Зов Индии. Учителя

Николай Константинович с давних пор стремился в Индию, которая манила его не только как «страна чудес», но и как область интереснейших исторических исследований. Тогда, в 1918 году, перед ним стал выбор: или вернуться на родину, или воспользоваться пребыванием за рубежом, чтобы осуществить свою давнишнюю мечту. Он выбрал последнее. Такому выбору содействовали определенные обстоятельства. Николай Константинович прекрасно понимал, что из России в Индию, английскую колонию, ему не попасть. Колониальные власти подозрительно относились не только к России, как таковой, но и к русским, которые изредка посещали эту страну. Зов самой Индии был непреодолимый и властный. Об этом он напишет так: «Делаю земной поклон учителям Индии. Они внесли в хаос нашей жизни истинное творчество и радость духа, и тишину рождающую. Во время крайней нужды они подали нам зов. Спокойный, убедительный, мудрый знанием. Культ истинного знания ляжет в основу ближайшей жизни, когда растает в пространстве все зло, рожденное человекоубийством и грабежом последних лет» [1]. Читавшим эти строки тогда многое было неясным. Потом все окажется простым и понятным.

В 1914 году Рерих написал удивительный по форме и содержанию очерк – «Индийский путь». Он рассказал в нем о встрече с русским востоковедом В.В.Голубевым в Париже, в музее Чернусского, где в это время была выставка восточного искусства из частных коллекций. «Уже давно мечтали мы, – писал Рерих, – об основах индийского искусства. Невольно напрашивалась преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. В интимных беседах часто устремлялись к колыбели народной, а нашего славянства в частности» [2]. В.В.Голубев провел несколько экспедиций в различные страны Востока и теперь собирался в Индию. Его заинтересовала идея Рериха об общем древнем источнике славянской и индийской культур. А Рериха обрадовала возможность для русского ученого пройти в этом направлении.

«Теперь все догадки получали основу, все сказки становились былью. Обычаи, погребальные “холмы” с оградами, орудия быта, строительство, подробности головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец, корни речи – все это было так близко нашим истокам. Во всем чувствовалось единство начального пути. Ясно, если нам углубляться в наши основы, то действительное изучение Индии даст единственный материал. И мы должны спешить изучать эти народные сокровища, иначе недалеко время, когда английская культура сотрет многое, что нам так близко» [3].

«К черным озерам, – писал Рерих в конце очерка, – ночью сходятся индийские женщины. Со свечами. Звонят в тонкие колокольчики. Вызывают из воды священных черепах. Их кормят. В ореховую скорлупу свечи вставляют. Пускают по озеру. Ищут судьбу. Гадают. Живет в Индии красота.

Заманчив Великий индийский путь» [4]. Но через некоторое время Голубев отвлекся от индийской экспедиции, затем начались война, революции, и экспедиция не состоялась. И вот теперь, несмотря ни на что, у Николая Константиновича появилась такая возможность.

Индия стала на пути Рериха не просто событийной вехой, а целым культурно-историческим явлением. «Во всей Индии, от опаленного юга до вознесенных Гималаев, – отмечал Рерих, – живут знаки, о которых вы вспомните во всякой стране. Во всех них вы по справедливости воздадите почтение тонкости и возвышенности мысли. Любой индус, от самого ученого до самого простого кули, будет рад побеседовать о предметах высоких. Даже за короткое время вы поймете, что поверх личного быта, поверх общественности и государственности для индуса будут самыми значительными высоко духовные предметы» [5]. Такая удивительная духовность имела свои причины. Время в Индии обладало своими особенностями. Бесследно исчезли с лица нашей планеты древние египтяне, шумеры, тольтеки... И лишь мертвые реликвии в сухой и выжженной земле напоминают о них. В Индии же память обо всех, кто когда-то прошел по ее древним дорогам, бьется горячей кровью в тех, кто живет теперь. Древнейшая культура Мохенджо-Даро и Хараппы, захороненная в покрытых скудной растительностью холмах долины Инда, продолжается в душах и обычаях тех, кто населяет современные города Индии. Ранняя заря каменного века австралоидных племен еще горит в фольклоре и танцах Южной Индии. Безупречно действовавший в течение веков и тысячелетий механизм культурной преемственности сформировал в «великом ритме» индийский культурный феномен. В этом феномене есть один важный момент, без которого нельзя понять ни самой страны, ни ее духовной традиции. Индия, как и любая другая страна, подвергалась нашествиям, вторжениям и даже завоеваниям. Но в отличие от других она довольно быстро ассимилировала культуру пришельцев, превращая ее в органическую часть уже сложившегося своего культурного комплекса. Эта загадочная способность не объяснена и не изучена. Джавахарлал Неру утверждал, что Индия на заре истории была уже «зрелой во многих отношениях» [6]. Это – «зрелая во многих отношениях» – проливает какой-то свет на такую способность, хотя и не объясняет самого феномена. В течение веков и тысячелетий Индия ассимилировала иранцев и греков, парфян и бактрийцев, скифов и гуннов, тюрков и евреев. «…В прошлом, – писал Д.Неру, – господствующей чертой развития индийской культуры и даже народностей было некое внутреннее тяготение к синтезу, вытекающее в основном из индийского философского мировоззрения. Каждое новое вторжение иноземных элементов было вызовом этой культуре, но ему успешно противостоял новый синтез и процесс поглощения. Это был также процесс омоложения, на почве которого выросли новые цветы культуры, хотя основа осталась в общем без изменений» [7].

Неру связывал «тяготение к синтезу» с индийским философским мировоззрением. Возможно, в какой-то мере он прав, придавая философскому мировоззрению такое значение. Оно, без сомнения, составляло суть многовековой духовной традиции Индии, формировавшейся в русле ее культурной непрерывности. Сама духовная традиция, складывающаяся, казалось бы, из самых разных компонентов, таких как философия и народные верования, различные религиозные системы и фольклор, а также многое другое, тем не менее представляет собой нечто целостно синтетическое, обладающее особенностями, лежащими «поверх» (по выражению Рериха) этого целостного явления. Эти особенности «поверх» дают нам возможность увидеть существенные «непреходящие» моменты самого явления и понять то, что Неру назвал «философским мировоззрением», а один из крупнейших индологов мира Макс Мюллер – «коррективами». «И если бы я, – писал последний, – сам задал себе вопрос, из какой литературы мы, европейцы, воспитанные почти исключительно на идеях греков и римлян, а также одной из семитических рас – евреев, можем почерпнуть те коррективы, которые наиболее желательны, чтобы сделать внутренний мир человека более совершенным, более обширным, более объемлющим и, в сущности, более человечным, обращенным не только к этой жизни, но и к жизни вечной, – я опять-таки указал бы на Индию» [8].

Различные философские системы Индии возникали на многовековом дереве духовной традиции, подобно свежим побегам, питавшимся теми же корнями, которые взрастили их предшественников. Старое не отрицалось, не отсекалось, а как бы канонизировалось в новом своей лучшей частью, в первую очередь той, которая была способна к развитию, дальнейшему движению и трансформации. В результате, например, в трудах ведантистов мы находим продуманный анализ других философских систем, таких как чарвака, буддизм, джайнизм, санкхья, йога, миманса, ньяя, вайшешика.

В основе этого исторического механизма лежала концепция диалектического единства прошлого, настоящего и будущего. Эта концепция и формировала индийскую духовную традицию, как таковую. Не исключено, что именно эта концепция, действовавшая в течение многих веков, привела к тому, что в стране не существовало противостояния элитарной культуры народной. Одни и те же идеи, одни и те же истины воспринимались и использовались самыми различными слоями индийского общества в форме, соответствующей сознанию и образованности этих слоев. Богатая устная традиция играла при этом важнейшую роль.

Народ знакомился с философскими истинами через эпические поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна», через мифологию Пуран и заклинания Вед, через устные рассказы о жизни Будды. Однако ни жрецы в храмах, ни деревенские сказители не смогли бы сами по себе сформировать упомянутое Д.Неру философское мировоззрение целого народа. Этим занимались другие. Я имею в виду древний институт духовного наставничества, сохранившийся в Индии до наших дней. Санскритское слово «гуру» (духовный учитель) со временем получило такое же распространение на планете, как и русское «спутник».

Гуру были разные: последователи ортодоксальных систем, самобытные философы, просто чуткие и мудрые люди. Но все они, несмотря на различия, творили духовную традицию, не давали ей умереть и бережно передавали из поколения в поколение. Гуру как бы замыкали на себе бесконечную цепь культурной преемственности. Несмотря на различия в методах и идеях, они несли в себе непреходящие черты индийского философского мировоззрения. В течение веков духовная традиция Индии вырабатывала в человеке одно из важнейших качеств – молитвенное отношение к Красоте в ее глубинном, философском смысле.

Осмысливая суть духовной традиции, Д.Неру писал: «...мы очень древний народ, и мы слышим шепот столетий, отошедших в незапамятное прошлое. Однако мы знаем, как обретать молодость вновь, хотя воспоминания и мечты этих минувших веков остаются с нами. На протяжении всех этих долгих столетий не какая-нибудь тайная доктрина или сокровенные знания поддерживали жизнеспособность Индии, а величайшая гуманность, разнообразная и исполненная терпимости культура и глубокое понимание жизни и ее таинственных путей» [9]. Без восприятия этого «шепота столетий» не существовала бы ни такая культура Индии, ни ее стержень – духовная традиция. Именно «шепот столетий» побуждал индийца поклоняться не только Красоте, но и Мудрости и Знанию. Народ Индии, в отличие от народов многих других стран, обожествил создателей философских систем, мудрецов и учителей. Если в Древней Греции поклонялись богам и героям, то в Индии – богам и мудрецам, а потом уже героям. Мудрецы – создатели и творцы духовной традиции Индии – были ее особым явлением. Мудрецы первого поколения согласно мифологической традиции – не только культурные герои, просвещавшие народ и обучавшие различным ремеслам, они были связаны с Космосом. Созвездие Большой Медведицы в Индии называют саптариши – семь Мудрецов. От этих семи мудрецов пошли и остальные, каждый из которых оставил свой след не только в мифологии Индии, но и в ее истории. Родословная мудрецов шла через многие века и дошла до XX века. В любой другой стране существование подобных мудрецов в наше время подверглось бы явному сомнению или просто отрицанию. В любой стране, но не в Индии, где слышен «шепот столетий». Среди исторических мудрецов Индии были «чистые» философы, религиозные реформаторы, политические деятели. Будда и Махавира, Нагарджуна и Нагасена, Шанкара и Рамануджа, Рамакришна и Вивекананда, Ауробиндо Гхош и Махатма Ганди, такие разные по своим идеям и деятельности, были едины в гуманистическом устремлении осмыслить культурно-историческую эволюцию человечества, помочь человеку стать более совершенным и осознать свое место в этой эволюции.

Одних мудрецов мы знаем, другие остаются для нас анонимными, плотно сокрытыми цветным занавесом мифа. Но есть среди них и те, для которых анонимность является не мифом, а реальностью. В течение веков целые группы мудрецов и учителей оставались как бы за экраном истории. Они достигали высоких ступеней на лестнице духовного совершенствования. Некоторые из них, появляясь в миру, нередко занимали высокое социальное положение, но оставляли как бы в тени свою связь с институтом мудрецов. Можно, например, вспомнить об императоре Ашоке из династии Маурьев или об императоре Акбаре из династии Великих Моголов. В обоих случаях Власть, соединившаяся с Мудростью, давала плодотворные исторические результаты.

Великих Мудрецов называли Махаришами или Махатмами – Великими душами. Николая Константиновича Рериха тоже назвали Махариши. На памятном камне на месте его кремации в гималайской долине Кулу высечено: «тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 года Вихрам эры, что соответствует 15 декабря 1947 года. Ом Рам». Этим завершился индийский период жизни Николая Константиновича. Он открывал новые пути в науке, в искусстве, он открыл их и в Индии.

Вместе с семьей он покинул независимую Финляндию в 1919 году. Их было четверо: Николай Константинович, Елена Ивановна и их сыновья Юрий и Святослав. Следует сразу сказать, что необычный труд, который был целью самого Рериха, лег на плечи всей семьи. И все, что впоследствии совершалось, делалось всеми, у каждого была своя часть общего труда. Через Швецию, где состоялась выставка картин Николая Константиновича, семья приехала в Лондон, затем прибыла в США, где Рерих вел большую культурно-просветительскую работу и создал в Нью-Йорке Музей Николая Рериха, куда отдал значительную коллекцию своих картин. Затем он направился во Францию, откуда из Марселя отплыл в 1923 году в Бомбей. Из Бомбея Рерихи совершили путешествие по Индии и посетили известные исторические места – Дели, Агру, Джайпур и другие. Затем прибыли в Калькутту, а оттуда в Дарджилинг, в котором задержались почти на год. Сначала в Лондоне, а затем в Дарджилинге у Николая Константиновича и Елены Ивановны состоялись две знаменательные встречи с Учителем, информацию о котором они получили еще в Финляндии. После этих встреч вся дальнейшая деятельность Рерихов проходила под руководством Учителя, имя которого долго не раскрывалось. Николай Константинович писал об этом крайне осторожно и завуалировано, не желая подвергнуть Учителя невежественной и пошлой молве.

 «Мы четверо, – пишет он в экспедиционном дневнике, – после полудня ехали в моторе по горной дороге. Вдруг наш шофер замедлил ход. Мы увидали на узком месте портшез, несомый четырьмя людьми в серых одеждах. В носилках сидел лама с длинными черными волосами и необычной для лам черной бородкой. На голове была корона, и красное с желтым одеяние было необыкновенно чисто. Портшез поравнялся с нами, и лама, улыбаясь, несколько раз кивнул нам головою. Мы проехали и долго вспоминали прекрасного ламу. Затем мы пытались встретить его. Но каково же было наше изумление, когда местные ламы сообщили нам, что во всем краю такого ламы не существует» [10]. Но встреча с «ламой» все же состоялась. Она произошла в небольшом храме, который стоял у дороги, ведущей от Дарджилинга к буддийскому монастырю Гум.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что в жизни Рериха произошел какой-то новый поворот. Этот поворот был связан с рядом особых обстоятельств, о которых многие авторы, пишущие о Рерихе, предпочитали умалчивать. Ибо события, возникавшие на его пути, оказались столь уникальными, необычными и эмпирически трудно доказуемыми, что спокойнее было совсем о них не упоминать. Тем не менее факт связи Рерихов, и Николая Константиновича и Елены Ивановны, с Учителями прослеживается по всему рериховскому наследию, научному, художественному и философскому.

Учителя были блестящими историками не только в теории, но и в деятельной практике. Рерих стал их выдающимся учеником, что наложило значительный отпечаток на него как на историка, и пренебрегать подобным обстоятельством не следует. Ощущение предстоящего поворота в жизни Рериха мы находим уже в его живописи начала века. Три загадочных сюжета – «Владыки нездешние», «сокровище Ангелов» и «Книга Голубиная» – через некоторое время как будто ожили в реальном бытии художника и ученого. «Владыки нездешние» – это Учителя, реализующие в своей деятельности Великий закон Космоса об учительстве. «Сокровище Ангелов» – это метеорит из созвездия Орион, обладающий высокой космической энергией, осколок которого был прислан Рериху на адрес его парижского банка. И наконец, «Книга Голубиная», включавшая в себя знания по Мирозданию и космической эволюции, была прообразом книг Живой Этики, в которых содержались философия космической реальности и система познания нового космического мышления. Живая Этика была создана Учителями в сотрудничестве с Еленой Ивановной Рерих. Все творчество Николая Константиновича Рериха было пронизано космическими идеями Живой Этики.

