ТИБЕТ В ТВОРЧЕСТВЕ И ИССЛЕДОВАНИЯХ РЕРИХОВ

Е.П. Маточкин,
кандидат искусствоведения, Новосибирск

Неоценимую услугу в деле изучения полотен Николая Константиновича Рериха, созданных под впечатлением Центрально-Азиатской экспедиции, – еще ни один искусствовед не видел того, что прошло перед глазами этой экспедиции, – могут оказать труды Елены Ивановны и Юрия Николаевича Рерихов, непосредственных участников маршрута и свидетелей творчества художника. Рассмотрим его живописное наследие исходя из тех возможностей, которые открываются, если следовать за мыслями Юрия Николаевича Рериха и его изысканиями как ученого-этнографа.

Путеводной нитью здесь является чрезвычайно важное определение, сделанное Юрием Николаевичем: "Главной целью экспедиции было создание живописной панорамы земель и народов Внутренней Азии" [1]. Возможно, что в его понимании "живописная панорама" не сводилась только к картинам отца, а подразумевала нечто большее. Однако ограничимся лишь анализом живописных тематических мотивов.

Дольше всего экспедиция пробыла в Тибете. Задержка каравана позволила "изучать тибетскую жизнь во всем ее неприкрашенном виде" [2]. Дневниковые записи самого Николая Константиновича также во многом помогают пониманию его художественных устремлений. Однако его литературные сочинения, как и картины, написаны образным поэтическим языком художника. Гораздо более объективный взгляд на вещи представляют труды Юрия Николаевича Рериха, в частности, его книга "По тропам Срединной Азии", изложенная пером ученого-этнографа. Тибетология была любимой областью научного знания Юрия Николаевича; большое значение для исследований экспедиции имело свободное владение им разговорным тибетским языком.

Работа Юрия Николаевича и Николая Константиновича над одним и тем же материалом в одно и то же время дает в руки исследователей уникальную возможность предпринять анализ "живописной панорамы земель и народов Тибета". Под этим углом зрения творчество Николая Константиновича Рериха еще не рассматривалось. Между тем подобный комплексный подход дает возможность его более детального анализа: как по времени создавалась живописная панорама по отношению к одному региону, одному народу, сколько полотен и каких именно она в себя включала, как художнику удавалось воплотить образ страны, ее народа...

По нашим подсчетам на основе перечня В.В.Соколовского, с темой Тибета связано у Рериха около 210 произведений. Следует сделать оговорку о приближенном характере приводимых цифр, обусловленном рядом объективных трудностей. Прежде всего бывает сложно отнести работы именно к Тибету в связи с их редкими, незнакомыми названиями. Более того, некоторые популярные сюжеты, использованные в картинах, – легенды о Шамбале, о Гесэр-хане, буддийские и ламаистские мотивы – издавна бытуют на огромных территориях Срединной Азии. Особенно много параллелей можно усмотреть в духовной культуре Монголии и Тибета, что и затрудняет точное выяснение происхождения картин. Кроме того, горные пейзажи, не имеющие конкретного названия, как правило, считаются гималайскими, тогда как отнюдь не исключено, что часть из них обязана своим появлением Алтаю или Тибету. Таким образом, наш подсчет имеет приближенный, оценочный характер.

Распределение произведений по годам неравномерно. Следует отметить, что согласно Соколовскому, для 16 произведений о Тибете точные даты не установлены. Вполне естественно, что наибольшее количество тибетских произведений было создано по свежим экспедиционным впечатлениям (50 картин, т.е. около четверти). В дальнейшем тема Тибета не исчезала из художественных замыслов Рериха. Можно отметить годы особого интереса к Тибету. Так, в 1935-37 годах художник создавал по 13-16 тибетских пейзажей. В 1943 году написано 17 произведений. Однако были и такие периоды, как 1934, 1939, 1942 и 1945 годы, когда написаны лишь единичные картины на эту тему.

Самое поразительное, что несколько полотен написаны Николаем Константиновичем в 1924-1926 годах, еще до посещения Тибета. Такие "забеги в будущее" – по-видимому, характерная черта его художественного мышления. Он заранее готовился к воплощению своих планов, задолго до того, как состоялась его реальная встреча с Тибетом. Подобные "забеги в будущее" наблюдаются в творчестве художника и в отношении Монголии и Алтая.

Что же собственно включала в себя живописная панорама о Тибете и тибетцах? Как писал сам художник, задержка экспедиции в Тибете дала возможность ближе "знакомиться с их жизнью, обычаями и этикой". Действительно, первыми, кого запечатлел Николай Константинович в Тибете, были люди. В 1927 году он написал "Ламу Тибета" и "Тибетку". В обеих работах лицо дано крупным планом, почти во всю плоскость холста, что встречается у Рериха нечасто. Тем интереснее художественная концепция автора.

"Женщины, за редким исключением, приземистые, широколицые и скуластые... Среди же кочевников Северо-Восточного Тибета встречаются рослые мужчины с тонкими чертами лица" [3], – отмечает Юрий Николаевич. Да, Рерих-отец точно воспроизводил типы тибетцев и в соответствии с описанием Рериха-сына. Однако сколько в этих образах, помимо этнографической достоверности, еще и душевной наполненности.

Эти два портрета различны по выраженному в них психологическому состоянию. Если в образе ламы преобладает торжественное величие, сосредоточенность, стремление постичь внутренним взором таинственную сущность мира, то в "Тибетке" все располагает к внешнему общению – и приветливая, добрая сияющая улыбка, и открытость облика. Художник тонко и глубоко передает гармонию человека и природы: в пространственном построении, в общей ритмике линий гор и абриса лица. Мягкая пластическая завершенность, а также желто-зеленый тон полотен живо напоминают тибетскую бронзовую скульптуру.

В 1941 году Николай Константинович пишет картину "Старый лама", которая как бы объединяет две предыдущие. Антропологически старый лама соответствует другому типу тибетцев, у которых, по наблюдению Юрия Николаевича, "орлиные носы, миндалевидные глаза", а также "толстые губы, выступающие скулы". Все это очень точно воспроизводится художником, однако не это составляет суть образа, а то, чем наделяет живописец своего героя. Лицо старого ламы с закрытыми глазами словно светится; оно озарено радостью постижения высокой мудрости.

Рерихам как-то бросились в глаза "несколько лам безнадежно запущенного вида". Николай Константинович не преминул отметить этот факт в своем дневнике. Однако в живописных произведениях он, напротив, подчеркивает в людях совсем другое – "глубокие знания и замечательное развитие психической энергии".

Основу живописной панорамы Тибета несомненно являют пейзажи. Все наиболее интересное и значительное, что характерно для Тибета, запечатлел художник. По его картинам можно воссоздать маршрут экспедиции и тропы, по которым шел караван. Это "Перевал Джанд. Тибет", "Перевал Тангла", "Тибетская граница Нейджи", "Дом экспедиции в Нагчу" (все 1928-го года). И хотя сам Н.К.Рерих называл Тибетское нагорье "кладбищем разложенных гор", в картинах мастера не найти такого "кладбищенского" настроения, кроме, может быть, полотна "Чантанг. Северный Тибет" (1939 год), где белые пологие холмы будто готовы накрыть своим белоснежным саваном плененный лагерь экспедиции. И здесь опять-таки соответствие описанию Юрием Николаевичем Рерихом этой части Тибета: "...страна снежных гор и волнистых, покрытых травой холмов, широких заболоченных долин". Во всех же остальных картинах Н.К.Рериха вместе с достоверной передачей ландшафтов всегда ощущается панорамный охват мира, столь характерное для Азии ощущение первозданности природы, эмоциональная напряженность цвета.

