Часть первая

ЗВЕЗДНЫЙ ПУТЬ ЗЕМНОГО ЗНАНИЯ

 

1. Священная ночь Элевсина

 

Из письма Цицерона к другу

Георгионас Милонас, греческий археолог

Миновав последние метры Священной дороги, я вошла через полуразрушенную арку древних ворот в Элевсин. Над ним стояло необычное для зимы ясное небо, глубокая синева которого придавала камням какой-то призрачный голубой оттенок. Камней было много. Они устилали все пространство некогда главного святилища древней Греции, где происходили знаменитые Элевсинские мистерии, самое загадочное явление этой удивительной страны. Вокруг стояла тишина, и только снизу, где располагался современный город Элевсин, доносился приглушенный, странно не нарушавший эту застоявшуюся тишину шум. Какая-то птаха несколько раз попробовала свой голос и смолкла. Перед моим взором лежали руины, бывшие когда-то Акрополем, Парфеноном, Малыми и Большими Пропилеями, Телестерионом, фонтанами и многими другими сооружениями – плодами древнегреческого гения, его художников, архитекторов, скульпторов. Время и люди разрушили и превратили в руины всю эту удивительную красоту, стремясь уничтожить ее дух, ее знания, ее память. Последним завершил эти чудовищные истребления король вестготов, невежественный и жестокий Аларих. Его привели в это место христианские монахи в черных сутанах, бежавшие впереди опьяненного победами и погромами чужестранного войска, подобно охотничьим псам, выслеживающим кровавую добычу. Какие причины гнали монахов на Элевсин вместе с войском варваров, теперь точно сказать нельзя. Можно предполагать, что это были невежество и нетерпимость. Все случилось на рубеже IV и V веков. После нашествия Алариха святилище Греции перестало существовать. Возникшее где-то в глубине II тысячелетия до н.э., оно достигло своего расцвета в VI-V веках до н.э., во время Духовной революции, изменившей образ мышления и мироощущения древних греков. Элевсинское святилище было пощажено, когда греки воевали с греками, потом с персами, затем с римлянами и турками. После этих войн оно еще продолжало действовать и посвящать самых отважных и подготовленных в вечную тайну мистерии.

Я ходила среди руин и камней, стараясь воспроизвести в своем воображении то, что когда-то было здесь. Мне хотелось увидеть храмы, украшенные искусными барельефами, статуи, стоявшие перед ними, мраморные фонтаны, изящно и тонко сработанные, священные колодцы, гармоничную стройность колоннад Пропилеев, Акрополя, Телестериона... Но мне это не удалось. Я увидела совсем другое: сквозь щели уцелевших каменных полов храмов пробивалась сухая, жесткая трава, фонтаны представляли груду камней, полуразрушенные каменные стены Элевсина напоминали гнилые зубы с большими проемами между ними. От главного места Элевсина – Телестериона, Дома посвящения, остались лишь широкая каменная лестница и основания мраморных колонн, похожих на пни фантастических нездешних деревьев. Полустертые ступени лестниц поднимались в никуда по склону скалистого холма. Фундамент Дома вестников почти утонул в земле. Вокруг были разбросаны каменные останки домов жрецов, некогда правивших этим царством красоты, духа и знания. И вокруг, насколько хватало глаз – камни, камни, камни. И только древняя пещера почти не пострадала, может быть, потому, что там находился вход в Аид, царство бога Плутона, который также был причастен к Великим мистериям Элевсина, поскольку имел дело со смертью – концом и началом жизни.

Несмотря на то, что город был рядом со святилищем, воздух в последнем был удивительно чистым, с тонким, еле ощутимым ароматом каких-то растений, находящихся здесь же, в этой округе. И что-то еще присутствовало здесь – почти неосязаемое, но в то же время заставлявшее меня на это «что-то» обратить внимание и почувствовать его. Оно неожиданно дало себя знать каким-то странным покалыванием в кончиках пальцев рук, когда я стояла в центре Телестериона. Позже я узнала, что в этом месте находилось «святая святых» Дома посвящений, и поняла, что это «что-то» было тонкой энергетикой, накопленной в течение многих веков, которую никакие вандалы не могли уничтожить, ибо это была энергетика духа, энергетика культуры. Она оставалась в людях, передавалась из поколения в поколение. Она жила даже в этих камнях, ибо они были когда-то облагорожены высоким творчеством и превратились в носителей духа Красоты, без которой не существует ни одного святого места на земле. Здесь, в Элевсине, она была Красотой скорее рукотворной, в отличие от Дельф, где природная мощная красота горы Парнас, на которой жили музы, гармонично сочеталась с великолепием храма Аполлона. Это там сидела на своем треножнике Пифия, вещавшая о судьбах страны и людей, в ней живших. В Дельфах тоже была тайна знания – знания о прошлом, настоящем и будущем, слитого в одно целое божественной интуицией. В Элевсине не было ни красоты Парнаса, ни очарования рощ пиний, окружающих Дельфийское святилище. В нем существовала лишь ровная земля, спускавшаяся уклоном к жилищам людей, да скалистые пустынные холмы, тянувшиеся к небу. И, тем не менее, именно это место было выбрано для главной, Великой мистерии. В чем же состояла тайна такого выбора? Я бродила по этим священным камням и никак не могла ее разгадать. Я поняла только одно – это была тайна пространства. Известно, что пространство – не такое простое явление, как некоторые себе представляют. В нем много сложностей и немало загадок, связанных с самыми неожиданными процессами. Я продолжала бесплодно размышлять над тайной Элевсина, пока в месте, где был когда-то древний Акрополь, не обернулась в сторону Священной дороги и не увидела несколько иной ракурс пространства. И тогда все стало ясно. Внизу был город с его людьми, своими заботами, своим образом жизни. Затем, выше него, находилось святое место Элевсинских мистерий, а над ним, не заслоненное горами или чем-либо другим, сияло огромное синее небо. И в гармоничной целостности всего этого четко прочитывалось мистериальное святилище как нерушимый мост между землей и человеком, с одной стороны, и этим бесконечным небом, с другой. Элевсин оказался редким местом, где существовал пространственный символ самих мистерий и их связи с Высшим.

Были Малые Элевсинские мистерии и Великие Элевсинские мистерии. Они были связаны с мифологией и богами. Деметра, богиня плодородия и земледелия, являлась главной участницей этих мистерий. Когда-то, как свидетельствует миф, Деметру постигло огромное несчастье. Ее дочь Персефону похитил владыка подземного царства Плутон и надежно спрятал ее там. И Деметра пошла скитаться по всем землям Эллады, ее городам и весям, пытаясь разузнать, куда делась ее любимая дочь. Во время скитаний она терпела лишения, голод и холод и совсем уже было отчаялась, как долгие поиски привели ее к пещере, в которой был вход в подземные владения Плутона, сумрачное царство мертвых под названием Аид. Там Деметра и обнаружила свою пропавшую дочь и потребовала, чтобы Плутон отпустил ее к матери. Однако сама Персефона на это не согласилась. И тогда меж богами было достигнуто компромиссное соглашение: полгода Персефона в качестве супруги Плутона и правительницы его подземных владений будет жить в царстве мертвых и полгода – в доме своей матери. Все это было внешним мифологическим событием, связанным с Элевсинскими мистериями. В то же время в мистериях существовал скрытый, тайный смысл, составлявший их сокровенную суть. К этому следует добавить, что эта суть и являлась сердцевиной древних верований Эллады в целом. Археологи, историки, литературоведы и культурологи, которых привлекали Элевсинские мистерии как духовно-культурное явление, немало потрудились над ними, чтобы восстановить не только внешнюю их сторону, но и внутреннюю, сокровенную. Вторая задача оказалась много трудней первой.

Из центра Эллады – Афин в Элевсин вела Священная дорога длиною в 20 километров. Она начиналась от холма Акрополя, пространство которого было застроено великолепными храмами, святилищами и прочими сооружениями, которые были необходимой принадлежностью любого святого места. Теперь все, что здесь осталось от великолепия древности, тонет в руинах и нагромождениях камней, и только полууцелевшие здания напоминают ту красоту человеческого рукотворчества и духа, которая когда-то царила в этом сакральном пространстве. Сама Священная дорога, которая являлась одной из важнейших святынь Древней Эллады, также с трудом угадывается среди новых построек, дымящих труб, кранов и современных зданий, занимающих всю местность, по которой когда-то в черных одеждах двигались жаждавшие посвящения и обновления своей жизни. Они пели священные гимны и, когда темнело, зажигали факелы, освещавшие их путь. По обочинам дороги горели костры, указывающие на алтари-жертвенники и храмы. Современное шоссе Афины-Элевсин идет вдоль этой дороги. Я давно заметила, что шоссе в местах с богатым историческим прошлым, как правило, прокладываются вдоль бывших караванных путей, дорог паломников, вдоль оживленных магистралей прошлых торговых артерий.

Великим мистериям Элевсина предшествовали Малые мистерии в Аграх около Афин. Это была первая, подготовительная ступень, где еще не происходило подлинного посвящения, а лишь создавались условия для последующих испытаний. Здесь, проходя через соответствующие ритуалы, посвящаемые преодолевали в себе тьму чувственности и жестокости. После этого наиболее одаренных посещали видения, и они обретали благо воспоминаний. И в мистериях Малых и Великих использовалась накопленная в течение многих веков духовная практика. «Через десять дней, – пишет известный исследователь мистерий Д.Лауэнштайн, – после Анфестерий, трехдневного Праздника цветения с 11 по 13 анфестериона (1-3 февраля), ради глубокого одухотворения справлялись таинства на поле в Аграх» [1]. Участники мистерий назывались мистами, что в переводе значит «видящие сквозь туман». Те, кто успешно прошли через ритуал посвящения, становились эпоптами – «видящими непосредственно». В этих определениях была заключена важнейшая суть мистерий – и Малых и Великих. «Видящие сквозь туман» в Аграх становились эпоптами не ранее, чем год спустя, пройдя через испытания Великих Элевсинских мистерий.

«Желающий принять посвящение в Аграх, – пишет Д.Лауэнштайн, – подавал во время Анфестерий (2 или 3 февраля) прошение в храм Кроноса и Реи, что на северном берегу Илисса, называл свое имя и род и предъявлял дары, какие получил трехлетним ребенком в тот же самый день на том же месте, – тетраэдр, шерстяной лоскут, кубик и шар. У кого они не сохранились, того проверяли по списку граждан и вручали новые; к таинствам допускали только афинян. Причем за плату. Затем претенденту советовали надеть самое простое платье, сообщали ему пароль нынешнего года, например, “Мойра” или “охотница”, и снабжали соответствующей метой – скажем, красной ниткой на левом запястье, на правом плече или на правой щиколотке.

В вечерних сумерках двенадцатого февраля участники собирались возле храма Кроноса. Рослый силен (сатир) вел их к мосту через запруду, где другие сатиры проверяли у каждого адепта мету, пароль и платье и подвергали всех очищению ладаном. Освященные совершали затем омовение у речки. За мостом их обмазывали жидкой известкой – одному только лицо и руки, других почти целиком. И наконец, жрица в белых одеждах быстрым жестом опаляла их горящим факелом с головы до ног, спереди и сзади.

Затем их поодиночке вели к Пану, где некий сатир еще раз наставлял каждого в необходимости хранить тайну и в правильном поведении этой ночью: “Ты не знаешь ни мира, ни мистерий, ни души твоей. Коли приметишь что-то новое, воспринимай это как должное; не мни себя умнее других. Коли мистерия нежданно ошеломит тебя, ответить должна твоя душа, не ты; жди, заговорит ли она. Если нет, с тем большим вниманием наблюдай следующую часть таинств. Сокровенный разговор души и таинства непременно происходит; только он не всегда достигает твоего уха. Но то, что ты услышишь, замкни в себе! Сделай святынею в сердце своем; и пусть не будет туда доступа, дабы защитить святыню в груди твоей – вот зачем мистерии потаенны.

Теперь взгляни на это игровое поле. Оно изображает твою жизнь. Посередине находятся девять полей, по три для богов, героев и людей. Эту часть Мойры определили до твоего рождения. Но боковые поля свободней, они принадлежат титанам. В таинствах тебе дозволено осторожно к ним приблизиться. Лишь они одни способны и готовы поднять тебя на одну или две ступени, а недостойных могут и столкнуть вниз. Лишь в нижней части тебе дана свобода через усердие. В остальных они властвуют безраздельно, руководствуясь степенью пробужденности твоей души... Сейчас будут брошены твои жребии – угадай же, куда склоняется твоя душа: к какому герою, чтобы стал ты с ним схож, к какому богу, чтобы стал он звездою жизни твоей. Скажешь об этом лишь мне; никому другому не открывай священных образов в сердце твоем. Завтра утром снова придешь ко мне, не к другому сатиру”» [2].

Кроме мистов, жрецов и наставников в этих мистериях участвовали «мертвые», «волки», боги и богини. У каждого из них была своя роль, свои обязанности в мистериальных ритуалах. «Мертвые» срывали с девушек украшения, недопустимые во время мистерий, и забирали их навсегда, а «волки» срывали с юношей одежду, оставляя им одну серую рубаху, и хлестали их колючими ветками. Все нападающие, благословляющие и помогающие были в масках, обозначающих принадлежность их владельцев к той или иной мистериальной группе. Во время мистерий возникал удивительный мифический мир, через который шли мисты, побеждая или терпя физическое или моральное поражение. Все это сопровождалось пением молитв, тайных гимнов Орфея и исполнением эпических поэм Гомера. Играла музыка, танцевали боги в масках. Все это представление было наполнено тайным символическим смыслом, который проникал в души и сердца тех, «кто смотрит сквозь туман», что-то менялось в них, и они начинали улавливать суть неведомой реальности, запечатленной в словах, музыке, танцах и мистериальном своеобразном спектакле, в котором смешивались в нездешнем действе живые и мертвые, люди и животные, боги и герои, жрецы и жрицы, разнообразные мифологические персонажи и неожиданно вспыхивающие знания, которые придавали таинственный смысл жизни и смерти и меняли духовный мир самих участников.

Но главными всегда оставались Великие Элевсинские мистерии, которые начинались в сентябре. Перед этим знаменательным событием в Афины прибывали два главных элевсинских жреца, носивших титулы иерофанта и дадуха. Жрецов принимал в Пестром портике на северной стороне Нового рынка верховный жрец Афин – архонт басилевс. Последний давал разрешение элевсинцам через вестника пригласить всех афинян на мистерии в Элевсин. Те, кто хотел принять в них участие, должны были соблюсти определенные условия: «1) незапятнанные кровью руки; 2) “внятная речь”, то есть знание греческого языка, и 3) “праведная жизнь”, то есть отсутствие судимостей» [3], и, естественно, предварительное участие в Малых мистериях.

После того как вестник объявлял в многолюдных местах решение главных жрецов, вновь оживала Священная дорога, зажигались костры у придорожных храмов, готовили жертвенники к приему гостей, читали молитвы и заклинания. По дороге шли претенденты на посвящение в простых черных одеждах, грубых сандалиях, без оружия и украшений. Шли девушки и юноши, женщины и мужчины, в повозках везли стариков и старух. К концу дня процессии появлялись у ворот Элевсина, освещая себе путь факелами. Тут же на площади начинались танцы, звучали песни и до утра гремело веселье. Казалось, люди веселились в последний раз перед чем-то серьезным, что, возможно, изменит их жизнь, в которой не будет ни танцев, ни песен, ни музыки.

И они спешили в эту ночь, освещенную факелами, насладиться всем этим. Следующие дни были временем различных ритуалов, жертвоприношений и молитв. Затем, 19 и 20 боэдромиона (10 и 11 сентября), наступали главные мистериальные дни, и все, что тогда происходило, хранилось в глубокой тайне. Известно одно, что там разворачивалось мистериальное действие много сложнее и красочней того, что было в Малых мистериях в Аграх. Смысл Великих Элевсинских мистерий состоял в преображении низших сил «своей натуры в высочайшие силы духа» [4]. Иными словами, мист, пройдя через мистерии, должен был измениться и преобразить себя и, выйдя из полуживотного состояния, превратиться в человека духовного. Мистериальный ритуал был сложен. Число богов и героев значительно возрастало, драматические конфликты между ними становились напряженнее.

Таинства, которые совершались в течение Священной ночи эпоптии, или посвящения, приводили к тому, что у миста начинали действовать чакры, горловая и сердечная. Воспринимаемый им с помощью открытых центров созерцательный образ бога ли, героя или какого-либо второстепенного персонажа становился реальностью. Над святилищем поднималось подсвеченное красным облако, и, как замечает Д.Лауэнштайн, «полупробужденным мистам открывается в его отблеске то, что, как видение, вероятно, доныне от них ускользало» [5]. Иными словами, тот туман, сквозь который смотрели на мир мисты, постепенно начинал рассеиваться, и все более и более проявлялась реальность, стоявшая за этим туманом.

Во время этой ночи менялось время, оно оказывалось как бы нездешним и вмещало в себя много больше, чем время земное. Сознание мистов, становившихся эпоптами, уже было другим. Теперь они «видели непосредственно», сбросив с себя земные эманации, которые индийские философы называли майей. Кругозор их расширялся, нужные знания возникали как бы изнутри их самих, пронизанные светом священных мистерий Элевсина. Они познавали озарения, улавливали пророческий смысл видений и снов. В них раскрывался, как редкий ночной цветок, иной мир, куда уходили души умерших и в котором уже не существовало смерти. Теперь они были готовы воспринимать «тот мир» как одно из звеньев вечности, правящей Космосом, богами и героями, а теперь, после посвящения, и ими, эпоптами, – духовными и преображенными людьми. Пройдя через ритуалы мистерии, они увидели свет этого преображения как «полночное солнце в сияющем блеске», по выражению знаменитого Апулея, римского мудреца и писателя. Ничего более прекрасного они в своей жизни не лицезрели и понимали, что больше и не увидят, ибо это «полночное солнце» было теперь у них внутри.

Эпопты возвращались в Афины на рассвете следующего дня, молчаливые, бережно неся в себе тайну, подаренную им богами и героями Великих Элевсинских мистерий. По дороге, на мосту около Кефисса, их ждали любители бранных слов и скабрезностей. Они щедро забрасывали ими посвященных. В этом дозволенном простолюдинам действе была какая-то странная загадка. Они как бы компенсировали таким поведением свою неспособность пройти через мистерии, которые навсегда оставались для них тайной. Выбранил недостижимое – и стало легче. Но на посвященных бранные слова не действовали. Они молча шли мимо своих хулителей, отвечая на их крики и кривляния полным молчанием. Здесь, на мосту около Кефисса, проходило их последнее испытание, и они с успехом его выдерживали...

С разрушением и гибелью святилищ Элевсинских мистерий исчез с лица земли центр удивительных знаний и духовных озарений, где расширяли сознание человека, чтобы преобразить его в высокую духовную сущность. Древние мистерии, и прежде всего Элевсинские, были источником знаний, получаемых теми, кто проходил там посвящение и обретал через энергетику своего духовного пространства возможность взаимодействовать с мирами иных, более высоких состояний материи. В процессе мистерий складывался тот особый способ познания, который нес в себе богатейшую суть космической эволюции человечества.

Андрей Белый, русский поэт-символист и философ, писал:

«Елевзинские мистерии сыграли огромную просветительскую роль. Но к мистериям подготовлялись, очищались: там молились, там были стадии посвящения. Не всякий мог вкусить священную ночь Эпоптии. Перед золотым изображением Деметры иерофант был солнцем, иерофантида – луной, эпопты – созвездиями; там был мир, в этих душах, пресуществленных творческими переживаниями» [6].

Слова о душах, «пресуществленных творческими переживаниями», свидетельствуют о высокой духовной сути самих Элевсинских мистерий. Стержнем мистерий была мифология, и поэтому понять смысл сакрального мистериального действия без осмысления мифологии как космического явления невозможно. «История естественного процесса природы, – писал Н.А.Бердяев, – космогонического образования природы, отражается и повторяется в человеческом сознании, в человеческом духе на первоначальных стадиях человеческого сознания в форме мифологии; поэтому мифологическое сознание полно космическими мифами, в них раскрывается человек как природное существо, связанное с духами природы, раскрывается связь его с тем первоначальным процессом миротворения и образования мира, который лежит глубже самого отвердения материи, того отвердения материи, с которого научное сознание начинает рассматривать процесс эволюции мира» [7].

Так сложилось, что исторический процесс в сознании человека начинался с мифологии. Эту особенность мы можем проследить в старинных исторических хрониках ряда стран, история которых насчитывает многие века. «Связь исторического начала с мифологическим, – справедливо отмечается в энциклопедическом справочнике, – истории и мифологии, несомненна уже для космологических текстов. Ряд их особенностей оказал существенное влияние на структуру и содержание раннеисторических текстов» [8].

Если мы посмотрим на проблему глубже, с точки зрения космической эволюции, то обнаружим в ранней истории человечества не только связь с мифом, но и увидим в нем исток всей последующей нашей культуры. Мифология содержала информацию, заключенную в образах, настолько полную и многообразную, что она и сейчас продолжает влиять на наши культуру и мышление. «Религии, философские системы, искусство, общественные формы бытия примитивного и современного человека, первые научные и технические открытия, даже мучительные сновидения – все это вытекает из единого мифологического источника» [9], – справедливо утверждается в книге «Кецалькоатль» мексиканского ученого Х.Л.Портильо. Где же, собственно, те ручейки, которые сформировали мифологию, ставшую источником для всей духовно-культурной деятельности человечества? Где находилось ее время и пространство? Как и кем складывались бессмертные и точные образы богов, космогонических действий, человеческого творчества, характеров и поведения? Следы начального процесса такого творения мифа пока не обнаружены. В наш исторический период мы имеем дело с уже сложившимися и завершенными мифическими образами, рассыпанными по огромным пространствам нашей планеты. Несмотря на некоторые различия этих образов и явлений, их принципиальная культурно-философская и космогоническая основа оказывается общей для самых отдаленных друг от друга территорий. Возникает ощущение, что мифологическая информация появилась как-то сразу и напоминала, скорее, какой-то грандиозный одновременный «посев», нежели процесс, связанный с формированием определенных философско-художественных представлений.

Если земной исторический процесс и даже культура, как таковая, были по-земному реальны, то мифология несла в себе иную реальность. Там существовали иное время и иное пространство, а участники сакральных и космогонических действий обладали неземными возможностями. Герои мифов могли менять свои тела, превращаться в животных, легко переходили из одной сферы в другую. «В языке мифа, – писал мексиканский ученый Ф.Д.Инфанте, – нет определенных времен: прошлое переходит в настоящее, будущее сливается с прошлым; образы выступают в роли многокрасочных масок, меняющихся под воздействием сложных механизмов отрицания и забвения» [10]. Из этой иной сакральной реальности выросло не только своеобразное осмысление ранней истории человечества, но и его культовая практика.

«...Религиозная правда всех преданий и мифов, – отмечал Н.А.Бердяев, – заключается вовсе не в том, что они дают какие бы то ни было естественнонаучные или исторические познания, которые могут конкурировать с современной историей, геологией, биологией и т.д., а в том, что они символически раскрывают какие-то глубочайшие процессы, совершавшиеся за гранями, отделяющими время нашего эона от другой вечной действительности» [11]. И еще: «Миф же не есть вымысел, а реальность, но реальность иного порядка, чем реальность так называемой объективной эмпирической данности» [12].

Описать энергетический процесс вхождения реальности инобытия в земную действительность крайне трудно. Определенный ориентир в этом отношении составляет феномен двойственности, который находит свое выражение в мифологии. Например, в мифологии народов Центральной Америки есть божество, которое называется Владыкой двойственности. Создатель ранней философии ацтеков Кецалькоатль утверждал, что «основа всего двуедина – люди и боги, небо и земля, жизнь и смерть» [13].

Диалектика энергетического процесса в Мироздании обуславливает одно парадоксальное явление – эволюция начинается с инволюции. В этом процессе смысл самой двойственности выступает ярко и необратимо. Искра духа изначально входит в материю для того, чтобы вновь подняться вместе с материей, которую эта искра одухотворяет и изменяет.

Это отрывок из поэмы Х.Л.Портильо о Кецалькоатле – человеке и боге. «Я пал, но поднимусь» – есть главный смысл космической эволюции человека. Тот смысл, который проходит через все древние мистерии, проявляющие зашифрованные знания мифологических символов.

Где-то там, в пространстве энергетического процесса, несущего двойственность в своей сути, возникает та единственная точка, где эта двойственность реализуется, где сливается небесное и земное, пересекаются заповедные границы, где соединяется материя иной действительности с земной. Вот в этой точке эволюционного синтеза и возникает то пространство претворения мира и человека, которое запечатлевает мифология. И появляется на грани небесного и земного, в том «двуедином месте» [15], первая страница истории земного человечества, но в своей изначальности более похожая на небесную, нежели на земную.

Сотворение мифа на основе информации «иной действительности», того первоисточника, присутствие которого всегда ощущается, есть важнейший духовно-культурный процесс, с которого и начинается эволюция земного человека и осознание им своей безусловной причастности к Космосу. «Это – первая страница повести, – пишет Н.А.Бердяев, – о земной человеческой судьбе после его небесной судьбы, после пролога, свершившегося в небесной истории» [16].

Однако неведомый нам пока энергетический процесс вхождения духа в материю может менять качество несомой этим духом информации «иной действительности», искажать ее или и вовсе утрачивать – «забывший все, что было ранее» [17]. И только постижение закономерностей этого процесса может дать нам возможность установить эти изменения и отклонения и проникнуть в глубину энергетики самого мифотворчества. Восприятие мифа как явления иных миров, более высокого состояния материи, сохранилось у некоторых народов, чья архаическая культура в какой-то степени оставалась долгое время не тронутой внешним влиянием. Например, австралийские аборигены называют мифическую эпоху первотворения «временем сновидений», что совершенно определенно указывает на связь этого времени с «иной действительностью», возникающей перед нами в снах, несущих нам информацию инобытия. Таков энергетический путь нашей с этим инобытием связи. Чукчи рассматривают миф как «весть эпохи начала творения» [18], что тоже является в какой-то мере осознанием причастности мифа к «иной действительности».

В силу двойственного характера того энергетического пространства, где совершается мифотворчество, миф, в свою очередь, также обретает черты двойственности. Принадлежа как бы и Небу и Земле, миф закрывает последнюю страницу небесной истории человеческого духа и открывает первую страницу плотной материи земного человечества.

Мифология в сознании человека еще долго была тесно сплетена с историческим процессом, а потом еще многие века оказывала на его осмысление свое влияние, покидая поля истории медленно и неохотно. Процесс этого ухода имел свои ступени, на каждой из которых терялась определенная часть «небесного» содержания, и образовавшееся пространство заполнялось земной реальностью. Это небесное и земное не имело четко выраженной границы, и поэтому обе реальности как бы смешивались в сознании человечества. Смешение порождало мир причудливый и иногда мало узнаваемый, время и пространство которого было трудно определить. Архаическая, а потом классическая мифология постепенно переходила в исторические предания, некую переходную форму, еще тесно связанную с самим мифом, но в недрах которой уже рождалась земная культурно-историческая реальность. «...Все происходит, – отмечал Н.А.Бердяев, – как будто на этой нашей земной планете, в этом нашем времени, в этой нашей мировой действительности, и вместе с тем происходит в другом времени, другом мире, до возникновения нашего мирового эона» [19]. Это относится и к библейским преданиям, и к таким эпическим сказаниям, как индийские «Махабхарата» и «Рамаяна», греческие «Илиада» и «Одиссея», центрально-азиатское «Сказание о Гесэр-хане» и др. Понадобилось немало времени и веков, чтобы сознание человека смогло полностью оторваться от мифологического истока и перейти к тому культурно-историческому процессу, который стал осмысливаться этим человеком уже с других позиций.

Отрыв этого процесса от мифологии в сознании человека был сложным и противоречивым, как и любое земное явление. На этом пути мы чуть было не потеряли мифологию как эволюционно-историческую категорию. Согласно мысли немецкого философа Шеллинга, миф есть изначальная история человечества. И с этим трудно не согласиться. Ибо именно этот изначальный культурно-исторический процесс определил все особенности земной истории, ее природные и космические связи.

Элевсинские мистерии, главным источником которых была мифология, находились в культурно-духовном пространстве, местоположение которого можно было определить как промежуточное между небом и землей, между мифом и земной культурой. Сама же мифология, будучи по своей природе явлением «иной действительности», несла на Землю не только энергетику инобытия, но и богатейшую информацию о знаниях, заключенных в образах, слове и звуках. Это обстоятельство обусловило глубокий символизм этих знаний, гармонично перетекший в символизм мистериальных действий. Первоначальное искусство зародилось в символике мифологии, откуда оно черпало бесконечное количество образов, слов, звучаний. Искусство и творимая им Красота были главными инструментами воздействия на внутренний мир участников Элевсинских мистерий. А сами мистерии, неся в мифологических ритуалах символы инобытия, в свою очередь были своеобразным мостом между Небом и Землей, между изначальным инобытием и плотной материей человеческого существования. Если мифология была источником космических знаний, то мистерии делали эти знания не только доступными человеку, но и показывали их путь практической реализации. И поэтому сами мистерии были, если можно так сказать, первыми школами, в которых постигалась наука космического мироощущения, космического сознания. Именно в них зародились многие направления человеческой мысли и творчества: философии, начатки будущей науки, искусства и религиозных вдохновений – всего того, что потом легло в основу духовной культуры человечества. Это на их основе сформировалось направление, которое называлось гнозисом, что в переводе с греческого значит «знание» или «мудрость». Гностицизм оказал значительное влияние на систему познания и развивающуюся эмпирическую науку. «Многие теории древних гностиков, – пишет один из крупных исследователей так называемого вненаучного знания, – особенно в отношении научных вопросов, подтверждаются современными исследованиями» [20]. И еще: «Даже сейчас можно видеть следы гностических концепций в современном мире, но они носят другие названия, и их подлинное происхождение даже не подозревается. Многие из гностических концепций были встроены в догматику христианской церкви, и наши новые интерпретации христианства часто даются в духе гностического эманационизма» [21].

В Элевсинских мистериях знания постигались посвященными не столько интеллектом, сколько энергетическими механизмами человека, главными из которых являлся дух, сознание, творчество, интуиция. Все это, вместе со знаниями, составляло единое целое и не существовало отдельно одно от другого. Жрецам и жрицам были хорошо известны тайны расширенного сознания, без которого невозможно было постигнуть знание как таковое. Они прекрасно знали, что высокое знание может быть воспринято только высоким сознанием. Ибо каждое знание имело различные ступени, поднимаясь по которым, человек постигал каждый раз новое и новое в этом знании. Обрести знание и уметь исследовать его с различных точек зрения, повышая и расширяя свое сознание, было главной задачей Элевсинских мистерий. Знания, которые передавались в мистериях посвященным, должны были храниться ими в тайне, ибо конкретное знание должно было соответствовать конкретному сознанию. Если этого соответствия не возникало, высокое знание могло подвергнуться профанации, искажению, осмеянию и могло принести вместо пользы лишь вред. История науки земного человечества знает немало подобных примеров. И это происходит тем чаще, чем меньше обращается внимания на уровень сознания самих ученых.

Формула «смотрящие сквозь туман» и «смотрящие непосредственно» раскрывала суть самой мистерии, давала представление о значении расширения сознания, в котором заключался важнейший эволюционный смысл.

«Мистерии, – писал М.П.Холл, – были хранителями трансцендентального знания, столь глубокого и непостижимого для всех, кроме наиболее возвышенных интеллектов, и столь мощного, что открывать его можно было только тем, чьи личные амбиции были мертвы и кто посвятил свою жизнь бескорыстному служению человечеству. Благородство этих священных институтов и обоснованность их утверждений об обладании Универсальной Мудростью присущи наиболее прославленным философам античности, которые сами были посвящены в глубины тайных учений и несли на себе отпечаток их мудрости» [22].

Элевсинские мистерии несли не только мудрость знания, как такового, но в своих сакральных драмах разыгрывали очень важный сюжет, который назывался «жизнь и смерть». Проходя через эти странные драмы, где земная жизнь смешивалась с призрачным, нездешним существованием, посвященные постигали суть смерти как иной жизни, чередующейся в спирали вечности с жизнью земной и тесно связанной с последней. Феномен «жизнь и смерть» – самое важное, что было у человека, – становился для посвященного прозрачным, и то, что раньше вызывало страх неизвестности для «смотрящих непосредственно», становилось естественным – как продолжение той же жизни, только в ином мире, мире другого, более тонкого состояния материи. Мистерии готовили посвященного для перехода в этот мир и давали знания, утверждавшие, что мир плотный и тонкий тесно связаны друг с другом и взаимозависимы. Место и достижения в тонком мире полностью зависели от поведения человека в этом мире. Это же определяло и уровень сознания попавшего в тонкий, иной мир.

«Суть элевсинского учения, – утверждал М.П.Холл, – состоит в том, что человек после смерти не умнее, не лучше, чем был при жизни. Если человек не поднялся над невежеством в этой жизни, в загробной жизни он будет осужден на вечные скитания и на те же ошибки, что и при жизни. Если он не преодолел желания земного обладания, он унесет его в другой мир, где, неспособный удовлетворить желание, он будет в вечной агонии. Дантовский Ад есть символическое описание страданий тех, кто не освободил свою духовную натуру от желаний, привычек, точек зрения и ограниченности их плутонической природы. Те, кто не делает попытки улучшить свою природу (чья душа спит) во время их физической жизни, попадают по смерти в Гадес, где рядами спят всю вечность, как спали в жизни земной.

Для элевсинских философов рождение в физическом мире было смертью в самом полном смысле этого слова, и единственным подлинным рождением было рождение души, освобождающейся от своей плотской природы» [23].

Мистериальное восхождение души, имеющее символический характер, в Элевсинских мистериях выглядело следующим образом: посвящаемый «проходит при инициации помещения все более блистательные, что символизирует восхождение души от низших миров к области света. Наконец он входит в сводчатую комнату, где стоит прекрасно освещенная скульптура богини Цереры (Деметры. – Л.Ш.). Здесь в присутствии высших жрецов Мистерий, одетых в богатые одежды, его посвящают в высшие секреты. После этого его нарекают Эпоптесом (Эпоптом. – Л.Ш.), что означает “видящий непосредственно”» [24].

Описание этого кульминационного пункта посвящения, которое имело непосредственное отношение к Элевсинским мистериям, мы находим в «Золотом осле» Апулея.

«Достиг я рубежей смерти, – пишет Апулей, – переступил порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все стихии; в полночь видел я солнце в сияющем блеске, предстал пред богами подземными и небесными и вблизи поклонился им» [25]. И это «вспять вернулся» свидетельствует достаточно точно об одном из важных моментов Элевсинских мистерий, когда происходит символическое «нисхождение-восхождение» и эмоциональное ощущение «другого мира». По сути своей это был сложный процесс, в основе которого лежали мифологические космогонические идеи и знание законов Космоса. Таким знанием обладали высшие жрецы мистерий – иерофанты, по замыслу которых и творились эти сакральные действия. Что же касается «солнца в полночь», о котором упоминает Апулей, то такой момент можно смело связать с процессом озарения, которым, собственно, и заканчивался мистериальный процесс. Осмысливая феномен озарения, Авторы Живой Этики писали: «Поверх формул условных, застывших в коре предрассудков, имеются знания, как бы разлитые в воздухе.

Поставь громоотвод и собери небесную стрелу. Для одного она опасна, но другому она лучшее вооружение. И все будущее основано на овладении Озарением» [26]. Иными словами, путь озарения есть важнейшее средство преображения человека из его естественного состояния в духовное. Указание «Поставь громоотвод и собери небесную стрелу» символично и точно выражает смысл мистериального действия. Иерофанты Элевсинских мистерий в достаточной степени владели процессом «собирания небесной стрелы», чтобы суметь передать эту практику посвящаемому, который и разгонял либо этой «небесной стрелой», или «солнцем полуночи» тот туман, который мешал ему видеть реальность не только земную, но и более высоких миров. Значительную роль в таком процессе играли космический ритм и качество вибрации энергетики тех, с которыми мист вступал в ходе мистерии в энергоинформационный обмен. Сказано в Живой Этике: «Много говорят о творчестве вибрациями и при этом устремляют глаза куда-то в высь, забывая, что каждый человек есть не только трансмутатор энергии, но и создатель утонченных вибраций <...> Классические Мистерии своими изысканными ритмами напоминали о значении вибраций <...> Для вибраций каждый ритм, каждое чередование, каждое качество будут основанием сотрудничества с Космосом» [27]. Элевсинские иерофанты, мудрые и знающие, искусно направляли земное творчество мистерий в унисон с космическим ритмом, что, в свою очередь, облегчало связь с Космосом, как таковым. Жрецы, владевшие космическими законами, были мастерами ритма, и на них, собственно, и держалась вся работа Мистерий. Это давало возможность мистам слушать во время мистерий космический ритм, следовать ему и ощущать в себе этот Космос, которым была пропитана вся мифология. Над человеком в небе вращались его боги, знаменуя собой Высшие Силы, от которых зависела жизнь земного человека. Мифологический Космос был таинственен и богат. Он пронизывал древние мистерии, неся посвященным знания, которые потом сыграют немалую роль в зарождении и развитии нового космического мышления XX века.

Известно, что в таинствах Элевсинских мистерий и многих подобных им наряду с мужчинами участвовали и женщины, которые становились эпоптами, «смотрящими непосредственно», и носительницами тайных знаний, честно заработанных в мистериальных посвящениях. Обладая этими знаниями, высоким складом ума и безупречной нравственностью, они воспитывали поколение за поколением таких же людей, которые потом обогатили великолепием и тонкостью греческую культуру, повлиявшую так сильно на мировую культуру и ее духовные начала.

Элевсинские жрицы ни в чем не уступали жрецам и, более того, в некоторые моменты мистерий играли более важную роль, нежели жрецы. Это имело свои культурно-исторические основания. Дело в том, что Элевсинские мистерии создала тоже женщина. Она была одной из тех, кого мы называем культурными героями и которые обучали человечество различным умениям, ремеслам, искусствам и принесли ему нужные знания о Космосе. Если бы не было таких культурных героев, человечество до сих пор прозябало в невежестве и было бы лишено возможности продвигаться по спирали космической эволюции. Основательницей Элевсинских мистерий была Деметра, сочетавшая в себе богиню и культурного героя. Ей поклонялись как Великой Матери и Учителю, а сама она являлась главным персонажем Великих Элевсинских мистерий. Сами эти мистерии остались непревзойденными в деле преображения человека и расширения его сознания. Они были порождением мудрости мифа и не существовали вне мифа, вне его космогонических идей, вне его образов и его сокровенной цельности. Мистерии сыграли важнейшую роль в период расцвета греческой культуры, когда в середине первого тысячелетия менялись этические и эстетические взгляды, знание становилось главной ценностью и из мистериальных таинственных глубин возникали философия, новое искусство, первые научные обобщения, ослепительные озарения и космическое мироощущение. То, что сложилось в то время в Элладе, можно назвать Духовной революцией, которую подготовили, а потом и развили Элевсинские мистерии. Они преображали человека, а человек преображал мир, который становился лучше, чище и духовней. Знание о мире тонком, а затем и мире огненном, столь необходимое для эволюции человека, вышло из глубин мистериальных представлений, где огонь играл в их таинствах ту роль, которая свидетельствовала об универсальности его энергетики и мощной творческой силе.

«...Посвященные Греции, Египта и других стран древности, – пишет М.П.Холл, – знали правильное решение тех огромных культурных, интеллектуальных, моральных и социальных проблем, с которыми не может совладать человечество в двадцатом веке <...> В Мистериях возник и был разработан метод, который подводил ум к такой степени готовности к восприятию фундаментальных истин жизни, что этот ум был способен справиться с любой неожиданностью. Таким образом, умственные способности были организованы для такой деятельности простым процессом воспитания умственной культуры <...> Мистерии явно продемонстрировали превосходство своей культуры, дав миру умы столь великие, души столь прекрасные и жизни такие безупречные, что после многих прошедших веков учения этих людей до сих пор представляют духовные, интеллектуальные и этические стандарты расы. Посвященные в различные школы Мистерий прошлых веков образовывали воистину золотую цепь сверхмужчин и сверхженщин, связывающих небо и землю <...> Сыновья и дочери Исиды представляли в самом деле великолепный род – основатели философий и наук, покровители искусств и ремесел, поддерживающие божественно данной им властью, превосходящей обычную, структуры мировых религий, воздвигнутых ими. Основатели доктрин, формировавших жизни бесчисленных поколений, эти Посвященные Учителя были подлинными свидетельствами того, что эта духовная культура, которая всегда существовала и будет существовать, есть божественный институт в мире людей.

Те, кто представляет идеалы, находящиеся за пределами понимания масс, должны столкнуться с преследованиями недумающей толпы, которая, не имея божественного идеализма, инспирирующего прогресс, не способна отличить истину от лжи. Поэтому большую часть Посвященных Учителей неизбежно ждал трагический конец. Пифагор был распят, а его университет сожжен; Гипатию сдернули с колесницы и разорвали на части; память о Жаке де Молэ пережила убивший его костер; Савонарола был сожжен на площади во Флоренции; Галилея заставили отречься на коленях; Джордано Бруно был сожжен инквизицией; Роджер Бэкон вынужден был проводить свои опыты в секрете и оставить свои знания зашифрованными; Данте Алигьери умер в изгнании, отлученный от возлюбленного им города; Фрэнсис Бэкон постоянно находился под угрозой уничтожения; Калиостро был очернен в наибольшей степени из всех людей нового времени – вот впечатляющая цепь бесконечных свидетельств бесчеловечности людей. Мир вечно аплодировал дуракам, преклонялся перед ними и клеветал на мыслителей» [28].

Мистериальное прошлое человечества до сих пор остается наиболее таинственной частью нашей культуры и истории.

Мистерии Крита были на тысячу лет старше Элевсинских. Уже разрушились те дворцы, где происходили эти мистерии, отошли в прошлое так и не разгаданные таинства. Но оставшаяся энергия их, как и в Элевсине, продолжает жить и действовать, удивляя и восхищая тех, кто способен ее ощутить и понять ее космический смысл.

...В Ираклионе, главном городе Крита, я села в старенький автомобиль, за рулем которого была Эвридика. Эвридика, как ни странно, хорошо говорила по-русски.

– Как насчет Орфея? – спросила я ее.

– О! – засмеялась она. – Это было так давно, может быть, в какой-то прошлой жизни.

Мы ехали с Эвридикой в древний дворец Кносса, который находился в 20 километрах от Ираклиона.

– Лучше Крита в мире трудно что-либо найти, – сказала Эвридика. – Во-первых, он очень древний и его культура намного старше греческой. Во-вторых, в Кноссе был тот самый лабиринт, где происходили удивительные мистерии и находящийся там загадочный Минотавр с головой быка требовал жертв. А в третьих, самое интересное, Крит все время трясет. Если вы почувствуете, что земля ушла из-под ваших ног, не пугайтесь. Ничего страшного не случится.

– Хорошо. Я не буду пугаться, – успокоила я Эвридику, – а вот как вы сами на таком трясущемся острове живете?

– Мы привыкли, – вновь засмеялась Эвридика. – Все эти землетрясения слабые. Вот в древности было совсем по-другому. В определенной степени древние дворцы Крита были разрушены землетрясениями. И все разрушения завершились извержением вулкана на близлежащем острове Санторин. Все произошло несколько тысяч лет назад. И часть земли Крита ушла под воду. Да, кстати, некоторые ученые считают, что Крит и был той Атлантидой, о которой писал Платон.

– А доказательства?

– О, доказательств более чем надо. – Эвридика резко и неожиданно отвернула машину в сторону.

– Что, землетрясение? – спросила я.

– Нет. Просто коза. Их тут много.

Кносский дворец появился как-то неожиданно и был скорее похож на целый город, примостившийся около лесистого склона невысокой горы. Отсюда, снизу, виднелись здания с красными колоннами, стены святилищ и еще какие-то массивные сооружения, сделанные из каменных блоков. На какой-то момент у меня мелькнула шальная мысль, что не было ни разрушительных землетрясений, ни кипящей лавы и пепла, превратившего день в ночь, и вулкан на Санторине никогда не извергался. Кносский же дворец-город, целый и невредимый, стоит наперекор всем стихиям под сенью рощ пиний, спускающихся с горного склона. Но по мере приближения к этому невиданному дворцу мои иллюзии рассеивались, исчезали в солнечной голубой дымке, парившей над Кноссом. Вокруг стояла тишина, и казалось, что ее, многовековую, никто никогда не нарушал и не нарушит. Воздух, напоенный тонким ароматом пиний, был удивительно свеж, легок и упоителен. Теперь было ясно, что вокруг лежали мертвые руины, остатки бывшего величия и полнокровной жизни. Но, несмотря ни на что, время от времени здесь возникала, как призрак, нездешняя и, казалось бы, уже умершая красота. Она затаилась в колоннах, в орнаментах королевских покоев, в удивительных фресках, на которых оживали те, кто жил здесь тысячи лет назад. Женщины в изысканных одеждах, юноши и девушки, прыгающие через разъяренного быка, принцы, которых украшали причудливые головные уборы, дельфины, скользящие в голубых волнах, морские звезды, так похожие на небесные, что было трудно понять, где верх и где низ. Фрески эти свидетельствовали о культе женщины и матери-богини, которая мудро и непреклонно устанавливала творческую гармонию между мужчиной и женщиной, возведя этот известный ей Великий закон Космоса в основание красоты и процветания древней культуры, исчезнувшей в глубинах прошлого и напоминавшей о себе только этими руинами.

