II

Великие пути. Четыре ноги

Слово иоги {Вивекананда производит это слово от того же санскритского корня, как английское слово yoke – "иго", понимаемое в смысле "соединять". Это – союз с Богом и способы его достигнуть (ср. т. V Полного Собрания Сочинений Вивекананды, стр. 219: "Заметки к лекциям и рассуждениям").} скомпрометировано на Западе всевозможными шарлатанами и мошенниками, которые употребляли его недостойным образом. Так как эти духовные методы, основанные на гениальной, испытанной веками психо-физиологии, обеспечивают тому, кто их усвоил, нравственное господство, которое неизбежно дает ему в руки (без примеси чего-либо таинственного) могущественные способы воздействия (здоровая и сильная душа то же, что рычаг Архимеда: дайте ей точку опоры, и он" перевернет мир), то на эти способы, реальные или воображаемые, набросился корыстный прагматизм тысяч дураков, {Здесь я сначала написал (прощу за это прощения у моих американских друзей, среда которых пребывают наиболее свободные умы и наиболее чистые характеры): "Среди этих дураков американские англо-саксы стоят на первом месте". Но сегодня я в этом уже не уверен! В этом, как и во многом другом, Америка попросту опередила Старый Свет. Но он уже. готов ее нагнать! Когда дело идет об экстравагантностях, старики не остаются сзади.} грубый спиритуализм которых мало отличается от коммерческой операции: вера становится разменной монетой для приобретения благ мира сего: денег, власти, здоровья, красоты, мужественности... (См. рекламы сомнительных врачей и подозрительных факиров в газетах.) Нет ни одного искренно верующего индуса, который не питал бы отвращения к этой низкой эксплоатации; никто не выражал этого отвращения с такой силой, как Вивекананда. По мнению всякого бескорыстного верующего, только низкая душа способна повернуть к еще худшему порабощению указанный ей путь, ведущий к освобождению, презреть с первого же шага Призыв вечной Души и пойти по стезе плотских желаний и соблазнов гордости или могущества, рассеянных на ее пути.

Настоящие иоги высокого ведантизма, в том виде, как их изложил в своих трудах Вивекананда, {Я знаю, что определение, даваемое величайшим из ныне живых знатоков иоги, Ауробиндо Гозом, несколько отличается от определения Вивекананды. Хотя Ауробиндо и упоминает о последнем" ссылаясь на его авторитет в первой опубликованной им статье о "Синтезе иог" (журнал Arya, Пондишери, 15 августа 1914), он не придерживается одних чисто ведических или ведантических иог, всегда основанных на Познании (умом, сердцем или волей). Он присоединяет к ним тантрические иоги, выделив и очистив их засоренный источник. Здесь наблюдает, постигает и управляет дионисийский элемент в противоположность аполлоническому – Пракрити. Энергия, Душа Природы, в противоположность Пуруше – сознательной Душе. Оригинальность учения Ауробиндо Гоза в том, что оно осуществляет синтез различных сил жизни; европейскому читателю будет, может быть, интересно прочесть в последней главе настоящего тома несколько страниц, в которых дается резюме мыслей Ауробиндо ей этом, изложенных им самим.} являются дисциплиной духа, как та, которую искали наши западные философы в своих "Рассуждениях о Методе", помогающей итти прямым путем к истине. А этот прямой путь, как и на Западе, есть путь опыта и разума. {"Ни одна из иог не требует от вас, чтобы вы отказались от собственного разума и отдали его в руки жрецов или божественного посланца высшей силы. Каждая из них предписывает вам близко следовать вашему разуму, держаться его изо всех сил" (Джнана-иога: "Идеал вселенской религии").}

Но основная разница в том, что, во-первых, для восточного философа мышление не, ограничивается одним только разумом, и, во-вторых, мысль есть действие, и лишь действие придает ценность мысли. Индус, которого европейцы часто представляют себе слепо верующим, на самом деле вносит в свою веру требовательный скептицизм, подобно апостолу Фоме: он хочет осязать; отвлеченного доказательства ему мало, и он был бы в праве назвать легковерным человека Запада, который им удовлетворяется... "Если бог существует, должна существовать возможность его достигнуть... Религия не слова и не теория. Она осуществление. Сущность ее не в том, чтобы слушать и принимать. Она в том, чтобы быть и становиться. Она начинается там, где начинается применение способности религиозного осуществления". {Ср. Вивекананда: "Study of religion. Му Master". Подобных текстов множество. Эта идея, распространенная в Индии, выражалась Вивеканандой во всевозможных формах, в частности, в большой речи об Индуизме на Чикагском конгрессе в сентябре 1893 года и в ряде чтений в Пенджабе в октябре 1897 года, где она является одним из лейт-мотивов: "Религия должна быть действием, чтобы быть религией". Этим объясняется широкая духовная терпимость, которая позволяет рамакришнистам признавать все различные, то есть противоположные формы религий, ибо, поскольку "религия сосредоточивается в осуществлении, а не в теоретическом утверждении", естественно, что одна и та же Истина может видоизменяться, приспособляясь к разнообразным потребностям и нуждам различных человеческих натур.}

Вы, вероятно, заметили, читая предыдущие страницы, что искание истины сливается с исканием свободы. Оба понятия тождественны; для человека Запада {Я всегда исключаю отсюда великую западную христианскую мистику католичества, древнее и глубокое сродство которой с мистикой Индии я покажу в дальнейшем. Для великого христианина совершенное "прилепление" к высшей Истине дает истинную Свободу. Ибо истинная свобода "представляет некоторое состояние безразличия, неограниченности и независимости по отношению ко всем вещам, основанное на совершенном единении и прилеплении к Богу" (ср. трактат берульенца Сегено: "Conduite d'qrahon", anno 1634, исследованный Анри Бремоном в его Метафизике святых, т. I, стр. 138).} они выражают два различных мира: рассуждение и действие, разум чистый и разум практический (и мы слишком хорошо знаем, какой ров, укрепленный колючей проволокой, вырыл между ними наиболее склонный к философии народ Европы – немцы). Для индуса – один и тот же мир: знать – значит мочь и хотеть. Кто знает, тот существует. Стало быть, "истинная наука есть спасение".

Раз эта истинная наука должна быть действенной, чтобы не оказаться простой игрой ума, она должна быть способна влиять на всех людей. А так как люди в основном сводятся к трем главным типам: Активному, Эмоциональному и Рассудочному, истинная наука приняла три формы: Труда, Любви и Знания (Карма, Бхакти и Джнана), {До Вивекананды и Рамакришны Кешаб Чандер Сеп, который во многих отношениях первый пролагал пути, видоизменял уже дороги души сообразно темпераменту своих учеников. Устанавливая около 1875 года свою новую Систему духовной культуры, он рекомендовал одним иогу (то есть Раджа-иогу), другим – Бхакти, третьим – Джнана. С различными наименованиями или атрибутами Бога он связывал различные формы поклонения, составляя таким образом своего рода литании, прославлявшие различные совершенства единого Добра (ср. П. Ч. Мазумдар).} а Пропилеями каждой из них является Энергетика, наука о внутренних силах, осознанных, контролируемых и обузданных, – Раджа-иога. {Из всех иог ею больше всего злоупотреблял, чудовищно ее уродуя; низменный англо-саксонский прагматизм, который искал в ней самоцели, тогда как она должна посредством научного метода сосредоточения привести к господству духа и дать возможность сделать из всего психо-физиологического организма гибкое и послушное орудие, позволяющее итти до самых дальних пределов по одному из путей Познания, то есть истины, осознанной разумом, или истинной и полной Свободы. Нужно ли напоминать, что великая христианская мистика имеет также свою Раджа-иогу, испытанную и проведенную целым рядом учителей прошлого?

Ауробиндо Гоз, обновивший Раджа-иогу, так определяет ее: "Раджа-иога основана на том, подтвержденном опытом факте, что внутренние элементы личности, сочетанные в наших функциях и наших способностях, могут быть разделены, перераспределены по-новому, приспособлены для нового вида функций или преобразования для слияния в новый синтез предельным внутренним процессом" (указанное сочинение).}

Если верить индусам, с которыми беседовал граф Кейзерлинг, не отказавший им в своем аристократическом одобрении, из этих трех путей путь Труда (Карма-иога) есть "самый низкий"! {И, конечно ("Вы ювелир, господин Жосс!"), самым высоким явияется путь философа (см. стр. 278, т. I французского перевода "Дневника философа" А. Гелла и О. Бурнака). Но индусский философ, Ауробиндо Гоз. ставит выше всего Бхакти-ногу (Essays on ihe Chitâ, 1921–1928).} Я сомневаюсь, чтобы для просвещенного сердца Рама-кришны мог существовать "высокий" и "низкий" путь. Все, что ведет к богу, идет от бога. Я знаю, что для Вивекананды, преданного брата смиренных и бедных, путь, по которому ступают их босые ноги, священен:

"...Только глупцы говорят, что труд и философия две разные вещи, мудрый этого не скажет... Все иоги... иоги труда, мудрости и любви, все они могут служить прямыми и самостоятельными средствами для достижения свободы, спасения{Карма-иога, гл. VI.}(Мокша).

Посмотрите, сколь замечательна независимость этих великих религиозных умов Индии. Как она далека от кастовой гордости наших ученых и наших верующих на Западе. Аристократ, ученый, вдохновенный Вивекананда без колебания пишет:

"Человек может не изучить ни единой философской системы, он может не верить ни теперь ни в прошлом ни в какого бога, он может ни разу в жизни не молиться, но если одна лишь сила добрых Дел привела его к такому состоянию, когда он готов отдать свою жизнь и все, что он имеет, и все, чем он является, за других, он поднялся до высших вершин, которых может достигнуть верующий человек своими молитвами и философ своими знаниями", – он дошел до Нявритти, до самоотречении... {Карма-иога, гл. VI.}

Так встречаются, не ища этого заранее, по одному сродству великих душ, мудрость Индии и чистое Евангелие Галилеи. {Установим здесь еще раз точки соприкосновения этих двух религиозных учений.

Вильям Джемс, изучавший "Религиозный опыт" с изумительным усердием, но, по его собственному признанию, без малейшего личного расположения ("Мой темперамент, – пишет он, – исключает для меня возможность всякого мистического опыта, и я могу говорить о нем лишь с чужих слов" – стр. 324 французского перевода), имеет тенденцию приписывать мистицизму Запада характер "спорадического исключения", противопоставляя его "методически-культивируемому мистицизму" Востока (стр. 338–339) г вследствие этого он считает первый из них чуждым повседневной жизни большинства мужчин и женщин нашего Запада. В действительности Джемс, как большинство протестантов, плохо знает методически, каждый день проявляющийся мистицизм западных католиков. Единение с Богом, которого индусы ищут посредством иог, является естественным состоянием у истинного христианина, сознающего сущность своей веры. Может быть, она. даже еще более врождена и самопроизвольна, ибо, согласно христианской вере, "центр души" есть Бог, ибо сын Божий есть самая мысль христианина, в достаточно лишь вознести эту мысль к Богу в молитве, чтобы "прилепиться" к Христу и войти в общение с Богом.

По моему мнению, разница здесь скорее в том, что Бог играет в западном мистицизме роль более активную, чем в Индии, где человеческая душа одна должна совершать усилие. "Милостию всеобщей и обычной", мистический путь, как говорит Бремон, открыт для всех; и главной задачей христианского мистика на протяжении веков было – сделать доступным для всех состояние единения с Богом.

Если рассматривать его с этой точки зрения, наш французский XVII век был удивительно демократичным. (Отсылаю читателя к "Метафизике Святых" А. Бремона и в особенности к двум его интересным характеристикам – францисканского "панмистика" Поля де Ланьи и "Виноградаря из Монморанси" Жана Омона, галльский здравый смысл которого негодовал против тех, кто говорил, что мистицизм – "не для всех"... Кому же в нем отказал Господь, кроме разве лентяев, которым лень нагнуться, чтобы напиться?.. Великий Салезианец, Жан Пьер Камю, совершая некий фокус, обращает мощный мистический напиток Дионисия Ареопагита в безопасное столовое вино, по правде сказать, немного разбавленное, ad vutm всех добрых людей.) Эта демократизация мистицизма – поразительный факт в наш классический век. Уже не в первый раз можно наблюдать, что великие преобразования души человечества начинаются всегда из глубин. Религия и метафизика опережают литературную и политическую мысль на целый век или даже на несколько веков. Но последняя, имея понятия об этих глубинах, полагает, что впервые изобрела или открыла то, что уже давно начертано в глубинах духа.}

 

1. Карма-иога

Из четырех Евангелий Вивекананды – его четырех иог– ни одно не звучит столь сильно и столь взволнованно, как Евангелие Труда: Карма-иога.

Я даю из него несколько выдержек, связывая их с приведенными выше мрачными словами о слепом Колесе Вселенной, которое нас уносит и давит.

"...Машина мира страшный механизм; стоит нам всунуть туда руку, как она нас сейчас же захватывает, и мы погибаем. Мы все в плену у этой могучей и сложной машины вселенной. Есть только два способа спастись от нее. Первый это отрешиться от всякой мысли о машине, предоставить ей итти своим ходом и держаться в стороне... Это легко сказать, но почти невозможно сделать. Я не знаю и одного человека из двадцати миллионов, который был бы способен на это... Вполне очевидно, что если бы мы отрешились от нашей привязанности к этой маленькой вселенной чувствами или разумом, мы тотчас же стали бы свободны. Как только мы оказываемся по ту сторону ограничений Закона, по ту сторону Причинности, цепи рабства спадают. Но кто может достигнуть этого полного отречения? Сколь немногие.

"Есть второй выход, не отрицательный, а положительный... Он состоит в том, чтобы погрузиться в мир и открыть в нем тайну труда. Не стремиться уйти от колес машины, а оставаться в ней и учиться управлять ими, учиться труду. Это путь Карма-иоги; он исходит изнутри и ведет наружу...

"Все создания в этом мире Должны трудиться... Поток устремляется к подножию горы, он низвергается в расщелину, образует там водоворот и после борьбы выходит оттуда свободной рекою, идущей своим путем, не зная преград. Каждая человеческая жизнь подобна такому потоку. Она входит в водоворот, она вовлечена в этот мир Пространства, Времени и Причин, она вращается один миг в вихре, крича: "Мой отец! Мой брат! Мое имя! Моя слава!..", и, наконец, выходит и вновь обретает свою свободу. Такова вся вселенная. Сознаем мы это или нет, но мы все трудимся, чтобы выйти из водоворота. И весь опыт человека направлен к тому, чтобы сделать его способным на это...

"Вся вселенная трудится. Ради чего? Ради свободы. От атома до сложнейшего из существ,все работают ради одной и той же цели: ради свободы тела, ради свободы духа. Все сущее стремился к освобождению от рабства. Солнце, луна, земля, планеты, все бежит. Силы природы устремляются от центра или к центру... Карма-иога открывает нам смысл, тайну, метод труда, его организующую мощь. Труд неизбежен, но мы должны трудиться ради высшей цели..."

Какова же эта высшая цель? Есть ли это долг моральный или социальный? Или это страсть к труду, сжигающая ненасытного Фауста, который, с потухшими глазами, у края могилы, все еще хочет двигать и переиначивать по-своему (хотя бы для общего блага) вселенную? {И он сам, Фауст, прибегает в эти последние секунды жизни к вечно преследуемому призраку – Свободе...

" – Лишь тот заслужил свободу, кто умеет ежедневно ее завоевывать..."}

Нет, Вивекананда ответил бы ему почти словами Мефистофеля, который смотрит, как падает Фауст:

"Он упорствует в своем пристрастии к изменчивым формам. Последняя минута, жалкая, пустая, – несчастный хочет ее удержать!..{Перечитывая эту сцену Гете, мы невольно поражаемся, находя в ней мысль и выражения, столь близкие к индусской Майе.

Мефистофель (смотря на труп Фауста):

"– Отошел! Глупое слово!.. Это то же самое, как если бы оно никогда не существовало; а между тем оно движется и суетится, словно оно существовало... Что до меня, я предпочел бы на его месте вечное небытие".}

"Карма-иога гласит: Трудитесь непрерывно, но откажитесь от всякой привязанности к труду. Пусть дух ваш остается свободным...{Такова же классическая доктрина Гиты: "Невежды, – говорит Кришна Арджуне, – действуют из привязанности к действию; пусть действует и мудрый, но вне всякой привязанности и лишь для блага мира... Относя всякое действие ко мне, сосредоточив ум на себе самом, свободный от надежд и корыстных целей, сражайся, не волнуясь сомнениями!.." (французский перевод Э. Сенара).

Ср. христианскую мистику: "Действуя... не для какой-либо выгоды или временной пользы, ни для ада, ни для рая, ни для Милости, ни ради того, чтобы возлюбил тебя бог... но в чистоте и простоте, ради славы божией" (Conduite d'oraison Клавдия Сегено, 1634 г.).

Но, идя еще дальше, Вивекананда подчеркивает, что это отречение не должно быть обусловлено верой в какого-либо бога. Вера лишь облегчает его. Но в первую очередь он призывает тех, "кто не верит ни в бога ни в какую-либо помощь извне. Они предоставлены своим собственным силам: они могут пользоваться лишь своей собственной волей, силами своего духа, способностью различать; они говорят: я не должен иметь привязанности".}Не протягивайте к нему этих щупальцев эгоизма: Я... Мой..."

Свободным – даже от веры, даже от долга!.. И как раз для этого последнего идола, мелкого и ничтожного, мелкобуржуазного Долга, Вивекананда приберег самую гордую иронию:

"Карма-иога учит нас, что обычное представление о долге стоит на втором плане. Конечно, все мы обязаны исполнять наш долг. {Вивекананда посвящает целую главу определению истинного долге Но ort отказывается придать ему объективную реальность: "Долг определяется не тем, что сделано... Долг существует, но как нечто субъективное. Всякое действие, помогающее нам вознестись к богу, есть добро, всякое действие, заставляющее нас падать, зло...

"Существует, однако, одна формула идеи, долга, одна-единственная, которая принята во всем мире, людьми всех времен, всех верований, всех стран. Она выражена в санскритском изречении: "Не делай зла ни одному существу". Не делать никому зла – добродетель; делать кому-нибудь вред – грешно" (Карма-иога, гл. IV).} Но понимаемое в обычном смысле чувство долга очень часто является причиной несчастья. Долг становится болезнью... Это бич человеческой жизни... Посмотрите на этих несчастных рабов Долга! Долг не оставляет им времени Даже чтобы молиться, даже чтобы совершать омовения...Долг всегда тяготеет над ними... Они уходят работать. Долг тяготеет над ними. Они возвращаются домой и думают об обязанностях, ожидающих завтра. Долг тяготеет над ними. Жизнь раба, который под Конец падает на улице и умирает в упряжке, как лошадь! Долг, как его обычно понимают... Нет! Единственный истинный Долг не быть привязанными и трудиться, как подобает свободным существам. Принесем наш труд богу! Все наши обязанности от него. Благословенны мы, кого послали в этот мир! Мы должны исполнить срок служения. Совершим ли мы его хорошо или дурно, кому это ведомо? Если мы исполним его хорошо, мы не получим его плодов. {"Мы имеем право на труд, но не на плоды его" говорит Гита.} Если мы исполним его дурно, мы тем более не будем иметь заботы о нем. Будьте умиротворены! Будьте свободны! И трудитесь!..

"Достигнуть подобной свободы, конечно, очень трудно... Куда легче считать Долгом рабство, болезненную привязанность к плоти! Люди идут в мир, чтобы бороться ради денег или ради честолюбия. Спросите их, зачем они это делают, они скажут: "Это долг!.." Свою нелепую жадность к золоту и к наживе они пытаются прикрыть цветами... Когда какая-нибудь привязанность оказывается установленной (например, брак), мы называем ее Долгом. На самом деле это хроническая болезнь. Но мы называем ее болезнью, лишь когда она бывает острой; когда она хроническая, мы именуем ее естеством и даем ей название Долга!.. Мы трубим в трубы, мы сыплем дождем цветы, мы произносим в его честь священные изречения; а дальше весь мир ведет борьбу, и люди усердно обманывают друг друга из любви к этому Долгу... Для более низменной породы людей, неспособных иметь другой идеал, Долг оказывается в известной мере полезным; но те, кто стремится к Карма-иоге, должны выбросить это представление о Долге за борт. Для вас и для меня нет Долга. Давайте миру без сожаления, щедро, все, что вы должны ему дать, но не во имя Долга! Не помышляйте об этом! Не будьте принуждены! Чего ради вам быть принужденными? Все, что вы делаете по принуждению, служит лишь к тому, чтобы строить привязанность. Чего ради вам иметь Долг? Предоставьте все Богу. {"...Лишь тот способен созерцать божественный свет, кто не раб чего бы то ни было, хотя бы даже своих добродетелей" (Рюисбрук, De omnatu spirilualium nuptiarum).

"Всякий человек, придающий значение каким-либо заслугам, добродетели или мудрости, кроме смирения, глупец" (Рюисбрук, De praecipua quibusdam virtulibus).} В этой исполинской печи, где пламя долга сжигает весь мир, пейте чашу нектара и будьте счастливы! Мы просто вершим Его волю, и нам нечего думать о наградах или о возмездии...{"Люди, не стремящиеся ни к чему ни к почестям, ни к принесению пользы, ни к внутренней жертве, ни к святости, ни к награде, ни к царству небесному, но отказавшиеся от всего этого и от всего того, что им принадлежит, в таких людях прославляется Бог" (Мейстер Экхарт).} Если вы желаете награды, вы должны получить и наказание. Единственный способ избежать наказания это отказаться от награды. Единственный способ избежать несчастья это отказаться от представления о счастьи, ибо они связаны одно с другим. Единственный способ уйти по ту сторону смерти это отказаться от любви к жизни. Жизнь и смерть две стороны одного и того же явления. Представление о счастьи без несчастья, о жизни без смерти годится для школьников. Но мыслитель понимает, что одно без другого логически невозможно, и отрекается от того и другого..." {Карма-иога, гл. VII.}

Мы видим, к каким крайностям доступного человеку отрешения ведет такое опьянение безграничной Свободой.

Понятно, что такой идеал не только недостижим для обычного человека, но, будучи неправильно истолкован, может привести к забвению интересов ближнего, как и своих собственных, и к прекращению всякой социальной деятельности. Если смерть теряет свое жало, теряет его и жизнь; какой тогда останется стимул в учении о Служении, столь существенном для теорий, для личности Вивекананды?

Важно, однако, всегда иметь в виду, к кому обращена каждая из речей, каждое из писаний Вивекананды. Так как его религия по своей сущности – религия практическая и осуществляющая, так как она постоянно имеет в виду действие, – словесное изложение ее меняется соответственно аудитории, на которую Вивекананда стремится подействовать. Столь обширную и сложную мысль нельзя охватить всю целиком. Вот Визекананда обращается к американцам. Не приходится беспокоиться о том, что они будут грешить избытком самозабвения и забвения действия: и Свами подчеркивает противоположные крайности заокеанских добродетелей.

Когда он говорит со своими индусами, он, наоборот, первый нападает на бесчеловечные крайности, к которым может привести чрезмерное отрешение от мира. Когда, после его возвращения из Америки в 1897 году, один старый бенгальский профессор, ученик Рамакришны, заметил ему:

"Все, что вы говорите о милосердии, о служении, о добре! которое нужно делать миру, – все это, в конце концов, область Майи. Разве Веданта не учит нас, что наша цель – порывать все цепи? Зачем же создавать себе новые?" Вивекананда ответил сарказмом:

"Не относится ли в таком случае к области Майи также идея освобождения (Мукти)? Не учит ли нас Веданта, что Атман всегда свободен? Для чего же тогда стремиться к освобождению?"

А оставшись наедине со своими учениками, он с горечью заметил, что такое представление о Веданте причинило стране неисчислимый вред. {Подобных эпизодов было множество. Так, например, Вивекананда горячо спорил с одним ханжой, который не желал занимать свои мысля страшным голодом, охватившим центральную Индию (девятьсот тысяч умерших): по его мнению, это касается Кармы жертв и ему нечего в это вмешиваться. Вивекананда рычал от негодования. Кровь бросилась ему в лицо, глаза метали молнии. Он громогласно обличал жестокосердие фарисея. И, обращаясь к ученикам, он сказал: "Вот, вот как наша страна пришла ж гибели! Как низко пало учение Кармы! Неужели же это люди – те, у кого нет жалости к людям?" – Все его тело сотрясалось от возмущения и отвращения.

