Ю.Н. Рерих и его научная школа

Е.П. Челышев,
академик РАН, Москва

 

В Центре-Музее имени Н.К. Рериха ведется большая работа по исследованию творческого наследия Николая Константиновича Рериха и Елены Ивановны Рерих. Плоды трудов их сыновей Юрия Николаевича и Святослава Николаевича также находятся в сфере внимания научно-исследовательской деятельности, проводимой в Центре-Музее.

С особенным интересом я всегда читаю книги, сборники, изданные Международным Центром-Музеем имени Н.К. Рериха и тем более связанные с именем Юрия Николаевича Рериха, потому что тесно общался с ним самим все три года – с 1957-го по 1960-й, которые он прожил в Москве. Тогда я работал в институте Востоковедения Академии Наук СССР, заведовал сектором индийской филологии в отделе Индии, которым руководил известный наш индолог Владимир Васильевич Балабушевич, много сделавший для того, чтобы собрать в институте кадры. Он раньше работал в Профинтерне и других организациях, имел большие связи с индийским коммунистическим рабочим движением, ставшим темой его научных исследований.

Моя первая поездка в Индию состоялась в марте 1955 года, когда я заведовал кафедрой индийских языков в Военном институте иностранных языков Красной Армии. Поскольку я имел возможность практиковать знание разговорного языка в Радиокомитете, вещавшем на Индию, то знал прилично хинди и урду. Вот поэтому Николай Семенович Тихонов, председатель Советского Комитета защиты мира, включил меня в состав Делегации этого Комитета для участия в конференция стран Азии по ослаблению напряженности в международных отношениях.

Так состоялось мое первое знакомство с Индией. Меня, конечно, поразила эта замечательная страна. От встречи с ней я был охвачен настоящим восторгом, особенно когда увидел, что индийцы понимают мои выступления на хинди, которые мне приходилось делать.

В состав советской делегации входили: А.Е.Корнейчук, Ю.П.Сафронов, Мирзо Турсун-Заде, Н.С.Тихонов, Зульфия, В.Л.Василевская. Все эти писатели были очень восторженно приняты в Индии. Это были первые наши контакты с Индией, одна из первых больших делегаций в эту страну, поэтому мы действительно находились в центре внимания индийской общественности. Нас принимали с восторгом, с воодушевлением, с дружеским участием и радостью. Мы были тогда первыми ласточками, первыми вестниками того большого интереса, любви к этой замечательной стране, к ее народу, к ее культуре, и это все я ощущал сердцем, все время находясь в приподнятом состоянии духа.

В Дели наша делегация остановилась в отеле «Амбасадор», одном из лучших отелей города. Однажды вечером, когда мы с Мирзо Турсун-Заде, известным таджикским поэтом, готовились к следующему дню конференции, к нам в номер зашел секретарь делегации и пригласил меня к Николаю Семеновичу Тихонову, нашему руководителю. Когда я к нему зашел, Николай Семенович сказал, что неожиданно пришел человек, наш соотечественник, и мне с ним необходимо встретиться.

Я прошел в комнату ожидания и увидел дожидавшегося меня незнакомца. Навстречу мне с улыбкой поднялся уже пожилой, немножко уже сутулый, очень приятный и доброжелательный человек, по виду – истинный интеллигент. «Владимир Анатольевич Шибаев», – представился он. Потом я узнал, что он из Петербурга, получил хорошее образование, и, главное, что он в течение многих лет был личным секретарем Н.К. Рериха, очень хорошо знал всех членов его семьи, сопровождал Николая Константиновича в ряде поездок, организовывал его встречи различного рода, вел деловую переписку. Наш разговор продлился довольно долго. Я попросил у него разрешения записать содержание нашей беседы. Так состоялось мое первое близкое знакомство с жизнью и творчеством Николая Константиновича Рериха, и теперь я очень благодарен судьбе, что В.А.Шибаев обратился именно к нам, в Советский Комитет защиты мира.

Потом я понял, что у В.А.Шибаева были связи с Академией наук СССР, так как он выпускал сборник «Наука в СССР», один экземпляр которого подарил мне. Статьи, другие материалы в сборнике очень интересно были распределены по тематическому принципу, по различным областям наук. Также Владимир Анатольевич очень интересно рассказывал о Сергее Ивановиче Вавилове, президенте Академии наук СССР. Я внимательно ознакомился с этим сборником, который он мне подарил. До сих пор он у меня стоит на книжной полке, на видном месте, как память о той знаменательной встрече и также о семье Рерихов.

