XIII
Через Цайдам

 19 августа 1927. Этим утром я поднялся задолго до рассвета. Лагерь еще спал и тишину нарушали только размеренные шаги часового и жевание верблюдов, привязанных веревками к кольям. Из темноты появился большой силуэт одного из наших монголов, отвечающего за стадо лошадей и мулов. Он вел наших животных, силуэты которых представляли черную массу за лагерем. Часовой начал разводить костер, и на фоне колеблющегося пламени из палаток стали выползать плотные фигуры монголов. Лагерь быстро пробуждался к жизни, и повсюду замелькали люди, занятые складыванием палаток и груза. Рассвет осветил горизонт, и длинная вереница верблюдов начала движение к горам на юге долины. Передние верблюды несли свой обрядовый груз – шарфы и ящики с амулетами, которые должны были защищать их от бед на высоких перевалах Тибета. Тропа поднималась все выше и выше, и вскоре длинный песчаный уступ скрыл от нас долину. Мы вошли в песчаное ущелье, ведущее к перевалу Улан-дабан, и разбили лагерь на площадке, покрытой зеленой травой. К югу от лагеря поднимались фиолетовые скалистые вершины, которые дают название горному перевалу. Поздно вечером к нашему лагерю присоединилось несколько монголов-курлуков, державших путь в Махай. Таков местный обычай – путешествовать всегда с кем-нибудь, и монголы, которые присоединились к нам вечером, ехали верхом небольшой группой из четырех человек.

На следующий день наш лагерь снялся рано, и мы продолжали свой путь по горному ущелью. У подножия перевала виднелись развалины нескольких лачуг и остатки заброшенного золотого рудника. Высота перевала составляла 17000 футов, и подъем оказался нетрудным. Мы проделали его, не потеряв ни одного животного. С вершины нам открылась огромная панорама гор и скалистых утесов, покрытых то здесь то там снегом. Спуск был пологим и привел нас в широкую песчаную долину, покрытую скудной травой После долгого перехода по равнине, показавшегося нам бесконечным, мы достигли берега реки Икхэ Кхалтин-гол и пересекли одно из ее русел. Мы расположились лагерем на участке между двух русел реки, поверхность которого была покрыта камнями и гравием. Нам пришлось оставаться здесь весь день, потому что наши верблюды достигли лагеря только поздно вечером. Долина была окружена высокой стеной гор. К юго-востоку от нее находились обширные снежные области Чакелды Южный край был сформирован невысокими хребтами, известными под названием Урге-дабан-ула, сливавшимися с горами Чакха-дабан-ула. На юго-западе поднимался горный массив, который местные жители называют Цаган Оботу. Все эти хребты, окружающие долину с юга, относились к системе хребта Коко-нор.

На следующее утро мы выступили в путь около шести часов и переправились через реку в темноте. При переправе вода доходила до стремян, а дно реки оказалось илистым и топким. Переправившись через реку, мы направились по узкой тропе к каменистому ущелью, а оттуда подошли к перевалу Чакха-дабан. Спуск преодолевали по высохшему дну реки, загроможденному огромными камнями и пластами гравия. После семичасового перехода мы достигли долины реки Бага Кхалтин-гол, протекающей по живописной долине, окруженной горными хребтами из базальта и песчаника. Далеко на юге возвышались снежные вершины хребта Риттера, а на западе простирались волнистые песчаные холмы Сертанга.

23 августа мы переправились через реку и прошли через ряд песчаных холмов, покрытых скудным кустарником. За этой цепью песчаных холмов раскинулась обширная песчаная равнина, открытая на запад, а на востоке замкнутая горной цепью. Мы последовали по высохшему дну реки, которое поднималось к перевалу, расположенному в горах к югу от нас. Лагерь поставили на речной террасе около небольшого ручья, который питал реку в периоды летних дождей. Этот год был исключительно сухим, воды в реке не было.

Ночью термометр показывал -2°С, и ручей покрылся тонкой коркой льда. За лагерем тропа вела по тому же ущелью, которое, сужаясь, приближалось к перевалу. Подъем через перевал был легким. На вершине была сооружена пирамида из камней, и пейзаж был наполнен специфической красотой. Повсюду поднимались высокие, отвесные, зубчатые склоны Внизу были голубые тени горной долины, еще не освещенной солнцем, а выше – пурпурные и красные цвета гранитных и песчаниковых скал, которые защищали долину. На вершине перевала мы встретили монгола кхалка, который часто бывал у нас в лагере в Шараголджи. Он возвращался из поездки по Курлук-нору и захотел пожелать нам успеха в долгом путешествии по Тибету. Спуск был коротким и привел нас в узкую горную долину, которая была усыпана валунами и гравием. По обеим сторонам долины возвышались разрушенные ветром скалы и так называемые «пористые камни». После двух часов езды долина расширилась, холмы отступили назад и наш путь пошел по песчаному пространству, покрытому кустарником кхармика. Мы остановились в месте Аршан-булак, расположенном в песчаниковом ущелье. Ручей струился к середине широкой реки. На карте русского Генерального штаба это место обозначено как «Му-булак», или «Плохой источник», но с 1904 г., когда Далай лама побывал у этого ручья во время своей поездки в Монголию, место стало известно под названием «Аршан-булак», или «Священный источник». Аршан-булак находился на высоте 12040 футов.