Ну и последнее: почему именно нашим соотечественникам была поручена такая миссия – донести до России идеи нового космического мышления и новой системы познания. Дело в том, что в начале прошлого века наиболее талантливые русские ученые, такие как В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский, К.Э.Циолковский, П.А.Флоренский, а также выдающиеся художники и философы стали пионерами нового мышления, нового подхода к исследованиям Мироздания и особенностей космической эволюции. Именно Россия, более чем какая-либо другая страна, была готова к принятию «Книги Голубиной». Эти ученые обратились к Востоку, и в первую очередь к индийской философии. «Под влиянием современной науки, – писал академик В.И.Вернадский, – новых областей знания в первую голову, началось, может быть, в связи с этой неожиданной ее (индийской философии. – Л.Ш.) близостью к новым научным концепциям, после многовекового перерыва, возрождение философской работы в Индии на почве единой древней философии и мировой современной науки. Она оживает и возрождается – находится на подъеме, когда философия Запада все еще на ущербе» [11].

Почти полстолетия спустя академик А.Л.Яншин скажет: «и на основании литературных произведений, а отчасти на основе художественного творчества, Н.К.Рерих должен быть причислен к той плеяде крупных ученых, которые еще до полета в Космос приближали время изучения Вселенной, изучения Земли из Космоса, то есть рядом с фамилиями К.Э.Циолковского, А.Л.Чижевского, В.И.Вернадского, конечно, должна быть поставлена фамилия Н.К.Рериха» [12].

Осмысливая связь идей Рериха и ученых, формировавших новое космическое мышление, мы должны помнить о тех, кто стоял за русским художником и ученым. «Благословен народ, – писал Рерих, – вожди которого следуют за мыслителями, мудрецами, провидцами. Благословен народ, получающий вдохновение от своих Риши. Риши преклоняются лишь перед истиной, не перед обычаем, условностями или признанием толпы. Риши суть великие повстанцы человечества. Они низвергают наши культы удобства. Они великие несоглашатели истории. Не косность, но истина их завет. Нам нужны сейчас эти восставшие духом во всех областях жизни – в религии, в государстве, в образовании, в общественной жизни» [13].

Безусловно, для Николая Константиновича общение с Риши, Учителями и Мудрецами было самым важным в индийском периоде его творчества, и научного и художественного. Это общение определило культурно-историческую позицию Рериха, сделало ее ясной и действенной. Понимая все значение Индии для мировой культуры и особенно России, он не ограничился исследованием лишь общности древних корней Индии и России. Он как бы растворился в Индии, изучая ее народ, культуру, традиции, ее историю, которая привлекала его еще с молодых лет. По уровню знаний об этой стране он вполне мог считаться не только историком, но и востоковедом или, вернее, индологом. Уровень его подготовки и знаний мог соперничать с канонизированными учеными. От последних его отличали знания не только теоретические, но и практические, что в то время в европейской науке было редкостью.


[1] Цит. по: Беликов П.Ф. Николай Рерих и Мидия // Об.: непрерывное восхождение. М., 2001. Т. 1. О. 312.

[2] Рерих Н.К. Глаз добрый. О. 177.

[3] Рерих Н.К. Глаз добрый. С. 178.

[4] Там же. С. 179.

[5] Рерих Н.К. Врата в Будущее // Цит. по: Шапошникова Л.В. Мудрость веков. М., 1996. С. 43.

[6] Неру Д. Открытие Индии. М., 1955. С. 72.

[7] Там же. С. 77.

[8] Цит. по: Неру Д. открытие Мидии. С. 90.

[9] Неру Д. открытие Мидии. С. 156.

[10] Рерих Н.К. Избранное. М., 1979. С. 158-159.

[11] Вернадский В.И. Размышления натуралиста: Научная мысль как планетное явление. М., 1977. Кн. 2. С. 75.

[12] Наука в Сибири. 1984. 10 нояб.

[13] Рерих Николай. твердыня Пламенная. Нью-Йорк, [1933]. С. 252.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 516