Главное, что он сообщил мне, состояло в том, что незадолго до кончины Николая Константиновича вся семья Рерихов начала собираться на Родину, но в 1947 году художник заболел и вскоре ушел из жизни, завещав своему сыну Юрию Николаевичу выполнить его волю. Еще в июле 1941 года, в самом начале Великой Отечественной войны, Юрий Николаевич Рерих обратился к советскому послу И.М.Майскому с просьбой зачислить его добровольцем в Красную Армию – в тяжелое для России время он хотел вернуться и защищать Родину. После 1947 года прошло несколько лет, Юрий Николаевич отправил несколько писем в Советское посольство и другие инстанции, но не получил обнадеживающего ответа.

Николай Константинович и вся его семья были настоящими патриотами своей Родины. Они внимательнейшим образом следили за развитием военных действий между вооруженными силами Советского Союза и Вермахта. И, так же как и Р.Тагор и другие прогрессивные люди, очень позитивно относящиеся к Советскому Союзу, все члены семьи Рерихов очень переживали неудачи первого периода войны, когда немцам удалось неожиданно напасть на нас и захватить большую территорию. Советские войска терпели большие поражения в Белоруссии, Прибалтике, на Смоленщине. Шло наступление на Москву, но битва за столицу была нами выиграна. Пото.м Ленинградская битва, Курская дуга, переправа через Днепр, освобождение Киева, Белоруссии и затем осуществление освободительной миссии советских войск в Европе.

В. А. Ши ба ев рассказал, что Рерихи, находясь в Кулу, внимательно следили за сводками ТАСС и др. источников о ситуации на советско-германском фронте. Владимир Анатольевич создал курсы русского языка в Делийском университете и организовал выпуск бюллетеня о важнейших событиях Великой Отечественной войны.

Особенно интересным был рассказ Шибаева об организации Гималайского Института научных исследований «Урусвати» (Свет Утренней Звезды). Здесь деятельность Владимира Анатольевича сыграла большую роль: переговоры с администрацией штата, установление связей с учеными стран Востока и Запада, с научными организациями. Известно, что Ю.Н. Рерих был руководителем этого института. Проблемы санскритологии и тибетологии, буддизм все это интересовало и волновало Юрия Николаевича.

В.А.Шибаев также рассказал нам, что спустя годы Ю.Н. Рерих несколько раз обращался в советское посольство с просьбой разрешить вернуться на Родину, по не получил определенного ответа. Он просил, чтобы Николай Семенович Тихонов, который являлся знаковой фигурой в нашей общественно-политической жизни, помог скорейшему разрешению этой проблемы.

Я записал всю беседу с Шибаевым, а также намерение Юрия Николаевича привезти с собой в Москву картины своего отца и уникальную библиотеку, насчитывающую около 5000 томов редких книг и рукописей. Он предполагал заняться научно-исследовательской работой в Советском Союзе, в Москве, в сотрудничестве с нашими учеными.

Эго была моя единственная встреча с В.А.Шибаевым, и я не ожидал, что она окажется такой важной в моей научной и общественно-политической деятельности. Именно политической, потому что впоследствии я стал вице-президентом, а потом и президентом Общества советско-индийской дружбы и очень интересовался вопросами, связанными с участием Николая Константиновича Рериха вместе с Джавахарлалом Неру во время Великой Отечественной войны в организации Общества друзей Советского Союза. Вот незабываемая фотография. 1942 год. Визит в Кулу Д.Неру вместе с Индирой Ганди, тогда еще молодой девушкой. На фотографии Святослав Николаевич Рерих рядом с Индирой Ганди и Николаем Константиновичем, который вел беседы с Д.Неру. Как писал потом U.K.Рерих, еще в период колониального режима они думали, как развивать дружбу и сотрудничество с Советским Союзом и как важно в Индии организовать Общество друзей Советского Союза.

Когда в 1947 году Индия получила независимость и стали развиваться дружеские, добрососедские отношения между двумя нашими государствами, я сразу включился в этот процесс и участвовал в создании Общества советско-индийской дружбы, что, собственно, и являлось заветом Н.К. Рериха и Д.Неру, поскольку ILK.Рерих, С.Н.Рерих, Д.Неру, Р.Тагор стояли у истоков дружбы России и Индии. Сароджини Найду – замечательная индийская поэтесса стала первым его президентом, и многие деятели культуры, писатели, ученые, общественно-политические деятели включились в работу этого общества.

Вернувшись в Москву, я немедленно сделал запись беседы с В.А.Шибаевым для заведующего индийским отделом МИДа Сергея Лихачева и лично отнес ему. Одновременно позвонил в международный отдел ЦК КПСС П.В.Куцобину, с которым вместе учились в Военном институте иностранных языков Красной Армии (ВИ И Я КА), рассказал ему о сути дела и послал копию записи беседы.

В ноябре 1955 года состоялся исторический визит Н.С.Хрущева и Н.А.Булганина в Индию. В том же 1955 году Д.Неру приехал с ответным визитом в Россию. Это была триумфальная поездка индийской делегации по городам: Душанбе, Ташкент, Сталинград, Ленинград и другие. Группа сотрудников Советского Комитета защиты мира участвовала в организации этой поездки и в обеспечении переводчиками.

Итак, наша докладная записка, которую мы с Н.С.Тихоновым написали о беседе с В.А.Шибаевым, возможно, также сыграла роль в деле возвращения на Родину Юрия Николаевича Рериха. Также очень много помог нам и Петр Васильевич Куцобин, владевший индийской проблематикой и сыгравший большую позитивную роль в ЦК КПСС.

Так вот, на приеме в русском посольстве в Дели к Н.С.Хрущеву подошел Юрий Николаевич Рерих, который представился и просил разрешения вернуться на Родину. «Это была воля моего покойного батюшки», – сказал Ю.Н. Рерих. Речь Юрия Николаевича Рериха произвела на Никиту Сергеевича несколько неожиданное впечатление, потому что Рерих говорил на хорошем русском языке, но со специфическими, устаревшими для советского человека формами. Хрущев посмотрел на рядом стоящего А.А.Громыко, и Юрию Николаевичу сказали, что вопрос этот уже решен и в ближайшее время он вернется в Россию.

В 1957 году Ю.Н. Рерих приехал в Москву. То была пора ренессанса русского востоковедения. Я был свидетелем первых шагов Юрия Николаевича на Родине. Встречала его делегация из министерства культуры во главе с Е.А.Фурцевой, затем все приехали в Институт востоковедения, что помещался у нас тогда в Армянском переулке, пришли в кабинет Бободжана Гафуровича Гафурова. В кабинете присутствовали В.В.Балабушевич (заведующий отделом Индии), Дьяков Алексей Михайлович (заведующий отделом истории) – легендарные для нас фигуры, основоположники советской индологии. Также присутствовали: экономист С.М.Мельман, Игорь Рейснер, очень известный ученый, историк.

Ю.Н. Рерих рассказал нам о том, как тепло встретили его представители МИДа и Министерства культуры, о будущей выставке картин Н.К. Рериха. Отвечая на вопросы Б.Г.Гафурова, Юрий Николаевич рассказывал о своих трудах, о научных интересах, незавершенных работах и планах на будущее. «Как вы отнесетесь к тому, если мы назначим вас в индийский отдел заведующим сектором истории религии и культуры Индии и попросим в отделе Индии поставить вопрос о присвоении вам ученой степени доктора филологических наук по совокупности ваших научных работ без защиты диссертации?» – спросил его Гафуров. Бободжан Гафурович сказал Ю.Н. Рериху, что в институте необходимо выделить отдельный кабинет и разместить там всю его библиотеку.

Видимо, Гафуров готовился к этому разговору, так как проявил осведомленность в научных интересах и знал о больших заслугах ученого в различных отраслях востоковедения, так как упомянул и тибетологию. «Неплохо, если бы вы возобновили подготовку и издание книг в серии “Библиотека Буддика”. Нужно подобрать вам способных аспирантов и молодых научных сотрудников, пусть набираются знаний, общаясь с вами». – «Бободжан Гафурович, – сказал растроганный Рерих, – я просто не ожидал, что вы настолько хорошо знаете мое творчество. Вы предлагаете мне то, о чем я давно думал и мечтал».

Бободжан Гафурович Гафуров в тот период играл очень большую роль в становлении русского востоковедения. На XX съезде партии Микоян выступил и сказал, что Восток проснулся, а Институт востоковедения все спит. Вот тогда назначили нам нового директора, который только что приехал из Таджикистана. Академик Б.Г.Гафуров десять лет был первым секретарем Коммунистической партии Таджикистана в самый трудный период, когда там шла война. О его встречах со Сталиным и об их позитивной роли в его деятельности подробно написано в третьем томе моих избранных трудов.

Это была ярчайшая личность, восточный мудрец, порядочный человек, который сохранил в наших душах и в моей душе светлую память о себе. Недавно мы отмечали его столетие. К этой дате вышла книга под названием «Восточный мудрец» с моим предисловием. Мы много путешествовали с ним по Индии и по разным странам мира. Он бы л удивительным человеком, настоящим патриотом, который притягивал к себе людей. В качестве директора Института востоковедения Б.Г.Гафуров действительно оказался на месте. Он показал нам, как объединить изучение традиции классического востоковедения с новыми задачами, изучением современного Востока в период, когда страны Востока освобождались от колониализма и выходили на новую ступень своего развития.

Когда приехал Рерих, шла эпоха Гафурова, эпоха подъема востоковедения. Он собирал, приглашал кадры востоковедов со всей страны: у нас имелись для этого возможности, и приезд Юрия Николаевича совпал как раз с этим временем. Бободжан Гафурович замечательно знал восточную культуру, мог часами декламировать Омара Хайяма, Низами, Фирдоуси на персидском языке. Б.Г.Гафуров был человек классически образованный, хорошо знал индийскую поэзию, творчество Мухаммада Икбала, других индийских поэтов, участвовал во всех конференциях, которые проводились в Индии.

После длительного обсуждения мы уточнили и конкретизировали программу, предложенную Гафуровым. Мне же Бободжан Гафурович сказал: «А Вас, Евгений Петрович, прошу: помогайте Юрию Николаевичу Рериху во всем. Для него это другой мир, другое общественное устройство». Я, конечно, учитывал пожелания директора еще и потому, что проникся очень большой симпатией и уважением к этому совершенно необыкновенному человеку.

Юрий Николаевич Рерих в Институте востоковедения сразу стал магнитом, притягивающим к себе многих, многих людей. Он был человеком исключительно приветливым, обязательным и очень доброжелательным. К нам приходили, чтобы только поговорить с ним, встретиться, и он никому не отказывал, но из всех приходивших я хотел бы выделить тех, которые остались в моей памяти и которые вошли в школу Ю.Н. Рериха. Они занимались близкими ему проблемами, соприкасавшимися с его научными интересами.

В те годы в общественных науках существовала догматизированная форма марксистско-ленинских идей, которые нам навязывали и которые очень мешали правильному осмыслению тех или иных явлений в восточной культуре. Мы обратили внимание, что Юрий Николаевич не вмешивался в какие-либо споры – он этим не занимался. Он просто давал правильную, четкую, научную оценку. И мы убедились, что такая оценка бывает более весомой, чем различного рода идеологические догмы, которые часто провозглашались как монополия на истину.

Так вот, как возникла школа Ю.Н. Рериха. Вокруг Юрия Николаевича стали группироваться молодые ученые – Т.Я.Близаренкова, В.В.Выхухолев, А.М.Пятигорский, Э.Д.Талмуд, В.С.Дылыкова, Ю.М.Парфионович и другие. Назову также Ю.Я.Цыганкова, который стал заведующим кабинетом Ю.Н. Рериха в институте Востоковедения, к сожалению, он недавно ушел из жизни.

Пара Ю.М.Парфионович и В.С.Дылыкова – помню их молодыми. Они были непосредственно связаны с тем, что интересовало и самого Ю.Н. Рериха, работали над тибетско-русским словарем и все время находились рядом с Юрием Николаевичем. Когда бы я ни пришел в кабинет Рериха, там всегда можно было увидеть Парфионовича и Дылыкову, которые составляли картотеку тибетско-русского словаря, а тибетология была одной из важных научных отраслей, в которой особенно заметны достижения Юрия Николаевича Рериха.

Назову тоже известную пару: В.Н.Топоров и Т.Я.Елизаренкова. Татьяна Яковлевна – выдающийся индолог, исследователь индийских языков, перевела на русский язык Ригведы и Атхарваведы, сделав научный, апробированный, с комментариями перевод. Ее муж, Владимир Николаевич – славяновед и впоследствии очень крупный ученый, достигший степени академика, занимался буддизмом. Владимир Николаевич работал в Институте славяноведения РАН и был моим большим другом.

Кабинет Ю.Н. Рериха всегда был полон молодых людей. Назову тех, кто стали крупными учеными, продолжателями его традиций. Г.М.Бонгард-Левин был его аспирантом и стал академиком. Он изучал санскрит, культуру Индии. Мы с ним много путешествовали по миру, не раз бывали в Индии, вместе ездили на Запад, участвовали в конгрессах востоковедов, санскритологов.

Потом подключились уже заявившие о себе молодые ученые. Часто приходил В.В.Иванов, сын Всеволода Иванова – крупнейший ученый, академик, славяновед. Его интересовала проблема духовной, этнической и другой общности между ариями и славянами. Его труд «Индоевропейский язык и индоевропейцы», который был написан совместно с Т.В.Гамкрелидзе, получил Ленинскую премию. Происхождение индоевропейцев, общность культур славянской и древнеиндийской – тема родства России и Индии, которая проходит красной линией через все творчество художника Николая Константиновича Рериха, и ею очень интересовался Ю.Н. Рерих.

Юрий Рождественский, крупный ученый-китаист, также участвовал в семинаре Ю.Н. Рериха.

Володя Выхухолев, сотрудник нашего отдела, стал под руководством профессора Ж.П.Малаласекеры одним из лучших знатоков сингальского языка. Профессор Ж.П.Малаласекера – крупнейший ученый-буддолог, редактор энциклопедии буддологии, которая была издана на Цейлоне. Мы с ним познакомились на Мюнхенском конгрессе востоковедов 1957 года, где он представлял цейлонскую науку. Нам он сказал, что ранее получил письмо от Ю.Н. Рериха, где он пишет, что должен скоро приехать в Москву. Малаласекера, посол Цейлона, был большим другом Юрия Николаевича Рериха. Вскоре после возвращения Юрия Николаевича на Родину Ж.П.Малаласекера, будучи послом государства Шри Ланка, преподавал в институте Востоковедения курс сингальского языка, я также посещал его интересные занятия.

Александр Яковлевич Сыркин занимался переводами Упанишад. Помимо таких популярных переводов с санскрита, как «Упанишады» и «Камасутра», он познакомил русского читателя с древнейшими буддийскими текстами первой книги Палийского Канона – Дигха Никаи. Потом он уехал в Израиль и там продолжал свою работу. Очень интересный был человек.

Затем очень яркая личность – это, конечно, Саша Пятигорский. Он участвовал в диссидентском движении, был борцом за правду, за справедливость, отчего у него были различного рода разногласия с тогдашними нашими общественно-политическими идеями. Он уехал в Англию и работал там. С ним я встречался в Лондонском университете, и его имя востоковеды часто упоминают здесь и за рубежом. Саша Пятигорский был тоже очень активным участником научных семинаров, которые проводил Юрий Николаевич в своем кабинете. Александр Моисеевич Пятигорский в соавторстве с С.Г.Рудиным стал создателем первого тамильско-русского словаря, он – знаток санскрита и тибетского, переводчик древних индусских и буддийских священных текстов.

Э.Д.Талмуд – историк, сотрудник Института востоковедения. Она занималась историей Древней Индии и была также постоянной участницей всех семинаров Ю.Н. Рериха. Затем Юрий Глазов, он занимался изучением «Курала» – одного из самых известных памятников тамильской литературы.

Вот это все школа Юрия Рериха, и себя я также в какой-то степени считаю учеником Юрия Николаевича и всегда вспоминаю его с благодарностью.

У нас в институте шла подготовка к написанию «Истории всемирной литературы». Ученый Николай Иосифович Конрад, академик, крупнейший ученый, японист, выдвинул идею единства литературного процесса, идею типологического и генетического родства литературы Востока и Запада. Он считал, что изучение типологии литературы народов Востока, генетических связей литературы Востока и Запада способствует раскрытию понятия всемирное™ литературного процесса, определению сходства и различий между литературами, раскрытию механизма литературного взаимодействия, выявлению общих закономерностей мировой литературы.

Особенно жаркие дискуссии часто разгорались вокруг идеи восточного Ренессанса. Возможно ли в литературе средних веков народов Востока, в которых присутствует стремление к обновлению, обнаружить черты, типологически близкие западному Ренессансу? Известно, что сам Конрад на примерах китайской и японской литературы на этот вопрос дал утвердительный ответ и обосновал его в ряде своих работ, прежде всего в его фундаментальном труде «Запад и Восток», вышедшем в свет спустя несколько лет после ухода Юрия Николаевича. Н.И.Конрада поддержал иранист Иосиф Самойлович Брагинский, хотя, в общем, мнения ученых по этому вопросу разделились.

Одни ученые стремились доказать абсолютную схожесть процесса гуманизации культуры, который происходил в Индии, Японии, Китае, Иране с явлением Европейского Ренессанса. Ярким примером, иллюстрирующим идею Николая Иосифовича Конрада о единстве литературного процесса, является средневековая индийская поэзия «бхакти». Плеяда индийских поэтов-бхактов, таких как Кабир, Сурдаса, Тулсидаса, наполняли гуманистическим содержанием религиозные идеи. То же явление характерно и для поэзии Петрарки и Шекспира.

Однако многие последователи Н.И.Конрада слишком прямолинейно проводили прямые аналогии между Ренессансом в культуре Западной Европы и явлениями в литературе Востока. Например, ученый И.С.Рабинович сравнивал индийского поэта XV века Кабира, который писал на фарси, с Петраркой. Общность, безусловно, существует, но не абсолютная адекватность. Многие исследователи, и в том числе и я, которые поддерживали взгляды Николая Иосифовича, призывали изучать типологию литературы народов Востока, генетические связи литературы Востока и Запада, но не ставить знак равенства.

Итак, одни ученые искали общность, другие предпочитали изучение национальной специфики каждой культуры. Я спросил у Юрия Николаевича, что он думает по поводу этих дискуссий? И познакомил его с Николаем Иосифовичем Конрадом, с его идеей «единства мирового литературного процесса», типологического и генетического сходства между литературой Востока и Запада.

Когда в беседах с Юрием Николаевичем я спросил его мнениеоб этом спорном вопросе, он сказал, что не считает себя специалистом в этой области. Потом, подумав, попросил меня показать несколько работ авторов, выступающих как в поддержку гипотезы Конрада, так и опровергающих ее. Я дал ему статью И.С.Рабиновича, который был ярым последователем Конрада, но очень догматизирующим его гипотетические предположения, и статью А.А.Аникста, очень крупного ученого, который на материале европейской литературы оспаривал гипотезу Конрада и утверждал, что в первую очередь необходимо описывать национальную специфику.

Дискуссии, которые велись в Институте востоковедения в 1960-1970-е годы, напоминают мне дискуссии по поводу современной проблемы глобализации. Иногда под глобализацией понимается нивелировка национальных особенностей культуры и обращение внимания, прежде всего, на глобальные проблемы, которые все подчиняют единым законам.

Юрий Николаевич прочитал статьи А.А.Аникста и И.С.Рабиновича и на наш вопрос, кто из исследователей ближе к истине, ответил, что правда находится посередине. Что очень важно, Ю.Н. Рерих никогда не выступал жестким судьей. Он сказал, что проблемой «единства литературного процесса» он не занимался, однако правда есть как у тех, которые находят черты сходства, так и у тех, ко торые изучают национальные особенности. Но о таком явлении, как ренессансная культура на Востоке, он не стал бы говорить, так как пока нет серьезных исследований, а есть только гипотетические предположения.

Следует отметить, что академик Николай Иосифович Конрад, мой учитель, всегда призывал к поиску, выдвигал интересные, увлекательные, захватывающие идеи, которые надо было подтверждать фактами. Ученые делятся на две категории: одни больше опираю-: ся на факты и дальше фактов не идут, боятся обобщать; другие – концептуалисты – стараются выдвинуть концепцию и не заботятся о том, чтобы она была достаточно подкреплена фактами. Ю.Н. Рерих прекрасно понимал проблему методологии научных исследований. Он говорил, что больше склоняется к тому, что факты должны быть подтверждены, проанализированы и не притянуты за уши. Подобного рода вопросы, относящиеся не только к исследованию индий с кой литературы, но и истории и философии Индии, определении ее места в мировом контексте, а также общие проблемы методологического характера мы часто обсуждали с Юрием Николаевичем.

Выдающийся ученый помог мне глубже войти в мир востоковедения, по-иному осмыслить многие явления восточной культуры. Прежде всего, Ю.Н. Рерих повлиял на меня в человеческом плане своим благородством, интеллигентностью, чувством доброжелательности. Обладая собственной определенной позицией, Ю.Н.Рерих говорил всегда чисто научно, никогда не пытался спекулятивно использовать какие-то идеи для утверждения научных гипотез.

Однако старые догмы и представления, довольно широко распространившиеся среди наших обществоведов, не так легко сдавали свои позиции, ч то, к сожалению, пришлось не только наблюдать, по и испытать в своей собственной жизни и научной деятельности Юрию Николаевичу. Расскажу об одном событии, связанном с изданием «Дхаммапады» (перевод с пали, введение и комментарии В.Н.Топорова, ответственный редактор Ю.Н. Рерих). Мы работали с Ю.Н. Рерихом в одном кабинете, в котором размещались заведующие секторами индийской философии и филологии отдела Индии. Был рабочий день, но пунктуальный Юрий Николаевич почему-то задерживался, что меня очень удивило. И вот он медленно вошел в комнату. На нем, как говори тся, лица не было. Наливая ему воду, я с тревогой спросил: «Юрий Николаевич, что с Вами произошло?» Помолчав немного, Рерих сказал: «Руководство Института в лице заместителя директора профессора Ульяновского Ростислава Александровича выразило мне недоверие как ученому и как руководи гелю научного коллектива. В таких случаях, как я понимаю, принято подавать в отставку. Я готов это сделать. Посоветуйте, пожалуйста, Евгений Петрович, как у вас принято поступать в подобных случаях. Профессор Ульяновский критиковал меня только по одному пункту: предисловие к комментированному переводу памятника буддийской философской мысли “Дхаммапада” написано не с позиции “ученого-буддолога”, а “правоверного буддиста”».

Я постарался успокоить Юрия Николаевича, подчеркнув при этом, что Ульяновский не является специалистом в вопросах, которыми занимается наш сектор. «Считайте, – сказал я, – ваш разговор с ним недоразумением, и, если Вы не возражаете, я постараюсь его рассеять». И добавил в заключение: «Ради Бога, Юрий Николаевич, не принимайте близко к сердцу этот разговор и не думайте ни о какой отставке, так как в нашем научном сообществе подобного рода полемика является обычным явлением». Однако Ю.Н. Рерих был очень огорчен, так как для него буддолог было одно и то же, что буддист. И вот такого рода «эксцессы» очень повлияли на его состояние здоровья.

Я думаю, что еще одной из причин того, что он рано ушел из жизни, была его исключительная пунктуальность и доброжелательность, интеллигентность и те бесконечные встречи. Он без конца получал приглашения и обязательно на них откликался. «Вы один, а этих всех людей, которые хотят Вас видеть, очень много», – говорил я ему. «Как я могу отказаться, Евгений Петрович? Эти люди будут меня ждать. Я должен обязательно туда поехать», – отвечал Юрий Николаевич, а ведь на это требовалось нервное напряжение, отдача психической энергии.

Людей, которые приходили к Юрию Николаевичу Рериху, чтобы увидеться с ним, было огромное количество. Это была жажда общения с человеком, который приехал к нам из другого мира. В тот период он оказал огромное влияние на духовную атмосферу института. Таких людей у нас тогда было очень и очень немного. Всегда при галстуке, в хорошем выглаженном костюме, он всегда вовремя приходил на работу, был приветлив и улыбался.

Ученый с мировым именем, он щедро делился обширными знаниями в различных областях востоковедения со всеми, кто работал вместе с ним в Институте и за его пределами, открывая им новые пути научных исследований. Не щадя своих сил и времени, он помогал всем, кто обращался к нему за помощью. Двери его кабинета всегда были открыты для тех, кто хотел с ним встретиться. Общение с Юрием Николаевичем было для всех нас подобно омовению в священном Ганге. Столкнувшись с неприемлемыми для него взглядами, он, как правило, не вступал в спор с теми, кто их выражал, не стремился кого-то переубедить, а лишь высказывал свою собственную позицию, основанную на строго научном анализе фактов и явлений.

Сколько бы еще полезного для Родины мог сделать Юрий Николаевич! Но, безусловно, он посеял семена нового урожая в науке, которые дали обильные всходы в мире востоковедения.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 155