На следующий день мы отправились в путь рано, стремясь пораньше прибыть в Ичи, где была назначена встреча с тибетским правительственным торговым агентом, который задержался там из-за болезни и теперь решил присоединиться к нам.

Какое-то время тропа шла по ущелью, где протекал ручей, берущий начало в Аршан-булаке и впадающий в озеро Нор, расположенное примерно в шести милях к юго-западу от нашего маршрута. Путь дальше пошел по обширной равнине, покрытой густыми зарослями можжевельника и тамариска. К юго-востоку мы смогли разглядеть голубую поверхность озера Нор. На северо-востоке долины поднималась бесплодная гора Бом-йин-ула. Долина выходит к реке Ичигин-гол. Приближаясь к реке, которая имеет несколько русел, мы прошли по участкам с соленой почвой, но с хорошей травой, где расположилось несколько монгольских стойбищ. Основное русло реки идет к подножию горного хребта, называемого Ичигин-ула. Берега реки густо покрыты зарослями можжевельника. Как нам говорили, после дождей река несет много воды. Во время нашего пребывания она была обмелевшей.

Нирва (торговый агент) не приехал, и мы решили остаться на пару дней на берегах этой реки и купить несколько верблюдов. Интересно отметить, что местные монголы кхошуты, называющие себя дед-монголами, именуют район вокруг соленых озер Икхе-Цайдам и Бага Цайдам, Цайдамом. Район вокруг Курлук-нор известен под общим названием Гоби, согласно ее характеру соляной пустыни. Соляная пустыня Цайдам на наших картах отмечена под названием «Шала», или «Мертвая пустыня». Район Теиджи-нера обычно называется «Теиджинер», а название «Цайдам» редко применяется к нему.

Тибетский нирва прибыл 29 августа. Он сопровождался махайским тейджи, местным почетным гражданином Махайя, который привел с собой 5 прекрасных верблюдов и несколько лошадей для продажи. Мы были вынуждены купить пять верблюдов по высокой цене: по 80 мексиканских долларов за каждого (около 40 долларов США). Наш доктор осмотрел нирву и нашел у него остатки плеврита. Он был очень слаб и едва передвигался, но настаивал, чтобы разрешили ему присоединиться к нашему каравану. Он был уверен, что горный климат Тибета его оздоровит, и потому он сможет дойти с нами, по крайней мере, до Нагчу. Он рассказал нам, что заболел на пути в Ших-пао-чьенг и был оставлен своим караваном. Кое-как он постарался восстановить силы и, услышав о том, что наш караван направляется в Тибет, попросил разрешения присоединиться к нему. Вечером того же дня к нам приехал молодой узбек из Самарканда, скупающий шерсть для британской фирмы в Тяньцзине.

30 августа мы покинули Ичи. Переправившись через реку, мы пошли по обширной каменистой равнине, спускающейся к озеру Икхе-Цайдам, которое виднелось вдалеке. К югу от дороги возвышались горы Ичигин-йин-ула, незаметно переходящие в другую горную цепь, которую местные жители называют Джасотин-ула. К северу протянулся скалистый Цайдам-иин-ула, сложенный из базальта и гранита. После четырехчасового перехода мы достигли северо-западной окраины большого озера Икхэ-Цайдам, окруженного широким поясом снежно-белых соляных отложений. Вокруг озера простирались обширные засоленные земли с прекрасной растительностью, на которых пасли стада лошадей. Место, как нам сказали, принадлежит князю Курлука, который один имел право пасти лошадей и рогатый скот на этих высокогорных пастбищах. Мы разбили лагерь рядом с источником пресной воды. На берегах озера имелось несколько таких источников. Высота северо-западной окрестности озера составляла 9500 футов, на несколько сот футов ниже Ичигин-гола.

Следующий переход был коротким. День обещал быть жарким, и мы рано сняли лагерь с тем, чтобы пройти путь в прохладные утренние часы. Наш путь проходил вдоль северной окраины озера. Почва была солончаковая и в некоторых местах болотистая. У источников с пресной водой располагались многочисленные монгольские стойбища. Пройдя примерно шесть миль, мы достигли нескольких грязных лачуг, названных «Цайдам-инбайшин», или «Торговый дом Цайдама». Это был административный центр озерного района. Деревня состояла из одноэтажного ду-кханга, или зала, в котором собирались монахи во время праздников, из нескольких складов, принадлежавших местным монголам, и двух-трех зданий, занимаемых китайскими торговцами из Синина. Здесь мы встретили своих старых знакомых: нирва (казначея) из Кумбумского монастыря, бывавшего однажды у нас на Шарголджи, и монгольского старшину из Икхэ-Цайдама, предложившего купить у него несколько верблюдов. Мы купили у него пару превосходных молодых верблюдов. Днем нас посетил монгольский гаше, или ученый-лама, возвращающийся из Лхасы в свой родной монастырь Дзайн Шаби в Кхалка Монголии. Он хвастался, что был близким другом Далай ламы, и продал нам недорого лошадь – за 40 мексиканских долларов. Из-за сильного ветра, несшего тучи песчаной пыли, оставшуюся часть дня мы вынуждены были оставаться в палатках.

На следующий день мы опять вышли рано, огибая берег озера. Путь сначала шел по широкой песчаной равнине, затем по песчаным дюнам, имеющим форму полумесяца, с обрывистыми западными склонами. Узкое горное ущелье привело нас к перевалу Бага-Цайдам-йин-кётёл высотой около 10000 футов. Перевал находится на горной гряде Бага-Цайдам-ин зумби-йин-ула, которая формирует водораздел бассейнов двух соленых озер. Спуск с перевала был пологим. На ночь мы расположились на берегу маленькой реки с топким дном, названной на русских картах Таталин-голом.

Недалеко от нашего лагеря находился каменный трон Далай ламы, проходившего здесь в 1904 г. Трон был воздвигнут преданными последователями, которые собрались в этом месте, чтобы встретить долгожданного правителя Тибета во время его поездки в Монголию.

Ночью часть наших лошадей напугали куланы, или дикие ослы, и те умчались в сторону Ихэ-Цайдам-ин-нора. Поиски вокруг Бага-Цайдама ни к чему не привели, и двое наших торгутов поехали к Икхэ-Цайдаму. Караван выполнил только небольшой переход и снова остановился на юго-западном берегу озера. Рядом с лагерем мы обнаружили источник пресной воды. Убежавших лошадей вернули в лагерь только после полудня и в таком истощенном виде, что мы решили остаться еще на день около озера, послав караван верблюдов вперед, чтобы вовремя пересечь соляную пустыню Центрального Цайдама. Из-за отсутствия пресной воды на пути лошади и мулы могли бы перекрыть расстояние только одним безостановочным переходом. Остановка на ночлег означала бы потерю большинства животных, сильно страдавших от соляной пыли. Верблюды выдерживают такие переходы лучше, так как могут обходиться без воды до трех дней.

У Бага-Цайдама к нам присоединились двое корчинских лам, которые шли из Сертанга в Лхасу, чтобы принять участие в мон-лам-чен-по – собрании по поводу празднования Нового года. Они попросили разрешения присоединиться к нашему каравану, потому что боялись бандитов. Мы не возражали, но при условии, что они будут выполнять некоторую работу в лагере и помогать в погрузке верблюдов. У них было шесть хороших лошадей, четыре из которых они продали экспедиции.

4 сентября мы вошли в соляную пустыню Цайдам. Нас должны были сопровождать двое местных проводников до Теиджинера, расположенного на южной стороне этой очень опасной соляной пустыни. Эти люди хорошо знали дорогу и, особенно, опасные места у озера Дабасун-нор, которое лежало в центральной части пустыни.

Утро было прохладное, и мы насладились ездой по берегу озера Бага Цайдам и синей поверхностью вод, сверкающей в лучах утреннего солнца. На берегах озера водилось множество водоплавающих птиц, и воздух наполнялся их пронзительными криками. Тропа привела нас к горам Карголжи-йин-ула – зубчатой стене скал. Пройдя через узкое ущелье, загроможденное огромными камнями и осыпями от соседних скал, мы вышли на обширную каменистую равнину. На юге в знойном мареве дремала соляная пустыня. К западу простирались низкие песчаные гребни. В течение трех часов мы шли по раскаленной каменистой равнине. Свет был настолько интенсивным, что мы едва могли смотреть на сверкающую белую тропу.

Около полудня мы остановились около ручья пресной воды, текущего из ущелья гор Карголжи-иин-ула. Здесь мы пробыли до заката солнца с тем, чтобы начать движение через соляную пустыню прохладным вечером и продолжить его в течение ночи.

Наши верблюды ушли днем раньше, и мы теперь продвигались только легкой колонной из лошадей и мулов, несущих лагерное снаряжение и продовольствие. В наш временный лагерь пришли из пустыни два монгола из Теиджинера. Их костюмы с красными тюрбанами были такими же, что и у курлукских монголов, но черты лица обоих мужчин были совсем другими и напоминали кочевников Северо-Восточного Тибета. Они сообщили нам плохие новости: ручей с пресной водой в Олун-булаке на противоположной стороне пустыни пересох, и нам придется идти до Коко-Арала, расположенного гораздо дальше, на территории теиджинерских монголов. Они были очень встревожены недавними конфликтами на китайско-тибетской границе и рассказывали о подробностях стычки, которая произошла две недели тому назад.

В пять часов дня был дан сигнал отправления и все стали седлать своих лошадей. Пять часов мы шли по каменистой пустыне, спускающейся к югу. На западе пылал темно-красный закат, а на востке небо было погружено в холодную фиолетовую мглу. К одиннадцати часам мы добрались до цепи песчаных дюн. Лошади бесшумно ступали по мягкой почве пустыни. Ни звука! Только луна светила над фантастическим ландшафтом пустыни с темными силуэтами всадников, вытянувшихся в одну длинную вереницу. К югу от нас соляная пустыня Цайдама сияла специфическим безжизненным светом. Невозможно описать словами этот заброшенный район Азии. Это был утомительный переход. Узкая тропа петляла по огромным скоплениям соляных отложений с бездонными колодцами между ними. Один неосторожный шаг лошади – и седок будет сброшен в одну из этих многочисленных ям вдоль тропы. К юго-западу находилось озеро Дабасун-нор – недоступное пространство соленой воды, окруженное солеными болотами. В четыре часа утра мы достигли южного края топей, и здесь почва стала твердой. И люди и животные были полностью истощены, и мы решили сделать короткий привал. Лошадям и мулам дали несколько глотков воды из фляг, чтобы им стало немного легче. В течение нескольких часов мы отдыхали у костра.

С восходом солнца мы снова были в пути. К югу возвышались горы Нейжи-Андак – северная опора нагорий Тибета. День обещал быть очень жарким, и наши измученные животные едва передвигали ноги. Но нам предстояло пройти значительное расстояние. Около полудня мы решили остановиться среди зарослей можжевельника. У госпожи Рерих снова был небольшой сердечный приступ, который всегда случается в жаркое время. Наш полковник продолжал путь, надеясь нагнать караван верблюдов, который, вероятно, был где-то к югу от нас. В 6 часов вечера мы возобновили движение. Пейзаж изменился, и мы ехали среди густых зарослей можжевельника. Прекрасные пастбища покрывали солончаки. Стемнело так внезапно, что мы едва не потеряли направление. Наше внимание привлекли три огня над землей, но мы не могли понять, чьи они. Возможно, это было монгольское стойбище? Внезапно мы увидели появившуюся из темноты высокую фигуру нашего полковника. Он развел эти костры, чтобы вывести нас на лагерь, который расположился на берегу маленькой речушки Джал-цен-гол. Мы решили остаться в лагере на следующий день и дать нашим животным хороший отдых.

6 сентября мы были в оазисе Коко-арал. Мужчинам были розданы дополнительные патроны. Теперь мы должны были следить за грабителями, которыми кишит граница Цайдама и Тибетских высокогорий. Постоянная опасность, в которой жили пограничные племена, здесь была очевидной. Монголы разъезжали группами по семь или десять хорошо вооруженных человек и внимательно следили за тропами со стороны гор. Лошади были стреножены и держались около лагеря. Мы организовали дозор для разведки местности и дороги на 2-3 мили впереди основной колонны каравана. Его задачей было занимать важные стратегические пункты и оттуда вести разведку. Также была обеспечена охрана тыла. Тибетские грабители имеют обыкновение одновременно нападать с головы и с тыла колонны.

7 сентября мы сняли лагерь и продолжали путь по покрытым травой солончакам. Переправились через Буре-йин-гол, приток Нейджи-гола, и пошли левым берегом реки. Террасы Буре-йин-гола поднимались на высоту 60 футов. Хорошие пастбища и густые заросли камыша и можжевельника покрывали берега реки. Река была мелкой и не более 5-6 метров шириной. Очевидно, она обмелела из-за того, что берега были заняты под пастбища.

Монгольских стойбищ было много, но мы заметили, что некоторые семьи жили в обычных май-ханах, или палатках. Это были беженцы из долины Нейжи, которые были вынуждены покинуть свои пастбища и убежать с парой лошадей. Мы слышали несколько версий о нападении голоков на теиджинерских монголов. По одной из них группа теиджинерских монголов в прошлом году отправилась паломниками в Кумбум и по пути украла несколько овец у голоков. Голоки выследили воров, и их банда напала на монгольские стойбища в долине Нейжи. Во время схватки было убито несколько монголов и голоков и угнано много голов рогатого скота. Это было началом новой племенной войны. Монголы вынуждены были уйти из долины Нейжи, но голоки напали на них даже в Теиджинере, расположенном у подножья гор Нейджи.

Всего за месяц до нашего появления, во время собрания монгольских племен, голоки совершили новое нападение в Нейджи и добрались даже до Буре-йин-гола. Монгольского правителя в Теиджинере патруль оповестил о голокских бандах в долине. Монгольской милиции было приказано бороться с захватчиками. Монголы превосходили в количестве, но голоки оказывали яростное сопротивление, и во время боя трое монголов потеряли жизнь. Голоки потеряли шесть человек и несколько лошадей. Мертвые тела все еще лежали около тропы, и местные монголы задержали карательную экспедицию голоков.

Голоки – источник постоянного беспокойства для Синина и цайдамских монголов. Название «Голок» имеет две интерпретации: одно «мГо-лог» в буквальном переводе означает «повернутые головы», второе «нГо-лог» означает «мятежники». Голоки представляют собой неоднородную этническую группу. По их собственному признанию, они состоят из панагов, ньяронгов, кхампов, беженцев из Амдо, тибетцев и даже монголов. Все недовольные и преступники, которые находили трудной жизнь на территории Китая или Тибета, бежали в горный район вокруг заснеженного Амнемачина и в верховье Хуанхэ. Здесь они растворились в местных горных племенах, и сформировался страшный союз племен голоков. Голоки не признавали ни сининского амбаня, ни правительства Лхасы. Позднее тибетское правительство вынуждено было принять строгие меры, чтобы умерить племена голоков, и так называемые сТод-кьи мГо-лог признали власть тибетского правительства, но «нижние голоки» или сМад-кьи мГо-лог остались независимыми и продолжают оказывать яростное сопротивление мусульманской кавалерии генерала Ма. Мусульманский генерал Синина был вынужден послать несколько карательных экспедиций и расставить усиленные войска на границе с голоками. «Нижние голоки», неспособные продолжать свои нападения на границе с Синином, повернули на запад, и их вооруженные банды появились между горами Дунгбудра и долиной Нейжи.

Мы расположились лагерем на берегу Буре-йин-гола. Нас навестили монголы, возвращающиеся из Лхасы, и сообщили, что тибетские заставы находятся к югу от гор Дунгбудра. Я отправился на разведку и обнаружил, что местность покрыта густыми зарослями можжевельника и все подступы к лагерю были закрыты ими.

На следующий день мы совершили короткий переход в семь миль вдоль Буре-йин-гола. Тропа шла вдоль берега реки и иногда поднималась на речные террасы. Мы миновали несколько ячменных полей, возделываемых теиджинерскими монголами. Там встретили несколько монгольских женщин и мужчин с лопатами верхом на лошадях. Мы разбили лагерь на берегу той же реки, которая вдруг стала широкой, а ее русло проходило по каньону, похожему на долину.

9 сентября мы снялись часам к 6 вечера, чтобы пройти надоевшую пустыню, протянувшуюся между оазисом Буре-йин-гола и горами Нейджи-Андак. Путь проходил по дну пересохшей реки, а затем по невысокой речной террасе, и вскоре мы вышли на песчаную равнину, называемую местными монголами «Глен-шала». Мы пересекли равнину в юго-юго-западном направлении и после двухчасовой езды подошли к реке Нейджи, текущей среди террас, которые возвышались до семидесяти футов. Наш караван верблюдов, выступивший двумя часами раньше, возможно, следовал по другому пути, находящемуся на западе от нас. Внезапно вдалеке в темноте мы заметили несколько костров. Это не мог быть наш караван, который шел впереди нас и приближался к ущелью Нейджи. Портнягин и я поехали на разведку к кострам и, к нашему удивлению, обнаружили, что, действительно, это был наш караван верблюдов, который расположился на ночь, опасаясь бандитов. Монгол проводник отказался идти дальше. Мы распорядились людям навьючить верблюдов и немедленно продолжать путь. Проводник очень отказывался и заявил, что он поведет караван только при одном условии, что кто-то еще и я будем ехать впереди каравана и предупреждать об опасности. Полковник и я поехали впереди каравана, внимательно осматривая ближайшие холмы. Мы проехали мимо трех тел монголов и двух коней. У одного из них была большая сабельная рана на голове, а двое других умерли от пуль. У одной лошади был разрублен бок, другая была застрелена в голову. С людей была сорвана одежда, и грабители выкололи им глаза. Зрелище было ужасное, и наши монголы были удручены, за исключением торгутов, которые хладнокровно рассматривали тела и заметили, что каждый нашел свою смерть. Нам сообщили, что впереди лежат тела шести голоков, и я особенно хотел их посмотреть, чтобы установить, к какому племени они принадлежат. Но наш поиск не дал результата. Было темно и, возможно, голоки забрали мертвых, согласно традиции. Песчаная поверхность равнины все еще носила следы жестокого боя, на земле было много следов от копыт скачущих лошадей. Осмотрев эти следы, каждый мог легко описать этот бой. Голоки спрятались за небольшими холмами и оттуда напали на приблизившуюся монгольскую милицию. Последовала атака, и трое монголов, тела которых мы видели, были убиты. Затем милиция атаковала голоков на вершине холма, где произошла короткая кавалерийская схватка, после которой голоки ускакали в горы, а монгольская милиция преследовала их.

После пересечения песчаной равнины мы вошли в ущелье Нейджи. Река Нейджи текла в глубоком каньоне с высокими террасами. Мы остановились в час дня в узкой долине, называемой Цайган-удзур. Транспортные мулы нагнали нас, но было слишком поздно ставить палатки. Мы провели ночь под открытым небом. Ночь была отвратительной, а к утру заморосил дождь. В полумиле от лагеря отдыхал наш караван верблюдов. Тибетский нирва внезапно почувствовал себя хуже, и ответственный за караван подумал, что лучше на ночь остановиться и сообщить об этом нам. На следующее утро мы снова отправились в путь, утомленные почти бессонной ночью. Мы шли путем, по которому прошел Н.М.Пржевальский во время своей третьей центральноазиатской экспедиции, В.В. Рокхилл в 1891-1892 гг. и Г Ц. Цыбиков в 1899 г. Спустившись с перевала Кано (12900 футов), мы преодолели ряд песчаных гребней, спускавшихся к реке. Местность была абсолютно лишена растительности. После трех миль пути мы достигли реки Нейджи, протекающей между высоких, почти вертикальных берегов. Окружающие горы были покрыты пеленой тумана после снежного шторма, который бушевал накануне. Путь снова уходил от Нейджи-гола и шел через высокое песчаное плато. Около одиннадцати часов дня мы достигли места, названного Шугу-ерге, расположенного на Шуге-йин-голе. Отсюда тропа вела некоторое время вдоль Шуге-йин-гола и здесь, на берегу реки, мы сделали небольшой привал.

Во время нашего перехода Шуге-йин-гол была полноводной. Она стекала с гор Шуге-йин-ула, возвышающихся к юго-востоку от долин Нейджи. По течению реки проходит и дорога на Синин, которой часто пользуются банды панагов и голоков. От Шуге-йин-гола мы прошли вниз по песчаному отрогу с огромным количеством камней, которые завалили реку, и потом снова спустились в долину реки Нейджи. Мы встали лагерем на травянистой площадке с несколькими ивами, названной Сайн-тохой или Ногон-тохой (Цаган-тохой у Пржевальского и Рокхилла). Это место оказалось излюбленной стоянкой для караванов, о чем свидетельствовало множество кострищ и кучи верблюжьего и ячьего навоза.

Монгол-проводник предупредил нас о необходимости усиленного ночного дежурства, и я провел всю ночь на речной террасе, не спуская глаз с тропы, идущей от долины Шуга. Также была поставлена усиленная охрана около лошадей и мулов. Верблюдов обычно привязывали к кольям. Голоки почти никогда не крадут верблюдов, потому что с ними трудно уйти, и обычно угоняют лошадей и мулов. Хорошая защита от воров – отрезанные хвосты у лошадей. У кочевников Центральной Азии считается позором ездить на лошади с коротким хвостом. Я знаю случай в Монголии, когда банда конокрадов напала на табун, принадлежащий русскому купцу. Самые лучшие лошади были с обрезанными хвостами, потому конокрады их не тронули, зато угнали всех лошадей с длинными хвостами и гривами.

11 сентября мы выступили рано, перейдя вброд реку. На противоположном берегу тропа поднялась на крутые утесы и вышла на широкое песчаное плато, в котором река прорезала глубокий и узкий каньон. Низкий каменистый отрог, подступающий к реке, известен под названием Коко-тоно (11910 футов) и был описан Цыбиковым и Рокхиллом как очень трудная часть дороги. Несколько лет назад к прибытию высокого ламы, проезжавшего в Цайдам, этот путь был значительно улучшен. Местные монголы пытались перекинуть через реку мост, чтобы сократить путь, но из этого ничего не вышло: работа вскоре была заброшена из-за того, что не хватило строительных материалов. Мы видели сваленные деревья, разбросанные по берегу.

Пройдя утесы отрога Коко-тоно, мы преодолели ряд низких песчаных гребней и спустились к реке Нейджи, которая теперь протекала по широкой однообразной низменной долине. После перехода в пятнадцать миль мы остановились для отдыха в месте, названном Буду-тохой – широком участке земли, покрытом травой и густыми ивовыми зарослями.

Приближаясь к этому месту, г-жа Рерих неожиданно заметила в зарослях несколько верблюдов и людей. Полковник и я отправились сразу же на разведку окрестности. Мы ожидали встретить паломников или пастухов. К нашему удивлению, в ивняке никого не было, но нам удалось обнаружить затоптанные костры, оставленные несколько часов назад. Кто были эти люди? Путешественники или пастухи, или может быть разбойники, выслеживающие нас? Мы прочесали берег реки и ивовые заросли, но все безрезультатно. У берега реки мы обнаружили свежие следы лошадиных копыт. Лошади не были подкованы; и всадники, по-видимому, переходили реку вброд. Мы решили удвоить на ночь караульных и составили план обороны нашего лагеря на случай ночного нападения. К вечеру другая группа наших людей обследовала ближайшие окрестности, но вернулась ни с чем.

Наш следующий переход был в Нейджи-Андак. Путь проходил вдоль берега реки на протяжении нескольких миль, затем вышли на открытое обширное каменистое пространство. Рядом с долиной мы неожиданно увидели пару диких яков. Казалось, прекрасная возможность попытать счастье, и мы решили воспользоваться случаем. Все были верхом на лошадях, а несколько наших монголов были опытными охотниками. Животные спокойно паслись и не замечали наших всадников, которые стали окружать их широким кругом. Когда круг замкнулся, двое лучших наших стрелков подъехали к якам, прицелились и одновременно выстрелили. Один из яков был ранен и упал на колени, но тут же вскочил и пригнул свои страшные рога. Мгновение замешательства – и оба животных кинулись на охотников. Всадники быстро уклонились от них. Яки бежали на меня. Расстояние было около сотни ярдов, и я выстрелил. Одно из животных упало, а другое понеслось в сторону гор. Я подумал, что животное мертво, и медленно подъехал к нему. К моему большому удивлению, раненный як вскочил и стал быстро удаляться. С необъяснимым проворством дважды раненный як стал взбираться на горы и вскоре исчез из виду. За яком тянулся кровавый след, кровь была и на скале. Охотники нередко преследуют раненых животных сутками, прежде чем удастся добить их или найти их мертвыми.

Около нашей стоянки мы опять обнаружили следы от костров, оставленные несколько часов назад. Очевидно, кто-то двигался впереди нас. Навоза вблизи не оказалось, следовательно, это был не караван. Возможно, это была небольшая группа из двух или трех человек, следивших за нашим передвижением. Мы снова усилили охрану и приняли все меры предосторожности на случай внезапного ночного нападения.

13 сентября произошло ожидаемое столкновение. День был пасмурный, над горами нависли тяжелые серые тучи. Караванная тропа шла по правому берегу реки Нейджи. Среди громоздящихся облаков и тумана нам открывался вид на снежные вершины и ледники горной цепи Марко Поло, белевшие вдали. В этот день экспедиция двигалась в обычном режиме. Впереди колонны ехал небольшой авангард с европейским командованием, затем – руководитель экспедиции с остальными членами, европейцами, и несколько монголов конвоя, затем – мулы с легкой поклажей и ящиками военного снаряжения, а на некотором расстоянии от мулов – караван верблюдов с тяжелым грузом. Колонну верблюдов охраняли несколько вооруженных всадников во главе с одним из европейцев. Но как только мы достигли северного склона перевала Элису-дабан, места, о котором нам говорил таинственный лама в Шараголджи, мы внезапно заметили отряд всадников, скачущих наперерез нам через плато слева от нашего пути. Кто они? Пытаются ли они обойти нас? Много вопросов пронеслось в голове, но раздумывать было некогда. Всадники мчались в нашем направлении на большой скорости, и сухая земля плоскогорья гудела под копытами лошадей. Все они были вооружены винтовками и саблями, а у некоторых были пики. Наш монгольский проводник, бледный, широко размахивая руками, бросился к реке. Его последние слова были: «Аранган, аранган!» – «Грабители!» Он был единственным, кто струсил и покинул свой пост; остальные мужчины проявили необычайную выдержку. Схватка казалась неизбежной. Руководитель экспедиции приказал нам занять огневую позицию на гребне холма. Авангард, который прикрыл маневром остальную колонну, был отозван к основной силе. Каждый занял свою позицию. Слышалось щелкание затворов винтовок. На нашем левом фланге наши конные торгуты подготавливали обход врага с фланга. Громкие команды раздались в воздухе. Наступил момент, когда все внутренние силы человека напряглись до предела «Стрелять с трехсот ярдов!» – кричал наш полковник, командуя вооруженным отрядом экспедиции, и каждый был готов нажать курок по сигналу. Но вражеские всадники заметили это и дрогнули. Несколько мгновений, и они остановились и сгрудились. Мы видели сабли, вдетые в ножны. Несколько из них спешились и стали совещаться. Наши решительные действия показали разбойникам, что они имеют дело с хорошо вооруженным караваном, и атака кавалерии на открытой местности приведет к значительным потерям с их стороны. Они остановились и послали людей на переговоры. Мы продвинулись вперед, и в качестве предупредительной меры наши всадники окружили отряд бандитов. Никогда прежде мы не видели такие жестокие и зверские лица. Большинство бандитов были молодыми людьми, вооруженными саблями и современными винтовками. Старый человек с седой бородой был главарем банды. Они признали свои намерения. Превосходство нашего огнестрельного оружия заставило их изменить свое решение.

После коротких переговоров мы продолжили путь. Один из наших людей узнал из разговора с бандитом, что у них на следующий день ожидается большое подкрепление. Это требовало дальнейших предосторожностей с нашей стороны. Лагерь на ночь был укреплен траншеями, и часовые, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками охраняли животных каравана и лагерь. Но панаги не вернулись, и ночь прошла спокойно.

Недавние политические перевороты в Китае и Центральной Азии выбросили огромное количество разного рода огнестрельного оружия на китайский рынок, и племена на китайско-тибетской границе не замедлили воспользоваться этой возможностью, чтобы вооружиться. Путешественник или исследователь в Центральной Азии встречается лицом к лицу с хорошо вооруженными бандитами, готовыми дать бой. Мы часто задавали себе вопрос: кто был тот таинственный незнакомец, предупредивший нас о будущей опасности? Благодаря ему мы были способны принять необходимые предосторожности и пересечь опасную территорию без кровопролития.

На следующий день мы поднялись рано, но неожиданно задержались из-за пропажи ночью двух самых лучших верблюдов. Наши монголы были уверены, что животных украли бандиты, и мы должны были провести разведку по их следам, которые вели в горы. Трое отправились на поиски, а остальные ждали в лагере. Через полчаса после их отъезда мы услышали два выстрела, один за другим. Что это было? Мы уже были готовы послать отряд, чтобы узнать причину случившегося, когда заметили одного из наших монголов, показавшегося из-за холмов и гнавшего двух отбившихся верблюдов. За ним следовали двое других. Они имели дело с несколькими грабителями среди холмов и стреляли, чтобы напугать их.

Мы приняли все необходимые меры предосторожности в этом переходе к перевалу Нейджи. Наши разведчики заняли самые важные пункты вдоль дороги, и отряд прикрывал караван с флангов. Подъем был особенно труден для верблюдов: очень крутой и во многих местах покрытый тонкой коркой льда и скользким снегом. Животные скользили и падали снова и снова, и мы их перезагружали. Подъем занял целых четыре часа и полностью истощил всех.

Около вершины одна из наших разведывательных групп наткнулась на небольшой отряд вчерашних разбойников, которые снова шпионили за нами и находились на южной стороне перевала. Они без труда были рассеяны, и караван продолжил свой путь.

Во время спуска с перевала буран закрыл местность плотным слоем снега, и мы с трудом могли видеть перед собой. Потому вынуждены были остановиться на ночь на берегу крошечного источника. Лагерь этот был унылым. У животных не было пищи, и они стояли понурив головы. Люди ссорились между собой, и многие были угнетены. К югу от нас возвышался величественный хребет Марко Поло (Ангар Дакчин) – масса глетчеров и снежных пиков, возвышающихся на большой высоте на унылом фоне бурного неба. Ветер ревел в темной долине, в которой паслись дикие яки. Охота на этих пасущихся животных очень опасна. По сигналу вожака эта масса черных мохнатых животных бросается на охотников. Тибетцы редко охотятся на пасущихся яков. Поэтому они либо преследуют отбившихся животных, либо стреляют, когда стадо находится в движении. Их жертвой становятся последние животные, в которых они осторожно стреляют, когда стадо идет вперед. Раненый як не знает преград. Он будет преследовать охотника, вслед за ним подниматься по крутым скалам или гоняться по равнине, часто настигая лошадь. Скорость, которую дикий як развивает, замечательна, и опытные охотники говорят, что трудно уйти от него на открытой местности. Нашим торгутам удалось подстрелить огромного быка, пополнив таким образом запасы мяса экспедиции.

Охрана принесла новость, что обнаружен отряд верховых панагов в окрестностях лагеря. Им показалось, что грабители готовились к ночному нападению. Была моя очередь охранять лагерь ночью и подавать сигнал тревоги в случае опасности. В десятом часу вечера один из хоршинских лам пригласил меня в свою палатку посмотреть на его товарища, который как-то странно спал, согнувшись и не отвечал на оклики. Я тут же пошел туда и сразу понял, что он мертв. Врач, которого мы позвали, констатировал смерть. Лама умер от сердечной недостаточности. Ночь прошла тихо, тишину нарушали только монахи, которые читали молитвы над покойником.

Чтобы согреться, я пытался ходить вокруг лагеря. Мокрый снег хлестал по лицу и забивал глаза. Вдруг ко мне подбежал один из часовых и сообщил, что к нам ползет группа людей. Мы поспешили к речушке и увидели на другом берегу темные пятна, медленно продвигающиеся к нам Они были точно похожими на людей, ползущих по снегу Монгольские часовые были уже готовы стрелять, и было трудно остановить их Чтобы выяснить, кто это был, я решил выпустить двух собак Собаки были вскоре приведены и посланы к перемещающимся черным пятнам Громко лая, они помчались через поток, а черные пятна вдруг пустились бежать Ими оказались медведи, шедшие к реке напиться Утром мы задержались из-за похорон ламы Его тело было положено на лошадь и отвезено на вершину холма и там завернуто в войлок, который был постелью покойного. Монголы, очень подавленные смертью ламы, втайне решили сбежать. Их заговор был раскрыт, и мы долго их убеждали, указав на то, что рассматриваем это как недружественное действие с их стороны, и что мы обязаны принять строгие меры, чтобы защитить свои интересы. К полудню ситуация изменилась к лучшему и монголы начали навьючивать верблюдов

Примерно в два часа мы покинули печальный лагерь и пошли по широкой каменистой равнине, отделяющей нас от хребта Ангар Дакчин. Горный перевал Ангар Дакчин (15300 футов) преодолели без затруднений. Снега здесь не было, а спуск был пологим. К югу лежали бесконечные гряды песчаных холмов – типичный пейзаж тибетского высокогорья. Мы стали лагерем на ночь у подножия невысокого хребта. Место это было известно под названием Мугчи. Это была первая ночь на тибетском плоскогорье, и напряженная тишина окружающих гор, казалось, усиливала величественность этой самой высокой пустыни на нашей планете.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 631