменистую равнину со скудной, грубой травой. Невдалеке паслись стада куланов и тибетских антилоп. При пересечении равнины мы встретили посыльного всадника, отправленного из Намру в Нагтшанг с сообщением о нашем приезде. Он возвращался в Намру и рассказал, что в Нагтшанге все готово, и мы можем отправляться туда без всякой задержки.

Перейдя равнину, которая была около восьми миль в ширину и казалась бесконечной, мы вошли в широкую долину, защищенную низкими песчаниковыми холмами. Сильный западный ветер чрезвычайно затруднял продвижение, и мы обрадовались, увидев палатки, поставленные для нас в местечке под названием Чингкар, холодной местности, окруженной со всех сторон горами. Здесь мы достали несколько бронзовых наконечников стрел, которые, как оказалось, встречаются довольно часто в этих местах. И, как уже говорилось, жители верят, что их находят именно там, где молния ударила в землю. Они убеждены, что эти стрелы сделаны не людьми, а являются окаменевшей молнией, принявшей форму стрелы после десяти или двенадцати лет пребывания под землей. Считается, что такие стрелы обладают чудесными силами, и их носят как амулеты.

25 марта. У нас произошла еще одна задержка из-за караванных животных, и экспедиция выступила в путь в половине девятого, несмотря на то, что все встали очень рано. Госпоже Рерих посчастливилось отыскать интересную находку: медную пряжку (фибулу), с изображением двуглавого орла в круге. Мотив двуглавого орла часто встречается на древних предметах северного Кавказа, и истоки его возникновения восходят к хитайтскому искусству Малой Азии. Эта пряжка служит еще одним важным доказательством вторжения центрально-азиатских мотивов в «звериный стиль» Тибета.

Маршрут пролегал по широкой межгорной равнине, покрытой полосами песка и гравия. Пейзаж был очень однообразен, и мы были рады снова войти в узкую горную долину к юго-западу от равнины. Здесь ландшафт внезапно изменился, и мы обнаружили, что едем по пересеченной местности среди голых и выветренных гребней гор. В узких горных долинах виднелись лагеря кочевников. Мы проехали мимо дома местного старшины – каменной постройки, окруженной стеной грубой каменной кладки, с прикрепленными к ней традиционными молитвенными знаменами. Местные кочевники редко возводят долговременные постройки. Все каменные дома в районе являются либо жилищами местных старшин, либо служат складами сообществу кочевников.

К западу возвышалась горная гряда со средней высотой около восемнадцати тысяч футов. Многие вершины были покрыты снежными шапками, и вся эта длинная зубчатая стена была бела от зимнего снега. После двухчасовой поездки по гористой местности мы прибыли к обширной равнине, окруженной низкими волнистыми холмами. Несколько черных палаток кочевников ждали нас у подножия выветренного горного массива, который дал название равнине: Лугсанг тракна, или «Каменный нос овечьей долины». У подножия отдаленных холмов паслись стада яков. Сильный и устойчивый западный ветер мешал ставить палатки, и нам пришлось ждать целых два часа, прежде чем мы смогли разбить лагерь. После этого я отправился исследовать равнину, которая была свободна от снега. Это, несомненно бывший водный бассейн, о чем свидетельствуют многочисленные окаменелости. Лугсанг находилась от Чингкара на расстоянии около восемнадцати миль. Пришлось принять особые меры и закрепить колья палаток тяжелыми камнями и мешками зерна, потому что после заката с новой силой возобновился устойчивый западный ветер.

26 марта. Путь вел на юго-запад по широкой равнине Лугсанг. День был великолепным, и мы от души наслаждались ездой по равнине, а затем по горной долине. Постепенный подъем привел к плоскому перевалу через продольный гребень.

Спуск не был крутым и вывел нас в бассейн реки Юнгдрунг Цангпо. Краски речной долины и зубчатых утесов, защищавших ее с юго-востока, напомнили нам о могучих горных цепях в самой западной части Тибета. Мы перешли реку вброд напротив базальтового горного массива с мендонгами. Вода достигала стремян, и течение было быстрым. По берегам река была все еще сильно замерзшей, а в середине уже свободной ото льда. Чрезвычайно трудно было заставить животных погружаться в ледяную воду и затем снова взбираться на скользкую поверхность льда. Противоположный берег реки был покрыт болотами, и нам пришлось держаться ближе к скалам. На ночь мы остановились на левом берегу Юнгдрунг Цангпо, которая вытекала из озера Мучу тшо, расположенного на юго-западе, и впадала в озеро Кьерчунг тшо на северо-западе. К югу от речной долины возвышался высокий скалистый гребень. По словам местных жителей, существовал другой маршрут, проходящий южнее озера Мучу тшо. Место, где мы расположились на ночь, называлось Юнгдрунг конгма, или «Верхний Юнгдрунг». Расстояние от Юнгдрунга до Лугсанга составляло около семнадцати миль. Мы снова нашли несколько наконечников стрел той же самой формы, что и в Доринге, Ратри и Чингкаре.

27 марта. Мы вновь задержались из-за каравана и смогли отправиться в путь только в семь часов утра. Некоторое время следовали по долине Юнгдрунг чу, затем поднялись на песчаниковый отрог. Неожиданно на юге перед нами открылась грандиозная панорама: могучие скалистые горные хребты стояли окутанные темно-фиолетовой дымкой; и вдруг лучи восходящего солнца пронзили ее, и все скалы засверкали красным, малиновым и пурпурным цветом. Песок у подножья гор стал огненно-красным и золотисто-желтым. Позади остались холмистые высокогорья северного Тибета, и мы въехали в другую страну – район горных цепей и долин, формирующих северный оплот могучих Трансгималаев. Мы спустились в широкую каменистую равнину, протянувшуюся к северу от горной цепи. Наличие окаменелостей указывало на то, что эта равнина является высохшим морским дном. Здесь повстречался первый караван яков, груженный ячменем, который направлялся в отдаленные стойбища северного нагорья. Торговцы сообщили нам, что до сих пор перевалы к югу от Шенцадзонга были блокированы снегом, и все караваны из провинции Цанг находились в ожидании у южных склонов гор. В настоящее время снег быстро таял, и переход с вьючным караваном становился возможным. Для нас это была хорошая новость, так как мы немного волновались из-за погодных условий на дороге, идущей через высокие горные перевалы Трансгималаев к северу от Сага дзонга.

Пройдя через долину на юго-запад, мы вошли в горное ущелье, образованное утесами и выветренными скалами. Через него на юг протекал небольшой горный ручей. Окружающий пейзаж был необычайно величественным. Могучие деформации, признаки гигантских смещений земной коры, создали фантастический узор на стенах скал, прикрывающих узкое ущелье. После восемнадцатимильного перехода мы разбили лагерь на широкой равнине, окруженной низкими холмами. Вскоре после этого начал дуть сильный штормовой ветер. Толстые облака пыли окутали вершины, и все были вынуждены сидеть в палатках, придерживая шесты, которые раскачивались во все стороны, грозя повалить все сооружение. Развевались оборванные веревки, и вырванные колья носились с грохотом по всему лагерю.

Неприятный случай произошел с моей тибетской собакой Кадру. Она начала преследовать стадо коз и убила одно из животных. Владелец прибыл в лагерь с жалобой, и мне пришлось заплатить один санг за нанесенный ущерб. Эти тибетские волкодавы известны своими дурными манерами и очень часто нападают на коз, овец и даже домашних яков.

К вечеру буря утихла, и ночь была тихой и теплой, термометр показывал -2°С.

28 марта. Мы выехали рано утром, чтобы засветло достигнуть Шенца дзонга. После двухчасовой езды по неизменно поднимающейся долине добрались до Дигпа ла. С вершины перевала (17600 футов) любовались уникальным видом высокого, покрытого снегом горного массива Шенца Джел-кханг, возвышавшегося на юго-западе широкой равнины Шенца. Одна из многочисленных снежных вершин горной цепи достигает высоты 22000 футов. Широкая равнина, на которой располагался дзонг, хорошо просматривалась до самого озера Чаринг тшо с северо-западной стороны. Спуск с перевала был очень крутым, и нам пришлось спешиться и пройти весь путь пешком. На южном склоне хребта мы видели тибетских газелей и несколько куланов. Окружающая местность была свободна от снега, который лежал только в ущельях и на северных склонах гор. Перед въездом в деревню Шенца мы перешли замерзшую Шенца чу, текущую по нескольким узким руслам.

Шенца дзонг – административный центр большой провинции, протянувшейся к северу от Трансгималаев и включающей большинство великих соляных озер Тибетского нагорья. Деревня представляла собой пестрое сборище из шестидесяти полуразрушенных построек, сделанных из высушенных на солнце кирпичей, с крышами, покрытыми дерном, и мусорными кучами прямо перед домами. Прежде дома выбеливали, но, очевидно, многие годы никакая краска не наносилась на эти стены, которые теперь имели грязно-серый цвет. В центре деревни возвышалось единственное двухэтажное здание – дзонг, или официальная резиденция местных губернаторов, которые оба находились в Лхасе. Как и полагается, это официальное учреждение было окрашено в желтый цвет и по четырем углам украшено джал-ценами или черными религиозными знаменами.

Улицы деревни были, как обычно, чрезвычайно грязными, но благодаря сухому, холодному воздуху мусорные кучи все еще были смерзшиеся. Население состояло приблизительно из пятидесяти жителей, многие из которых находились в состоянии полной нищеты. Обработка земли не проводилась, и все поставки зерна и цампы осуществлялись по высокой цене из долины Брахмапутры. Губернаторов, находящихся в Лхасе, заменяли два ку-тшапа (ску-тшаба), или делегата, являвшихся их личными слугами и выполнявших губернаторские обязанности, но боявшихся брать на себя какую-либо ответственность.

Мы разбили лагерь около деревни, и вскоре нас посетили два чиновника. Один из них носил огромные китайские очки. Он был местным кочевником и поверхностно владел лхасским наречием тибетского. Его коллега был простым старшиной без особых достоинств. Они преподнесли нам обычный церемониальный шарф и сообщили, что получен паспорт из Лхасы с указанием будущего маршрута. Втайне мы надеялись перейти Трансгималаи по одному из многочисленных горных маршрутов южнее Шенца дзонга. Но теперь, когда маршрут был ясно обозначен в документе, нам следовало идти обходным путем, который, несмотря ни на что, обещал оказаться также очень познавательным. В паспорте был указан следующий маршрут: Шенца дзонг – Сага дзонг – Шекар дзонг – Кампа дзонг – Сикким. Последний тибетский пограничный аванпост на Сиккимской границе – Кампа дзонг, то есть то место, откуда, вероятно, мы отправимся через Лачен в Гангток.

Два чиновника сообщили нам, что все караванные животные, необходимые для нашей экспедиции, приготовлены, и что мы можем отправляться на следующий день. Нам пришлось закупить такое количество зерна, какого хватило бы до самого Сага дзонга, поскольку особой надежды пополнить запасы на дороге не было, так как она проходила через малонаселенную местность. С большими усилиями мы собрали одиннадцать мешков ячменя и сухого гороха; каждый мешок стоил чрезмерно дорого: пятнадцать нгу-сангов. Нам очень нужно было достать масла, и удалось заполучить только четыре фунта, а также кусок порама, или ячменного сахара.

Нам предстояло следовать по южным берегам озер Чаринг тшо, Нганце тшо и Дангра юм тшо. Из Чокчу, местечка, расположенного западнее Дангра юм тшо, мы должны были свернуть на юг и пересечь высокие Трансгималаи в направлении Сага дзонга. Путь предстоял трудный, принимая во внимание бедственное положение наших животных и быстро уменьшающиеся запасы.

29 марта. Всю ночь громкие крики пастухов возвещали о прибытии группы вьючных яков. Длинные вереницы животных образовали черную стену вокруг лагеря. Мы отправились в путь в семь часов утра и, обогнув известняковый отрог к северо-западу от дзонга, направились через каменистую равнину к юго-западному берегу озера Чаринг тшо. Через равнину протекала река Таглунг Цангпо, которая впадает в Чаринг тшо. Река оказалась замерзшей, и мы без труда перешли на другой берег. Путь пересек несколько старых ледниковых отложений, спускавшихся к озеру, затем, поднявшись на низкий отрог, привел нас в сильно изрезанный горный район к югу от озера. Затем тропа поднималась на гребень горной цепи, возвышающейся над берегом озера примерно на триста футов.

Мы перешли низкий перевал Лапце нагри (Лапце на-мо ла по карте Генри Хейдена), с которого нам открылся прекрасный вид озера и окружающей местности. Горы близко подходили к берегу озера, которое занимало низину приблизительно длиною в сорок миль на высоте 15448 футов. В это время года озеро все еще было покрыто коркой льда, кроме юго-западного края, темно-синяя водная поверхность которого ярко контрастировала с белизной льдин.

Спускаясь с перевала, мы встретили группу всадников, сопровождающих четырех пеших людей со связанными за спиной руками Это были грабители, которые недавно убили нескольких купцов и теперь доставлялись местной племенной милицией в дзонг. Один из сопровождающих сообщил нам историю этого происшествия. Эти купцы остановились на ночь в кочевой палатке. Местные кочевники саблями зарубили спящих и забрали их товары. Грабители не смогли сохранить тайну, и банда была обнаружена. Местные власти послали отряд милиции, чтобы арестовать убийц. Вскоре задание было выполнено, и преступников направили в дзонг для получения соответствующего наказания. По рассказам, такое часто случалось в этих местах, когда кочевники легко и быстро превращались в грабителей. Обычные жертвы – торговцы, и это объясняет тот факт, что все богатые караваны имеют вооруженный эскорт.

Мы расположились на ночь у подножия отрога, расположенного к юго-западу от долины, открытой со стороны Чаринг тшо. Место, где курьеры меняли лошадей, называлось Нгандзом и находилось в пятнадцати милях от Шенца дзонга. Оно было известно сильными ветрами. Вскоре эта репутация подтвердилась, так как около полудня начался юго-западный ветер и превратился в настоящую бурю с тучами песка и лессовой пыли, несущимися через долину к озеру. Сэр Генри Хейден останавливался на том же самом месте во время своих исследований в 1922 г.

30 марта. Путь пролегал по небольшой долине, в которой находились несколько кочевых стоянок. В горных долинах и на склонах гор виднелись пасущиеся стада домашних яков и овец. С горного перевала Цунг ла высотой в семнадцать тысяч футов мы любовались прекрасным видом снежного горного массива Шенца Джел-кханг, который возвышался на юго-востоке. Спустившись с перевала, мы прошли мили три по гребню цепи, простирающейся на запад, затем пересекли еще два хребта и вошли в бассейн озера Сера тшо, небольшого водоема примерно в полмили длиной и в четверть мили шириной, расположенного на ровной низине среди гор. На берегах этого озера были найдены многочисленные морские окаменелости.

Тропа шла по северному берегу озера и затем входила в широкое ущелье, окруженное известняковыми холмами. Мы расположились на равнине, орошаемой рекой Паро Цангпо, впадающей в Чаринг тшо. Место нашей новой стоянки называлось Карчанг. Население равнины было довольно большим, а у подножия окружающих холмов паслись стада домашних яков и лошадей. Как правило, самые лучшие пастбища в тибетском нагорье находятся у подножия гор.

В Карчанге мы получили неожиданный прием. Для нас было поставлено восемь больших палаток, подготовлены двести шестьдесят яков и двадцать верховых лошадей. В услужение нам была предоставлена большое количество слуг. На вопрос о причине такого приема нам сказали, что посыльный из Шенца, который принес официальное письмо с сообщением о нашем прибытии, заявил, что мы нуждаемся в восьми больших палатках на каждой стоянке и в трех сотнях вьючных животных!

К вечеру в наш лагерь зашли странствующие певцы: мужчина и женщина с ребенком. Мужчина играл на старинном инструменте, женщина пела, а ребенок в это время танцевал.

31 марта. Прекрасное утро, теплое и безветренное. Мы пересекли равнину Карчанг в направлении Паро Цангпо, которая текла у подножия холмов, формирующих западную окраину равнины. Миновав речку, тропа вошла в узкую горную долину и поднялась к невысокому перевалу, называемому Ламлунг ла. Вершина перевала была увенчана несколькими каменными пирамидами с обычными многоцветными молитвенными флагами. Спуск был пологим и вывел нас в широкую равнину, окруженную низкими известняковыми хребтами. На некоторых участках земли, покрытых лессом, мы нашли хорошо сохранившуюся под снегом траву.

Спуск был исключительно трудным из-за жестокого холода и западного ветра, продувавшего равнину и со страшной силой ударявшегося о западные склоны перевала. Горизонт был закрыт толстыми облаками лессовой пыли, а желтоватый туман скрывал очертания гор, возвышавшихся к югу и западу от равнины. Лагерь был поставлен на очень неподходящем месте, открытом всем ветрам, и не было никакой возможности перенести его. Местечко называлось Чутрари и известно было своей мутной и солоноватой водой.

1 апреля. В этот день мы решили сделать двойной бросок, то есть объединить два коротких перехода и в конце первого заменить яков и лошадей. Мы выехали рано, в шесть часов утра, и пересекли долину Чутрари, направляясь на юго-запад. Дорога была ровной и хорошей. Пройдя двенадцать миль по каменистой равнине, покрытой лессом, мы сделали часовой привал на стоянке кочевников, чтобы сменить вьючных яков и верховых лошадей. Дальше мы следовали маршрутом сэра Генри Хейдена 1922 г. Покинув Гонкьек, так называлась стоянка, мы пошли по южному берегу озера Фунгпа тшо, в то время, как британский исследователь обогнул его северный берег.

Замена вьючных животных прошла удивительно быстро, и через час колонна каравана была снова в пути. Тропа шла через ряд песчаных холмов. На горизонте с северной и западной стороны поднимались высокие, широко раскинувшиеся горные цепи, увенчанные снежными шапками. Пройдя следующие одиннадцать миль, мы разбили лагерь на юго-восточном берегу озера Фунгпа тшо, или Дару тшо Наин Сингха и Мурчу тшо Свена Гедина. Наин Сингх прошел севернее от озера, а доктор Свен Гедин – западнее от него. Сэр Генри Хейден шел по северо-западному берегу озера в Вангпо, расположенный на северных берегах Дангра юм тшо. Фунгпа тшо соединялся очень узкой протокой с другим небольшим озером, которое находилось западнее Фунгпа тшо и называлось Маджьяр тшо. Оба озера были замерзшие, и невозможно было определить, впадает ли одно в другое Место нашей стоянки называлось Мурчен и круглый год было заселено кочевниками. Местные кочевники несколько зажиточнее и содержат прекрасные стада яков и лошадей. Яки поразили нас тем, что были крупнее и сильнее, чем животные, которых мы видели в Нагчу или других местах района Нагтшанг.

2 апреля. Мы выехали очень рано с целью добраться в тот же день до берегов Нганце тшо. Путь пересек равнину Мурчен и затем прошел через ряд низких песчаных гребней, круто спускающихся к Маджьяр тшо. Погода, которая ранним утром была солнечной и ясной, вдруг изменилась, и началась сильная метель. Пронизывающий ветер и мокрый снег ослож няли продвижение. Наш местный проводник, который не мог разглядеть перед собой дороги, потерял путь, и некоторое время мы блуждали среди завываний бури. Ветер и снег внезапно прекратились, и плотная белая мгла, окружавшая колонну каравана, рассеялась. Мы увидели, что находимся на гребне горного отрога, протянувшегося к Маджьяр тшо. Отсюда мы легко нашли путь в узкую укрытую долину, где находилась наша следующая стоянка. Группа кочевых стойбищ называлась Понгчен. Мы нашли здесь приготовленных сменных животных и смогли сразу же продолжить свой путь.

Узкая долина вела к Понгчен ла, перевалу высотой 17621 фут. Подъем был очень крутым и каменистым. Бедным верблюдам было очень трудно идти по острым камням. К несчастью, вскоре после того, как мы достигли вершины перевала, снова подул холодный западный ветер и пошел мокрый снег. Метель продолжалась все время, пока мы спускались в широкую равнину, где лежало озеро Нганце тшо, отчетливо просматривавшееся с перевала.

На перевале мы пересекли путь, которым следовал Свен Гедин к долине Брахмапутры. Мы разбили лагерь рядом с домом местного старшины, убогой каменной постройкой с грязным двором. Местечко называлось Чибук денга. Дичь на равнине была в изобилии. Мы наблюдали стада куланов, газелей и стаи снежных петухов. На юге равнины возвышалось несколько снежных вершин неизвестной горной цепи. Бассейн Нганце тшо представляет собой широкую равнину, покрытую травой и во многих местах заболоченную. Как и большинство озер тибетского нагорья, Нганце тшо значительно уменьшилось, и сэр Генри Хейден полагает, что три озера – Фунгпа, Маджьяр и Нганце когда-то образовали одно гораздо большее озеро, заполняющее всю обширную долину. Озеро было тщательно изучено Свеном Гедином во время его незабываемого путешествия в январе 1907 г.

3 апреля. Путь пересек долину южнее озера. После нескольких часов пути через каменистую равнину, покрытую лессом, мы остановились на ночь у подножья низкой песчаной гряды, недалеко от юго-западных берегов озера. Оно называлось Нгатам-чен, и возле него у подножия холмов было разбито несколько палаток, в которых жили немногочисленные кочевники. Местное население почти ничего не знало о соседних областях. Им было известно о Нагтшанге, расположенном на востоке, и о Чокчу – на западе. Старик помнил двух европейцев, посетивших северные берега озера, вероятно, доктора Свена Гедина или сэра Генри Хейдена. Наши верблюды были первыми, которые когда-либо добирались до этих мест, и потому произвели необычайную суматоху среди кочевников. В лагерь пришли толпы людей, желающих посмотреть на странных животных.

4 апреля. Мы выехали в шесть часов утра, несмотря на некоторые трудности, связанные со сменными лошадьми, которых предоставили в наше распоряжение. Половина животных были совершенно дикие. Другие едва стояли на ногах, истощенные за снежную зиму. Утро было исключительно теплым, термометр показывал +12°С. Густой туман висел над озером, горными цепями к югу от него и закрывал горизонт.

Тропа, по которой мы шли, вела на юго-запад через сложную систему хребтов. К северу лежала широкая просторная долина, по которой и проследовал тяжело груженный караван вьючных яков. Все всадники с отрядом яков, везущих лагерное снаряжение, шли еще более коротким путем вдоль гребня хребта. После семимильного перехода мы достигли низкого перевала с вершиной, отмеченной каменными пирамидами и мендонгами. Отсюда открывался чудесный вид на широкую водную гладь священного Дангра юм тшо, одного из красивейших озер тибетских нагорий. Прямо на юге поднималась внушительная покрытая снегом меридианная горная цепь Тарко Ладжар или Тарко кангри. Доктор Свен Гедин доказал, что ее следует рассматривать как отдельный горный массив. Горная цепь протянулась на север до ущелья, разрезающего хребет, по которому проходил путь к Чокчу. С вершины перевала тропа повернула на юг и внезапно, как это часто случается с тибетскими дорогами, превратилась в широкую трассу, с обеих сторон окруженную мендонгами. Почва была песчаной и мягкой, животные быстрой рысью приближались к нескольким стоянкам кочевников, которые, как нам сказали, являются местом нашего назначения.

У подножия перевала пришлось преодолеть узкую полосу болот. Лагерь был разбит на маленькой квадратной ровной площадке в миле от юго-западного берега озера. Место называлось Лова намо, и здесь проживал местный старшина, внушительного вида человек с очень вежливыми манерами.

Дангра юм тшо, которое было впервые открыто Наин Сингхом во время его замечательного путешествия из Ладака в Юго-Западный Тибет и Ассам в 1873-1875 гг., имеет 45 миль в длину и 25 миль в ширину в самом широком месте. Это озеро также значительно уменьшилось в размерах. Существующие террасы, изъеденные эрозией, четко обрисовывают его бывший большой бассейн. Наин Сингх полагал, что меньшее озеро Сангюнг, расположенное севернее, образует единый водоем с Дангра юм тшо. Озеро получает много пресной воды из реки Тарко Цангпо, текущей по руслу, расположенному террасами, высота которых достигает двадцати пяти – тридцати метров. Вероятное объяснение происхождения террас заключается в том, что уменьшение озера в размерах привело к уменьшению рек, углубивших свое русло.

Фактически мы были первыми европейцами, которым удалось расположиться лагерем на южных берегах озера. Во время своей экспедиции 1907 г. доктор Свен Гедин добрался до места в трех днях езды к югу от озера, где и был остановлен местными кочевниками по приказу вышестоящих властей. Наин Сингх, обнаруживший озеро, побывал только на его северном берегу, в местечке под названием Вангпо.

В долине Вангпо проживает оседлое население. В этом месте, расположенном несколько ниже окружающих нагорий, выращивается ячмень. Согласно местному преданию, записанному пандитом, много десятилетий тому назад долина Вангпо была мощным княжеством. Местный правитель имел резиденцию в Кхьюнг дзонге, руины которого все еще можно было увидеть. Он был побежден королем Лхасы. В 1921 г. Вангпо посетил сэр Генри Хейден, занимавшийся геологическими исследованиями по заданию тибетского правительства. Согласно Наин Сингху, население Вангпо принадлежало к секте Бон-no. Население, проживавшее к югу от озера, было буддистским.

В местечке Лова, где мы расположились лагерем, находилось несколько стоянок кочевников. Некоторые семьи жили там постоянно, и их палатки были обнесены стенами из камня и дерна для защиты от весенних и зимних ветров. Не было никаких признаков земледелия. Некоторые из наших проводников хорошо знали пути в провинцию Цанг, по которым доктор Свен Гедин пытался подойти к озеру. Я даже нашел человека, который побывал в Непале и немного владел хиндустани.

Трудно было получить надежную информацию относительно путей в Сага дзонг. В нашем лхасском паспорте было указано, что власти Шенца дзонга, как предполагалось, должны были помочь нам с транспортом до Сага дзонга, но вскоре мы обнаружили, что два представителя дзонга ничего не знали о дорогах в Сага и даже планировали оставить нас в Чокчу. Местный старшина не был уверен в том, что караван животных был приготовлен для нас в Чокчу, и поэтому мы решили послать одного из представителей Шенца в Чокчу тем же вечером, чтобы сделать все необходимые приготовления. Он выехал на новой лошади в сопровождении местного проводника. Им было велено ехать поспешно и договориться с другим представителем из Чокчу о том, чтобы сопроводить нас в Сага дзонг.

Я знал, что южный маршрут вел из Лова намо в Сага дзонг и пересекал Тарко ла, расположенный юго-западнее озера. Этот путь был короче на десять дней и имел огромное преимущество в том, что проходил через населенную область. Официально он был известен под названием лхо-лам, или большая дорога, и кочевники, жившие вдоль этого пути, всегда держали наготове вьючных яков и ездовых лошадей или для правительственного улы, или как сменных животных. Я с трудом пытался убедить местного старшину отправить нас южным маршрутом, который давал всем большие преимущества, так как ему придется снабдить нас животными только для одного перехода. Он согласился, что это было бы лучшим решением для обеих сторон, но поскольку он имел непосредственный приказ от властей Нагтшанга послать нас в Чокчу, то был совершенно бессилен изменить наш маршрут. В этом он был непреклонен, и хотя я сильно давил на него, он не изменил своего решения отправить нас другим путем.

День оставался спокойным и теплым, термометр в два часа дня показывал + 13°С. Мы видели стаи диких гусей и чирков во многих водных заводях и на болотах к востоку от лагеря. Это был первый весенний день, и окружающие горы уже принимали ту темно-синюю и фиолетовую окраску, которая так характерна для горных районов Центральной Азии в весеннее время.

5 апреля. Снова прекрасный и ясный день. Мы тронулись в путь вскоре после того, как восходящее солнце осветило снежные пики Тарко кангри. Это было незабываемое зрелище, предвосхищающее величественные горные пейзажи Трансгималаев. Путь шел вдоль южного берега озера. Почва была песчаной, и узкие овраги пересекали равнину южнее озера. Река Тарко Цангпо, которая впадала в озеро, только вскрылась и была покрыта кусками плавающего льда, которые били по ногам животных и наносили ранения. Особенно тяжело было переправляться верблюдам. Они имеют естественное отвращение к воде, и нам стоило больших трудов благополучно переправить их через быстрый поток. На другом берегу реки простиралось обширное плато, протянувшееся и покрытое можжевельни ком, – первый кустарник, который мы увидели за шесть месяцев путешествия по тибетским высокогорьям.

Мы пересекли плато в северо-западном направлении и расположились на ночь у подножия горной цепи на юго-западном берегу озера. Прозрачный ручей, стекающий с горного склона, питаемый ледниками и тающими снегами, снабдил караван питьевой водой. Верблюды же наслаждались соленой водой озера. Место, где мы остановились, называлось Сугу лапце, и его главным недостатком, как места караванной стоянки, было полное отсутствие травы, за исключением кустов можжевельника, которые были пригодны для верблюдов, но не для лошадей. День был очень теплым и термометр показывал + 28°С. До самого позднего вечера мы сидели и любовались уникальной панорамой озера и окружающих гор, освещенных лучами заходящего солнца.

6 апреля. Мы сняли лагерь очень рано, в шесть часов утра, т.к. нам предстоял длинный переход. Путь проходил по юго-западному берегу озера. В некоторых местах продвижение было затруднено, особенно для верблюдов, так как дорога поднималась по скалистым карнизам, нависаю щим над озером, и была такой узкой, что груз пришлось снять и нести на руках, а животных каравана вести в поводу одного за другим. Все это нас задерживало. На западе возвышалась северная часть Тарко кангри, и дорога вела по широкому песчаному склону, постепенно понижающемуся к озеру. Пройдя четыре мили, мы миновали небольшое озеро длиной около четверти мили. Темные тучи окутывали снежные вершины Тарко, и около полудня подул сильный западный ветер с мокрым снегом, очень осложнившим продвижение. На ночь остановились на высокогорной долине со скудной травой, называемой Чумго марпо. Для нас было поставлено одиннадцать палаток, и местные жители уверяли, что они провели семь дней на этом месте в ожидании. Караван яков прибыл только поздно ночью, и мы долгое время сидели на положенных на землю седлах, а вокруг нас завывала буря.

7 апреля. Унылый день с тяжелыми серыми тучами на горизонте. Дорога вела через низкий песчаниковый хребет, расположенный к западу от долины Чумго марпо, и затем через ряд песчаных гребней, возвышающихся на северо-западе. После трехчасового пути мы вышли на обширную равнину и остановились на берегах маленького озера. Здесь старшины Чокчу подготовили для нас лагерь и привели караванных животных. Мы редко встречали таких дегенеративных типов, прирожденных разбойников и убежденных лгунов. Главный старшина, существо неописуемого вида, уверял нас, что они все подготовили для нас по дороге к Нгари дзонгу, находящемуся на ладакском маршруте, но что они ничего не знали относительно маршрута в Сага дзонг, по которому нам предстояло теперь ехать.

Маршрут в Ладак проходил по джья лам, или большой дороге, а в Сага вела только местная тропа. По мнению старшин, было совершенно неправильно со стороны Девашунга посылать нас в Чокчу, поскольку оттуда никакой ула не приезжал в Сага. Нам следовало дожидаться приезда гарпона Тарко, который примет решение относительно нашего маршрута в Сага. Я резко поговорил со старшинами и сообщил им, что мы отправимся в путь завтра и что им придется сопровождать нас, чтобы обеспечить животными для следующего перехода, а если это не будет должным образом выполнено, мы будем жаловаться на них в Лхасу. Я добавил, что их очевидное незнание маршрута было только отговоркой и они обязаны знать путь в дзонг, потому что Чокчу платил ежегодный налог Сага дзонгу. После долгих разговоров и препирательств старшины, наконец, согласились сопроводить нас к гарпону Тарко. Я попытался получить некоторую информацию об окружающей местности, но кочевники имели об этом очень скудное представление, и мне удалось разыскать только единственную старую женщину, которая помнила об участии в паломничестве, состоявшемся около тридцати лет тому назад к Озеру Манасаровар и святым местам на границе Непала.

Информация, которую она дала мне, была далеко не обнадеживающей. По ее словам, к югу от Чокчу находилась высокогорная страна, а Сага дзонг был большим поселением, с преуспевающей торговлей и лавками, где продавались непальские, индийские и лхасские товары. Я засомневался в правильности ее утверждения, т.к. капитан Роллинг и Свен Гедин, которые посетили это место, совершенно по-другому описывали его. Вероятно, старая женщина побывала там во время ежегодной осенней ярмарки и видела прибывших туда непальских и лхасских торговцев с их временными лавками.

8 апреля. Было около семи часов утра, когда все было приведено в походную готовность и мы выехали на юг через обширную равнину Чокчу к горе, находящейся приблизительно в шести милях от лагеря. Вчерашняя беседа, вероятно, оказала некоторое влияние на старшин, т.к. они все явились утром и лично сопровождали нас. По их словам, было два маршрута в Сага дзонг: один через Тарко, а другой через высокий перевал Сангмо Бертик.

Широкая, просторная равнина Чокчу – межгорное пространство, большей частью покрытое песком и лессом, на котором в летний период произрастает хороший подножный корм. На пути мы встретили стада куланов и тибетских газелей. Главный старшина уехал вперед, чтобы сообщить гарпону о нашем приезде. После двухчасовой верховой езды мы были внезапно остановлены старшинами около группы палаток невдалеке от подножия гор. Они объяснили свои действия тем, что гарпон отправил посыльного к нам с просьбой остановиться здесь на день, поскольку он ехал сам лично, чтобы повидать нас.

Гарпон Тарко прибыл в полдень. Это был молодой человек лет тридцати, высокий и хорошего сложения. Он был одет в пуру, кафтан, который носят зажиточные люди, и тибетскую меховую шапку с повязанным красным тюрбаном по моде кхампов. К его седлу был прикреплен длинный шо-ланг, или сабля, украшенная бирюзой и кораллами. За лагерем была поставлена белая палатка, расшитая орнаментом, которая стала временной штаб-квартирой правителя района.

С местными старшинами и нашим тибетским проводником гарпон провел предварительную беседу. Через час гарпону захотелось увидеть наш лхасский паспорт, и он объявил о желании посетить нас. Он был принят в моей палатке и выразил глубокое сожаление, что нас послали этим маршрутом и из-за этого мы потеряли три дня. Он считал, что правильнее для нас было бы идти южным путем, который начинается в Лова намо на южном берегу Дангра юм тшо. Этот путь пересекал Тарко ла и вел в штаб-квартиру гарпона, место, называемое Тарко ладжап. Оттуда он шел через Пендонг ла, перевал, расположенный на той же горной цепи, что и Донгчен ла, далее по Накпо кондро ла, расположенный на главной горной цепи Трансгималаев, восточнее перевала Сангмо Бертик. Горная цепь, на которой расположен этот перевал, называется Накпо кондро кангри, или Накпо гонгронг гангри на карте Свена Гедина.

Поскольку мы были уже в Чокчу, то гарпон подумал, что было бы желательно позволить нам пройти сангминской дорогой на Сага, которая пересекает следующие перевалы: Донгчен ла, Сангмо ла, Гьегонг ла и Цукчунг ла. Этот маршрут был пройден и исследован доктором Свеном Гедином в 1907 г. Мы сразу же поняли, что действительной целью гарпона было послать нас через территорию соседнего правителя, старшины Бумпа чангра (Бонгба на карте Свена Гедина), и таким образом избежать необходимости обеспечивать нас караванными животными и другими припасами на трудном и пустынном горном маршруте. Мне удалось заставить его пообещать сопровождать нас лично к поселению следующего старшины и договориться с ним о караванных животных. Гарпон намекнул, что наш паспорт был выдан в Лхасе, и поэтому мы имели право путешествовать через территорию, подвластную правительству, в то время, как его территория принадлежала монастырю.

Место, где находился наш лагерь, было известно под названием Кангру. Вьючные животные прибывали небольшими партиями, погоняемые дикого вида людьми, говорящими на разных кочевых диалектах и с трудом понимающими наречия друг друга. Наши лхасские тибетцы с большим трудом добились того, чтобы местное население понимало их.

Чангпы Трансгималаев поражают путешественника примитивным и неразвитым телосложением. Суровая жизнь на высотах и пастбищах северных склонов Трансгималаев, находящихся на 16-17 тысячах футов, сказывается на физическом и умственном развитии кочевников. Они представляют собой дикую и грязную толпу с длинными, спутанными волосами, развевающимися на ветру. Местные кочевники круглоголовы, с выдающимися скулами. Мы очень часто наблюдали примитивные типы со скошенными лбами, нависающими над переносицей. Губы имеют среднюю толщину. Большинство мужчин имеют тонкое телосложение с довольно слабыми конечностями и впалой грудью. Волосы скудны, и я не помню, чтобы видел бородатых мужчин. Коротко подстриженные волосы грубы. Миряне обычно заплетают свои волосы в большое количество тонких косичек, которые свисают на лоб и спину. Семьи маленькие, и дети в поселениях видны редко. Создается ясное впечатление, что население устойчиво сокращается. Доктор наблюдал частые случаи рахита, особенно распространенного среди детей, и цинги среди взрослых. Почти всеобщее цинготное состояние десен.

Одежда состоит из обычного овчинного кафтана, который носят на голое тело, и обычных сапог кочевников, сделанных из домотканого сукна и поддерживаемых подвязками под коленями. Редко используются головные уборы. Зимой обычно носят подбитый мехом капор. Мужчины носят сабли и фитильные ружья. Современные магазинные винтовки встречаются редко. Население, как упоминалось, было склонно к грабежу, и такое же впечатление сложилось у доктора Свена Гедина. Во время перехода через район мы не сталкивались с бандами грабителей, хотя существование племенной организации разбойников было весьма вероятно в таких удаленных от дорог местах.

Трансгималайские кочевники живут в обычных черных палатках и питаются продуктами, которые получают от своих стад, состоящих в основном из овец и яков. Лошадей содержат только состоятельные семьи. Летние месяцы стада обычно проводят в некоторых долинах Трансгималаев, но зимой рогатый скот перегоняется на север, где меньше снега и лучше пастбища.

На севере горные долины и низкие холмы покрыты песком и лессом и представляют собой хорошие пастбища, тогда как долины Трансгималаев в основном покрыты детритом и скудной травой даже после сезона летних дождей. Во время перехода через Трансгималаи мы испытали большие трудности в поисках хороших пастбищ. Большая часть страны была полностью бесплодной, а скудные участки земли покрывала мертвая сухая трава.

Отнюдь не легко было перейти через эту страну не только из-за естественных препятствий, высокогорных перевалов и бесплодных долин, но, главным образом, из-за странного распределения районов, которые отделялись друг от друга полосками земли, принадлежащими другим районам, и это сильно осложняло путь. Чокчу принадлежит Нагтшангу, а платит налог Сага дзонгу. Кангру и горная страна к югу от него находились под юрисдикцией гарпона Тарко, который назначался лабрангом Ташилун-по. Намчен и Нгамо дангханг на южном берегу Тингри лам тшо снова находились под владением Нагтшангдзонга, тогда как следующий переход Лекар и Лапсару принадлежали провинции Бумпа чангра и подчинялись Нгари дзонгу. Долины Цукчена и Цукчунга принадлежали Сага дзонгу.

9 апреля. Этим утром толстый белый туман повис над долиной Чокчу и скрыл вершины окружающих гор. Ночью выпал снег и покрыл горные склоны. Мы пересекли песчаниковый гребень и вошли в пересеченную горную страну, в лабиринт долин, в страну, которая протянулась до самой Брахмапутры, и представляет собой один из высочайших водоразделов на земле. Горная долина, в которой находилось несколько кочевий, простиралась на юго-запад. Небольшой, но глубокий ручей бежал вниз по долине. Он уже очистился ото льда, который узкой полосой сохранялся только по берегам. Дно было илистым, и мы с трудом нашли подходящее место для переправы. После нескольких попыток, наконец, удалось найти место, подходящее для брода. Мы ехали по высокогорной долине, называемой Угпа и занятой кочевыми поселениями. Гарпон ехал впереди нас, и мы могли видеть его скачущим галопом от палатки к палатке, собирающим для нас животных.

По дороге к нам присоединились несколько слуг гарпона. У всех были фитильные ружья на ремне через плечо, а на голове красные тюрбаны. Мало кто из них бывал в Сага дзонге, и лишь один мужчина вспомнил, как однажды посетил это место. Долина, по которой мы следовали, повышалась постепенно, пока внезапно не расширилась и не образовала маленькую круглую долину, хорошо защищенную горами. Место называлось Намчен; местным старшиной для нас была приготовлена палатка. Бедняк был в отчаянии от того, что ему нужно было снабдить нас караванными животными до Бумпа чангра. По его словам, мы должны были идти южным путем через Накпо кондро ла. Мы оставили гарпона и старшину решать вопрос о караванных животных между собой. Было бессмысленно сидеть и наблюдать, как препираются эти двое. Через час гарпон и старшина появились из своей палатки и сообщили нам, что старшина Намчена взял на себя обеспечение экспедиции транспортом в Бумпа чангра, а гарпон будет помогать ему в этом, поставляя часть вьючных животных.

10 апреля. У нас произошла задержка с отправлением из-за вьючных животных, которые прибыли только около восьми часов утра. Некоторые из новых сменных лошадей были настолько дикие, что, вырвавшись, панически бежали, и пришлось их возвращать назад. Покинув лагерь, мы пересекли низкий перевал, называемый Маритранг ла (17300 футов), и спустились в широкую песчаную долину, бассейн соляного озера Тингри лам тшо (Тери нам тшо на картах). Мы обогнули юго-восточные берега озера. К югу от него возвышались базальтовые скалы. В прежние времена озеро занимало еще больший бассейн, но со временем уменьшилось. Долина к юго-востоку и югу от озера является высохшим дном бывшего большего озера. Берега самого озера покрыты слоями соляной корки. Мы наблюдали стаи водоплавающих птиц, турпанов, чирков, браминских уток и чаек. Воздух был наполнен их криками, и стаи диких гусей то и дело улетали на север.

Мы нашли приготовленный для нас лагерь в местечке, называемом Нгамо дангханг, расположенном южнее озера в долине, закрытой с юга высокими скалистыми горными цепями и открытой к озеру. На юго-западе поднималась горная цепь Дронгчен ла. По пути к лагерю мы обнаружили, что официальное письмо, которое предположительно должно было опередить наш приезд, достигло места только два часа назад, т.к. посыльный ночевал в лагере и, таким образом, задержал доставку. Практически невозможно было заполучить нового верхового посыльного, поскольку население не имело лошадей. К вечеру старшина Намчена нашел другого гонца и отправил его с письмом в Бумпа.

Местное население выглядело исключительно диким и никогда прежде не видело белого человека. Они дивились нашим верблюдам и настаивали, чтобы мы дали им немного верблюжьей шерсти и они могли положить их в свои амулетницы, т.к., по их убеждению, шерсть такого странного животного непременно должна быть очень мощным талисманом против болезни и другой опасности.

К северо-западу от озера находится монастырь Мендонг гомпа, принадлежащий секте Кармапа, который посетил доктор Свен Гедин во время своего путешествия в 1908 г. Полдень был очень жарким, термометр показывал +32°С.

11 апреля. Обещанные караванные животные не прибыли в лагерь, и нам пришлось ехать на собственных лошадях, оставив Портнягина, ответствен ного за багаж, дожидаться прибытия всех вьючных животных. Мы перешли долину на юго-запад и вошли в широкое горное ущелье, которое вело к перевалу Донгчен. После десятимильного перехода мы разбили лагерь у подножия перевала. Население было чрезвычайно бедным, и с большим трудом нам удалось раздобыть зерно для лошадей и верблюдов. За последние три дня мы смогли заполучить только один маленький мешок с зерном, содержащий около пятнадцати фунтов ячменя. Был отдан приказ накормить верблюдов и лошадей цампой, а верблюдам дать дополнительную пищу, приготовленную из китайской муки. Крайне необходимо было добраться до Сага дзонга и пополнить запасы. Мы были вынуждены сократить порции для людей и животных, так как провизии было только на семь дней.

Амплитуда колебаний температуры была очень значительной. Утром до восхода солнца термометр показывал -13°С, а в два часа дня +40°С на солнце.

12 апреля. Мы выехали раньше, чем обычно, и после часового подъема достигли вершины перевала Донгчен. С вершины перед нами открылся уникальный вид на обширную горную долину, расположенную юго- западнее перевала, защищенного высокими выветренными горными массивами из известняка. Мы скоро добрались до широкой межгорной долины Су Цангпо, обозначенной на картах как Сома Цангпо. Лагерь разбили на левом берегу реки, которая текла по нескольким узким руслам. Су Цангпо брала начало где-то в Тарко кангри и впадала в озеро Тингри лам тшо. Русло реки было ровным и мелким, но, как уже говорилось, в период половодья река наполнялась огромным количеством воды. Местный старшина был не в состоянии поставить нам необходимое число вьючных животных, так как все грузовые яки района были угнаны на далекие пастбища. Он согласился нанять яков, которые пришли с нами из Дангханга. Место, где мы остановились, называлось Лекар и все еще находилось под юрисдикцией Нагтшанга. Местный старшина сообщил, что в трех днях юго-восточнее Лекара находится лесистая долина, в которой водится множество дичи. День был облачным и теплым, термометр в полдень показывал +14°С.

13 апреля. Прекрасное, но холодное утро, с температурой -5°С. Мы пересекли равнину в южно-юго-западном направлении и поднялись на невысокий песчаниковый отрог. Отсюда мы прошли по пересеченным каменистым равнинам, раскинувшимся у подножия хребта южнее маршру та. Нам пришлось остановиться в местечке с названием Сангмо нгадум, так как местный старшина ничего не подготовил к встрече нашего каравана. Не были разбиты палатки, не было запасено для нас топливо.

Нам пришлось разбить лагерь около жалкой палатки каких-то пастухов и послать человека к старшине с просьбой прийти лично для обсуждения положения и выполнения распоряжений из Лхасы. Тем временем мы обустраивали лагерь как можно лучше, собирали топливо и кололи лед в ручье, чтобы набрать питьевой воды.

Старшина появился с палатками и топливом только к вечеру и откровенно признался, что находился в полном неведении о нашем прибытии. Он слышал об официальном письме, сообщавшем о нашем приезде, но думал, что это было адресовано не ему, а другому старшине, по ту сторону гор! Он мог снабдить нас только тридцатью яками, остальные двадцать нам, к счастью, согласился одолжить еще на два перехода старшина Намчена. Весь вечер был потрачен на переговоры, которые занимают много времени в Тибете и оставляют мизерную возможность заняться другими нуждами каравана.

14 апреля. Мы выехали рано, несмотря на вновь возникшие трудности с вьючными животными. Новые не прибыли в лагерь вовремя, и Портнягин был вынужден снова остаться с багажом, чтобы дождаться яков. Но в последний момент старшине Сангмо удалось привести требуемое количества яков.

Покинув стоянку, мы проследовали через ущелье, которое постепенно поднималось к высокому перевалу Сангмо. По обеим сторонам возвышались базальтовые горные массивы.

Куланы паслись в ущельи на скудной траве, что росла по берегам крошечной горной речушки. Путь проходил по твердой каменистой почве, и для верблюдов наступило тяжелое время.

После шестичасового перехода мы расположились лагерем на высоте 17600 футов в защищенной долине у маленького ручья с пресной водой. Караван яков прибыл только поздно вечером. Серые облака скрывали вершины гор, и тибетцы боялись, что ночью будет снегопад, который затруднит переход. Погонщики яков уверяли нас, что около двух недель назад перевал был еще полностью блокирован снегом, и даже теперь большое количество снега покрывает вершину. Было невозможно доверять местным осведомителям, и нам самим пришлось выяснять ситуацию на перевале. Все чувствовали себя несколько взволнованно, так как на следующий день нам предстояло пересечь самый высокий перевал на пути к Сага дзонгу.

Хотя существование могучей цепи горных хребтов на севере Цангпо предполагалось рядом исследователей, а Д'Анвилл (1733 г.), Брайен Ходсон и другие отметили их на картах как предполагаемую цепь гор, которая пересекает Центральный Тибет с запада на восток, доктор Свен Гедин был первый, кто произвел съемку горной цепи и пересек ее по крайней мере по восьми жутким горным перевалам со средней высотой восемнадцать тысяч футов во время своих памятных путешествий в 1906-1908 гг. Цепь формирует водораздел между Индийским океаном и обособленным засушливым районом центральной Азии. На западе Трансгималаи сливаются с великим Каракорумом, и будущему исследователю предоставлена возможность изучать место пересечения двух величественных горных цепей. Исследования Доктора Свена Гедина показали, что система Трансгималаев относится к сравнительно недавнему геологическому периоду. Структура горных цепей говорит о том, что формирование системы проходило под влиянием вулканической деятельности, а наличие многочисленных горячих источников доказывает, что здесь недавно происходили дистурбации.

Трансгималаи состоят из рядов горных цепей, среди которых, очевидно, главным является тот, где расположены пики Сангмо ла (19094 фута), Сэла ла (18064 фута), Каламба ла (17200 футов), Горинг ла (19587 футов) и Шанг-шунг ла. Южные склоны цепей изрезаны глубокими выветренными долинами – следами активности индийского муссона. Северные склоны сливаются с холмистыми нагорьями северного Тибета и получают намного меньше осадков, чем южные склоны. На северной стороне снежная полоса расположена приблизительно на высоте восемнадцати сотен футов, и ледники никогда не достигают оснований долин.

15 апреля. Ночь была тихой и бесснежной. Мы встали очень рано, и к шести часам утра колонна каравана начала подъем к перевалу. Северный склон был покрыт огромными булыжниками, скатившимися с гор. В некоторых местах земля все еще была покрыта снегом, и лошади часто глубоко увязали в нем, так что приходилось их вытаскивать.

После трех часов непрерывного восхождения мы достигли вершины перевала (19094 фута). Несколько каменных памятников стояло на обочине дороги. С вершины перед нами открылся прекрасный вид на горы, величественный и суровый. К югу тянулось широкое горное ущелье. На западе и востоке вид закрывали меридиональные горные цепи, понижающиеся к равнине Лапсару, южнее которой возвышался покрытый снегом горный массив Кангчунг кангри. День был унылый, тяжелые тучи и туман нависали над горами. Крутой, но короткий спуск, во время которого нам всем пришлось спешиться, привел нас к ущелью. Трудно было лошадям на узкой тропе среди булыжников и замерзших луж. Люди и животные часто поскальзывались, так как с трудом можно было найти место, куда поставить ногу. Спускаясь с перевала, на одном из склонов мы видели стадо диких яков. Они взбирались по обрывистому, почти вертикальному горному склону, с каждым шагом посылая в ущелье камни и тучи песка. Некоторое мгновенье их темные силуэты выделялись на фоне ясного тибетского неба, а затем исчезли за скалистой стеной. Это была картина дикого Тибета, которая всегда появляется в воображении каждого, кто странствовал по его незабываемым горным пространствам.

После семичасового перехода по трудной, каменистой дороге мы спустились на широкую, просторную равнину, относящуюся к району Бумпа чангра. К большому удивлению, для нас ничего не было приготовлено, несмотря на ранее отправленное официальное письмо. Мы послали группу людей на разведку, и они привели двоих людей, назвавшихся пастухами и отказавшихся нам помочь. Наши тибетцы сердито спорили с ними, и было решено оставить их в лагере и дождаться расследования ситуации. Наконец, два местных жителя согласились дать топливо и отправить посыльного к старшине с просьбой сразу же приехать. Каждый из них заверял нас, что ничего не слышал о нашем приезде. К счастью, посыльный, отвозивший письма, находился среди наших погонщиков яков и удостоверил в том, что письма были в сохранности и вовремя вручены местному районному старшине, или ю-пону. Мы стали свидетелями жаркой схватки между посыльным и местными кочевниками. В целях предосторожности мы решили оставить при себе всех вьючных яков и лошадей из Сангмо до тех пор, пока местный старшина не поставит нужное количество караванных животных. Погонщики запротестовали, но вынуждены были подчиниться, так как поняли наше затруднительное положение.

Был теплый день, несмотря на то, что долина со всех сторон была окружена горами, покрытыми снежными шапками и ледниками, спускающимися глубоко в долину. Примерно в двух с половиной милях южнее лагеря находилось небольшое соляное озеро Лапчунг тшо. Вечером заходящее солнце освещало горные снега, и весь пейзаж погружался в пурпурное зарево. Ю-пон не приехал этим вечером, и было похоже на то, что нам придется остаться в долине на пару дней, разыскивая старшину, пытающегося избежать встречи с нами. Наши запасы подходили к концу, и было крайне необходимо добраться до Сага дзонга.

16 апреля. Солнечный, теплый день. Мы были вынуждены простоять целый день и дожидаться старшины. Погонщики из Сангмо несколько раз пытались увести своих животных, но наша охрана помешала этому. Мы сказали людям, что нам придется жаловаться чиновникам дзонга по поводу такой задержки и открытого игнорирования приказов из Лхасы. Местные жители, наконец, согласились поставить нам всех яков, имеющихся в долине, чтобы мы могли выехать на следующий день. Мы должны были получить от них тридцать яков, а остальные животные должны быть поставлены погонщиками из Сангмо. После трехчасовых переговоров все было решено, и мы были уверены, что отправимся в путь на следующий день. Мы также договорились с владельцами сменных лошадей сопровож дать нас в Сага дзонг и дополнительно заплатили им за услуги. Люди были полностью удовлетворены.

Место, где мы расположились лагерем, называлось Лапсару и было населено несколькими семьями кочевников, которые разводили яков и овец. В одной из палаток мы встретили двух кузнецов из провинции Цанг, которые работали на местных кочевников. Ю-пон так и не прибыл, и мы были сильно раздражены его поведением и намеренным игнорированием указов из Лхасы.

17 апреля. Мы выехали около полудня, так как произошла задержка из-за сменных животных и погонщиков. Мы пересекли равнину Лапсару на юго-запад и расположились на берегу озера Лапчунг с юго-восточной стороны. Озеро расположено на высоте 17037 футов. На его берегах мы видели тибетских антилоп.

Недалеко от лагеря нашли еще одну группу мегалитических памятников. Она была частично погребена дрейфующими песками, поэтому над землей были видны лишь верхушки менгиров, образующих ровный ряд. Я попытался откопать один из камней, но он уходил глубоко в землю, и мои раскопки привлекли внимание местных жителей, которые, как и все тибетцы, очень заботятся о том, чтобы земляные работы не потревожили богов земли. Мне пришлось остановиться и отложить исследования на будущее, когда тибетское правительство санкционирует научные раскопки на своей территории.

Какой ритуал совершался перед этими каменными алтарями и кромлехами, мы сможем описать лишь только после тщательного изучения обширной литературы Бон-no. Огромные собрания священных текстов Бон, приблизительно три сотни томов, все еще остаются недоступными для нас. Несомненно, из некоторых текстов о ритуалах, собранных в них, мы смогли бы узнать подробно о назначении менгиров, кромлехов и рядов.

Ю-пон, или местный старшина, встретил нас в пути. Это был огромный малый со спутанными волосами, одетый в большой грязный овчинный кафтан. Он был очень высокомерен и сказал, что никогда не получал официального письма о нашем прибытии. У него не было яков в собственном распоряжении, и он был неспособен помочь нам. После долгой беседы, в которой принимали участие все члены экспедиции, нам удалось убедить его нанять яков из караванов, перевозящих соль. Он согласился на это, и у торговцев были наняты яки с договоренностью, что животным придется идти в Сага. Поздно вечером ю-пон изменил свое мнение и решил поставить нам своих собственных животных.

Мы разбили лагерь у подножия горы, образующей юго-восточный край равнины Лапсару. Отсюда в Сага дзонг вело два пути: короткий – через Луг ла и более длинный – по окраине горной цепи. По сообщениям, короткий путь все еще был занесен снегом, и поэтому мы решили идти более длинным маршрутом. Официальное письмо из Лхасы было утеряно бесследно. Мне пришлось самому написать другое письмо и заверить его нашей личной печатью. Тотчас же был отправлен всадник с донесением, но, к нашему изумлению, новая договоренность действовала так же, как и старая. Место, где расположился лагерь, называлось Ронгзэ.

18 апреля. Мы отправились в путь в восемь часов утра и пересекли низкий песчаный отрог, находящийся юго-восточнее лагеря. Отсюда путь поднимался по долине мимо небольшого озера, все еще сильно замерзшего. От озера мы свернули в долину, ведущую к Гьегонг ла и раскинувшуюся в сторону юго-запада. Долина известна своими многочисленными горячими серными источниками и называется Мемо чуцен. Доктор Свен Гедин упоминает об этих источниках. Он определил, что их температура достигала 93,6°С.

Подъем к Гьегонг ла (18012 футов) был довольно трудным. Долина у подножия перевала была покрыта глубоким снегом, и было трудно искать дорогу среди валунов и снега. После четырех часов утомительного восхождения мы достигли вершины перевала. Перед нами развернулась грандиозная горная панорама: море горных пиков сверкающих на солнце. «О, Господи! Бескрайние горы!» – воскликнул Голубин, слезая с лошади и приготавливаясь к спуску. Некоторое время мы все стояли, глядя на этот незабываемый пейзаж. Спуск был крутым, и часть пути проходила по льду замерзшего горного потока. В некоторых местах огромные глыбы льда преграждали путь. Спуск по ущелью оказался трудным для неподкованных животных и длился четыре часа. Нам часто приходилось переходить замерзший поток по ледяным мостам. Местность становилась все более и более пересеченной.

Мы приближались к окраинным районам Тибета с их глубоко изрезанными горными долинами с бурными потоками. Нигде не было видно мрачного волнообразного пейзажа нагорий северного Тибета; вместо скалистых массивов здесь были узкие горные долины и вздымающиеся цепи гор. Достигнув места, где встречаются три важные долины, мы свернули на юго-восток и остановились на ночлег в долине, называемой Цукчунг. Не было видно никаких признаков лагеря или палаток, приготовленных для нас. Мы отправили людей на разведку местности и поручили им при возможности привезти кого-нибудь, кто смог бы информировать нас о положении в районе и снабдить необходимыми припасами.

После двух часов ожидания мы увидели в полевой бинокль человеческую фигуру, быстро идущую по противоположной стороне долины. Фигура двигалась в нашем направлении, и оказалось, что это старик с высокомерным, неприятным лицом, который сразу же начал говорить, что не его дело помогать нам и что правительство не имело права посылать нас в дикую местность. Мы сообщили ему, что нам необходимо получить караван животных за любую цену и что он должен снабдить нас топливом и зерном для лошадей или привести в лагерь местного старшину. Старик заупрямился и сказал, что у него нет яков, топлива и палаток в свободном распоряжении. Наши тибетцы пришли в сильное волнение и грозились арестовать его и сдать властям Сага дзонга. Старик выслушал их с совершенным спокойствием и возразил, что с тех пор, как у него все было отнято правительством, он ничего не имеет против того, чтобы лишиться своей головы.

Необходимость ареста упрямого старика отпала благодаря прибытию высокого красивого мужчины, который оказался бывшим ламой монастыря Чамдо в западном Каме, а в настоящее время исполнял обязанности местного старшины. Он сразу же понял наше трудное положение и приказал непокорному старику привезти палатки и топливо и, кроме того, обещал на следующий день поговорить с ю-поном Бумпа о караванных животных. Ближе к вечеру были установлены две палатки, и большие костры осветили лагерь. Ю-пон прибыл только в сумерках, но неожиданно отказался располагаться с нами в лагере и вместо этого остановился за низким песчаным отрогом. Он обещал прийти вечером после захода солнца и обговорить все дела. Старшина Цукчунга и наш тибетский проводник сочли его действия странными и побоялись, что ночью он попытается исчезнуть вместе со своими яками. Мы прождали его до десяти часов вечера, но он не пришел, и мы решили послать за ним человека. Вскоре посыльный вернулся с ответом, в котором старшина Бумпа сообщал, что у него нет дел в нашем лагере и что он не сможет сдержать свое слово и транспортировать наш багаж до Сага дзонга.

Нельзя было терять время, поскольку мы намеревались добраться до Сага дзонга без задержки. Оставаться в пустынной местности без топлива и продуктов для людей и животных означало гибель всего каравана. Мы вынуждены были предпринять активные действия в защиту своих интересов и обеспечить незамедлительное выполнение правительственных распоряжений. Я сообщил о ситуации профессору Рериху и получил инструкцию принять серьезные меры для нашей защиты. Мы решили послать местного старшину Цукчунга и нашего тибетского проводника в лагерь старшины Бумпа с просьбой лично появиться в нашем лагере. Так как Цукчунг побоялся идти один, то с ним была послана половина нашей охраны с приказом при необходимости арестовать старшину Бумпа.

Когда наш маленький отряд приблизился к лагерю старшины Бумпа, мы увидели его сидящим у лагерного костра в окружении тридцати вооруженных попутчиков. Все встали, когда старшина Цукчунга приблизился к огню. Наши люди выстроились в шеренгу в нескольких футах позади него, готовые к любой неожиданности. Старшина Цукчунга упрекнул ю-пона за то, что он не явился в лагерь для улаживания дела по-дружески, и попросил его прийти и обсудить ситуацию. Мертвая тишина последовала за его словами. Из толпы вооруженных погонщиков яков послышался приглушенный шум голосов, и вдруг один из них выхватил свою саблю. Кочевники, очевидно, были готовы оказать сопротивление оружием. Портнягин, стоявший около человека с саблей, выхватил револьвер и направил дуло ему в лицо. Это оказало магическое действие. Толпа начала отступать назад. Наши люди стояли в готовности открыть огонь в случае необходимости, и еще некоторое время сохранялось чрезвычайное напряжение. Внезапно кто-то из толпы побежал назад, и вся охрана бросилась в паническое бегство к холмам, оставив ю-пона сидящим возле лагерного костра. Он был арестован и под охраной приведен в наш лагерь, где в большой палатке старшины Цукчунга состоялась важное совещание.

Вокруг лагеря были поставлены вооруженные часовые, так как мы получили сведения о том, что погонщики яков обсуждают возможность нападения на лагерь с целью освобождения своего старшины. Двое часовых были поставлены у входа в палатку, которая временно превратилась в зал суда. Ю-пона ввели в палатку и взяли под сильную вооруженную охрану. Когда все заняли свои места, старшина Цукчунга еще раз упрекнул старшину Бумпа за его надменное поведение и предложил ему завершить дело дружески. Упрямый ю-пон снова отказался подчиниться нашим требованиям и молчал в ответ на все наши предложения. По его словам, он не имел ничего общего с правительством Лхасы, которое находилось далеко от его области. Я сказал ему, что если он не согласится с нашими требованиями, то будет арестован и передан лхасским властям для надлежащего наказания за его мятежные слова и действия. Я дал ему десять минут на размышление. Он опустил голову и сидел так все время, пока думал, потом встал со словами: «Нет, нет» – и снова сел. Таким образом, он был объявлен арестованным, его руки связали за спиной кожаной веревкой. Двое часовых были поставлены наблюдать за ним ночью.

Всю ночь лагерь находился под сильной охраной, и соплеменники Бумпа, которые несколько раз пытались проникнуть в лагерь, получили предупреждение держаться подальше. Поздно вечером ю-пон согласился доставить нам караванных животных и сдержать свое слово. Единственным его условием было, чтобы мы отпустили его на свободу и забыли о случившемся. Вероятно, человек испугался и понял, что мы настроены серьезно. Поэтому он был освобожден, но ему пришлось заночевать в лагере.

19 апреля. Мы выехали в семь часов утра и вернулись немного назад по пройденной дороге до узкой горной долины, ведущей к перевалу Цукчунг ла (18000 футов). Недалеко от входа в долину мы обнаружили еще один кромлех с рядами каменных плит. Как и в Лапсару, камни наполовину были занесены песком. Местный старшина ничего не знал о камнях, но, по его словам, они были установлены подобным образом неким лха, или местным божеством.

Подъем к перевалу был очень крутым, и бедным животным пришлось тяжело. Им часто приходилось останавливаться для восстановления дыхания. С вершины открывался вид на три долины: Цукчунг на северо-востоке, Цукчен на западе и Сага дзонг на юге и юго-западе. На горизонте с запада и востока поднимались могущественные снежные вершины Трансгималаев. Самым заметным среди них был прекрасный пик Сага Джочунг, отчетливо видимый среди вершин, образующих восточную ветвь горной цепи, на которой находился перевал Цукчунг. Спуск был крутым, и всем пришлось идти спешившись вниз по песчаным склонам. Широкое горное ущелье вело к бассейну Чорта Цангпо, притока реки Брахмапутры. Далеко на юге сквозь туманную дымку можно было видеть белоснежные очертания северных отрогов Гималаев в районе Ньелам.

Равнину, по которой мы ехали, покрывал щебень. Трава была скудной, и нигде не было видно рогатого скота. Сага дзонг скрывался за низким песчаным отрогом, вдающимся в равнину. С вершины отрога мы получили первое представление о местности. Сага представлял собой пестрое сборище грязных каменных лачуг и находился на месте, открытом для всех ветров и бурь тибетского нагорья. Перед деревней мы были встречены местными чиновниками, которые проводили нас в подготовленный лагерь. Юго-восточнее дзонга были поставлены две палатки, и толпа местных жителей и солдат из небольшого отряда, размещенного в форте, пришла посмотреть на нас. Несмотря на то, что чиновники получили специальные инструкции непосредственно из Лхасы, ничего не было приготовлено, и нас попросили остаться на три дня в Сага, чтобы дать властям время на обеспечение каравана животными. Начальник форта находился в Лхасе, и управление велось его персональным представителем, нирва, или казначеем дзонга, который также уехал по служебным делам в район. К нему был отправлен посыльный с требованием сразу же возвратиться в форт. Между тем младший чиновник, оставшийся в форте, отказался обсуждать ситуацию.

Наш караван прибыл в лагерь поздно ночью; мы сильно беспокоились за верблюдов, задержавшихся на перевале. Около одиннадцати часов ночи погонщик с тремя верблюдами добрался до лагеря и сообщил, что четвертый верблюд погиб на вершине перевала.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 732