– Не правда ли, – сказала Эвридика, – Кносс напоминает тот лабиринт, о котором сложили так много мифов и легенд. Вот только неясно, где здесь обитал грозный Минотавр, по каким коридорам и переходам следовал убивший его герой Тесей, ведомый по верному пути нитью Ариадны. Полагаю, что именно здесь происходила одна из величайших мистерий Средиземноморья, давшая начало всем остальным.

Мы подошли к широким ступеням, похожим на амфитеатр, спускавшимся куда-то вниз к тропе, ведущей в рощу пиний. Это был древнейший в мире театр, и, скорее, не театр а место, где завершалась мистерия человека, победившего в себе животное начало, символизированного головой быка Минотавра. И тогда я поняла, что и древняя, и современная мистерия, если таковая существует, имели всегда общую цель – преображение человека и расширение его сознания. Так же, как в Элевсинских, в мистериях на Крите участвовали жрицы, и женщины-мисты проходили через тяжелые ритуалы самого посвящения, одним из которых были прыжки через разъяренного быка.

«...Ариадна, – пишет Д.Лауэнштайн, – была ипостасью Великой Матери, которая на средней ступени таинства превратилась в Пенорожденную (морем). На третьей, высшей ступени она стала Уранией (“небесной”); в мистическом же восприятии – звезднорожденной, вышедшей из косматой звезды. Кроме того, пониманию мистерии способствует сохранившаяся в Кносском дворце фреска, изображающая упомянутое Плутархом состязание [между военачальником царя Тавром (“быком”) и Тесеем], а также традиционное графическое представление Лабиринта в виде спиральной площадки для танцев» [29].

А вот что пишет о Лабиринте М.П.Холл:

«Знаменитый Критский лабиринт, в котором обитал Минотавр с головою быка, был, без всяких сомнений, местом инициаций в Критские Мистерии» [30].

Во время посвящений в мистериях в Кноссе щедро использовалась музыка, танцы и тексты стихов и молитв, то есть все то, что сопровождало мистериальное преображение человека и ритуалы расширения его сознания.

«Таинство в Лабиринте (слово это догреческое) начиналось игрой с быком во дворе царского дворца; фрески с изображением такой игры сохранились в Кноссе доныне. Планетарно эта сцена относится еще к Земле, по стихии – к ветру, а на небе неподвижных звезд – к знаку Тельца. Разыгрываясь вечером в присутствии двора, она являла собой достаточно открытое приготовление, совершавшееся при свете дня. Все оккультное происходило ночью в Лабиринте на окруженной высокой стеною круглой площадке, которую можно приблизительно представить себе по весьма схематичным древним рисункам, хотя в натуре она по сей день не обнаружена. Учитывая предание, мы полагаем, что Лабиринт состоял всего из двух спиральных витков и круглой, открытой сверху центральной площадки, величиной немногим более низкого, мощеного камнем круга, который относится к эпохе неолита (3000 г. до Р.Х.) [31].

Есть сведения о том, что иерофанты Крита и Греции владели умением через определенную практику открывать так называемый третий глаз, находящийся во лбу над бровями и определяемый в мистериальных мифах о Тесее как «венок Амфитриты». «Сам лобный сверхчувственный орган, – отмечает Д.Лауэнштайн, – не развивает разум, он просто фиксирует духовное в виде образов <...> Сила чистого постижения, не опирающаяся на внешние чувства и рассудок, виделась в созерцании как звезда. Гомер в “Илиаде” так завершил этот образ: “Словно звезда, какую Кронион Зевс посылает знаменьем или пловцам, или воюющим ратям народов, яркую; вкруг нее несчетные сыплются искры, – в виде таком устремляясь на землю, Паллада Афина пала в средину полков.”» [32]. После завершения мистерии жрица-царевна, которую называли Ариадной, беседовала с каждым посвященным в отдельности в своем подземном святилище. В святилище стоял стол, испещренный священными письменами. «По просьбе Ариадны, – пишет Д.Лауэнштайн, – каждый рассказывал, что видел, слышал и пережил в Лабиринте. Сама она ничего к этим сообщениям не прибавляла. Кто остался слеп и глух, от нее тоже ничего не узнавал. Если же открывалось глубинное, она повторяла и дополняла рассказ, чтобы все запомнилось правильно и надолго» [33]. Теперь, когда я пишу эти строки и вновь возвращаюсь в своем воображении к величественным руинам Кносского дворца, я почему-то начинаю ощущать его удивительный хвойный воздух и еще что-то глубинное, что не могу определить словами, но что осталось со мной навсегда. Это «что-то», мне кажется, связано не с самим дворцом, а, скорее, с теми таинствами, которые проходили в загадочном Лабиринте и делали человека лучше, умнее и нравственнее. Над Критом шел век за веком, тысячелетие за тысячелетием, и это его время и пространство насыщалось энергетикой мистериальных таинств, которые пережили каменную твердыню Кносского дворца, его царей и жрецов, его мореплавателей и художников, творивших красоту как необходимую часть этих таинств. Сейчас вся многовековая и удивительная средиземноморская культура от Афин и Рима, от Мальты и Крита до восточных берегов Испании лежит в развалинах. Но у культуры есть одна особенность. Разрушаются творения человеческих рук, но неразрушим дух, их создавший. И кровь Элевсинских и Кносских мистерий продолжает течь в жилах тех, чьи предки создали эти удивительные мистерии, внимая своим божественным наставникам и Учителям. Кровь эта, невидимая и призрачная, текла и в Эвридике, сидящей за рулем современного автомобиля и рассказывающей о древних богах так, как будто они были ее родственниками или соседями. И эту особенность я заметила не только в Эвридике, но и в других греках. А раз это так, то можно надеяться, что время мистерий вернется, но они будут совсем другими, непохожими на те, которые знала эта земля тысячелетия назад. И эти другие окажутся так же необходимы для современного человечества, как были насущны те, которые существовали века тому назад. Но нужно только одно: чтобы мы их узнали и вспомнили их Наставников, Учителей и Богов, которые оставили нам на Земле невидимое, но крепкое царство их энергетики, их знаний, их мыслей. Придет время, и мы увидим все это воочию и поразимся его красоте и его мудрому знанию...

Можно сказать, что мифологическое сознание породило мистериальный тип культуры. Мы знаем о существовании древнеегипетских мистерий, древнеиранских, кельтских и многих других. Мистерии были не только источником культуры, как таковой, но и основой знаний. В Живой Этике мы находим описание заключительного этапа мистерий Древнего Египта, в которых важнейшую роль играл ритм самого действия.

«...Эти Мистерии были научными путями жизни. Принимаемый член должен был, не замедляя ритма, пройти до Учителя.

Перед ним лежала светящаяся черта, и он должен был следовать, не уклоняясь и не задевая черту. Помещения проходимые были освещены разными цветными огнями. Иногда черта почти исчезала. Но наконец черта начинала сверкать, и как бы ослепительный луч уходил под тяжелую запертую дверь. Дверь была как бы неприступна – без замка. Полосы и бляхи различных металлов украшали и укрепляли ее.

Робкий духом смущался и нарушал ритм шага, но знавший значение непреложности шел прочно. Но когда тело его ударялось о твердыню, она распадалась, и он входил в последний Покой.

Этот непреложный удар нашей земной оболочки необходим для создания ритма восхождения.

Знание духа указывает нам, как размер цели создает размер возможностей. И символ распадения тяжкой двери лучше всего показывает, как надо действовать» [34]. В этом заключительном этапе решалась духовная судьба самого посвящаемого – быть ему посвященным или не быть. Решалась она в символических обстоятельствах, но за всем этим стояли реалии его внутреннего мира. «Мистерия должна быть рассматриваема как действо жизни ведущее» [35], – сказано в Живой Этике. Это же «действо жизни ведущее» было связано с космическим мироощущением, со знанием, расширением сознания, преображением и, наконец, с мирами иными и осознанием их важнейшей роли в нашей земной жизни.

Во время моих путешествий по Южной Индии, где я исследовала племена, сохранившие самую древнюю организацию и древнейшую систему верований, я наткнулась на явление, связанное с очень ранним мистериальным пластом культуры и архаической мифологией [36].

В 70-м году прошлого века я оказалась в индийском штате Керала в районе древнего Вайнада, в котором обитали сразу несколько интересовавших меня племен. Чаще всего я приходила в деревню Чингери, где жили панья. Вот именно оттуда, в той стороне, где заходило солнце, я видела большую гору, которую панья называли «Спящей богиней». И, действительно, гора напоминала спящую женщину, вытянутую на несколько миль вдоль горы. Я знала, что там, на этой горе, есть нечто такое, о чем панья говорили туманно, непонятно или просто отмалчивались. Я не буду рассказывать здесь, сколько мне пришлось сделать усилий, чтобы уговорить некоторых уважаемых представителей племен Вайнада организовать экспедицию на «Спящую богиню», да заодно прихватить и меня. Последнее обстоятельство и было, как потом выяснилось, причиной затяжки предполагаемой экспедиции. Дело в том, что я не принадлежала ни к одному из племен Вайнада, хотя и находилась со всеми ними в дружеских отношениях. Затяжка завершилась всевайнадским советом племен, на котором после долгого и бурного обсуждения вопрос все-таки был решен в мою пользу. Мне было разрешено присоединиться к экспедиции на «Спящую богиню», в которой участвовали по одному представителю от всех племен Вайнада. В этом решении была своя хитрость: меня как бы не было, а вожди племен, давно не посещавшие «Спящую богиню», решили исполнить свой сакральный долг. Урали-курумба представлял Боман, муллу-курумба – Чакку, панья – вездесущий Каяма. Мы вышли рано утром, когда «Спящая богиня» стояла, вся окутанная туманом. Лесная тропинка, скользкая и размытая прошедшим накануне дождем, шла все время в гору, и наша «экспедиция» вытянулась по ней медленно двигающейся цепочкой. Через час-полтора туман рассеялся, и лучи жаркого тропического солнца осветили густые заросли, валуны, разбросанные по всему пути, корни деревьев, сплетенные в причудливые узлы. Время от времени доносилось откуда-то рычание, и тогда Чакку останавливался и прикладывал палец к губам.

– Пусть они пройдут, – шептал он.

«Они» были тигры. И все мы, конечно, надеялись избежать с «ними» встречи.

Наконец лес кончился, и мы оказались у подножия «Спящей богини». Тропинка вела круто вверх и исчезала где-то среди огромных базальтовых валунов. Между валунами росли колючие кусты и редкие деревья неизвестного мне вида. От валунов струилось жаркое марево, и в этом мареве все теряло свои обычные очертания. Я не заметила, как исчезла тропинка, и мы теперь шли прямо через колючий кустарник, местами взбираясь на валуны. Солнце поднималось все выше и выше. Ни кусты, ни валуны уже не давали тени. Едкий пот заливал глаза. Заросли кустов становились все гуще. И теперь Чакку и Боман рубили их ножами-секачами, освобождая узкий проход. Через некоторое время на нашем пути встала отвесная каменная стена. Она поднималась вверх, и за ней было только небо.

– Пошли, – сказал Чакку, занося ногу на обрывистый выступ стены.

– Куда пошли? – не поняла я.

– Слушай, – назидательно сказал Чакку, – делай все так, как я, и пройдешь.

Я снова посмотрела на стену и увидела на ее гладкой поверхности чуть заметные вмятины. Чакку лег на живот и, нащупывая ногами и руками эти вмятины, медленно стал двигаться вверх по стене. Я последовала его примеру, понимая, что наступил мой последний час, но останавливаться уже было нельзя. Потом я обнаружила, что стена имела небольшой наклон, который не был заметен снизу. Вся «экспедиция», обливаясь потом, медленно ползла вверх. Мне не хотелось оглядываться назад. Я знала, что там было: крутая гладкая стена. И если соскользнуть по ней вниз, то выбоины уже не задержат. От этого могло уберечь только безостановочное движение вверх. И когда многие годы спустя я знакомилась с древними мистериями, то поняла, что это безостановочное движение вверх было главным мистериальным действием.

Я потеряла счет выбоинам, метрам и времени. Мне казалось, что я вот так ползу всю жизнь и что это никогда не кончится. В какой-то момент стали ослабевать руки. Мокрые от пота ладони предательски соскальзывали, и только ноги удерживали меня в этом противоестественном, с моей точки зрения, положении. И снова вверх, вверх – без остановки и без размышлений. Перед глазами только серо-черные крупинки камня с редкими вкраплениями слюды. Потом что-то стало неуловимо меняться. Я оторвала глаза от камня и увидела перед собой вылинявшее жаркое небо, нащупала рукой висевший надо мной валун, сделала последнее усилие и ступила на гладкую каменную площадку, венчавшую стену. Преодоленная мной стена круто уходила вниз. «Ни за что! – сказала я себе, думая об обратном пути. – Ни за что! Останусь здесь жить». Я еще не знала, что обратный путь совсем другой, короткий и легкий. И когда, увидев его, я спросила Чакку, почему нас понесло на эту стену, тот, недолго подумав, ответил:

– Легкий путь – не путь. По нему можно только спуститься. Подняться можно только по трудному пути, это и есть путь.

– Кто тебе сказал об этом? – удивилась я.

Но Чакку не снизошел до ответа.

Прямо над нами теперь возвышалась главная вершина горы – голова «Спящей богини». Между «головой» и гребнем стены повсюду были голые скалы и нагромождения базальта. Это был странный, почти лунный пейзаж. Под ногами валялись мелкие осколки горного хрусталя и куски желтоватого кварца. Мы подошли к месту, где почти соприкасались две скалы, протиснулись через узкий и темный проход между ними и оказались перед валуном. Под ним виднелся низкий ход, который терялся в темной глубине. Чакку первый лег на спину и стал таким образом, ногами вперед, вползать в темный ход.

– Только так, – сказал он нам на прощание.

Мы последовали за ним. Спину холодила сырая земля, острые камни впивались в тело и рвали одежду. Огромные каменные глыбы, поросшие мхом, нависали над головой на расстоянии не более двадцати сантиметров. Не было никакой возможности оторвать спину от земли. Мы ползли, упираясь руками в эти скользкие мшистые глыбы. Откуда-то сверху брезжил рассеянный слабый свет. Впереди было темно. Через некоторое время дно хода стало понижаться и пошло под уклон. Мне казалось, что мы вползаем в каменную утробу «Спящей богини». Но вот ход постепенно стал расширяться, и в него ворвался яркий солнечный луч. Я поднялась на ноги и увидела круто обрывающуюся вниз расселину. Валуны, громоздящиеся друг на друга, создавали какое-то подобие гигантской лестницы. Лестница завершалась своеобразной природной аркой, за которой угадывалась огромная пещера. Через несколько минут мы оказались в ней. Откуда-то сверху в пещеру лился солнечный свет, а с каменного потолка капала прозрачная вода. Восточная стена пещеры была отвесной и гладкой, высотой не менее тридцати метров. Я остановилась перед этой стеной и стала рассеянно на нее смотреть. Глаза постепенно привыкали к полумраку. И вдруг неожиданно стена стала оживать. Из серого камня проступали фигуры. Они были странно лаконичными, почти геометрическими, но удивительно выразительными. На их головах покачивались перья. Танцоры в причудливых масках, изготовившись, подняли руки кверху. Охотники натянули луки. Женщины, взявшись за руки, медленно проплывали мимо них. Олени напрягли изогнутые шеи. Диски многочисленных солнц, переплетаясь с изощренным орнаментом, устремлялись куда-то вверх, пробиваясь сквозь магические знаки изогнутых свастик, крестов и спиралей. Стена сверху донизу была покрыта петроглифами, где одно было неразрывно связано с другим. Сколько тысяч лет назад были сделаны эти петроглифы, я тогда не знала, но определенно это был каменный век.

По тому, как луч солнца передвинулся по панели, я поняла, что прошло немало времени. Но за это время я не слышала ни голосов, ни движения. Куда все исчезли? Я обернулась и увидела «экспедицию», сидящую на корточках на песчаном полу пещеры. Все они, молча и не отрываясь, разглядывали петроглифы. Потом заговорил Чакку, который совмещал в одном лице обязанности вождя и жреца. И я узнала, что пещера называется Илитукалипола, что значит «место знания». В месяц каркадатам, под знаком созвездия Рака, здесь собираются боги и богини. В это время года они свободны от своих обязанностей и обучают в пещере детей. Это они, боги и богини, сделали рисунки в пещере, чтобы детям было понятно, о чем идет речь. С давних времен пещера считается самым священным местом в Вайнаде. Только чистые люди, не совершившие плохих поступков, могут приходить сюда. И я поняла, что святилище, а пещера была, несомненно, таковым, продолжает действовать. Раз в год, в месяц созвездия Водолея (январь-февраль), сюда в ночь новолуния приходят племена Вайнада. Здесь они приносят жертвы богам и танцуют, как указали боги на своих рисунках. Потом в другой пещере (Чакку указал куда-то вниз) они готовят угощение для праздничного пира. Перед рассветом на вершине «Спящей богини» зажигается большой огонь в честь предков и древних богов. Обратный путь, как уже было упомянуто, был легким и недолгим.

Потом я узнала, что гора «Спящая богиня» – самый древний и уникальный памятник Южной Индии. Индийские археологи датировали петроглифы пещеры концом палеолита – самым началом неолита, или, иными словами, временем между концом древнего каменного века и нового каменного века, их возраст девять-двенадцать тысяч лет. Здесь, конечно, могут быть и ошибки. Важно другое. Мистериальная основа самого раннего периода нашей культуры уходила в глубокое прошлое, память о котором сохранили племена Вайнада в пещере знания на горе «Спящая богиня».

Но мистериальные следы сохраняет не только глубокое прошлое, они присутствуют и в духовных действиях, которые происходят в наше время. За многие прошедшие века мистерии эволюционировали в разные формы таких духовных действий, одним из которых являются паломничества.

Паломничество и мистерии, что у них общего? Прежде всего, там и тут присутствует преодоление. Святые места для паломничества всегда находятся в труднодоступных горных районах, начиная от Гималаев и кончая Южной Индией. Многие устремляются к ним, но немногие доходят. Отбор идет как бы естественным образом. Физическое состояние в этом отборе не играет роли. Важно что-то совсем другое, то, что находится внутри человека и называется энергией духа. Если это присутствует, то побеждаются самые тяжелые трудности. На тропах этих паломничеств совершаются подчас подлинные чудеса, сродни мистериальным посвящениям.

...По небу плывут низкие облака, но в их разрывах кое-где уже просвечивает голубое небо. Дождь прекратился, и гора Священного огня нависает над городом, пряча вершину в остатки дождевых туч. Город называется Тируванамалаи, а гора – Аруначала. Отсюда до ее вершины десять миль крутой каменистой дороги. Десять миль вверх, десять миль вниз. Все это надо пройти за один день. Нас трое – мой приятель Махадева, его семидесятипятилетняя мать по имени Лакшми и я. В конце сегодняшнего дня на Аруначале вспыхнет столб священного огня, знаменующего конец дождливого сезона в Южной Индии. Те, кто поднимутся на вершину, будут причастны к мощи этого огня, составляющего одно целое с огнем духа, находящегося у нас внутри. Так утверждает индуистская философия, и в этом утверждении есть свой резон. И поэтому десятки тысяч паломников стекаются в этот небольшой храмовый городок, чтобы стать свидетелем этого огненного таинства и послать благие мысли туда, где находится Высшая сила божественного огня, земным отражением которого является огонь на горе Аруначала. Это не первое мое паломничество, но оно в какой-то степени отличается от других. Здесь царит священный огонь, который сверкает в колесе бога Шивы, создателя Космоса. И тогда дух человека, напитавшийся огнем в священном месте, превращается в великую, преобразующую силу.

Мы идем мимо харчевен, где сидят садху [37] и санияси [38] и откуда доносится аппетитный запах жареных лепешек. Нескончаемый поток паломников течет мимо нас. Выбрав удобный момент, мы ныряем в этот поток, и он несет нас к каменистой тропе, которая начинается неподалеку от храма. На подъеме мои чапали [39] скользят, я выскакиваю из них и съезжаю вниз. Это я-то, которой еще нет и сорока лет, хорошо тренированная на горных тропах. А как же Лакшми? – невольно думаю я. Ей семьдесят пять, и она привыкла ходить только по городскому асфальту...

Через милю мы оказываемся на крутом склоне, откуда как на ладони виден городок и величественные гопурамы [40] храма Шивы. От храма к горе тянется, извиваясь, цепочка паломников, затем, не прерываясь, продолжается наверху, уходит к перевалу и там растворяется в низко висящем облаке. Мы идем медленно, обходя крупные валуны, и скользим по размытой, еще не успевшей просохнуть почве. Впереди идет Лакшми, которую мы с Махадевой незаметно для нее подстраховываем. Но спустя некоторое время я с удивлением начинаю замечать, что она отрывается от нас, и теперь я вижу ее синее сари, мелькающее среди паломников наверху, на значительном расстоянии от нас.

– Вот это да, – говорю я Махадеве.

– Я боялся за нее. А теперь вижу, мои опасения были напрасны, – и довольно смеется.

Мы пересекаем первый перевал. За ним сразу же встает другой. Но вершина, окутанная облаками, отодвигается все дальше. Мои чапали размокли, и теперь я гадаю, выдержат ремешки или нет. Нет, не выдержали. Ремень на правой ноге предательски лопается. Я продолжаю идти в одном. Идущие рядом сочувствуют мне, дают советы и незлобиво подсмеиваются. На очередном перевале мы останавливаемся передохнуть. Мать Махадевы давно уже нас там поджидает, пристроившись к группе отдыхающих юношей.

– На гору? – спрашивают они меня.

– Да.

– Дойдете? Ведь еще очень долго. Мы решили уже спускаться.

– Я еще попробую подняться, – отвечаю я.

Они с сомнением качают головами. Поток паломников уже значительно поредел. Теперь он делится на две части – одни идут к верху, другие спускаются вниз. Я понимаю, что многие, как и эти юноши, не выдерживают подъема.

Проходим еще один перевал и попадаем в облако. Сыплется холодная изморось, клочья тумана цепляются за валуны и деревья. Тропа изрядно полита гхи [41], которое несут в горшках носильщики, чтобы напитать им священный огонь. И снова вверх. Миля за милей, туда, к вершине Священного огня. Я теряю счет милям, счет времени. Моя босая нога разбита и кровоточит. А впереди, все выше и выше, по-прежнему неутомимо мелькает синее сари 75-летней Лакшми. Долгие подъемы, короткие спуски, ложбины, облака. И, наконец, последний каменистый подъем. Мы с трудом преодолеваем его. На краю верхней площадки нас снова приветствует Лакшми. Махадева и я, утратившие чувство юмора и позабывшие о вежливости, молча, не отвечая на приветствие, смотрим на нее.

Плоская вершина Аруначалы плотно окутана туманом, и я с трудом различаю предметы, находящиеся на ней. Несколько закопченных камней, бак с монетками на дне, в котором сегодня вспыхнет священный огонь, и множество горшков с гхи, приготовленного для того, чтобы наполнить бак до краев. Дует холодный, промозглый ветер, и те, кто стоят на вершине, зябко кутаются в одеяла или просто в куски ткани. Долго оставаться здесь трудно, и мы спешим спуститься с площадки под защиту большого валуна. Я смотрю на мать Махадевы, но никаких признаков усталости на ее морщинистом лице не обнаруживаю. Мне кажется, что оно даже помолодело, а в глазах появился свет какой-то нездешней радости.

– Идемте, идемте, – торопит она нас. – Скоро зажгут священный огонь. На вершине в это время никто не должен оставаться.

Мы начинаем спускаться. И снова те же десять миль трудной каменистой дороги. Но к заходу солнца мы уже были внизу.

– Вы устали? – спросила я Лакшми, стараясь убедиться, что никакой фантастики не было, а было физическое преодоление, после которого на земле каждый человек должен ощутить усталость.

– Нет, – бодро ответила Лакшми, – я совсем не устала. Мне помог Шива. Он поднял меня на гору Священного огня, – и засмеялась тихо и застенчиво.

– Так, – сказал Махадева, обращаясь ко мне. – Вас удовлетворяет такое объяснение?

– Конечно, нет, – ответила я.

– Тогда объясните научно то, свидетелем чего вы только что были.

– Я не могу этого сделать, – честно сказала я.

– Вот видите, значит, не все реально существующее наука может объяснить.

Махадева вернулся опять к нашему извечному спору. Постановка вопроса в этой дискуссии была сформулирована им самим – если что-то в действительности существует, но не может быть научно объяснено, значит ли, что оно не существует?

Я не смогла ответить и промолчала.

– Ну ладно, – сжалился Махадева, – может быть, Шива здесь и не при чем. Но почему он решил помочь моей матери, а не нам с вами?

– Как это не при чем? – громко возмутилась Лакшми. – Откуда такие фантазии? А то, что он вам обоим не помог, это же ясно.

– Ну и как это ясно? – сразу заинтересовался Махадева.

– Очень просто, – неожиданно сердито отозвалась всегда добродушная и вежливая Лакшми, – очень просто. Вы – молоды, и у вас еще все впереди. Я же свое прошла и достойно заканчиваю свой путь. Именно таким и помогает бог Шива, – и победно-снисходительно посмотрела на нас обоих.

Махадева крякнул. Я промолчала. В тот момент мне показалось, что Лакшми, которой было семьдесят пять лет, в чем-то права.

Когда солнце совсем село, по верхним карнизам гопурамов храма заплясали язычки светильников. Толпы паломников собрались у подножия горы и устремили взоры на ее вершину, как будто ждали какого-то небесного знамения. К тому же небо очистилось, и теперь Аруначала четко вырисовывалась на его звездном фоне. И все свершилось. Раздались три выстрела, «Ом! Ом! Ом!» – застонали вокруг, и над горой затрепетало высокое оранжево-желтое пламя священного огня.

И тотчас же вспыхнули светильники иллюминации на домах и лавках города, взлетел вверх разноцветный фейерверк, рассыпались холодные искры бенгальских огней, запрыгали, взрываясь, шутихи. Толпы возбужденных людей спешили к храму, где пламя светильников на его гопурамах перемигивалось со священным огнем на горе... Огненная мистерия, главным святилищем которой была гора Священного огня, завершилась. ХХ век вывел ее из тесных пещер на паломнический простор «для всех».

Паломничеством-мистерией является и праздник, посвященный богине Вайшну Деви, в Кашмире [42].

Мистериальными в своей основе являются и театрализованные представления – цам, сакральные танцы в масках, которые проводятся в буддийских монастырях и храмах Тибета, Монголии, Бурятии, в районах Западных и Восточных Гималаев Индии и других местах. Философия буддийских реформаторов, таких, как Падма Самбхава, Цзон-ка-па, Нагарджуна, вышла из этих мистерий, обогатив собой знания о человеке и Космосе. Буддийские мистерии олицетворяют собой важнейший процесс, когда тайное становится явным, а знания для избранных сообщаются всем, то есть становятся открытыми. С этой точки зрения очень интересен пример сакрального буддийского учения Калачакры (колесо Времени), мистерии которого еще в начале ХХ века были тайными и закрытыми. Практика Калачакры была связана с мифом о Шамбале, заповедной стране высоких Учителей, и имела многовековые традиции расширения сознания человека, приобщения его к знаниям «смотрящего непосредственно».

«...Тантрины высокого ранга <...> – пишет одна из известных исследователей мистерии Калачакры В.Ц.Найдакова, – ревностно следившие за точным произнесением тарни (мантр), осознавали про себя глубокий мистический смысл происходящего. Для них, йогинов, весь обряд обозначал не только динамическую медитацию очистительного характера, но и как преследующий цели достижения исполнителями некоего измененного состояния сознания. Очевидно, это был выход на прямой контакт с Высшими Космическими Силами и через выполняемые жертвоприношения испрашивание возможности дальнейшего продвижения в духовном развитии» [43].

Ю.Н.Рерих, один из крупнейших востоковедов нашего времени, также серьезно занимался изучением Калачакры и перевел ряд тибетских книг, связанных с этим учением. «Многие области знания объединены в Калачакре, – написано в Живой Этике, – только непредубежденный ум может разобраться в этих наслоениях всех миров» [44].

В 70-е годы прошлого века Далай-Лама XIV начал проводить ритуал «Посвящение в Калачакру» для всех желающих. Самое мистериальное и тайное учение стало «для всех». Возможно, в мире происходят какие-то важные эволюционные процессы, на которые сразу реагируют мистерии, где за много веков накопился большой запас знаний и умение ощущать космические сдвиги.

«Достижения современной научной мысли, – замечает В.Ц.Найдакова, – во многих областях знания ныне неожиданно перекликаются с древнейшими эзотерическими сведениями. Подходят, видимо, сроки и для учения Калачакры» [45].

Два способа познания – эмпирическое и вненаучное, или, можно сказать, метанаучное, – как бы вне зависимости от наших усилий идут навстречу друг другу, ощущая неуклонный зов космической эволюции.

Иными словами, знание, зашифрованное в мистериальных таинствах, спрятанное в святилищах, скрытое под масками мифологических персонажей в сакральных танцах, выходя на свет, превращает саму жизнь в пространство преображения человека, который трансформируется из «человека разумного» в «человека духовного», или в иной энергетический вид.

Знания, накопленные в мистериях, в паломничествах в места особой энергетики, со временем составят важнейший пласт в новой системе познания, которая формируется в пространстве космического мироощущения.

 

2. Учителя – кто они?

 

Н.К.Рерих

В Гималаях я столкнулась с культом нагов, самым удивительным культом в истории человечества. О нагах, людях-змеях, или полулюдях-полузмеях, повествовали мифы Азии, Европы, Америки, Австралии и Африки. Полагаю, что в древности не существовало такого места, где бы ни поклонялись могущественным нагам. Традиционно культ нагов связывали с плодородием земли, водой и производящим женским началом. Но в то же время наг был символом мудрости, культурным героем и Учителем. Именно в Западных Гималаях эта черта культа преобладала над всеми другими. В горных долинах и на перевалах стояли святилища нагов, а на их алтарях возвышались каменные и бронзовые фигуры таинственных мудрецов со змеиными капюшонами над головами. От небольшого городка Бхадрава храмы и святилища нагов тянулись к Великому Гималайскому хребту, пересекали его и уходили на восток, туда, где находились древние сапфировые шахты Падара. Веками там добывали синие и голубые сапфиры. Согласно мифам и легендам, эти сапфиры украшали короны королей нагов.

Те же мифы связывали нагов с мудрецами-риши. Они как бы перетекали друг в друга, сливаясь нередко в одно понятие, в один образ. Наги и риши были божествами Гималайской долины Кулу. Их бронзовые и золотые маски хранились в древних храмах. Тем и другим приписывалась великая мудрость, чудесные способности, знание тайн природы и всемогущество. Риши и наги наставляли людей в искусстве и ремеслах, в знаниях и обрядах. Некоторые из них оставляли после себя реальные книги, такие, как «Ниламат пурана» Синего Нага, правителя Кашмирской долины, или книга буддийского реформатора Нагарджуны, в которую вошли знания, сообщенные последнему Великим Нагом.

Сюжет культурного героя, носителя знаний и Учителя, пронизывает всю мировую мифологию. Именно они, культурные герои, были связаны с мистериальным способом познания, и многие из них стояли в основании ряда крупнейших мистерий.

«Культурный герой, – читаем мы в энциклопедии “Мифы народов мира”, – мифический персонаж, который добывает или впервые создает для людей различные предметы культуры (огонь, культурные растения, орудия труда), учит их охотничьим приемам, ремеслам, искусствам, вводит определенную социальную организацию, брачные правила, магические предписания, ритуалы и праздники. В силу недифференцированности представлений о природе и культуре в первобытном сознании <...> культурному герою приписывается также участие в мироустройстве: вылавливание земли из первоначального океана, установление небесных светил, регулирование смены дня и ночи, времен года, приливов и отливов, участие в создании, формировании и воспитании первых людей и др.» [46].

П.Энрейх считает, что культурный герой «есть эманация высшего божества, и его первоначальная природа – астральная». П.Радин, исследуя североамериканский цикл мифов о Вакдьюнкаге, увидел в нем историю эволюции человека «от природной стихийности к героической сознательности».

Как бы ни осмысливали культурного героя исследователи, он, тем не менее, всегда являлся Учителем, просветителем, наставником жизни, проникающим в самые различные сферы человеческой деятельности, начиная от духовно-художественной и кончая исторической.

Особое место в традиции Учителя как культурного героя занимает Индия. Там до сих пор продолжает жить институт Учителей-гуру, на котором лежит отсвет мифов об Учителях, наставниках и великих мудрецах-риши. Сказания и мифы о риши уходят в глубочайшую древность, туда, где когда-то бушевали волны Великого потопа. Был ли это реальный земной потоп или отголосок творящей силы мирового океана, где нет ни нашего времени, ни нашего пространства, сказать трудно. Известно только, что прародитель теперешнего человечества Ману, спасая, подобно библейскому Ною, «каждой твари по паре», прежде всего позаботился о мудрецах. Семь божественных риши вошли на корабль, влекомый огромной рыбой по бурным волнам расходившейся стихии. Сакральное созвездие Саптариши, или Семь мудрецов (по-нашему, Большая Медведица), сверкало в небе и указывало путь кораблю. И было неясно, где низ, а где верх, где мудрецы, а где звезды. После того, как сошла вода Великого потопа, семь могущественных мудрецов, познавшие тайны природы и умеющие управлять ее силами, приняли самое активное участие в жизни богов и людей. От семи божественных мудрецов-риши, как утверждает мифологическая традиция, пошли все мудрецы Индии, вплоть до живущих ныне.

Семь риши обитали на золотой горе Меру, стоявшей в центре Земли и Вселенной. Они составили Веды, передали людям священный огонь, основали жреческую касту, создали космогоническое учение, изобрели музыкальные инструменты. Последующие поколения мудрецов продолжали традиции своих предшественников. Они тоже создавали священные книги, просвещали народ и устанавливали этические нормы. Нила Наг, или Синий Наг, о котором я упомянула в самом начале, был из их числа. Покровитель Кашмирской долины был мудр, владел тайными знаниями и искусством магии. Его реально существующая книга «Ниламат пурана» содержала наставления народу долины, как жить, какие праздники отмечать, как себя вести, как относиться друг к другу.

Непрерывающаяся линия мудрецов-учителей проходит через всю историю Индии, как бы отражая в себе Великий закон Иерархии одушевленного Космоса, – Учитель есть главное лицо в духовном совершенствовании каждого из нас.

В культурном герое существует как бы две жизни – одна небесная, другая земная. В мифологии часто бывает трудно отличить бога или божество от исторической личности, которая под этим же именем действует на земле, сохраняя за собой функции культурного героя.

Известно, что за каждым мифологическим персонажем стоит своя реальность, которую необходимо правильно осмыслить. Культурный герой, от архаической до классической мифологии, проходит через сознание человека свой эволюционный путь.

«Культурные герои, – отмечается в энциклопедии «Мифы народов мира», – не обязательно сакрализованы и соотносятся аборигенами с некоторыми категориями духов и выдающимися историческими личностями прошлого. Таким образом, они отличаются от настоящих богов, но при этом подчеркивается их значительность и магическая сила, без которых были бы немыслимы их деяния» [47]. Со временем из мифологического культурного героя мог возникнуть эпический герой. Черты культурного героя мы находим у некоторых богов. «С выделением пантеона высших небесных богов культурный герой иногда превращается в помощника, посланца верховного творца, исполнителя воли последнего <...> В ряде мифологий к высшим богам переходят цивилизующие функции (напр., к Аполлону и особенно к Афине)» [48].

Но если подходить к явлению культурного героя с эволюционной точки зрения, то мы должны понять что первично, а что вторично. Первичен ли бог с функциями культурного героя, которые потом переходят полностью к какому-то конкретному культурному герою, или первичен сам культурный герой, постепенно эволюционирующий в бога, в сущность более высокого порядка. Ответить на этот вопрос однозначно крайне трудно. Понять, где божество, где мифологический герой и где адекватная двум первым историческая личность и как одно переходило в другое, значит, открыть реальность, стоящую за мифом. А реальность эта – Учитель, во всех его ипостасях. Надо иметь в виду, что и у бога, и у мифологического культурного героя, и у исторической личности есть общие черты, которые связаны, в первую очередь, со знаниями, приносимыми всеми ими людям. И кроме чисто прикладных знаний, или, скорее, умений, таких, как обучение различным ремеслам, земледелию, охоте, искусствам и другому, каждый из них принес людям свою философскую концепцию, которая составляла основу образа жизни людей. Иными словами, вся деятельность сущностей, связанных тем или иным способом с Высшим, сводилась к самому главному – передаче знаний. Знания, как таковые, лежали в основе эволюционного продвижения человечества. И во всей его истории, несмотря на всякие коллизии, отклонения и искажения, знание ценилось выше всего, и тайна получения знаний была ведущей тайной бытия человечества. И бог и Учитель как бы сливались в единой сущности, в которой не было ничего выше бога и выше Учителя.

В течение ряда веков в мифологии народов Центральной Америки существовал бог Кецалькоатль, в переводе «Пернатый змей». Пернатый змей нес в себе два начала – небесное и земное. Небесное символизировали перья или крылья, Землю или плотную материю воплощал собой змей.

Пернатый змей в мифологии народов Центральной Америки – «одно из трех главных божеств, бог-творец мира, создатель человека и культуры, владыка стихий, бог утренней звезды, близнецов, покровитель жречества и науки, правитель столицы тольтеков – Толлана» [49].

Кецалькоатль создал не только человека, но и его культуру. Другие боги возлагали эту обязанность на человека, но Кецалькоатль занялся этим сам. Более того, он покровительствовал не только жречеству, но и науке, что для других богов было крайне необычным. Будучи основателем культуры, этот бог, согласно сведениям мифологии, принес людям кукурузу, научил их находить и обрабатывать драгоценные камни, строить, создавать мозаики из цветных и золотистых перьев птиц, следить за движением звезд, вычислять даты по календарю. Практически Кецалькоатль взял на себя функции культурного героя, возможно, он таковым и являлся. Но эволюция восходила вверх по спирали, и сознание людей изменялось, а вместе с сознанием менялся и сам Кецалькоатль. Из покровителя жрецов он превратился в одного из них, который знал столько же, сколько и сам бог. Он был уже исторической личностью, Учителем, обучавшим мудрости жрецов и тех посвященных, которые проходили через храмовые мистерии в Чолуле. Бог Кецалькоатль как бы раздвоился на бога и жреца, на мифологическое явление и историческую личность, носившую то же имя. Исторический Кецалькоатль был так же мудр и знающ, как и бог, породивший его. Но он жил на земле, страдал и любил как человек, земные эманации нередко окутывали его плотной майей, сбивая с божественного пути. Потом он исчез. Жрецы говорили, что он уплыл на восток, в другую благодатную страну, но обязательно вернется. И тогда в сознании ацтеков Мексики смешались бог и исторический Кецалькоатль, миф и легенда. Это смешение кончилось весьма трагично. Ацтеки были почему-то уверены, что Кецалькоатль носил бороду, но какой Кецалькоатль – бог, жрец или Учитель, они не могли сказать точно. И когда с востока появились паруса испанских конкистадоров и на берег сошел бородатый Кортес, все стоявшие на берегу люди решили, что вернулся Учитель и жрец Кецалькоатль, а может быть, и сам бог – Пернатый змей. Как и любое заблуждение, оно имело печальные последствия – жестокое покорение миролюбивых последователей Кецалькоатля и разрушение государства ацтеков.

Но, как бы то ни было, философская система науатль, созданная Кецалькоатлем-Учителем, еще долгое время поддерживала дух ацтеков в их неравной борьбе с испанскими завоевателями. И как последние ни старались разрушить культуру ацтеков, созданную их богами и Учителями, тем не менее, ацтекам многое удалось уберечь от уничтожения и оставить память о Великом Учителе и философе Кецалькоатле. То, что он, как и одноименный бог, был связан с Высшим в своей созидательной деятельности, не оставляет никаких сомнений.

Кецалькоатль был не единственным Учителем в нашем мире плотной материи. Были и другие, которые составили самую раннюю группу божественных Учителей нашей земли. Их знания изменяли наше сознание и нашу жизнь. Одним из значительных среди них был Гермес.

«Мастер всех наук и искусств, – отмечает М.П.Холл, – знаток всех ремесел, Правитель Трех Миров, Писец Богов и Хранитель Книг Жизни, Тот Гермес Трисмегист – Трижды Великий и Величайший – “Первый Интеллигент” – считался древними египтянами воплощением Универсального Ума. По всей вероятности, великий мудрец и учитель по имени Гермес существовал на самом деле, но выделить историческое лицо из массы легендарных сведений, в которых делается попытка отождествить его с Космическим Принципом мысли, оказывается невозможным» [50].

Здесь мы сталкиваемся с тем же феноменом, что и в случае с Кецалькоатлем, – бог, культурный герой и, наконец, историческая личность, реально существовавший Учитель. И действительно, одно от другого крайне трудно отделить. Разные степени Учителя могут свидетельствовать также об эволюции этой высокой личности, безусловно, связанной с Иерархией Космоса. Ситуация с Гермесом осложняется еще одним обстоятельством: его пребыванием в различных ипостасях в разнообразных культурных пространствах – Греции, Риме и Египте времен эллинистического Востока. Наиболее определенный след Гермес оставил как реально существовавший Учитель и основатель науки. Он дал людям знания по медицине, химии, юриспруденции, астрологии, музыке, риторике, магии, географии, математике, анатомии и ораторскому искусству. Был он и философом. После него остались труды, часть из которых погибла при пожаре в Александрийской библиотеке, часть была утеряна. Уцелели только его «Изумрудные таблицы» и «Божественный Пимандр».

Гермес сыграл большую роль в формировании духовной практики мистерий, в которых расширение сознания было главной целью. Он описал такую практику в своей «Книге Тота», которая оказалась также утерянной. «Когда определенные участки мозга стимулируются секретными процессами в Мистериях, – пишет М.П.Холл, – сознание человека расширяется, и ему позволено видеть Бессмертных и присутствовать при высших божествах. Книга Тота описывает метод, которым такая стимуляция может быть достигнута» [51].

Значительным событием в жизни Гермеса – исторической личности и Учителя, было откровение, после которого он смог «понять секреты невидимой вселенной» [52]. Все это он изложил в книге, называвшейся «Видение», или «Помандрес».

«Основная тайна Гермеса состояла в приближении мира Астрального к земле. Можно наблюдать искры эти в Учениях Герметизма, хотя они очень прикрыты» [53], – сказано в Живой Этике.

Учитель, принесший знание о мире иного состояния материи и приблизивший его через мистериальное действие к земле, вышел, если можно сказать, из мифологии. Он был богом греков, римлян, египтян. Позже его стали называть Вестником или Посланцем Богов, закрепив это его предназначение жреческим званием и причастностью к мистериальным знаниям. И, наконец, когда мифология постепенно совершила переход в историю, став земной реальностью, мы встречаемся с Гермесом уже как с исторической личностью, но несущей в себе мифологические традиции и знания и как бы скрепляющей собой инобытийную мифологию и земную историю. В случае с Гермесом проблема первичности и вторичности (Бог или человек) решается вполне определенно. Мы знаем сначала Гермеса-бога, а затем Гермеса – историческую личность в виде Учителя. И здесь мы еще раз видим подтверждение взаимодействия эволюции и инволюции, проявляющегося в иерархическом принципе. Сначала бог, а потом человек, и между ними Гермес, воплотившийся в Учителя в плотном мире, чтобы, пожертвовав собственной эволюцией, поднять человека из состояния инволюции в пространство эволюции. И в этом состоянии продолжающий сохранять связь с высоким инобытием и объясняющий людям, как это важно для них самих. К нему можно добавить и других – Ниланага, Нагарджуну и им подобных исторических личностей, оказавших на нашу культуру и развитие наших знаний огромное влияние. Процесс перехода мифологического сознания в историческое, который, вне каких-либо сомнений, был связан с Учителями, крайне сложен, я бы сказала, необычен для сегодняшнего нашего мышления, оторванного от Высшего. Нам еще предстоит исследовать это время во всей его глубине и объемности. И тогда, возможно, мы поймем космическую суть таких Учителей, носивших имена богов, как Кецалькоатль, Гермес, Один, Орфей и др. Поймем не только их собственную суть, но и таинственную особенность времени, в котором им приходилось жить и творить, проходя узкую, еле заметную границу между мифологией и историей.