Вспомним также знаменательную сцену, рассказанную во втором томе нашего труда, когда Вивекананда высокомерно нападает на своих братьев монахов, топчет ногами их заботы о личном спасении, приносит в жертву даже авторитет Рамакришны, на который они ссылаются, чтоб напомнить им, что нет религии, нет закона выше, чем повеление: "Служите людям!"}

Он слишком хорошо знает, что нет такой формы самоотречения, в которой не сумел бы угнездиться эгоизм; особенно отвратительная маскировка – лицемерное искание "освобождения" для себя одного, не для всех. Он неустанно будет повторять своим санниясинам, что они дали два обета, и что если первый из них: "осознать истину", то второй гласит: "помогать миру". Его собственная миссия и миссия его соратников – извлечь великие поучения Веданты из себялюбивого убежища некоторых избранных, распространить их среди людей всех классов и приспособить их к их возможностям. {Познание Адваиты было слишком долго скрыто в лесах и пещерах. Мне было дано извлечь его из затворничества и внести его в среду семейной и общественной жизни... Мы заставим зазвучать у всех очагов, на всех рынках, на высотах холмов и на равнинах барабан Адваиты".} Даже в самые последние дни, когда тело его пожирает болезнь, а душа уже более чем на три четверти отрешилась от всех человеческих дел и приобрела право на это отрешение, завершив свой подвиг, отдав ему всю жизнь, – в час, когда на какие-то обыденные вопросы он отвечает, что "его дух уже не может вернуться к ним, ибо уже Слишком далеко продвинулся на пути смерти",– он делает еще одно - единственное исключение – для своего "труда", для своего дела. {В воскресенье перед своей кончиной он сказал; "Вы знаете, что этот труд мое слабое место. Когда я думаю, что он может быть прерван, это меня потрясает".}

Всякая эпоха жизни человечества имеет свою задачу, ей предназначенную. Наша задача состоит – должна состоять – в том, чтоб поднимать массы, постыдно предаваемые, эксплоатируемые, унижаемые теми, кто должен был бы стать их вождями, их опорой. Даже герой и святой, дошедший до порога высшего освобождения, должен вернуться вспять, чтоб помочь братьям, которые лежат или влачатся по земле. Величайшим из людей будет тот, кто откажется от осуществления своей личной Карма-иоги, чтоб помочь другим осуществить свою. {"Помогать людям стоять без чьей-либо помощи и выполнять самим свою Карма-иогу" (Вивеканада своим монахам, 1897 г.).}

Поэтому не приходится бояться, что учитель Карма-иоги когда-либо принесет свое стадо в жертву своему собственному идеалу, может быть и высокому, но недостижимому для большинства людей, ибо он выше их природы. Ни одно религиозное учение не проявляет столько сочувствия к духовным запросам каждого человека – и ничтожного и знатного. Во всякой нетерпимости, во всяком фанатизме оно видит начало рабства и смерть духа. {"Нужно прежде всего знать, как трудиться без привязанности, и тогда не станешь фанатиком... Если бы в мире не было фанатизма, его прогресс был бы гораздо значительнее... Фанатизм создает отставание... Только когда вы избавитесь от него, вы будете хорошо работать... Вы слышите, как фанатик заявляет вам: "Я ненавижу не грешника, я ненавижу грех..." Да?.. Так вот я готов пойти на край света, чтобы увидеть лицо человека, который действительно может отличить грех от грешника..." (Карма-иога, гл. V).} Единственная линия поведения, необходимая для достижения свободы, состоит в том, чтобы каждый познал свой идеал и старался его осуществить; или, если он неспособен постичь его сам, дело учителя – ему помочь, никогда не подменяя его собою. Всюду и везде вечно повторяемый принцип истинной Карма-иоги состоит в том, чтобы "трудиться свободным, трудиться в свободе, трудиться как господин, а не как раб". {"Сущность обучения – в том, что человек должен трудиться как господин, а не как раб. Трудитесь в свободе! Когда мы трудимся, как рабы, для дел здешнего мира, – это не настоящий труд. Эгоистический труд – рабов... Работайте без привязи!" (Карма-иога, гл. III).}Вот почему нет речи о том, чтобы трудиться по слову учителя. Слово учителя может быть действительно лишь тогда, когда учитель забывает о себе в том, кем он руководит, сливается с его природой, помогает ему распознать ее и осуществить свой собственный закон, идя своими путями.

Таков долг, который начертал себе мудрый организатор действия человечества – Вивекананда. Он охватывает и возглавляет всю иерархию Карма-иог, как обширные леса, где возвышаются ступенями различные формы и степени труда, объединенные в общем великом деле.

Однако эти слова: "леса", "степени", "ступени" – отнюдь несодержат в себе представления о более высоком или низком положении различных категорий работников. Это – суетные предрассудки, которые высокий аристократ отвергает. Он не устанавливает различий Между работниками, а различает лишь порученные им задания. {"Важно иметь в виду, что существуют градации Карма-иог. Долг, налагаемый одним строем жизни при одной совокупности обстоятельств, не является и не может являться обязательным при другом строе... Каждый человек должен знать свой собственный идеал и стремиться осуществлять его; это более верный путь прогресса, чем заимствовать идеалы других, которые никогда нельзя будет осуществить" (Карма-иога, гл. III).} Самые благородные и блестящие по-внешности задания нет оснований считать истинно великими. Если уже искать в суждении, произносимом о них Вивеканандой, некоторый оттенок пристрастия, то оно будет в пользу самых: скромных, самых простых:

"Чтобы судить о характере человека, не берите его большие дела. Всякий глупей, может стать героем в тот или иной момент. Но наблюдайте за человеком при выполнении им самых обычных действий. Они-то и укажут его истинный характер. Великие обстоятельства возвышают даже самого низкого. Но истинно-великий человек велик и в самой обыденной жизни".{Карма-иога, гл. I.}

Поэтому, если говорить о разделении между работниками, нас не должно удивлять, что Вивекананда ставит на первое место не знаменитых деятелей, не тех, кто увенчан ореолом славы и поклонения, – нет, даже не Христа, Будду и им подобных. На первом месте – неведомые, безмолвные, "неизвестные солдаты".

Эта страница полна величия. Те, кто прочтут ее, ее незабудут:

"...Величайшие люди прошли незамеченными. Будда, Христос, которых знают, это герои второго порядка в сравнении с теми, более великими, о которых мир не знает ничего. Сотни таких неведомых героев жили в каждой стране; они работают в молчании, в молчании живут и в молчании умирают. С течением времени их мысли находят свое выражение в учениях Будды или Христа; они-то, эти последние, делаются нам известны. Наиболее возвышенные среди людей не гоняются за славой. Они предоставляют свои идеи миру; они ничего не хотят Для себя; они не основывают ни школ ни систем, которые носили бы их имя. Это было бы противно их природе. Они чистые Саттвикасы, которые никогда не делают шума, но растворяются в любви... {Вивекананда прибавляет здесь пример, взятый из личных воспоминании:

"Я видел одного из этих иогинов, который живет в Индии в пещере. Он в столь полной мере утратил сознание своей личности, что, можно сказать, человек в нем исчез, оставив лишь сознание божественного..."

Речь идет о Павхари Баба из Газипура, который произвел на неге сильнейшее впечатление в начале его странствий по Индии, в 1889–1890 годах, и под влиянием которого он чуть не отказался от миссии, начертанной ему Рамакришной (см. предыдущий том). Павхари Баба учил, что всякий труд, в том смысле, как его понимают, есть порабощение; он был убежден, что один дух, без участия тела, может оказывать помощь людям.} Гаутама Будда сказал, что он был двадцать пятым Буддой. Двадцать четыре его предшественника остались неизвестными истории, хотя двадцать пятому, которого мы знаем, пришлось строить на заложенных ими основаниях. Наиболее возвышенные среди людей проходят молча. Ибо они знают истинную силу мысли. Они знают, что, если даже они войдут в пещеру, закроют за собой вход и продумают пять истинных мыслей, эти пять мыслей будут жить в вечности. И, Действительно, эти мысли проникнут через горы, перелетят через океаны, облетят весь мир. Они войдут вглубь сердец и умов, они породят мужчин и женщин, которые дадут им практическое осуществление в делах человеческой жизни... Будды и Христы пойдут из места в место, проповедуя эти истины... Но Саттвикасы слишком близки к Богу, чтобы действовать и сражаться, чтобы проповедывать или, как говорят на земле, делать добро человечеству..." {Карма-иога, гл. VII.}

И Вивекананда отнюдь не отводит себе места среди этих первых. Он относит себя ко второму или даже третьему ряду: считает своей задачей труд, независимый от каких-либо корыстных побуждений. {"Лучше всех работает тот. кто работает без всякого побуждения, ни ради денег, ни ради честолюбия, ни ради чего-либо вообще... И, когда человек сможет выполнить это, он станет Буддой. От него будет исходить мощь труда, которая преобразит мир. Такой человек представляет собою высший идеал Карма-иоги" (Карма-иога, заключение гл. VIII).} Саттвикасы уже вышли из рамок Карма-иоги; они уже на другом берегу. Вивекананда же остается на нашем.

Его идеал активного всемогущества, излучаемого, хотя бы издали, мистической мыслью, не удивит, конечно, религиозную душу Запада; его знали все наши великие созерцатели.

И наша современная светская мысль в ее наиболее возвышенных формах также может узнать себя в нем: ибо чем же иным; является, в демократическом облике, та дань почитания, которую" воздают от всего сердца лучшие из нас миллионам безмолвных, чья скромная жизнь, полная труда и размышления, служит вместилищем героизма и гения народов? {Индусский гений тоже смутно чувствует это родство, но объясняет его учением о перевоплощениях, о долгих трудах, накопляемых в течение ряда жизней: "Люди с сильной волей всегда были великими работниками, трудившимися целые века". Будды и Христы возможны лишь "благодаря накоплению силы, создавшейся трудом многих веков" (Карма-иога).

Сколь фантастической ни казалась бы человеку Запада эта теория; перевоплощений, она устанавливает самую тесную кровную связь между людьми всех времен и, таким образом, оказывается родственной нашею современной вере во всеобщее братство.}

Автор этих строк, могущий, за отсутствием иной заслуги, сослаться на свой беспрерывный труд в течение шестидесяти лет жизни, является живым созданием этих поколений молчаливых тружеников, которыми он рожден и голосом которых он является. Во все время своей деятельности, когда он прислушивался к самому себе, силясь уловить свой внутренний голос, он слышал голос всех этих безыменных, шумящий, как море, которое питает тучи и реки, – безмолвной массы, невыраженная мысль которой является сущностью моих идей и повелевает моей волей. Как только замрет внешний шум, я слышу в ночи биение ее пульса.

 

2. Бхакти-иога

Второй путь, ведущий к Истине – к Свободе – это путь сердца: Бхакти-иога. Я уже слышу, как наши интеллектуалисты кричат на давно знакомый лай: "Истина дается только разумом; сердце приносит и может приносить одно лишь порабощение и заблуждение". Но я попрошу их остаться на их собственном: пути, куда я сейчас к ним вернусь: это единственный путь,который им подобает, и они очень хорошо делают, что его держатся; но напрасно утверждают они, что все умы столь ограничены. Они не видят не только разнообразия человеческого духа, но и того, что истина, по существу, всегда живет. Они правы, когда указывают на опасности порабощения и ошибок, которыми грозит путь сердца; но они напрасно думают, что этих опасностей нет на их пути интеллектуального познания. Для великого "Различителя" (Viveka) на всех путях дух лишь по ряду ступеней частичных заблуждений и частичных истин, сбрасывая с себя одну за другой одежды рабства, восходит к полному и чистому свету Свободы и Истины, который Ведантисты называют Сат-Чит-Ананда (абсолютное Существование, Сознание, Блаженство): его царство охватывает две различные области – сердца и разума.

