Введение

Не мешает послать в царство Рериха целую серьезную

бородатую экспедицию для исследования. Пусть ходят и

измеряют, пусть думают и считают; потом пусть пишут

историю этой новой земли и заносят ее на карты

человеческих откровений, где лишь редчайшие художники

создали и укрепили свои царства.

Леонид Андреев

«Плывут полунощные гости. Светлой полосой тянется пологий берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного, весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек спустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями – всполошило их мирную жизнь что-то малознакомое, невиданное <...> Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким, стройным носом-драконом. Полосы красные, зеленые, желтые и синие наведены вдоль ладьи. У дракона пасть красная, горло синее, а грива и перья зеленые. На килевом бревне пустого места не видно – все резное: крестики, точки, кружки переплетаются в самый сложный узор <...> Около носа и кормы на ладье щиты привешены, горят под солнцем. Паруса своей пестротою наводят страх на врагов; на верхней белой кайме нашиты красные круги и разводы; сам парус редко одноцветен – чаще он полосатый: полосы на нем или вдоль, или поперек, как придется <...> У рулевого весла стоят кто посановитей, поважней, сам конунг там стоит. Конунга можно сразу отличить от других: и турьи рога на шлеме у него повыше, и бронзовый кабанчик, прикрепленный к гребню на макушке, отделкой получше. Кольчуга конунга видала виды, заржавела она от дождей и от соленой воды, блестят на ней только золотая пряжка-фибула под воротом да толстый браслет на руке. Ручка у топора тоже богаче, чем у прочих дружинников, – мореный дуб обвит серебряной пластинкой; на боку большой загнувшийся рог для питья. Ветер играет красным с проседью усом, кустистые брови насупились над загорелым, бронзовым носом; поперек щеки прошел давний шрам» [1].

Удивительное это описание явно предполагает, что его сделал очевидец, стоявший на берегу и провожавший взглядом плывущие ладьи викингов, или варягов. Этому можно было бы поверить, если бы мы не знали, что ладьи плыли по знаменитому водному пути «из варяг в греки» в далеком средневековье, а автор этих глубоко художественных строк жил в XX веке. Точная историческая зарисовка, сделанная им, говорит о богатой одаренности его воображения и вместе с тем о точном знании исторической реальности сказанного. Описание это затем вылилось на полотно сверкающими красками, четкими формами образов и еще чем-то неуловимым, заставляющим безоговорочно верить в изображенное на картине и, более того, ощущать дух и звучание времени, откуда выплыли расписные ладьи викингов. Казалось, что произошло какое-то чудо перевоплощения одного времени в другое. Но каждое чудо имеет свои реальные основания, только надо суметь их увидеть. Автора вышеприведенных строк звали Николай Константинович Рерих. Его творчество и личность имеют мировое значение. Часто сравнивают Рериха с творцами эпохи Возрождения по энциклопедичности его знаний, по разносторонности и полезности его творческого труда. Полагаем, что он все-таки обогнал значительно тех, кто жил и творил в блестящую, ушедшую в прошлое эпоху. Николай Константинович Рерих был уникальной, но еще полностью не осмысленной современниками и потомками личностью. Великий художник, крупный ученый, оригинальный мыслитель, неустанный путешественник и планетарного масштаба общественный деятель, он обладал тем внутренним синтезом, который обусловливал целостный подход к самым разным областям научной и художественной деятельности. Такой синтез создает условия, при которых любая область в цепи его интересов и творчества будет не только тесно связана с другими, но и будет находиться с ними в процессе взаимопроникновения, то есть в неотрывности от других.

Рерих был блестящим историком, и нередко его исторические предвидения носили пророческий характер. Он был крупным археологом и этнографом. Нередко синтез Рериха при осмысливании его творчества искусственно разрывается исследователями, что часто приводит к неверным заключениям. Иногда ставится вопрос, что влияло: на художество Рериха – наука или его художество – на науку? сама постановка вопроса некорректна. И наука и искусство в пределах синтетического пространства внутреннего мира Николая Константиновича тесно взаимодействовали друг с другом, взаимопроникая и составляя единое целое.

Подходы Н.К.Рериха к науке и искусству формировались качествами, которых не было даже у самых талантливых его коллег. Этим и объясняется его уникальность как историка. И в научные труды, и в художественное творчество он вносил нечто такое, что одухотворяло то и другое и значительно повышало познавательный уровень художества и эстетику его научных исследований. В нем существовал синтез науки и метанауки, действовавшей в течение многих веков в духовном пространстве человека. Метанаука взаимодействовала с внутренним миром человека, с теми накоплениями, с которыми он приходил в этот мир и реализация которых зависела от уровня его сознания. В данном случае имеется в виду уровень расширенного сознания – им, без сомнения, обладал Рерих. Именно это сознание порождало многие неожиданности и делало творчество мастера неповторимым и всегда живым. Вдохнуть жизнь в прошлое дано только истинному мастеру. Рерих сумел ухватить и передать то, что мы называем духом Времени.

Шлемы воинов, кольчуги, расписные борта ладей, древняя патина деревянных домов, накладные серебряные бляхи на сбруе лошадей – все это написано точно, но в то же время и свободно. И поэтому эти исторические аксессуары и детали несут на себе ту удивительную четкость и выразительность, которые говорят более об интуиции или озарении, нежели о сборе информации.

Нужная эпоха как бы возникала в нем самом, звучала живыми голосами, наполнялась красками и формами. Он видел ее, ощущал и переносил на полотно. То был редкий, поразительный дар, несший в себе кроме таланта и многое другое, что составляло его внутреннюю суть. Он ощущал ток Времени, текший через него, отбирал в нем нужное. Это походило на чудо. Он же называл это иначе – «историческое настроение». В какую глубину уходили корни такого настроения, определить невозможно. Но несомненным остается то, что настроение существовало и в конце концов выливалось на полотно красками, формами, духом самого прошлого. Он спешил записать то, что видел, когда историческое настроение им овладевало. Он писал, как и рисовал – крупными, сочными мазками.

Историческое настроение превращалось в историческое видение – точное и яркое. Многие объясняли эту точность тем, что Рерих был еще и археологом и хорошо знал археологические реликвии. Но сами предметы не могут породить в человеке ни такого настроения, ни такого видения. Они могут только содействовать этому, способствовать тому таинственному творческому процессу, который живет и развивается в человеке там, где-то внутри него, на той неуловимой, будто светящаяся нить, границе, где смыкается сознательная культура с глубинным потоком Времени, который несет в себе художник. Это взаимодействие Времени и Культуры придавало полотнам Рериха одно уникальное качество. На них знание и искусство сливались так, что граница их была неразличима, и часто одно переходило в другое. С годами это качество будет оттачиваться и развиваться. И позже возникнет вопрос: что такое творчество Рериха, искусство или наука? И придет один-единственный ответ: наука, ставшая искусством, и искусство, перешедшее в науку.

Археология, без всякого сомнения, играла важную роль в создании этого удивительного исторического настроения. «Щемяще приятное чувство, – писал Рерих, – первому вынуть из земли какую-либо древность, непосредственно сообщиться с эпохой давно прошедшей. Колеблется седой вековой туман; с каждым взмахом лопаты, с каждым ударом лома раскрывается перед вами заманчивое тридесятое царство; шире и богаче развертываются чудесные картины <...> Сколько таинственного! Сколько чудесного! И в самой смерти бесконечная жизнь!» [2]

Рерих всегда был точен, и его «седой вековой туман» не был ни метафорой, ни каким-либо иным художественным приемом. Это – реальность, проявлявшаяся в творчестве исторического настроения. Один из крупнейших археологов России академик А.П.Окладников назвал это его состояние «археологическими грезами». Алексей Павлович имел в виду особенность творческого процесса Рериха как археолога и историка и высоко ценил эти «археологические грезы», считая его картины ценным историческим источником.

...Люди в белых посконных рубахах, укладывающие в основание башни золотистые, пахнущие смолой бревна. Сшибаются ладьи под красными парусами в морском бою. По каменистым увалистым берегам волокут «из варяг в греки» тяжелые с резными носами ладьи. Истово и самозабвенно пляшут люди, одетые в звериные шкуры. Они пляшут так, как плясали только в каменном веке. Александр Невский на белом коне, закованный в кольчугу, врезается в ряды врагов и поражает ярла Биргера. Князь Владимир, княжич Глеб. Над тайными травами гнутся причудливо одетые ведуньи. Пронзительно и мудро смотрят глаза колдунов, в которых светятся безвременье и тайные знания. Фантастические лики и знаки древних заклинаний возникают в неверном свете месяца. Заклинают землю, заклинают огонь, заклинают воду. В тайной, скрытой молитве изломанно и стремительно вскидываются обнаженные руки. В темные подземелья уходят люди в остроконечных шапках. На их лицах лежит печальный прощальный отсвет. Возникают и исчезают – невесть откуда и куда – старики и старицы. Их темные, неясные лица скрыты в тумане времени. Стынут на нездешних холмах глыбы окаменевших великанов, ковры-самолеты реют над куполами и башнями давно умерших древних городов. Поблескивая чешуей, угрожающе поднимаются змеи. И несутся по небу всадники в сверкающих латах. А небо то затухает, то вновь разгорается, то вновь наливается синевой. По ночам на нем вспыхивают звездные руны, в бесконечных сочетаниях возникающих и гибнущих светил.

Монументальные, темнеющие в ночи стены Изборска. Холодный и сверкающий, похожий на лезвие кривого ножа месяц. Бесшумно к узкому проходу в стене ползут люди. На них остроконечные шапки или шлемы. Кто они? Что они задумали? Почему тайно ночью проникают в крепость? «Тайник» – реальная картина прошлого.

Закутанная в черное фигура, устало и покорно бредущая к монастырю, над стеной которого тяжело поднимается фасад собора. Медленно и задумчиво падают белые крупные снежинки. Снег белым саваном покрывает лестницу, лежит на толстых стенах и крыше собора. «Покаяние». Что и кем было совершено? За что пришлось каяться? Неизвестно...

Картины Рериха, вместе с остальными достоинствами, несли в себе тайну. Она возникала из «седого векового тумана» и входила в образы, запечатленные на полотне. Картины Рериха, подобно культурному слою в археологии, требуют, во-первых, соответствующих знаний, а во-вторых, склонности к размышлению. Прочтение исторического источника требует именно таких условий.


[1] Рерих Н.К. Собрание сочинений. М., 1914. Кн. 1. С. 41-43.

[2] Рерих Н.К. Собрание сочинений. М., 1914. Кн. 1. С. 14-24.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 353