Путь от божества до культурного героя, а затем и к исторической личности прошел Орфей, оставивший нам свои гимны, из которых возникло учение орфиков. «Орфей, – отмечает энциклопедия «Мифы народов мира», – славился как певец и музыкант, наделенный магической силой искусства, которой покорялись не только люди, но и боги, и даже природа» [54]. С судьбой Орфея – божества и Орфея – исторической личности связаны различные легенды, одна из которых относится к трагической любви Орфея и Эвридики. Орфей, так же как и подобные ему Учителя, был причастен к египетским и самофракийским мистериям. Легенды об Орфее весьма противоречивы, и информация о его отношениях с богами и людьми неоднозначна. Некоторые считают, что Орфей есть обожествленная историческая личность, другие – что он мифологический бог, ставший со временем исторической личностью. Остановиться на какой-либо версии крайне трудно за недостатком информации. Но, как бы то ни было, он являлся Учителем, давшим людям знание о музыке и пении и принесшим им свою философию. Английский ученый Т.Тейлор, изучавший раннюю организацию человеческих сообществ, писал по этому поводу: «Одно можно сказать, что жил такой человек Орфей, который был истинным основателем теологии среди греков, законодателем их жизненных и моральных норм, первым из пророков и поэтов, отпрыск Муз, который учил греков ритуалам и Мистериям и от которого мудрость перешла к Гомеру, Пифагору и Платону» [55]. К этому стоит добавить характеристику гимнов Орфея, данную А.Шапошниковым, одним из известных их исследователей. «Каковы бы ни были авторство и датировка орфических гимнов, – пишет он, – ясно одно – перед нами уникальное собрание обрядовых молитв-призываний, использовавшееся на протяжении многих веков в практике мистерий (таинств) древнегреческой языческой религии. Гимны Орфея ценны не только тем, что приоткрывают завесу таинственности над античной системой духовного посвящения, но и тем, что проявляют эзотерическую сторону богатейшей греческой мифологии» [56]. Сами гимны, без сомнения, являются образцом высокой поэзии своего времени, каждый из которых представляет собой жемчужину точной и выразительной философской мысли, связанной с космическими процессами и бытием самого человека. Вот один из таких гимнов, посвященных сновидению.

 

Я призываю тебя, о блаженный, с широким размахом крыльев, чья легкая тень возвещает покой неизбывный, о всемогущий пророк, прорицатель грядущих событий, отдохновение сна ты на смертных низводишь безмолвно.

О Сновиденье, в тебе – Разум Космоса, промысел божий.

С душами смертных дано говорить тебе, ум пробуждая; и, прорицая во сне неизменную волю бессмертных, душам притихшим являть о грядущих событиях вести. Промысел добрый богов открываешь ты праведным людям.

О, как прекрасно, когда мы подвластны божественной воле!

Ты же – усладу несешь лишь тому, кто добра ожидает, а у бесчестного властно отъемлешь дыханье живое. Благочестивый богов почитает молитвой усердной и получает от них окончанье счастливое жизни.

Злому ж не впрок ничего: ни видения, ни сновиденья, что прорицают ему наказанье за все, что содеял.

Освобождения нам не дано от страданий грядущих.

Но, о блаженный, молю: изреки обвиненья бессмертных, ибо ты вовремя к нам с благотворным приходишь советом.

Дай нам предвестия знак, не беду, а блаженство сулящий [57].

 

Ни в одной научной книге так красиво и точно не изложена суть сна – общения с иным, более тонким миром, несущим оттуда пророчества и предупреждения. Во сне «мы подвластны божественной воле». Или – «ты вовремя к нам с благотворным приходишь советом». Этот «благотворный совет»-предупреждение известен многим, кто понимает суть самого сна. Можно цитировать гимн за гимном, и в каждом из них мы найдем крупицу высокого знания.

Метаморфозу от бога до реального Учителя прошел и скандинавский Один. Из энциклопедии «Мифы народов мира» мы узнаем, что Один в скандинавской мифологии считался верховным богом [58]. Позже Один выступает в качестве знатока рун, преданий, является жрецом. И, конечно, как и любой другой Учитель, имевший своим предшественником культурного героя, был связан в первую очередь с мистериями, с тем способом познания и получения знаний, который практиковался широко в древнем мире. Как культурный герой Один наравне с богами участвовал в творении Мироздания, находил и оживлял первые образы древесных людей. Мистерии, ритуалы которых создал Один-жрец и реально существовавший человек, были крайне популярны. Ими руководили 12 дроттаров, владевших тайными знаниями.

«Ритуалы этих Мистерий, – пишет М.П.Холл, – были подобны ритуалам греческих, персидских, браминских Мистерий. Дроттары, символизировавшие знаки Зодиака, были покровителями искусств и наук, которые открывались тому, кто успешно проходил испытания посвящения» [59].

Оставил ли после себя Один какие-либо философские труды, пока неизвестно. Но его мировоззрение и космогонические взгляды нашли яркое выражение в мистериальных ритуалах.

В своем путешествии по Гималаям я столкнулась не только с культом нагов, но и встретила человека, который дал мне важные объяснения по этому культу. Он не сообщил мне своего имени, и поэтому я называю его просто Ламой. На всем протяжении моего маршрута я видела его трижды и трижды имела с ним продолжительные беседы. Заканчивая очерк об Учителях, я подумала, что читателю будет интересно познакомиться с мыслями, а через них и с личностью самого Ламы. Беседа, которую я приведу, состоялась в Чамбе, горной столице одного из бывших гималайских княжеств.

– Я начну с древнего мышления, – сказал Лама, поудобней устраиваясь в кресле, стоявшем напротив меня, – ученые сейчас его называют мифологическим. Не думаю, что надо возражать против этого термина. Дело не в названии, а в сути. То, что ученые занялись исследованием такого мышления, прекрасно. Было время, когда древние изображения трактовались языком, далеким от Знания и Истины. Древние литературные источники неправильно переводились на европейские языки. Древние символы, в которых был заложен глубочайший смысл, при таком переводе оставались мертвыми или, хуже того, искажались. Я бы мог еще много об этом говорить, ибо все это представляется мне крайне важным. Во всем этом заключены краеугольные понятия связи времен, культурной преемственности, самопознания человека на бесконечном пути его эволюции. Я хотел бы сейчас, когда у нас с вами не так много времени, остановиться на важнейших моментах древнего, или мифологического, мышления, которые, надеюсь, помогут вам разобраться в том, о чем вы хотите знать. Я хочу обратить ваше внимание на то органическое единство, которое присутствует в этом мышлении. Это единство вытекало из мироощущения древнего человека, которое так не похоже на мироощущение современного человека. Древний человек чувствовал свое неразрывное единство с Космосом, планетой, на которой он жил, с Природой, которая его окружала. Эта связь могла быть осознанной и неосознанной. Но она была для этого человека самым существенным, что формировало его по многим направлениям. Ученые правильно говорят: человек часть Космоса. Но говорить – одно, а ощущать и осознавать – это другое. Многие ученые, которые пытались проникнуть в мир, психологию древнего человека, утверждали, что этот человек боялся Природы, чувствовал ее враждебность. Это – измышления. Яркий пример навязывания собственных представлений человеку прошлого. Пример полного его непонимания. Чувство враждебности возникло у современного человека, когда он отделился от Природы, противопоставил себя ей. Если бы в древнем человеке жило чувство враждебности Природе, а не ощущение полного слияния с ней, он не смог бы стать ни художником, ни творцом. Творческий труд был бы ему неведом. К счастью, этого не произошло. И мифологическое мышление, о котором мы с вами говорим, было плодом именно творческих усилий человека. В нем нашло отражение как раз то ощущение Великого Единства, с которого я начал свой рассказ. Великое Единство обусловило мироощущение древнего человека. Он познавал мир в единстве, не расчленял его, не отделял себя от него. Он создавал целостные образы этого мира, и в этом творчестве принимало участие все человеческое сообщество планеты. И эти целостные образы, помогавшие человеку познавать окружавшее его, были не менее истинными, нежели те исследования, которые ведут современные ученые в своих лабораториях. Эти ученые забывают о синтезе, который является единственным путем познания Истины. У древнего человека этот синтез был изначальным, стихийным, я бы сказал, естественным. Он познавал мир во всей его целостности как неутомимый мыслитель, как пытливый ученый и тонкий художник. Он познавал его как астроном и живописец, как математик и поэт, как геолог и скульптор, как историк и танцор. Я бы мог перечислить все области знаний, все отрасли искусств. Они были слиты воедино в нем одном.

Он был свободен и крылат, открыт небу, солнцу, звездам, деревьям и горам. Его творчество было естественным и радостным. Оно изливалось из него, как река из чистого родника, и было всемогущим.

Не подумайте, что я идеализирую этого древнего человека, уподобляю его некому богу, а землю, на которой он жил, райскому саду. То, о чем я говорил, добывалось человеком с большим трудом, слагалось в течение многих поколений, терялось и вновь обреталось. Даже тогда никаких чудес не было. Чудом был сам человек, чудом был его неутомимый, повседневный труд. Целостное, образное познание мира звучало в нем мифами и мифологическими образами. Эти образы были многогранны, сложны, но за ними всегда стояла реальность. Та реальность, к познанию которой приближался человек. В этих образах не было ни выдумки, ни того, что мы пренебрежительно называем фантазией. В них только запечатлелись художественные особенности мышления человека, методов его познания.

Но вернемся к нагам. Это мифологический, художественный, если хотите, образ, отражающий явления самых разных уровней, самого разного характера. Мы попытаемся с вами хотя бы частично расшифровать его. Мифологический образ безвременен, ибо вечен. Время, которое отражено в нем, это совсем другое время, и его не всегда можно соотнести с нашим летосчислением.

Есть еще одно важное обстоятельство. Мифологический образ связан с Законом двойственности, впрочем, как и любое другое явление в Космосе. Космические законы действуют в пределах этой двойственности, в рамках двух противоположных начал. Плюс и минус, добро и зло, мужчина и женщина, дух и материя – противоборствующие начала, но не существующие одно без другого, переходящие одно в другое. Я назвал вам примеры разных уровней, разных соотносимостей. Но Закон Великой двойственности пронизывает все – и макрокосм и микрокосм, и Вселенную и человека. Двойственность связывает, казалось бы, несоотносимые категории. Двойственность – это то, через что материя, в лице человека, познает себя. Столкновение противоположных начал предоставляет человеку такую возможность. Познание происходит только в пределах этой Великой двойственности. Иного пути пока нет. В мифологическом образе разные уровни всегда слиты воедино. Это можно сравнить со сном. Только во сне различные уровни представляют единое целое, которое живет в самом человеке.

Символика мифологического образа отражает в себе Великое единство и Великую двойственность.

Мифологический образ или символ подобен редкому бриллианту, сверкающему множеством граней. Бриллиант этот формировали и шлифовали многие века и тысячелетия. Каждая грань занимает свое место, излучает и преломляет свой свет, но неразрывно связана с основным телом и не существует в отрыве от него. Поэтому когда мы рассматриваем или любуемся какой-либо гранью, то должны всегда помнить об основном теле. Я покажу вам сейчас несколько граней мифологического образа нага, связать же их воедино – ваша задача как исследователя. Вы сами должны нащупать и понять те внутренние связи мифологического образа, которые скрепляют воедино всю структуру. Но помните, если вы неосторожно нарушите хотя бы одну из них, структура образа исказится, станет неустойчивой и может даже распасться. Я начну с Космоса, но намеренно упрощу картину, ибо не все происходящие в нем процессы, действующие в строгой взаимообусловленности, можно объяснить в краткой беседе и не все, к тому же, удается объяснить словами. Человеческий язык далек от совершенства, субъективен и неточен. Два собеседника могут вкладывать в одни и те же слова разный внутренний смысл и не понять друг друга. Слова – это лишь размытые тени, очень приблизительно отражающие богатство и сложность Мироздания и человеческой мысли, неотделимой от Мироздания. Я напомню два изображения, канонизированные в индуизме и хорошо вам известные. Бог Вишну, спящий на огромном змее Шеше, и вспотевшие от усилий так называемые дэвы и асуры, или опять-таки боги и демоны, пахтающие океан с помощью мутовки в виде огромной горы, и приводящий в движение эту аллегорическую мутовку змей Васуки, играющий роль веревки. Асуры и дэвы сбивали усердно молоко океана, чтобы добыть амриту, напиток бессмертия. Ученый, и особенно европейский, глядя на эти изображения, сразу начинает думать о наивности древних, о примитивности их знаний и детскости их неразвитого мышления. При этом он даже не дает себе труда понять, что перед ним изображение-образ, изображение-символ. Он уверен только в одном: богов – нет, нет и огромных змей. А если так, данное изображение не имеет отношения к реальной действительности. Но реальность есть, она зашифрована в мифологическом образе, и ее надо оттуда извлечь, проявить.

В данном случае на первом изображении многоголовый змей Шеша символизирует Время, Великое космическое Время, качественно отличное от конкретного времени. И имя этому Времени – Бесконечность. Но почему, спросите вы, символ этого Времени – змея?

Почему не лошадь, не свинья, не кошка, а именно змея? Здесь мы с вами останавливаемся еще перед одной тайной. Но тайной только на первый взгляд.

Змей, или змея, и космическое Время соотносились по многим данным и на самых разных уровнях отражали друг друга. Через земной символ змеи постигалась Бесконечность. Змея, кусающая свой хвост, дает яркое и простое представление о существе Бесконечного Времени, где нет ни начала, ни конца. Бог-творец Вишну, который знаменует созидательное, творческое начало, отдыхает на Шеше, Бесконечном Времени. И мы, если внимательно и вдумчиво будем изучать это изображение, поймем, что это творческое начало, начало созидания, неразрывно связано с Бесконечным Временем и функционирует в этом Времени. Одно другим взаимно обусловлено. Дремлет Бесконечность – Шеша, дремлет Вишну – созидающее начало. Но даже Бесконечное Время имеет свои, еще непознанные вами законы развития. Оно циклично, так же как строго циклична жизнь змеи. Я не могу удержаться от того, чтобы не отдать дань восхищения наблюдательности и интуиции древних. Я обращаю на это ваше внимание. Циклы Бесконечного Времени так же велики, как и оно само. Человеку, жизнь которого уподобляется мгновенной вспышке в темных глубинах Бесконечности, эти циклы могут тоже показаться Бесконечностью.

Вы, очевидно, слышали или читали о таком понятии, как «Ночи и Дни Брахмы». Это – мифологический образ циклов Бесконечного Времени. Я не буду подробно останавливаться на этом образе и объяснять реальность, стоящую за ним. Я отмечу только вот что. На Земле дни сменяются ночами, активность – покоем. В Космосе происходит то же самое. Но качество этого «того же самого» иное. Уровни обоих подобных процессов соотносятся, как микрокосм и макрокосм. Соотношение действует согласно объективным космическим законам. Видимая нами Вселенная сжимается, затухает, миры, ее населяющие, меняют свою форму, физическую структуру и качество. Наступает Великая Ночь Брахмы, ночь, которая длится миллиарды лет, но в Бесконечности это только один цикл. Вселенная, материя которой не исчезла и не погибла, а лишь видоизменилась, находится в состоянии покоя. Бог-творец отдыхает на заснувшем змее Шеше. Но вот подходят сроки, и Великая Ночь кончается, чтобы смениться Великим Днем творчества и активности. Наг Шеша, Бесконечное время в Бесконечном Пространстве, просыпается, и Пространство наполняется его вдохом, так же как провода наполняются энергией электричества, когда заработает динамо-машина. Разбуженный этим вздохом и заряженный энергией, поднимается бог-творец и создатель Вишну, творческое начало Космоса. Разгорается Великий День Брахмы, создается новая Вселенная, но строительный ее материал все тот же. Вспыхивают новые миры, возникают новые созвездия. Проснувшаяся к творчеству Вселенная делает вдох, и ее легкие расширяются, и сама она, не в состоянии ограничить эти расширяющиеся легкие, растет в Пространстве и живет во Времени. Потом придет время выдоха, и ее легкие сожмутся, как и она сама, и вновь наступит Великая Ночь покоя. Так дышит и человек, но время и пространство этого дыхания иное, чем у Вселенной. Здесь вступает в силу закон соотношения между микрокосмосом и макрокосмосом. Короче говоря, космические циклы «Дни и Ночи Брахмы» – это дыхание Вселенной.

Видите, как много можно сказать, посмотрев на наивную картинку, где выдуманный бог Вишну дремлет на фантастическом наге Шеше. Мифологический образ, как в магическом зеркале, отражает уровень наших знаний. В разные времена, в разные эпохи мифологическую символику и образы трактовали по-разному. Это «разное» зависело от уровня наших знаний. Но трактовка эта всегда содержала зерно Истины, приближалась к ней. И как мелькнувший момент времени отражает его Бесконечность, так и сиюминутная трактовка символа отражает его относительную Истину.

Я говорил вам о мифе, связанном с Великим нагом Васуки, который был приведен в движение двумя противоположными силами – богами и демонами. Речь шла о сбивании океана и создании напитка бессмертия. Не буду на этом символе останавливаться подробно. Я пытался показать вам, как можно расшифровать мифологический образ и символ. Остальное, если сможете, сделаете сами. Я же укажу только на то, что мифологический образ сбивания, или пахтанья, океана отражает процесс творчества материи в самом Мироздании. Здесь мы имеем дело со спиральным вращением, соотнесенным с простейшими образами мутовки и веревки. За простейшим образом стоит сложнейший процесс. Это одна из особенностей мифологического образа и символа, мифологического мышления вообще. За простым сложное. За обыденным космическое. Вещество или материя, необходимая для самосоздания, накапливается спиральным движением. Для того чтобы возникла Земля или любое другое небесное тело, частицы созидающей материи должны были стать вращающейся спиралью. Той спиралью, которая так похожа на змея, или нага. Раскаленный змей изначальной материи, приводимый движением из состояния хаоса в состояние порядка, или Космоса, был первой материальной, видимой формой нашей планеты. В ней бушевали те противоположные силы, действие которых вам много лучше объяснит физик или, скорей, астрофизик. Великий Закон двойственности через материю реализовывал себя в творчестве. Результатом творчества явилась наша планета. Сначала похожая на сгусток вращающегося огненного тумана, затем более плотная, сконцентрированная, а потом остывающая, чтобы дать на своей поверхности место жизни, которая всеми своими атомами будет всегда связана и с изначальной космической материей, и с ее творческим потенциалом, и с Законом Великой двойственности, реализующим этот потенциал. И эта связь не односторонняя, а двусторонняя. Одно может переходить в другое. И мысль, вершина этой огненной эволюции, в спиральном движении может преображаться в вещество, в материю и обретать материальную действительность. И в этом ничего нет удивительного, ничего, как многие любят говорить, сверхъестественного.

Символ Великого нага, или змея, – одна из первых ступеней осмысливания человеком самой материи, самого Мироздания. Символ не выдуманный, не фантастический, а несущий нам Великую реальность Космоса и его эволюции. Между различными уровнями самого мифологического образа и реальностью, стоящей за ним, существует множество сложнейших переходов, объяснить которые может только сложнейшая философская система с развитой и четкой теорией познания. Существует ли такая сейчас на планете или нет, я вам не отвечу. И не отвечу преднамеренно. Ибо каждому человеку, каждому уровню его сознания сужден свой поиск. Человек должен пройти через этот поиск сам, не цепляясь за палец Старшего. Обязан пройти его своими ногами, а не чужими. Здесь действует Закон Великой эволюции. Нарушение его ни к чему хорошему, как мы все убедились, не приводит. Первую веху разгадки мифологического образа мы уже с вами прошли.

Вторая веха называется «Мудрецы». Ученые, занимающиеся мифологией, называют их культурными героями. Это прекрасное название. Память человечества донесла до наших дней имена многих из них. Мифы, легенды и сказки повествуют о мудрецах, полубогах, волшебниках, которые были могущественными, великими и для которых не было ничего невозможного. Они обучали людей земледелию и ремеслу, предписывали определенные этические нормы поведения, упорядочивали их культы. Память о культурных героях живет в каждом народе. Не было ни одного народа, где бы не действовал такой культурный герой. Я, как вы уже заметили, не склонен к однозначному и прямолинейному анализу сложных явлений, формировавшихся в течение многих тысячелетий. Я не могу, например, вам сказать, что за каждым культурным героем стояла определенная личность, обладавшая перечисленными мною качествами. Я могу только утверждать, что за категорией культурного героя стояла реальность. И одной из них были наги-мудрецы. С древнейших времен змей, или наг, был символом мудрости.

Мифологический образ и мифологический символ формировались всегда «сверху», а не «снизу». Мысль, пронизывающая символ, шла сверху, а не снизу. Она не отталкивалась от ползающего по земле, она шла от летящего в небе. Верхний уровень, или Высший, всегда играет важнейшую роль в формировании мифологического символа. Вы знаете, полагаю, и индуистскую иконографию, и буддийскую. Вы видели изображения и у других народов. Там присутствует мифологическая символика, связанная с нагами. Кое-какие символы и образы мы с вами уже обсудили. В этом многообразии я хочу обратить ваше внимание на два изображения, вернее, на два типа изображений. Это люди, над головами которых подняты змеиные капюшоны, которые как бы составляют часть их головного убора, и люди, у которых верхняя часть тела человеческая, а нижняя змеиная. Нередко оба варианта сочетаются. И те и другие называются нагами. Они имеют свои имена, свои мифы, повествующие об истории их жизни и деяниях. Под змеиными капюшонами изображены и божества, и полубожества, и мудрецы, и волшебники, которые могли превращаться в змей, и правители. Но все они имели один символ. Символ мудрости или в виде капюшона, или в виде змеиного тела. Невежды, взирающие на эти изображения, считали, что древние индийцы или древние китайцы обладали безудержной фантазией и были обманщиками. Они спешили разоблачить этот обман, уличить древних в фантазерстве, утверждая, что таких существ никогда не было на белом свете. Они принимали символ за реальность, чего никогда нельзя делать. Надо искать реальность, стоящую за символом, за мифологическим образом. Невежды этого не понимали и несколькими словами обесценивали бесценное. Мы можем согласиться с ними только в одном: таких существ, действительно, на белом свете не было. Их создала мифологическая символика, чтобы обозначить Мудрость, Знание, Творчество. Наги мифологии были, действительно, мудрецами, риши, сиддхи. И не зря в самих мифологических текстах такие понятия, как наги и риши, наги и сиддхи, отождествляются.

Они не были ни божествами, ни полубожествами. Они были людьми, но их развитие или, вернее, их место на лестнице человеческой эволюции было несколько выше, чем ступеньки основной массы. Их можно было бы назвать культурными героями, но не в общем смысле собирательного мифологического образа, а в частном случае реальности. Эти мудрые наги, будем их так называть, были причастны ко многим культурным моментам в истории человечества и связаны со многими духовными движениями. Короче говоря, эти мудрецы и маги, каковыми считают их мифы и легенды, проявлялись в реальной жизни людей. Они выходили из своих подводных дворцов, из потайных пещер и подземных переходов и несли людям знания. Они входили в близкие отношения с людьми. Принцессы выходили замуж за нагов, а принцы женились на нагинях. Я преднамеренно смешиваю сейчас реальные понятия с легендарными. Но в моем выборе этих легендарных понятий есть своя цель. Я беру легенды или элементы этих легенд наиболее близкие к реальности. Почему я это делаю, вы потом поймете. Благородный Элапатра, царь мудрых нагов, вместе со своими приближенными помогал Будде распространять его учение. Нагарджуна получил свою Книгу мудрости у Великого нага озера Манасаровар. Китайский император Фу-си сам был мудрым нагом. История, особенно легендарная или так называемая мифическая, знает немало примеров таких правителей в самых разных странах. Мудрые наги своим знанием и умением на людей простодушных и наивных производили впечатление магов и волшебников. Я бы вам мог привести много различных историй и примеров, связанных с мудрыми нагами, над головами которых поднимались змеиные капюшоны. Но вы и сами достаточно об этом наслышаны и немало прочли.

Мудрым нагам, владевшим Знанием, это Знание не сваливалось, как чудо, на голову, не возникало само собой в результате какого-то волшебства или магии. Они были людьми, и на них как на людей распространялись закономерности, свойственные остальному человечеству. Их знания были результатом огромного труда. Рядом со знанием шла мудрость. Накопление происходило в течение бесчисленных поколений, в течение бесчисленных веков и тысячелетий. Мудрость нагов состояла и в том, что они свято соблюдали закон Великой преемственности. Они поддерживали огонь этой преемственности, как поддерживают однажды зажженный огонь в очаге, когда нет больше иного источника пламени, чем этот огонь в очаге. Исчезали народы, тонули континенты, но мудрые наги передавали во Времени огонь преемственности, как драгоценную эстафету. А Время было огромно, намного больше того, которое представляете вы или ваши коллеги-историки. И если говорить об этом факте преемственности, то мы должны помнить и о той Ночи, через которую несли его мудрые наги. Я имею в виду долгую Ночь Великих катастроф и гибели континентов. Вы должны знать, что факел Знания и Великой преемственности зажгло не наше человечество. Он горел и до нас на тех континентах, которые сейчас спят под толщей океанских вод. Даже грандиозные геологические катастрофы не смогли погасить этот факел, не смогли прервать той культурной традиции, которая тянулась от тех, кто был до нас, к нам. Люди, ушедшие в далекую мглу небытия, в незапамятные времена передали эту традицию или, вернее, остатки этой традиции грядущим поколениям, стоящим у истоков формирования нового облика планеты, нового человечества. Но культурная традиция, нравственная основа человечества, еще не есть знание. Она является только лишь фундаментом, на котором зарождается знание. И это знание предыдущего человечества спасли мудрые наги, чтобы передать его новому, грядущему человечеству. И в Ночи катастроф и бедствий, наводнений и извержений, землетрясений и горообразований, то уменьшаясь, то увеличиваясь, горел факел преемственности главного Знания, горел ровно и спокойно. Круг, который он освещал, иногда сужался до минимальных, ничтожных размеров. Слабели руки, державшие факел, но мудрые наги, идя подвижническим путем, продолжали нести его. Огонь факела мудрых нагов уже коснулся и вас. Вы его если и не увидели, то ощутили. Этим объясняется ваш жгучий интерес к ним. Мудрые наги не были каким-либо этническим объединением, не были какой-то особой кастой. Они не представляли определенного класса общества, как вы любите говорить. Они были единомышленниками, движимыми общей целью накопления и сохранения Знания. Они знали пути эволюции человека, развития планеты и Великие законы Космоса. Сейчас нам с вами трудно представить, как все происходило в этой Ночи Великих катастроф. Мудрые наги готовили убежища, в которых спаслись те, кто должен был спастись. Они знали эти места, ибо понимали закономерности этих катастроф. Это были вновь возникшие и преображенные горы. Они казались страшными и неприступными, их еще била лихорадка землетрясений. Но они были менее опасны, нежели бушующие волны океана, заливавшего равнины и низкие места. Мудрые наги уводили не только людей. Они спасали древнее гибнущее Знание. Они уносили с собой рукописи, реликвии, образцы искусства.

Знайте же, что самый первый музей на земле создали мудрые наги. Но этот музей не размещался в одном здании, где вы спокойно переходите из зала в зал, созерцая выставленные там в определенном порядке экспонаты. Такого здания не было. Но были горные убежища. Естественные пещеры с огромными залами и потолками, похожими на каменное небо, помещения, вырубленные в скальном основании гор, никому не известные тайники – все это использовалось, чтобы сохранить все, что удалось спасти. И сами Гималаи превратились в огромный музей, которого не знал еще ни один народ. Горы продолжали греметь землетрясениями, и раскаленная лава извергалась там, где возникали тонкие места в земной коре. Горы меняли свои очертания, подножья становились вершинами, а сдвинутые плато вздымались пиками. Пещеры рушились, камни забивали их ходы, и снега покрывали подступы к ним. Но вы хорошо знаете, что до сих пор люди в горах случайно натыкаются на большие и маленькие залы этого музея, находят его реликвии, но не могут понять их смысла. Они считают, что эти реликвии принадлежат богам, и иногда помещают их на алтари своих святилищ. Но такое случается редко, многие из реликвий хранятся в тайных сокровищницах храмов и монастырей.

В наших горах рассказывают легенды о таинственных пещерах и подземных ходах, ведущих в неизвестность. Легенды нередко связывают эти пещеры и подземелья с нагами. Подземное царство нагов Патала в этих легендах становится реальностью. Так думают те, кто рассказывает эти легенды, и те, кто их слушает. Но таинственные пещеры и подземелья лишь одна из граней мифологического образа Паталы. Сам же образ много сложней.

Вы, наверное, уже заметили, что я все время предостерегаю вас от прямолинейных связей между мифологическим образом и реальностью, от упрощенного толкования этой реальности. Не упрощайте! Упрощение ведет ко многим заблуждениям. Мы же должны постараться истолковывать наследие нашего прошлого без этих заблуждений. Иначе они могут стать заблуждениями нашего будущего. Великое Время разъять нельзя. Нельзя отделить прошлое от настоящего и будущего. Нельзя перекрыть в каком-либо месте его единый, слитный поток. Нужно осознать и понять это и почувствовать огромную ответственность, которая лежит на человеке, занимающимся нашим прошлым. Заблуждения о прошлом могут стать заблуждениями о будущем. Помните это. Если вы все это понимаете или хотя бы ощущаете, мы перейдем с вами к следующей вехе. Вы, очевидно, заметили, что в том, как я ставлю эти вехи, есть своя закономерность. Мы спускаемся сверху вниз, следуя логике самого мифологического образа, и с этим спуском сужается поле нашего обозрения, в нем появляются конкретные категории обычного, вполне доступного уровня. Но еще раз напоминаю, что даже этот уровень составляет единое целое со всем тем, о чем я говорил. Вы знаете, что существовали народы, которые называли себя нагами. В понятие народ я сейчас не вкладываю ни этнографического, ни социально-экономического смысла. Я имею в виду всего-навсего группу людей. Возможно, с вашей точки зрения, это легковесно и даже бессмысленно. Когда вы поймете все, вы так считать не будете. Вы уже встречались с некоторыми из них. Они называли себя нагами. Вот вам и предстоит разобраться в том, кто же это такие – наги, которых вы встретили в Бхадрава, и как они соотносятся со всем тем, что вы знаете о нагах. А сейчас мы займемся последней вехой, стоящей на нашем пути.

Веха называется «Культ нагов» и является самой низкой вехой, но в то же время и самой сложной. Дело в том, что в культе, как нигде, различные уровни мифологического образа спутаны. И это неизбежно. Ибо сам образ находится все время в движении, повторяя динамику человеческого общества во всех ее аспектах, включая и политический. Вы прошли уже немало дорог. Видели святилища и храмы нагов. Говорили со жрецами. Пытались выявить какие-то закономерности. Вы обнаружили тесные связи культа нагов с культами солнца и богинь-матерей. Вы правильно в своих размышлениях соотнесли этот культ с землей, циклами ее обработки, с ее плодородием. Сквозь разноцветную завесу различных ритуалов вы уловили извечную идею цикличности жизни и смерти, умирания и воскрешения. Теперь вам во всем этом предстоит разобраться самой. И когда вы это начнете делать, имейте в виду всегда изначальный мифологический образ и тот подход к расшифровке его, о котором я говорил. Вас, конечно, удивили отличия этого культа от всего остального, что вы видели до сих пор, и его широкая распространенность в горах. Считайте, что вы посетили один из обширных залов Гималайского музея, освещенный факелом Великой преемственности. И сам культ является одним из языков пламени этого Факела.

Я чувствую, что не смог вам до конца, если конец вообще существует, объяснить сложности такого явления, как мифологический образ нага. Я не мог этого сделать не потому, что я не представляю себе его сложности, а потому, что вы сами еще многого не знаете, многое вам предстоит еще постигнуть. И многое понять. И на этом пути вы каждый раз по-новому будете осмысливать то, что я вам сказал, будете открывать для себя новые глубины, мимо которых вы прошли во время долгой нашей беседы. Желаю вам успеха.

Лама гибко поднялся, и я поняла, что наша беседа окончена. Мы попрощались, и я спустилась вниз по крутой узкой лестнице и вышла на улицу. Предрассветный, прохладный ветер дул с гор. Над горами стояло странное зеленоватое небо, и розовые тени лежали на снегах вершин. Совсем неожиданно пришли на память стихи Николая Константиновича Рериха:

У дверей моего гостиничного номера, прислонившись к обшарпанной стене, дремал мальчик-горец. Разбуженный звуком поворота ключа в двери, он вскочил на ноги.

– Мадам, – хриплым шепотом произнес он, – я думал, что вы совсем пропали и больше никогда не вернетесь. Я хотел разбудить короля и сообщить ему об этом.

– Не надо будить короля, – сказала я. – Пусть спит. Я вернулась.

Индия была одной из редких стран, где наг играл важную роль в мифологии и легендах. Сначала осторожно, а потом смелее я пошла по вехам, обозначенным Ламой, и остановилась на сюжетах, носивших глубоко символический характер. Одним из них был миф о противостоянии, а иногда и жестокой борьбе между Нагом-змеей и солнечной птицей Гарудой. Исследуя этот странный символ, я постепенно стала понимать, что наг в своей изначальности представлял плотную материю Земли, а Гаруда – крылатый дух. Полем же сражения плотного и тонкого, низшего и высшего, был внутренний мир самого человека. А если это так, то реальность, стоящая за таким мифологическим символом, была теснейшим образом связана с самосовершенствованием человека в процессе космической эволюции, с его преображением, когда дух в нем побеждал низшее земное начало, представленное змеем. Из этого сюжета возникала богатейшая палитра, связанная с космогоническими символами мифов и особенностями и закономерностями самой космической эволюции. Но, как говорил Лама, расшифровка мифологического символа была занятием нелегким и сложным. Мне предстояло выбрать самое важное направление в этой работе, каковым, с моей точки зрения, являлись мудрые наги, культ которых сохранился в Западных Гималаях во всей его чистоте. Во второй книге этой трилогии я упоминала о храмах и алтарях, посвященных этим мудрым и многое умеющим нагам. Не было сомнения, что здесь я имела дело с обожествленными культурными героями. Над их головами возвышались змеиные капюшоны. Такие же капюшоны я встречала у индуистских богов Шивы и Вишну, у Будды и его последователей. Каким же образом символ низшей природы человека и Земли стал знаком мудрости? И что, в конце концов, означала победа над драконом или нагом и их уничтожение в древних мистериях? Я догадывалась, что победа эта означала одоление низшей природы и ее преображение в высшую. Но сам символ змеиного капюшона над головами богов, культурных героев, мудрецов тем не менее продолжал ставить меня в тупик. Необходимо было выяснить два момента: сколь древен этот символ и каковой может быть его философская концепция.

Во время своего путешествия по Западным Гималаям я нашла некоторые связи между культом нагов и древнейшей культурой Индии Мохенджо-Даро и Хараппы. Речь шла об общем в храмовых масках Читрари с маскоидами Мохенджо-Даро. Но маскоиды были очень слабым доказательством того, что пять тысяч лет тому назад в Мохенджо-Даро был культ нагов. И опять я сидела за книгами и альбомами, рассматривая фотографии археологических находок. И постепенно эта культура входила в меня, становясь как бы моей частью. Я уже представляла ее города, видела лица людей, живших в том необозримо далеком прошлом, понимала, чем они занимались. Но все чаще и чаще среди археологических находок попадались терракотовые фигурки. На них были изысканные украшения, чуть-чуть намеченные одежды и странные высокие головные уборы. Исследователи культуры Мохенджо-Даро и Хараппы называли их богинями. Я разглядывала их подолгу и наконец заметила, что на богинях, от фигурки к фигурке, менялись украшения и одежды, но головные уборы оставались теми же самыми. И, вглядываясь внимательно в них, я заметила, что они мне напоминают нечто весьма знакомое. А дальше как озарение – змеиные капюшоны над головами индийских богов и культурных героев. Теперь не было сомнения – над головами богинь Мохенджо-Даро были вознесены змеиные капюшоны. Культура Инда была современницей Древнего Египта, на коронах фараонов которого был известный всем урей – раздутый капюшон кобры. Итак, все сходилось, все связывалось, неясным оставалось только одно – значение символа змеиного капюшона. Но когда мне открылся смысл древних мистерий, я поняла значение древнего мифологического символа: змеиный капюшон, вознесенный над головой богов, культурных героев, мудрецов, древних богинь Мохенджо-Даро, над Буддой и его последователями, есть особый знак победы духа над плотной материей, символ преображения, признак расширенного сознания, мудрости и владения высокими знаниями. Иными словами, носившие над головой змеиный капюшон стояли на более высокой ступени космической эволюции и выступали в качестве Учителей по отношению к человечеству. Именно Индия больше, чем другие страны, сохранила не только культ Учителей, мудрых нагов, но и живую о них память. Грандиозный индийский музей продолжает действовать и творить, напоминая нам о тех, кто принес знания на планету Земля и передал их нам в той или иной форме, сохранив для нас самую важную эволюционную традицию Учительства. Принесенные ими знания расширяли наше сознание, инициировали философию и науку, показывали нам смысл искусства и высокого творчества, укрепляли наш духовный кругозор и ступень за ступенью открывали тайны Мироздания и самого человека. Век за веком, капля за каплей проливались на Землю из Космоса, через посредников или напрямую, сокровенные знания, помогавшие нам преодолевать эволюционные восхождения и дававшие нам возможность понять смысл нашей жизни и смысл нашей эволюции.

 

3. Шамбала – миф и реальность

 

Сюжет Шамбалы был последним в наших беседах с Ламой, который определил его как самый сложный.

– Вы, наверное, не раз слышали, – начал он, – что есть Шамбала земная и Шамбала небесная, или, вернее, точка, где сходятся два мира – мир плотный и мир Тонкий. Эта точка не постоянна. Ее расположение зависит от многих природных условий, возникающих на Земле. Зависит от ее вибраций, направленности линий ее магнитного поля, ее геологического состояния и от многого другого, что еще пока вам трудно объяснить. Геологические катаклизмы и катастрофы меняют облик Земли и, соответственно, меняют координаты этой точки. В период существования Четвертого материка она находилась в районе теперешней пустыни Гоби, где когда-то бушевало море. Она располагалась на острове, который назывался Священным и о котором до сих пор сохранились отголоски легенд и сказаний. Белый остров, Беловодье, Священный остров и т.д. Белого острова давно уже не существует. Он был разрушен во время гибели Четвертого материка и формирования Пятого. Правда, о нем в теперешней пустыне Гоби осталась память. Небольшое озеро с небольшим островом – своеобразная музейная реликвия планеты Земля. Путь к нему через пески пустыни крайне затруднен. Возможно, что кто-нибудь и забредал в это место, но не придал ему особого значения, приняв за неожиданный оазис. Но, самое главное, на Земле остались те, которых мифы называли мудрецами и мудрыми нагами и которые смогли обнаружить то единственное место, куда передвинулась главная точка изменившейся планеты. Она оказалась в Гималаях, молодых горах, катаклизмом выдавленных из земных недр и вознесенных стихией к самому небу. На эту точку указал и метеорит, занесенный на Землю из беспредельных глубин созвездия Орион. Я был бы не прав, если бы приписал появление метеорита полностью природным причинам. Деятельность человека здесь тоже сыграла свою немалую роль. Планета получила реликвию из Космоса как своеобразное благословение ее обновлению и ручательство дальнейшего сотрудничества с Космосом. В метеорите заключен минерал, в котором содержится неизвестный вам вид энергии. Но это потенциальная энергия. Сам же минерал – внеземного происхождения и на Земле никогда не был найден. Потенциальная энергия, заключенная в нем, активизируется энергетическим полем Земли и больше всего психической энергией самого человека. При этом магнитные свойства метеорита усиливаются и нередко меняют свое качество. Короче говоря, он является магнитом или, вернее сказать, своеобразным инструментом, излучающим особые магнитные вибрации. Я говорю «особые», потому что не в состоянии вам объяснить, с вашей научной точки зрения, свойства данных магнитных вибраций. Это лучше объяснит наука будущего. Поэтому нам с вами придется подождать.

Эти вибрации, действующие в унисон с вибрациями планеты, Космоса, других миров, о существовании которых вы даже не подозреваете, и психической энергией человека, были не только исследованы теми, назовем их пока простым словом «мудрецы», но были найдены и пути их применения. И это практическое применение оказалось неограниченным, а в ряде случаев и неожиданным. Данный метеорит, или, как его называют, Камень, имеет несколько осколков, которые могут находиться в разных частях планеты, но всегда будут связаны с основным телом. Энергетика метеорита может влиять на человека, его культуру, его действия, его творчество, а следовательно, воздействовать на эволюционные моменты планеты и человека. Владеющий таким осколком может претворять идеи пространства в действие и ускорять или тормозить эволюцию. Есть выражение «заложить магнит», что значит активизировать природное магнитное поле данного места. Это можно сделать с помощью осколка самого Камня или предмета, который касался его. А иногда бывает достаточно энергетики высокого напряжения самого человека. На протяжении длительной истории человечества не раз возникали люди, выполнявшие веления космической эволюции. И если проследить их пути во Времени и Пространстве, то получится интереснейшая картина. Вы уловите как бы мелодию, которую исполняет Космос на струнах эволюции человечества. Эта мелодия звучит то спокойно и благозвучно, то взрывается драматизмом, то поднимается до трагических высот. Проследите за передвижениями Великих странников, за маршрутами некоторых путешественников, просмотрите мифы и сказания, исследуйте религиозные культы. Вы найдете много интересного для себя. Сказания о Граале, о Чаше Будды – это отражение Камня в религиозном мышлении Азии и Европы. Вы найдете его следы и в древней мифологии. Теперь настало время ввести Камень, как вы выражаетесь, в научный оборот. Материала и информации для этого более чем достаточно. Ваших ученых Камень должен заинтересовать и как вид еще неизвестной им связи. Обладатель осколка всегда находится на связи с основным метеоритом и его хранителями. Эта связь напоминает ваши радио- и телесвязь, но отнюдь не является их тождеством.

Явление Камня легло в основание того, что вы и многие из вас называют Шамбалой и еще сердцем планеты. Возможно, в самом начале все выглядело вполне обыденно и прозаично. Когда первый из мудрецов сумел определить эту точку, жизненный нерв планеты, он и обнаружил там этот метеорит. Говорят, в тот момент синее, холодное пламя вырвалось из Камня. Мудрец остался на этом месте и построил себе шалаш. Впоследствии там соорудили Большую Башню, соединенную со многими регионами подземными ходами. Эту Башню сейчас называют Башней Шамбалы, в пространстве которой находятся, кроме того первого, и другие мудрецы. Я опять употребляю мифологическое слово. Вы знаете, их также называют Махатмами, или Великими душами, а также Старшими Братьями человечества. Короче, это те, кто, пройдя через многие ступени космической эволюции, вернулись вновь в мир плотной материи, в инволюцию, чтобы помочь человечеству в его эволюционном восхождении. Они отличаются от земного человечества уровнем своего сознания, а соответственно и знания, напряженностью энергетики и частотой ее вибраций. Они могут появляться в плотных и тонких телах. Они представляют собой часть Космической Иерархии Света, Учителей, и тех, кто ведет человечество по ступеням космической эволюции. Они являются связью между нашим плотным миром и мирами более высоких состояний материи.

Надо сказать, что эволюция – это очень сложный космический процесс, в котором человек, представляющий собой неповторимую и индивидуальную комбинацию материи нескольких состояний, является одним из важных участников. Эти разные состояния материи, тесно связанные друг с другом и взаимно обуславливающие друг друга в условных рамках явления, которое называется «человек», по-разному соотносятся со Временем и Пространством. Я схематично очерчу три вида такой материи: так называемую физическую, или плотную, так называемую тонкую и так называемую огненную. Термины, которые я вынужден употреблять, крайне неточны. Но пока у нас с вами нет выхода из положения. В этом моем «пока» звучит отголосок надежды на будущее. Каждый из этих видов материи формирует свой мир, или, я бы сказал, свою Вселенную. И эти миры, или Вселенные, связанные с человеком через идентичную форму материи, имеют свое Время и свое Пространство. Физическая форма материи связана с осязаемым и видимым нами миром, с физической Вселенной и является наиболее кратковременной формой, склонной к быстрому распаду. Форма тонкая более длительна, ее индивидуальная комбинация более устойчива. Но и эта комбинация, омываемая рекой Большого Времени, не является неизменной. Старшие Братья являются субъектами космической эволюции, то есть могут, в силу уровня своего сознания, влиять на эту эволюцию и, если можно так сказать, управлять ею.

– Как выглядят Старшие Братья? – спросила я.

– На этот вопрос нет короткого ответа, – сказал Лама. – Это связано с проявлениями различных состояний материи. Достигший высшей формы может использовать низшую, но никогда наоборот. Некоторые из них выглядят так же, как и вы, другие несколько по-иному, а третьи – никак не выглядят. Их нельзя воспринять через физические органы. Чем выше состояние материи, тем сильней энергетическое поле этой сущности. Поэтому контакт с такой сущностью бывает для обычного человека затруднительным, но иногда и губительным. Но Старшие Братья всегда в таких случаях соблюдают предельную осторожность. Для некоторых из них, в силу этих же обстоятельств, условия земного существования являются нелегкими. Ну, например, загрязненный, задымленный воздух или негативные наслоения психической энергии на каком-то предмете. Надо сказать, что Старшие Братья в течение многих веков разрабатывали и исследовали ту энергию человека, которая называется психической. Я могу сейчас только сказать, что сила этой энергии во много раз превосходит энергию расщепленного атома. Старшие Братья пользуются этой энергией и сами хорошо ею владеют. Многие так называемые «чудеса» связаны с этим владением. Исследования в этой области ведутся ими до сих пор. Информация об этом уже вошла в пространство нашей планеты. Они прекрасные историки и могут делать то, чего не умеют ваши историки – прогнозировать на довольно длительное время. Многие пророчества, которые ходят по Гималаям, связаны с ними. Немало из них уже сбылось, немало – еще сбудется. Слово «пророчество» нередко отпугивает ученых. Конечно, это слово древнее и несет в себе элементы и мифологического, и религиозного сознания. Для прогнозов Старших Братьев это как бы ветхая одежда – маскировка, которая дает им возможность кое о чем предупреждать людей, чей уровень еще не позволяет говорить с ними строгим научным языком. Научное знание состояний материи, слагающих человека и Космос, научное видение закономерностей существования этих состояний во Времени и Пространстве и, наконец, научное владение психической энергией – вот тот комплекс знаний и навыков, который позволяет Старшим Братьям творить «чудо» пророчества, проходя из одного Времени в другое.

Вы, конечно, понимаете, что для всего этого нужен огромный запас знаний самого разного плана и наличие не менее разнообразных исследовательских навыков. Поэтому, давая общую характеристику места, которое называется Шамбалой, я хочу, прежде всего, отметить, что там – средоточие знаний. Эти знания были накоплены Старшими Братьями за длительный период существования человека, планеты и Солнечной системы. В их книгохранилищах и библиотеках собраны сокровища, если можно так выразиться, всех веков и народов. Ни один письменный язык, существовавший когда-либо на планете, не остался обойденным. Вы там можете найти письменные памятники человеческой мысли, которые считаются давно и безвозвратно утраченными. О существовании же некоторых из них современный ученый мир даже не подозревает. Многие рукописи, считавшиеся сгоревшими, покоятся на полках их библиотек. Но сокровища, носящие исторический характер, не ограничиваются лишь книгами и рукописями. В Скалистых Башнях Старших Братьев есть музеи. Они похожи на ваши музеи, но в то же время отличаются от них. В них собраны различные исторические реликвии, произведения искусства, предметы, когда-либо игравшие роль магнитов. Конечно, не каждая реликвия, не каждый предмет искусства попадает в музей Скалистых Башен. Их строго отбирают. Важную роль при этом играет так называемое энергетическое поле предмета и качество излучений его поля. В этом излучении выражается их эволюционное значение. Старшие Братья, овладевшие многими тайнами материи, могут по этим полям и излучениям получать информацию об эпохах, крайне отдаленных от нас по времени. Для них эти поля и излучения являются очень важным историческим источником.

Уж коли мы заговорили об исторических источниках, то к этому можно добавить и то, чему еще нет названия в вашем языке. Многие исторические события, имевшие эволюционное значение, запечатлены также в музеях. Я просто не в состоянии вам объяснить, как делаются эти живые картины, восстанавливающие важные события во всех подробностях своей эпохи, во всех деталях их воздействий на настоящее и будущее. Термин «живые картины» тоже не подходит к этому. Научная методика исследований Старших Братьев в разной степени отличается от вашей. Вы иногда в своих исследованиях интуитивно приближаетесь к ней, иногда отдаляетесь, во многих случаях делаете все по-другому. Но вы не можете сказать, что методика Старших Братьев не научна. В науке много путей познания материи и разнообразна методология этих исследований. В своих исследованиях Старшие Братья широко используют психическую энергию. Вы же, забывая о человеке и его способностях, во многих случаях пользуетесь техническими средствами. Главное же чудо Мироздания – человек – порабощен металлом, цифрами, индикаторами, пляшущими перед его глазами светящимися кривыми и прямыми. Даже некоторые ваши историки стали использовать компьютеры, стремясь все богатство и многокрасочность человеческой истории втиснуть в цифры и таблицы. Цифры заслонили от них аромат эпохи, ее краски, стремления, ее радости и страдания. Такая наука принижает человека, а не возвышает его и способствует роковому разделению науки, обособлению и изоляции друг от друга ее областей. Это может привести в тупик. Поймите меня правильно. Я вовсе не выступаю против любого инструмента, против любого аппарата как средства исследования. Старшие Братья используют и то и другое, но они не переходят границы, за которой кончается человек и начинается только машина. Их аппараты и инструменты сгармонизированы с ритмами и вибрациями самого человека, они работают на его психической энергии. И, надо сказать, такой метод, такое назначение инструмента приводит к более высоким результатам, нежели у вас. Исследования Старших Братьев направлены на то, чтобы выявить в человеке скрытые грандиозные возможности, уменьшить его зависимость от машины и с помощью того же человека и его энергии привести изыскания к тому, что вам сейчас кажется невозможным и невероятным. Многое из того, чего достигли Старшие Братья, сокращает путь науки, делает ее более точной и результативной. Все исследования, предпринимаемые Старшими Братьями, по этой же самой причине всегда находятся в главном русле эволюции человека, планеты, Космоса.

Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что владение тайнами материи и неизвестными вам энергиями делает труд Старших Братьев легким, почти неощутимым. Совсем наоборот. Чем выше они поднимаются, тем сложнее задачи и проблемы, стоящие перед ними, и тем напряженнее становится их труд. Мечта значительной части людей на Земле о том, что настанет время, когда все будет сделано и познано, а людям останется лишь пожинать плоды всего этого, – мечта пустая. Она не имеет под собой основания. Человек, пока он остается человеком, никогда не будет освобожден от труда.

Я хотел бы еще остановиться на том, что вы называете социальной организацией. Эта организация Старших Братьев явно отличается от того, что есть у вас. Ваше социальное устройство в основном носит субъективный, я бы сказал, искусственный характер, где не учитываются ни особенности эволюции человечества, ни Законы Космоса, в рамках которых действует эта эволюция. В социальных своих стремлениях Старшие Братья следуют не только Законам Космоса, но и природно-историческим тенденциям, которые выработала эволюция в течение своего продолжительного существования. Одной из важнейших таких тенденций является Община. Объективный Закон Общины превращается в реальность только благодаря субъективным усилиям мыслящей материи, осознавшей возможность Общины в рамках Законов Великой Материи. Без этих усилий возможность Общины остается лишь манящей сказкой. Община не может реализовываться сама собой. Нужен труд, и немалый, самой мыслящей материи, в данном случае человечества. А усилия эти должны быть сделаны, потому что общинная организация, или коммунистическое устройство, – не только манящая мечта человечества, но и один из важнейших моментов в его эволюционном развитии. Благодаря усилиям многих поколений, Старшие Братья реализовали Общину, или Коммуну, на очень высоком уровне. С вашей точки зрения – это идеальная организация, которая никогда не сможет существовать в действительности. Но тем не менее она существует и как маяк озаряет путь человечества в его продвижении к более совершенной форме организации. Но в чем-то и вы правы. Эта идеальная Община создана на иной ступени эволюции, нежели та, на которой сейчас находится человечество. Но это не значит, что сама идея Общины для человечества утопична, нереальна, пустая мечта. Пример Старших Братьев свидетельствует об обратном. У человечества впереди еще долгий и тяжелый путь к такой Общине. Путь труда, борьбы, путь поражений и побед, разочарований и немалых жертв. Но маяк зажжен и освещает дальнейший путь.

Община Старших Братьев существует на планете с древнейших времен. Много это или мало – сказать трудно. Ибо их время отличается от земных мерок. Ритм их Времени звучит в унисон с ритмом Времени Великой Материи, с ритмом Космоса. В их Общине нет частной собственности, которая обычно является основой всяческих разделений, неравенства и ограничений в человеческом обществе. Но я был бы неточен, если бы указал на отсутствие частной собственности только как на социально-экономическую категорию. Более важным обстоятельством является отсутствие сознания, связанного с этой частной собственностью. Вы можете, например, ликвидировать частную собственность, но сознание людей останется частнособственническим.

Государство может контролировать экономическую жизнь страны, не допуская появления этой частной собственности, но частнособственническое сознание людей все равно будет искать выход для своего проявления. Оно будет искать различные щелки и прибегать ко всяким уловкам. И частная собственность, с ее властью денег и унижением человеческого достоинства, может возродиться вновь в недрах общества, освободившегося от частной собственности. И только когда в сознании людей сформируется отрицание частной собственности во всех ее видах и проявлениях, тогда мы можем сказать, что у нас нет частной собственности. Это сознание должно быть со временем распространено и на категорию личной собственности. Ведь дело не в том, что вы отказываетесь от владения какой-то вещью, дело в том, чтобы не почувствовать, что отказались. Пока вы это чувствуете, значит, ваше сознание еще не доросло до высокого уровня. И, в конце концов, дело не в том, владеете вы или не владеете какой-либо вещью. Дело в том, как вы к этой вещи относитесь. Можно иметь вещь, но при этом осознавать то, как сказал один из древних мудрецов: «Не вижу вещей, которыми владею». А можно не иметь вещей, но в силу своей собственнической психологии стремиться к обладанию ими. Община Старших Братьев основана не только на отсутствии частной собственности, но и на полном отсутствии собственнической психологии в их сознании. Такое сознание Старших Братьев распространяется не только на материальные вещи, но и на многое другое, где наши собственнические наклонности также проявляются. А раз это так, то и говорить о скором их искоренении не приходится. Людям даже сравнительно высокого уровня сознания всегда грозит рецидив собственничества. Старшим Братьям это уже не грозит. Поэтому можно сказать, что основа их Общины стабильна и развивается в направлении к Высшему.

И еще несколько слов об этом пресловутом равенстве. В обществе, где объявляют всеобщее равенство, больше всего, в конечном счете, возникает неравенства и злоупотреблений. У равенства должен быть четкий, определенный критерий, соответствующий данному историческому этапу, данному уровню сознания и данному уровню структуры самого общества. Этот критерий должен быть реальным и не оторванным от земной тверди. Иначе всякого рода суесловие, которое неизбежно возникает при забвении реальных фактов, сведет на нет не только сам критерий, но и уничтожит равенство.

В Общине Старших Братьев такой критерий существует. Его можно определить словом «иерархия». Казалось бы, слово «иерархия» противоположно слову «равенство». Но в этом противоположении заключен глубочайший диалектический смысл. Ведь дело не в самом слове «иерархия», а в том, что кладется в основу этого слова или понятия. В данном случае в основе лежит уровень сознания и уровень той эволюционной ступени на лестнице восхождения, на которой стоит тот или иной Старший Брат или Сестра. Иного критерия там нет и быть не может. Никаких прав по рождению, никакой национальной исключительности, никаких административных постов, никаких ученых званий и степеней, ничего такого, что дает в нашем земном мире преимущество одних над другими. Единственный всеобъемлющий критерий, равно признаваемый всеми, – уровень сознания, степень знания и эволюционного положения, который достигается только трудом. Трудом индивидуальным и в то же время коллективным. Труд индивидуальный – не значит «мой труд», «твой труд», «его труд». При этом, конечно, «мой труд» часто ставится выше «твоего» или «его» труда. В Общине Старших Братьев, как вы уже, наверное, поняли, такой психологии нет. Поэтому сотрудничество, которое возникло в этом коллективе, – сотрудничество истинное. Напряженный, систематический труд каждого члена Общины – это еще полдела. Необходимо истинное сотрудничество, помогающее Старшим Братьям выполнять тяжелую работу, реализовывать на первый взгляд непосильные задания. В Общине создана целая этическая система, регламентирующая взаимоотношения между людьми. Я, может быть, неудачно применил слово «регламентация». Полагаю, у вас это связано с какими-то ограничениями, предписаниями и санкциями. Я видел выражение вашего лица, когда произнес это слово. В Общине Старших Братьев ничего похожего на вашу регламентацию нет. Все нормы взаимоотношений и поведения обусловлены опять-таки высоким уровнем сознания. Община накопила огромный опыт в этике, и многое из того, чего достигли там, было уже сообщено людям, и вы об этом знаете. Вы также знаете, что этика обретает важнейшее значение в деле повышения сознания человечества в целом. Это один из главных внутренних инструментов человека. Без внутренне осознанных этических и нравственных норм никакая Община существовать не может. И это, повторяю я, не утопия, это реальность. Но реальность будущего. И от самих людей зависит, сделать ли это будущее близким или отдалить его.

Кстати, я хотел бы сказать несколько слов об утопии. Люди часто употребляют это слово, не задумываясь глубоко о его значении. «Утопия» для них звучит как нечто сказочное, фантастическое, неосуществимое. Но, так же как и сказка или фантастическая легенда отражают какую-то реальность, стоящую за ними, так и «утопия» имеет под собой реальное основание. Реальность эта, как вы, очевидно, поняли, существует в Гималаях многие века. Сама идея утопической общины, благодатной страны с совершенными людьми и совершенным устройством, пришла в мир с Востока. Вы можете сами это проверить по историческим и философским трудам. Восточное происхождение идеи свидетельствует о едином ее источнике. Таким источником, вне всякого сомнения, являлась Община Старших Братьев. Общины, как прообразы будущего, возникали, время от времени, в различные периоды человеческой истории в разных странах и на разной основе. Были общины единомышленников, были религиозные общины, были общины, возникшие во время социальных потрясений и революционных взрывов. Эти общины были кратковременны. Но какие бы поражения и неудачи не терпело общинное строительство, труды первых общинников не пропадут даром. За ними придут другие, третьи, четвертые. Новый мир, который грядет на планету, существовать без общины не сможет. Община самым тесным образом связана с явлением сотрудничества на самых разных уровнях.

Чувство сотрудничества, как неотъемлемая часть космического сознания, должно присутствовать в человеке как его дыхание, как биение его сердца, как способность воспринимать красоту окружающего мира. Оно должно стать органичным для всей структуры человека. Сотрудничество – это не просто благое пожелание какой-то группы людей. Это закон Космоса, и его соблюдение или несоблюдение может привести или к продвижению человечества, или к его разрушению. В конечном счете, и труд Старших Братьев держится этим сотрудничеством.

Человек сам должен уметь сотрудничать со Старшими Братьями и преодолевать в себе мешающие всему этому качества, такие, как неверие, невежество, отрицание, невнимательность, корысть, тщеславие, себялюбие и страх. Все это – порождения того уровня сознания, на котором сейчас пребывает большая часть человечества. И, несмотря на все это, Старшие Братья стремятся пробить дорогу истинного контакта и не ослабляют своих усилий вот уже много веков. Они как бы роют тоннель в толще всего того, что мешает, и чутко прислушиваются, идут ли к ним навстречу люди, роют ли они свой тоннель. Время от времени сквозь скалистую твердь человеческих заблуждений и предрассудков раздаются слабые и отдаленные удары кирки очередного осознавшего. Старшие Братья ищут ходы и находят их, хоть и узкие, но ведущие их к людям. Были времена на Земле, а они продолжались приблизительно до начала XX века, когда «выход в мир» не грозил Старшим Братьям особыми осложнениями, когда их ашрамы, назовем это так, находились не только в Гималаях, но и в других местах планеты и даже в некоторых европейских странах. Теперь условия на планете изменились явно к худшему. Это связано прежде всего с рядом моментов перехода к Новому эволюционному витку и теми обстоятельствами, которые из этого вытекают. Общая загрязненность атмосферы и энергетического поля Земли, которая наблюдается в послевоенный период развития планеты и человечества, заставляет Старших Братьев все реже и реже прибегать к прямому способу общения. В последние же десятилетия мы таких прямых общений и совсем не наблюдаем. Более того, разбросанные отдаленные ашрамы сейчас стянуты к Основной Твердыне, Скалистым Башням, и призыв «Плотно закройте забрала» неукоснительно выполняется Старшими Братьями. Не думайте, что это бегство от трудностей. Это собирание сил и их концентрация в одном месте. Если применять военную терминологию, то это выравнивание фронта перед наступлением. Теперь Старшие Братья находятся только в трех центрах, которые существуют на территории Гималаев, а точнее, Трансгималаев.

Связь Старших Братьев с «миром» имела самые разные формы. Нередко она осуществлялась с нужными им людьми через вестников. Эти вестники идут через мир неслышными шагами. Облик вестника может быть самым обычным, в его чертах вы не найдете ничего примечательного. Вестники стучат в указанные двери, чтобы передать весть на словах или вручить предмет, который скажет немало тому, кому это посылается. Но задача вестника не всегда бывает легка. Также и «посылку» вестника могут не заметить, не понять его миссии, отвергнуть его слова. Требуется большая чуткость тех, к кому направляется вестник, чтобы принять как нужно его весть.

– Могут ли Старшие Братья, – спросила я, – вмешиваться в исторический процесс?

– Такое вмешательство может произойти, – подумав, ответил Лама, – но на определенном уровне и в определенных рамках. Истории известны многочисленные факты разного рода предупреждений и советов, которые шли от Скалистых Башен. Эти предупреждения и советы давались открыто и явно, в них не было таинственности. Всякого рода предупреждения и советы сообщаются человеку только однажды. Таков закон. На этом трудном пути ни насилие, ни нажим использоваться не могут. Мы знаем немало фактов, когда предупрежденный вопреки сказанному поступал по-своему. Известны также факты, когда не внявшие ввергали себя или свой народ в пучину бедствий и страданий. Можно перечислить эти факты, но я не стану этого делать. Некоторые из них уже известны и фигурируют в вашей исторической литературе. Стоит только внимательно отнестись к этому материалу и исследовать его, получится интереснейшая историческая работа. В ней будут упомянуты имена, многим уже известные. Старшие Братья, вмешиваясь в исторические судьбы отдельных личностей и народов, стараются не только привести эти судьбы в созвучие с эволюцией, но и облегчить те жертвы, к которым может привести то или иное действие этих личностей и народов.

Вы уже знаете, что Скалистые Башни, или Шамбала, являются средоточием знания. Передача этих знаний человечеству является очень сложным процессом. Знаниями, или, как еще говорят, информацией, насыщено Время и Пространство, сам Космос. Скалистые Башни являются определенным фокусом для этой информации, точкой притяжения знаний. Многое из того, что достигнуто Старшими Братьями, не может быть выдано людям, потому, что способ выражения их научных мыслей и даже формул намного отличается от того, что используется современной наукой. Также многое не может быть выдано человечеству в силу низкого уровня его сознания. Расширение сознания будет идти параллельно с расширением круга знаний. Многие научные открытия используются сейчас во зло. Расщепление атома привело к созданию страшного ядерного оружия. Вы можете спросить: куда смотрели Старшие Братья? Я напомню вам основной принцип, на котором происходит их любое вмешательство, – соблюдение Космических законов. Вы хотите спросить, предупреждали ли они человечество о грозящей ему опасности? Отвечаю: да! И не однажды. Предупреждались ученые, разрабатывающие эти проблемы. Предупреждались государственные деятели. Вы спросите: в какой форме? В самых разных. Если бы вы были внимательны, то могли бы заметить, что эти предупреждения звучали уже с двадцатых годов XX века. Немало научных идей было подсказано Старшими Братьями. Многие из них еще ждут своего срока. Каждая ступень эволюции человечества, каждый ее виток имеет свой комплекс знаний. Использовать эти знания на благо или во зло – субъективный выбор самого человека, решение его свободной воли. Поток знаний, согласно законам Великой Материи, – объективен, так же как и объективен исторический процесс.

И Старшие Братья действуют в этом потоке точно так же, как в области любого исторического события. Они справедливо считают, что субъективный выбор человечества обусловлен уровнем его сознания, уровнем нравственности и этических норм. Поэтому этическое учение, содействующее развитию сознания каждого в отдельности и человечества в целом, вошло в мир из Скалистых Башен в двадцатые годы нашего столетия. Человечество Нового витка должно обладать высоким сознанием, то есть должно быть этичным. Владение новыми знаниями Материи и Энергии требует этой этичности. Без этики, предполагающей высокий уровень сознания, все эти знания могут привести к страшным последствиям, если не к гибели. Человечество должно овладеть Учением, данным ему Старшими Братьями. Наше будущее начинается сегодня. Чудес нет, но есть неустанный труд, самоотверженная борьба, напряженное творчество – все то, что обеспечит существование будущего человечества. Старшие Братья сделали свое дело. Они дали людям Учение. Поймут ли они, что получили, поймут ли идеи Учения, не отвергнут ли их, как отвергали не однажды то, что шло от Скалистых Башен. Если свободная воля людей станет доброй волей, тогда есть основания говорить о светлом будущем. Но сама собой, без усилий людей, воля не станет доброй. В добрую она превратится в борьбе с силами зла и тьмы. Эта борьба уже началась, и рассвет близок, но еще темно. Помните это изречение? Старшие Братья в этой борьбе и труде рассчитывают на сотрудничество всей планеты и каждого ее жителя. В Учении они обращаются ко всем, а не к избранным. Помните, время грозное и прекрасное! Качество Нового витка в эволюции человечества зависит именно от нашего времени.

Лама замолчал, и я прислушалась к тишине, которая царила вокруг. Косые лучи солнца золотили снега выплывшей снова из тумана Канченджанги. Казалось, что не снега покрывают ее пики, а потоки расплавленного золота стекают с ее вершин и исчезают, дымясь в клубах синеющих у их подножий облаков.

– Вот что такое Шамбала, – немного погодя, сказал Лама. – Это труд, творчество и восхождение. Это Новый виток эволюции, это Светлое Будущее. Красивая сказка о мифическом «земном рае», где живут добрые волшебники, творящие чудеса и помогающие каким-то «избранным», кончилась. Шамбала – это широкое сотрудничество со Старшими Братьями в борьбе и труде, это символ эволюции человечества планеты, в самом широком смысле этого слова. И это главное. Запомните.

Лама поднялся, протянул руку, и я ощутила крепкое рукопожатие. Он ничего больше не сказал, повернулся и быстрым, упругим шагом зашагал по каменистой тропинке. Он исчез за поворотом, как будто растворился в наступающих сиреневых сумерках. Больше я его на своем гималайском маршруте не встречала.

*   *   *

Для меня Шамбала, в правильном ее понимании, еще до Ламы, начиналась с Николая Константиновича Рериха, с его картин и его публикаций о Центрально-Азиатской экспедиции, на маршруте которой он собрал легенды и мифы о Шамбале. Картина «У Дивьего камня старик неведомый поселился» была написана в 1910 году, задолго до поездки Рерихов в Индию. Репродукции этой картины я видела не однажды, теперь же, после рассказа Ламы, она поразила меня неожиданно открывшейся мне сутью своей. «Что это? – подумала я. – Предчувствие или знание?» И после недолгого раздумья решила, что – знание. Картина была проста по сюжету, но глубока по своему смыслу.

...Солнечное пространство какой-то неизвестной долины, заполненное скалами и темными елями. И в центре этого пространства рядом со странной конической хижиной у замшелого валуна сидит седобородый, длинноволосый старик с не очень четкими чертами лица. Его босые ноги сложены в «позе лотоса».

Это было начало Шамбалы, как описал его Лама. Другого толкования не было. Все совпадало: метеорит (Дивий Камень), шалаш и тот первый, кто нашел метеорит и, поселившись около него, стал дожидаться остальных. Но еще до этой картины, в 1905 году, Рерих написал другую картину, которую назвал «Сокровище ангелов», где самым определенным образом прозвучала тема и Шамбалы, и чудесного метеорита. Один из исследователей творчества Рериха так написал об этой картине: «Далеко, в горних селениях, с райскими птицами, деревьями и городами сонмы ангелов в белых одеждах с лазоревыми крыльями сторожат таинственное сокровище – камень, с которым загадочно связаны судьбы мира» [61].

В дневниках Н.К.Рериха мы находим значительную информацию о Шамбале, собранную им на маршруте Центрально-Азиатской экспедиции. Легендами и рассказами о Шамбале интересовался и известный русский путешественник Н.М.Пржевальский, который еще до Рериха прошел по тропам Центральной Азии.

«Другой весьма интересный рассказ, – пишет Пржевальский, – слышанный нами от Сорджи, было предсказание о Шамбалыне, той обетованной земле буддистов, куда со временем перейдут из Тибета все последователи этой религии.

Вышеназванная страна есть остров, лежащий где-то далеко на Северном море. В нем очень много золота, хлеб родится необыкновенной величины, бедных нет вовсе; словом, Шамбалын течет медом и млеком. Переход сюда буддистов должен произойти через 2500 лет со дня предсказания о таком событии; с тех пор прошло 2050 лет, так что ожидать осталось сравнительно немного.

Самое дело произойдет следующим образом.

В Западном Тибете живет один гыген, который, как живое воплощение божества, никогда не умирает, но только перерождается из одного тела в другое. Незадолго перед наступлением срока предсказанного события этот святой родится сыном у государя Шамбалына. Между тем дунгане взволнуются еще более, нежели теперь, и разорят весь Тибет. Тогда тибетский народ под предводительством далай-ламы покинет свое отечество и отправится в Шамбалын, где будет принят и поселен на хороших землях вышеупомянутым святым, занявшим после смерти отца престол государства. Между тем дунгане, ободренные успехами в Тибете, покорят всю Азию, потом Европу и нахлынут на Шамбалын. Тогда святой государь соберет войска, победит дунган, прогонит их в свою страну и сделает буддийскую веру господствующей во всех подвластных землях.

Вышеупомянутый гыген и теперь секретно посещает Шамбалын. Для этого он имеет особенного коня, который стоит постоянно оседланным и возит своего господина в одну ночь из Тибета в обетованную землю и обратно. О подобных похождениях простые люди узнали совершенно случайно. Именно, у гыгена был работник, который однажды ночью вздумал съездить к себе домой и, ничего не подозревая, взял тихомолком священного коня. Тот взвился стрелой и понесся вдаль. Через несколько часов езды начали показываться леса, озера, реки, которых вовсе нет на родине работника, так что этот последний, испугавшись, повернул коня обратно. При этом он отломил ветку дерева, чтобы погонять лошадь, если она устанет; но этого не случилось, и к рассвету работник снова был возле кумирни, обтер с коня пот, выводил его и поставил на прежнее место.

Между тем проснувшийся святой тотчас же узнал о случившемся и, призвав к себе работника, спросил, куда он ездил нынешней ночью. Уличенный так неожиданно, работник не стал запираться, но объявил, что сам не знает, где был. Тогда святой сказал ему: “Ты немного не доехал до счастливой земли Шамбалын, куда мой конь только и знает дорогу. Покажи ветку, которую ты привез с собой; смотри, таких деревьев нет в Тибете, они растут недалеко от Шамбалына”» [62].

Рассказ этот, или, скорее, легенда, был записан Пржевальским в Ала-Шане осенью 1871 года. В одной из своих книг Пржевальский приводит еще одну легенду:

«По местному преданию, в давние времена проходили из Хотана через Лобнор шестеро магометанских святых с одной при них собакой. Эти святые и подарили за какую-то услугу одному из предков Кунчикан-бека вышеупомянутую медную чашку (одна из святынь в местном мазаре. – Л.Ш.), а затем прислали из Турфана красный флаг и бумагу на владение обеими подаренными драгоценностями. Бумага эта завернута в шелковую материю и положена в небольшой, весьма грубой работы туграковый ящик, поставленный между маральими рогами в стенке западного фасада большого помещения. Сами святые, как гласит легенда, ушли в пещеру недалеко к северу от Турфана, сказав, что “мы еще вернемся”; собака лежит окаменелой у входа в эту пещеру. По тому же преданию, во время пути святых в Турфан их преследовали, с целью убить, монголы. Разбойники эти искали намеченные жертвы по следу собаки. Тогда у нее были отрублены ноги, но собака все-таки не отстала от своих хозяев. Лобнорцы весьма чтят эту святость и уверяли нас, что только она одна удерживает их жить в таком худом месте, как Лобнор» [63].

После Пржевальского значительную информацию о Шамбале мы находим в дневниках русского востоковеда и путешественника Г.Ц.Цыбикова, который проник под видом буддиста-паломника в заповедную Лхасу и провел в Тибете три года, с 1899 по 1902 год. Его дневники были опубликованы Русским Географическим обществом в 1919 году и вызвали в России, несмотря на ее трудное политическое и экономическое положение, огромный интерес, в первую очередь среди востоковедов. Книга «сохранила, – писал крупнейший русский востоковед С.Ф.Ольденбург, – весь свой интерес непосредственностью наблюдений жизни тибетского монашества и жизни буддийских паломников в Тибете, ибо из буддистов, посетивших Лхасу и главные святыни Тибета, никто не был так хорошо, как Цыбиков, подготовлен, и никто из буддистов не оставил нам столь полного и внимательного описания этих святынь; из небуддистов же никто не мог иметь к ним той же свободы доступа» [64]. Кроме Лхасы и ее монастырей Цыбиков посетил многие святилища Тибета и имел возможность, владея тибетским языком, общаться и с простым народом, и с высокими ламами. Пожалуй, он был одним из первых, кто сообщил в своих дневниках о панчен-ламе III, который написал книгу «Шамбалай-монлам», или «Благопожелание Шамбалы», а затем и «Путь в Шамбалу». «Третий, знаменитый банчэнь (панчен-лама. – л.Ш.), современник императора Цян-луна, родился в 1740 году и назывался Балдан-ешей. Он был замечательно способный дипломат и писатель. В своих сочинениях (7 томов) он, между прочим, развил мысль, на которую намекали его предшественники, что банчэнь будет 25-м ханом Ригдан-дагбо, который будет главенствовать над буддистами в так называемой “северной войне Шамбалы”, в которой буддисты будут сражаться с иноверными (лало). Писатель конца XVIII столетия <...> Лондол-лама в своих сочинениях говорит, что в Шамбале в 1777 году исполнилось царствованию 19-го хана Намнона (значение имени «весьма давящий». – л.Ш.), по исчислению астролога Пугба, 51 год, а по исчислениям Хайдубгэлэг-балсана (известный ученик Цзонхавы) и Будона (знаменитый ученый и писатель XIV века) – 92 года. Каждый хан властвует там 100 лет. После Намнона до 25-го хана должно пройти пять столетий, в течение коих будут по порядку следующие пять наследственных ханов: 1) Доббо-чэн (великосильный), 2) Магагба (беспрепятственный, неудержимый), 3) Мин-сэнгэ (людской лев), 4) Ванчуг-чэнбо (великий, полновластный), 5) Таий-намчжял (бесконечно, вполне победоносный). Сыном последнего будет 25-й хан Шамбалы Ригдан-дагбо. Во время его царствования, по одним исчислениям, на 51-м году, а по другим – на 8-м году, то есть, по нашему летоисчислению, в 2335 году по Р.Х. произойдет война между буддистами и лало. Сначала будут побеждать лало, но конечная победа останется за Ригдан-дагбо, который лично примет участие в сражениях. Война Шамбалы – нечто похожее на приход еврейского Мессии и второе пришествие Христа у христиан» [65]. Точно переданная Цыбиковым информация о Шамбале свидетельствует о сложности самого понятия, в котором смешались слои мифологические, религиозные, и прослеживается нечто от реальности. Именно последнее и представляет собой наиболее интересную часть. У Цыбикова мы находим информацию о восприятии самими тибетцами Шамбалы, в которой прослеживается достаточно четко реальный слой – история, связанная с хронологией, имена, имеющие исторический, а не мифологический характер, и, наконец, индивидуальности, в той или иной мере связанные с этим местом, утверждающие, что сокровенные знания, которыми они обладают, получены из Шамбалы на обозримом историческом отрезке. Цыбиков также отметил, что Шамбала играла определенную роль не только в религиозном ритуале, но и во многих действах, носивших светский характер. Описание Цыбиковым приема у таши-ламы VI в монастыре Таши-Лунпо представляет несомненный интерес. «Когда мы вошли туда (в зал аудиенций. – Л.Ш.), – пишет путешественник, – банчэнь сидел уже на своем высоком троне, в полном облачении желтошапочного иерарха, т.е. в желтой мантии и желтой шапке цзонхавинского образца, по бокам немного впереди трона стояли двое лам-прислужников. Боковые стороны залы были полны сидящими высшими ламами и светскими чиновниками в желтых халатах. Банчэнь выглядел почти отроком» [66]. И далее: «После окончания чаепития мы сделали по три земных поклона и сели в ряд перед троном банчэня для выслушивания учения. Он прочитал нам по книжке очень бегло и громко сочинение третьего банчэня “Шамбалай-монлам”, что значит “Благопожелания Шамбалы”. Оно содержит молитву банчэню, чтобы он, когда будет предводительствовать буддистами в священной войне Шамбалы с еретиками (лало), взял молящегося в число своих воинов. Лишь только он окончил чтение, нетерпеливые церемониймейстеры громко провозгласили: “уходите прочь” – и выпроводили нас, размахивая своими кнутами, производящими большую панику между богомольцами. Нам пришлось поспешно сбежать по той узкой лестнице, по которой несколько минут тому назад мы поднимались с некоторым почетом» [67]. Несомненно, сама Шамбала не имела к этому странному ритуалу никакого отношения. Это было уже «творчество» самого банчэня.

Естественно, что Цыбиков, находясь в самом центре буддизма, не затрагивал в своих дневниках проблемы Беловодья. Этим занимался Пржевальский, маршруты которого пересекались с путями русских староверов, искавших благодатную страну. О таких путешествиях староверов писали и другие русские путешественники – М.В.Певцов, П.К.Козлов, Г.Е.Грумм-Гржимайло, Г.Н.Потанин. Легенды о поисках Беловодья до сих пор живут на Алтае. То, что Рерих достаточно убедительно в своих экспедиционных трудах увязал Беловодье с Шамбалой, привело к уникальному результату – оживлению легенд об этом месте, а впоследствии и возникновению интереса к ним у современных российских ученых.

«Легенда о Беловодье и страстные поиски этой обетованной страны, – пишет известный этнограф С.С.Савоскул, – во время которых иные из искателей, возможно, доходили до Тибета и Гималаев, должны были привлечь Рериха реальным воплощением его любимой мысли о давних связях России и русских людей с Востоком. Эта же мысль отразилась и в необычном подходе художника к беловодской легенде, на которую он тоже посмотрел как бы с Востока. Если все исследовавшие легенду ученые рассматривают ее возникновение и дальнейшую историю только в контексте русской крестьянской старообрядческой идеологии, то Рерих сделал попытку увязать ее возникновение с миром центральноазиатской культуры и сблизил Беловодье с легендарной страной буддистов Шамбалой» [68].

И еще: «Не случайно Рерих постоянно подчеркивал, что по легенде Шамбала находится где-то на севере. С другой стороны, он верил в реальность Шамбалы – страны, находящейся в неведомых гималайских долинах, где процветает община “держателей” и носителей “будущего” мира. По скупым сообщениям, разбросанным в книгах художника, можно представить, как рисовалась ему эта страна. По его мнению, в практически недоступной Шамбале живут просветленные, мудрые люди, опередившие в своем развитии остальное человечество на целую эпоху. Ученые Шамбалы, имея в своем распоряжении превосходные лаборатории и библиотеки, производят исследования, результаты которых должны в будущем помочь людям и осчастливить все человечество. Рерих пишет, что во время путешествия по Гималаям он не раз беседовал с махатмами, ушедшими в горное уединение для размышлений. Этих учителей-гуру восточная традиция издавна считает представителями Шамбалы в мире людей» [69].

Процитированные выше фрагменты свидетельствуют о том, что ученый задумался над реальностью, стоявшей за легендами и мифами о Шамбале, и эту реальность он нашел в работах Рериха. И надо отдать должное Савоскулу, который не стал отрицать эту реальность, не профанировал ее, как это было модно в советской идеологической критике. За несколько лет до выхода в свет статьи С.С.Савоскула в журнале «Вокруг света» был опубликован интересный очерк Сергея Буланцева «Беловодье, Тебу, Шамбала?», в котором были сообщены и легенды, и некоторые реальные факты о Шамбале. В редакции журнала меня попросили дать комментарий к этой публикации, что и было мной сделано [70]. Это было время начинавшихся нападок на Рериха и, особенно, на его мировоззрение. Я привожу свой комментарий почти целиком, поскольку его актуальность не утрачена и до сих пор.

«...Н.К.Рерих во время своей Центрально-Азиатской экспедиции, длившейся с 1923 по 1928 год, собрал большой материал об этой таинственной стране. Тщательно проанализировав его, он пришел к выводу о типологической общности легенд о Беловодье, Шамбале, Белом острове. Различные же названия страны, упоминаемой в сказаниях, свидетельствуют лишь о разнообразии и обширности регионов распространения этой легенды: Индия, Тибет, Алтай. Доктор исторических наук Н.Н.Покровский в докладе, прочитанном им в 1976 году, сообщил о том, что археографические экспедиции, проводимые Сибирским отделением АН СССР, зафиксировали легенду о Беловодье в Восточном Казахстане, а также в долинах верхнего Енисея. В связи с этим академик А.П.Окладников обратил внимание на предание о земле “бородатых людей”, распространенное на востоке Сибири. Такая широкая география легенды ставит ее в один ряд с преданием о потопе, реальность которого подтверждена археологическими исследованиями.

Рассматривать легенду о Шамбале, или Беловодье, однозначно нельзя. Она крайне многослойна, что свидетельствует о ее значительном возрасте. На заре какой исторической эпохи она появилась? Ответить на это трудно. Мы только знаем, как правильно сообщает С.Буланцев, что о ней есть упоминания в добуддистских источниках Тибета. Есть много вариантов этой легенды, существует значительное количество подробностей самого разного характера, связанных с ней. Но основная канва может быть найдена в любом варианте.

Н.К.Рерих вскрыл в легенде о Шамбале один из ее древнейших пластов, связанный с эпохой переселения народов. Ученого натолкнули на эту мысль многочисленные сказания о подземных ходах и пещерах, в которые якобы уходили и навсегда исчезали целые племена и народы. Таким образом, заповедная страна превращалась в подземное царство, куда устремлялись эти племена и народы. “Каждый вход в пещеру, – писал в связи с этим Н.К.Рерих, – предполагает, что кто-то уже вошел туда. Каждый ручей – особенно подземные ручьи – побуждает к фантазии о подземных ходах”.

Продолжая свою мысль, Рерих замечает: “Народ определяет эти проблемы много проще: для них все, что исчезло, отправилось под землю”.

Передвижения кочевых народов в отдаленные времена, их исчезновения из мест первоначального заселения, их внезапные появления в неожиданных районах питали народную фантазию, облекали реальные факты прошлого в легендарную форму.

Легенда о Беловодье, на мой взгляд, является более поздним слоем основного предания. Несколько веков назад в России началось староверческое движение. И древняя легенда о заповедной земле счастья и справедливости получила новую жизнь. Русские крестьяне, уходившие от преследований официальной церкви и феодального произвола, мечтали о стране, где кончатся их беды и страдания и где они мирно займутся земледельческим трудом. Они уходили в отдаленные районы Сибири, начинали обживать Алтай. Легенда о заповедной стране продолжала жить среди староверов еще два века спустя. Она обрастала новыми подробностями, реальными и фантастическими, и несла в себе заряд какой-то странной действенности. Люди неутомимо стремились на поиски чудесной страны. Они пускались в трудный, неизведанный путь в одиночку, группами, а иногда целыми “обществами”. Крупнейшие русские путешественники Н.М.Пржевальский и П.К.Козлов с пристальным вниманием следили за этими передвижениями. “К лучшим результатам, – писал Пржевальский, – привели расспросы относительно давнего пребывания русских староверов на Лобноре. О них рассказывали нам лица, видевшие собственными глазами пришельцев, явившихся в ту глушь Азии, вероятно, искать обетованную страну Беловодье”. Козлов во время своей экспедиции в Монголию и Кам в 1889 году беседовал со старовером Рахмановым, который сам ходил на Лобнор в поисках Беловодья.

Путешествия в поисках Беловодья, рассказы о чудесах заповедной страны нашли отражение даже в русской художественной литературе. Короленко, Мельников-Печерский,Шишков на страницах своихпроизведений запечатлели рассказы странников, будившие воображение не одного поколения русских крестьян. “Но дошли мы все-таки до Беловодья. Стоит там глубокое озеро, да большое, ровно как море какое, а зовут то озеро Лопонским, и течет в него от запада река Беловодье. На том озере большие острова есть, и на тех островах живут русские люди старой веры”, – рассказывает один из героев романа Мельникова-Печерского “В лесах”. Беловодьем русские староверы называли множество мест, где, как им казалось, начинается земля обетованная.

Реальность и легенда шли рядом, часто незаметно подменяя друг друга. И поэтому реальность была похожа на легенду, а легенда на реальность. Такое соотношение легенды и реальности было зорко подмечено Н.К.Рерихом: “В этих оберегаемых и сохраняемых преданиях вы можете узнать реальность прошлого. В каждой искре фольклора есть капля Истины, приукрашенной или искаженной”.

Пока, к сожалению, удовлетворительной расшифровке не поддается ряд сведений, связанных с легендой о Шамбале, – таких, как данные о контакте Шамбалы с космическими цивилизациями и предания о затонувших материках и погибших культурах.

Очерк С.Буланцева, написанный на основании многочисленных источников, дает нам повод утверждать, что в легенде о Шамбале наряду с фантастическими моментами есть реальные или отражение таковых. Но у читателя должен возникнуть естественный вопрос: существовала все-таки или нет таинственная страна Шамбала, Беловодье, Тебу?

Ряд редких особенностей самой легенды и ее необычная историческая судьба заставляют нас отнестись к ней серьезно и продолжить ее исследование. Нет ничего более легкого, чем отрицание или тенденциозный подбор доказательств для опровержения того или иного предания, пришедшего к нам из древности. Много труднее осмыслить эти предания, проанализировать их, вскрыть их временной пласт и суметь увидеть реальность, стоящую за ними. Только такой путь может быть плодотворным».

На «Рериховских чтениях» 1979 года в Новосибирске тема о Шамбале прозвучала в докладе А.А.Терентьева, сотрудника Музея религии и атеизма в Ленинграде. Он представил тханку Шамбалы, которая была сделана в начале ХХ века в Туве, на основе текста панчен-ламы III, автора трактата «Путь в Шамбалу». Нет сомнения в мифологичности этой тханки, но той мифологичности, за которой стояла реальность. «Прежде чем перейти к описанию страны, – пишет Терентьев, – изображенной на иконе (тханке. – Л.Ш.), необходимо пояснить, что Шамбала, по буддийским представлениям, не есть страна в географическом смысле этого слова: “...ее вид меняется в зависимости от кармы наблюдателя. Например, одну и ту же реку боги будут воспринимать как нектар, люди – как воду, а голодные духи – как гной и кровь.” Икона, как и выдержанный в традиции Калачакра-тантры текст Гарже Кхамдул Ринпоче, живописует Шамбалу с точки зрения “коллективной кармы живых существ”.

Для указания местоположения Шамбалы необходимо вначале напомнить основы буддийской космогонии. Прежде всего, в центре необусловленной пустоты существуют потенциалы атомов пяти элементов: земли, воды, огня, ветра и пространства. Возникающие атомы образуют диски (mandala) друг внутри друга. Первый и самый большой диск – из ветра. Его диаметр – 400 000 йоджан [71]. Следующий диск – огненный, внутри него – диск из воды, составляющей Семь Соленых Океанов. Внутри водяного диска расположен диск земли диаметром 100 000 йоджан. Толщина всех дисков одинакова – 50 000 йоджан.

Невдалеке от горы Сумеру, находящейся в центре диска земли, расположены шесть Блаженных континентов, скрытых даже от света солнца и луны вершинами Прохладных гор, окружающих кольцом этот ближайший к горе Сумеру район. Седьмой материк, Джамбудвипа, именуемый также Землей Труда (karma), лежит дальше от центра, за кольцом Прохладных гор. Он распадается на 12 частей, по три на каждую сторону света. Главный остров востока обозначается кругом, юга – полумесяцем, запада – треугольником, а севера – квадратом. Южный остров разделен на шесть районов, начиная с севера: 1 – Страна снегов; 2 – Шамбала; 3 – Китай; 4 – Хотан; 5 – Тибет; 6 – Индия. Именно район Шамбалы и изображен в центре иконы. “Он имеет форму круга и окружен снежными горами. Внутри он имеет форму раскрытого 8-лепесткового лотоса. Каждый из лепестков разделен протекающей по нему большой рекой. В центре, подобно сердцевине цветка, живописно вздымаются снежные горы. В каждом из лепестков лотоса расположены 120 миллионов городов, и <...> каждые 10 миллионов городов составляют одно королевство” [72] <...>

Икона полностью соответствует этому описанию. Каждое из королевств представлено на иконе одним дворцом. Люди, живущие в бесчисленных городах и деревнях Шамбалы, богаты, счастливы и здоровы. Урожаи обильны, правители праведны. Учение Калачакры сохраняется в первозданной чистоте с того времени, когда оно было дано Буддой царю Шамбалы Дава Сангпо (Zla-ba bzang-po). Дава Сангпо, по возвращении в Шамбалу из Южной Индии, где он получил это учение, составил 12 000 комментариев на базовый текст Калачакра-тантры и построил в столице своей страны, Малайе, большую трехмерную мандалу Калачакры. Столица Шамбалы находится в центре страны, в “сердцевине” восьмилепесткового лотоса. Там находится парк, также именуемый Малайя, где и стоит мандала Калачакры. Восточнее мандалы расположено Ближнее озеро, а западнее – два озера Белых Лотосов, слившихся на иконе в одно. Севернее (т.е. выше мандалы Калачакры в композиции иконы) стоит дворцовый комплекс несравненной роскоши и красоты – резиденция царей Шамбалы Риг-дэн (Rigs-Idan) – “Держателей каст”. Этот титул наследуется царями Шамбалы после того, как он был присвоен царю Джамбал Дагпа (‘Jam-dpal grags-pa), который объединил все касты в одну ваджрную касту. В настоящее время Шамбалой правит уже двадцать первый Риг-дэн по имени Магагпа (Ma-gags-pa). Икона же изображает, очевидно, его предшественника – правившего до 1928 г. царя Тобпо-ше (sTob-po che). Царь Шамбалы восседает в центре своего дворца на золотом троне. Все нижнее поле иконы занято изображением великой битвы, которая произойдет в 2425 г. по нашему летоисчислению между воинством Шамбалы и сторонниками религии Лало (Kla-klo)» [73].

И далее: «После этой победы буддизм распространится по всему материку Джамбудвипа, и начнется золотой век, который продлится тысячу лет. “После этого учение драгоценной Дхармы придет к концу” [74] и этим завершается история легендарной Шамбалы, отраженная в своих важнейших моментах на иконе» [75].

Данная тханка была создана по видению Панчен-ламы III, иными словами, в этом случае был использован традиционный метод – видение Шамбалы, а потом перенос этого видения на тханку или другие художественные формы.

Первое научное соприкосновение с сюжетом Шамбалы произошло в 1968-1969 гг. и имело отношение к добуддийскому периоду ее трактовки. Два наших крупных ученых, Л.Н.Гумилев и Б.И.Кузнецов, пытались в одной из своих публикаций расшифровать карту Шамбалы, восстановленную в бонском монастыре, настоятелем которого являлся Римпоче Тенсинг, с которым я встречалась в 1980 году. Карта эта была приложена к тибетско-шаншунскому словарю, изданному Римпоче и его сотрудниками. Она и привлекла внимание Льва Николаевича Гумилева. Его интерес к этой карте свидетельствовал о значимости для Гумилева сюжета Шамбалы. Однако подходы к анализу карты Гумилева и Римпоче Тенсинга были разными. И не потому, что один был известным ученым, а другой настоятелем монастыря, но потому что Римпоче Тенсинг владел не только современной суммой западных знаний, но и традиционными представлениями Востока, которые, по его мнению, и воспроизводила исследуемая карта. И если Римпоче считал, что на карте изображена Шамбала с традиционной десятиэтажной башней в центре, то Гумилев и его соавтор рассматривали ее как ближневосточное пространство, приводя в качестве доказательств ее топонимику, крайне приблизительно переводя географические названия с тибетского на персидский. Оба автора поместили Шамбалу в пространство нескольких стран – Ирана, Вавилона, Финикии и Египта, и датировали ее IV веком до н.э. «Следовательно, – пишут они, – наша карта была составлена в эллинистическую эпоху, хотя наверняка не эллинами» [76]. Это утверждение в публикации соответствовало известному для историков и религиоведов обстоятельству, что комплекс древних добуддийских верований, выраженных в религии бон, проник в Индию, а затем и в Тибет из Ирана. Можно соглашаться или не соглашаться с гипотезой Гумилева и Кузнецова, но их исследование ценно уже тем, что эту карту оба автора, во-первых, считают достаточно древней, во-вторых, что тибетские картографы неплохо знали географию и что страна Шамбала, которую до сих пор считали мифической, может быть реальной [77].

Выделив ирано-тибетскую традицию в тибетской картографии, авторы дополнили ее индо-тибетской. На стр. 99 статьи они приводят индийскую карту Шамбалы, где, по их мнению, пересекаются космографические и чисто географические моменты.

«На индо-тибетской карте, – отмечают исследователи, – земная суша изображена в виде четырехугольника хребтов, окружающих гору Меру (Сумеру), центр мира и путь на небо. Несмотря на условность интерпретации, здесь легко узнать орографическую систему южного Тибета, т.е. долину р. Цанпо (Брахмапутры), окруженную с юга Гималаями, с севера Трансгималаями, с запада Каракорумом и с востока хребтами страны Кам, где в одном из ущелий прорывается Брахмапутра <...> На карте гора Меру окружена водой, глубины неизмеримой, и поднимается в область богов. Естественно, что считать эту гору реальной нельзя. Это космический образ объединения нашего мира с потусторонним, поэтому мы можем оставить без внимания эту мистическую деталь, тем более что она не препятствует реальной части карты, изображающей поверхность Земли» [78]. Оба автора оставили без внимания, пожалуй, самое главное – «образ объединения нашего мира с потусторонним», что отличает пространство Шамбалы от других мест на Земле. Не обращать внимания на эту важную особенность – значит исказить и реальную карту. «Итак, – подводят итог вышесказанному оба ученых, – космографические представления индо-тибетской школы поражают своей широтой. По существу, этим географам была известна почти вся поверхность Земли, за исключением Австралии и Антарктиды. Примечательно, что страны света на этой карте расположены в том же порядке, что и у нас. Каким образом и откуда могла появиться на Востоке такая широкая информация – мы решить не в состоянии. По-видимому, некоторые привычные представления о науке древности нуждаются в пересмотре» [79]. В этом фрагменте особенно ценна последняя мысль, открывающая перспективу дальнейшим исследованиям в этом направлении. К сожалению, оба ученых, и Л.Н.Гумилев и Б.И.Кузнецов, не дожили до того времени, когда был снят запрет на подобные исследования.

Между этими первыми искорками исследований о Шамбале, занесенными в тоталитарную Россию, особенное значение имеют научные работы Юрия Николаевича Рериха, старшего сына Н.К. и Е.И. Рерихов. Один из крупных востоковедов с мировым именем Ю.Н.Рерих соприкоснулся в своей жизни с реальностью, стоявшей за легендами и мифами о Шамбале. Блестящее знание тибетского языка позволило ему перевести такой важный труд, как «Синие анналы», в которых многие страницы посвящены истории Шамбалы и их правителей. Его работа «Колесо жизни», где он сделал обзор тибетской литературы о Шамбале и Калачакре, была встречена в мировом востоковедении самым положительным образом. Оба понятия, как мы знаем, были сокровенными для буддизма и являлись долгое время недоступными европейской науке.

Сюжет таинственной страны, находящейся в горах, где обитают мудрецы, владеющие многими знаниями, достигшие бессмертия и общающиеся с богами, мы находим во многих мифологиях, – китайской, японской, таиландской и других, не говоря уже о тибетской. Позднее отзвуки этих сюжетов появились в мифах и легендах Европы. По китайским поверьям, например, в горах Куньлуня есть страна бессмертных, где находится дворец богини-матери Си Ван-му и куда попасть крайне трудно, а в большинстве случаев просто невозможно. Бессмертные помогают людям, время от времени посылая к ним своих вестников и гонцов. Типология таких преданий, несомненно, совпадает с мифологией самой Шамбалы. Мы знаем о таких труднодоступных местах, упомянутых в мифологии Эфиопии. Гора Меру Индии с ее властителями нагами до сих пор является одним из важных мифологических образов в индуизме. Тур Хейердал в своей книге «Американские индейцы в Тихоокеанском регионе» упоминает о бразильском племени тупи, которое «ведомое легендой о Земле бессмертных и Земле вечной юности, отправилось из Бразилии на Запад в составе 10 000 сильных людей и прибыло в Перу в 1549 году в составе 300 выживших человек» [80].

В этих мифах мы находим также утверждение о существовании в такой стране точки, где соприкасается Земля с Небесами.

В Японии известна легенда о Танго-Фудоки. В ней сообщается, в какой деревне, провинции и округе жил герой повествования. Однажды он вышел в море на лов рыбы, но ничего не поймал и заснул глубоким сном. Внезапно перед ним появилась девушка и сказала, что пришла с Небес, полюбила его и велела пока не открывать глаз. Они перенеслись на остров, где стоял дворец, украшенный жемчугом. Танго-Фудоки познакомился с родителями девушки, которые объяснили ему разницу «между миром людей и жилищем Небес» [81], и затем женился на ней, но через некоторое время стал скучать по своей деревне и родителям. «Я отправился в Землю богов, – сказал он, – но теперь я тоскую о доме и хотел бы отправиться домой повидать родителей». Жена попросила его сесть в лодку и закрыть глаза. И когда он открыл глаза, то очутился в своей деревне. Но не узнал никого из ее жителей и не нашел своего дома. Он стал расспрашивать жителей, но те, с кем он говорил, очень удивились, ибо не могли понять, почему он ищет дом человека, который 300 лет назад отправился в море и больше не вернулся [82].

Легенда замечательна тем, что она повествует не только о Земле богов, обладающих чудесными силами, но и указывает на разницу во времени между Землей богов и земной родиной Танго-Фудоки. Подобная разница была вычислена учеными века спустя. Но, тем не менее, расхождение во времени на Земле и в ином мире остается подлинным опытом тех, кто соприкоснулся с инобытием. Такой опыт мы находим в Библии, Ветхом и Новом Завете, в различного рода видениях, снах и других формах контакта. Как правило, такие контакты связаны с передачей знаний. Значительный интерес в этом отношении представляет апокрифическая литература, в частности Книга Эноха, которая не вошла в канонизированный список библейских текстов. Энох рассказывает о том, что явившиеся к нему двое высоких людей с «сияющими лицами» забрали его на Небеса. Там ему показали таблички с письменами и велели читать их и записать. «И теперь, сын мой Метуселах, – сообщает Энох, – я говорю тебе все и записываю для тебя; я передал все тебе и вручил тебе книги, в которых все это (мудрость. – Л.Ш.) есть. Мой сын Метуселах, сохрани эти книги, которые перешли к тебе из рук отца, и вручи их следующему поколению» [83]. Знания, которые получил Энох на Небесах, были переданы ему архангелом Бретилем. «И он описал мне все вещи в Небесах, на Земле и на море, места всех элементов, сезоны, течение дня и его изменения, заветы и учения. Бретиль говорил мне тридцать дней и тридцать ночей; его губы не останавливались. Я тоже писал без отдыха все, что он говорил. Когда я кончил, то написал 360 книг» [84]. И далее:

«Они принесли меня на Небеса, – сообщает Энох. – Я шел по ним, пока не приблизился к стене, которая была выстроена из кристалла и окружена языками пламени, и я испугался. Я вошел в языки огня и приблизился к большому дому, построенному из кристалла. Стены этого дома были украшены кристаллическими камнями, и его фундаментом служил кристалл <...> Море огня омывало эти стены, и его двери пылали огнем. Там был второй дом, больше, чем первый; все его двери были открыты. Во всех отношениях он выделялся величием, роскошью и размерами. Его пол был из огня, и кружащиеся звезды образовывали его верхнюю часть, и его крыша была ослепительным пламенем. Я увидел высокий трон. Он блистал как иней. Вокруг было нечто похожее на сияющее Солнце. Внизу трона катились потоки сияющего огня, и я не мог смотреть на них. Великий сидел на троне. Его одежда была более сияющей, чем Солнце, и белее девственного снега. Все вокруг, десять тысяч раз по десять тысяч, стояли перед ним, и все, что он хотел, они делали. И те, что стояли перед ним, не покидали его ни ночью, ни днем. Они взяли меня и отвели на место. Я видел испомещение огней, кладовые грома и молний. Я видел устье всех рек на Земле и устье глубины. Я видел краеугольный камень Земли, я видел четыре ветра, которые несут Землю и твердыню Небес. Я видел ветры Небес, которые двигают и вращают солнечный диск и все звезды. Я видел ветры, которые несли облака над Землей; я видел пути ангелов, и я видел в конце Земли твердыни Небес над Землей. Я видел глубокую бездну с колоннами небесного огня, и я видел колонны огня, падающие ниже их; их высота или глубина не может быть измерена. За этой бездной я увидел место, где не было твердыни Небес над ним, ни твердой Земли под ним, ни воды под ним. Здесь не было ни одной птицы; это было пустынное и страшное место. Там я увидел семь звезд, подобных великим пылающим горам. Когда я спросил об этом, ангел сказал: “Это место, где Небеса и Земля кончаются”.

Я шел, пока не пришел в место, где не было ничего. Здесь я увидел устрашающие знаки: я не увидел Небес вверху и ни твердой Земли внизу, но только бесплодное место, великий огонь сиял и пылал там; место имело расселины внизу бездны и было полно падающих колонн огня» [85]. И еще: «Там моим глазам предстали тайны грома и молнии, тайны ветров, как они разделяются, чтобы дуть над Землей, и тайны облаков и росы. Там я увидел, откуда они выходят в том месте и как Земля наполняется пылью оттуда. После всех тайн молнии и светов мне было показано, как они светят для благословения и насыщения Земли. Для грома существуют правила в продолжительности раската. Гром и молния никогда не отделяются; влекомые духом, они путешествуют вместе, а не отдельно. Когда молния сверкает, звучит гром» [86]. «После тех дней в том месте, где я видел все, что сокрыто, – я был подхвачен ураганом и перенесен на запад – где мои глаза увидели все скрытые вещи, которые должны случиться на Земле: гору железа, медную гору, серебряную гору, золотую гору, гору мягкого металла и свинцовую гору. Ангел сказал: подожди немного, и все скрытое будет открыто тебе. Те горы, которые наблюдали твои глаза: гора железа, медная гора, серебряная гора, золотая гора, гора мягкого металла, – они станут перед твоими избранными глазами как воск перед огнем и как вода, льющаяся с горы. Это будет конец. Ты знаешь все тайны, также и сокрытые силы и силы тех, кто занимается магией, кто выплавляет облик всей Земли; наконец еще, как серебро добывается из земной пыли и как мягкий металл возникает на Земле. Свинец и олово не добываются из Земли...» [87] И в конце Энох пишет: «Я видел звезды Небес и видел, как он (Бретиль. – Л.Ш.) называл их всеми их именами. Я видел, как они взвешивались точным весом согласно их яркости, протяженности в Космосе и дню их появлений» [88]. От апокрифических книг Эноха, к сожалению, осталось очень немного. Одни рассеялись по свету, другие оказались так тщательно спрятаны, что найти их не представлялось возможным, третьи окончательно и бесповоротно погибли. То, что рассказано и, главное, показано Эноху, походило на сказку и многими так и было воспринято. По миру гуляет не одно такое апокрифическое сказание, которое содержит в себе крупицы подлинных знаний, оказавшихся вне науки и вне внимания самих ученых, не принимавших всерьез такого рода писания. Каждое из них подтверждает, что контакт с инобытием, или теми местами, где «Земля соединилась с Небом», как это было в случае с Шамбалой, приносил новые знания не только об этих Небесах, но и о самой Земле. Однако недостаточный уровень сознания человечества, как правило, стоял на пути усвоения или, точнее, признания подобных знаний. Также и одна из интереснейших философских систем – Калачакра, которая уходит своими корнями в Шамбалу, получившая свое распространение среди индийских буддистов в Х веке, а затем и в Тибете, до сих пор остается закрытой для европейской мысли. И в то же время начавшее формироваться в ХХ веке новое мышление космического мироощущения находит в Калачакре не одно принципиальное наведение. Например, единство макрокосма и микрокосма, человека и Вселенной и другие немало важные идеи. Изменяя свой внутренний мир, утверждает Калачакра, человек переделывает таким образом и мир, окружающий его. Мудрость Калачакры, сформированная в пространстве Шамбалы, несет знания, которые именно сейчас необходимы человечеству. Эти знания открывают новые пути для духовного освоения Космоса. Калачакра, в значительной мере, является космической философией, несущей нам знания о структуре Космоса, о его мирах различных состояний материи, об энергетических процессах, идущих в Мироздании.

Время от времени приходит информация о том, что кто-то посетил Шамбалу, и появляются публикации на эту тему. В своих экспедиционных дневниках Н.К.Рерих упомянул имя китайского доктора Ляо Сина и его первую публикацию о визите в заповедную страну. Потом доктор издал книгу «Страна богов». Русский писатель Павел Северный, долго живший в Китае, использовал ряд сведений, содержащихся в книге Ляо Сина, для своей повести «Озеро Голубой цапли», вышедшей в Шанхае в 1938 году. Не исключено, что Северный мог встречаться и с Н.К.Рерихом в Харбине во время его Маньчжурской экспедиции. К сожалению, у меня мало информации об этом писателе.

Я хочу привести здесь фрагмент из его «Озера Голубой цапли». Фрагмент называется «Легенда о таинственном Храме Жизни».

«Я, волею Будды, Ляо Син, заявляю вам со всей гордостью правоты, что такой Храм существует. Я не только знаю его местонахождение, но видел его, провел в нем четыре месяца, будучи смиренным гостем великих мудрецов. Там, где покоится Храм Жизни, там вздрагивает живое сердце Тибета. Где же бьется сердце Тибета? Там. Ответ на этот вопрос – в скрытой от мира долине, где-то, может быть, в песках Такламакана, или же там, где теряются тропы на вершинах снежных Гималайских хребтов, в одной из 17 вершин находится вход в подземелье, ведущее в долину священной страны Шамбала. Там Храм Жизни.

Его основания никто не помнит. Он дряхлее пирамид Египта, старше старейших пагод на берегах мутноводного Ганга.

Отсутствие у мира данных о месте нахождения Храма скрывается в нежелании многих поколений мудрецов разглашать о нем преждевременно. Но все тайное становится явным, ибо приближается время, и потому весть о нем, проникая через все преграды, вышла на просторы Азии и разносится устами племен, превратилась в радостную весть о приближении эпохи Шамбалы.

Прежде часто в монастырях Монголии, слыша рассказы о Храме Жизни, я иногда сомневался в их правдивости. Совершенно неожиданно, три года тому назад, во время своих научных скитаний, в глухом горном монастыре я вылечил мучительную рану на ноге одного дряхлого пилигрима из Непала. Много совершенно чудесного рассказал он мне о своем пребывании в стране Шамбала и в благодарность за оказанную помощь, после моих настойчивых просьб, согласился взять меня с собой в свое новое путешествие в священную долину. На этот раз он уходил туда из мира навсегда. Была темная, дождливая осенняя ночь. Ураганный ветер ревел над крышами храмов. В глухую полночь, тайком от всех обитателей монастыря, мы отправились в путь. Мы шли сто девяносто три дня. Блуждали по неведомым пустыням со страшными, смертоносными для всего живого песчаными бурями. Взбирались на кручи гор, слепли на их вершинах от снегов. Брели почти наугад, влекомые только верой, что не собьемся с правильного пути. Я почти умирал, отравленный ядовитыми газами ущелий на первой границе Шамбалы. Миновав самые недоступные перевалы Гималаев, у вершины “Пяти сокровищ снегов”, дошли до второй границы Шамбалы – “Соляных пирамид Азии” и скоро достигли, наконец, желанного плоскогорья, лежащего на высоте 14 000 футов над уровнем моря.

Да, простите меня, уважаемые слушатели, если у меня не найдется слов, чтобы передать вам картины снежных метелей на нем, если не смогу описать его невидимые под снегом трещины, падение в которые несет смерть. Изнемогая от усталости, выбиваясь из последних сил, мы блуждали среди воя ураганов. В те часы, когда наша гибель казалась неминуемой, мой дряхлый путник молился, распевая только ему известные псалмы, заклиная стихии. После его молитв исчезала тревога, светлела мысль, тело наполнялось силами, и я бодро следовал по его следам. Мы шли вперед день за днем, ночь за ночью. Встречали на своем пути всадников на бешеных скакунах. И пилигрим сообщил мне, что, вооруженные луками, они охраняют священные пути к Храму Жизни. Путь по плоскогорью длился 10 дней, мы подошли к его краю и дошли, наконец, до подземного хода с обледенелыми пещерами – спуска в долину таинственной страны.

Темнотой окутала нас наступившая ночь. Устроив привал в одной из пещер, я не мог заснуть от охватившего меня волнения и наблюдал вспышки феерических огней, отражения звезд в вечных снегах. Всю ночь я слышал звоны гонгов и дивное пение птиц, доносившееся из окружавших меня, но невидимых пропастей. Порой мне казалось, что я схожу с ума. Я готов был считать эти звуки галлюцинациями слуха. Но наступил рассвет, взошедшее солнце осветило величественную, ни с чем по своей красоте не сравнимую картину. Под моими ногами, среди гордых, неприступных, занесенных снегом круч зияли пропасти с синими волнующимися туманами, и из этих туманов доносились звоны гонгов и тихое пение птиц.

Перед спуском мой спутник долго молился, и только в полдень мы тронулись в путь. Миновав сказочные пещеры, после трех дней пути по узкой тропе на выступах пропасти, мы вошли в ущелье, скалы которого обросли красным мхом, похожим на запекшуюся кровь, с мелкими благоухающими цветами. Вдыхая их аромат, я мучительно боролся со сном. Мой спутник не позволял мне дремать даже на привалах, и только после того, как мы прошли это ущелье, он объяснил мне, что это – ущелье вечно живого сна. За ним наш путь тянулся по ущелью Единого языка для народов Азии. В него пришлось спускаться по узкой, почти отвесной каменной лестнице более чем в 3000 ступеней, и на ее тропах аромат ползучей зелени освежал наши головы. На стенах ущелья нам часто попадались высеченные на камне незнакомые для меня знаки азбуки нового единого языка для всех племен. Часто наш путь омывали родники горячей воды, заживлявшие царапины израненных ног. Но вот кончились, наконец, запутанные лабиринты бесконечных ущелий, и мы вновь вошли в темный подземный туннель, и, ведомые невидимыми проводниками, указывавшими нам путь в темноте вспышками зеленых огней, вышли совершенно изнемогшими на широкую дорогу, выложенную черным мрамором, и увидели перед собой благоухающую тропическими растениями долину царства Шамбала. Горы, уходящие вершинами в розовые туманы, окружали долину со всех сторон. Среди истинно фантастической тропической природы, на берегах озера с разноцветной водой, я увидел странные по форме строения из белого и розового мрамора. Некоторые из этих гигантских дворцов были почти круглые, что делало их похожими на шары. И только одна группа зданий, стоявшая на скале среди озера с фиолетовой водой, была из черного мрамора, и над ними возвышалась, уходя к вершинам гор, башня, похожая на американский небоскреб; эта группа зданий и заключала в себе Храм Жизни. В то время как я был там, берега озера с фиолетовой водой были сплошь покрыты цветущими садами черных роз, при виде красоты которых самый искусный садовник потерял бы рассудок от зависти. На озерах с хрустально-прозрачной водой я видел плавающие чаши рубиновых лотосов. Среди благоухающих полей жило много птиц, наполнявших долину щебетаньем и пением, не смолкающим даже по ночам. По аллеям тенистых пальмовых парков прыгали тонконогие стройные газели с удивленными голубыми глазами.

Во дворцах из розового мрамора жили мудрецы. Во дворцах из белого мрамора жили их ученики.

Из бесед с мудрецами я узнал, что в Храме Жизни изучают силу человеческой воли и возможность сконцентрировать ее воедино для управления ею мышлением народов Азии. Во дни моего пребывания там я видел мудрецов и мистиков 25 различных азиатских племен, понимавших друг друга на языке Шамбалы. От мудрецов мне пришлось услышать много высших истин и заветов их мудрости. Иногда целыми днями я просиживал на берегу озера, не отрывая глаз от скал с Храмом Жизни. Я уже знал тогда, что в нем бьется сердце грядущего Майтрейи, я знал, что в нем живут избранные мудрецы, способные видеть вечность. Только через месяц моего пребывания в долине я получил разрешение посетить некоторые святилища Храма. Светлой, еще более голубой, чем сегодня, лунной ночью, когда казалось, что золотистая пыль звезд осыпала долину, в сопровождении мистика, я босой перешел по мостам озеро и с трепетом взбирался по лестнице, заросшей орхидеями. Перед золотыми кружевными воротами в Храм, на которых знаки надписи гласили: “Ум выше природы”, я искренне упал на колени.

Мистик едва коснулся рукой серебряного гонга, и гонг тихо запел мелодию звона, под которую ворота медленно распахнулись, и моим глазам открылся первый зал Храма, слабо освещенный огоньками золотых лампад, расставленных полукругом на полу.

В зале царила тишина, рождавшая в моем теле холод страха. Следуя за мистиком, я медленно шел по нему, рассматривая на стенах вышитые шелком пророческие картины пришествия пророка Шамбалы.

Передо мной, невидимые в стене, раскрылись новые двери и пропустили в “Зал Мысли”.

Третий зал – “Чертог Учителя” был пуст и темен, его, по приказанию своего проводника, я прошел, передвигаясь на коленях.

И только в залах библиотек, хранящих в себе никому не известные древние книги, я увидел восемнадцать обитателей Храма. Я видел лица высших мудрецов Азии. Выражение их лиц бессильна представить себе самая пылкая человеческая фантазия. В одной из самых запретных зал, “Зале Сна”, где покоятся тела мертвых мудрецов, мне показали мудреца, умершего 2000 лет тому назад. Он сидел в одежде тибетца и был похож на задремавшего человека, на столе перед ним лежала рукопись, над которой он работал перед смертью. В мистической атмосфере Храма много тайного и необъяснимого витает вокруг его мумии. Мне пришлось услышать, что иногда ее веки приподнимаются, и из высохших глаз капают слезы. И эти слезы всегда предвещают несчастье для народов Азии. Часто мумия изменяет позы. Я слышал также, что перед революцией в Китае она совершенно исчезла из Храма и через несколько лет вновь неожиданно вернулась. В Храме я видел Чашу Будды, Чашу Жизни, исчезнувшую из Лхасы во время перенесения ее из Пешавара. Видел также изображение Пророка, даровавшего миру христианство. Образ пророка из Назарета, высеченный на камне, привез в Храм пилигрим из Индии.

В Храме Жизни понятна истина всех тайн. Там известно все, что в будущем ожидает весь мир.

Восемнадцать великих мудрецов постигли истину. Постепенно их воля, вбирая в себя волю народов Азии, соединяется воедино, чтобы править и, создав единство мышления, привести Азию к величию славы...

В святая святых Храма – “Башню Воли” меня не допустили. Мудрецы, живущие в Храме, развили в себе способность ясновидения до предельных масштабов. Все они глубокие старцы. Мне указали на одного из них, которому было свыше двухсот лет, но он выглядел более бодрым, чем я.

Теперь вы ждете от меня слово о нем, о том, который воплотит в себе Шамбалу и явится Азии и миру. Грядущего Майтрейю я видел только один раз. Он проскакал по долине на коне, как огненный вихрь, сопровождаемый закованными в броню всадниками. Владыка Шамбалы Ригден Джапо.

Четыре месяца провел я в царстве Шамбала, каждый день поражаясь виденным и слышанным, и только после торжественной клятвы получил возможность вернуться в мир для проповеди о существовании Храма.

Я вернулся и для скептиков, ослепленных мнимой ученостью, принес с собою сухие лепестки черных роз и золотые перья священных птиц. Я принес в себе для племен Азии несокрушимую веру в наступление эпохи Шамбалы.

Ляо Син смолк.

Пристальным взглядом осмотрел лица слушавших.

Встал и, пройдя к лакированному столу, достал из кармана сверток и, развернув его, осторожно высыпал на стол из шелкового платка лепестки черных роз и перья священных птиц. Поклонился, простившись со всеми, и вышел» [89].

Принимать рассказанное Ляо Сином за истину не приходится, но отнести это полностью к фантазии и подделке тоже нельзя. Отсутствие конкретных деталей в повествовании не дает возможности считать описанное свидетельским показанием. Но вместе с тем отбросить все это полностью я бы не решилась уже потому, что доктор Ляо Син сделал попытку представить себе или описать реальность, стоявшую за мифологией Шамбалы. В данном описании отсутствуют полностью или, возможно, частично мифологические и религиозные моменты, связанные с понятием Шамбалы, как таковым. Пересказанное Северским повествование доктора Ляо Сина, конечно, подверглось определенным искажениям или авторским дополнениям, не существовавшим в оригинале. Обо всем этом судить крайне трудно. Но пробивавшиеся сквозь различные наслоения отзвуки реальности заставляют обратить внимание на эту публикацию.

В 1980 году в одном из индийских журналов появилась статья, которая называлась «Рассказ ламы Таванга» [90]. Речь шла о небольшом горном селении Таванг в штате Аруначала Прадеш, где находится старинный буддийский монастырь.

«Все помнят, как неожиданно началось, – пишет корреспондент журнала, – и так же неожиданно закончилось наступление китайских войск в этом районе в сентябре 1962 года. До сих пор никто не может дать удовлетворительного ответа на все вопросы, связанные с этим вторжением. Почему они выбрали этот столь неудобный в стратегическом отношении район? Почему, фактически без боя захватив Таванг, китайцы не двинулись дальше? Почему так неожиданно они ушли отсюда через два месяца?

Ламы Таванга знали. И до поры до времени держали это в секрете. Только через пятнадцать лет случайно оказавшийся у стен монастыря офицер индийской пограничной службы узнал тайну Таванга. Не назвавший своего имени высокий лама в длинных красных одеждах и красной высокой шапке рассказал ему, почему китайцы так стремились попасть в Таванг. Их интересовал не город, им нужен был монастырь. “Как Вы думаете, почему китайцы захватили Тибет? – говорил Лама. – Дело в том, что по всей Азии известны рассказы о чудесной стране, скрытой глубокими пропастями и высокими горами, где живут удивительные люди, обладающие великими знаниями. Им известно многое и в том числе секрет бессмертия. Именно поэтому китайцы давно охотятся за любыми сведениями об этой стране. Правители Китая хотят жить вечно, хотят, чтобы их существование и власть не имели конца. Поэтому они посылали экспедицию за экспедицией в горы и пытались с самолетов отыскать тайные проходы.

Однажды им стало известно, что один ученый человек направляется в эту страну. Китайцы устроили засаду и схватили его. Пытками и уговорами они пытались заставить его рассказать о дороге туда. Но человек молчал. Он скорее бы умер, чем сказал хотя бы одно слово. И китайцы пошли на хитрость. Они отпустили путника, надеясь, что он сам приведет их туда, куда шел. Но человек направился в Индию и пришел в Таванг, где монахи монастыря приняли его. Жестокость китайцев и тяготы дороги надломили здоровье ученого, и он серьезно заболел, над ним нависла угроза смерти. Следившие за каждым его шагом китайцы узнали об этом и решили захватить монастырь, чтобы успеть хоть что-то выведать у умирающего. Но ламы монастыря знали о готовившемся наступлении еще накануне и ночью отправили тяжело больного ученого выше в горы верхом на лошади в сопровождении одного ламы. Но случилось несчастье: на леднике лошадь ученого споткнулась и вместе с седоком сорвалась в пропасть. Когда лама спустился и подбежал к старику, он был уже мертв.

А утром китайские солдаты ворвались в монастырь. Чтобы отвлечь индийские силы, они наступали широким фронтом, и к концу дня весь район был в их руках. Прошарив и перевернув каждый клочок земли в монастыре и округе, они пригрозили взорвать все, если не найдут путника. Ламы Таванга решили показать им то место, где погиб ученый. Китайцы забрали его тело, все его вещи и увезли с собой, а через два месяца так же рано утром все китайские солдаты ушли из этого района. Китайцы не знали одного, – продолжал высокий лама. – Перед тем как покинуть ночью монастырь, ученый человек попросил бумагу и нарисовал дорогу, по которой собирался идти. Он позвал главу общины, показал ему рисунок и попросил все запомнить. Потом сжег бумагу. Сейчас прежний настоятель умер, и никто не знает, кому он передал секрет ученого человека”«... Дорога в Шамбалу так и осталась тайной.

Духовно-культурное влияние Шамбалы очень широкое. Можно утверждать, что европейская утопическая литература возникла под влиянием этой легенды. Такие произведения, как «Город Солнца» Кампанеллы или «Утопия» Томаса Мора, имеют свои восточные истоки. Не ошибусь, если скажу, что без восточной легенды о Шамбале не могла возникнуть утопия – о стране справедливости, благоденствия и знания в мировой литературе. Каждое явление на Земле имеет свои культурно-исторические корни. Мечта о стране справедливости и благоденствия, которая до сих пор не покидает человечество, вне всякого сомнения, связана именно с мифологией Шамбалы.

Знания, шедшие в течение многих веков из Заповедной страны, были связаны с теми Учителями и мудрецами, которые находились в ее пространстве. XIX и ХХ века принесли нам новые, реальные знания о Шамбале, ее Учителях и сути их философских взглядов. Эволюционный процесс, изменивший явление «для избранных» на «для всех», дает о себе знать. Реальность, стоящая за мифом, проявилась и зазвучала уникальными текстами учения, несущими человечеству целую систему космического мироощущения. Эту систему можно признавать или не признавать, согласно собственному уровню сознания, но не замечать ее нельзя.

«Сад Мой полон, кроме низеньких цветов, – пишет Один из Учителей, – и растениями длинными и тянущимися. Когда о погоде сомнения, многие растения вносятся внутрь. И на карнизах лестницы стоят цветы, и садовник-старик уносит законченные растения. Поистине, Урусвати улавливает многие детали. Красновато-желтая Башня соединена переходами с остальным строением. Издали строения можно принять за высеченные временем скалы, слегка покатые. Окна внешних стен можно принять за гнезда птиц. Пустыня не тронута кругом. Часто путник проезжает, не подозревая, но удивляясь поведению своего коня или верблюда. Животные поворачивают головы к безжизненным камням и даже пытаются повернуть туда, где как бы груды камней нагромождены. Некоторые даже видели надписи на стенах, но, конечно, приняли их за червоточины. Конечно, нежданный путник будет всегда отведен в сторону. Каждый что-то чует. Но житель пустыни привычен к голосам и огням пустыни» [91].

И еще: «...Камень покоится на подушке, которая лежит на основании из мрамора и отделена кругом металла лития. Там, после ритма, молча напитываем пространство. Глубоко лежит это Хранилище, и многие не подозревают, как во время их сна Белое Братство сходит по галереям на ночное бдение» [92].

Процитированные фрагменты можно считать реальными свидетельствами. У Н.К.Рериха есть картина, на которой точно и выразительно изображено это «ночное бдение». Пещера, спрятанная глубоко под землей, огромные кристаллы горного хрусталя, таинственный золотистый свет, заливающий фигуры в длинных светлых одеждах, Чаша с пламенем в руках Главного и нечетко обозначенный предмет на «основании из мрамора». Картина называется «Сокровище гор». «Мировой Глаз Шамбалы несет человечеству Благо. Мировой Глаз Шамбалы, как Свет на пути человечества. Мировой Глаз Шамбалы та Звезда, которая направляла всех ищущих.

Для одних Шамбала есть Истина, для других Шамбала есть утопия. Для одних Шамбалы Владыка есть Старец, для других Шамбалы Владыка есть явление Довольства. Для одних Шамбалы Владыка есть украшенный Идол, для других Шамбалы Владыка есть Руководитель всех планетных духов. Но Мы скажем – Шамбалы Владыка – Огненный Двигатель Жизни и Огня Матери Мира. Дыхание Его горит пламенем и Сердце Его пылает огнем “Лотоса Серебряного”. Шамбалы Владыка живет и дышит в Сердце Солнца. Шамбалы Владыка – Зовущий и Позванный. Шамбалы Владыка – Стрелу Несущий и все стрелы Принимающий! Шамбалы Владыка дышит Истиной и утверждает Истину. Шамбалы Владыка Нерушим и рушимость претворяет в созидание! Шамбалы Владыка – Навершие Знамени и Вершина Жизни! Примите Шамбалы Владыку, как Знамение Жизни. Трижды скажу – Жизни, ибо Шамбала есть Залог устремлений человечества. Наше Явление – человечества залог совершенствования. Наше Явление – утвержденный путь к Беспредельности!» [93] Этот небольшой по объему фрагмент содержит в себе всю глубину сути и многосторонность самого явления. По своей форме он напоминает нечто среднее между молитвой и поэтическим текстом, с вкраплениями очень четких современных формулировок. И несмотря на такой стиль, который удивит многих, текст вполне научный, если его воспринимать серьезно. Разнообразие стиля текста объясняется тем, что он рассчитан на разные уровни сознания, на разные способы мышления и, наконец, на разные восприятия самого явления. Сама энергетика текста играет значительную роль, облегчая усвоение текста не только через пространство интеллекта, но, что важно, через сердце или, точнее, через сердечный энергетический центр, являющийся испомещением самого сознания. Общий же смысл фрагмента заключается в важнейшем значении явления Шамбалы в космической эволюции человечества. Данное явление – «Свет на пути человечества», Звезда, направляющая «всех ищущих», «Залог устремлений человечества», Несущее «человечеству Благо», «Залог совершенствования» человечества. Казалось бы, что все эти определения носят как бы общий характер и за ними ничего особенного не стоит. Такое восприятие текста было бы крайне неверным, ибо за каждой фразой стоит глубокий смысл, связанный с особенностями той же космической эволюции человечества.

«Если бы люди знали, что сущность Шамбалы, – сказано в этом же тексте, – есть тот Источник, который творит лучшую ступень человечеству! <...> Космос ждет!

Люди просят Блага. Космос утверждает человечество, как явление принимающего, но принимающего творца. Так слагается ступень, и дух создателя может мощно творить, когда сила напряжения достигает Вершин Космоса» [94].

И еще: «Шамбала – необходимое место, где духовный мир сочетается с материальным. Как в магните бывает точка наибольшего притяжения, так Врата духовного мира открыты в Обитель гор. Явленная высота Гауризанкара помогает магнитному току.

Лестница Иакова – символ Нашей Обители» [95].

Из двух последних фрагментов мы узнаем о Тех, Кто направляет человечество к Вершинам Космоса и связывает его с творчеством этого Космоса, и что Шамбала есть Обитель Космических Иерархов, где «духовный мир сочетается с материальным». На смену мифологии Шамбалы идут современные представления нового космического мироощущения, которые были изложены Учителями в философской системе Живой Этики. Шамбала является мостом между плотным миром Земли и тонкими мирами иного состояния материи, между земным человечеством и космическими Иерархами, ведущими это человечество к высотам космической эволюции. Иная, более высокая ступень такой эволюции приходит в наш плотный мир с осознанием реальной сути Шамбалы и тех космических Иерархов-Учителей, которые существуют и работают в ее пространстве. Когда человечество получает из этого пространства новые знания, а XIX-ХХ века были именно таким периодом, то их принятие или усвоение зависит от уровня сознания этого человечества.

В заключение этой главы хотелось бы привести несколько фрагментов из текстов Живой Этики, то есть из первоисточника о Шамбале, или Обители Знания.

 «Урусвати [96] знает Башню Чунг. Урусвати знает, насколько внешне Башня походит на естественный утес. Нетрудно прекратить доступ к Башне. Небольшой обвал может прикрыть строение внизу. Малая запруда может обратить поток в озеро. Так можно немедленно преобразить всю местность, когда настанет к тому время. Люди могут улыбаться, предполагая, что посланные экспедиции рано или поздно проникнут во все ущелья. Но не забудем, что до преображения местности сила мысли отведет любой караван. Также и химические воздействия не допустят любопытных – так охраняем БРАТСТВО.

Самые усовершенствованные аэропланы не могут определить Наше место. Отшельники, живущие по окрестным пещерам, составляют неусыпную стражу. Путники могут рассказать, как иногда встреченный садху настоятельно советовал им определенную дорогу и предупреждал об опасности другого направления <...>

Урусвати запомнила очертания подходов к Нам, запомнила и Свет из Башни. Увидела сотрудников, собиравших полезные растения. Много подробностей запомнила сестра Наша. Такие вехи незабываемы. Они придадут мужество на всех путях. Наши глубокие хранилища также видела сестра Наша. Нужно видеть собранные материалы знания, чтобы постичь, как складывается работа Обители. Нужно слышать пение, чтобы понять жизнь Нашего Ашрама» [97].

И еще – описание Музея, который находится в Братстве.

«Нарастание галерей Музея основано на принципе практичности сохранения. Заложен Музей в очень древнюю Эпоху. Подземелье Храма углублено в гранитном массиве. Имя Первого Строителя известно <...> Он заложил основание наподобие Египетских Пирамид. Русло древнего потока среди базальтовых наслоений дало возможность опустить значительно низ галерей. Там сосредоточены первые формы, перенесенные с Гималаев. Формы первых творений, которые хранились в пещерах. Сейчас нас должно интересовать, касающееся до народов Шамо и Гоби. Пояс материка соединял покрытую водою Атлантиду с цветущей плоскогорною страною “Готл” <...> Луч мог проникать до основания Храма через отверстие в полуконической кровле. Круг был положен в основание построек. Храм Солнца, Храм Луны, Храм Змия <...> Конечно, размеры Храмов были велики. Древний Вавилон мог дать понятие о размерах. Можно представить себе, как разнообразны были металлы! Начертания производились на металле, имея вид клинописи» [98].

И далее: «Урусвати видела многие Наши аппараты. По виду они мало отличаются от существующих подобных, но употребление их отличается, к ним добавляется психическая энергия. Уже давно известно, что некоторые аппараты могли действовать лишь присутствием определенного человека. Теперь много таких людей, которые могут заменить собою целые сложные аппараты. Таким образом человечество привыкает к силам, заключенным в нем самом. Но у нас уже давно принят принцип, что каждый аппарат может быть усилен, именно, человеком» [99].

И еще: «Урусвати видела часть Наших хранилищ. По эпохам собраны памятники искусства. Но эти собрания не есть Музей в обычном понимании. Эти предметы служат, как резервуар накопления ауры. Излучения творческие прежнего владельца остаются гораздо дольше на предметах, нежели полагают. Если удастся собрать ряд предметов, собранных в одно время и в одном устремлении, то, действительно, можно получить излучение эпохи. Таким образом, можно изучать подлинный смысл определенных времен. Для психической науки такая возможность чрезвычайно важна. Кроме того, среди Братьев находятся и бывшие владельцы некоторых предметов. Иногда предмет посылается в мир для исполнения определенного поручения. Кроме того, предмет, в качестве магнита, зарывается в определенном месте» [100].

«Урусвати видела Нас и в плотном теле, и в тонком. Лишь испытавшие такие ощущения могут судить о напряжении, с ними сопряженном. Нередко Мы даем увидеть только Лик или Руки, чтобы не причинить сотрясения. Так можно напомнить Руку писавшую, но и такое проявление уже было чувствительно. Вибрации не могут быть скрыты. И тем более следует применять наивысшую бережность» [101].

И еще: «Урусвати была в Нашей Лаборатории. Урусвати видела одну из формул атомической энергии. Внешняя память не могла сохранить ее, но внутреннее хранилище приняло ее. “Атомистистические атомы!” – воскликнул Наш Брат при делении атома. Как колосья зреют до срока жатвы, так и достижения должны храниться до часа выдачи. Одинаково трудно и найти, но и сохранить до срока. Безумно хотелось бы разбросать сведения, как град на поля. Безумию нет дела, какие чудовища могут вырасти из необузданных страстей. Понять срок, будет уже ступенью Братства <...>

Много формул заготовлено. Лучи Башни Чунг сияют, когда сознание ученых совпадает со сроками. Но в простоте люди не понимают гармонии сроков <...>

Точные знания Нашей Лаборатории не будут приняты, ибо формулы будут найдены в необычных обозначениях. Но почему должны искажать древние наименования, хотя и забытые теперь? Если остались некоторые формулы Атлантиды, то их невозможно ограничить современными научными понятиями. Наука обобщающая и наука расчленяющая разошлись» [102].

И последнее: «Урусвати не забыла, что в Наших хранилищах имеются модели городов и других исторических мест. Явно такие модели должны иметь и внутреннее значение. Они служат как бы терафимами для установления связи древних мест с новыми заданиями» [103].

«Нужно понять, что Наша работа посвящена знанию. Мы помогаем каждому полезному труженику. Мы не стеснены условными различиями рас и классов. Мы усиленно следим, где блеснет луч самоотверженного подвига.

Наш Храм есть Храм Знания. Мы собираем к нему все самое высшее и сберегаем в нем утверждения будущего» [104].

Из этих фрагментов можно сделать важные выводы: 1. Шамбала, как пространство, находится на нашей Планете, о чем свидетельствуют реально существующие в наше время Учителя. 2. Шамбала продолжает оставаться одним из важнейших источников знаний, и XX век явился свидетелем передачи таких знаний человечеству через Елену Ивановну и Николая Константиновича Рерихов. 3. Встречающиеся в этих фрагментах фразы «Урусвати видела», «Урусвати знает», «Урусвати была» – свидетельствуют лишь об одном: Елена Ивановна в XX веке посетила эту Обитель Знания. По некоторой информации, она прошла туда из Сиккима, одна. Ее вели сменяющиеся, незнакомые ей проводники. Необходимость выдачи Учителями определенной суммы знаний, связанных с космической эволюцией человечества, была продиктована сроком наступления Новой Эпохи и нового космического мышления на планете Земля.

 

4. Историческое поле познания

 

Аум, 440

Братство, 599

Г.Гессе

К XVIII веку нашей эры сложилось два направления в пространстве человеческого познания – научное и вненаучное, или метанаучное.

Основой научного познания являлся экспериментальный, или эмпирический, метод исследования, в котором важнейшую роль играло материалистическое направление, традиция которого установилась в конце позднего Средневековья – начале Нового времени. Второй способ познания, вненаучный, сформировался в духовном пространстве, где основное значение имел сам человек и его духовно-энергетические особенности. Методы познания в этом направлении формировались в течение многих веков, накопления знаний были богаче, нежели в науке. Если вненаучный способ познания уходил за рамки земного пространства и носил с самого начала космический характер, то научный способ познания оставался в плотноматериальном пространстве, и наука не признавала в качестве способа познания ничего кроме эксперимента, ничего помимо того, что можно было увидеть, ощутить, обсчитать, обмерить и взвесить.

В самом же человеке, по утверждению науки, ничего, кроме плотной материи, не существовало, и на всякие тонкие его проявления наука долгое время просто не обращала внимания.

Оба эти направления, как уже было отмечено, имели общий мифологический источник.

Решить загадку происхождения и сути мифа можно, лишь принимая во внимание взаимодействие духа и материи, ту их двойственность, которая свойственна и самому человеку.

«Человек был и на протяжении всей истории остается двойственным существом, сопричастным двум мирам – высшему Божьему миру, который он в себе отображает, миру свободному, и миру природноестественному, в который человек прогружен, судьбы которого он разделяет и который многими путями действует на человека и связывает его по рукам и ногам настолько, что сознание его затемняется, забывается высшее происхождение его, сопричастность его высшей духовной действительности» [105].

Эта двойственность, которая была заложена изначально в мифологии, и дала со временем два разных направления в способе познания. Метанаучное познание формировалось и развивалось в духовном пространстве, связанном с мифологией, а впоследствии и с религиозным мышлением, а также с инобытием, которое имело формообразующий характер и для мифологии, и для религиозного мышления и определило особенности метанаучного познания.

«В самой глубочайшей глубине времени, – отмечает Н.А.Бердяев, – в той глубине, в которой свершается первичная судьба человека, первичное его нисхождение к грани, резко отделяющей время нашей действительности от вечности, в этой глубине первоначальной стадии нашего исторического времени воспринимаются моменты, еще причастные к вечности, и лишь в дальнейшем, уже в другом времени, происходит затвердение, замыкание нашего мирового эона, который начинает противополагаться вечности. То, что мы называем небесной вечностью, удаляется в трансцендентную даль, которая из этого мира оказывается изъятой» [106]. И можно согласиться с Бердяевым, что «небесная вечность» уходит в «трансцендентную даль» и изымается из нашего затвердевшего, или уплотненного, мира. Но вместе с тем остается в его духовном пространстве в виде изначальных иномирных знаний, со временем складываясь в систему познания. «Затвердение» дало возможность отойти от мифа, обесценить его различными уловками и сформировать иную систему познания и иную методологию, называемую эмпирической.

Такие явления, как энергетика человека, его дух, его внутренний мир и, наконец, его связи с материей иного, более тонкого состояния, остались за пределами эмпирических исследований. Главная концепция, имевшая отношение к человеку, как таковому, и рассматривавшая его в рамках двойственности «дух-материя» или «небесное и земное», также не бралась в расчет эмпирической наукой.

Оба направления познания, возникшие из единого мифологического источника, со временем все более и более расходились в своих концепциях и особенно в методологии познания. К XVIII-XX веку они настолько обособились друг от друга, что это стало сказываться на дальнейшем развитии и расширении познания, как такового.

Одной из форм познания в мифологическое время были мистериальные действия, составлявшие основу культуры многих древних народов. Способы познания, использовавшиеся в древних мистериях, давали возможность расшифровать сложнейшие символы-образы, которые мы находим в мифах. Мистериальный путь познания позднее получил название мистического от слова «мист» – «видящий сквозь туман». Со временем определение «мистический», «мистика» получило совсем иное толкование, нежели то, которое оно имело с самого начала.

Нам известны три способа мышления: мифологическое, религиозное, научное. Изменение вида мышления самым решительным образом воздействовало на коренное преображение сознания человечества и носило, вне всякого сомнения, эволюционный характер. Каждый такой переход имел свои культурно-исторические особенности и нередко был далеко не мирный. Это, прежде всего, относится к переходу от религиозного мышления к научному.

В пространстве религиозного мышления столкнулись два основных способа познания – духовный, уходящий корнями в мифологическое сознание, и вновь формировавшееся научное познание, со всеми его особенностями. Церковная инквизиция раскрыла над тем и другим свои черные крылья. В первом она видела конкурента, подрывавшего монополию церкви на связь с Высшим, во втором – врага, который подрывал основы религиозного сознания. И то и другое направление преследовались церковной инквизицией.

Вот слова великого философа Бёме о духовной системе познания: «Мое знание, – писал он, – в рождении звезд – там, где рождается жизнь и где она пробивается сквозь смерть» [107]. Комментируя эти слова, К.А.Кедров, один из известных российских ученых, пишет: «Его (Бёме. – л.Ш.) труды – не наука и не богословие. Это свидетельство. Человек увидел, как все устроено, и спешит рассказать об этом сначала себе, а потом другим <...> Он учил видеть в теле космос, а в космосе тело. Для Бёме Вселенная – это человек» [108].

Свидетельство, упомянутое Кедровым, и было для этой области знания способом познания. Свидетельство было информацией, шедшей через духовный мир человека из инобытия, или, другими словами, из пространства материи иных состояний и измерений. В подобного рода познании участвовал не эксперимент, а свидетельство. Информация из Высшего источника опережала сведения, полученные в результате эксперимента, и во многих случаях несла профетический характер. В изначальной философии метод свидетельства имел концептуальное значение и нес в себе формообразующее начало. Такие явления, как сны, видения, информационные образы, идущие из Космоса, – все они относились к свидетельствам, ибо, несмотря на субъективный канал взаимодействия, носили вполне объективный и даже практический характер. Подобные знания отрицались не только наукой, но и церковью, несмотря на то, что последней были хорошо известны видения и пророчества святых. Ни одно из названий, присущих таким знаниям, не давало ясного представления о самих знаниях и путях их получения, а скорее способствовало различного рода непониманию и легендам. Если отбросить эти архаические термины и взять понятие «наука» в качестве основного вида познания, то такую систему познания можно было бы назвать сверхнаукой, или метанаукой. К той же системе познания относится и искусство. Истинное искусство даже более чем другие области познания, связано с инобытием, откуда, собственно, и идут к человеку творческие импульсы красоты и образов гносеологической информации. Изначальный космизм пронизывал эти мета- или сверхнаучные знания, которые переплетались довольно тесно с мифологическим и религиозным сознанием. Пришедшие с Востока, эти знания захватили христианский Запад и утвердились там довольно основательно. «При всей своей неоднозначности, – пишет автор введения к «Знанию за пределами науки» В.М.Розин, – эзотеризм в истории европейской цивилизации чаще всего выступал как явление плодотворное в культурном отношении <...> Сама европейская культурная традиция – античная философия и наука – сложилась в лоне эзотеризма» [109]. Соглашаясь с мыслью автора, необходимо сделать к вышесказанному кое-какие комментарии. До сих пор в российской философии слова «эзотеризм», «эзотерика» используются довольно свободно. Само же это определение, пройдя в своем развитии долгий исторический путь, утеряло давно свой первоначальный смысл. Эзотерика, ярлык которой налепили на самые разные системы вненаучного познания, означает «закрытое знание». Многое же из того, что мы по инерции продолжаем считать эзотерическим, давно таковым не является. Именно в метанауке начала формироваться концепция неразрывной связи земного бытия с процессами, идущими в Космосе. Еще в I тысячелетии до н.э. возникло понимание того, что без учета космических процессов невозможно познать феноменальный мир плотной земной материи. Энергетика Космоса и энергетика Земли составили те два крыла в системе познания, без которых нельзя было двигаться к реальной сущности явлений.

Великий Платон писал в своем труде «Законы»: «Истинная наука, исследуя законы движения светил, приводит людей не к безбожию, а наоборот, к познанию божественного» [110]. Процитированный фрагмент является ярким примером связи Космоса с этическим мышлением человека. В так называемом Герметическом корпусе в начале нашей эры были сформулированы основополагающие космические законы, такие, как соответствие микро- и макрокосма, а также дуализм и единство активного и пассивного начал [111]. Космическая наполненность метанаучной системы познания со временем не исчезла, а, более того, укрепилась уже в период эпохи религиозного мышления. В позднее Средневековье и в начале эпохи Возрождения мы находим выдающихся мыслителей, представляющих это космическое направление.

Итальянец Пико делла Мирандола, развивая свою концепцию о человеке как «естественном маге», писал, что этот «естественный маг» «не столько творит чудеса, сколько скромно прислуживает творящей чудеса природе... Глубоко изучив гармонию Вселенной и уяснив взаимное сродство природы вещей, воздействуя на каждую вещь особыми для нее стимулами, он вызывает на свет чудеса, скрытые в укромных уголках мира, в недрах природы, в запасниках и тайниках Бога, как если бы сама природа творила эти чудеса» [112].

Созвучно Пико делла Мирандоле мыслил и гениальный ученый Джордано Бруно. Он выдвинул идею обновления себя, неба и земли. Расположив в таком порядке объекты обновления, Джордано Бруно подтвердил движение космической эволюции от человека к небу, а затем к земле. Человек здесь играет, как и у Пико делла Мирандолы, главную роль субъекта Космоса, способного обновить даже небо, после чего только может обновиться Земля. Иными словами, человек в Мироздании выступал в качестве моста между Небом и Землей. Его сожгли на костре инквизиции не только за утверждение существования «множественности обитаемых миров», но и за то, что он возвел человека на столь высокое место в Мироздании. «Если <...> мы, – писал Джордано Бруно, – обновим наше небо, то обновятся созвездия и влияния, обновятся внушения, обновятся судьбы, ибо от сего горнего мира зависит все» [113].

Признание космического, «небесного» начала причинным в явлениях земной материи было одним из самых важных постулатов учения Джордано Бруно.

Выдающийся немецкий философ, для которого свидетельство являлось главным способом получения знаний, Яков Бёме (1575-1624), был одним из мыслителей космического направления. Его работа «Аврора, или Утренняя заря в восхождении», давшая пример смелой диалектики (мир как движение и соединение противоречий), усовершенствовала наше понимание реального Космоса и была впоследствии использована представителями немецкой классической философии Гегелем и Фейербахом. Ф.Энгельс назвал Бёме «предвестником грядущих философов» [114]. Несмотря на это, произведения Бёме в советское время были запрещены, а церковь еще при жизни философа прокляла его «Утреннюю зарю».

Свидетельства Бёме об устройстве Вселенной намного обогнали не только тогдашнюю науку, но и современную нам. Из того, что он увидел духовным взором, следовало, что человек идентичен Космосу, а человеческое сердце – центр мира. В то время ни наука, ни теология ничего подобного не утверждали. И можно удивиться проницательности Ф.Энгельса, который, нисколько не сомневаясь, включил знания Бёме в будущую философию, изменения которой, по всей видимости, интуитивно предчувствовал сам. Бёме дал уникальные свидетельства о важнейшем месте человека во Вселенной. Уровень Бёме, как свидетеля, был много выше его современников, которые и не подозревали о существовании подобных взглядов. Но Космос сложен, и в нем существуют свидетели и свидетельства самых разных уровней, несущие время от времени необходимые нам знания. Эпоха религиозного мышления добавила нам еще один способ получения знаний, которое называлось откровением.

В.И.Даль так определяет смысл самого откровения: «Откровение <...> открытие, открыв, бол. в переносн. зн.; просветление свыше, открытие истин, до коих человек умом своим не доходит; зачатки понятий и убеждений духовных или нравственных. Вера в Бога и в будущую жизнь дана нам откровением; самая совесть человека есть откровение. откровение пророков, вдохновение, наитие, вразумление свыше. откровение свят. Иоанна Богослова, Апокалипсис. Иные верят в откровение чрез сны и чрез видения. некоторая степень откровения открывается в снобдении» [115].

Откровение имеет ряд особенностей, которые отличают его от духовных способов получения сокровенных знаний. Откровение, как правило, идет из высокого космического источника и должно быть принято человеком без всяких сомнений и колебаний. Принявший откровение, а это всегда происходит индивидуально, становится посредником между Высшим и людьми. Насколько полно дошло то или иное откровение до человека зависит от степени ответственности и сознания этого посредника.

«Откровение, – писал Н.А.Бердяев, – есть откровение человеку и должно быть приемлемо для человеческого сознания. Чудо откровения, необъяснимое исторической причинностью, есть внутреннее духовное чудо. Откровение происходит в человеческой среде и через человека, т.е. зависит от состояния человека» [116].

У откровения один единственный источник – инобытие, или материя иного состояния и иного измерения.

«Откровение божественного, – утверждает Н.А.Бердяев, – всегда носит характер прорыва иного мира в этот мир, в нем есть что-то катастрофическое, переворачивающее» [117]. И далее: «Откровение открывается внутреннему, духовному человеку, трансцендентальному человеку. Откровение есть как бы пробуждение внутреннего человека, существование которого предшествует возникновению объектного мира» [118].

Путь Откровения из Высшего мира на Землю достаточно труден и сложен. Принимающий должен быть подготовлен к этому всем комплексом духовно-культурных и социально-исторических обстоятельств, дающим ему возможность не только принять откровение, но и осознать его суть и цели.

«Откровение, – отмечает Н.А.Бердяев, – идет не только сверху, оно подготовляется и снизу. Подготовление откровения снизу, от человека, от его творческой активности, означает все же всегда пронизывание человека божественным лучом, изменяющим человеческое сознание» [119]. Энергетический процесс откровения представляет собой двухстороннее движение материи различных состояний – сверху более тонкое, снизу более плотное. То и другое, соединяясь, высекают необходимую творческую искру. Именно в такой энергетической точке возникает истинное и реальное сотрудничество человека с Высшими космическими силами, которое и обусловливает продвижение этого человека по лестнице космической эволюции. Откровение заключает в себе не только высокий энергетический импульс, посылаемый адресно, как теперь говорят, конкретному человеку, но и знания, которые необходимы человечеству для дальнейшего восхождения.

«Всегда были люди Духа, всегда были подготовители эпохи Духа, всегда были люди профетического Духа. Всегда были в истории христианства люди, у которых был неохлажденный огонь. Всегда были мудрецы, которые излучали свет, они были в мире дохристианском. Всегда существовали мистики универсального значения» [120].

Только такого рода люди могли быть посредниками между Высшим источником и земным человечеством, которое, однако, в силу своего уровня сознания и эмпирического подхода к особому знанию, заключенному в Откровении, часто искажает последнее, налагая на него, по выражению Н.А.Бердяева, «свою антропоморфную и социоморфную печать» [121].

В течение истории человечества из Высшего источника на землю шли самые разные откровения, начиная от великих откровений, связанных с основными духовными учениями, и кончая малыми, если можно так сказать, откровениями, касающимися частных вопросов различных областей знания и творчества. С откровением связан энергетический процесс, который мы называем озарением. Откровение начинается с озарения того, кому это откровение предназначено. Само это слово несет в себе его расшифровку. Озарение связано со светом, причем не земным, а инобытийным. Оно бывает кратким по земному времени, но может мгновенно изменить внутреннюю духовную структуру человека и, следовательно, его сознание. В этом случае мы имеем дело с тем «божественным лучом», о котором писал Н.А.Бердяев.

Новый вид мышления, которое мы называем научным, господствующее в настоящее время, стало формироваться в недрах религиозного мышления и имело свои особенности. Борьба нового мышления или, точнее, его носителей против «старого» способа познания была бескомпромиссной и длительной и свидетельствовала о том, что именно способ познания был главной, несущей опорой в человеческой мысли. Но старый вид мышления не сразу потерпел поражение под напором нового. Религиозное сознание еще долго сохраняло свои позиции, не уступая новым научным идеям и подходам. Экстраполирование некоторых религиозных процессов на научное мышление свойственно и нашему времени. Один из известных физиков, М.Фейгенбаум, который занимается частицами и проблемой хаоса, высказался по этому поводу таким образом: «Многим моим коллегам нравится идея окончательных теорий, потому что они (коллеги. – Л.Ш.) религиозны. И они используют это как замену Богу, в которого они не верят» [122]. В этом коротком фрагменте схвачено одно из важнейших противоречий в пространстве науки как таковой. Религиозные коллеги, не верящие в Бога, – на первый взгляд может даже показаться абсурдом. Однако, если вдуматься в эту мысль, перед нами предстает вся глубина человеческой психологии в ее культурно-историческом выражении, в ее консервативных особенностях. Более того, зарождающаяся наука еще в начале прошлого тысячелетия составляла единое целое с существовавшими тогда мифологическим и религиозным способом познания. Тогда не было разделения между наукой и не-наукой, что приносило свои плодотворные результаты. Отделение научного познания от предыдущих систем произошло в результате позиции христианской церкви, с помощью инквизиции пытавшейся подавить развитие науки и нового научного познания. Молодая, еще не ставшая как следует на ноги наука задыхалась в дыму инквизиционных костров и в сырых темных застенках церковных тюрем. Растущая наука требовала свободы мысли как главного условия ее существования. Церковь с ее догмами и отжившими традициями противостояла этой свободе. Исторически сложилось так, что наука стала отъединяться от религии, от ее духовного опыта, замыкалась в себе, отъединялась даже от знаний, которые предшествовали эпохе религиозного мышления.

XVII-XVIII века оказались переломными для развивающейся науки. Росла ее конфронтация с церковью. Перед Французской революцией произошли значительные изменения в европейской мысли, доминирующую роль в ней играли взгляды французских энциклопедистов, под влиянием которых и стала формироваться эмпирическая наука, грубоматериальная, отвергавшая существование Духа, Бога и отрицавшая религиозное познание, как таковое. Таким образом, можно сказать, что сама церковь «обезбожила» новую науку, отрезала ее пути к религиозному познавательному опыту, отняла у нее духовный космос, концепцию инобытия и веру в более высокие состояния материи. Эта ситуация, сложившаяся в науке, самым губительным образом повлияла на будущее развитие ее теории познания и стала причиной тех кризисных явлений, которые дали о себе знать на рубеже XX и XXI веков. Вместе с религиозным сознанием из науки уходила и та естественная религиозность человека, которая помогала ему видеть мир не как какую-то плоскую и ограниченную структуру, а как многообразное и сложное творение каких-то сил. Подобная естественная религиозность носит общий характер и не зависит ни от каких-либо конкретных учений, религий, конфессий. Это качество, присущее человеку, характеризует состояние его души и интеллекта. Дух человека заявляет о себе самоорганизующейся системой культуры, в понятие которой входит и религиозность. Последняя есть энергетическая основа, на которой развивается и совершенствуется этот дух.

Естественная религиозность, неотъемлемая часть человеческой энергетики, несет в себе информацию о связи с Высшим как вечной, непреходящей ценности. Изначальная, или естественная, религиозность в течение жизни человека и в ходе истории человечества обнаруживает себя в разных формах и в разных системах мысли. Когда такое проявление человека по каким-либо причинам начинает подавляться извне или подвергаться насилию, то оно, будучи категорией духа, не может окончательно исчезнуть, а лишь искажается, превращаясь в комплекс различных суеверий. На универсальной основе естественной религиозности формируются религиозные учения как мировоззренческие системы. Сама же эта естественная религиозность служит как бы грунтом, по которому пишется история мысли человечества. Все три вида мышления – мифологический, религиозный, научный – имели тот же самый «грунт», несмотря на различие в формах и красках картин, созданных на нем. В конечном счете, «грунт» и был тем энергетическим полем, в котором развивалось человеческое сознание. Энергетический процесс перехода к другому виду мышления шел и «поверх», и «внизу». Поток «поверх» предоставлял уровень духовной культуры, подчинялся законам эволюции, в основе которых лежала энергетика Космоса, «нижний» формировался волей человека и теми структурами, которые он сам себе создавал. Альтернатива находилась внизу, верхний поток был безальтернативен. Он плавно перетекал в новое, внедряя в него все ценное и нужное, что было необходимо для развития этого нового. «Внизу» же рушили и старое и новое. Предыдущее мышление старалось убить последующее. Новое сознание, окрепнув, набрасывалось на то, что оставалось от старого. Участники боев, длившихся иногда веками, меньше всего заботились о ценностях, в которых нуждалось будущее. В острые переходные моменты, как говорят, «с водой выплескивали ребенка». В случае с научным мышлением этим «ребенком» оказался религиозный опыт, тесно связанный с космическими процессами, с одной стороны, а с другой стороны, тот «грунт» естественной религиозности, по которому писалась или должна была писаться картина науки, как таковой. И хотя сам «грунт» был объективной данностью, тем не менее его пытались или соскоблить, как нечто ненужное для будущей картины, или, когда это не удавалось, не обращать на него внимания и не брать в расчет при научных исследованиях. Поэтому в картине под названием материалистическая эмпирическая наука всегда чего-то не хватало. Носители добровольно ограничили ее пространством плотной материи земного происхождения, которая и являлась для них долгое время единственным полем исследования и критерием для других пространств, если в них происходило вторжение науки. Одним из ярчайших примеров такой позиции является измерение глубин космоса, качественно отличных от нашей земной материи, земным временем и пространством.

Мы можем сказать, останавливаясь на особенностях научного мышления, что наука среди многих земных явлений человеческой мысли является одной из самых безбожных. Когда Наполеон спросил великого французского математика и астронома Лапласа, почему тот не упомянул Бога в своем трактате о небесной механике, ученый ответил: «Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе!» [123] К слову сказать, и император и ученый были достойны друг друга. Один требовал сразу же поместить Бога, в том его понимании, которое существовало на земле в XIX веке, в небесную механику, другой назвал Бога гипотезой, в которой он не нуждался.

И если два первых вида мышления – мифологическое и религиозное – были связаны с Высшим, то у третьего – научного – эта связь отсутствовала. Земля и небо есть два крыла в знании и познании человека. Наука обрубила одно из них, в котором и была заключена причина всего сущего. Каждый способ мышления определяется явлением, которое влияет на все объекты, находящиеся в пространстве этого мышления. Религиозное мышление, вошедшее в силу в эпоху Средневековья, ставит на место такого явления Бога. Научное мышление свергло Бога и поставило на его место человека, превратив его из объекта творческой активности того же Бога в субъект, то есть в господствующее и управляющее начало в земном пространстве, над которым никого более высокого уже не было. Самое интересное в этом процессе то, что превращение человека из объекта эволюции в ее субъект является и главной тенденцией в самой космической эволюции. Но в научном мышлении это превращение сопровождалось кардинальными искажениями, что привело к неверному осмысливанию назначения самого человека вообще. Самое парадоксальное в этом процессе «объект-субъект» состоит в том, что, с одной стороны, человека возвели в ранг Бога, а с другой – загнали его в прокрустово ложе механистического материализма, отказав ему в научности таких явлений, как Дух, душа, сознание. «Безбожие, – писал Н.А.Бердяев, – имеет свою внутреннюю диалектику. Сначала Бог отрицается во имя человека, его свободы и творческой активности. Но кончается это тем, что отрицается и самый человек, но уже во имя чего-то нечеловеческого и сверхчеловеческого, подменяющего божественное. Это особенно ярко видно на судьбе идей Ницше» [124].

Именно такая подмена, вольно или невольно, произошла в мире науки, что привело к крупным негативным явлениям во взглядах ряда ученых, постепенно превращавшихся в «малых заратустр». Для основной их части этот процесс был связан с обретением таких качеств, как неистребимое высокомерие по отношению ко всем иным способам познания, кроме экспериментального, абсолютная вера в интеллект как единственный инструмент получения истины, несокрушимая убежденность в праве на монополию такой истины и т.д. В результате относительное знание стало превращаться со временем якобы в абсолютное. Это привело к тому, что установившаяся традиция в ряде случаев преградила путь в развитии некоторых наук и стала на дороге всего нового, нетрадиционного и смелого. Отсутствие связи с Высшим привело также к росту безответственности в среде ученых, которые, взяв на себя функции Бога, стали выращивать людей в пробирках, пытались лабораторным путем создать живое вещество, развивать генную инженерию, меняющую естественную структуру человека, и, наконец, клонировать этого человека. Многим из них, кто занимается таким «промыслом», было неизвестно, что грубое и неграмотное вмешательство в энергетику человека может привести к губительным последствиям, подобным тем экологическим катастрофам, которые возникли в результате научного и безответственного «покорения» природы. Попытка создать искусственный интеллект и освободить человека от умственных усилий и истинного творчества нарушит, вне всякого сомнения, закономерности эволюционного развития самого человека.

«С исчезновением истин откровения, – справедливо замечает Н.В.Бряник, известный философ, – начисто улетучивается онтологический смысл истины как открытости, непотаенности самого бытия. Освободив себя от связанности с истиной откровения, человек замкнул истину на самого себя. Истина становится характеристикой только человеческого знания. Проблема истины – это проблема достоверности знаний. Самое главное заключается в том, что гарантом достоверности оказывается так или иначе, но сам человек. И это было предопределено эпохой – ведь именно субъект в Новое время занял роль основополагающей достоверности бытия; именно человек, как признает Хайдеггер, становится законодателем всех мер, в том числе и того, что считать достоверным, т.е. истинным» [125].

Передача функций Бога человеку-субъекту привела к тому, что мы сейчас имеем незатихающие войны, терроризм, небывалый рост преступности, власть денежного мешка и многое другое, что, особенно в последние годы, расчеловечивает самого человека. Божественные функции, которые были самовольно захвачены человеком, оказались ему не под силу. Ни его уровень сознания, ни качество его ответственности не соответствовали возложенному на себя грузу.

Но, если быть точным, чисто эмпирической науки не существует. Ибо, в конце концов, эта наука творится человеком, а не роботом и машиной и несет на себе неизбежный отпечаток духовно-материальной структуры самого человека. Как бы сами носители науки ни старались абстрагировать науку от человека и придать ей так называемый объективный характер, этого сделать нельзя, не нарушив главных устоев системы познания. Чистая эмпирика, чистый, свободный от всяческого влияния эксперимент есть чистая иллюзия, пополняющая коллекцию различных предрассудков, накопленных за века в пространстве экспериментальной науки.

«При всем стремлении, – отмечает Н.В.Бряник, – изъять из знания субъективное – устранить в содержании знания зависимость от субъекта не удается. Поэтому следует отметить его существенное отличие – это знание-представление. Знание-представление несет в себе образ вещи (явления или события) не как копию или фотографию, а как такой образ, в котором реализован некий человеческий проект, в котором заключена модель потребного будущего или некая схема уже несуществующего прошлого; знание-представление включает в себя весомый элемент творчества, воображения, фантазии. Знание в своеобразной форме включает в себя дух самого Нового времени, т.е. культурно-историческую среду своего возникновения и развития» [126].

С этим утверждением нельзя не согласиться. Такие качества, как развитая интуиция самого исследователя, способность предвидения, восприятия информации внеэкспериментальным путем, свидетельствуют о том, что знания, добытые неэкспериментальным путем, составляют значительную долю в общей сумме накопленных научных знаний. Потом эксперимент сможет или еще не сможет подтвердить их. Воображение, интуиция, так называемая фантазия нередко инициируют важные научные проблемы, которые исследуются экспериментально. Можно привести немало примеров, подтверждающих вышесказанное.

Если мы будем утверждать, что идея четвертого измерения возникла в пространстве эмпирической науки, мы глубоко ошибемся. Другое дело, что эта идея была исследована в науке, на ином пространстве.

Нахождения метанаучного способа познания включают области человеческого творчества, которые, согласно научной традиции, не относятся к науке вообще. Религиозный опыт, искусство, умозрительная философия являются важными «кирпичиками», заложенными в фундамент все той же эмпирической науки. Когда-то эмпирическая наука и метанаука составляли единое целое. Противоречивые процессы, шедшие через историю науки, позиции различных участников этих процессов развели науку и метанауку по разным углам «ринга» мировой культуры. Но тем не менее можно утверждать, что в истории эмпирической науки не существует ни одного великого открытия, в основе которого бы не стояли знания, полученные из пространства метанауки. В развитии эмпирической науки как бы существовал некий подземный таинственный поток, в котором творила метанаука и который время от времени выносил нужные для этой эмпирической науки знания и идеи, способствующие ее развитию. Казалось, что где-то в глубине этого невидимого пространства имелась какая-то нездешняя ниша, где не было разделения между различными способами познания и существовало нераздельное знание. И именно это пространство сохраняло для эмпирической науки, отказавшейся от Высшего и Бога, связь с тем и другим, без которой эмпирическая наука не смогла бы долго просуществовать, несмотря на неуемную гордость своими достижениями и открытиями. Метанаука с древних времен утверждала, что все земные процессы связаны с Космосом, а сам человек его часть. Космос, подобно океану, находился в непрестанном движении и двигал волны своих изменений согласно закономерностям, неизвестным даже и сейчас эмпирической науке. На этих движениях возникала и формировалась космическая эволюция человечества. И хотя эмпирическая наука до последнего времени не знала даже такой формулировки, космическая эволюция, помимо воли этой науки и ее носителей, формировала и развивала объективные процессы, творя и созидая будущее земного человечества. И с помощью этой эволюции в XX веке начался процесс синтеза способов познания метанауки и эмпирической науки, процесс важнейший для человеческого познания в целом. Этот процесс породил ряд острых противоречий и конфликтов в пространстве эмпирической науки, в котором к нашему времени сложились искажения и отклонения, усугубившие противостояние науки и метанауки.

Включение ментанауки в единую систему познания стало важнейшим фактором, от которого зависит эволюционное продвижение человечества в целом. Эта ситуация возникла на границе II и III тысячелетий нашей эры. Осознание того, что наука и научное мышление есть только один из способов познания, приведет к более сбалансированной оценке научного способа познания и его места в новой системе, куда войдут и нахождения других способов познания. «...Проблемы теории познания, – отмечает Н.В.Бряник, – не могут быть развернуты на материале только научного познания еще и потому, что наука слишком рафинированный и весьма интеллектуализированный вид знания. Сведение теории познания к теории научного знания – это путь обеднения и заведомо усложненного представления гносеологии» [127]. И еще «Гносеология, опирающаяся на исследования только научного знания, переставала отвечать многообразию и богатству реального познавательного опыта» [128]. И не только это. Надо иметь в виду сам характер метанаучного знания и системы его познания. Метанаука, всегда связанная с Высшим, как правило, «подсказывает» идеи эмпирической науке. Метанаука как бы ведет за собой последнюю, и ее знания опережают эмпирическую науку и поэтому столь необходимы для нее. Наряду с такими обстоятельствами в самой науке в XX веке начались процессы, требующие иных подходов и иных методологических установок. В результате научных открытий XX века неделимое оказывалось делимым, на «чистые» эксперименты в атомной физике стал влиять сам экспериментатор. Прежние, казалось, устойчивые виды материи расползались, как бы распадаясь на «нематериальные» структуры. В конце II тысячелетия нашей эры эволюция Homo sapiens, или человека разумного, оказалась у предела, когда интеллект подошел к наивысшей точке своего развития и его дальнейшее развитие требовало определенной «подпитки». Этой «подпиткой» оказалось само сердце, синтез с которым и мог сделать интеллект сердечным, а сердце умным. Этот процесс сопровождается расширением сознания самого человека.

Уже в конце XX века начали появляться тенденции, свидетельствующие о кризисных моментах в пространстве эмпирической, сугубо интеллектуальной науки. «Люди, – полагает философ Мак-Джинн, – очень верят в науку и научные методы, и она на протяжении нескольких сотен лет хорошо поработала в своих границах. Но если посмотреть в перспективе, кто скажет, что она будет развиваться и завоюет всё? Ученых, как и философов, сдерживают границы познания. Высокомерно думать, что мы теперь каким-то образом получили в руки идеальный познавательный инструмент» [129]. Философ ощущал в науке, в этом «познавательном инструменте» некое неблагополучие, которое могло привести к кризису само научное познание. Обострял положение в науке и ряд других ее особенностей. Границы самих исследований экспериментальной науки замыкались пространством плотной земной материи и не выходили в Космос, где изучаемые явления обретали причинный характер. Разрыв между знаниями, получаемыми в эксперименте и во внутреннем мире самого человека из космического источника, с годами все более и более увеличивался. Эмпирическая наука уходила все дальше от метанауки и тем самым тормозила невольно собственное развитие. Внутреннее строение материи, к которому подошла сейчас эмпирическая наука, может быть познано во всей своей глубине только через знания, полученные во внутренней энергетической системе человека. Отсутствие подобных знаний или пренебрежение ими приведет в действительности к тому «концу науки», о котором говорят и пишут многие современные ученые. Мы стоим накануне планетарного перелома, когда закладывается новая система познания, объединяющая науку и метанауку, Землю и Космос, плотную материю и тонкую. Только такой синтез откроет перед экспериментальной наукой новые горизонты и неожиданные для нее пути.

 

5. Свет Фаворский

 

Николай Бердяев

Это случилось в начале I тысячелетия нашей эры на горе Фавор в Палестине, куда Христос поднялся вместе с апостолами Петром, Иоанном и Иаковом. Все произошло во время молитвы и было описано в трех Евангелиях: от Матфея (17:1-9), от Марка (9:2-10) и Луки (9:28-36). Все три евангелиста донесли смысл случившегося почти одними и теми же словами, лишь с небольшими отклонениями. От них мы узнали, что лицо Христа светилось, как солнце, а его белые одежды уподобились свету. «И преобразился пред ними: и просияло лице Его как солнце, одежды же Его сделались белыми как свет» [130], – писал Матфей. «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» [131], – свидетельствовал Марк. «И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею» [132], – утверждал Лука. В момент события появились древние пророки Моисей и Илия, которые о чем-то говорили с Христом, а из «облака светлого», которое осенило присутствующих, раздался Голос: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» [133]. Это был голос Бога, или Высшего.

Много позже, в IV веке, был установлен христианский праздник Преображения. Не будучи христианским богословом, не стану рассуждать о том, какое значение придается в богословии случившемуся на горе Фавор. С точки же зрения нового мышления XX века Преображение Христа – это событие, несущее в себе глубочайший смысл космической эволюции человечества.

По мысли крупного писателя-символиста Дмитрия Мережковского, на горе Фавор был совершен прорыв в иную действительность. «Здесь, – писал он, – как во всяком “чуде-знамении”, – тот же вопрос: было или не было? и тот же ответ: если в нашем историческом времени и в нашем геометрическом пространстве не было, то было в той неведомой нам, предельной точке религиозного опыта, где наше пространство, трехмерное, соприкасается с четырехмерным, наше время – с вечностью» [134].

Мережковский отметил два важнейших момента, раскрывающих значение и смысл Преображения Христа, – связь этого процесса с Высшим Миром и обусловленность его Вечностью. Христом, несущим в себе два начала – Сын Божий и Сын Человеческий, – были показаны, во-первых, способность к Преображению в физических условиях нашего мира и, во-вторых, способность к Воскресению в тех же условиях. Христос велел ученикам никому не рассказывать о случившемся, «доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых» [135]. На горе Фавор в тот день и в тот час произошло эволюционное действие, которое должно было изменить сознание человечества, но, к сожалению, не изменило его и до сих пор. Духовная революция, начавшаяся две тысячи лет назад с приходом Великого Учителя, ознаменовалась скорым и жестоким Его убийством. Таков был человек в то время, таковым он остается и посейчас. Но тогда у людей было впереди две тысячи лет, сегодня – много меньше...

На горе Фавор Великий Учитель показал воочию, что есть Преображение человека и какова в связи с этим цель космической эволюции человечества. Из двенадцати учеников Христос взял на гору только троих: Петра, Иоанна и Иакова. По-видимому, не каждый из апостолов мог выдержать ту высоковибрационную энергетику, которая возникла при Преображении. Только такая энергетика могла преображать и просветлять земную материю, в которую, если можно так сказать, был облачен Учитель. Свет, который участвовал в Преображении, носил Высший, Огненный характер. Апостолы даже не заметили, как одежда Христа сделалась прозрачной, так же как и Его тело. Огненное Преображение, или Преображение Светом, есть самый важный этап космической эволюции человечества, ее главная цель. Без этого Преображения человек не сможет достичь вершины эволюционного восхождения. В основе этого процесса лежит рост напряженности энергетики человеческого духа, увеличение ее вибраций. Вибрации преображенного Христа проявились и на горе Фавор, и во время Его Воскресения. Христос не позволил Марии Магдалине прикоснуться к Нему, ибо Его вибрации могли быть для нее смертельны.

Свет Фаворский осветил многовековой период космической эволюции и помог человеку понять, что именно осознание Высшего Мира, Высшего Божественного начала преобразит и его самого, и всю его жизнь. И с того момента любое эволюционное изменение, любое творение Нового мира было связано именно с этим Преображением, с Фаворским Светом, пролившимся из незримого Высшего Источника через Христа, Сына Божьего и Сына Человеческого, на измученную и страдающую Землю. Две тысячи лет тому назад человечеству был показан его Путь в эволюции и обозначена цель, к которой ему необходимо было стремиться. Сынам же человеческим надлежало ступить на стезю Сына Божьего.

Слова Христа – «Я есмь путь и истина и жизнь» [136] – полностью отвечают тому, что произошло на горе Фавор в тот самый важный для человечества и его эволюции день и час. То, что Христос, будучи не только Великим Учителем, но и Живым Примером, трагически кончил свою жизнь на кресте, очень символично и является логическим завершением Его явления на Земле. «Если мы рассмотрим все теоретическое и все нравственное содержание учения Христа, которое мы находим в Евангелии, то единственно новым, специфически отличным от всех других религий, будет здесь учение Христа о Себе самом, указание на Себя самого как на живую воплощенную истину...» [137] – писал Владимир Соловьев в конце XIX столетия.

В XX веке русские философы, художники и поэты вновь повернулись к Христу, но не к церковному, а к тому, который «есмь путь и истина и жизнь». Фаворский Свет пронизал Духовную революцию в России и высветил важнейшие проблемы эволюции человечества последнего века второго тысячелетия. «Только откровение о Христе, – писал Н.А.Бердяев, – дает ключ к раскрытию тайны человеческого самосознания. Высшее самосознание человека есть абсолютный предел для всякого научного познания. Наука с полным правом познает человека лишь как часть природного мира и упирается в двойственность человеческого самосознания как в свой предел. Но и философия высшего самосознания человека возможна лишь тогда, если она сознательно “ориентирована” на факте религиозного откровения о человеке. Это религиозное откровение антропологическая философия берет как свою свободную интуицию, а не как авторитет догмата» [138].

Именно эта «свободная интуиция» и помогла по-новому взглянуть на Великого Учителя и осмыслить эволюционное значение того, что века назад произошло на горе Фавор.

Нам известно, и вряд ли стоит теперь это отрицать, что одухотворенный Космос ведет эволюцию человечества. Явление на нашей планете Великих духовных Учителей в переломные моменты истории человечества есть явное тому доказательство. Каждый из них нес ту истину, которая в данный исторический момент была необходима земному человечеству, ибо она, эта истина, принятая в сознание человека, способствовала его продвижению по лестнице эволюционного восхождения, делала человека лучше и совершеннее, преображала его сознание и меняла образ его жизни. Эти Великие Учителя, представленные в мифологии всего мира как культурные герои, учившие человечество чему-то полезному, были связаны с Высшим инобытием, или мифологическим Небом. Связь эта четко прослеживается в их деятельности, в духовных концепциях и в тех целях, которые каждый из них преследовал. Всякий раз с приходом такого Учителя начиналась Духовная революция, и прежде всего в том географическом пространстве, где появлялся Учитель. Великие Учителя обладали высоковибрационной энергетикой, и их дух уподоблялся магниту, который притягивал к себе людей самого разного уровня сознания. Исторические хроники наполнены свидетельствами тех, кто сам испытал на себе влияние того или иного Великого духа. Были Великие эллины, Великие китайцы, был Великий Учитель Будда, и в начале нашей эры пришел Великий Учитель Христос – Сын Божий и Сын Человеческий. И в нем, возможно, ярче, чем в других, сочетались два начала – Высшее и человеческое. Он пришел научить и показать на собственном примере, как человек может приблизиться к Высшему.

«По древним Учениям, – отмечала Е.И.Рерих, – все высшие космические Представления получают свою форму или олицетворяются в подобии Божьем, в человеке. Потому, конечно, Высочайшие Духи и являются Олицетворениями высших Представлений. Семь Кумар, Семь Логосов, Семь Огней или Пламен, Семь Сынов Разума, Семь Сынов Брамы или Сынов Божьих, все Они являются такими Высочайшими Духами, которые (как Аватары) принимали земную оболочку для поднятия сознания человека и приобщения его к божественному естеству его» [139].

Христос явился в образе Богочеловека. Бог стал человеком, чтобы человек смог стать подобным Богу. В этом заключается суть эволюционной миссии Христа. Всей своей жизнью он показал, чем может стать человек планеты Земля, какого уровня может достичь его сознание и его творчество. Буддисты называли такого богочеловека архатом, вкладывая в это определение эволюционный опыт Просветления Великого Учителя Будды. Слово «богочеловек» вновь зазвучало в XX веке, когда в России началась Духовная революция и пришло осознание наступления Новой эпохи и Нового мира. «Также можно сказать, – писала Елена Ивановна Рерих, – что первый луч новой эпохи блеснет новым пониманием Учения Христа. “Так примем Появление Христа как священный знак, и пусть люди почитают все знаки Высокого Пути”» [140].

И этот первый луч высветил слова, сказанные Богочеловеком: «Я есмь путь и истина и жизнь».

В конце XIX века в России прозвучали лекции о богочеловечестве, прочитанные ее великим философом Владимиром Соловьевым. Господствовавшая тогда концепция позитивизма была опровергнута Соловьевым как эволюционно несостоятельная. Эта концепция отрицала Бога, или Высшее, и обоготворяла человека, оставляя последнего один на один с непознанной тайной Космоса. Человек лишался своих природных качеств, терял свою двойственность и устремлялся в неизведанную даль без опоры, помахивая одним крылом и вычерчивая неожиданные зигзаги и загадочные кривые на своем пути.

«Миры зарождаются и распадаются, – отмечала Е.И.Рерих, – тогда как человек, трансмутировавший на огне духа все свои чувствования, преображается в сверхчеловека и занимает место среди Высших Духов и живет в вечности. Высочайшие Духи являются сотрудниками Великого Зодчего и Матери Природы, строителями миров и руководителями народов» [141].

«Явление в мир Богочеловека, – считал Н.А.Бердяев, – новый момент в творчестве мира, момент космический по своему значению. В откровении Богочеловека приоткрывается творческая тайна о человеке. Мир творится не только в Боге Отце, но и в Боге Сыне. Христология есть учение о продолжении творения. И завершиться может творение лишь в Духе, лишь творчеством человека в Духе» [142].

Философы, творившие в пространстве русской Духовной революции, сходились в самом важном: космическая эволюция начинает создавать новый тип человека – сотрудника и продолжателя дела Высшего, иномирного начала, человека, идущего через Огненное Преображение к высотам эволюционного восхождения – туда, где пресуществляет мир Высшая Божественная сила. И этот человек – Богочеловек, Сверхчеловек, полный Архат [143], Агни Йог, как хотите его назовите, – получает эволюционную возможность принять участие в грандиозной космической метаморфозе, название которой «Бог – Человек». Только принятие человеком в сознание высших энергий открывало ему путь к дальнейшему совершенствованию.

Агни Йог, или Богочеловек, всеми своими центрами, всей своей энергетикой включен в высшую космическую жизнь, что дает ему возможность не только совершенствовать собственную энергетику, повышая ее вибрационное качество, но и влиять на энергетику других, идущих по пути Преображения.

Именно в Красоте заложена та энергетика, те высокие вибрации, которые преображают плотную материю и прокладывают нам пути в сложных коридорах космической эволюции. В одной из книг Живой Этики мы находим поэтичное и в то же время философски глубокое осмысление Красоты:

Иными словами, Красота везде, во всем, она охватывает все наши действия и пронизывает собою всю жизнь. Она – наша цель, наша победа, наши желания, и она же путь наш. Что бы мы ни сделали, мы должны стремиться к Красоте, что бы мы ни творили, что бы ни создавали, во всем должна существовать Красота.

Красота есть творящая сила Космоса, она есть формообразующее начало, ибо содержит в себе огнетворные энергии, преображающие наше сознание. О Красоте сказано много высоких слов и еще больше будет сказано. В одной из своих работ Александр Блок, описывая красоту одного из поэтических образов Владимира Соловьева, сказал: «...он (образ. – Л.Ш.) излучает невещественный золотой свет» [145]. И вот этот блоковский «невещественный золотой свет» дает нам, как ни странно, вещественное представление о Красоте. Он как бы возникает из творения художества или слова, являясь именно тем светом, который мы нередко видим на русских иконах и который исходит от ликов святых. Вот этот «невещественный золотой свет», или «сверхматериальное начало», по выражению Соловьева, и составляет суть космической преображающей энергии просветления, или одухотворения материи. Когда это «сверхматериальное начало» проявилось в преображенном Христе, то свидетели этого редчайшего зрелища были поражены представшей перед ними неземной Красотой Спасителя, отразившей в себе Высшую реальность.

«Лишь при перенесении центра тяжести человеческой жизни в иной мир, – писал Н.А.Бердяев, – можно творить красоту в этом мире. Величайшая красота, которая достигалась в этом мире, была связана не с тем, что человечество ставило себе чисто земные цели в этой действительности, а с тем, что оно ставило себе цели за пределами этого мира. Тот порыв, который влек человечество в мир иной, в этом мире воплощался в единственно возможной, высшей для нас красоте, которая всегда имеет природу символическую, а не реалистическую» [146].

Символическая природа Красоты присутствовала, прежде всего, в искусстве. Но к концу второго тысячелетия на нашей планете произошли энергетические изменения, давшие человеку возможность заглянуть в окно Высшей реальности и увидеть там реальную Красоту не через символ, а напрямую. Такая реальная Красота позволяла перейти от искусства рукотворного к искусству жизни, к Красоте жизни и ее Преображению. В этом заключался новый виток творчества самого человечества. Путь Преображения самого человека шел через Красоту символическую к Красоте реальной, которая несла в наш плотный мир и в нашу жизнь свою преображающую и просветляющую силу. Свет Фаворский сверкал Красотой реальной.

«Красота в своей последней сущности – неопределима, красота – великая тайна, – отмечал Н.А.Бердяев. – В тайну красоты должно быть посвященным, и вне посвящения она не может быть познана. В красоте нужно жить, чтобы узнать ее <...> Но последняя реальность красоты доступна в этом мире лишь символически, лишь в форме символа. Реалистическое обладание сущей красотой, без посредства символа, будет уже началом преображения этого мира в новое небо и новую землю. Тогда не будет уже искусства, не будет уже в строгом смысле слова эстетического переживания, в котором символически опосредствуется последнее сущее. Путь к красоте как сущему, к космосу, к новому небу и новой земле есть путь религиозно-творческий. Это – вступление в новую мировую жизнь. Жить в красоте – заповедь новой творческой эпохи» [147].

Новую эпоху предвидели русские философы Серебряного века, о ней сложились представления и в художественном мышлении России. Бердяев назвал эту эпоху художественной, в которой «художество будет главенствовать в жизни» [148], а творчество, в широком его понимании, будет направлено к созданию всеобъемлющей Красоты, но уже не теми методами и средствами, которые знала старая эпоха. Преображение самого человека создаст для этого необходимые возможности.

«Жизни счастье найди в творчестве и око обрати в пустыню <...> Чистое искусство – достоверное сообщение лучезарного явления Духа. Через искусство имеете свет» [149].

Иными словами, речь идет о синтезе художества и святости, который и составит основу нового творчества. В начале XX века в русском искусстве начали складываться необходимые для такого процесса условия.

Н.А.Бердяев в своей статье об Александре Блоке писал: «Творческая тоска поэта по космическому преображению и космической красоте служит уготовлению нового неба и новой земли, хотя бы поэт и не видел последних реальностей. В мир преображенный войдет творческое воображение и видение поэта, войдут его образы как особого ряда реальности. Душа России и русского народа была так же беззащитна, как душа Блока, Логос не овладел в этой душе Космосом. Россия и на новом небе и на новой земле будет и такой, какой ее видел и воспевал в своих изумительных стихотворениях Блок <...> Какой скорбный путь прошло русское творчество от Пушкина до Блока, от первого нашего поэтического возрождения александровской эпохи до нашего второго поэтического возрождения начала XX века! Пушкин знал много горестей и печалей, но знал и творческую радость, райскую легкость. Блок знает только горе, печаль, тоску и ад. Но можно ли за это в него бросить камень? Он также принадлежит вечной, преображенной России, России нового неба и новой земли, как Пушкин. Ее уготовляют не только святые, подвижники, очистившиеся, увидевшие Божественный свет, но и тосковавшие, мучавшиеся, прельщавшиеся и падавшие, но устремленные к высоте, к жизни, преображенной в красоте» [150].

Это «преображение в красоте» относилось, прежде всего, к истинному искусству, которое уже несло в себе ростки такого преображения и обладало способностью к вышеупомянутому синтезу.

«Изображать, – писал Владимир Соловьев, – еще не значит преображать, и обличение еще не есть исправление. Чистое искусство поднимало человека над землею, уводило его на олимпийские высоты; новое искусство возвращается к земле с любовью и состраданием, но не для того же, чтобы погрузиться в тьму и злобу земной жизни, ибо для этого никакого искусства не нужно, а с тем, чтобы исцелить и обновить эту жизнь. Для этого нужно быть причастным и близким земле, нужна любовь и сострадание к ней, но нужно еще и нечто большее. Для могучего действия на земле, чтобы повернуть и пересоздать ее, нужно привлечь и приложить к земле неземные силы. Искусство, обособившееся, отделившееся от религии, должно вступить с нею в новую свободную связь. Художники и поэты опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями. Искусство будущего, которое само после долгих испытаний вернется к религии, будет совсем не то первобытное искусство, которое еще не выделилось из религии.

Несмотря на антирелигиозный (по-видимому) характер современного искусства, проницательный взгляд сумеет отличить в нем неясные черты будущего религиозного искусства <...> Если в современном реалистическом художестве мы видим как бы предсказание нового религиозного искусства, то это предсказание уже начинает сбываться. Еще нет представителей этого нового религиозного искусства, но уже являются его предтечи. Таким предтечей был и Достоевский» [151].

Процитированный фрагмент взят из речи Соловьева в память писателя, которую он произнес в 80-е годы XIX века. Здесь мы находим концепцию будущего искусства и его роли в Преображении человека, изложенную им достаточно определенно и ясно. Религиозность в искусстве это не традиционные сюжеты на основе представлений какой-либо конкретной религии или одной из ее конфессий. Это образы Новой Красоты, почерпнутой в Высшем пространстве иных миров, иных, более высоких состояний материи, иной Красоты, которая обладает энергетикой более высокого напряжения и несет эту энергетику на землю. Именно в этой иномирной Красоте, в ее космической энергетике и содержится преображающая человека жизненная сила. И этот процесс Преображения отличался по форме и содержанию от тех, которые происходили ранее в культурно-духовном пространстве планеты.

«Никогда еще так остро, – писал Н.А.Бердяев в 1918 году, – не стояла проблема отношения искусства и жизни, творчества и бытия, никогда еще не было такой жажды перейти от творчества произведений искусства к творчеству самой жизни, новой жизни. Сознается бессилие творческого акта человека, несоответствие между творческим заданием и творческим осуществлением <...> Человек последнего творческого дня хочет сотворить еще никогда не бывшее и в своем творческом исступлении переступает все пределы и все границы» [152].

Из всех видов человеческого творчества именно искусство ощущало приближающийся кризис, обусловленный тем, что старое, отжившее искусство уже не могло быть средством Преображения человека, а новое, в полной его силе, еще не наступило. Русские философы все чаще и чаще писали о связи Преображения с творчеством, с искусством, стремясь разгадать тайну Преображения, увидеть в кризисном состоянии культуры тот единственный путь, который приведет искусство к желаемому выходу за его собственные границы, еще тяготевшие над художниками и мешавшие им увидеть и почувствовать иные, более высокие миры и стать сотворцами этого Высшего. И казалось, что вот-вот эта таинственная Жар-птица будущего окажется в их руках и превратит эти руки в руки теургов, творящих в сотрудничестве с Высшей и невиданной еще материей. Художники обращались к своему внутреннему миру, искали в нем спасения от растущих противоречий и пытались найти решение проблем, мучивших их.

«Мы сами те мраморные глыбы, – писал Андрей Белый, – которые мы же должны изваять в скульптурные статуи. Не статуя Аполлона, Диониса и Венеры суть символы: а мы – мы символы Аполлона и Венеры. Себя, себя мы еще не хотим принять и сознать в том, что уже шевелится в нас. Поклоняясь истукану (искусству), просмотрели мы то, что в глубине нашей души совершается уже пресуществление и что там мы прекраснее всех форм старого и нового искусства. До известных пределов искусство приподымает нас, учит ходить в красоте неверными шагами. Но мы растем, походка становится все увереннее. Искусство – мать нашего устремления к преображению жизни. Оно нас вскормило, младенцев <...>

И вот лучшим из нас, тончайшим из нас, пора распроститься с искусством, если верны они раз выбранному пути. Разве не знают они, что уж прошли сквозь арку, называемую искусством, в свободное поле жизненного творчества? Довольно любоваться кузнечными мехами, пора взяться за мехи и раздувать огонь, на котором плавится их жизнь» [153].

Андрей Белый, поэт и философ, может быть, в большей степени, чем кто-либо другой, ощутил необходимость Преображения внутреннего мира человека – Преображения святостью и переходом к совсем иного рода творчеству. «Довольно любоваться кузнечными мехами, пора взяться за мехи...» – программная, основополагающая фраза для осмысления всего того, что происходило в пространстве Духовной революции России.

«Мы находимся, – отмечал Александр Блок, – как бы в безмерном океане жизни и искусства, уже вдали от берега, где мы взошли на палубу корабля; мы еще не различаем иного берега, к которому влечет нас наша мечта, наша творческая воля; нас немного, и мы окружены врагами; в этот час великого полудня яснее узнаем мы друг друга; мы обмениваемся взаимно пожатиями холодеющих рук и на мачте поднимаем знамя нашей родины» [154].

Творцов и художников объединяло не только знамя их родины, но и вещее слово «теургия», которое залетело из Надземного мира в земную реальность, чтобы светом своего истинного смысла озарить дорогу земным творцам, плывущим через космический океан эволюции к неизведанному будущему. Только художнику-теургу было под силу преображающее религиозное творчество. «Творящей Матери наследник, воззови / Преображение вселенной» [155], – писал В.Соловьев.

Преображение человека и Преображение Вселенной, теургическая причастность земного творца к творчеству Космоса – все это впоследствии найдет отражение во взглядах Е.И.Рерих.

«Вы, мои друзья, – писала она в одном из своих писем, – прикоснувшиеся к искусству, к творчеству, умейте пользоваться этими дарами, как конденсацией ваших сил, ибо звук и цвет, мысль и ритм – основы мироздания и нашего существования. Звук и цвет, знание и творчество есть чаша Амриты, чаша Бессмертия!» [156].

Теургия становилась средством преображения не только искусства, но и самого мира. «Художник-теург, – писал Н.А.Бердяев, – отрешается от устроенного искусства этого мира во имя чистого творческого акта <...> Теургическое искусство – синтетическое и соборное, это некое неведомое еще, не раскрытое пан-искусство <...> Теургия есть универсальное делание. В ней сходятся все виды человеческого творчества. В теургии творчество красоты в искусстве соединяется с творчеством красоты в природе. Искусство должно стать новой, преображенной природой. Сама природа есть произведение искусства, и красота в ней есть творчество» [157]. И еще: «Подлинное творчество есть теургия, богодейство, совместное с Богом действие <...> Нужен переход творческого акта к иному бытию. Это – путь теургического творчества» [158].

Теургия преображает восприятие Красоты в сознании художника-творца. Эта Красота приходит к нему не в земном символе, а изливается напрямую, неся с собой новые, неведомые до сих пор Земле образы, оплодотворяя внутреннюю жизнь художника, обогащая его душу новыми откровениями, новыми измерениями и новой переливающейся Красотой «текучего» мира, которую он должен воплотить иными, пока неизвестными ему средствами. И, воплощенная, она начинает пророчествовать и вещать, выходя своими образами за пределы Культуры нашего плотного мира.

«Проблема искусства как теургии, – утверждал Н.А.Бердяев, – по преимуществу русская проблема, русская трагедия творчества. В художнике-теурге осуществится власть человека над природой через красоту. Ибо красота есть великая сила и она мир спасет» [159].

Теургия через преображенное искусство творит новое Бытие, говоря словами Иоанна Богослова, «новое небо и новую землю». Значение теургии определяется не только эволюцией Земли, но и эволюцией космической. Теург творит формы через искусство и Красоту через Высшее начало. Но теургия не просто творчество. Она требует нового сознания самого творца, нового постижения смысла своего творчества и того Высшего космического начала, с которым вступает в сотрудничество художник-творец.

Новый мир действительно требовал расширенного, или преображенного, сознания. Новый человек, обладающий таким сознанием, сможет привлечь на Землю необходимые для созидания Нового мира энергии. «...Задача Нового Мира пробудить сознание и вернуть Миру предназначенный Облик Красоты. Творчество духа должно напрягаться, именно, к восхождению. Именно, не низводить Высшее, но подымать. Потому первым условием будет творить Образ Божий по Божественному. Когда человеческое сознание перестанет изображать Божественность по-человечески, тогда достижения духа будут огненны» [160]. Слова – «не низводить Высшее, но подымать» – призывали к восхождению, к взлету, которым только и можно было преодолеть тот кризисный послевоенный тупик, в котором оказался весь мир и, в частности, Россия. Необходимо было повысить уровень орбиты эволюционного витка. Эволюция предлагала для взлета крылья. Но эти крылья нужно было выковать человеческими руками.

В словах «творить Образ Божий по Божественному» – содержится ключ к тайне теургии, к тайне художника, созидающего в единстве и сотрудничестве с Высшим, Божественным началом. Земной творец перестает «изображать Божественность по-человечески», когда напрямую связан с этой Божественностью и постигает ее смысл и особенность без посредника – символа. Но для этого должна совершиться целая революция в сознании творца, чтобы концепция теургического творчества стала основой его сознания.

Эволюция не знает чудес – мгновенных преображений, внезапного обретения высоких способностей или неожиданных озарений. Эволюция – это лаборатория, где тяжко и долго трудятся Те, без Кого на Земле не состоялось бы ничего. Это Великие Души, Учителя, Архаты, Агни Йоги, Космические Иерархи и, наконец, теурги, о которых так много говорили в нашей стране в начале двадцатого столетия. Эволюция и здесь не отступила от своих правил, от Космических законов.

Чтобы куда-то взойти или продвинуться, человечеству нужен ведущий пример. Без этого оно ничего не сделает. Шаг за шагом, поднимаясь по обледенелому заснеженному склону своего верхнего пути, человечество идет в одной связке с Теми, Кто сумел подняться раньше и выше его по лестнице космической эволюции. Мы держимся за серебряную нить этой связки и видим идущих впереди нас в зовущую Беспредельность. Там, в высоте, – Те, Кто является для нас Примером, – наши Ведущие, наши Учителя, наши Духовные наставники, наши теурги, которыми мы захотели стать сами.

Среди них Те, Которые когда-то были художниками, поэтами, музыкантами, но, вместив в себя святость и все, что с нею связано, стали теургами. А мы, которые еще не смогли стать такими, но, уже осознав необходимость нового теургического творчества грядущего мира, начинаем, помогая Им, переделывать свой мир по законам Красоты. Красота нас зовет и определяет наш путь. И поэтому Те, Кто в длительном и трудном пути эволюции преобразился в Архатов, Агни Йогов, Богочеловеков, теургов, в представителей грядущей расы, будут всегда ощущать движения и звуки художества, через которое они прошли и с помощью которого смогли преобразиться в тех, кем они теперь являются.

«Я есмь путь и истина и жизнь» – еще долго будет вести за собой всех, кто, преодолев рутинное свое бытие, обыденное свое сознание, поднялся в сверкающую высоту Верхнего, крылатого Пути.

В мире началось великое переустройство, возникшее сначала в Высших мирах и лишь затем спустившееся на Землю. Земля и человечество подошли к новому эволюционному витку, связанному с явлением Нового мира и Преображением человека. «Время, переживаемое нашим земным человечеством, – писала Елена Ивановна Рерих, – есть время перехода от одной эволюции, в которой развивался интеллект, к эволюции духовности, когда дух начнет преобладать над интеллектом, и этот переход совершается на смене рас» [161]. С нею вступают на Землю и преображенный человек, и Новая Красота, и новое творчество.

«Мы являемся свидетелями великого мирового переустройства. Новые законы уже вписаны в скрижалях Вечности, но великое Откровение еще не принято. Горе отвергнувшим дух и прозябающим в невежестве, в немощи и грязи нравственной. Новый Мир грядет в осознании человеческого достоинства, в суровом понимании долга и ответственности каждого перед человечеством и всем Космосом. Сотрудничество всегда и во всем станет указом Дня» [162]. Сотрудничество человека с человеком, сотрудничество народов, сотрудничество Земли и Космоса, сотрудничество земных творцов с Творцом Небесным, сотрудничество видимых плотных миров с невидимыми мирами тонкой одухотворенной материи. И русские философы, и поэты Серебряного века, используя различную терминологию, говорят об одном и том же – о грядущей Новой эпохе, «новом небе и новой земле», Новом человеке. И этот преображенный Новый человек понесет в себе тот Свет огненных энергий, который многие века тому назад озарил гору Фавор и Великого Учителя – «Я есмь путь и истина и жизнь».

В 80-е годы XIX века Ф.М.Достоевский опубликовал роман «Братья Карамазовы», получивший мировую известность. В роман он включил гениальную главу «Великий инквизитор», в которой последний произносит перед Христом свой знаменитый монолог. Эта глава имела не только художественный и философский смысл, – она стала пророческой для последнего века II тысячелетия нашей эры. В ней показано, как в непримиримом противостоянии сошлись два пути, которые в XX веке станут реальностью. Два пути и два подхода к самым главным и насущным проблемам, без осознания которых человечество не могло двинуться дальше по восходящей спирали космической эволюции. Путь с Христом или без Него, с Высшим или с инквизитором, путь космической Беспредельности или тупик плотной земной материи, путь свободы или несвободы, путь Богочеловека или путь человека, возомнившего себя богом. Остается только удивляться, как гений Достоевского сумел предвидеть все то, что произойдет в XX веке, и предсказать, в пользу какого пути будет сделан выбор.

Противоположные эти пути были затем отражены в творчестве двух философов, Владимира Соловьева и Фридриха Ницше.

Если Новый человек Соловьева, названный им Богочеловеком, преображенный, высоко духовный, нравственный и утонченный, существовал в пространстве Любви и Красоты и сам излучал и творил эту Красоту, то Заратустра, сверхчеловек Ницше, бунтарь, разрушитель и безбожник, признавал лишь силу и творил «новый мир» собственным волевым усилием. Ему, в отличие от богочеловека, оказались неведомы подлинные закономерности человеческой эволюции. Он был невежествен в эволюционной сути и цели земного творчества. Во имя своего земного царства он отринул Беспредельность, убил в себе Высшее начало, а, сделав это, сам захотел в земном царстве стать эти Высшим, строящим мир по своей воле и своему разумению. Иными словами, возжелал стать «Богом», не став еще преображенным человеком, в истинном понимании этого слова.

Вот некоторые мысли, которые Ницше бросил в мир XX века через своего сверхчеловека.

«...Я – Заратустра, безбожник, который говорит: “Кто безбожнее меня, чтобы я мог радоваться его наставлению?”

Я – Заратустра, безбожник: где я найду подобных себе? Подобны мне все, кто отдает себя самих своей воле и сбрасывает с себя всякое смирение» [163].

«Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек» [164].

«...Лучше самому быть Богом» [165].

«Некогда говорили: Бог, – когда смотрели на дальние моря; но теперь учил я вас говорить: сверхчеловек.

Бог есть предположение, но я хочу, чтобы ваше предположение простиралось не дальше, чем ваша созидающая воля<...>

Могли бы вы мыслить Бога? – Но пусть это означает для вас волю к истине, чтобы все превратилось в человечески мыслимое, человечески видимое, человечески чувствуемое! Ваши собственные чувства должны вы продумать до конца!

И то, что называли вы миром, должно сперва быть создано вами: ваш разум, ваш образ, ваша воля, ваша любовь должны стать им!» [166]

«Бог есть мысль, которая делает все прямое кривым, и все, что стоит, вращающимся» [167].

«Прочь от Бога и богов тянула меня эта воля; что осталось бы созидать, если бы боги – существовали!» [168]

Последняя фраза нуждается в особом комментарии, ибо имеет отношение к концепции творчества. Если в пространстве Духовной революции новое творчество рассматривалось как теургия, или сотрудничество с Высшим, то Заратустра противопоставил творчество человека творчеству Высшего начала. Вместо принципа, дополняющего одно другим, он утверждал несовместимость этих начал. Или – или. Или Бог, или человек.

Заратустра так же бесцеремонно попрал Великий Космический Закон о гармонии двух начал – женского и мужского, отведя женщине подчиненную роль, полностью следующую мужской воле и желаниям.

Владимир Соловьев писал о Преображении человека, которое может состояться только в сотрудничестве с Высшими мирами, Высшими силами.

Заратустра Ницше настаивал на другом – «Человек есть нечто, что должно превзойти» [169].

Превзойти самого себя можно только усилиями собственной воли, действующей в пространстве земной материи. На этой воле, по мысли Заратустры, и должно держаться царство земное, властелином которого станет сверхчеловек.

«Страданием и бессилием созданы все потусторонние миры и тем коротким безумием счастья, которое испытывает только страдающий больше всех.

Усталость, желающая одним скачком смерти достигнуть конца, бедная усталость неведения, не желающая больше хотеть: ею созданы все боги и потусторонние миры <...>

Но “другой мир” вполне сокрыт от человека, этот обесчеловеченный, бесчеловечный мир, составляющий небесное Ничто; и чрево бытия вещает человеку не иначе, как голосом человека» [170].

На базарной площади Заратустра проповедовал:

«Слушайте, я учу вас о сверхчеловеке.

Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же и ваша воля говорит: “Да будет сверхчеловек смыслом земли”.

Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они – отравители, все равно, знают ли они это или нет» [171].

Одновременно с антиэволюционной концепцией «преображения» человека в сверхчеловека идет отрицание инобытия и Высшего, иными словами, всего того, что не является видимым, находится за пределами Земли и понимания самого сверхчеловека.

Миф о сверхчеловеке, новом человеке, сформированном не духовно-энергетическим Преображением, а силой воли избранных, займет позже главное место в идеологии различных тоталитарных государств, в том числе и Советского Союза.

Старое вульгарно-материалистическое мировоззрение в его социологическом воплощении нашло в сверхчеловеке Ницше свое наивысшее выражение. Оно противостояло нарождавшемуся новому мышлению XX века, космическому мироощущению и тому Новому человеку, теургу и богочеловеку, концепция которого уже возникала в России в пространстве нового мышления и прозвучала в трудах Владимира Соловьева. Антиэволюционные подходы к главным проблемам космической эволюции человечества, которые мы находим у сверхчеловека Заратустры, логически привели и к позиции отрицания Христа. Заратустра высокомерно и пренебрежительно отзывается о Великом духовном Учителе, отказывая ему в какой-либо значительной роли в человеческой истории. Его, Заратустры, сверхчеловек претендует быть выше и значительнее Христа.

«Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтут проповедники медленной смерти; для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком рано.

Он знал только слезы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и праведных – этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти.

Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть может, он научился бы жить и научился бы любить землю – и вместе с тем смеяться.

Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрекся бы от своего учения, если бы он достиг моего возраста, достаточно благороден был он, чтобы отречься!

Но незрелым был он еще. Незрело любит юноша и незрело ненавидит он человека и землю. Еще связаны и тяжелы у него душа и крылья мысли» [172].

Образумить Христа пытался и великий инквизитор в романе Достоевского. Монолог, который он произнес в сырой темнице, куда немедленно упрятали неожиданно появившегося Христа, многозначителен и исторически важен.

«Есть три силы, – говорит Христу великий инквизитор, – единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, – эти силы: чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье и сам подал пример тому <...> Ты не сошел со креста, когда кричали тебе, издеваясь и дразня тебя: “Сойди со креста и уверуем, что это ты”. Ты не сошел потому, что опять-таки не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз навсегда его ужаснувшим» [173].

Вторая сила оказалась еще страшней. «И я ли скрою, – продолжает он (инквизитор. – Л.Ш.), – от тебя тайну нашу? Может быть, ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: мы не с тобой, а с ним, вот наша тайна! Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад как мы взяли от него то, что ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию. Но кто виноват? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось. Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей. А между тем ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря. Зачем ты отверг этот последний дар? Приняв этот третий совет могучего духа, ты восполнил бы все, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей <...> Приняв мир и порфиру кесаря, основал бы всемирное царство и дал всемирный покой. Ибо кому же владеть людьми как не тем, которые владеют их совестью и в чьих руках хлебы их. Мы и взяли меч кесаря, а взяв его, конечно, отвергли тебя и пошли за ним <...> О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся <...> Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы <...> Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить <...> Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – все судя по их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые мучительные тайны их совести – всё, всё понесут они нам, и мы всё разрешим, и они поверят решению нашему с радостью, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будут тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла. Тихо умрут они, тихо угаснут во имя твое и за гробом обрящут лишь смерть. Но мы сохраним секрет и для их же счастия будем манить их наградой небесною и вечною. Ибо если б и было что на том свете, то уж, конечно, не для таких, как они <...> Знай, что я не боюсь тебя, – обращается великий инквизитор к Христу. – Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников твоих, в число могучих и сильных с жаждой “восполнить число”. Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, которые исправили подвиг твой. Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных. То, что я говорю тебе, сбудется, и царство наше созиждется. Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя. Dixi [174]» [175].

Великий русский писатель с гениальной прозорливостью предугадал процесс отрицания Христа в наступающем этапе борьбы за Новый мир. И Заратустре, и великому инквизитору Христос мешал по одной и той же причине – и тот и другой присвоили себе право презирать, судить, лишать человека подлинной внутренней свободы и поступать с ним по собственному разумению. Новое «земное царство» и у Заратустры, и у великого инквизитора имеет один и тот же смысл – принуждение и насилие над человеком, отрицание его свободы, как внутренней, так и внешней, право на которую присваивает себе «избранный», берущий на себя ответственность за будущее этого человека. «Земное царство» – Новый мир без Христова Преображения.

Новый мир и Новый человек – проблема, которая была поставлена эволюцией перед человечеством прошлого столетия, разделила это человечество на две части, направив его мысль и действие по разным, противоположным руслам. Две силы, Космос и Хаос, сошлись в XX веке на планете Земля. И тогда перед ней, в зареве Нового мира и дымных тучах ползущего на Землю Хаоса, открылось два пути. Один – продолжить творчество Высшего на Земле и, таким образом совершив прорыв к подлинному Новому миру, подняться на следующую высоту космической эволюции. Другой – отвергнув творящие силы Высшего и сотрудничество с ними, признать этим Высшим самого человека. Путь Богочеловека или Заратустры, Христа или великого инквизитора, Града Небесного или града земного, свободы подлинной или мнимой. Две силы и два пути творчества, два Новых мира, два Новых человека, две разных цели. Вплоть до XX века на земле не складывалось подобной ситуации, ибо она, эта ситуация, обусловливалась теперь не только самим историческим процессом, но и грядущим этапом космической эволюции, определившим новое космическое мышление.

Эти два пути составили основную драматургию Восьмого дня творения.

Образно-мифологическое определение «восьмой день творения» возникло у Бердяева в связи с Семью днями творения. К Седьмому дню завершилась созидательная работа Творца, и эволюция предоставила человеку возможность продолжить этот творческий процесс.

«...Задача человека и мира, – писал русский философ, – создать небывалое, дополнить и обогатить Божье творение. Мировой процесс не может быть только изживанием и искуплением греха, только победой над злом. Мировой процесс – восьмой день творения, продолжающееся творение» [176].

Восьмой день творения разгорелся с особой силой, во всем своем богатстве, разнообразии и противоречиях именно в XX веке. Было бы ошибочным думать, что этот День свалился на голову современного человечества неожиданно. Он зрел в течение тысячелетий в глубинах культурно-духовного поля планеты, где действовала космическая энергетика, складывавшая эволюцию земной материи и человеческого духа.

В XX веке произошли события, в результате которых начались процессы, усилившие позиции «пути Заратустры» – и в конце концов сделавшие его доминирующим в большинстве областей человеческой деятельности и творчества. Достижения, которые имели место в начале века на пути, ведущем к истинному Преображению, были либо ослаблены, либо уничтожены теми силами, которые представляли старое мировоззрение и антиэволюционные подходы к земной жизни. Социальная революция в России сокрушила свой антипод – Духовную революцию, вынудив ее носителей или покинуть свою страну, или уйти на долгие годы в катакомбы внутреннего противостояния. Красоте был нанесен мощный удар. Огромный урон понесло подлинное искусство, то искусство, которое несло энергетику иномирной Красоты.

«...Отсутствие красоты, – писал В.С.Соловьев, – есть бессилие идеи» [177]. Ибо Красота есть то, в чем себя выражает Высшее в нашем плотном мире. Только это Высшее, в какой бы форме оно ни существовало для нас, может породить энергетически мощную идею, сформировать ведущий идеал на сложных путях космической эволюции. Отсутствие Красоты – первый и определяющий признак отсутствия энергетики Высшего в каком-либо явлении или процессе на Земле. Энергетика Высшего, его дух, творит в пространстве Космоса грандиозное художественное произведение, открывая человеку с каждой новой его эволюционной ступенью, с каждым более высоким уровнем его сознания все новые и новые части этого бесконечного художественного творчества. И поэтому и Новый мир, и Новый, преображенный человек несут в себе те новые черты этого художественного произведения, которые человек смог проявить через свой внутренний мир и воплотить в своем творчестве, в самом широком смысле этого слова.

«...Художнику, – отмечал Соловьев, – достаточно быть верным красоте, а она уже сама сделает его произведения сообразными истине по своему внутреннему сродству с нею» [178]. Но «быть верным красоте» не просто даже художнику, если он не верен тому Высшему, которое и является источником Красоты и которому следует земной художник в сотрудничестве с этим Высшим. И только в этом случае произведения мастера будут «сообразными истине по своему внутреннему сродству с нею». Красотой меряется Истина в самом высоком ее смысле. И не только меряется: Красота как таковая сама является Истиной для художника, осознающего свою связь с Высшим.

В Восьмой день творения, который «длится дольше века», техногенная цивилизация, бездуховная и безбожная, стала господствующей силой на планете, влияющей на все стороны человеческого существования. Чудо, которое может совершить человек своей психической энергией, было подменено механическим «чудом» различных технических устройств. Машинные ритмы цивилизации, ее пренебрежение к человеку и природе планеты создают благоприятные возможности для расширения пространства Хаоса в душе человека, которое напрямую связано с подавлением в человеке чувства Красоты и возбуждением в нем низменных инстинктов. Все это облегчает проникновение в его внутреннюю структуру эманаций низших слоев Тонкого Мира.

«Некоторые ритмы, – писала в одном из своих писем Е.И.Рерих, – с течением времени не только совершенно подавляют в человеке восприимчивость к более тонким вибрациям, но даже возбуждают в нем самые низкие и грубые проявления. Я часто задумывалась над этим вопросом. Мне казалось, что наша современная технократия с ее зловещим, однообразным и неумолимым мертвым ритмом машин должна пагубно отзываться на психике рабочих, совершенно подавляя в них восприимчивость к тончайшим ритмам в природе и в проявлениях человеческой души. С течением времени они обращаются в настоящих роботов, способных реагировать лишь на привычные и грубейшие ритмы. Но человек, утративший способность к восприятию высших вибраций, неминуемо обращается в животное, вернее, в зверя. Вот почему я так приветствую уменьшение часов машинного труда, а так-же сокращение количества рабочих, занятых на фабриках и заводах. Машины, в их современном применении и использовании, являются чудовищами и истинными орудиями ада» [179].

Машина отнимает у человека возможности к совершенствованию своих способностей и мастерства, выполняя за него ту работу, которая содействовала в свое время его развитию. Научно-техническая революция, породив электронные устройства самых различных назначений, еще более привязала человека к машине, сделала его зависимым от нее. И чем больше росла эта зависимость, тем ярче и привлекательней становилась иллюзия могущества самого человека, тем дальше отодвигались от него те ценности, которые питали его дух и расширяли его сознание.

Развитие техники и связанной с ней науки опередило рост человеческого сознания, и поэтому она, эта техника, с каждым своим продвижением по пути «прогресса» становится все опасней. Попадая в руки безнравственных, жестоких и невежественных людей, она ежедневно и ежечасно создает угрозу для жизни человека. Именно в XX веке, впервые в истории человечества, были созданы оружие массового поражения и изощреннейшие устройства для убийства и уничтожения людей. Все это немедленно опробовалось на полях сражений, которые непрерывно возникали в том или ином месте. Многочисленные террористические акты совершаются ежедневно на суше, на море, в небе, унося тысячи жизней. Отнимите у террористов технические средства уничтожения и передвижения, и пространство террора непременно сузится. Примитивный убийца с ножом в руке – много ли он сможет? Да и не каждый с таким «оружием» решится на серьезный теракт.

Человек ощутил себя богом, не став еще человеком духовным, человеком преображенным. Чудовищный разрыв между уровнем сознания человечества и степенью его технической оснащенности ставит под угрозу существование самого человека на планете Земля.

Новый мир и Новый человек все более и более отдаляются от нас, исчезая где-то в дымах пожарищ, в ядовитых газах взрывов, в смертоносных разрывах гранат и бомб. Идет Восьмой день творения, в котором нас все более и более одолевает Хаос второго пути, его бездуховность, немотивированная жестокость и беспощадность.

Техногенная цивилизация вторгается и в искусство, и оно начинает менять не только стили или формы, но и самую суть свою.

«Но действительность, – писал Н.А.Бердяев, – раскрывающаяся в искусстве, носит характер символический, она отображает идейный мир. Техника же создает действительность, лишенную всякой символики, в ней реальность дана тут, непосредственно. Это действует и на искусство, ибо техника перерождает самое искусство» [180]. Именно так – не изменяет, не преображает, не перестраивает, а перерождает. Слово это, емкое и выразительное, означает суть процесса, который начался в искусстве какое-то время спустя после первой мировой войны. Перерожденное искусство значит искусство полностью видоизмененное. Другая живопись, другая скульптура, другая музыка, другая поэзия. И это другое искусство все более и более вытесняло из духовного поля мировой культуры то подлинное, которое несло в себе Красоту инобытия и высокий дух жертвенного служения.

Сначала, как бы ниоткуда, грохотом барабанов, эпатажными странными костюмами и хулиганскими выходками на мирное поле художественного творчества обрушился футуризм, сметая на своем пути остатки былой Красоты. Под взрывы петард и крики проходили необычные публичные выступления. Различными проделками присутствующих ввергали в шоковое состояние, нарушая их психическое равновесие. Итальянский поэт Маринетти выступил с манифестом, в котором проповедовал жестокость, силу, войну и отказ от традиционных ценностей. На этой концепции, в которой мы слышим опять голос Заратустры, впоследствии выросла идеология итальянского фашизма. Футуристы отрицали Высшее инобытие и стремились создать новое искусство в узких границах плотного мира. Они были первыми вестниками второго пути Восьмого дня творения в искусстве.

Приветствуя разрушение старого мира, они сами были не в состоянии создать ни Нового мира, ни Новой Красоты. Крылатый путь вверх был для них закрыт, и они полностью погрузились в материю, старясь найти в ней выход в новую художественную действительность. Но материя сама по себе такого выхода им не могла дать, ибо не обладала энергетикой Преображения.

«Лишь духовное знание человека, – отмечал Н.А.Бердяев, – может постигнуть переход от старого, разлагающегося мира к миру новому. Лишь творчески-активное отношение человека к стихийно совершающемуся процессу может порождать новую жизнь и новую красоту» [181].

Футуристы в самой жизни столкнулись с тем, с чем должен был столкнуться Заратустра, если бы он из вымысла превратился в реальность. Литературная трагедия Заратустры стала действительной трагедией футуристов. В пространстве футуризма стал рушиться не только внешний мир, но и внутренний. Материя, их опора, стала в глубинах их существа расползаться, растворяться и исчезать. Кризисом своего искусства футуристы несли весть – предупреждение о наступлении бушующих волн темного изначального Хаоса.

«Нарушаются все твердые грани бытия, все декристаллизуется, распластовывается, распыляется. Человек переходит в предметы, предметы входят в человека, один предмет переходит в другой предмет, все плоскости смещаются, все планы бытия смешиваются. Это новое ощущение мировой жизни пытается выразить футуристическое искусство. Кубизм был лишь одним из выражений этого космического вихря, смещающего все со своих мест. Футуризм во всех своих нарастающих разновидностях идет еще дальше. Это – сплошное нарушение черты оседлости бытия, исчезновение всех определенно очерченных образов предметного мира. В старом, казавшемся вечным искусстве образ человека и человеческого тела имел твердые очертания, он был отделен от образов других предметов мира, от минералов, растений и животных, от комнат, домов, улиц и городов, от машин и от бесконечных мировых пространств» [182].

Футуризм как бы разорвал связь времен и лишил искусство самого главного – Красоты. Россию футуризм зацепил лишь краем. Она не приняла его. Ее ждала своя беда – социалистический реализм. Но для Запада футуризм стал основополагающим, обрел способность к развитию и оказался в самом центре художественных процессов Восьмого дня творения. Ситуацию усугубило еще одно важное обстоятельство. Меняющаяся энергетика переломного века внесла свои коррективы в ряд процессов эволюционного характера, и прежде всего в уже известный нам процесс «восхождение – нисхождение», который действовал долгое время в пространстве художественного творчества. Это явление было осмыслено в трудах крупнейших русских философов Серебряного века, таких, как В.Соловьев, П.Флоренский, А.Белый, Вяч.Иванов. Известна та творческая точка на внутреннем пути восхождения художника в мир иной, откуда начинались нисхождение и творческий процесс, связанный с ним. Изменяющаяся энергетика XX века сместила эту точку, повысила ее уровень, продлила путь художнического восхождения и открыла перед ним более широкие горизонты Новой Красоты. Новая энергетика требовала, одновременно с этим, изменения и сдвига в сознании самого художника, трансформации прежнего уровня этого сознания в новое, расширенное. В Восьмой день творения лишь незначительная часть художников, шедших по пути Красоты, в первую очередь это были русские художники, поняли суть наступившего момента. У большинства же уровень сознания значительно отставал от тех энергетических изменений, которые происходили в пространстве эволюции планеты. Отставание это росло, пока не достигло того творческого тупика, когда художник, расставшись с инобытием, всецело погрузился в земную материю. Он все больше и больше ощущал себя «богом» и творил сам и «во имя свое». Забытая связь с Высшим подменялась безграмотным оккультизмом, магией и прочими проделками с потусторонним миром, чем особенно отличался сюрреализм на Западе. Сугубо материалистическая теория психоанализа Фрейда пришла на смену философии искусства, сформировавшейся в пространстве русского художества.

Зигмунд Фрейд утверждал, что основой развития человека является низшая энергетика, и прежде всего сексуальная, которая определяет, по его мнению, не только поведенческие нормы человека, но и все богатство его психологии и творчества.

Фрейдистская концепция сновидений базировалась полностью на таких земных явлениях, как ранние воспоминания о когда-то прочитанном или услышанном или на дневных фантазиях человека.

«У некоторых людей, – писал Фрейд, – память об их любимых сказках заняла место их собственных воспоминаний о детстве; они возвели эти сказки в ранг основополагающих воспоминаний. Элементы и ситуации, заимствованные из этих сказок, часто встречаются и в сновидениях» [183]. Такими же материалистически приземленными он считал и фантазии художников. Фрейд оторвал художнические сны и фантазии от их реального инобытийного источника, опустил на землю, лишив их способности воспарять и нести в себе истину.

«...Сильное живое переживание, – отмечал он, – пробуждает в художнике воспоминание о раннем, чаще всего относящемся к детству переживании, истоку нынешнего желания, которое создает свое осуществление в произведении; само произведение обнаруживает элементы как свежего повода, так и старого воспоминания» [184].

Качество художественного произведения Фрейд определял не степенью его Красоты, а той мерой материального, ощутимого наслаждения, которое оно несет тому, кто с этим произведением соприкасается. В таком осмыслении творческий процесс терял свою эволюционную суть и становился каким-то бессмысленным и грубо материальным.

«Из кажимости поэтического мира проистекают, однако, очень важные последствия для художественной техники, ибо многое, что, будучи реальным, не смогло бы доставить наслаждение, все же достигает этого в игре фантазии, многие, собственно, мучительные сами по себе переживания способны стать источником удовольствия для человека, слушающего или наблюдающего художника» [185].

Под влиянием Фрейда на Западе сформировалось путаное художественное мировоззрение, которое все дальше и дальше отходило от осознания подлинной Красоты, от понимания ее эволюционного значения. Идея искусства как способа познания реальности обратилась в утверждение, что художники являются такими же учеными-исследователями, как и те, кто представляет современную науку.

Проникая все глубже в искусство, фрейдизм оказал губительное воздействие и на таких крупных художников, как Сальвадор Дали, Пабло Пикассо и Марсель Дюшан. Сюрреализм, с его смешанным и расплывчатым мировоззрением, где можно найти все что угодно, трудно отнести к какому-то определенному направлению. Скорее, это был широкий поток, захвативший в свое хаотическое течение художников самых разных направлений и взглядов и впоследствии вынесший на мертвые берега свои то, что искусством назвать нельзя.

В Восьмой день творения многие художники, убив в себе Бога, убили в себе и Красоту. В результате художественное творчество превратилось в нечто противоположное себе, в антиискусство, если хотите, псевдоискусство. Ни один предшествующий век не вознес безобразие на такой высокий общественный пьедестал, как это сделал XX век. В Восьмой день творения безобразие стало эстетическим идеалом. Это в огромной степени обесточило поле мировой культуры, лишив его главного – Красоты. Последователи «пути Заратустры», высокомерно отринув Высшее, стали заложниками низшего.

В конце прошлого столетия, в 1997 году, вышел знаменательный альбом. Он был издан в Англии и назывался «Шедевры искусства 20 века». Составители альбома представили 500 художников, каждого – одним произведением. В кратком предисловии мы читаем: «Мы представляем Вам альбом шедевров изобразительного искусства XX века. Века удивительного, бурного, века стремительных поворотов в науке, искусстве, политике. Он начинался коротким полетом первого самолета, появлением первых радиоприемников, кинофильмов, привычными сегодня картинами Моне, Сезанна, Пикассо. Заканчивается век созданием международной космической станции, покорением атомной энергии, лазерным оружием и еще не совсем понятными художественными акциями, инсталляциями, реди-мейдом. Изобразительное искусство всегда отражало характер, стиль, надежды и заблуждения своего времени. Поэтому, если Вам хочется познать, какое столетие мы оставляем за спиной, внимательно перелистайте альбом “Шедевры искусства 20 века”» [186].

Альбом на этот вопрос дал честный ответ, представив «во всей красе» господствующее направление, которое сложилось в западном искусстве к концу века. К этому направлению принадлежат те, кто в Восьмой день творения так и не перешагнули волшебную линию, за которой лежит царство Новой Красоты и пылает огненная заря Нового мира.

В произведениях этого направления было все, кроме искусства как такового и его неотторжимого сердца – Красоты.

Альбом представляет собой своеобразную итоговую выставку XX века, так непохожую на выставку 1900 года. Но роденовские «Врата ада» связали обе в одно целое.

Ничто так ярко и образно не дает нам возможности понять, «какое столетие мы оставляем за спиной», как эта альбомная выставка шедевров XX века. Несмотря на недостатки в формировании, «выставка» убедительно ответила на главный вопрос – чем же все-таки для планеты Земля явился ее Восьмой день творения? Продолжением ли космического творчества в сотрудничестве с Высшим или тупиковым творчеством «во имя свое» без волнующей Красоты инобытия, с низкой энергетикой, лишенной эволюционного смысла? Свидетельство было явно в пользу последнего.

Шедевры XX века несут нам весть о том, что в столетии, которое «мы оставляем за спиной», техногенная цивилизация одолела Культуру, что материя подчинила себе дух людской, что Красота отступает под напором безобразия, что Хаос побеждает Космос, зверь – человека, а тьма невежества – Фаворский Свет Преображения. Антиискусство порождает античеловека, а античеловек создает, в свою очередь, антиискусство. Возникает та дурная бесконечность, при которой Восьмой день может еще продлиться «дольше века» и, возможно, не одного. В этой энергетической ситуации, при которой нормальный мир превращается в инфернальное зазеркалье, в человеке-творце искажаются важнейшие эволюционные тенденции. На замысел эволюции – превратить Новый мир в художественное произведение, возвести Красоту в самый высокий ранг человеческого духа – большая часть творцов отвечает идиотскими инсталляциями, перформанс-артом, различными реди-мейдами, о которых раньше никто не имел никакого представления и которые подлинным художеством назвать никак нельзя. В качестве материала для таких произведений используются унитазы, консервные банки, детали технических конструкций, куски различных предметов и прочие материальные «красоты». На полотна художников просачиваются сюжеты, вызывающие самые низменные инстинкты. Похоть, или, как теперь говорят, секс, становится нормой в человеческом общении. Подобный негативный процесс лицемерно называют «сексуальной революцией», не осознавая ни смысла такой «революции», ни ее пагубных последствий.

На огромных сборищах звучит модная музыка, мало похожая на подлинную музыку. Звуковые потоки Хаоса воздействуют на внутренний мир человека много сильнее, чем любой из других видов такого, с позволения сказать, искусства. Пространство подлинной музыки резко сужается, уступая место подобным звуковым представлениям. Идет опаснейший процесс уменьшения эволюционного поля планеты.

Хотелось бы напомнить некоторые высказывания и размышления великого индийского музыканта Хазрат Инайят Хана. В одной из своих книг он приводит легенду об удивительном певце Тансене, который жил и творил при дворе индийского императора Акбара. Однажды Акбар попросил его показать ему, Акбару, своего учителя музыки. Тансен согласился, и они отправились в Гималаи, в пещерный храм, где обитал учитель. Когда они пришли, то мудрец спел рагу для императора. «И его пение, – пишет Х.И.Хан, – было замечательно, это был психический феномен и ничто иное. Казалось, что все деревья и травы в лесу вибрировали; это была песнь вселенной» [187]. Когда Акбар и Тансен вернулись домой, император попросил Тансена спеть ему ту же рагу, которую пел учитель. Тансен спел, но Акбар был разочарован.

«“Музыка та же самая, а вот дух другой”, – сказал он. На что Тансен ответил: “Причина в том, что тогда как я пою перед вами, императором этой страны, мой Мастер поет перед Богом; в этом различие”» [188].

В этой последней короткой фразе заключается главный смысл не только музыкального творчества, но и творчества вообще. Как пишет Х.И.Хан, художник должен или «петь перед Богом», или «следовать за Великими Душами». В этом состоит эволюционная суть искусства, создающего Красоту от Высшего. Когда же этого не происходит, искусство теряет свою энергетику и не может рассматриваться как явление космической эволюции.

«Когда уровень образования публики разрушает утонченность ее музыкальной оценки, нельзя помочь тому, что люди предпочитают джаз и не любят слушать реальную музыку. Вместо того, чтобы идти вперед, они движутся назад. А если музыка, являющаяся центральной темой всей человеческой культуры, не помогает людям идти вперед, то это большое несчастье» [189].

Великий музыкант не дожил до того времени, когда на эстрадных подмостках при огромном стечении народа зазвучала «музыка» Восьмого дня творения, на фоне которой джаз кажется высоким достижением музыкального искусства. В рваном ритме такой «музыки» слышалась победная песня Хаоса. Современные технические средства усиливали эти звуки во сто крат, заставляя присутствующие толпы фанатов вскакивать с мест и раскачиваться, вторя этому антиритму. Антимузыка, действующая на присутствующих как наркотик, вызывает в них самые низменные чувства – агрессию, насилие, стремление к разрушению. Каковы звуки, такова и реакция на них. Подлинная музыка и ее ритмы формируют высокие чувства, содействуют духовному развитию человека, ведут к высотам эволюции. Антимузыка гонит толпы своих почитателей, подобно стаду, назад – туда, где разверзаются темные глубины первозданного Хаоса. Она несет в себе энергию инволюции, магию ее антиритмов, разрушительную силу ее децибелов.

Предшествующая Красота сошла с эволюционной арены, а грядущая еще в достаточной мере не завладела этой ареной. Образовался энергетический разрыв, который сразу же стал заполняться безобразием Хаоса. И началось то, что мы называем сейчас расчеловечиванием, или утратой человеком тех качеств, которые двигают его эволюцию.

Ушла не только сама Красота, но и способность человека к ее осознанию. Отрицание значительной частью земных творцов эволюционной роли Высшего обострило и усугубило все эти противоречивые процессы. Инволюционный откат обусловил то состояние человечества, которое, развиваясь на протяжении всего двадцатого столетия, приняло в самом его конце небывало чудовищные формы и проявления во всех областях человеческой деятельности.

Высокомерие творцов науки, их растущая уверенность в своем могуществе привели к необоснованным целям в научном творчестве, которые лишь обострили общую ситуацию. Вмешательство в энергетику человека, попытка создания искусственного интеллекта и, наконец, желание средствами современной науки сотворить живое существо – все это несет человечеству грядущие опасности и беды.

«Лишь Бог, – писал Н.А.Бердяев, – силен сотворить живое существо, личность. Основа всякого существа, всякой личности божественна. Творчество тварных существ может быть направлено лишь к приросту творческой энергии бытия, к росту существ и их гармонии в мире, к созданию ими небывалых ценностей, небывалого восхождения в истине, добре и красоте, т.е. к созданию космоса и космической жизни, к плероме, к сверхмирной полноте» [190]. Всякое отклонение от этого пути «ведет к созданию автоматического, механического бытия, мертвечины. Это – творчество падшего ангела» [191].

Восьмой день творения на таком пути уже принес нам генетическую инженерию, клонирование, крионику, или оживление замороженных мертвецов, выращивание младенцев в пробирках, изменение пола с помощью хирургического вмешательства, трансплантацию чужих органов и многое другое, нарушающее нормальное развитие человеческой энергетики, человеческой индивидуальности.

Творчество падшего ангела обусловило бездуховность человека, которая сопровождается повсеместным ростом самых чудовищных преступлений. Неожиданно расцвела торговля людьми, появилось новое, доселе неизвестное рабство. Стали похищать детей и использовать их не только в самых грязных целях, но и продавать их внутренние органы для различных трансплантаций. Количество убийств и самых изощренных насилий над женщинами возросло в тысячи раз по сравнению с предыдущими периодами нашей истории. По городам и весям страны свободно разгуливают маньяки и людоеды, матери выбрасывают своих детей на помойки, садисты спокойно занимаются своим низким ремеслом, в государственных правоохранительных учреждениях пытают и убивают людей. На этом фоне грабежи и воровство превратились в невинные забавы.

Начался процесс расчеловечивания самого человека, оторванного от Высшего и сбросившего с себя груз традиционных нравственных норм.

Безудержным ростом преступлений Россия заплатила за того «нового человека» и тот «новый мир», которые создавались тоталитарным государством по принципам Заратустры и великого инквизитора. Кровь миллионов погубленных в процессе творения «светлого будущего» легла на страну неуничтожимым клеймом чудовищного государственного преступления. В такой же мере и Запад расплачивается за своего нового сверхчеловека. Его энергия, в отсутствие осознания Высшего, оказалась направленной также на самое низшее, в пространстве которого преступления заняли свою обширную нишу.

Но пусть не покажется парадоксальным вывод из всего мною сказанного. Путь Заратустры, великого инквизитора, падшего ангела все же потерпел в Восьмой день творения сокрушительное поражение. В свое время планете Земля был показан путь Христа к Преображению и Новому человеку. Но человек сошел с него и обернулся зверем, его сегодняшнее «творчество» разрушает души, губит планету, обрекая ее на медленную смерть. Мутные волны Хаоса бушуют в нас самих и вокруг нас. Но диалектика свидетельствует – отрицательный пример тоже пример. Отрицательный опыт тоже опыт. Космос держится на противоположениях. Значит, надо воспринимать и то и другое. И не только воспринимать, но и осознавать и видеть сквозь майю плотного дифференцированного мира тот единственный путь к Новому миру и преображенному человеку, о котором Великий духовный Учитель сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь». За это у него отняли жизнь. Но Его Путь и Истина остались с нами. С нами остаются и достижения русской Духовной революции, ее философия и ее подходы к решению важнейших вопросов, ее научные нахождения. На полотнах подлинных художников возникает новая Красота, оставляя позади себя свою символическую суть и обретая реальный, более высокий смысл, несущий в себе высоковибрационный энергетический потенциал.

«Удивляются люди, – сказано в Живой Этике, – существованию Высшего Мира. Не хотят допустить явления его влияния на события земной жизни. Ускоряются события. Вихри событий не дают человечеству опомниться. Человек мнит себя создателем Нового Мира.

Современные вожди считают, что строят Новый Мир, но никому не приходит на ум, что их Новый Мир есть оскал старого. Новый Мир идет новыми путями» [192].

Было предупреждение тем, кто строил новую Россию в 20-е годы XX столетия. Но этому не вняли. Не хватило ни культуры, ни сознания.

Теперешние правящие круги России вновь строят, как они полагают, «Новую страну». Они не ведают о том, что было сказано Высокими Учителями десятки лет тому назад. Их тянет то в глубокое прошлое, то вновь на Запад, где их манит и очаровывает чужой путь, чужое материальное богатство, чужие шоу, чужие слова и где маячит призрак Заратустры с его идеей сверхчеловека и творчеством вопреки Высшему. Они плохо осознают, что у каждого народа есть свой национальный характер, свои особенности, свои традиции, свои культурно-духовные достижения. Нельзя строить ни Новый мир, ни Новую страну, не учитывая всего этого, ибо все вышеназванное составляет не только историческую основу жизни народа, но и определяет его эволюционный путь. Те, кто стоит у власти, до сих пор не обратили внимания на сокровища российской культуры, которые заключают в себе все необходимое для продвижения к Новому миру, к Новому человеку. Ни одна страна не сделала так много для понимания этого пути, для осознания особенностей космической эволюции, как Россия. Человечеству на пути к Новому миру, к Преображению надо пройти через плотную завесу жесточайших кризисных явлений, пробиться сквозь сложную и трудную борьбу различных противоположных сил. И не каждому это удастся, и не для каждого приготовлен подлинный Новый мир и истинное Преображение.

В Восьмой день творения человек должен сотворить себя, свою жизнь и свой мир. Но сделать он это сможет, лишь осознав роль Высшего и Красоты в творчестве земного бытия. Новая Красота, возникающая в пространстве продолжающейся Духовной революции, есть условие дальнейшего продвижения человечества, его взлета, его выхода из бездны кризисов и Хаоса и восхождения туда, где сияет Фаворский Свет Преображения.

Новое космическое мышление, возникшее в пространстве России XX века, ведет нас к подлинному Новому миру, Новому человеку, новому искусству, новой науке, новой всеохватной мысли и новой космической ступени нашего Бытия.

 

6. На пути к космическому сознанию

 

Мир Огненный. Ч. III, 262

 

Беспредельность, 518

В конце XIX – начале XX века в России началась Духовная революция. Она была обусловлена рядом культурно-исторических и социально-экономических процессов, проявивших себя в первые годы XX века. Наступившее столетие оказалось зажатым между двумя тысячелетиями – вторым и третьим. В нем встретились прошлое и будущее, и эта встреча определила его непростую судьбу. Спираль космической эволюции неотвратимо подходила к новому витку, который нес немало неожиданностей, бед и потрясений. Планета не была готова ни духовно, ни энергетически, ни психологически к предстоящим переменам. И только наиболее тонко и интуитивно чувствующие личности – поэты, философы, художники и выдающиеся ученые – думали по-другому. Для поэта и философа Андрея Белого звонил его серебряный колокол, который не был слышен окружающим. В знаменитой «башне» Вячеслава Иванова, в изысканной театральной гостиной Веры Комиссаржевской, в домах Петербурга и Москвы, где вечерами собирались художники и писатели, музыканты и философы, говорили об Атлантиде и гибели Вавилона, о жестокой волне варваров, сокрушившей древний Рим. В этих разговорах была своя таинственная подоплека, свой полет мысли и нарастающее беспокойство, как будто где-то и вправду позванивал серебряный колокол. И, несмотря ни на что, Серебряный век, с которым была связана Духовная революция в России, набирал силу, проявляясь ослепительными вспышками расцвета искусства, литературы, философии и явлениями новой научной мысли.

В духовном пространстве XX века шли и завершались процессы, материя которых накапливалась в течение предыдущих тысячелетий. И в них ярче, чем когда-либо, проявлялись полярные силы, носившие уже не планетарный, а космический характер. В этой полярности было заложено столкновение энергетических противоположностей – порядка и хаоса, добра и зла, любви и ненависти, света и тьмы. Менялись устоявшиеся представления о времени и пространстве, о движении жизни, которая набирала необратимое ускорение, нарушая обычное течение исторического процесса и изменяя его обычный смысл. «Куда мы летим? – писал Андрей Белый. – Над чем повисли? Что с нами будет? Нужно приготовиться к нежданному, чтобы оно не застало врасплох, потому что буря близка – волны бушуют и что-то страшное поднимается из вод» [193].

Там, на новом витке светили огни нового мира и нового неба. Но планета несла еще свой старый груз, перегрузка же была чревата небывалыми опасностями и катаклизмами.

«Современное сознание переживает крайне любопытный, можно сказать, единственный момент. Ощущается <...> почти как навязчивая идея, приближение некоего переворота, изменения. Может быть, завтра все станет другим: другая действительность, другие люди и другое солнце. Чувствительность повышена, разливается тревожная нервозность, как перед грозой, в атмосфере, насыщенной электричеством, таящей молнии и гром» [195], – писал в 1909 году один из авторов «Золотого руна».

Сдвигались нравственные ориентиры, расплывалась граница между добром и злом, душевный мир человека подвергался вторжению каких-то таинственных сил и наитий. В творческом пространстве русского искусства и философии наступавший грозный период назвали «ночью». Ночью Апокалипсиса.

«...В апокалиптическом времени, – писал в 1918 году Н.А.Бердяев, – величайшие возможности соединяются с величайшими опасностями. То, что происходит с миром во всех сферах, есть апокалипсис целой огромной космической эпохи, конец старого мира и преддверие нового мира <...> В поднявшемся мировом вихре, в ускоренном темпе движения все смещается с своих мест, расковывается стародавняя материальная скованность. Но в этом вихре могут погибнуть и величайшие ценности, может не устоять человек, может быть разодран в клочья» [196].

Ослабление материальной скованности жизни сочеталось с ощущением текучести, переливчатости этой жизни. Сам мир терял опорные вехи, становился зыбким, подобно миражу, встающему в раскаленном воздухе нездешней пустыни. Явления утрачивали ясность, окончательную познаваемость и обнаруживали в своих глубинах новые сложности и неожиданные тайны, о существовании которых раньше никто не подозревал. Наука обогатилась многими открытиями, такими, как, например, делимость атома, бывшего до этого в сознании человека плотным «кирпичиком» Мироздания. Плотная материя стала дробиться на множество составляющих, которые до поры до времени были скрыты в ее беспредельной глубине. Глубина эта увеличивалась до космических размеров, и оттуда доходило зовущее дыхание инобытия.

Различные способы и формы познания реальности стали как бы сами собой постепенно сливаться, стремясь осуществить тот искомый синтез, который только один мог продвинуть человечество к нужным ему высотам Знания. Все значительнее и ценнее становились нахождения искусства с его интуицией, предощущениями и пророчествами. В его энергетическом поле все ярче и ярче разгоралась непостижимая заря космической пришелицы – Красоты и росло предчувствие ее необходимости для человека в его материально-плотной среде обитания. Новая Красота вела искусство от символической красоты к реальной. И эта реальная Красота создавала в пространстве Духовной революции удивительные полотна, на которых блистали иные миры и жила реальность самого Космоса. Картины Чюрлёниса были первыми вестниками новой Красоты. В них чувствовался космический ветер и возникали нездешние звездные пути. В творчестве таких художников, как Н.К.Рерих, Н.А.Бенуа, П.С.Уткин, К.Ф.Юон, И.И.Бродский, братья Н.Д. и В.Д. Милиоти, М.Ф.Ларионов, К.С.Малевич, А.В.Фонвизин и другие, уже появились сюжеты, выпадавшие из времени плотного пространства, в которых расплывались и становились призрачно-прозрачными привычные формы, как будто за ними открывался иной, неведомый нам слой материи. От таких картин веяло какой-то странной прохладой, необычный ритм линий доносил похожую на дыхание музыку беспредельных пространств. А сами они казались несбывшимися снами, которые бродят в таинственном зазеркалье или возникают из невидимых глубин запредельных миров. В черных пространствах плыли неведомые планеты, рождались и гибли целые миры. Размывались и исчезали в таинственных глубинах краски «Сна», горели небесные прозрачные светы в «Торжестве в небе» Уткина. На темной сфере расцветали похожие на диковинные цветы миры, заполняя собой пространство иного измерения. Вспыхивал ослепительный свет небывалого солнца в «Рождении ночных светил» и «Да будет свет!» Юона, неслась по небу, рассекая темноту земной ночи, комета-пришелица дальних, неведомых миров в «Пейзаже с кометой» Г.И.Нарбута. Среди тонких и прозрачных неземных красок плыла фигура женщины с китайским фарфоровым ликом, похожая и непохожая на земную в картине В.Милиоти «Утро». Над ночной землей висел таинственно странный месяц, а в темно-синюю высь уходили волшебные прозрачные деревья в «Новолунии» Бродского. Незнакомые созвездия пылали над нездешней пирамидой, в которой, как в овальном зеркале, отражался тонко и задумчиво магический замок в «Фантастическом пейзаже с пирамидою» Бенуа. Бесшумно плыл в Космосе багровый фантастический город, пронзая пространство иного измерения шпилями и странными, непохожими на земные сооружениями в его же «Фантазии в духе Чюрлёниса». Неслись по глубокому встревоженному небу светящиеся облака, как будто участвовали в каком-то таинстве и что-то вещали тем, кто был там, внизу, в «Небесном бое» Рериха. В неизвестном пространстве и измерении цвел волшебный сад, изысканный и тонкий, непохожий на буйное цветение земного сада в «Саде» Ларионова. В «Священной роще» Малевича, пронизанной легкими золотистыми лучами, прозрачные фигуры, словно сотканные из этих же лучей, совершали какой-то магический ритуал.

Реальная красота Космоса прорастала сквозь предшествующую символическую, вещала о мирах иных, звала туда, где в цветении красок и в ритмах еще не проявленной музыки, зарождался Новый мир, неизбежность которого уже становилась земной необходимостью. Уходящая красота символизма, утонченная и совершенная, несла в своем творческом чреве ту новую Красоту, родив которую и отдав которой все свои оставшиеся силы, должна была умереть. Через истинных художников Космос нес свою Красоту на Землю. Наиболее яркое выражение реальность Космоса нашла в искусстве художников группы «Амаравелла», судьба которой была трагической.

Космический ритм человеческой истории и эволюции вел к поиску аналогий в истории прошедших тысячелетий с тем, что происходило в XX веке. Было ли что-либо подобное в прошлом? Можно ли какие-либо исторические события приравнять теперешней Духовной революции?

Некоторые видели нечто схожее с тем, что происходило в последние века, предшествующие нашей эре, когда гибли незыблемые империи и вечная культура античности, казалось, уходила в небытие, сокрушаемая неожиданной и неясной силой. Эта же сила в далеком прошлом сдвинула с насиженных мест целые народы и бросила их на поиски неведомых земель, призрачного счастья и извечно убегающей линии горизонта. Земля завершала свой очередной эволюционный виток, и человек все яснее слышал таинственные веления Космоса. Через несколько веков вслед за всем этим пришел Великий духовный Учитель Христос, и началась Духовная революция, изменившая сознание множества людей и создавшая тот новый мир, который просуществовал в духовном пространстве Земли вплоть до XX века нашей эры. «...Старая половина таяла, – писал А.Блок о первых веках нашей эры, – умирала и погружалась в тень, новая вступала в историю с варварской дикостью, с гениальной яростью. Но сквозь величественные и сухие звуки римских труб, сквозь свирепое и нестройное бряцание германского оружия уже все явственнее был слышен какой-то третий звук, не похожий ни на те, ни на другие; долго, в течение двух-трех столетий заглушался этот звук, которому, наконец, суждено было покрыть собою все остальные звуки <...> В те времена эта сила называлась христианством» [197].

Говорят, что исторические аналогии ничему не учат. Возможно, это так, но что-то осмыслить с их помощью можно, тем более если это прошлое каким-либо образом напомнит о себе. Это напоминание, как правило, приходит через искусство. Ибо это самое яркое, что может оставить нам ушедшая в небытие история народов. Но смысл этих напоминаний нужно уметь расшифровать и соотнести с нашим временем...

Три процесса в XX веке, определившие дальнейшую судьбу земного человечества и особенности его будущего, носили, несомненно, космический по своим результатам характер. На первое место я бы поставила Духовную революцию, эпицентр которой находился в России. Ее история – это история становления нового космического и многомерного ощущения, история духовного процесса постижения инобытия, осознания его реальности и его роли в эволюции человечества. Искусство, расцветом которого было отмечено начало Духовной революции, сыграло в этом процессе не меньшую, а может быть, и большую роль, чем сама философия, религиозный опыт или новые научные открытия, сокрушившие старые догмы и традиционные, отжившие свой срок концепции.

Духовная революция. вместе с двумя другими процессами – Первой мировой войной и российской социальной революцией, оглушительный взрыв которой разрушил материю старого мира, – была неизбежным следствием тех энергетических сдвигов, которые произошли в Космосе задолго до этих событий и к своему сроку из невидимого и непроявленного превратились в действительность земной плотной материи. Смысл этого космического действия состоял в разрушении старых, обветшавших форм бытия, в замене их новыми и в ускорении хода самой эволюции в плотном мире. Планета Земля знала подобные сдвиги в далеком прошлом, современное человечество проходило их впервые. Наступил неумолимый срок Выбора.

Выбор, как и действия, определившие его, носил космический характер. Космос предоставил человечеству возможность, свободная его же воля должна была сделать свой выбор – вверх или вниз, эволюционное восхождение или падение в бездну инволюции. Срока на размышление почти не оставалось, мучительная точка Великого Времени светила, как мерцающая, неверная звезда в тумане плотного Бытия, готовая в любой момент исчезнуть и больше никогда не вернуться. Пророки и поэты предсказывали бедствия и наступление ночи Апокалипсиса, философы осмысливали ее значение, художники создавали загадочные и таинственные полотна, суть которых стала ясна много позже. Дыхание инобытия коснулось плотного мира, принеся ему мечту о крыльях спасения и сны грядущей ночи. Духовная революция свела воедино в тот ночной час и творцов искусства, и философов, и пророков, и великих ученых. Если подлинное искусство, касаясь своим творчеством миров иных, предрекало будущие земные события, то философы вскрывали диалектику наступающего времени. «Через культуру, – писал Н.А.Бердяев, – лежит путь вверх и вперед, а не назад, не к докультурному состоянию, это – путь претворения самой культуры в новое бытие, в новую жизнь, в новое небо и новую землю. Лишь на этом пути ворвавшиеся в культуру варварские звуки и варварские жесты могут быть соподчинены новому космическому ладу и новому космическому ритму. Не только искусство, но и все творчество человеческое безвозвратно погибнет и погрузится в изначальную тьму, если оно не станет творчеством жизни, творчеством нового человека и его духовным путем» [198].

Борьба между старым и новым, между созиданием и разрушением приняла такой острый и непримиримый характер, что фактически привела к переделу мира и гибели многих человеческих ценностей. Социальная революция 1917 года в России, с ее старым социологическим миропониманием, ставила перед собой в основном материальные цели и пренебрегала духовным смыслом грядущего Нового мира. Новое космическое мышление, которое зарождалось в поле Духовной революции, было чуждо руководителям и участникам революции социальной. В результате обе эти революции, совпадавшие во времени и пространстве, оказались резко противоположными друг другу не только по идеологии и целям, но и по используемым средствам. Те, кто представлял Духовную революцию, прежде всего поэты, художники, философы, ученые, пророки, звали к восхождению и говорили о духовных крыльях Нового мира. Те же, кто участвовал в социальной революции, искали Новый мир на окровавленной земле среди обломков старого мира. В апокалиптической ночи шла борьба между крылатыми, звавшими вверх, – туда, откуда на Землю лился свет Высокого инобытия и где сверкала лиловая звезда нового творчества, и бескрылыми, не признававшими ничего, что не укладывалось в рамки их плоского маломерного мышления. Первая схватка между ними кончилась поражением крылатых, их трагической гибелью, их самопожертвованием.

Духовная революция – это процесс, который обычно растягивается во времени на несколько веков, а порой и больше, ибо он связан с внутренним миром человека, с развитием его духа и расширением его сознания. Социальная революция – это взрыв, вспышка накопившейся энергии, происходящая во внешнем слое материи бытия и имеющая свой не только земной, но и космический смысл. «День истории, – писал Н.А.Бердяев, – перед сменой ночью всегда кончается великими потрясениями и катастрофами, он не уходит мирно <...> И мы всегда должны помнить, что страшные войны и революции, крушения культур и гибель государств не только создаются злой волей людей, но также посылаются Провидением» [199]. Будучи эволюционным взрывом, социальная революция несет в себе разрушительный заряд, который уничтожает старое, мешающее дальнейшему продвижению. Космический смысл революционного взрыва – в разрушении старого, а не в созидании нового. Поэтому, какие бы справедливые лозунги революция ни выдвигала, она сама не в состоянии их реализовать. Этим занимаются те режимы и те люди, которые приходят к власти после революции. Требовать созидания от революции и ее вождей – все равно что ждать от взрыва, расчистившего площадку для строительства нового здания, чуда немедленного вознесения этого здания. Его будут строить не «подрывники», а те, другие, которые сами выберут материал для строительства. Каким же будет этот материал – покореженные осколки старого или ладные кирпичи нового – зависит от самих строителей и от того, какой смысл они вкладывают в свое созидание.

Русская социальная революция отличалась от предшествующих ей, английской и французской, тем, что вместе с ненужным старым хламом она уничтожила и многие вековые культурные накопления, которые лежали в основе традиционной жизни народа. Поэтому то новое, что хотела создать послереволюционная Россия, в отличие, например, от Франции, не имело под собой достаточно прочного фундамента, и здание «нового мира» шаталось, скрипело и наконец рухнуло в конце XX столетия. Осмысливая эту особенность, выдающийся литовско-русский поэт Юргис Балтрушайтис, преданно служивший стану Духовной революции, писал: «...не столько от внешнего, сколько, может быть, от внутреннего разлада и натяжения вещей и судеб разразилась мировая война, она пошатнула и расшатала самую основу всечеловеческой жизни и превратила в один ужасающий вихрь всю стихию бытия. А из бедствия войны огненной лавой, накопленной веками, из самой сердцевины земли, может быть, от самой сердцевины мира, вырвалась Революция: она подожгла наш зачумленный дом с другой стороны, с другого конца, иным пламенем <...> погибла в огне вся прежняя плесень и затхлость жизни, равно как погибло и многое святое на время, и многое святое навсегда» [200].

Культура во времена всемирных потрясений всегда имела свое, особое взаимодействие с революцией, имела свой, наработанный ею веками ритм. В июне 1917 года Андрей Белый опубликовал статью «Революция и культура», в которой попытался осмыслить этот процесс. «Цвет культуры – зеленый, – писал он, – и цвет революции – огненный. С точки зрения этой изорвана эволюция человечества революционными взрывами: то бежит раскаленная лава кровавым потоком по зеленеющим склонам вулкана, то по ним пробегает зеленая поросль культуры, скрывая остывшую, оземленевшую лаву; революционные взрывы сменяют волну эволюций; но их кроют покровы бегущих за ними культур; за зеленым покровом блистает кровавое пламя, и за пламенем этим опять зеленеет листва; но зеленый цвет дополнителен красному» [201].

Андрей Белый, поэт и философ, нашел удачный ритмический образ взаимодействия Культуры и революции. Безусловно, период Культуры более длителен, чем время революции, но русская революция разрушила чередование красного и зеленого цветов. После нее почему-то не появилась густая зеленая поросль уцелевшей и развивающейся Культуры. На остывшей лаве революции возникли то там, то здесь лишь чахлые травинки и кустики, которые и культурой назвать можно было с большим трудом. Они не смогли полностью, как это было в предшествующих революциях, закрыть красный цвет, он остался в послереволюционной России как вечное напоминание об Октябрьской революции, идеология которой определила развитие послереволюционного общества. Поэтому и сбился космический ритм красного и зеленого. Память о великом духовном Учителе, пришедшем в начале нашей эры на планету, была убита, а храмы Его разрушены и осквернены. Философская категория Бога, или Космического Иерарха, или Высшего, была отвергнута. «Новый мир» и «новый человек» должны были обойтись без этого. Красная лава не остывала в России на протяжении всего XX века.

Наряду с другими областями творчества, в Духовной революции особую роль сыграла философия Серебряного века. Среди ее носителей были такие высокие умы, как В.С.Соловьев, П.А.Флоренский, С.Н.Булгаков, Н.А.Бердяев, И.А.Ильин и ряд других. В их трудах мы находим мысль и религиозную, и философскую, и научную. Работы философов Серебряного века – «Чтения о Богочеловечестве», «Оправдание Добра. Нравственная философия» В.С.Соловьева, «Философия свободы», «Смысл творчества», «Судьба России», «Творчество и объективация», «Царство Духа и царство кесаря» Н.А.Бердяева, «Столп и утверждение истины», «Мнимости в геометрии», «Обратная перспектива», «Общечеловеческие корни идеализма» П.А.Флоренского, «Свет невечерний», «Два града» С.Н.Булгакова, «Путь к очевидности» И.А.Ильина и другие были самобытны, в них отсутствовало традиционное подражание западным школам. Отойдя от мелких политических моментов, от вопросов рутинного бытия, русские философы поместили в центр своих исследований человека, особенности его духа, эволюционную его судьбу и роль Высшего во всем этом. Старое социологическое мышление, с его традиционными подходами, не могло ответить на многие вопросы, которые ставили перед Россией и миром события космического масштаба. Русские мыслители интуитивно ощущали те энергетические изменения, которые несла в себе эволюция Космоса и человека XX века. Они, эти мыслители, переходили, по выражению Н.А.Бердяева, в «иное идейное измерение», прозревая энергетическую целостность Мироздания и его неразрывную связь с человеческим бытием.

Не менее значительной в Духовной революции была и роль новых научных идей и новых научных открытий. Новое мышление, складывающееся в ходе Духовной революции, ставило перед научной мыслью новые задачи, вызов которых приняли самые выдающиеся ученые. Именно они, в первую очередь, востребовали те накопления метанаучных знаний, которые в течение многих веков существовали в пространстве духовного познания человечества. Нахождения великих ученых, таких, как В.И.Вернадский, К.Э.Циолковский, А.Л.Чижевский, П.А.Флоренский, возникали на синтезе науки и метанауки. В их работах формировался целостный подход к явлениям природы и человеческого общества.

Ученые обратили внимание на забытые мысли древних мудрецов о тесном взаимодействии человека, планеты, Космоса, о фундаментальном единстве макро- и микрокосмоса. Эти мысли находили подтверждение в научных открытиях. Особенно много для осмысления новых открытий дала умозрительная философия Востока. Новое космическое мироощущение вводило в науку категорию духа, приближало ученых к изучению иных состояний материи и заставляло их искать экспериментальные подтверждения существования такой материи.

Резкие границы между научным и вненаучным методом стали как бы размываться, направляя поток исследовательской мысли к синтезу в пределах различных явлений космопланетарного характера. Учение В.И.Вернадского о биосфере и ноосфере, изложенное им в уникальном труде «Научная мысль как планетное явление», было одним из первых научных плодов нового космического мышления на уровне «эволюции, осознавшей себя» (П. Тейяр де Шарден).

Гениальный К.Э.Циолковский в заштатной Калуге писал и говорил об одухотворенном Космосе, о разумных силах в нем, о необоримой воле Вселенной, об иерархии высокоразвитых существ.

Выдающийся ученый XX века А.Л.Чижевский экспериментально открыл взаимодействие человеческого организма и человеческого общества с деятельностью Солнца и, в частности, с ритмом образования солнечных пятен. П.А.Флоренский, философ и ученый, математически доказывал существование в Космосе невидимого пространства, сочетая эти доказательства с исследованиями особенностей русских икон.

В науку, в ее парадигму постепенно, вместе с невидимыми пространствами и мирами, входило реальное понятие духа и предощущение революционных изменений в самой науке.

Флоренский подтвердил, что в традиционной науке чисто научных (как это мы себе представляем) методов исследования нет. В нее все время вторгается так называемая вненаучная, не основанная на традиционном эксперименте информация, но тем не менее приносящая важные результаты.

Известный философ К.А.Кедров пишет, что, соединив Эйнштейна с Данте, «Флоренский создал свой неповторимый образ Вселенной. Здесь дух является причиной возникновения света, а мысль летит во Вселенной быстрее всех скоростей. Границы же нашего земного мира очерчивает радиус светового луча, пробегая свой путь за одну секунду <...>

Получается, что физически мы пребываем здесь в пределах скорости света, а мысленно проникаем во все измерения мироздания; свернулось в клубок наше земное время, вмещая прошлое, будущее, настоящее. Это есть реальная вечность» [202].

В.И.Вернадский также прибегал к вненаучному способу познания, чтобы доказать научные положения своей теории ноосферы. Он был одним из первых, кто понял несоответствие старой системы научного познания современному процессу развития науки и поставил в своих философских трудах проблему иных взглядов на теорию научного познания. Он как бы снял антагонизм, существовавший ранее в пространстве «наука – не-наука», и даровал равные права науке и другим способам познания, прекрасно понимая, что если такого не сделать, то это скажется самым роковым образом на самой же науке. «Научное мировоззрение, – писал он в 1902 году, – развивается в тесном общении и широком взаимодействии с другими сторонами духовной жизни человечества. Отделение научного мировоззрения и науки от одновременно или ранее происходившей деятельности человека в области религии, философии, общественной жизни или искусства невозможно. Все эти проявления человеческой жизни тесно сплетены между собою – могут быть разделены только в воображении» [203].

Вернадский считал, и вполне справедливо, что в современном научном мировоззрении невозможно отделить то, что пришло в него от эмпирической науки, а что от метанауки. И если, вопреки здравому смыслу, это вдруг произойдет, то от научного мировоззрения останутся лишь осколки.

Научная революция XX века была неотъемлемой частью Духовной революции, в которой были тесно переплетены ее составляющие: философия космического мироощущения, научные достижения, нахождения религиозной и гностической мысли и озарения поэзии и искусства. В активном синтезе перечисленных явлений должна была возникнуть, как Афродита из морской пены, новая система познания, проникнутая вся идеями космизма, но более высокого уровня, нежели изначальный космизм древней мысли.

Новое мышление, которое начало развиваться в XX веке в пространстве Духовной революции в России, являлось более серьезным и глубоким процессом, нежели мы себе это можем представить. Думаю, не ошибусь, если скажу, что происходила смена одного вида мышления другим. Этот процесс носил несомненно эволюционный характер.

Мы же сами оказались свидетелями событий космического масштаба, всей их грандиозности и острых столкновений, суть которых нами еще до сих пор не осознана.

Великий русский поэт Ф.Тютчев писал о таких периодах:

Не все «собеседники всеблагих» вынесли этот пир. Не все, посетившие «сей мир в его минуты роковые», смогли осознать важность времени, в котором они оказались.

К сожалению, до сих пор мы рассматриваем космическое мышление как одно из направлений в современной мысли, забывая о том, что каждый вид мышления формировался в недрах предыдущего и затем складывался как господствующее направление. В космизме XX века мы имеем не частное направление, а начало (а может быть, уже и не начало) общего процесса замены одного вида глобального мышления другим. Мнение о том, что космизм есть только часть научного мышления, в самой своей сути – неверно. Космизм, или космическое мышление, по своим концепциям много шире современного научного мышления. Нам предстоит еще осознать, что последнее лишь часть уже формирующегося нового мышления, из которого в будущее перейдут его лучшие познавательные элементы. Думать, что новое космическое мышление наступит сегодня или завтра – значит не уметь ориентироваться во времени самого процесса.

Каждый из видов мышления имел свое пространство и свое время. Каждому из них предшествовали революционные изменения в духовно-культурном поле, или, коротко говоря, – Духовные революции.

Известно, что первым, самым древним видом мышления было мифологическое. Крайне трудно сейчас определить время его возникновения. По всей видимости, это произошло за несколько тысячелетий до нашей эры. Мы знаем, что этот вид мышления имел ряд качеств, свойственных только ему. Известно, что мифологическое мышление зародилось на Востоке, древнейшей части нашей планеты.

Религиозному виду мышления предшествовала Духовная революция, давшая миру учение Христа. Само же мышление, как таковое, развилось в пространстве Европы в начальные века нашей эры.

Научный вид мышления сохранил за собой европейское пространство. Духовная революция также предшествовала зарождению этого мышления и проявила себя наиболее ярко в мысли французских энциклопедистов, а затем и в Великой французской революции 1799 года. Полагаю, что ХУП-ХУШ века были временем возникновения научного мышления и эмпирической науки.

И, наконец, четвертый вид мышления, возникший в результате Духовной революции в России в конце XIX – начале XX века, носит название космического. Мы можем считать этот вид мышления чисто российским явлением, но имеющим тенденцию к глобализации.

В начале XX века в поле космического мышления определились его главные культурно-исторические особенности, имеющие, вне всякого сомнения, эволюционный характер:

1. Зарождение новой системы познания на основе синтеза науки и метанауки.

2. Исследование Космоса не только как астрономического явления, но и во всем его энергетическом богатстве и многообразном состоянии материи.

3. Целостный подход к изучению Мироздания, как такового.

4. Причина земных явлений – материя более высокого состояния.

5. Единство макро- и микрокосма – одна из главных методологических особенностей космического мышления.

6. Человек – часть Космоса, несет этот Космос в своей внутренней структуре.

7. Дух – одно из важнейших звеньев, связывающих внутренний мир человека с глубинным Космосом.

8. Человек – сотрудник космических сил, что нашло яркое отражение в теории теургии В.С.Соловьева и во введенном им понятии богочеловека.

9. Космическое мышление – не только новая научная концепция, но и практическое преображение жизни и сознания человека.

10. Новая система познания теснейшим образом связана с нравственными и этическими моментами.

11. Сознание человека и развитие этого сознания есть важнейший устой, обеспечивающий преображение человека и его дальнейшее восхождение по лестнице космической эволюции.

XX век сделал еще один важнейший вклад в развитие космического мышления. И этот вклад, как и предыдущие духовно-культурные накопления, формировавшие новое мышление, принадлежит России. Она была первой страной, вышедшей в ближайший Космос. Началось техническое освоение Космоса. На околоземную орбиту вышли сначала спутники, затем управляемые автоматические ракеты и, наконец, космические корабли с космонавтами. Это был грандиозный исторический прорыв, не только изменивший развитие техники, но и давший планете невиданный доселе пласт космической культуры. Те, кто уходил в Космос, несли на Землю опыт, которого еще не знало человечество. Космонавты, имевшие такой опыт, выходившие в открытый Космос и наблюдавшие Землю из космических глубин, по-новому осмысливали, чувственно и духовно, проблему «человек – Земля – Космос», которая из чисто абстрактной становилась практической и меняла угол зрения тех, кто ощутил черную бездну космической беспредельности и себя в ее невесомости. Время от времени в печать попадают описания необычных явлений и ощущений, наблюдаемых и испытываемых космонавтами, но в этой информации есть много неточного и неясного. Несомненным остается только одно – соприкосновение с Космосом меняет внутренний мир человека и его отношение к самому Космосу и планете, на которой этот человек обитает. Можно сказать, что уходит в Космос один человек, а возвращается другой. Уровень его сознания расширяется, утончаются восприятия. Те ценности, которые не играли в жизни космонавтов до полета особой роли, начинают обретать иное звучание, иное осмысление.

Сергей Кричевский, космонавт-исследователь, образно передал такое состояние в своих стихах:

И еще одно стихотворение С.Кричевского, которое мог написать только человек, непосредственно связанный с космонавтикой и с опытом, накопленным в ее исследовании.

 

Я ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ

Философия стихотворения созвучна с поэзией Серебряного века, с ее озарениями и интуитивными нахождениями. Особенно четко проходит линия двойственности, характерная для космо-духовного пространства культуры человечества на протяжении тысячелетий. И здесь этот сюжет звучит по-новому, преображенный опытом космонавтики. Наряду со стихами мы находим в книге Кричевского интереснейший очерк, который называется – «О необычных фантастических сновидениях-состояниях, возникавших у людей в космических полетах на околоземной орбите». В нем – свидетельства людей, побывавших в космосе, которые собрал автор. Значение этих свидетельств трудно переоценить. Кричевский назвал состояния, о которых рассказывали космонавты, феноменом состояния-сновидения (ФСС). Подобные состояния-сновидения у космонавтов во время полета возникали неожиданно и ночью, и днем, во время расслабления. Обобщения автора необычны и уникальны. Считаю необходимым привести их целиком [207].

«1. Ты сам как бы проходишь, претерпеваешь одну трансформацию или несколько трансформаций, неожиданно и быстро превращаясь из своего привычного исходного человеческого облика-самоощущения в какое-то животное, похожее на динозавра или другое животное, и перемещаешься в соответствующую окружающую среду. Затем остаешься в преобразованном виде или последовательно превращаешься в другие живые организмы (других животных, людей), ощущая себя ими. При этом всегда ощущаешь себя невесомым, способным совершать любые перемещения в пространстве.

Одновременно происходят соответствующие сценарию превращения трансформации внешней окружающий среды и комплекса ощущений.

Причем, возможно не только пребывание в ролях предшествующих организмов из древности, но и в ролях различных людей, а также (предположительно) – в ролях различных инопланетных (неземных) живых существ (гуманоидов и других инопланетян).

2. Происходит одновременный перенос в пространстве-времени, в том числе перенос на другие (неизвестные) небесные тела.

3. ФСС (по изложению К1) возникает так, как будто откуда-то извне идет поток информации в твою голову, а после прекращения потока – исчезает. Как будто кто-то мощный и великий снаружи пытается передать тебе эту новую и необычную для человека информацию.

4. Процесс входа в ФСС и пребывания в них сопровождается сильнейшими эмоционально-психическими ощущениями. Наиболее интенсивные ощущения возникали при входе в ФСС во время расслабления, отдыха в течение дня, а не во время ночного сна.

5. Воздействие на психику (по высказыванию К1) настолько мощное, что, начинаясь в ситуации бодрствования-сознания, ФСС создает ощущение “поехавшей крыши”. Только люди с сильной и устойчивой психикой способны это выдержать.

О возможности ФСС и соответствующих мощнейших ощущений космонавта К1 первым неофициально-доверительно предупредил перед полетом один из старших товарищей – космонавт К3.

6. При погружении в ФСС, пребывании в них, при выходе из них никаких реальных действий, агрессивности и т.п., по внешним наблюдениям за человеком, пребывающем в этих состояниях, не зафиксировано.

7. Характерным свойством ФСС является резкое сжатие-уплотнение времени и соответствующего потока информации (в первом приближении в 50-100 раз): состояние длится несколько минут по бортовому реальному времени, а по субъективному ощущению человека, пребывавшего в ФСС, длительность соответствует нескольким часам.

К1 наблюдал момент погружения в состояние дремоты-сна во время обеденного перерыва у своего коллеги К2. К1 засек время: по часам процесс длился около 4 минут. После этого К2 перешел в состояние бодрствования, затем оставшуюся половину дня подробно рассказывал, описывал в беседе с К1 те ощущения, которые были у него в этом ФСС. По субъективному ощущению времени К2, события данного ФСС происходили в течение примерно 4 часов.

8. ФСС (по словам К3, которые пересказал автору К1) может возникнуть в полете не сразу, может быть только через месяц или позже. Может вообще не возникнуть. Возникает внезапно и так же внезапно прекращается. Не надо паниковать, все проходит без всяких последствий.

К1 спрашивал у других своих коллег о таких явлениях. Подтверждение получил от К2 в полете. Некоторые из космонавтов отрицают такие явления, возможно, скрывая. Другие, как, например, космонавт К4, считают, что это просто дурные сны. На вопрос К1 о том, были ли в полете необычные состояния (по типу ФСС), К4 отвечал, что иногда снилась всякая чепуха.

9. Управлять ФСС (началом, содержанием сценария и др.) невозможно» [208].

Обобщения, сделанные С.Кричевским на основании свидетельств космонавтов, работавших на околоземной орбите, представляют собой уникальный, с точки зрения научной и философской, материал, имеющий концептуальное значение для истории мысли на планете Земля.

Эта информация со всей убедительностью подтверждает регулярное влияние Космоса на человека и планету. Даже техническое соприкосновение с Космосом на недалеких расстояниях обогащает наше космическое мышление и выводит его на высокую орбиту нашего духовно-культурного пространства.

Космонавтика и феномены, обнаруженные в Космосе, свидетельствуют еще об одном важном обстоятельстве. На космической орбите наряду с научно-экспериментальным способом познания действует и метанаучный, который составляет важнейшую часть новой системы познания и в Космосе, и на Земле. Можно сказать, что как бы сам Космос объективно соединяет научный и метанаучный способы познания. Последний подтверждается явлениями, которые описаны космонавтом-исследователем Сергеем Кричевским. При формировании космического мышления на планете Земля, процесс которого с каждым десятилетием расширяется все больше и больше, метанаучный способ познания требует к себе все более пристального внимания. Орбитальные феномены свидетельствуют о том, что новое космическое мышление, новая система познания не смогут быть полноценными без метанауки, складывающейся на Земле в течение ряда тысячелетий под непосредственным влиянием энергоинформационного обмена, идущего в Космосе.

«Космонавтику, область космической деятельности, – пишет С.Кричевский, – целесообразно рассматривать не в виде специфической самоценной сферы, а как модель будущего человеческой космической цивилизации и соответствующих отношений <...> Космонавтика – это волшебное зеркало, в котором человечество увидело себя в 21-м веке» [209]. Полагаю, что с этим нельзя не согласиться. XXI век, проходя через трудную стадию формирования нового космического мышления, нуждается в этом «волшебном зеркале». Это лишний раз подтверждает, что новый человек с расширенным сознанием и высокими нравственными качествами не возникает без космического влияния, вне зависимости от того – идет ли это влияние через технически обеспеченный космический полет или через внутренний мир человека в результате духовной практики, наработанной в пространстве метанауки.

 

---

 

Печать E-mail