Но пусть западные интеллектуалисты успокоятся: никто не остерегается ловушек на дороге сердца более, чем Вивекананда, ибо он их лучше всех знает. Хотя по пути Бхакти-иоги, под различными названиями, проходили стопы наших великих западных паломников, мистиков и по их следам тысячи смиренных верующих, – дух порядка и господства, завещанный античным Римом нашим церквям, как и нашим Государствам, сумел твердо удержать эти крестовые походы Любви на прямой дороге, не допуская опасных вылазок за ее пределы. Именно это, скажем мимоходом, объясняет заблуждение графа Кейзерлинга в его кажущемся правдоподобным суждении о Бхакти Европы и Азии, которые он сравнивает. {Путевой дневник философа, французский перевод, т. I, стр. 266 и след.}Непостоянный, блестящий талант "Путешественника-философа", недостаток мягкости, обесценивающий то, что ему угодно назвать "устаревшими женственными идеалами", {Ibid., стр. 194–195.} потому что он их лишен от природы, – заставляют его преувеличивать сердечную скудость того Запада, совершеннейшим представителем которого он себя считает и называет. {"...И сегодня еще остаются справедливыми слова Рабиндраната Тагора: "Из всех людей Запада, которых я знаю, Кейзерлинг наиболее западный", снисходительно цитируемые самим Кейзерлингом в предисловии к французскому изданию его Путешествия (т. I, стр. XIV). Прибавим, что, распространив на весь Запад свой собственный темперамент, он объявляет то, чего ему недостает, добродетелью, даже "миссией" Запада (Ibid., стр. 195 и след.).} В действительности он лишь весьма поверхностно знаком с католической Бхакти Европы. Если он, невидимому, вспоминает великих дикарей фламандского и немецкого мистицизма XIV века, неистовых Мейстера Экхарта и Рюисбрука, то имеет ли он представление о сокровищах тонкости, нежной мягкости, религиоэной взволнованности Франции и латинских стран? Обвинять западную мистику в "бедности", в "мелочности", в недостатке оттенков и утонченности {"Что бы ни говорили, сердце у жителя Запада развито лишь весьма слабо. Исповедуя полторы тысячи лет религию любви, мы воображаем, что движимы любовью. Но это совсем не так... Какое убогое впечатление производит Фома Кемпийский рядом с Рамакришной! Как бедна внешняя европейская "Бхакти" рядом с "Бхакти" хотя бы, например, персидских мистиков! Западные чувства сильнее, чем чувства восточные, в том смысле, что содержат больше кинетической энергии; но они гораздо менее богаты, менее диференцированы..." (Ibid., французский перевод, стр. 266–267 и след.).} – это значит и не подозревать о той степени совершенства, которой достигла во Франции XVII века целая плеяда религиозных учителей;, в анализе самых тайных движений души они стоят наравне с мастерами-психологами нашего классического века, даже нашего современного романа, а подчас и превосходят их. {Ср. в прекрасной "Литературной истории религиозного чувства во Франции от конца религиозных войн до наших дней" Анри Бремона (8 томов, появившихся в 1928 г.) книги, посвященные "Мистическому Нашествию" и "Мистическому Завоеванию".}

Что же касается до пылкости веры в любовь, то я далек от того, чтобы считать, будто у глубоко верующего европейца она ниже по качеству, чем у глубоко верующего уроженца Азии. Исключительный интерес последнего к "Постижению" отнюдь яе кажется мне наиболее чистым признаком религиозной души. Навряд ли Индия могла когда-либо придумать знаменитое Noli me tangere!..Чтобы верить, ей нужно видеть, осязать, вкушать. И если бы она не. имела хотя бы надежды когда-либо достигнуть этого в земной жизни, она оказалась бы недалеко от сомнения. Сам Вивекананда сказал об этом слова, откровенные до грубости, могущие привести в отчаяние. {"Только человек, который действительно почувствовал Бога, религиозен. Мы все безбожники, сознаемся в этом! Простое интеллектуальное утверждение не делает нас религиозными... Всякое познание должно покоиться на восприятии известных фактов... Религия вопрос факта..." (Джнана-иога: "Осознание"),} Это алкание бога – мощная сила; но возвышенное и благородное целомудрие любви, присущее нашему святому, заставило его сказать при виде чуда, от которого он отвратил взор:

"Оставь мне сладость верить, не увидев!"

Мы любим оказывать кредит своим идеалам и не требуем от них платы вперед. Я знаю многих благороднейших людей, которые любят все отдавать заведомо безнадежно, без всякого желания получить обратно. {Одна из самых трогательных черт нашей западной мистики – это великая мудрая жалость, с которой она непрестанно работала над тем, чтобы заставить религиозные души понять, принять и даже полюбить отсутствие бога – "сухость" сердца. Она многократно описывала это; особенно известны знаменитые страницы св. Иоанна де ла Круа в Темной Ночи и Франциска Сальского в его IX книге "Трактата о любви к богу (О Чистоте Безразличия)". Не знаешь, чему больше удивляться – остроте ли анализа, или нежному братскому пониманию, которое склоняется над страданиями покинутой любящей души, заставляя ее (как в прекрасной сказке о глухом музыканте, который играет на лютне ради удовольствия своего принца и продолжает играть и тогда, когда принц, чтоб его испытать, покидает комнату) находить радость в своем горе и приносить богу даже свое одиночество "сак свидетельство самой большой любви:

"...Когда, о Господи, я вижу твой ласковый лик, свидетельствующий о том, что ты благосклонно принимаешь гимн моей любви, о, как это утешает меня!.. Но, когда ты отвращаешь от меня свой взор и я не вижу более ласкового участия, которое ты принимаешь в моей песне, истинный Боже, в каком глубоком горе моя душа! Но она все же не перестанет любить тебя... и петь непрестанно гимн своего преклонения не для радости, которую она в этом испытывает, ибо радости уже нет; но она поет из чистой любви к твоему велению" (Франциск Сальский).

Мы, однако, увидим в дальнейшем, что и в Индии есть любящие Бога; которые отдают ему все, ничего не ожидая, ибо они "перешли черту вознаграждений и ограничений". Сердце человеческое всюду одинаково.}

Но мы не устанавливаем никаких градаций. Любить можно многими способами. Когда каждый дает все, что он имеет, не важно, если он дает иное, чем его сосед. Они оба равны.

Однако мы должны признать, что, поскольку наши западные Церкви сохраняют над мистикой суровый контроль, ее эмоциональное выражение оказывается менее свободным и, главное, менее явным, чем в Индии, где она течет как полноводная река. Великий Индус с той же ясностью сознания, какая была у Вивекананды, ответственный духовник своего народа, хорошо знал, что вызвать у него подобные движения сердца нетрудно, – скорее нужно заботиться о том, чтобы их сдержать. Они весьма легко могли выродиться в болезненную сентиментальность. Я уже указывал, что Вивекананда неоднократно реагировал на это предрасположение с большой резкостью. Вспомним беседу с монахами, где он бичует их "сентиментальную глупость" и восстает против Бхакти, вынужденный признать минутой позже, что он сам является ее добычей. Именно потому он все время вооружен против нее; он всегда на страже, чтоб защищать свое духовное стадо против злоупотреблений сердца. И его долг как вождя на пути Бхакти-иоги состоит прежде всего в тем, чтобы освещать все извилины дороги и ловушки, расставляемые чувством.

Религия любви {Religion of Love – это общее заглавие ряда лекций, прочитанных в Англии и в Соединенных штатах. Вивекананда собрал в них в наиболее универсальной форме все, что он говорил о Бхакти-иога (брошюра в 124 страницы, Udboodhar Office, Калькутта, 1922).}охватывает громадную территорию. Полное ее исследование составило бы своего рода Путеводитель в Иерусалим. Это путь души через различные "этапы" любви в Высшей Любви. Долгий и опасный путь. Очень немногие приходят к цели.

"...Внутренняя сила толкает нас вперед, к любви. Мы не внаем, где искать предмет ее; но каждая новая любовь толкает нас дальше вперед, на поиски. Каждым раз мы обнаруживаем свое заблуждение, мы схватываем какой-то предмет; он ускользает у нас между пальцами, мы схватываем другой, и так все дальше и дальше, пока нас не озарит свет: мы приходим к Богу, единственной совершенной и прочной любви. Все остальное только этапы... Но путь этот долог..."

Большая часть ищущих отстает в дороге. И, обращаясь к своим индусам. Вивекананда говорит им (пусть сделают из этого выводы себе на пользу гуманисты и христиане Запада!):

"...Тысячи людей делают эту религию любви своим ремеслом. Все говорят о ней, но мало кто ее достигает. За целый век отдельные единицы возвышаются до этой любви к Богу, и ими освящается целая страна. Так, когда восходит солнце, растворяются все тени..."

"Но, – спешит он прибавить, – вы должны сначала пройти через эту маленькую любовь".

Не пропускайте отдельных этапов! Главное, будьте искренни! Не воображайте в суетной гордости, смешанной с лицемерием, что вы любите Бога, когда вы привязаны к миру. И, с другой стороны (это еще более необходимо), не презирайте честных путников, которым трудно итти вперед. Ваш первый долг – понимать и любить тех, кто думает не так, как вы.

"Мы не только не скажем другим, что они неправы, как это делают фанатики, но мы скажем им, что они правы, если они идут своим собственным путем, тем личным методом, к которому каждый из нас приспособлен по природе... {Это то, что Индус называет иштам каждого.} Не следует вам бороться с теми, кто не чувствует так же, как вы... Есть миллионы лучей, сходящихся в одном фокусе, в солнце. Как бы Далеко они ни отстояли друг от друга, они все встретятся в центре... Каждому нужно лишь стремиться все выше, к центру..."

"Всюду, где есть любовь, присутствует Господь. Он в поцелуе любящего и возлюбленной, матери и сына, в даре другу от друга, в жертве человека человечеству" (Джнана-иога, "Идеал вселенской религии").

"Идеал в том, чтоб видеть Бога во всех вещах. Но, если вы не можете видеть его таким образом, созерцайте его в одной какой-либо вещи, той, которую вы предпочитаете, а затем в другой. Так вы будете подвигаться вперед маленькими шагами. Душа имеет перед собою бесконечную жизнь. Не спешите, и вы достигнете цели" ("Бог во всех вещах").

Поэтому Вивекашмда резко восстает против всякого догматического воспитания. Никто не защищал с большей энергией свободу ребенка. Пусть его душа, как и члены, будут свободны от всяких пеленок! Душить ум ребенка – величайшее из преступлений, а мы его совершаем ежедневно.

"...Учить другого нельзя. Каждый должен учить себя сам. Можно лишь помогать другому... Только я сам могу учить себя в религии. По какому праву мой отец и учитель может набивать мне голову всякого рода нелепостями? Вы говорите, что они хороши? Может быть. Но кто сказал вам, что это – мой путь? Подумайте об ужасном зле, которое творится в мире благодаря ложным приемам обучения, которые убивают душу миллионов детей! Сколько чудесных семян, из которых вышли бы изумительнее духовные истины, загублено этим ужасным понятием "семейной религии", "национальной религии", "социальной религии". Подумайте о массе суеверий, которыми набиты теперь наши головы в связи с "религией нашей страны".. Какая гора предрассудков и вреда..."

Значит, остается только сложить руки? Но почему же тогда Вивехананда с такой горячностью отдается делу воспитания? К чему же сводится роль воспитателя?– к роли освободителя. Он разрешает каждому итти своими собственными способами по тому пути, который ему свойственен, внушая ему мудрое почтение к путям его ближнего.

"Существует так много идеалов! Я не, имею права намечать для вас, предписывать вам тот или иной из них. Мой долг представить перед вами все эти идеалы и помочь вам разобраться, какой из них для вас предпочтительнее по вашему складу и больше всего вам подходит. Если тот или иной идеал сделан по вашей мерке, берите его, храните его и упорствуйте, добиваясь его! В этом ваш иштам".

Вот почему Визекаюшда является противником всякой религии, которая считается "установленной" (он называет ее конгрегационной), – всякой религии! Церкви.

"Церкви могут сколько угодно проповедывать, если желают, все свои теории, учения, философии. Это не важно! Но когда дело идет об истинной религии, о "высшей религии", о религии в действии, которая есть молитва, "поклонение", настоящее соприкосновение Души с Богом, церковь теряет свои права. Это касается только Души и Бога. Истинный труд религии касается одного меня. У меня есть мой собственный идеал, я должен блюсти его в тайне и в святости. Иисус сказал: "Когда ты молишься, войди и закрой двери за собою и молись отцу твоему, который в тебе"... "Глубокая религия" не может быть сделана общественной... Я не могу по желанию приготовить свои религиозные чувства в пять минут. Такое притворство худший вид кощунства; это насмешка над религией!.. Как только могут люди терпеть эту религиозную дрессировку, похожую на муштру солдат в казарме. Ружья на плечо!.. На одно колено!.. Раскройте книгу! Все точно расписано. Две минуты чувства, Две минуты рассудка, две минуты молитвы, все установлено заранее... Это отвратительно. Эти парады изгнали религию, и, если их будут продолжать еще несколько веков, религия перестанет существовать..."

Религия есть – единственно – внутренняя жизнь.

Но внутренняя жизнь – это лес, населенный самыми различными животными: как сделать выбор между этими царями джунглей?..

"В нас есть инстинкт, общий нам и животным. Существует верховный руководитель, которого мы называем разумом и который, господствуя над. фактами, делает обобщения в соответствии с ними. Существует и откровение, которое, минуя этап рассуждения, познает вещи как бы вспышками. По какому признаку мы отличим его от инстинкта? Это опасный вопрос. Первый встречный негодяй скажет вам: "Я получил откровение. Где мой пьедестал? Скорее сооружайте мне пьедестал, собирайтесь вокруг него и поклоняйтесь мне!.." Каким способом различить откровение и обман?"

Пусть западный читатель обратит внимание на ответ! Он сходен с ответом, который мог бы дать рационалист Запада:

"Первое условие чтобы вдохновение не противоречило разуму. Так же как старик не есть противоположность ребенку, но являет собой завершение его развития, так и то, что мы называем откровением, есть завершение разума. Путь интуиции проходит через разум. Если откровение противоречит разуму, выкиньте его за борт!"

Второе условие не менее осторожно и не менее здраво:

"Во-вторых, это откровение Должно иметь целью благо каждого и всех, а не личную славу или выгоду. Его благодеяния должны всегда носить общий характер, и бескорыстие получившего откровение должно быть абсолютным".

Только испытав его по этим двум признакам, вы сможете его принять. Но "помните хорошо, что в действительности в этом мире нет ни одной души из миллиона, которая получила бы откровение!.. В настоящее время мы только играем с религией".

Трудно было бы упрекнуть Вивекананду в том, что он слишком легко открывает двери доверчивости. Он знает доверчивость своего народа и знает, как ею злоупотребляли. Он знает также, что сентиментальное благочестие слишком часто – только маска слабости характера. А по отношению к ней он безжалостен.

"Если вы ищете Бога Любви, не забывайте никогда, что он высшая сила. Нет более возвышенного могущества, чем могущество чистоты... Такая любовь к Богу недостижима для слабых. Так не будьте же слабы ни телом ни Духом; Будьте сильны!" {Вспомните, какой "героический" характер придают божественной любви великие христианские мистики: "Борьба" у Рюисбрука, где дух и Бог охватывают друг друга в диком, кровавом объятии (De ornatu spiritualium nuptiarum, II, 56, 57),– душа irascibilis Мейстера Экхарта, которая силой схватывает (ergriffen) Бога.

Из трех величайших сил души для Экхарта первой является познание (Erkentniss); второй – irascibilis – мощное стремление вверх (Die Aufstehende Kraft); третьей – воля (der Wille). Одним из символов этой мистической встречи с Богом служит борьба Иакова с ангелом (см. прекрасное истолкование ее у французского доминиканца XVII века Шардона, стр. 75–77 I тома Метафизики Святых Бремона).

Даже кроткий Франциск Сальский заставляет нас вспоминать белый султан своего короля Генриха IV, развевающийся в бою, когда говорит:

"Любовь знамя армии добродетелей, они все должны строиться под этим знаменем" (Трактат о Любви к Богу).

Никакой изнеженности. Мужественная душа бросается в бой и стремится навстречу ранам.}

Сила, мужественный разум, постоянная забота об общем благе и полное бескорыстие – вот условия для достижения цели. Есть и еще одно: желание ее достигнуть. Ибо большинство людей, считающих себя религиозными, в глубине души равнодушно к этому; они слишком ленивы, трусливы и неискренни; им удобнее оставаться на пути и не вглядываться слишком близко в то, что ждет их в конце. Вот почему они прозябают в податливой сфере формального благочестия. "Церкви и храмы, книги и обряды... Этот Kindergarten (детский сад) религии полезен для первых шагов духовного детства; но нужно пойти дальше, если искренно хочешь достигнуть истины".

И нельзя сказать, что это прозябание является здоровой предосторожностью и что те, кто не идет вперед, рисковали бы, выйдя из своего охраняющего "сада", потерять свою веру, потерять своего бога! На самом деле им нечего терять, ибо благочестие их ложное: и настоящие неверующие лучше их, настоящие неверующие ближе к Богу. Послушайте, как воздает должное великому атеизму один из величайших верующих:

"...Громадное большинство людей (он говорит о благочестивых) на самом деле атеисты. Я радуюсь, что в наше время на Западе родился новый класс атеистов: материалисты. Это искренние атеисты. {Более недавно современному материализму отдал дань уважения великий индусский мистик Ауробиндо Гоз. В статьях в журнале Arya (No 2, 15 сентября 1914) о Божественной Жизни и о Синтезе иог он говорит, что видит в современном материализме, как научном, так и экономическом, необходимый этап в работе Природы, на пользу прогресса человеческого ума и общества:

"Все тенденции современного духа можно представить как широкую и сознательную попытку Природы придать действенность разлитым всюду возможностям интеллектуального развития, делая общим достоянием благоприятные условия умственной жизни, создаваемые нашей цивилизацией. В этом усилии европейский материализм находит свое законное место, ибо он подготовляет физическое существо человека и его жизненную энергию, которые должны служить необходимой базой для полного проявления присущих ему способностей высшего разума".

И, перечисляя достигнутые успехи: распространение просвещения, подъем отсталых народностей, возвышение низших классов, умножение механических орудий, экономящих человеческий труд, завоевания науки, экономическую и социальную эволюцию, он добавляет:

"Если можно не соглашаться с применяемыми методами, то все же конечной целью является здоровье социального тела и индивидуальных тел, удовлетворение законных потребностей материально настроенного ума, удобства, досуг, известное равенство условий, позволяющее каждому человеку развивать во всей полноте все свои жизненные способности, эстетические, эмоциональные, интеллектуальные. Забота об экономических, материальных благах господствует над всеми другими; но за этим бодрствует и действует стремление более высокое и более целостное".

В другом месте он признает "значительную пользу, получаемую духом от прохождения им периода рационалистического материализма. Нужно было принудить разум к строгой дисциплине, которая защитила бы его от иррациональных мечтаний прошлого и подготовила бы путь к новому прогрессу. Для все возвышающегося знания необходимой основой является интеллект, чистый, ясный, дисциплинированный. Чтобы исправить свои заблуждения, этому знанию полезно иногда вернуться к ограничениям воспринимаемого чувствами факта. Сверхчувственное может быть охвачено во всей полноте лишь тогда, когда мы станем твердой ногой на почву чувственных вещей". "Земля – его точка опоры" – говорят Упанишады об Атмане, проявляющемся во вселенной. Вот факт, подтвержденный опытом: чем больше мы расширяем и укрепляем науку о материи, тем больше расширяются основы науки о духе, даже самой высокой – Брахмавидья (познание Брахмы)".

Здесь рационалистический материализм Европы принимается и применяется мыслью Индии как ступень, помогающая подняться до полного познания и овладения Атманом.} Они стоят гораздо выше религиозных атеистов, которые неискренни, которые говорят о религии, которые сражаются из-за религии и которые, все время говоря о ней, никогда ее не желают, не стараются ни осуществить ее ни понять. Христос сказал: "Просите, и дано будет вам! Ищите, и обрящете! Стучите, и откроют вам!.." Это абсолютная истина. Но кто желает Бога?.. Мы желаем всего, только не Бога..."

Ханжи Запада и Востока могут принять к сведению это суровое поучение. Бесстрашный изобличитель религиозной нечестивости раскрывает их перед ними самими, этих замаскированных атеистов.

"...Все говорят: Любите Бога!..Люди не знают, что значит любовь... Где любовь? Там, где нет ни сделки, ни страха, ни какой-либо корысти, где есть только любовь ради любви". {В другом месте, в заметках для бесед с учениками (т. VI Полного собрания сочинений, стр. 55 и след.), Вивекананда перечисляет пять этапов на пути к божественной Любви:

1. Человек боится и нуждается в помощи.

2. Он видит в Боге – отца.

3. Он видит в Боге – мать. (И лишь с этой ступени начинается истинная любовь, ибо только здесь она становится интимной и чуждой страха.)

4. Он любит ради любви к любви – вне всяких качеств – за пределами добра и зла.

5. Он осуществляет любовь в божественном союзе – Единство.}

Когда вы достигаете этой последней стадии, вам не нужно будет знать, что с вами станется, и существует Ли Бог, творец вселенной, Бог всемогущий и милостивый, Бог, вознаграждающий заслупи человечества; вам даже не важно будет, Бог ли это деспот или Бог добра... "Любящий перешел черту награды или наказания, страха или сомнения, доказательств научных или иных..." Он любит: он достиг вершины любви, "которой вся вселенная служит лишь проявлением..."

Ибо в этой точке Любовь утратила все человеческие ограничения, чтоб обрести космическое значение,

"Любовь заставляет кружиться миры и соединяться атомы и тяготеть друг к другу великие светила; она есть закон притяжения между мужчиной и женщиной, между народами, между животными во всей вселенной, стремящейся к центру... От мельчайших молекул до высшего Существа вездесущее, то, что наполняет все, есть Любовь... Она единая Сила, Двигатель вселенной. РаДи этой любви Христос отдал жизнь за человечество, а Будда отдает ее в пищу простому животному; мать отдает ее ребенку, супруг своей супруге... Ради этой Любви люди жертвуют собою за родину... И ради этой же любви (как странно это звучит!) вор идет красть, убийца идет убивать... Ибо движущая сила одна. У вора любовь к золоту. Любовь присутствует и здесь, но она дурно направлена... Таким образом во всех преступлениях, как и во всех действенных добродетелях, присутствует вечная Любовь, скрытая позади... Она движет миром. Без нее вселенная в одно мгновение рассыпалась бы. И эта любовь Бог..."

И здесь, как в конце Карма-иоги, мы приходим к предельному проявлению освобождения или экстаза – высшей Бхакти, {Ауробиндо Гоз посвятил прекрасные страницы новой теории высшей Бхакти, которая, по его мнению, выводится из учения Гиты. Для него эта верховная Бхакти, являющаяся высшей ступенью восхождения души, сопровождаемой познанием, не отвергает ни одной из способностей личности, но завершает ее во всей ее целостности. Ауробиндо выводит из Гиты концепцию о божественной иерархической Троице: трех божественных Пуруша (Духах):

1. Кшара, движущий и изменяющийся, многообразное будущее состояние души, множественность Существа, не отличающийся от Пракрити (всеобщности чувственных вещей), Природа.

2. Акшара, неподвижный и неизменный, молчаливое и бездейственное Я, Единство Существа, не связанное с Пракрити и ее деяниями.

3. Уттама, который есть высший Брахман, сверхсущее Я, обладающее одновременно и неизменным Единством и изменяемой множественностью, Пурушоттама, возвышающийся над отрешением от Природы и привязанностью к ней.

Именно этого сверхкосмического Пурушоттамы достигает вполне освободившийся человек; через высшую Бхакти, пройдя этапы личной Лживы (индивидуальной души) и безличного Брахман Атмана. Он вкушает сразу все наслаждения вселенского безличного познания и своего собственного личного существования, вечного в экстатическом единении с личностью божественного Пуруша, частицей которого он является, господина его творений, божественного возлюбленного его души. Все способности его существа возвышенны, прославлены, удовлетворены (ср. Essays on the Gîtâ, 1-я серия, гл. VIII, и 2-я серия, гл. XXXIX. стр. 289).

Я не могу входить здесь в оценку ортодоксальности этого учения с точки зрения индуса. Но мне кажется, что в некоторых пунктах оно приближается к великой христианской мистике.} когда все связующие нити с повседневным существованием кажутся в такой мере порванными, что ему грозит опасность исчезнуть или, во всяком случае, утратить равновесие. Бхакти освободился от всех форм и символов, и ничто не скрывает его более, – никакая секта, никакая церковь; все они тесны для него, он достиг сферы безграничной Любви и стал Единым с нею. Не существует более никаких желаний, нет эгоизма, нет "Я" – это, во всей его яркости, сияние Света. Человек проделал весь путь, он прошел все этапы: он был сыном, другом, возлюбленным, супругом, отцом, матерью. Теперь он Един с Возлюбленным. "Я – это ты, и ты – это Я... И оба мы – Одно".

А дальше нет уж ничего более?..

Он добровольно спускается с вершин, омываемых светом, и возвращается к людям, оставшимся внизу, чтоб протянуть им руку. {"Достигнув сверхсознания, Бхакти вновь спускается к любви и поклонению, – к чистой любви, которая не знает ни желаний ни корысти..." (Заметки для бесед, T. VI, цитированное место).

"Спустись! Спустись!" – говорил самому себе Рамакришна, чтобы вырваться из экстаза.

Таким образом один из величайших Возлюбленных Бога, господи" Бхакти, наш Рамакришна, упрекал себя, отказывал себе в уже достигнутой радости единения с Богом, чтобы быть в состоянии служить другим:

"О Мать, не позволяй мне достигнуть этого блаженства, удержи меня в моем обычном состоянии, чтобы я мог быть более полезным миру!"

Нужно ли напоминать, что христианская Бхакти умеет всегда оторваться от восторгов экстаза, чтоб служить ближнему? Даже пламенные порывы страстного Рюисбрука, заключающего Бога в объятия, как добычу любви в сражении, внезапно стихают при одном упоминании о Милосердии:

"...Если вы вознеслись в экстазе так же высоко, как Святой Петр или Святой Павел, или кто угодно другой, и слышите, что больной нуждается в горячем бульоне, советую вам очнуться от вашего экстаза и пойти греть бульон. Покидайте Бога во имя Бога, находите его, служите ему во всех его членах; вы ничего не потеряете от замены..." De praecipuis quibusdam virtutibus).

В отношении этого вида божественной Любви, которая обращается к человеческому обществу, христианство Европы не может быть превзойдено: ибо его вера учит его рассматривать человечество как мистическое Христово тело. Желание Вивекананды, чтоб его индийские ученики приносили в жертву не только свою жизнь, но и свое спасение ради спасения других, не раз осуществлено было на Западе чистыми и пылкими душами, например Екатериной Сиенской и Марией де Балле, этой простой крестьянкой XVI зека из Кутанса, чудесную историю которой нам недавно рассказал Эмиль Дерменгем: она просила у Бога мучений ада, чтоб избавить от них несчастных. Господь наш отвергал ее, но тем сильнее она настаивала... "Я боюсь, говорила она,что у тебя нехватит мучений, чтобы дать их мне".}

 

3. Раджа-иога

Мы подходим теперь к собственному пути Вивекананды, – хотя он применял все четыре рода иоги и всегда проповедывал идеал гармонии между ними, {Именно это поражало в нем Рамакришну, а позднее – Гириш Гоза:

"Ваш Свами, – говорил последний монахам Алумбазара, – столько же джнанин и пандит, сколько любящий Бога и человечество".} – тому, который мог бы быть назван его именем, ибо он представляет путь "Различия" (Вивека); это – тот путь, на котором могут и, по его мнению, должны соединиться Восток и Запад: Джнана-иога – путь "осуществления" "Познанием" (под этим надо понимать исследование и завоевание разумом высшей Сущности, или Брахмана).

Но это – героическая экспедиция, в сравнении с которой завоевание Полюсов – лишь игра, и где караваны науки и религий требуют суровой и тщательной подготовки. В нее нельзя пускаться наугад, как это возможно для двух предыдущих путей – Труда и Любви (Карма и Бхакти). Необходимо солидное вооружение, снаряжение, упражнение. Тут начинается область Раджа-иоги. Хотя у нее есть свое собственное поле, где она довлеет сама себе, она до некоторой степени играет и роль приготовительной Школы для высшей иоги Познания. Вот почему я помещаю ее в этой части моего изложения: То же место кстати отводит ей и Вивекананда. {В Джнана-иоге (глава об "Идеале вселенской Религии") я инстинктивно следовал порядку, в котором Вивекананда располагает четыре класса темпераментов и четыре соответствующие иоги. Но любопытно, что Вивекананда не дает второй Бхакти, эмоциональному началу, названия "мистики", которое приложили бы мы к ней на Западе. Он сохраняет этот термин для третьей, Раджа, анализирующей и завоевывающей собственное человеческое Я. Он, таким образом, остается более верен, чем мы, классическому значению слова "мистика", которое обозначает "изучение духовности" (ср. Боссюэта) и которое мы неправильно применяем в распространительном или, скорее, ограничительном смысле "излияний" сердца. В мужеском же роде вместо "мистик" правильным термином для обозначения адепта Раджа иоги казалось бы мне слово "мист" – посвященный.

Ауробиндо Гоз следует в своей классификации иогиному порядку. Он ставит на высшее место следующие три ступени: 1) Карма-иогу, осуществляющую бескорыстную жертву делами; 2) Джнана-иогу, познание истинной природы своего Я и мира; 3) Бхакти-иогу– то есть искание и почитание высшего Я, полное обладания божественным Существом (Essays on the Gîtâ, 1-я серия, гл. IV).}

Раджа-иога, – это раджа – царь – иог. Очень часто эта царственность выражается в том, что для обозначения ее довольствуются только словом "иога", без какого-либо прилагательного. Она – иога по преимуществу. Если иога вообще означает единение с высшим объектом (и субъектом) Познания, то Раджа-иога есть экспериментальный психо-физиологический метод для непосредственного достижения этого. {"Наука Роджа-иоги ставит себе целью дать человечеству практический, научно разработанный способ достигнуть истины" (понимаемой б индусском смысле "осознания" истины, живого и индивидуального) (Раджа-иога, 1).

Я сказал выше, что Ауробиндо Гоз распространяет область Раджа-иоги от знания к возможности, от размышления к действию. Но я придерживаюсь здесь толкования великих ведантистских мыслителей, понимающих этот термин в спекулятивном смысле.} Вивекананда называет ее "психологической иогой", ибо полем ее действия является руководство духом и абсолютное господство над ним – первое условие всякого познания. И она ведет к нему путем сосредоточения. {Следуя Патанджали, великому классическому теоретику Раджа-иоги (сутры которого датируются по данным западной индологии периодом от 400 до 450 г. нашей эры, – ср. П. Массон-Урсель, указ. соч., стр. 184 и след.), Вивекананда так обозначает это действие: "Наука сдерживать Читта (дух), чтобы не давать ему рассеяться во Вритти (видоизменениях)" (т. VII Полного собрания сочинений Вивекананды, стр. 59).}

В обычном состоянии мы бесполезно расточаем нашу энергию. Не только вихрь внешних впечатлений заставляет нас разбрасываться во все стороны. Но, даже когда нам удается закрыть за собой дверь и ставни, мы находим в себе целое скопище, наподобие народа на римском форуме Юлия Цезаря;тысячи нежданных, "нежелательных" гостей осаждают и. волнуют нас. Никакая внутренняя деятельность не может дать серьезных и длительных результатов, если прежде всего мы не наведем порядка в доме и, во-вторых, не призовем и не соберем около себя стада наших разбредшихся сил. "Силы духа рассеянные лучи света. Чтобы они засияли огнем, нужно собрать их в пучок. Нет другого средства Познания-". Во всех странах и во все времена ученые, художники, люди могучего действия и интенсивного мышления знали и применяли это средство инстинктивно, индивидуальными способами, обдуманно или подсознательно, следуя собственному опыту. Я показал на примере Бетховена, в какой мере западный гений может осуществить, сам того не подозревая, подлинную Раджа-иогу со всеми ее характерными признаками. Но именно этот пример служит определенным указанием на те опасности, к которым ведет такая индивидуальная практика, предоставленная слепым порывам внутренней силы, недостаточно исследованной и не управляемой. {Ср. мой этюд о Глухоте Бетховена в т. I моей книги "Бетховен. Великие творческие эпохи", стр. 335 и след.

Ногины знают это хорошо "Все эти вдохновленные люди, – пишет Виве. кананда, – исходящие слепо ив своей эмоциональной природы, приносят с собою из этого состояния, вместе с великими истинами, также и великие заблуждения, черты фанатизма... они страдают галлюцинациями и рискуют потерять разум..." (Раджа-иога, гл. VII).}

Особенность индийской Раджа-иоги – в том, что она создала детально разработанную и применяемую в течение веков науку о способах достигнуть сосредоточения и властвовать над духом. Под словом "дух" индусский иогин разумеет в равной мере и орудие и объект познания. И в том, что касается объекта, он идет очень далеко – дальше, чем я имею в виду за ним следовать. Не потому, чтобы я принципиально отрицал неограниченную власть не только над душой, но и над всей природой (что, впрочем, и не различается согласно вере индуса), которую он приписывает своей науке. Истинно-научная позиция – это осторожность по отношению к будущим возможностям духа, ни содержание ни вместилище которого, – я разумею его пределы, – не могли быть еще научно установлены. Но именно это я и ставлю в вину индийскому иогину, – он считает доказанным то, что еще ни разу не было доказано экспериментальным путем. Ибо, если бы эти сверхъестественные силы существовали, непонятно, почему бы (это говорил лично мне один великий индус, одновременно и гениальный ученый и верующий, сэр Джагадис Ч. Боз) древние Риши не воспользовались ими, чтобы преобразовать мир. {Я допускаю, что Ауробиндо Гоз, посвятивший пятнадцать лет жизни в абсолютном уединении на такого рода изыскания, пришел, как говорят, к "похождениям", которые изменяют все области духа, известные до сих пор. Но, отдавая должное его возвышенному характеру и доверяя его блестящим философским способностям, мы все же подождем, пока открытия, о которых объявили его ученики, будут подвергнуты, при свете дня, научной проверке. До сих пор строгий анализ никогда не применялся при этих опытах, где экспериментатор, как бы авторитетен он ни был, является единственным судьей и участником (ученики не в счет: они – тень учителя).} Но самая важная их ошибка в том, что они бросали жадным и грубым умам эти головокружительные обещания, подобные обещаниям сказочных духов в Тысяче и Одной Ночи. Сам Вивекананда не всегда умел удержаться от подобного рода проповеди, при которой он бросал свою удочку с опасной приманкой, чтобы утолить жадность грубоматериальных душ. {В Раджа-иоге, одной из первых своих книг, изданной в Америке, он неосторожно говорит (гл. I) о власти над природой, которую приобретает в сравнительно короткий срок (несколько месяцев) тот, кто упорно практикует Раджа-иогу. Однако из интимных воспоминаний, сообщенных мне одной из наиболее глубоко религиозных его учениц, Sister Christine, можно угадать, сколь светского характера заботы стояли в центре размышлений некоторых его адептов раджа-иогистов, в особенности дам (ср. в гл. V трактата Вивекананды слова о влиянии иогистской практики на красоту голоса и лица). Конечно, юный Сеами, весь исполненный веры, не мог предвидеть, как легкомысленно будут истолкованы его слова. Как только он это заметил, он во-всю натянул удила. Но никогда не нужно "искушать дьявола", как говорит наш западный здравый смысл. Искушаемый дьявол способен на всякие каверзы, и еще хорошо, если он удовлетворится смешным: смешное слишком часто лежит всего на шаг от гнусного. Не было недостатка в менее щепетильных иогинах, которые спекулировали на этих соблазнах и сделали из Раджа-иоги лавочку рецептов для самцов и самок, жадных до многообразных и малопохвальных побед.}

Но он всегда заботился о том, чтобы окружить предмет вожделений широким огненным поясом, как Бруигильда свою скалу. {Будучи далек от того, чтобы изображать сверхъестественное могущество как награду за усердие иоги, Вивекананда, как и все великие иогины, считает его искушением, подобным тому, которое испытал Иисус на вершине горы, когда дьявол предлагал ему все царства земные. (Мне кажется несомненным, что в легенде о Христе этот момент отвечает предпоследнему этапу иоги Иисуса.) Если не оттолкнуть это искушение, все плоды иоги будут утрачены {Раджа-иога, гл. VII).

"На этом этапе он получит различные виды могущества. Он не должен уступать этому, но должен их отбросить. Только тогда он достигнет полного умиротворения волн в океане духа..." Он достигнет божественного Единения. Но слишком очевидно, что обыкновенному человеку мало дела до этого единения и что он предпочитает блага мира.

(Добавлю, что для свободомыслящего идеалиста, вроде меня, который естественно соединяет научный скептицизм с верою духа, эти якобы "сверхъестественные силы", даваемые в руки иогина и отвергаемые им, могут казаться иллюзорными, потому что он их не испробовал. Но это не важно! Достаточно, чтобы мысль убедилась б их реальности и пожертвовала ими. Жертва здесь – единственная реальность, имеющая значение.)} Нужно быть героем, чтобы завоевать награду. Даже первого этапа – йамы или господства над собою – нельзя достигнуть, не выполнив пяти необходимых условий, ничтожнейшего из которых достаточно, чтобы стать святым. Вот эти условия:

1. Ахимса, то есть великий обет Гандистов, который старые иогины считают высочайшей добродетелью и счастьем человека: "безобидность" по отношению ко всей природе, "не свершение зла" действием, словом или помышлением ни одному живому существу.

2. Абсолютная правдивость, "правда в действии, в слове, в помышлении", ибо на истине основано все; ею все достигается.

3. Полное целомудрие, или брахмачарья.

4. Полное отсутствие стяжательства.

5. Душевная чистота и абсолютное бескорыстие: не получать и не ожидать ни от кого никакого дара; всякий принятый дар лишает независимости, а это – смерть души. {Ср. Раджа-иога, гл. VIII, резюме Кармы Пураны, и т. VI Полного Собрания Сочинений Вивекананды, стр. 55 и след.}

Таким образом ясно, что толпы тех, кто ищет в иоге мошеннического способа "достигнуть", тех, кто хочет плутовать с судьбой, спекулянтов на оккультных силах и клиентов институтов красоты,– обнаруживают у первой же ограды, что "Вход воспрещен". Но большинство не желает читать эту надпись; и они стараются обмануть более или менее подливного гуру, охраняющего вход, чтобы он пропустил их.

Вот почему, постепенно убеждаясь в том, как опасно влияние некоторых слов на морально слабые, лишенные устоев натуры, Вивекананда все реже употреблял их. {Он все лучше и лучше сознавал это по мере расширения своего опыта. Одному индийскому ученику, вопрошавшему его о различных путях спасения, он сказал: "На пути иоги (Раджа) лежит много препятствий. Может случиться, что ум поспешит вслед за душевными силами; и, таким образом, он помешает вам достигнуть осуществления того, что свойственно вашей собственной природе. Путь Бхакти или преданности Богу легко выполним, но итти по нему приходится долго. Только путь Джнаны (разума) скор и верен, целесообразен и универсален" (т. VII Полного Собрания Сочинений, стр. 193 и след.).} И он мало-по-малу свел обучение Раджа-иоге к овладению строго научным методом, наиболее совершенным орудием Познания: абсолютным Сосредоточением. {"Откажитесь от умственного крохоборства... Выберите одну идею, сделайте ее делом вашей жизни, думайте над ней, мечтайте о ней, чтоб она стала неотъемлемой составной частью всего вашего тела!" (Раджа-иога, гл. VI).}

В этом аспекте оно интересует нас всех. Каковы бы ни были духовные результаты, которых достигает посредством этого орудия индусский искатель истины, все искатели истины как на Западе, так и на Востоке употребляют одно и то же орудие; и им важно, чтоб оно было наиболее точно, наиболее совершенно. В этом нет ничего таинственного. Здравый ум Вивекананды питает ко всему, что маскируется, что неискренно в поисках духа, такое же отвращение, как и наиболее честные ученые Запада:

"В том, чему я учу; нет никакой тайны... Все, что в системе иоги скрыто и таинственно, должно быть отброшено. Вы должны безжалостно отбросить все, что вас ослабляет. А как раз эти таинственные истории ослабляют человеческий мозг. Они в конце концов почти уничтожили иогу, которая была величайшей из наук... Экспериментируйте сами на себе. Здесь нет ни тайны ни опасности...{Вивекананда, однако, дает в другом месте необходимые советы, касающиеся режима физической и моральной гигиены для тех, кто хочет практиковать иогу.} Нехорошо верить слепо..." {Раджа-иога, гл. I.}

Никто не осуждает более решительно всякую передачу власти над собой, хотя бы частичную, хотя бы мимолетную, в чужие руки. Этим объясняется резкое отрицание Вивеканандой каких бы то ни было форм внушения, хотя бы вполне добросовестного и с благими намерениями:

"Гипнотическое внушение может действовать лишь на слабый дух и приводит его в болезненное состояние... Нужно не ошеломлять ум пациента ударами извне, а учить дух владеть собою, не заставляя его терять ни одной из своих способностей... Всякое стремление к контролю, если он не допускается добровольно, оказывается губительным. Оно создает лишнее звено в цепи рабства. Не позволяйте Другим влиять на вас, даже если они на время приносят вам этим кажущуюся пользу!.. Пользуйтесь сами своим разумом! Овладевайте сами своим телом и своей мыслью! Если вы не больны, никакая чуждая воля не может подействовать на вас. Избегайте всякого, как бы велик и добр он ни был, кто просит вас слепо ему верить!.. Более полезно оставаться злым, чем стать добрым по внешности в силу чужой воли... Берегитесь всего, что угрожает вашей свободе!" {Ibid., гл. VI.}

В своей неудержимой страсти к свободе духа он, как Толстой, заходит так далеко, что, рожденный художником, артистом и музыкантом, отстраняет опасную власть художественных эмоций и в особенности музыки от строгого творческого разума. {Это не значит, что в Индии нет и настоящей иоги искусства. В этом отношении родной брат Вивекананды, Мохандранат Датт, художник и глубокий мыслитель, дополнил указания учителя. Я настоятельно советую эстетикам Европы прочесть его "Диссертацию о живописи" (посвященную памяти первого настоятеля Ramakrishna Mission, Брахмананды, с предисловием Рабиндраната Тагора, изд. Б. К. Чаттерджи, 1922, Калькутта, Seva Séries Publishing Home). Великий религиозный художник Индии становится по отношению к объекту, который он хочет изобразить, в положение иогина, ищущего Единства: объект для него делается субъектом; процесс созерцания тут тот же, что в иогистском "различении" в его самой строгой форме.

"Изображая свой идеал, художник в действительности изображает свой собственный дух, свое действенное Я, поддаваясь внушению внешних предметов. Когда, в глубоком процессе отождествления, внутренние и внешние пласты духа разделяются, внутренний пласт, или изменяемая часть духа, отождествляется с наблюдаемым предметом, часть же постоянная, или неизменяемая, остается спокойно наблюдающей. Первая Лила (Игра), вторая Нития (Вечность). Мы не можем сказать, что находится по ту сторону: это Аватьям, невыразимое состояние..."

Не приходится удивляться, что многие индийские художники, пройдя через эту дисциплину, в конце концов становятся "святыми" (ср. "Танец Шивы" А. Кумарасвами, перевод Мадлен Роллан, изд. Ридер).}Все, что таит в себе опасность уменьшить независимость наблюдающего и экспериментирующего разума, даже если это на первый взгляд приносит благо или временное облегчение, есть "семя будущего упадка, преступлений, безумия и смерти".

Мне кажется, что самый непримиримый научный ум не мог ?ы высказаться более энергично; разум Запада должен в отношении этих принципов найти общий язык с Вивекаюаядой.

Приходится тем более удивляться, что он так мало считался с экспериментальными исследованиями Раджа-иогинов Индии и что мы не старались применить у себя на Западе, при полном свете дня, предлагаемые ими методы подчинения господства тем единым, бесконечно хрупким и постоянно фальсифицируемым орудием, какое мы имеем в своем распоряжении, чтобы позвать существующее.

Допуская, – а этого никто не думает отрицать, – что иогистская психо-физиология пользуется сомнительными и устарелыми объяснениями и (в особенности) терминами, нетрудно, однако, их исправить и согласовать с сов ременной наукой (что и пытался сделать Вивекананда) эксперименты, производившиеся в течение веков. Взамен наших лабораторий индусы имели целые столетия терпения и свою гениальную интуицию. Как сомневаться в последней, когда читаешь в одном из самых древних священных текстов такие ясные строки о природе живых тел, как следующие:

"Тело есть название для ряда видоизменений... Как в реке массы воды изменяются в каждый миг и другие массы приходят, чтоб наполнить подобное же вместилище, так же бывает и с этим телом". {Бесполезно подчеркивать родство этой концепции с концепцией Элеатов. Дейссен в своей "Системе Веданты" сопоставил учение Гераклита о вечной неустойчивости "комплекса" души с индусскими учениями.

Основной идеей здесь является то, что вселенная состоит из единой субстанции, все формы которой находятся в постоянном изменении. "Общая сумма сил всегда остается одинаковою" (Раджа-иога, гл. III).}

Их вера никогда не наносит ущерба научным требованиям; она никогда не является для них условием, обязательным для науки, которой они обучают; они даже добросовестно предоставляют светскому разуму, агностическому и безбожному, возможность достигнуть истины собственными путями. Именно в силу этого Раджа-иога может подразделяться на две различные группы: Маха-иогу, которая предполагает единение "Я" с Богом, и Абхава-иогу (abhawa – небытие), изучающая "Я" "как нуль, лишенный всякого качества", {Раджа-иога, гл. VIII (резюме, вольный перевод Кармы Пураны).}как объект чистого и строгого научного наблюдения. {"Учение Раджа-иоги не спрашивает вас: "ßo что вы верите?"... Неверьте ни во что, пока вы сами не обосновали ваше верование. Всякое человеческое существо имеет право и обязано использовать эту свободу" (Раджа-иога, гл. III).} Верующие Запада могут изумиться подобной терпимости. Но она свойственна Ведантической вере, для которой человеческий дух есть Бог, не познавший себя, но могущий и долженствующий прийти к самопознанию. {Для ведантистов, как и для буддистов, рождение в человечестве есть высшая ступень, до которой доходит существо на пути "осуществления"; поэтому надо спешить им воспользоваться. Даже боги и дэвы, по представлению политеистов, не могут достигнуть свободы, не пройдя через рождение в человечестве (Раджа-иога, гл. III).} Такое Credo не столь уже отдаленно от тайных или высказанных желаний Науки. Таким образом здесь мы не находимся на чуждой почве.

Прибавим, что (Индусская религиозная психо-физиология целиком материалистична, вплоть до некоей ступени внутреннего существа, помещаемой очень высоко" ибо она стоит выше разума. В принятом индусской психо-физиологией генезисе восприятия – от впечатлений, вызванных внешними предметами, до нервных и мозговых центров, которые накопляют их, и от этих последних до разума – все материально: дух является лишь более утонченной материей, чем тело, но не отличной от нее по существу. Лишь на более высокой ступени появляется душа не материальная, или Пуруша, которая, получая от своего орудия – духа – восприятия, передает приказ моторным центрам. Таким образом позитивная наука может итти рядом с индусской верой до трех четвертей пути. И лишь на предпоследнем этапе ей придется сказать: "Стой!" – Здесь я и прошу лишь о том, чтобы она прошла вместе эти три четверти дороги. Ибо возможно (и я думаю, это так), что индусские исследователи видели на протяжении этой дороги много вещей, ускользнувших от взора наших ученых. Воспользуемся же их открытиями, не отказываясь, само собою разумеется, подвергать их свободной критике.

Я не могу в пределах этой книги задерживаться на детальном рассмотрении методов Раджа-иоги. Но я рекомендую это западным учителям новой психологии, психагогии и педагогики, научно основанной иа физиологии духа. Я сам извлек пользу из этих замечательных исследований; и, если было уже слишком поздно, чтобы я мог приложить извлеченные из них уроки к жизни, мне оставалось изумляться тому, насколько они освещали мои прошлые переживания, объясняли мои заблуждения и смутные инстинкты, руководившие мною.

Я хочу особо отметить три первых психологических этапа концентрации духа: {Им предшествуют упражнения более физиологического характера, очень интересные для врача: Асана (или положение тела) и Пранаяма (овладение дыханием). За ними следует высшее состояние духа, Самадхи, в котором "Дхьяна усиливается в такой степени, что отбрасывает внешнюю часть размышления, все воспринимаемые чувством формы, и размышляет лишь об одной внутренней части" – абстрактной: она растворяется в мыслимом Единстве. Мы вернемся к этому состоянию, когда будем изучать иогу познания (Джнана).} Пратьяхару,{Смысл этого слова: "устремлять к чему-нибудь".} которая отвлекает органы чувств от внешних вещей и направляет их всецело к внутренним впечатлениям; Джарану, которая заставляет дух впиваться когтями в специально указанную точку, внешнюю или внутреннюю; Дхьяну, или размышление в подлинном смысле, когда дух, подготовленный предыдущими упражнениями, приобрел способность "течь непрерывным потоком к избранной им точке".

Только после овладения первым этапом, говорит Вивекананда, начинает складываться характер. Но "вовсе не легко обуздать дух, эту бешеную обезьяну. Всегда активный по природе, он опьянен желанием, его жалит ревность, его мучит гордость".– Что же посоветует учитель? Пустить в ход волю? Нет, он опередил запоздалые открытия наших врачей-психологов, признавших, что неумелое применение воли против внутренних склонностей вызывает обычно более сильную реакцию этих склонностей. Он учит покорять "обезьяну", предоставляя ей истощить силы под внутренним взглядом, который спокойно на нее взирает. И древним иогинам не надо было ждать доктора Фрейда, чтобы узнать, что лучшее лекарство для духа – это заставить его смотреть прямо в глаза чудовищам, скрытым в его глубине:

"Предоставьте Духу некоторое время течь, как ему угодно. Он кипит, испускает пузыри. Пусть. обезьяна скачет! Ждите и наблюдайте!.. Вам будат открыто много отвратительных мыслей, которые вы носите в себе... Но познание это могущество... Терпение! С каждым днем блуждание духа будет уменьшаться... Но я не скрываю от вас, что работа эта долгая и трудная"... иогинов можно найти предписания, аналогичные тем, которые рекомендует доктор Куэ: метод самоубеждения, согласно которому пациента заставляют повторять утверждение, что ему становится лучше. Иогин советует ученику мысленно повторять в начале своих упражнений: "Да будут счастливы все создания!", чтобы окружить себя атмосферой мира.}

Так же, для следующего этапа, иогин умеет использовать игру воображения в интересах дисциплины духа, который хочет сосредоточиться на одной точке.

И все время учитель озабочен физиологическим состоянием организма: избегать усталости... "Подобные упражнения не созданы для того, чтоб производить их после тяжелой дневной работы". Следить за режимам: "Строгий режим вначале: молоко и растительная пища; воздержание от всего возбуждающего". {Абсолютное целомудрие. Без него Раджа-иога может грозить худшими опасностями. Действительно, согласно наблюдению индусов, каждый человек обладает постоянным количеством общей энергии; эта энергия может быть перенесена из одного центра в другой. Половая энергия, используемая мозгом, преобразуется в умственную энергию. Но если, по нашему вульгарному выражению, "жечь свечу с двух концов", это ведет к физическому и умственному разрушению. иога, практикуемая в этих условиях, приводит к самым худшим заблуждениям.

Прибавим еще то, чем слишком часто пренебрегали европейские созерцатели: совершеннейшую гигиену и чистоту. "Чистота", требуемая правилами иог, охватывает двойное "обязательство двоякой чистоты: нравственной и физической. Не может быть иогином тот, кто не соблюдает их обе!" (Раджа-иога, гл. VIII, резюме Кармы Пураны).}Внутренние явления отмечены и описаны с изумительной остротой. {Иногда слышатся звуки отдаленных колоколов, сливающиеся в один: непрерывный аккорд. Появляются светлые точки... и т.п.} В начале овладения сосредоточением малейшее ощущение может получить неслыханную силу набегающей волны: "Упавшая булавка производит звук, подобный удару грома". Важно поэтому бдительно следить за организмом, чтобы поддерживать в нем состояние полного спокойствия, которое и является конечной целью. При всем этом основная забота состоит, как мы видим, в том, чтобы избегать болезненного перенапряжения, той потери равновесия, которую наш неумелый, всегда спешащий Запад превращает в карикатурный атрибут вдохновенного артиста, вроде Бетховена, или одержимого экстазом. {"Тот, кто голодает, кто ест слишком много, кто не спит, кто слишком много спит, кто слишком много работает, кто не работает совсем, не может быть иогином" (Раджа-иога, гл. I).

"Не занимайтесь иогой, когда тело очень лениво или нездорово, когда дух очень несчастен и угнетен!" {Раджа-иога, гл. VIII).}

Учитель иогин утверждает, наоборот, что физическое здоровье улучшается от его дисциплины, так же как и нравственное. Влияние этого, говорит он, должно сказаться достаточно быстро в спокойствии тела, в чертах лица, утрачивающих напряженность, даже и в звуке голоса. Можно думать, что именно к этому будут стремиться светские ученики всех истинных или ложных иогинов. И пусть стремятся! В столь богатом запасе опыта, охватывающего так много сторон жизни тела и духа, каждый найдет что взять для своего закрома. Мы же здесь имеем дело лишь с психологами и учеными. {Не выходя никоим образом из плоскости доступного наблюдения и проверенного, фактически доказано, что высший контроль над внутренней жизнью может дать нам частично (если еще не полностью) власть над нашей бессознательной или подсознательной жизнью. "Каждое из наших бессознательных действий может быть призвано в область сознания" (Раджа-иога, гл. VII). Известно, как этим пользуются иогины, чтобы прекратить или вызвать физиологические акты, на первый взгляд не подвластные контролю нашей воли: например, биение сердца. Тщательные научные наблюдения подтвердили реальность этих фактов, которые мы сами могли констатировать. Иогин убежден, что всякое существо, как бы мало оно ни было, имеет у себя на складе колоссальный запас энергии".

Это в высшей степени мужественное верование не заключает в себе ничего такого, что можно было бы принципиально отрицать; непрестанный прогресс науки скорее подтверждает его. Но иогину присуще убеждение (и *то подлежит проверке), что он может своими методами усиленного сосредоточения ускорить ритм индивидуального прогресса и сократить период, необходимый для полной эволюции человека. Это является основой новейших исканий Ауробиндо Гоза, который в "Синтезе иог" опирается на слова Вивекананды, говоря, что "иога может быть для человека способом сосредоточить все течение своей эволюции в нескольких годах или месяцах высшей телесной жизни". Я лично сильно в этом сомневаюсь. Но сомнение мое – научно. Оно не отрицает. Оно лишь ждет доказательств фактами.}

 

4. Джнана-иога

Порыв духа ввысь, к освобождающей истине, может осуществляться, как мы видели, в различных формах: в форме Amor Caritas, или бескорыстного Труда, или разума, стремящегося постигнуть законы внутреннего процесса. Все эти формы должны пользоваться инструментом психофизиологии, и технике игры на нем учит Раджа-иога: ибо нельзя осуществить ничего стойкого и длительного, не научившись предварительно сосредоточению.

Но среди всех этих различных форм есть одна, для которой это обучение особенно важно и должно быть доведено до мастерства, – форма, которая, имея свой собственный путь, частично связана с Раджа-иогой, – последняя из тех, что подлежат нашему рассмотрению, – Джнана-иога иога рационалистическая и философская. Ибо, поскольку Раджа-иога есть наука овладения внутренними состояниями, именно в этой науке философ должен искать способов управлять орудием своей мысли. Даже великий "Различитель", Вивекананда, признает, что "а том пути, который избрал он сам, – на пути "различения", то есть анализа и философского экспериментирования – джнана, "ум может быть пойман в бесконечную сеть пустых словопрений", и только практика сосредоточения по Раджа-иоге может помочь ему пройти сквозь петли.

Поэтому мы считаем логичным перейти, заканчивая наше изложение, именно к этому методу высшего разума, – методу, которым больше всего дорожит Вивекананда. Ни одному из них он не посвятил столько исследований и лекций, не имея, однако, времени объединить их в трактаты, подобные трактатам о Раджа-иоге и Карма-иоге, которые он продиктовал. {Объемистый труд о Джнана-иоге представляет собрание, несколько искусственное, отдельных лекций, большинство которых прочитано в Лондоне в 1886 г. Их можно найти в т. II Полного Собрания (5-е изд., 1924 г., стр. 57–460). К этому следует добавить еще другие отрывки, рассеянные по Полному Собранию: так, например, Введение в Джнана-иогу, т. VII. стр. 39 и след., беседы о иогах, т. VI, стр. 55 и след.}

Первое, что нас поражает в этом методе, который, как и другие иоги, имеет целью единение с абсолютным Существом, это то, что его исходная точка и его средства гораздо ближе к научному духу Запада, чем к его религиозному духу. Он громко ссылается на науку и разум.

"Опыт единственный источник познания". {Разум и Религия, т. VI, стр. 47.}

"Ни одна из иог не отказываете? от разума, ни одна не требует от вас, чтоб вы передали разум в руки какого-либо жреца. Всякая иога говорит вам, чтобы вы придерживались вашего разума, придерживались его крепко". {Идеал Вселенской Религии, т. II, стр. 373.}

В наивысшей степени этого требует Джнана-иога, которая возвеличивает разум: она посвящена ему. Все для нее – наука. И религия – одна из наук. Она должна поэтому подчиняться тем же законам духа, что и другие науки.

"Нужно ли применять те же методы исследования, wo мы применяем в науках и познании внешнего мира, в науке религиозной? Я отвечаю: да. И я прибавляю: чем раньше, тем лучше. Если религия будет уничтожена таким исследованием, значит, она была бесполезным и недостойным суеверием; чем раньше она исчезнет, тем это будет полезнее. Я абсолютно убежден, что ее уничтожение есть лучшее, что может случиться. {Я не вполне убежден, что добрый учитель Рамакришна, всегда бывший "ближним" для слабых, одобрил бы эту непримиримость своего великого ученика, рассудочного и властного. Он напомнил бы ему лишний раз, что в доме не одна только дверь и что нельзя заставлять всех людей входить только по главной лестнице. В этом отношении я думаю, что Ганди ближе, чем Вивекананда, к всеобъемлющей "приветности" Рамакришны. Но пламенный ученик сам первый смиренно обвинил бы себя за это.} Все то, что является шлаком, отпадет; существенные же части выйдут из испытания победоносно". {Идеал Вселенской Религии, т. II, стр. 138.}

На каком основании могла бы религия уклониться от контроля разума?

"По какому праву можем мы отказаться от пользования высшим даром бога?.. Не потрясающее ли кощунство верить вопреки разуму?.. Я уверен, что Бог скорее простит тому, кто, основываясь на разуме, не будет верить, чем тому, кто верит слепо, не пользуясь способностями, ему данными. Такой человек унижает человеческую природу и падает до уровня животного. Мы должны рассуждать...Возможно, что пророки переходили за пределы чувственного мира и могли заглянуть за его пределы. Мы поверим в это, когда сможем сделать это сами. Не раньше..." {На пятнадцать лет раньше Кешаб Чандер Сен говорил то же самое в своем "Послании к индийским братьям" (1880 г.):

"Вы не должны ничего принимать на слово, как это делают суеверные. Наука будет вашей религией, так сказал Господь наш Бог. Вы будете чтить науку превыше всего: науку о материи выше Вед и науку о духе выше Библии. Астрономия и геология, анатомия и физиология, ботаника и химия это живое Писание Бога природы. Философия, логика, этика, иога, вдохновение и молитва это Писание Бога души. В Новой Вере (то есть в той, которую он проповедывал) все научно. Не обманывайте ваш ум оккультными тайнами! Не предавайтесь грезам и фантазиям! С ясным взором и здравым, несмятенным рассудком испытайте все и держитесь крепко за то, что оказалось правильным. Во всех ваших верованиях и молитвах вера и разум должны гармонически объединиться в истинную Науку".}

"Утверждают, что разум недостаточно силен, что его мало для достижения истины, что нередко он обманывается; отсюда следует заключение, что мы должны верить авторитету Церкви! Так мне сказал один римский католик; но я не мог понять логики его рассуждения. Я скажу, что если разум слаб, то сословие жрецов еще слабее, и я не могу принять их суждения; я буду держаться своего разума, потому что при всех его слабостях все же есть некоторые шансы, что я дойду через разум до истины!.. Мы должны следовать разуму и сочувствовать всем тем, кто, следуя разуму, не может прийти ни к какой вере. Ибо лучше" человечеству стать безбожным, следуя разуму, чем слепо верить в двести миллионов богов, повинуясь чьему угодно авторитету. Мы хотим одного лишь прогресса. Никакая теория не делала людей лучше. Единственная ценная для нас сила это "постижение" (личное), а оно обитает в нас, оно проистекает из мысли. Пусть же люди мыслят!.. Вся слава человека в мысли... Я верю в разум и я следую своему разуму, достаточно насмотревшись на вред, приносимый авторитетом, ибо я рожден в стране, где он был доведен до крайности!.." {Practical Vedanta, т. II, стр. 333.}

Так как и в науке и в религии (как ее понимает Вивекананда) основа одна и та же – именно разум, то разница между ними не в существе, а лишь в применении; и Вивекананда стремится объединить их в одном понятии. То он говорит, что "всякое человеческое знание есть лишь часть религии" {Ibid, т. VII, стр. 101.} (и религия тогда становится суммой знаний), то он прославляет, с горделивой независимостью, "выражения религии, голова которых, можно сказать, проникает в высочайшие тайны небес, хотя ноги их крепко вросли в землю, я разумею так называемые материалистические науки".{Ibid, т. II, стр. 69.} Наука и религиядве параллельные попытки помочь нам выдти из рабства. Но только религия древнее, и у нас осталось суеверие (заметьте это слово в устах страстно верующего!), что она более свята..." {Ibid т. VII, стр. 101.

Вивекананда, правда, прибавляет, что "в некотором смысле она действительно более святая, ибо считает нравственность важнейшим вопросом, тогда как наука пренебрегает им". Но это выражение: "в некотором смысле" подразумевает независимость прочих точек зрения.}

Чем же они различаются? Областью своего приложения.

"Религия говорит об истинах мира метафизического, как химия и естественные науки говорят об истинах мира физического"...{Practical Vedanta, т. VI, стр. 47. Не забудем существенно важного слова (уже упомянутого): "борьба". Оно характерно для воинственного духа Вивекананды. Деятельность науки, как и религии, для него не холодное искание истины, а бой.

"Человек есть человек, поскольку он борется, чтоб подняться над природой; и эта природа одновременно есть мир внутренний и внешний. Она не только охватывает законы, управляющие материальными частицами в нас и вне нас, но и ту более тонкую природу внутри нас, которая по существу является двигательной силой, управляющей внешним миром. Хорошая, величественная задача побеждать внешнюю природу. Но еще более величественно побеждать природу внутреннюю. Величественно, хорошо познавать законы, управляющие планетными мирами; бесконечно лучше и величественнее – познавать законы, управляющие страстями, чувствами, волей человечества. А это область религии" (Джнана-иога, I, The Necessity of Religion).}

А поскольку различны области, методы исследования также должны быть различны. