VII
Монголия

 Наш экспресс мчался по равнинам Сибири, покрытым темными девственными лесами из елей и кедра. Ранним утром поезд миновал Иркутск с его кафедральным собором, четко выделявшимся на фоне предрассветного неба. Затем показался красивый южный берег и спокойная гладь великого озера Байкал, опоясанного горными цепями. За Байкалом местность стала более гористой и поезду приходилось петлять среди холмов, поросших лесом. Это была Бурятия, и все чаще на платформах станций стали попадаться буряты в остроконечных меховых шапках и голубых халатах. Поздним вечером поезд прибыл в столицу Бурятской автономной республики Верхнеудинск. Здесь мы провели три дня, занимаясь погрузкой и подготовкой автомобилей к экспедиции в Монголию.

Ранним утром 9 сентября мы выехали из Верхнеудинска на двух «доджах», благополучно переправились на пароме через широкую Селенгу и взяли курс на Троицкосавск, последний русский пограничный город, бывший когда-то процветающей колонией торговцев чаем. После двухчасовой езды местность стала более лесистой; мы проезжали мимо великолепных сосновых боров. День выдался пасмурный, с моросящим дождем и холодным ветром, и из-за этого путешествие было мало приятным. Дорога размокла, и порой нам приходилось ехать по степи, объезжая грязные места. На всем протяжении от Верхнеудинска до границы местность была безлюдной.

Лишь дважды нам повстречались буряты верхом на лошадях и в небольшой двуколке.

Днем мы миновали Гусиное озеро, на берегу которого стоит Гусиноозерский монастырь, или дацан (по-тибетски «гра-цан»). Есть предположение, что этот монастырь является центром обучения буддизму в Забайкалье и что здесь находятся резиденция бурятского пандита-ханпо и знаменитая типография, выпускающая прекрасные ксилографии, которые пользуются широким спросом у сибирских буддистов, в астраханских степях и в Монголии.

В полдень мы добрались до маленького казачьего поселка в окрестностях Селенгинска, где была старая церковь и несколько обветшалых домов времен декабристского восстания, в которых отбывали ссылку многие из его организаторов. В нескольких милях от Селенгинска нам снова пришлось переправляться через Селенгу. Переправа оказалась опасной из-за быстрого течения реки и отсутствия парома. Машины доставляли на другой берег на лодках, по очереди. Из-за неосторожности водителя один «додж» едва не сорвался в воду, но лодочник вовремя спас его.

На подступах к Троицкосавску ландшафт становится более холмистым. Дорога пересекает ряд долин, расположенных среди низких песчаных холмов, покрытых густыми сосновыми лесами. Мы ехали очень медленно, так как песчаная дорога после недавних ливней была чрезвычайно скользкой и грязной. Нам часто приходилось выходить из машин и толкать их по косогорам. Кроме того, у одного «доджа» не было фар, и это сильно осложняло продвижение. Около полуночи, в кромешной темноте, мы въехали в Троицкосавск и направились к большой белой гостинице, которая по удобствам превосходила гостиницу в Верхнеудинске.

На следующий день члены экспедиции отправились на пограничный пост отметить свои паспорта. После завершения необходимых формальностей мы пересекли границу и направились к небольшому караульному посту, где находились монгольские солдаты, одетые в меховые тулупы и вооруженные современными ружьями и саблями. Один из солдат запрыгнул в машину и сопроводил нас до монгольского пограничного города Алтын-Булака, известного прежде под названием Маймачен, – главного пограничного пакгауза китайской торговли. Местность, покрытая голыми холмами, и необычайно прозрачный воздух очень напоминали нам о высокогорьях Центральной Азии. Мы стояли у великого географического рубежа: позади остались таежные просторы Сибири, а впереди, насколько видит глаз, простираются обширные степи Центральной Азии.

Алтын-Булак – небольшой городок со смешанным населением из русских, монголов и китайцев. Во время жестоких сражений возле Троицкосавска и Алтын-Булака в 1918-1921 гг. город был стерт с лица земли, а китайское население уничтожено. После кровавых событий число китайских торговцев значительно уменьшилось, многие крупные китайские концерны были закрыты или захвачены монголами.

Комиссар монгольской заставы был в отъезде, и нам достаточно долго пришлось дожидаться его в управлении. Это был небольшой дом в полукитайском, полуевропейском стиле. В комнатах стояли длинные столы, за которыми на высоких табуретках сидели монгольские служащие. Большинство из них были одеты в национальные монгольские халаты, подпоясанные широкими поясами красного и желтого цвета, и большие монгольские сапоги с загнутыми носами, или гутулы. Монголы невозмутимо курили длинные китайские трубки и внимательно нас разглядывали. Один из них расхаживал по комнате, затем, остановившись перед нами, задумчиво произнес: «Америка». Другой служащий, молодой бичечи, или секретарь, громко читал большой бумажный свиток. У этих монгольских клерков была забавная привычка читать письма и документы вслух, с особой интонацией. Иногда некоторые из них садились рядом и громко повторяли тексты составляемых документов. По особому жужжанию голосов, доносящихся из открытых окон и дверей, всегда можно безошибочно найти ямень, или государственный секретариат. Такой класс государственных служащих относится к разряду монгольской интеллигенции.

Около четырех часов дня с формальностями было покончено, и мы отправились в дальнейший путь. Экспедиция направлялась к обширным и бескрайним степям Монголии, в страну великих покорителей Азии. Дорога постепенно становилась круче, и нам пришлось преодолеть несколько невысоких холмов, поросших травой. Как белое ожерелье сверкали ступы, или субурганы, возвещая о въезде в приграничные районы буддийской Монголии.

Гребни холмов, увенчанные сосновыми лесами, темной полосой выделяются на фоне пылающего заката. Местность кажется совершенно необитаемой. Лишь изредка можно увидеть загорелого монгольского всадника с тонкими чертами лица, одетого в яркий цветной кафтан, в высокой, лихо заломленной монгольской шапке. Всадник на мгновение останавливается, бросает на нас любопытный взгляд и исчезает в бескрайних просторах родной степи. А завтра в радиусе нескольких сот миль все будут знать, что здесь проезжали какие-то иностранцы на двух гелтерге, или «огненных телегах», как здесь называют автомобили. Для монгола навестить друга, покрыв сотню миль, – в порядке вещей. Новости здесь разносятся на лошадях быстрее, чем по телеграфу или на машинах. Говорят, что нынешний главнокомандующий Монголии проезжает по степи до трехсот миль в день, нанося краткие визиты своим друзьям. Удивительная страна Монголия! Едешь часами – и не видишь никого, кроме русских и китайских рабочих, строящих новое шоссе из Кяхты в Ургу.

Вечером, в полной темноте, мы достигли реки Иро, одного из притоков Селенги. На противоположном берегу стояли монгольские юрты, в которых жили русские и китайские рабочие. Мы уговорили паромщика переправить нас через реку и разбили лагерь на открытом месте, поблизости от бедных монгольских юрт, из которых вышли две старые женщины, одетые в тряпье. Ночь выдалась холодная, и мы развели костры. Над гладью реки поднимался белый туман, окутывая противоположный берег. На юге вздымались мрачные силуэты лесистых гор. В соседнем монастыре ламы протрубили в раковины, призывая к вечерней молитве.

Здесь, на берегах реки Иро, недавно родился мальчик, проявивший странные способности. Его появление на свет сопровождалось знамениями, мать-шаманка слышала таинственные голоса, а сам ребенок произносил удивительные предсказания о славном будущем буддийской Монголии. Весть об этом, как молния, распространилась по всей стране, и ламы повсюду шептали о приходе вновь воплощенного Джецюна там-па Хутукхту. Монгольское правительство даже создало комиссию для проверки этих слухов и, чтобы успокоить население, послало в Ургу специальные воззвания. Однако бороться со слухами с помощью печати порой бывает нелегко, и вести о новом Богдо Гегене продолжали волновать умы глубоко верующих монголов. Этот мальчик – не единственный кандидат на пустующий престол Первосвященника Монголии. Есть еще один ребенок, родившийся в центральной части страны, который сейчас обучается в одном из монастырей поблизости от китайской границы.

Мы сняли лагерь еще до рассвета и от реки направились в южном направлении к невысокому перевалу на гребне холма, поросшего лесом. Недавно построенная дорога была покрыта грязью вперемешку с песком. Машины то и дело увязали в этом месиве, и приходилось вытаскивать их с помощью лошадей.

С вершины перевала, на который мы поднялись, открылась чудесная панорама с волнообразными холмами. Спуск вывел нас к широкой речной долине Баин-гол, где протекала узкая речушка с коварным и топким руслом. У береговой полосы застряло несколько машин, следующих из Урги. Они пытались перебраться через реку, но вода залила моторы. Шоферы предостерегали нас от безрассудной переправы, но мы решили рискнуть, тем более, что несколько всадников предложили нам свою помощь. Сложив багаж в кузов и покрыв радиаторы брезентом, мы привязали к бамперам канаты, а их концы всадники прикрепили к передним лукам седел. Потом все уселись, водители включили зажигание, и верховые с дикими криками погнали лошадей к противоположному берегу. Во все стороны летели брызги, но машины благополучно достигли цели.

За Баин-голом лежали прекрасные пастбища. На склонах гор паслись табуны лошадей и стада верблюдов. Мы прошли мимо развалившихся каменных лачуг – остатков китайских ферм, разрушенных во время гражданской войны 1919-1921 гг. Гористая местность тянулась до Кара-гола – другого притока Селенги, орошающего широкую плоскую долину. Мы остановились на ночлег у деревянного моста, соединяющего берега реки. Ночь была ясной, но очень холодной, и утром небольшие лужицы покрылись тонкой коркой льда.

На рассвете мы снова отправились в путь по красивой гористой местности с долинами, покрытыми травой, и холмами, поросшими лесом. Эти холмы являются отрогами Кентайских гор. Здесь генерал П.К.Козлов, замечательный русский исследователь, сделал блестящее открытие, обнаружив старинные ткани, выполненные в так называемом «зверином стиле». Местность, по которой пролегал наш путь, всегда вызывала восторг. За несколько миль до Урги дорога вывела нас в широкую долину реки Тола, к югу от которой возвышается величественная Богдо-ула, гора, покрытая девственным лесом – прибежище многочисленных животных. В столице монгольских первосвященников под лучами яркого солнца сияли крыши монастырей и храмов.

При въезде в город, на маленьком пропускном пункте все путешественники обязаны предъявить заграничные паспорта, полученные в монгольском пограничном комиссариате. Мы остановились около небольшой деревянной лачуги и вручили паспорта мрачному монгольскому солдату в остроконечном меховом шлеме и бушлате цвета хаки. Он унес наши документы в барак и долго не появлялся. Наше терпение иссякло, и мы вошли в дом, чтобы узнать о причине задержки. Два унтер-офицера играли в шахматы, а солдат с нашими паспортами ждал, когда его начальство закончит партию. Мы возмутились, и наши бумаги тотчас же были отмечены, а офицеры продолжили свою захватывающую игру. В Урге не считаются со временем, так же, как и в любом другом месте Центральной Азии.

Для штаб-квартиры нам посчастливилось найти небольшой четырехкомнатный дом с двумя просторными дворами и конюшнями. В данный момент я не имею возможности описывать разнообразную каждодневную деятельность экспедиции. Нам следовало готовиться к длительному путешествию по Центральной Азии через Монголию и Тибет в Индию и тщательно изучить маршрут. Из Монголии профессор Рерих отослал картины с уникальными видами страны и эпизодами из ее жизни в Рериховский музей в Нью-Йорке.

Современная Урга – город резких контрастов, типичных для страны, переживающей путь коренных реформ. Современные транспортные средства, такие, как самолеты и автомобили, соперничают с овеянными веками длинными вереницами величественных верблюдов и с неуклюжими повозками, запряженными волами.

Старая ламаистская Урга представляет большой интерес для исследователя буддизма. Урга, или Улан-Батор-Хото, – столица автономной Монголии, и самый большой ее город находится у места слияния рек Толы и Сельбы, примерно в ста семидесяти милях от Кяхты на сибирской границе. Он расположен на территории Тушетуханского аймака, или провинции. При спуске с Долан-Дабхурских гор, на северо-западе от Урги, открывается вид на город, лежащий в широкой долине реки Толы, протянувшейся на двадцать миль с востока на запад и на девять миль с севера на юг. Над долиной возвышается Богдо-ула, через которую проходит южная граница лесов в этой части Монголии. На востоке долину прикрывают низкие отроги хребта Баин-Хутула, достигающие значительной высоты в окрестностях Урги. На севере лежат сильно изрезанные хребты горной гряды Чингилту-улы и ее северо-западного ответвления Далан-Дабхура, а на западе высятся горы Сангийн-улы. В верховьях Толы, с юго-западной стороны, долина остается открытой.

Растительность в долине очень скудная, большинство окрестных холмов покрыто травой. Вдоль реки Толы, у подножия Богдо-улы и по направлению к Сангийн-улы изредка встречаются небольшие рощицы.

Леса в окрестностях Богдо-улы – подлинный национальный парк Монголии, где начиная с XVIII века строго запрещены рубка деревьев и охота. Это место считается священным, и во времена правления лам здесь два раза в год совершались жертвоприношения. Начало этого культа относится к 1778 г., когда императорскому двору было представлено прошение от лица правителей Урги с просьбой, чтобы императорский двор узаконил культ священной горы. Основанием для прошения была вера в то, что у подножия горы Богдо-ула родился Чингисхан. Петиция была принята, и император с удовольствием издал декрет, повелевавший отсылать два раза в год из Пекина нужное количество ароматических палочек и кусочков шелка

Лесной заповедник Богдо-улы представляет огромный интерес для естествоиспытателя. Здесь, на лесных склонах священной горы, он может изучать флору Монголии и наблюдать жизнь многих крупных животных, почти исчезнувших в других регионах страны. Закон, запрещающий охоту на зверей и рубку деревьев, действителен и при новом, республиканском правительстве Монголии, сохранившем полицейские посты в многочисленных ущельях. На южном склоне горы стоит монастырь Манджушри-хит, известный на всю Монголию аскетизмом монахов и ученостью настоятеля, который оказывает значительное влияние на политическую жизнь страны.

Урга занимает обширную территорию и состоит из неизменного центра, где в холодные зимы проживает большинство горожан и вокруг которого кочевники ставят большое количество войлочных юрт.

Европейцам город был известен как Урга, что соответствует монгольскому слову «ургу», т. е. «великолепный лагерь, дворец». Но монголы никогда не употребляли это название, хотя возможно, что оно существовало еще с древних времен, когда долина Толы была резиденцией важных религиозных сановников. Монголы неизменно называли город Икхе-кюрен, что значит «Великий монастырь». В обиходе называли просто кюреном, а на китайско-монгольском – Дакюре (Та-кюре, в китайской транскрипции – Та кью-лунь) Тибетцам известно его последнее название (Так-ху-ре) В ноябре 1924 года Икхе-Кхурулдан, или Великий Народный Хурал Монголии, переименовал Ургу в Улан-Батор-Хото, или «Город Красного Богатыря» Но, несмотря на это, повсеместно употребляется название, освященное веками.

Самые первые исторические справки об Урге, относящиеся к 1649 г., можно найти в монгольской хронике «Эрдени-йин ерикхе». Там говорится, что Ундур Геген, первый в истории Кхалки Джецюн там-па Хутукхту, или шестнадцать раз рожденный, согласно ламаистской традиции, возвратившись из Тибета, основал в Ном-ун Икхе-кюрене семь монашеских школ, или дацанов (по-монгольски – аймак). Икхе-кюрен в долине реки Толы был, вероятно, только временной резиденцией знатного кхалкинского инкарнированного ламы. Ундур Геген провел остаток своей жизни в Джехоле, Долон-норе и Пекине (он умер в Пекине в 1723 г.). Известно, что его преемники жили в разных местах Внешней Монголии. Монастырь Икхе-кюрен не был постоянной обителью, с 1719 г он переезжал с места на место.

В 1741 году постоянной резиденцией Джецюна там-па Хутукхту стал Икхе-кюрен, или Урга. С этого момента и начался расцвет монастыря. В 1756 г была основана первая теологическая школа для изучения цан-нид, или высшей метафизики буддизма. Школе разрешили присуждать ученые степени, и в монастырь начали стекаться ламы. О растущем влиянии монастыря незамедлительно узнали китайцы. Для них очень большое значение имело создание постоянного административного и религиозного центра на территории Монголии, т.к. это облегчало контроль за беспокойными монгольскими племенами. В 1741 г. они организовали пост «шандзот-ба» (слово заимствовано из тибетского языка «чан-цзо-па», «пхьяг-мдзод-па»), на который возлагался надзор за огромным имуществом Хутукхту и его крепостными. В 1758 г., после падения власти ойратских племен, китайское правительство посадило в Урге императорского резидента, который был официально направлен для помощи шанцзотбе в управлении городом. Это официальное лицо вело все дела, касающиеся пограничных вопросов. Тремя годами позже, в 1761 году, из Манчу был прислан чиновник, чтобы помогать первому резиденту, который с тех пор стал считаться монгольским принцем. Икхе-кюрен и соседняя торговая колония постепенно превратились в постоянное поселение. В 1779 г. в Пекин было направлено послание с просьбой разрешить монастырю обосноваться на берегах реки Селби.

Вскоре в окрестностях монастыря появились довольно крупные русская и китайская торговые колонии. Ламы протестовали против того, чтобы китайские торговцы строили свои лавки около монастыря. Они даже несколько раз посылали петиции в Пекин, но столичные власти не всегда хотели идти на уступки, они обычно тянули время, и китайская торговля в Урге процветала. Неудовлетворенные ламы отодвигали монастырь ближе к реке Толе, но всякий раз возвращались на прежние места. После долгих проволочек китайские власти все-таки предписали торговцам не располагаться рядом с монастырем и не мешать ежегодной процессии Майдари. В результате всех этих действий в шести милях к востоку от кюрена возник большой торговый центр, известный под названием Маймачен. Постелено недовольство лам по отношению к торговцам утихло и в настоящее время кюрен окружен многочисленными лавками и большими торговыми фирмами.

Со временем Урга стала религиозным и административным центром Монголии, резиденцией Джецюна там-па Хутукхту и уполномоченного китайского императора.

В 1786 г. императорский декрет закрепил за своим уполномоченным в Урге право принимать окончательное решение в управлении аймаками Тушету-хан и Сетсен-хан в центральных и восточных провинциях Внешней Монголии.

В девятнадцатом веке значение Урги быстро выросло. Через ее ворота шла интенсивная торговля чаем от Кяхты до Пекина. Ежегодный экспорт в Сибирь значительно увеличился, и в результате этого в городе возникла русская торговая колония. Урга, таким образом, стала главным пакгаузом монголо-русской торговли. В 1863 году здесь открылось русское императорское консульство, и с этого времени Урга приобрела многонациональные черты, которые так характерны и для современного Улан-Батора.

Китайская колония также была мощным фактором в развитии монгольской столицы. Крупные фирмы Пекина и Шаньси разместили в Урге и по всей стране свои филиалы, и через несколько десятилетий Внешняя Монголия стала почти полностью экономически зависимой от Китая. В 1912 году Урга была официально объявлена столицей автономной Монголии и сохранила этот статус до настоящего времени.

Такова краткая история города. Каждый вновь прибывший в Ургу поражается ее полуоседлым, полукочевым обликом. Город возник в переходный период, когда страна еще была отсталой и не приобщенной к западной цивилизации. В границах старого поселения формируется новый город с электроосвещением и автотранспортом. Между величественными храмами, крыши которых сверкают в лучах яркого монгольского солнца, разбросаны жалкие юрты. Высокие деревянные заборы, поставленные вокруг большинства домов, придают однообразие узким улочкам. Серые, выцветшие от непогоды изгороди и ворота, выкрашенные в красный цвет, различаются только крошечными дощечками с номерами домов и названиями улиц, написанными по-монгольски. За заборами обычно скрываются большие дворы с маленькими одноэтажными домиками в русском или китайском стиле. Если подворье принадлежит монголу или буряту, то около дома стоят одна или несколько юрт. Монголы живут в доме только летом; на зиму они перебираются в теплые юрты с деревянным полом и железной или кирпичной печкой. Если в зимних юртах просторно и чисто, то они выглядят очень уютно. В зажиточных семьях их покрывают толстым белым войлоком, украшенным по краям орнаментом. Внутри юрты, как правило, есть низкий диван, на котором спят, или кровать, либо в европейском, либо в китайском стиле. В центре жилища находится печка с железной трубой, которая выведена наружу через отверстие в крыше. Кроме того, здесь имеется стеклянный шкаф со священными изображениями, служащий алтарем. Перед изображениями стоят «восемь счастливых даров», то есть семь поставленных в ряд металлических чаш с жертвенной водой, а между ними, в центре, – зажженный светильник, или чокунг. В богатых домах жертвенные чаши сделаны из тяжелого серебра и украшены богатым орнаментом, а у тех, кто победнее, – из простой бронзы.

Некоторые верующие монголы имеют хорошие собрания религиозной литературы, приобретенной за большие деньги в Тибете, обычно в Лхасе, Кумбуме и Лабранге. Однако большинство этих изданий, особенно Канджур и Танджур, которые покупают только для богослужений, напечатано некачественно. Всеобще известно, что эти книги издаются на плохой бумаге в старой нартанской типографии для богатых монгольских паломников. Отдельные страницы сплошь залиты типографской краской, многие вообще отсутствуют. Канджур и Танджур гораздо лучше издают в Дерге гон-чене. Как правило, для печатания книг там используют плотную китайскую бумагу и металлические печатные формы. Размер томов Канджура несколько меньше, чем у нартанских изданий.

Искусство книгопечатания пришло в Тибет из Китая. Первые тибетские книги были изданы в Пекине в 1069 году, а первый тибетский Трипитака появился, по-видимому, между 1311 и 1319 гг. Последнее нартанское издание Канджура и Танджура датируется 1747 г. С течением времени многие деревянные шрифты истерлись, и, чтобы исправить положение, нынешний Далай лама распорядился несколько лет назад вырезать новые в дворцовой типографии Поталы. Новый потальский Канджур уже готов к печати, но, насколько мне известно, за пределами Лхасы нет ни одной его копии, и не ясно, изготовлены ли печатные формы для Танджура. Говорят, что новый потальский Канджур будет состоять из ста восьми томов, но посмотрим, будет ли он лучше прежних нартанского и дергенского изданий.

Юрты образованных монголов и чиновников освещены электричеством, но европейская мебель в них встречается редко. Большинство монголов обычно сидят на корточках на полу или на толстых матрацах, разложенных вдоль стен юрты. По обеим сторонам двери обычно стоят большие яркие деревянные сундуки красного, желтого и голубого цвета, используемые в качестве хранилищ. Многие европейцы предпочитают жить в таких юртах, так как зимой в них намного теплее и можно укрыться от резких холодных ветров, свирепствующих в долине Толы.

Недавно были предприняты попытки строительства каменных зданий в форме юрт с целью создания национального монгольского стиля в архитектуре. На широкой площади Улан-Батора, по которой проносятся всадники на быстрых скакунах, находится своеобразное сооружение: на многогранном низком фундаменте покоится огромный купол Оно напоминает гигантскую монгольскую юрту. Снаружи здание украшено изображениями «восьми счастливых символов». Здесь расположился национальный монгольский театр и народный клуб Это была первая попытка архитектора придать монументальному строению облик кочевой юрты. Во время нашего пребывания в Урге здание еще строилось, и мне не довелось увидеть его внутреннего устройства. И все же мне кажется, что для зданий не подходит юртообразная форма. Постройка с куполами слишком уподобляется западному стилю, и в лучшем случае, напоминает мусульманскую мечеть, в которой отсутствует поразительное изящество линий. Тибетская архитектура намного монументальнее и больше отвечает современным требованиям. Она позволяет строить высокие здания, не нарушая характер стиля. Такие попытки уже были предприняты в Урге, и есть надежда, что монгольское правительство последует этому примеру в строительстве новых государственных учреждений.

К сожалению, большинство современных зданий в Урге построены в посредственном европейском стиле или похожи на жалкие китайские лачуги, которые совершенно не отвечают характеру города. Летние дворцы последнего Джецюна там-па Хутукхту, расположенные в двух милях от Урги на берегу реки Толы и превращенные в настоящее время в национальный музей и школу, построены в смешанном стиле и практически не представляют интереса. Кирпичные стены, сложенные по китайскому образцу перед главными входными воротами, изрешечены пулями, серьезно повредившими барельефы. Все это следы жестокой борьбы, которая проходила здесь в январе 1921 г.

Богатые частные коллекции умершего Хутукхту представляют собой замечательное собрание вещей: бесценные священные фигурки из Тибета и Пекина, великолепная библиотека с религиозными и светскими книгами на манчу, монгольском, тибетском, китайском языках, разные европейские технические устройства и антикварные вещи, фотокамеры, фильмы, полевые бинокли, телескопы, дорогие изделия из китайского фарфора и бронзы, большое количество современного европейского оружия, запасы сигарет невообразимой длины, мумии животных и, наконец, маленький зверинец из диких животных В настоящее время все это конфисковано разными Правительственными департаментами или продано на рынке Урги.

Позолоченные парадные кареты Хутукхту, окрашенные в яркие цвета, были проданы с аукциона, и теперь многие из них курсируют между Ургой и его пригородами, являясь собственностью китайских кучеров. Довольно часто на улицах города можно видеть эти странные экипажи, изготовленные по прихоти восточного правителя. Такие общественные «омнибусы», запряженные двумя жалкими косматыми лошадьми и заполненные китайцами и монголами, усиливают колорит живописных улиц Урги.

Другая достопримечательность города – бывший дворец Сайн Нойн хана, бывшего первого министра Монголии. Он расположен между Ургой и Толой и когда-то был одним из прекраснейших дворцов города.

Китайский форт, построенный в 1883 г во время внезапной мобилизации во внешней Монголии, в настоящее время полностью разрушен. За городом находятся бараки монгольской армии, которая состоит только из кавалерийских частей, так как монголы – замечательные кавалеристы и очень плохие пехотинцы.

На северо-западе Урги находятся рынок и торговые кварталы. Здесь сосредоточены все основные торговые учреждения столицы: Центральное Монгольское Кооперативное Общество, Кооперативное Общество Урги и несколько частных магазинов, в основном, филиалы харбинских фирм. Немного в стороне, около монастыря Ганден, раскинулся большой китайский торговый квартал. Узкие улочки по обеим сторонам зажаты высокими стенами из кирпича и камня; на огромных воротах вывешены названия фирм на китайском, монгольском и тибетском языках. Как принято во многих китайских домах, лавки и склады расположены за забором, вдали от шума улиц. Во дворах, как правило, чисто, а в лавках опрятно и уютно. Монгольские покупатели проводят здесь много часов, рассматривая товар и прицениваясь. Покупателям неизменно предлагают чай, а служащие фирмы стараются изо всех сил убедить их купить что-нибудь или взять в долг.

На западной окраине улочек китайского квартала, протянувшихся с востока на запад, находятся лавчонки китайских ремесленников, серебряных дел мастеров, металлистов, плотников, гробовщиков, портных, рестораны, магазины, торгующие религиозной литературой и произведениями искусства, а также мехами и прочим. Каждая улица с противоположной стороны, запирается на ночь воротами, и весь квартал воспринимается как единая гигантская постройка.

Вокруг торгового центра и рынка разбросаны бесчисленные домики и лачуги, в которых обитает большинство населения Урги. Некоторые улочки настолько узки, что всадник по ним может проехать только в одном направлении, и если автомобиль рискнет свернуть на такую дорогу, то все встречное движение возвращается назад, до места разъезда. Время от времени можно видеть, как погонщики поворачивают верблюжьи караваны, уже миновавшие большую часть улицы, в обратном направлении; это значит, что навстречу движется автомобиль.

Много писалось о запахах и грязи в Урге. Совсем недавно муниципальные власти попытались сделать все возможное, чтобы улучшить санитарное состояние улиц, убрав кучи мусора и проведя дезинфекцию бедных кварталов. Естественно, что многое еще предстоит сделать, поскольку на улицах города нет тротуаров, а дренажная система находится в зачаточном состоянии. Во всем городе отсутствует система водоснабжения, и растущее население Урги вынуждено носить воду из Толы. Весной речная вода обычно грязная, с неприятным запахом, и лишь сухой климат препятствует распространению эпидемий.

По улицам бродят огромные своры бездомных собак, крупных черных животных с лохматой шерстью, которые часто нападают на людей. Власти пытались бороться с этим злом, но не встретили поддержки со стороны жителей, считающих за грех убивать животных. Тогда городские старшины нашли замечательный выход из положения: они распорядились, чтобы всех бродячих собак загнали за деревянную ограду и кормили за счет казны. Это привело к дополнительным государственным расходам и не освободило город от собак, кишащих на улицах и площадях. Они чрезвычайно свирепы, и потому вечерами бывает опасно проходить мимо мусорных куч – мест их обитания. Однажды мне пришлось отбиваться от собачьей своры. Хотя я и был в седле, псы пытались стянуть за ноги, но, к счастью, все обошлось благополучно. Рассказывают об одном караульном, на которого ночью напали собаки и загрызли, несмотря на то, что у него было ружье и сабля. Он сделал все возможное, чтобы одолеть эту голодную стаю, и даже убил несколько собак, но остальные повалили его на землю и разорвали на куски. На следующее утро нашли только ружье, саблю и часть одежды караульного – все, что от него осталось. Шапка, сапоги и даже патронташ были растерзаны на части.

С подобными трудностями столкнулась недавно сформированная в Лхасе полиция. Полицейские тибетской столицы решили очистить город от собак, чтобы улучшить его санитарные условия, но население и монахи трех самых больших монастырей яростно запротестовали и помешали осуществлению проекта.

Собаки Урги – санитары города. Монголы редко хоронят своих умерших. Обычно их тела отвозят в долину, к северу от Урги, и сбрасывают на землю на съедение собакам. Животные выполняют свою обязанность с изумительной быстротой, и через несколько минут от трупа ничего не остается, кроме обглоданных костей. Самое неприятное то, что собаки часто таскают за собой по городу человеческие кости, а иногда и целые скелеты. Однажды я обнаружил человеческий череп с кожей и волосами, лежащий у дороги, недалеко от дома, где разместилась наша экспедиция. Собака притащила его ночью и бросила здесь.

Китайское кладбище в Маймачене с незахороненными деревянными гробами представляет ужасное зрелище. Собаки не могут полностью вытащить трупы из гробов, и из-за этого по всему кладбищу распространяется смердящий запах. Некоторые гробы разбиты на кусочки, а из других торчат головы и ноги, которые собаки спешат сожрать. Разумеется, это кладбище для бедных. Зажиточные семьи отправляют тела своих умерших в родную провинцию Китая, и часто можно видеть верблюдов, груженных огромными китайскими гробами, и следующих в Калган.

Урга является главным перевалочным и распределительным пунктом страны. В 1922 г. в Монголии развернулось кооперативное движение. В настоящее время Монгольское Кооперативное Общество, или Монценкооп, насчитывает 26 филиалов, 102 небольших отделения и четыре агентства в Москве, Тьенцине, Калгане и Кхайларе. Монгольское правительство оказывает финансовую помощь кооперативам. В 1923-1924 гг. Центральный Кооператив импортировал различных товаров на сумму в 531000, а экспортировал – в 523000 мексиканских долларов. Государственный план на 1927 г предусматривает доведение экспорта до двух миллионов тугриков (по обменному курсу 1926 г. один тугрик равен одному мексиканскому доллару), а импорта – до трех миллионов трехсот тысяч тугриков. До сих пор импорт значительно превышал экспорт. В целях укрепления экономики страны в Алтин-Булаке была построена сыромятная фабрика, которая обошлась государству в 420000 тугриков. Эта фабрика снабжает армию и население кожаными изделиями (седлами, сапогами и т.д.), а также овчиной и теплыми войлочными ботинками. Говорят, что правительство собирается построить еще одну сыромятню, чтобы увеличить выпуск продукции. Кроме того, обсуждается возможность строительства кирпичного и металлургического заводов. Для финансирования этих предприятий решено основать Монгольский государственный банк. Из правительственного отчета за 1926 г. видно, что руководство проявляет заботу об освоении природных ресурсов страны и что необходимы специальные законы, регулирующие предоставление концессий гражданам Монголии и иностранцам.

Со времени гражданской войны 1918-1922 гг. в стране значительно сократилось число земледельцев, состоящих в основном из русских и китайских поселенцев. Площадь угодий, обрабатываемых монголами, невелика, и правительство предложило свою помощь в развитии сельского хозяйства. Был издан закон, по которому государство обязуется поддерживать тех, кто хочет стать фермером, выдать им землю и сельскохозяйственные машины. Иностранные концессионеры взялись изучать сельскохозяйственные возможности земли, и больших успехов в этом добилась Датская концессия.

Другая серьезная забота монгольского правительства – это улучшение пород крупного рогатого скота. По данным 1926 г. в стадах Внешней Монголии насчитывалось 19211736 голов. Монголы с незапамятных времен занимаются скотоводством и коневодством, но на протяжении веков за этими выносливыми от природы монгольскими животными не было хорошего ухода и порода сильно выродилась. Никто не занимался селекцией, хотя такие исследования жизненно необходимы не только для самой Монголии, но и для соседних стран, зависящих от ее экспорта. Посмотрим, какими мерами удастся правительству Монголии улучшить породу скота. При правильной постановке дела страна вскоре может стать одним из крупнейших скотоводческих регионов Центральной Азии.

В стране насчитывается около 1697 иностранных коммерческих предприятий и 700 торговых фирм. Китайское население Внешней Монголии составляет около 100000 человек. В основном это служащие больших концернов из Пекина и Шаньси, ремесленники, рабочие и кули.

Автомобильные дороги связывают Ургу с важнейшими торговыми центрами Монголии и пограничными районами Сибири и Китая. Главные дороги – это Урга-Улясутай – Кобдо, протяженностью в 900 миль, Кяхта – Урга – 180 миль, Урга – Манчжурия, соединяющая столицу Монголии с городом Манчжурия на восточно-китайской железной дороге, – 800 миль и торговый путь Урга – Калган – 800 миль. В 1918 г. совместная компания из нескольких европейцев и китайского уполномоченного в Калгане установила регулярное автомобильное сообщение между Калганом и Ургой. Конечно, это не те автомобильные дороги, в прямом смысле слова, как мы их привыкли понимать. Современным требованиям отвечает лишь строящееся шоссе из Кяхты в Ургу. В основном, автомобилям приходится пересекать степи и песчаные пустыни, преодолевать реки и горные перевалы.

В Монголии до сих пор нет железной дороги, но в настоящее время обсуждается вопрос о строительстве ветки Улан-Батор – Верхнеудинск. Совсем недавно планировалось осуществление грандиозных железнодорожных проектов по соединению Синьцзяна с Ургой и Китаем, однако им не суждено было сбыться, так как ни экономическое положение страны, ни перевозки пассажиров и грузов не требовали таких огромных затрат.

После временного пребывания Далай ламы в Монголии в 1904 г., в результате громадных пожертвований, среди которых были серебро и крупный рогатый скот, возникла необходимость создания тибетского правительственного управления для охраны собственности Его Святейшества Далай ламы.

Во главе его был поставлен ци-пон (рци-дпон), или, официально, доньер (мгрон-гнер), чтобы наблюдать за деятельностью различных правительственных агентов на всей территории Монголии. В его обязанности входило: представлять тибетское правительство и присматривать за личным имуществом Далай ламы, передавать в Лхасу важную политическую информацию, приобретать товар для правительства, наблюдать за тибетской торговлей в Монголии и выдавать пропуска паломникам, идущим через Цайдам и Синин в Нагчу и Лхасу.

В дни правления Богдо Гегена тибетцы, проживавшие в Монголии, находились в полном подчинении доньера. Любой тибетец, уличенный в преступлении, отсылался монгольскими властями к доньеру, который судил их по законам своей страны. Основным наказанием была порка, но иногда преступнику разрешали внести выкуп, освобождавший его от телесного наказания. Заключеный очень редко содержался в полицейском участке тибетского консульства, так как это была хлопотная процедура, требовавшая наличия стражи. Статус доньера мало чем отличался от статуса наших консулов.

Во времена правления Богдо Гегена эти тибетские представители очень пристально наблюдали за монгольским Первосвященником, поскольку хорошо известно, что религиозные власти Тибета были не слишком довольны деятельностью ургинского Хутукхту, и несколько раз Далай ламе пришлось намекать ему о необходимости возвращения в Тибет.

Для охраны огромной собственности Его Святейшества Далай ламы требовался большой аппарат надзирателей. Доньер имел в своем распоряжении доверенных лиц, разъезжавших по стране и повсеместно собиравших с населения денежные пожертвования, которыми народ обложил себя сам во время пребывания Далай ламы в Монголии. Крупные суммы денег сдавались на хранение в та-хуре цзи-кханг, или барун-санг, как тибетцы и монголы называют тибетское казначейство. Деньги часто пускались в оборот, принося большой доход ростовщикам, и только недавно монгольское правительство запретило эти незаконные операции.

Как известно, тибетскую торговлю контролирует государство через посредничество торговых агентов. Оно же выдает лицензии частным лицам, разрешая торговать им от своего имени. Официально их называют шунг-ги тшонг-па, или правительственные торговцы.

В Урге всегда существовало большое поселение тибетцев. Благодаря своей учености, тибетские ламы часто имеют репутацию врачей. Некоторые из них являются воплощенными ламами монгольских монастырей, другие – духовными наставниками высокопоставленных чиновников, оказывая на них значительное влияние. Многие ламы отказались от монашеской жизни, женились на монголках и занимаются торговлей в окрестностях Урги. Бывшие ламы, которых обычно называют тра-ло, или «возвратившими монашеские обеты», образуют целую касту. Остальную часть поселенцев составляют торговцы, ведущие товарообмен между Ургой, Пекином и Синином. Среди них были и преступники, бежавшие из Тибета и беспечно живущие на гостеприимной монгольской земле.

Для того, чтобы вести частную торговлю, богатые тибетские семьи пользуются услугами торговых агентов, доверяя им вести дела от своего имени. Так, известный тибетский государственный деятель, ныне покойный Лончен Шатра, имел такого агента в Урге. Этот человек нажил огромное состояние и считался одним из самых богатых купцов в тибетской колонии.

Во время гражданской войны в Монголии 1919-1922 гг. он лишился всего своего богатства, серьезно заболел и лишился рассудка. Я привык часто видеть его на улицах Урги, одетого в великолепный шелковый халат и большую меховую шапку Он скитался по базарам и, когда к нему обращались, повторял одну и ту же фразу: «Верните мне мои деньги». Удивительно, что он помнил имена всех виновников своего несчастья. Позднее я слышал, что этот разорившийся торговец пытался покончить жизнь самоубийством, используя в качестве оружия тибетскую саблю, и что доньеру пришлось поставить у его юрты охрану.

До начала гражданской войны 1919-1922 гг. Тибет вел интенсивную торговлю с Монголией, экспортируя в огромном количестве изображения святых, лхасские благовония, ксилографии религиозных книг, небольшие партии тибетских мехов, мантии для религиозных сановников и ценную пуру – высококачественную тибетскую хлопчатобумажную ткань. Монгольский экспорт состоял, в основном, из китайского шелка, импортных товаров, русской кожи, шкур, мехов и русской парчи. Нынешнее правительство Монголии установило слишком высокие таможенные пошлины на все предметы религиозного культа, что, практически, и привело к застою в торговых отношениях между Монголией и Тибетом. На протяжении последнего десятилетия дороги, связывающие Тибет с Монголией, были небезопасными для торговых караванов. В 1926-1927 гг. в монгольскую столицу из Тибета пришли только два каравана, доставив столь малую партию товара, что можно смело говорить о затухании тибето-монгольской торговли и о том, что торговые пути перестали быть артериями, по которым осуществляется товарообмен в Центральной Азии.

Китайские ремесленники, в большинстве своем плотники, или мучанги, строят в Урге дома, а тунчанги, или металлисты, заняты в промышленности. Важную прослойку китайских ремесленников в столице составляют сапожники, или, по-монгольски, гутулчи, которые шьют гутулчи, высокие монгольские сапоги с загнутыми носами, и торгуют высококачественными сапогами с орнаментом, ввозимыми из Калгана. За сапожниками идут скорняки, или элдурчи, которые выделывают шкуры, закупаемые у местных жителей. Зажиточные монголы носят зимой шелковые халаты с подкладкой из овчин китайской выделки. Те, кто победнее, предпочитают овчинные тулупы местного изготовления, которые намного тяжелее, но зато теплее и совершенно незаменимы во время зимних путешествий по Гоби. Китайские портные, или цай-фены, обслуживают, в основном, европейцев и своих соотечественников. Если монголы не отдают предпочтение китайской моде, то они носят национальную одежду, считая ее добротнее. Другая большая группа ремесленников состоит из ваятелей и серебряных дел мастеров, изготовляющих бронзовые и глиняные статуи святых для монастырей и личных алтарей, а также серебряные жертвенные чаши и культовые предметы. Однако их изделия больше напоминают грубые поделки, чем произведения искусства. Многие ремесленники приезжают из крупных мастерских Пекина или Долон-нора.

Кроме того, в Урге есть лавки, называемые на полу-тибетском, полукитайском языке ри-во дзе-ньга пу-цу (на тибетском «ри-бо рцзе-лнга»), где продаются изображения святых и предметы религиозного культа, изготовляемые в Долон-норе или в знаменитом монастыре Ву-тай Шань. Здесь можно увидеть позолоченные бронзовые фигурки Будды Сакьямуни, главных идамов, или номинальных божеств «желтой» секты, бодхисаттв Авалокитешвары, Манчжушри и Майтрейи, Тары и основателя «желтой» веры Дзон-капы. Многие из этих поделок сделаны очень грубо и не представляют художественной ценности. Изображения, изготавливаемые в художественных мастерских монастыря Ву-тай Шань, несколько лучше долон-норских.

Изредка в этих лавках встречаются раскрашенные статуэтки, большей частью выполненные по специальным заказам монгольскими художниками, или дзурачинами. Их качество во многом уступает работам художников из Кама или Дерге, чьи великолепные образцы искусства хранятся в богатых семьях. Краски на знаменах монгольских художников грубые, а рисунок – убогий.

Кроме святых изображений, в ри-во дзе-ньга пу-цу, или лавках, можно увидеть большое количество предметов для храмовых церемоний и одежду для лам, а также жертвенные светильники различных видов и размеров, бум-па, или вазы, павлиньи перья, дамару, или бубны для тантрийских обрядов, большие трубы, или дунг-чены, раковины, ароматические палочки из Тибета и Китая (особенно ценятся благовонные палочки из лхасского монастыря Сера) и толстые тюфяки, или олбоки, на которых обычно восседают ламы.

В некоторых магазинах имеются целые кипы книг, отпечатанных в монастыре Ву-тай Шань и в Пекине. Как правило, они напечатаны хорошим шрифтом на качественной бумаге. Тибетские печатные формы лучше в одном отношении: в них встречается меньше опечаток и ошибок. Это в основном молитвенники и наставления по отправлению религиозных обрядов. Очень редко там можно найти книги по церковной истории, или чо-юнг, а также трактаты по высшей метафизике. Единственная книга, которая часто встречается в лавках, – это «Лам-рим-чен-мо», принадлежащая Дже-рин-по-че Дзон-капа, изданная в Ву-тай Шане. Лхасское издание «Лам-рим» пользуется небольшим спросом из-за плохого качества печати в результате износа старых деревянных печатных форм; а современные шрифты воспринимаются с трудом.

Другое собрание книг относится к тому же типу – это «Чань-скья пандита сунь-бум», или подборка работ Чань-скья Хутукхту. Она отпечатана в Пекине и состоит из пяти толстых томов.

Очень бедно представлена литература рнам-тхар. В шести магазинах я нашел только один экземпляр Ра лоцзавы нам-тхары тибетского издания, который был оставлен в магазине проезжавшим тибетским ламой.

Широко представлены различные чо-га, или наставления по ведению богослужений, и ти-йиги (кхрид-йиги), или руководства для выполнения различных ритуалов, в которых содержатся поучения самых важных идамов, или титулованных божеств, таких как Дем-чог, Сунг-дю, Ямантака и Кье-дордже.

Почти полностью отсутствует литература по тантризму, за исключением небольших работ, содержащих суть четырех основных систем тантры.

Чисто историческая литература, содержащая различные чо-юнги или деб-тхеры, встречается нечасто. Как известно, большие и редкие издания приобретаются у лам, и всегда трудно убедить владельца расстаться с ними. Монастырские типографии в Урге действуют не слишком активно. При жизни четвертого воплощенного Богдо Гегена были изготовлены деревянные печатные шрифты для семидесяти двух томов тибетского Канджура, но после его смерти работа приостановилась, и не похоже на то, что ее возобновят.

Несколько хороших типографий обнаружено в забайкальских бурятских монастырях, где был издан ряд полезных трудов по метафизике и несколько оригинальных лексикографических работ в виде монголо-тибетских словарей. Подобные издания встречаются в Урге лишь изредка. Перед закрытием монголо-китайской границы книжные лавки получили новые партии книг из Пекина. В то время можно было найти бесценные китайские, монгольские, тибетские и манчуйские словари, а также монгольские переводы китайской литературы, такой, к примеру, как описание путешествий Сюань-цанга через Центральную Азию в далекую Индию в поисках знания и оригинальных буддийских текстов. Теперь это время прошло. Из-за высокой пошлины на ввоз предметов религиозного культа и книг количество их ежегодных поставок значительно сократилось, а редкие издания и ценные изделия из бронзы почти полностью исчезли с прилавков.

Во время моих путешествий по Центральной Азии и буддийским землям Монголии и Тибета я обнаружил любопытный факт: ламы часто предпочитают европейские издания буддийской литературы. Они говорят, что легче пользоваться тибетскими текстами, напечатанными государственным издательством в Калькутте или изданными в Петрограде, поскольку они не такие громоздкие и не такого плохого качества, как ксилографии их собственных стран. У многих монгольских и тибетских лам я обнаружил тома буддийских книг, изданных Российской Академией наук, – поразительный пример того, насколько европейская эрудиция и методы книгопечатания ценятся образованными людьми Тибета и Монголии.

В Урге издается ежедневная правительственная газета на монгольском языке, а недавно приступили к изданию учебников для высших школ, содержащих новейшие сведения по географии, истории и естественным наукам. Это стало возможно благодаря многосторонней деятельности доктора Т.З.Джамцарано, ученого секретаря Монгольского ученого совета, и г-на Бату-хана, занимавшего не так давно пост министра образования в Монгольском правительстве. Несмотря на ограниченные возможности типографии, изданные учебники хорошо оформлены и напечатаны.

В стране постоянно растет спрос на книги, из которых молодежь узнает об окружающем мире и о том месте, которое занимает их родина. Приятно отметить пробудившееся стремление к знанию у народа, который до недавнего времени грезил лишь о великих подвигах прошлого. Нация, стремящаяся соединить в себе бесстрашие наездников с искренним стремлением овладеть сокровищами знаний, имеет будущее.

За последние годы Монголия попыталась расширить образовательную систему в провинциях путем строительства там школ для девочек и мальчиков. В отчете правительства за 1927 г. говорится, что в настоящее время в Монголии около ста начальных школ, насчитывающих 2904 учащихся. Однако обширные территории Монголии, плохие пути сообщения и низкая плотность населения чрезвычайно затрудняют выполнение этой задачи. И лишь незначительное число школ имеют хорошую наполняемость и полностью укомплектованы квалифицированными кадрами.

Очень остро стоит проблема учителей, так как из монголов мало кто способен быть таковым, а из европейцев мало кто способен хорошо овладеть разговорной речью и понять местные обычаи, чтобы успешно осуществлять образовательную программу. Несмотря на то, что страна с трудом продвигается вперед, искренний интерес ко всему, что происходит в Америке и Европе несомненно принесет плоды. Несколько лет назад почти невозможно было заставить детей кочевников сидеть за партой и изучать географию и естественные науки. Учащиеся скучали на уроках и то и дело убегали в просторы родных степей. Не следует, однако, думать, что монголы непокорны и недисциплинированны. У кочевников сильно развито чувство дисциплины, и они с готовностью подчиняются своим старшим наставникам. При хороших отношениях они становятся внимательными учениками на уроках, а на военной службе – прекрасными солдатами. Плохая посещаемость школ объяснялась тем, что школьная жизнь не стала привлекательной для детей и не смогла пробудить их воображение.

Систему высшего образования в стране представляет Аютин-сургал, Монгольский Национальный университет, выпускающий учителей и будущих государственных служащих. Его программа не очень обширна и в лучшем случае соответствует средней школе и двум годам колледжа. Ряд монгольских юношей и девушек посланы в Германию, Японию и Россию для изучения сельского хозяйства, инженерного и военного дел. Некоторые из них уже вернулись и занялись перестройкой жизни в Монголии на современной основе. Страна переживает переходный период. Кочевники тянутся из степей в город. Большие скопления юрт на окраинах города свидетельствуют о том, что административные и торговые центры все больше становятся средоточием хозяйственной и культурной деятельности страны. Монголия на другом уровне проходит ту же социальную ступень, которая заставила тысячи людей в Америке и Европе переехать в города, оставив родные очаги.

Высшая научная организация Монголии – Монгольский Комитет по науке. Его главная задача – собирать и записывать всю научную информацию о стране, касается ли она старых рунических памятиков или минеральных запасов. Комитет выдает разрешения иностранным экспедициям на проведение научных исследований, занимается топографией и изучением обширных монгольских территорий. Со временем комитет, несомненно, будет располагать ценными научными данными и коллекциями. Уже сейчас закладывается основание национального музея, значительную часть экспонатов которого составляют богатые частные коллекции покойного Богдо Гегена, конфискованные государством. Под руководством доктора Т.З. Джамцарано, видного ученого в области монгольской литературы и фольклора, комитет быстро осуществляет сбор материала для всестороннего изучения Монголии и ее народонаселения.

Величайшими сокровищами музея и библиотеки являются чудесные находки генерала П.К.Козлова в горах Ноин-ула и полный комплект Танджура на монгольском языке. Долгое время ученые сомневались в существовании такого издания. Китайские источники сообщают нам, что великий император Чьен-лонг приказал переводчикам и ученым перевести 225 томов Танджура на монгольский язык и подготовить печатные формы для его издания. Из тех же источников известно, что эта грандиозная работа началась в октябре 1740 г. и завершилась в декабре 1741 – поистине замечательное достижение, учитывая трудности в переводе с тибетского на монгольский язык. Полное собрание Танджура, являющееся теперь собственностью Научного комитета, было найдено на землях принца Нга-ванга в окрестностях Калгана, на юго-востоке Монголии.

Помимо двух больших коллекций священных буддийских писаний, комментариев и хорошего собрания монгольских рукописей и книг всех основных издательств ламаистской Азии, в библиотеке имеется хорошая подборка тибетских справочников. Большинство этих книг выпущено крупными издательствами Лабранга, Кумбума и Дерге. Здесь также представлены книги, изданные в Лхасе и Шигадзе, количество их продолжает непрерывно расти. Библиотека владеет ценными, богато иллюстрированными изданиями китайской литературы, переведенной на монгольский язык, но они не столь многочисленны, и, очевидно, число их будет увеличиваться.

Во время нашего пребывания в Урге, ученый хранитель отдела тибетской литературы лама Шакью работал над большим монгольским словарем. Лама является редким знатоком родного языка, сведущ в тибетском, хорошо разбирается в буддизме, и его труд, несомненно, окажет неоценимую помощь всем ученым-монголоведам.

Урга предоставляет уникальные возможности для изучающих тибетскую литературу, так как многие монастыри и даже частные владельцы имеют хорошие собрания тибетских книг, изданных, главным образом, в Дерге или Каме, подобранных тщательно и с глубоким пониманием. Монгольская столица более доступна, чем Тибет, и ее ученые всегда готовы помочь европейским коллегам в исследованиях. Я всегда испытывал истинное наслаждение и интеллектуальный подъем, беседуя с доктором Джамцарано, который, благодаря своим глубоким знаниям, обладает уникальным даром расшифровывать древнее сокровенное учение Монголии и Тибета.

Недавно Комитет по науке осуществил обширную программу исследований Внешней Монголии и ряда древних исторических памятников. Были продолжены раскопки тумули, или могильников, в горах Ноин-ула, где исследователи обнаружили ценные предметы, позволившие по-новому взглянуть на обнаруженный пласт культуры и облегчившие датировку находок генерала П.К.Козлова. Находки в Ноин-ула имеют много общего с древностями Забайкалья, открытыми русским археологом доктором Талько-Гринцевичем на самом восточном краю обширного пояса кочевой культуры, протянувшегося через Минусинск, Алтай (Котанда), Иссык-Куль и аральско-каспийские степи. В поросших лесом долинах Гуджирте, Судзукте и Цурумте, в горах Ноин-ула, к северу от Урги, находятся группы могильников кочевой знати. Большинство из них вскрыты искателями сокровищ, многие вещи похищены. Сейчас уже трудно установить, кому принадлежали эти захоронения: вождям Хюнг-ну или другим древнеазиатским племенам.

Среди находок П.К.Козлова выдающееся значение имеют несколько прекрасно сохранившихся кусков ткани, выполненной в скифо-сибирском стиле, первые из обнаруженных изделий такого рода. Искусство их изготовления носит очень сложный характер, в котором четко прослеживаются греческие, иранские, местные скифо-сибирские и китайские элементы. Кочевые племена Центральной Азии, постоянно перемещаясь с места на место, поддерживали широкие связи с народами разных культур. Найденная Козловым ткань очень напоминает шелк, обнаруженный сэром Аурелом Стейном в Лоу-лане в Таримском бассейне, и весьма точно датируется первым веком до н.э. На некоторых кусках ткани, найденных недавно, представлены фрагменты, аналогичные рисункам, относящимся к искусству средиземноморских стран. На одном из них, по мнению г-на Боровки, изображено священное дерево Месопотамии, помещенное между главными образами дерущихся животных. Другие рисунки по стилю напоминают китайское искусство периодов Чжоу и Хань. В некоторых фрагментах прослеживается чисто скифо-сибирский мотив, но в манере написания чувствуется сильное китайское влияние.

Вполне вероятно, что китайские художники изображали предметы кочевников в своем национальном стиле, как это делали греки для скифов Южной России и как все еще практикуют китайские фирмы, ведущие торговлю в Тибете и Монголии. Несмотря на сложный характер искусства кочевников, мы можем утверждать, что существовал общий источник, из которого черпали свое вдохновение художники Центральной Азии, где, как показывают современные исследования, и находится центр кочевой культуры. В следующей главе я рассмотрю вопрос о существовании «звериного стиля» в Тибете и среди кочевников Северного и Северо-Восточного Тибета.

Наибольший интерес в Урге представляют монастыри и другие религиозные сооружения. Они возвышаются над городом, и их сверкающие позолотой крыши добавляют ему внешний колорит. Самая старая религиозная постройка – Икхе-кюрен. Мы уже знаем, что это был центр, вокруг которого выросла современная Урга, и в течение многих десятилетий здесь находилась официальная резиденция Джецюна там-па Хутукхту. В настоящее время Икхе-кюрен разделен на двадцать девять аймаков, или монастырских школ. Кроме того, здесь расположено около семи храмов, посвященных определенным направлениям в изучении обряда богослужения. Одним из самых важных монастырских строений является тшок-чен (по-тибетски «тшог-чен»), или зал собраний монашеской общины. Согласно церковной традиции, строительство зала собраний было начато Ундур Гегеном, первым и самым знаменитым Гегеном Урги. Оно представляет собой квадратное здание, которое много раз расширяли за время его существования, чтобы приспособить к растущей общине монахов. Крыша храма украшена позолоченным ганджиром в виде бум-па, или вазы В каждом из четырех углов крыши установлены черно-белые знамена, или джал-цены (тиб. «ргьял-мтшаны»). У этих знамен длинная история Обычно их можно видеть на крышах храмов Монголии и Тибета и обнаружить в далеком прошлом у кочевых племен.

Внутри храма, у его северной стены, возвышается великолепный трон Хутукхту. По обеим сторонам находятся большие стеклянные шкафы с изображениями святых, среди которых выделяются фигурки Сакьямуни, последнего человеческого Будды, Дзон-капы, великого реформатора четырнадцатого века с двумя главными учениками Кхе-дуп-дже (тиб. «мКхас-груб-рдже») и Дже-тшап-дже (тиб. «рГьял-тшаб-рдже»), и изображение Ундур Гегена. Большинство статуэток вылеплено из глины и покрыто позолотой, а сверху на них наброшены дорогие шелковые одежды. Над стеклянными шкафами висит множество религиозных знамен, или танок, многие из которых расписаны монгольскими художниками, или дзурачинами. По качеству и композиции они во многом уступают росписям восточно-тибетской школы.

Крышу храма поддерживают сто восемь колонн. Это число соответсвует количеству томов Канджура и считается благоприятным. Между колоннами лежат низкие тюфяки, или шап-дены (тиб. «шабс-лданы»), на которых во время службы восседают ламы.

В храме есть огромная сокровищница, или санг, где хранится много предметов религиозного культа, относящихся ко времени Ундур Гегена. Возле монастыря построена высокая деревянная «платформа труб» (бурайин шата), с которой трубными звуками созываются ламы.

Изначально зал собраний был построен для духовенства, которое собирается лишь четыре раза в году:

1) Собрание по случаю Нового года;

2) Праздник Чёнкор-дуйчин;

3) Великий праздник Майдари в третьем и четвертом месяцах нового года;

4) Принесение жертв Богдо Гегену (дансик). Празднование последнего праздника было прекращено из-за отмены будущих инкарнаций Хутукхту.

Все важные собрания духовенства содержат впечатляющие обряды, во время которых перед глазами собравшихся происходят внушительные зрелища. Сначала появляются ламы в пурпурных и желтых одеждах, высоких шапках и ниспадающих монашеских мантиях. Они поднимаются на бура-йин шата и глубокими протяжными звуками длинных труб, или дун-ченов, созывают монахов. Тут же близлежащие переулки и улицы монастырского городка заполняются ламами в пурпурных одеяниях. Внушительная процессия из седовласых геше и габджу (тиб. «ка-бцу»), или священников, давших полный обет и соблюдающих десять заповедей, направляется к залу собраний. У входа в храм толпятся молодые гецулы, или новички, и послушники. Высшие ламы занимают места слева и справа перед троном Богдо Гегена, покрытого красной мантией, на которой лежит церемониальный головной убор первосвященника. Тшок-чин Гебко, или главный церемонимейстер, садится у входа в зал, а остальные священники усаживаются на низкие топчаны, расположенные рядами параллельно северной стене. Позади рядов, у самого входа, садятся ламы-музыканты с длинными трубами, гобоями и барабанами. Начинается служба: низкие голоса интонируют песнопение, периодически прерываемое глубокими звуками труб и резкими звенящими голосами гобоев. Ритмично звучат барабаны, и время от времени в сумраке зала раздается мучительное звучание цимбал. Глубоким низким голосам пожилых монахов вторят пронзительно высокие голоса послушников, ритмично покачивающихся при пении молитв. Это совсем не похоже на песнопения в тибетских монастырях и больше напоминает пение цайдамских монголов. Храмовая музыка, сохранившаяся с древних времен, возвращает назад в шаманское прошлое. В ней есть особое очарование, поэтому она и оказывает глубокое впечатление на посетителей.

Другой примечательный храм в кюрене – Да-чин-галба-йин-суме, основанный в 1739 г. во время царствования императора Чьен-лона. В 1892 г. монастырь сгорел, но потом был отстроен заново. Прежде здесь находились покои Богдо Гегена, здесь же его последователи – тибетские ламы – совершали богослужения. Последний Богдо Геген проводил большую часть своего времени в летнем дворце на берегу реки Толы. После его смерти храм утерял свое прежнее значение. Построен он в китайском стиле, его позолоченные крыши являются одной из достопримечательностей кюрена, зато интерьер не представляет никакого интереса.

К югу от храма находится большая открытая площадь, где покойный Богдо Геген принимал мандалы, или приношения, и благословлял верующих. Теперь в центре площади возвышается несколько триумфальных арок в китайском стиле, возведенных в 1883 г. в честь восьмого воплощения Джецюна там-па Хутукхту, о чем сообщают китайская надпись и ее монгольский перевод.

Барун Орго, или храм, посвященный Абатай-хану, предполагаемому основателю ламаистского буддизма в Монголии, когда-то играл важную роль, но после перенесения многих святых изображений в летний дворец Богдо Гегена быстро утратил свое значение.

Джде-йин-суме, посвященный тантрийскому культу (тиб. «ргьюд»), является еще одним важным храмом кюрена. Здесь проводятся мистические богослужения, в соответствии с четырьмя основными системами тантры.

Емчи-йин-сума, или храм врачей, предназначен для лам, изучающих медицину. Многие преподаватели, выпускники знаменитой медицинской школы в Чак-по-ри в Лхасе, регулярно читают здесь лекции о врачевании. Филиалом этого храма является известный Манла-йин-сума, или храм, посвященный исцеляющему Будде (тиб. «сМан-бла»). Этот образ Будды чрезвычайно популярен среди буддистов Монголии и Тибета. Его изображения, изделия из бронзы и раскрашенные свитки в большом количестве имеются в монастырях и личных часовнях.

Цурха-йин-суме, или храм астрологов, является важным образовательным заведением в монгольской столице. Он был построен в 1798 г. при жизни четвертого воплощенного Джецюна там-па Хутукхту. Храм содержится в большой святости, и посетителям вход в него запрещен. Чтобы осмотреть его внутреннее убранство и священные изображения, необходимо иметь специальное разрешение.

В храме служит особая группа лам, и для тех, кто хочет поступить в него, требуется специальная подготовка. Чтобы стать студентом или членом Храма Астрологов, каждому кандидату приходится сдавать несколько экзаменов по ламаистской астрономии и смежным дисциплинам. Здесь есть росписи и раскрашенные свитки с изображением мандалы, или мистической сферы влияния системы Калачакры, или «Колеса Времени». Для правильного понимания этой доктрины требуется совершенное знание кар-ци, или астрономии. Это мистическое учение было привезено в Тибет в XI веке великим Дипанкарой Шричжнаной, или Атишей, знаменитым учителем из индийского монастыря Викрамашила. Доктрина, которая, вероятно, появилась в Индии в конце X века, зародилась в королевстве Шамбала, расположенном на севере Тибета.

Центром учения Калачакры был монастырь Ташилунпо. Одна из монастырских школ, занимавшаяся изучением Калачакры, известна под названием Дун-хор-чжи дацан (тиб. «Дус-кхор-гджи гра-цан»), или Школа Калачакры. На протяжении долгого времени она оставалась главным центром, где специально отобранные ученики могли посвятить себя изучению глубоких трактатов доктрины. Книги Калачакры даются лишь ученикам, заслуживающим доверия, а все посторонние могут получить их только после специального разрешения Далай ламы или духовных правителей Тибета. Такие книги издаются редко, а печатные формы для них хранятся в больших монастырских типографиях. Если необходимое разрешение получено, то книга печатается бесплатно на бумаге заказчика.

Великим ламой Ташилунпо был во втором воплощении Риг-ден джам-пе дак-па (тиб. «Риг-лдан джам-пал граг-па»), один из правителей Шамбалы, который правит королевством в течение ста лет. В будущем воплощении Его Святейшество Таши лама родится как Ригден дже-по, будущий правитель Шамбалы, призванный победить приверженцев зла и установить царство Майтрейи, грядущего Будды. Учение Шамбалы – это сокровенное знание Монголии и Тибета, и Его Святейшество Таши лама является его главным мировым проповедником.

После смерти нынешнего Таши ламы в 1923 г. учение получило новый мощный импульс В Центральной Монголии и Буддийском Китае. Его Святейшество утвердил создание многочисленных школ по изучению Калачакры. Даже в далекой Бурятии наблюдается подобное явление. Многие монастыри организуют специальные школы Калачакры со специально подготовленным штатом лам-учителей. Шамбала является не только местом тайного буддийского учения, но и ведущим принципом грядущей кальпы, или космической эры. Говорят, что ученые настоятели монастырей и медитирующие ламы находятся в постоянной связи с их мистическим братством, которое управляет судьбами буддийского мира. Европейский ученый склонен преуменьшать значение слова «Шамбала» или относить многотомную литературу о ней или еще более обширные устные сказания к жанру фольклора или мифологии, но те, кто изучил буддизм по книгам и среди народа, знают, какую огромную силу оно имеет для буддистов высокогорной Азии. На протяжении всей истории это слово не только вдохновляло религиозные движения, но даже двигало армиями, военным кличем которых была Шамбала. Солдаты Сухе-Батора, освободившие Монголию от войск генерала Сю, сочинили песню-марш, которую и сейчас поют монгольские кавалеристы Песня начинается словами «Джанг-Шам-бал-ин-дайин», или «Война северной Шамбалы», и призывает монгольских воинов подняться на священную войну за освобождение своей страны от гнета врагов. «Пусть мы все умрем в этой войне, но мы родимся снова воинами Шамбалы Хана», – поется в этой песне.

В прошлом великие учителя буддизма Монголии и Тибета посвящали доктрине Калачакры и Шамбале целые тома. Среди них, прежде всего, выделяются имена Атиши и Бром-тона, Кхе-дуп-дже, третьего Таши ламы Пал-ден йе-ше (тиб: Пал-лдан йе-шес), и Джецюна Таранатхи.

В наши дни возрождается устное народное творчество, иногда в виде пророчеств, песен, нам-таров, или легенд, лам-игов, или напутствий. Многие барды поют балладу о будущей войне Шамбалы, которая покончит со злом. Не следует недооценивать значения этой разбуженной силы, таящейся в юртах кочевников и в многочисленных монастырях ламаистской Центральной Азии. Оставим свое мнение при себе до тех пор, пока не будет переведена и адекватно истолкована вся обширная литература о Калачакре, изучена устная традиция буддизма и найдены ее истоки. В следующем томе мне хотелось бы проследить развитие учения Калачакры и литературы о нем и подробно изучить его влияние на буддистов Центральной Азии.

Существует несколько иконографических изображений Шамбалы и Калачакры. Правитель Шамбалы, или Риг-ден Дже-по, обычно изображается сидящим на подушке на троне. Левой рукой опираясь на колено он поддерживает «Колесо Закона», правая рука находится в положении вара-мудра, или знака милосердия. Иногда он держит стебель лотоса, на котором покоятся книга и меч – символы принца Знания Манджушри. На некоторых древних картинах Владыка изображен в остроконечном шлеме и нагрудных доспехах, а на более поздних – в развевающейся мантии, украшенной богатым золотым орнаментом. У подножия трона сидят его родители, носящие имя Риг-ден Дже-по яб-юм, но порой вместо них изображаются Риг-ден пема карпо, первый проповедник учения Калачакры в Индии, и бодхисаттва Падмапани.

Иногда в нижнем углу картины можно увидеть изображение Атиши Шриджнана, проповедовавшего учение Калачакры в Тибете.

На некоторых рисунках внизу под троном Владыки, представлены эпизоды войны Шамбалы с Лалой дже-по, Князем Тьмы. Мы видим Правителя Шамбалы на вороном коне, поражающего короля лалосов. Большой интерес вызывают детали, дающие представление о военном снаряжении древних тибетских воинов: нагрудные доспехи, шлемы с маленькими флажками, тяжелые мечи, кремневые ружья, луки и стрелы и даже бамбуковые пушки на причудливых лафетах.

На других изображениях представлена мандала Шамбалы. Владыка изображен сидящим на фоне одной из дворцовых башен. Огромный дворец, построенный в китайско-тибетском стиле, окружен цепью высоких снежных гор, так как в «Шамбала-лам-йиг», или «Путеводителе Шамбалы», сказано, что королевство Шамбала находится в горном районе, со всех сторон защищенном высокими снежными хребтами.

В верхнем углу этих картин мы видим изображение Пал-дена йе-ше, или третьего Таши ламы, держащего в руках монашескую чашу, и одноголового идама Калачакры (тиб «дПал-дус-кйи кхор-ло яб-юм»). Очень часто идама изображают с четырьмя головами и двенадцатью или двадцатью четырьмя руками. Его тело всегда голубого цвета, а шакти, или юм, – темно-желтого, а иногда и красного. Если идам Калачакры представлен как бодхисаттва, то на нем одеяние бодхисаттвы, а в сложенных руках он держит «Колесо Закона», или Дхармачакру. В этом случае его тело имеет цвет желтой охры. В западной литературе часто ошибочно утверждается, что идам – бог Калачакры. На самом деле он символизирует мистическую силу этой системы и его никогда не следует обожествлять.

В Урге в храме астрологии обучающиеся ламы сначала совершенствуются в астрономии, а затем посвящаются в секреты Калачакры. Существует традиционный ряд предметов, в которые в определенной последовательности следует вводить учение Калачакры. За неимением возможности мы не будем рассматривать здесь данный вопрос, так как это потребует длительного описания тантрийских систем.

Самый лучший храм в кюрене посвящен Майтрейе. Огромная статуя грядущего Будды была сделана мастерами Китая в Долон-норе. Первый храм, приспособленный под статую, был построен при жизни пятого воплощенного Богдо Гегена, но вскоре разрушился, и к Таши ламе в Тибет была послана делегация, чтобы узнать о причине случившегося. Таши лама объяснил, что будущий Будда предпочитает для своего изображения храм в тибетском стиле. Говорят, что сам лама лично содействовал разработке генерального проекта нового храма.

Настоящий храм построен при жизни седьмого воплощенного Джецюна там-па Хутукхту. Это квадратное деревянное здание с куполом в центре крыши, увенчанной ганджирой, и с традиционными знаменами, или чжал-ценами, по углам. В центре храма возвышается огромная статуя Майтрейи высотой в пятьдесят футов. За ней у северной стены находятся пять больших фигур внимающих ему бодхисаттв. Остальные стены уставлены стеклянными шкафами с бронзовыми фигурками тысячи Татхагат.

Перед статуей Майтрейи находится алтарь с обычными жертвенными лампадами, восемью счастливыми знаками и большими горшками для благовоний. В центре алтаря размещена Самсарасакра, или Колесо Жизни. Массивные деревянные колонны, раскрашенные в яркие цвета, поддерживают галерею, на которой стоят полки, или кюн-ра, с двумя полными комплектами Канджура и Танджура. Снаружи храма находится множество барабанов, и паломники, обходя вокруг него, приводят их в движение.

Оставшаяся часть кюрена представляет собой группу построек, состоящую из деревянных лачуг и войлочных юрт монахов, огороженных деревянными палисадниками. Это город в городе, разместившийся в стороне от шумного и грязного Улан-Батора. В южной части кюрена находится большая площадь, на которой установлена открытая деревянная платформа, где монахи исполняют религиозные танцы. Я присутствовал здесь при исполнении монахами танца Черной шапки во время новогодних праздников. Площадь была заполнена нетерпеливой и растущей толпой зрителей. Ламы и миряне в шелковых одеждах ярко-желтого, голубого и пурпурного цвета, китайские торговцы в мрачно-черных платьях, европейцы, монгольские солдаты в форме цвета хаки и шлемах, отороченных мехом, смотрели на танец, исполняемый двадцатью ламами. На них были черные халаты с расшитыми зеленым шелком рукавами, а сверху надеты ру-джены (тиб. «рус-ргьйан»), или украшения из костей, на головах – специальные черные шапки, давшие название танцу.

Происхождение танца хорошо известно. Правитель Тибета Лангдарма, правивший страной в девятом веке, был верным приверженцем религии Бон. Он делал все возможное, чтобы уничтожить учение Будды: закрывал монастыри, убивал монахов. Знаменитый буддист, аскет Пал-дордже решил освободить страну от монарха-угнетателя и убить его. Для этого он поехал в Лхасу на лохматом белом пони, предварительно выкрасив его углем в черный цвет, а сам переоделся в бонского мага. В широких рукавах его одежды были спрятаны лук и стрела. В таком виде он прибыл к правителю и начал исполнять магический танец. Лангдарма очень заинтересовался танцем и подходил все ближе к танцующему ламе, который не упустил возможности и выстрелил в правителя отравленной стрелой. Смертельно раненный, он вскоре скончался. Лама-мститель вскочил в седло и скрылся из города. При переправе через реку уголь с его пони смылся, и он продолжал свой путь уже на белой лошади. Воинам, поскакавшим преследовать убийцу, сказали, что тот приехал в город на черном пони. Они пустились в погоню и вскоре настигли Пал-дордже на дороге, но вместо бонского мага, скачущего на черном коне, они обнаружили бедного ламу-буддиста на лохматой белой лошади. Они, конечно же, не заподозрили в нем убийцу и поспешили дальше, обыскивая окрестности. Такой была месть за притеснение буддизма, и это событие отразилось в танце Черной шапки, который каждый год исполняется повсюду в Тибете и Монголии во время празднования Нового года.

В северо-западной части Урги находится знаменитый монастырь Ганден – место изучения высшего буддизма. При въезде в город по кяхтинской дороге сразу бросается в глаза громадный квадратный квартал из маленьких деревянных лачуг и заборов, над которыми возвышается величественный храм, или лха-кханг Арьябалы, или Авалокитешвары. Снаружи, на северной и восточной окраинах монастыря, выстроились двадцать восемь белых ступ, защищающих подступы к обители. К центру монастыря, где находится величественный храм Бодхисаттвы Авалокитешвары, ведут узкие улочки, по обеим сторонам которых поднимаются серые деревянные заборы, скрывающие жилища монахов. Храм представляет собой громадное сооружение в китайско-монгольском стиле с высокими террасами, поднимающимися над основным зданием. Китайская крыша с выступающими углами увенчана позолоченной ганджирой в форме вазы, или бум-па. Постройка храма началась при жизни восьмого Богдо Гегена и завершилась в конце 1913 г. после монгольской революции.

Вход в храм украшен деревянными колоннами с богатой резьбой. Два ряда окон в тибетском стиле, с рамами, суживающимися кверху и более широкими у основания, пропускают достаточно света в просторное святилище, в центре которого стоит огромная бронзовая статуя Бодхисаттвы Авалокитешвары, Бога Милосердия. Вдоль стен выставлены стеклянные шкафы с тысячами бронзовых Будд, отлитых в Варшаве. В правом углу Храма стоят два трона, покрытые красными церемониальными покрывалами, на которых в рамках установлены фотографии последнего Богдо Гегена и его супруги Дара-Еке.

Около храма Авалокитешвары находятся гробницы Богдо Гегенов Урги. Здесь погребены пятый, седьмой и последний Богдо Гегены. Шестой захоронен в монастыре Дам-ба-Дордже (тиб: «Дам-па Дордже»). К востоку от храма расположен зал собраний, или чок-чин, деревянное здание квадратной формы, напоминающее огромную четырехугольную юрту. Здесь ежедневно совершаются богослужения, и проходя поблизости, в морозном воздухе можно услышать монашеские песнопения.

Настоящий монастырь Ганден был основан в 1809 г. при жизни шестого воплощенного Джецюна там-па Таранатхи. Главное значение монастыря заключается в том, что здесь находятся школы для изучения ца-нид, или абхидхармы, буддийской метафизики, и что здесь живут самые образованные монахи Урги.

Во время пребывания в Урге я часто бывал в монастыре и беседовал с ламами о сложных вопросах буддийского мировоззрения на окружающий мир – своего рода проекции внутреннего мира человека. Эти ученые ламы, обладатели высочайшей эрудиции в божественной рап-чам-па (по тибетски – раб-бьям-па) и лха-рам-па как правило живут в монгольских юртах во дворах монастыря вместе со своими учениками, которые ухаживают за ними. Войлочная юрта ламы обычно намного чище, а иногда и лучше обставлена, чем юрта мирянина равного достатка. Однажды мы посетили ученого лха-рам-па, или доктора богословия, хорошо известного в Урге за большие знания и проницательность. Нам очень хотелось увидеть его, так как мы слышали, что он питает глубокий и искренний интерес к западной науке и имеет здравую точку зрения на будущее буддийского учения.

Когда мы прибыли в храм Ганден, нас провели по узкому переулку к маленькой двери красного цвета с монгольским номером. За дверью был небольшой дворик, где разместились две монгольские юрты: белая юрта для лха-рам-па и обычная юрта из серого войлока для его прислуги и учеников. Молодой лама приподнял тяжелый ковер, используемый во многих юртах как занавес, когда деревянная дверь открыта. Лха-рам-па, мужчина лет шестидесяти, сидел на низком матраце перед невысоким столом, заваленным книгами и бумагами. Он поднялся со своего места, поприветствовал нас и предложил сесть на низкую кушетку, которая служила ему кроватью.

Обставлена юрта была просто, но в ней было чисто и уютно. Большая железная печка в центре комнаты давала много тепла. У северной стены находился алтарь со стеклянным шкафом, в котором было несколько маленьких фигурок святых и фотографий великих лам. Рядом с алтарем стояли стол и большой деревянный шкаф с библиотекой ламы. Сам лама был занят переводом с русского на тибетский язык учебника по алгебре для лам монастыря. Он рассказал нам о необходимости обновления буддизма в свете современной науки и улучшения общего образования лам. По его словам, в прошлые времена можно было встретить ученых лам, которые владели санскритом и в совершенстве знали буддийскую литературу чан-нйид. Сейчас такие люди редки, и большинство лам довольствуется заучиванием наизусть нескольких запрещенных молитвенников. Лха-рам-па прекрасно понимал, что до тех пор, пока не улучшится храмовое образование лам, религия будет быстро терять свое влияние. Больше всего служителей духовенства беспокоил вопрос о кхувараках, или послушниках. По старой традиции семилетних мальчиков родители отдавали в монастырь, чтобы они стали ламами. Семья, имеющая нескольких сыновей, должна была расстаться с одним из них. Воспитанные с детства на заповедях и традициях ламаизма, мальчики вырастали верными служителями церкви. Новое прогрессивное правительство Монголии недавно провозгласило закон, согласно которому в монастырь могут поступать только восемнадцатилетние юноши, и то лишь по собственному желанию. Это было тяжелым ударом для церкви, вмиг лишившим ее права набирать послушников среди населения. Наш лама, однако, был того мнения, что важнее качество, чем количество: пусть будет меньше лам, но они будут настоящие, образованные, воспитанные в заповедях своей религии. Ламы, будучи единственным интеллектуальным классом страны, должны идти в ногу со временем, участвовать в жизни народа и помогать в перестройке своей страны. Мне остается добавить, что взгляды этого образованного лха-рам-па разделяют и другие монахи Монголии и Тибета.

Другим колоритным храмом в Урге является Чё-джин лама-иин-суме. Он был построен в 1910 г. и служил резиденцией для брата Богдо Гегена, главного государственного оракула Монголии. («Чё-джин» – монгольское произношение тибетского слова «чос-скъен», что значит «оракул»).

Таковы главные монастыри и храмы Улан-Батора, или Урги. Кроме них, в городе имеются несколько гостиниц и филиалов монастырей, принадлежащих большим монашеским общинам, и маленькие часовни, обычно размещенные в войлочных юртах. Как правило, в них служат два или три ламы, одновременно приглядывая за находящейся в них собственностью. У тибетских поселенцев тоже есть зал для монашеских собраний, под который отведена юрта. Восьмого, пятнадцатого и тридцатого числа каждого месяца проводятся службы, в которых принимают участие все духовные лица колонии. В Урге постоянно проживают несколько великих тибетских лам. Некоторые из них являются приверженцами последнего Богдо Гегена, а другие, будучи последователями Таши ламы, бежали из Тибета в результате недавних гонений.

Самым известным монастырем в окрестностях монгольской столицы является Манджушри Кхит, или монашеское убежище Манджушри. Он стоит на южных склонах священной горы Богдо-ула и обращен в сторону пустыни Гоби, раскинувшейся к югу от горного массива. Этот монастырь, построенный в стиле тибетской архитектуры, известен строгой монашеской дисциплиной. Манджушри Кхит-ин ширету, или настоятель монастыря, славится ученостью и оказывает огромное влияние на светских чиновников и духовенство Урги.

Одним из наиважнейших событий в религиозной жизни столицы является процессия Майдари, которая проходит в третьем или четвертом месяце монгольского года. Это внушительное шествие охватывает весь город. Огромные толпы людей приходят посмотреть на несомое изображение грядущего Будды. О его приближении возвещают пристальные взгляды толпы, слабый, постоянно нарастающий звук труб и цимбал и множество голосов, поющих молитвы. Воздух насыщен пылью, и в ее желтоватой дымке движутся огромные паланкины с красочными зонтами над изображениями святых, некоторые из них несут монахи, другие везут лошади в богато украшенных попонах. Длинные трубы издают пронзительно громкие звуки, которым чистыми тонами вторят гобои и кларнеты.

То там, то здесь слышится одновременное звучание цимбал, заглушаемое дробью барабанов. По пыльной дороге раздается топот многотысячной толпы. За образом того, кто воплощает надежды буддийской Монголии, следуют величественные настоятели монастырей в головных уборах лам и пурпурных мантиях, молодые гецулы, или послушники в поношенных одеждах, чиновники и простолюдины. Некоторые из случайных прохожих падают ниц прямо в пыль перед проносимыми священными фигурами, другие бормочут молитвы и расталкивают соседей, чтобы оказаться поближе к ним. Это грандиозное шествие, проходящее в стране воплощающихся лам, многоликая толпа в ярких фантастических одеждах, служители духовенства, пурпурные одеяния которых резко контрастируют с мрачной униформой цвета хаки монгольских кавалеристов, охраняющих процессию, являются символами старой и новой Монголии.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 708