Более всего в живописной панораме Тибета пейзажей со строениями. В них, пожалуй, с наибольшей силой воплотилось мастерство Рериха-живописца и его стремление показать талант зодчих Тибета, традиции его духовной культуры. Сравнивая картины на эту тему с описаниями тех же мест, сделанными самим автором или его сыном, обнаруживаешь большое отличие между живописью и словесными зарисовками. В своих записях Юрий Николаевич отмечает "ужасные санитарные условия" тибетских поселений. Фотографии, приводимые им, также показывают жизнь аборигенов "среди ужасной грязи, зловония и падали". Ничего этого, конечно, нет в картинах Николая Константиновича. Он воссоздает постройки Тибета, как правило, на дальнем плане, так что ни сами обитатели, ни подробности их быта не попадают на холст. Зато удается высветить главное. "Как поразительно отличен Тибет на расстоянии", ведь только "издали силуэты были хороши", констатировал Рерих-старший. То, чем мы так восхищаемся в картинах мастера, – это "очищенный" расстоянием, опоэтизированный художественный образ Тибета.

Более того: художник, как нам кажется, создает пейзажи особого рода, где идеализация становится доминирующим фактором. Живописные объемы гор, уподобленные кристаллам или пирамидам с вознесенными на их вершины дзонгами, ступами, монастырями – все явлено художником в удивительной гармонии, олицетворяющей высшее достижение культуры тибетцев. Не случайно Николай Константинович писал, что "по природе своей тибетский народ очень способен". Быть может, то, что создавал Рерих в своих полотнах "Твердыня Тибета" (1931, 1933, 1939 годы) или "Твердыня духа. Тибет" (без даты) – это не конкретные реальные строения, а образы, составляющие суть народных устремлений – та идеальная гармония природы и человека, какой ее, наверное, представляли себе сами тибетцы. Освобождая от всего случайного, преходящего, как бы угадывая сущность того, о чем мечтали здешние строители, мастер как бы заново возрождает прекрасные "развалины старого Тибета". Он словно сам воплощается в образе древнего тибетского зодчего и с увлечением и любовью создает проекты старинных ансамблей, тонко варьируя архитектурные образы и вписывая их в окружающий горный ландшафт.

Важно еще другое, то, что все исполненные Рерихом монастыри – это не только красивые фасады, они – средоточие крепости духа, олицетворение мощи внутренних духовных сил человека, сравнимых разве что с твердостью скал. "Твердыни" Рериха – это обители паломников духа, это материализованные символы единения земного и небесного.

Реализм интуитивного мышления Н.К.Рериха простирается до того, что он на склоне своих лет пишет Лхасу, пишет так, как будто он был там и видел ее такой чистой и сверкающей. В ней все – и дворец Потала, и горы, и воды, и небо – сияет розовым блеском, как новорожденное дитя, все соткано из одной сверкающей материи – найденного художником живописного эквивалента materia matrix (материнской изначальной материи).

В живописную панораму Тибета вошли также наиболее важные исторические события. Картина "Приданое китайской принцессы Уен-Чинг" (1928-30 годы) посвящена принятию буддизма Тибетом и прибытию в VII веке первой статуи Шакьямуни. В легенде, связанной с доставкой непальской невестой Срон-цзам-гамбо другой святыни – бронзовой скульптуры "Малого Чжу", говорится, что сам Будда освятил ее. Эта статуя, по словам Г.Ц.Цыбикова, во время пути в Тибет "в теснинах, где скалы борются с водой, шла на своих ногах, а также испускала лучи света" [4]. Казалось бы, какой красочный сюжет для картины "мистического" Рериха! Однако художник отнюдь не поддается на такие чудеса-легенды, а изображает достаточно будничную, точную в деталях картину караванной процессии, везущей статую. Показывая событие в его безыскусственной убедительности, он как бы делает его достоянием сегодняшнего дня.

В других случаях, чтобы показать реальность жизненных впечатлений во всей их полноте, художник намеренно прибегает к "мистификации". Картина "Шепоты пустыни", созданная им до посещения Тибета, ярко живописует сценку из жизни кочевников. В ней все достоверно, все близко тому, что пишет в своей книге Юрий Николаевич Рерих о хорпах, слушающих балладу о Гесэре: "Трудно забыть этих сидящих на корточках людей, жадно внимающих рассказам о героических подвигах Гесэр-хана и его семи соратников. Обычно скучное выражение лица кочевника меняется, глаза загораются каким-то внутренним огнем. До поздней ночи тлеет очаг, тускло освещая согбенные фигуры с головами, опущенными на колени. Длинные пряди черных волос закрывают лица, и только глаза выдают смятение, охватившее души людей". Ю.Н.Рерих [5]. В своей картине Николай Константинович также выразительно показывает психологическое состояние героев, но, кроме того, на фоне палатки он изображает летящего всадника, словно оживляя в реальности поэтические строки Гесэриады.

Столь же реальны у художника мифологические, фольклорные сюжеты. Они отнюдь не сводятся к иллюстративности, а выполнены такой художественной силой, так достоверны исторически и психологически, окружены такой живой, дышащей природой, что сами из реальности устного бытования переходят в реальность зримую, почти конкретную. "В богатейшем фольклорном наследии Азии Рерих обратил наше внимание на те легенды и сказания, где нашли свое отражение нравственные устремления народов" [6]. Таковы его картины "Гесэр-хан" (1941 год), "Песнь о Шамбале" (1943 год), "Приказ Ригдена" (1933 год) и др. Для кочевников Восточного и Северного Тибета легенда о Гесэре не просто героическое сказание, это воплощение их мечты о лучшем будущем в образе славного прошлого. Именно так, говоря словами Юрия Николаевича, Николай Константинович воспроизводил фольклорные образы славного прошлого ради лучшего будущего. Среди населения Тенгри очень популярны песни о Миларепе. "В некоторых домах в Тенгри и соседних деревушках, – пишет Юрий Николаевич Рерих, – мы видели фрески, на которых был изображен Миларепа. С правой рукой, поднятой к уху, он сидит у входа в пещеру, над которой возвышается огромная снежная гора" [7]. Все это в подробностях представлено и на картине "Миларепа слушающий" (1924 год).

Даже исторические памятники, которые всегда так тщательно зарисовывал Рерих в экспедициях, приобретают в его картинах некоторый новый смысл согласно тому, как воспринимает их местное население. Давая своим картинам (где изображены древние здания и объекты) названия, бытующие у местных жителей, художник при всей научной точности рисунка выстраивает свой художественный образ в соответствии с представлениями и образами фольклора. В таком ключе решены его картины "Меч Гесэр-хана" (1931 год), "Драконовы зубы" (1935-1936 годы).

Таким образом, исходя из анализа художественных произведений, можно подразделить живописную панораму Тибета, созданную Н.К.Рерихом, на несколько групп. Это – люди Тибета крупным планом (3 произведения), исторические темы (5 произведений), мифологические и фольклорные сюжеты (20 произведений), пейзажи (182 произведения, включая 10 явно идеализированных). Большая часть картин создает образ страны с ее памятниками культуры, поселениями и отдельными монастырями. Около 30 полотен посвящены истории Тибета, его людям, духовной культуре.

Более 200 произведений, написанных за двадцать с лишним лет, действительно составляют живописную панораму Тибета и тибетцев.

Сам художник признавал, что одним физическим зрением невозможно постичь страну и народ. "Нужен еще язык внутренних созвучий. Или он найдется, и многое станет доступным, или он не зазвучит, и сочетание никак не получится" [8]. По-видимому, только большая сердечная устремленность, многолетняя углубленная работа всех членов семьи Рерихов, собственное общение с Тибетом позволили художнику обрести этот "язык внутренних созвучий".

---

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд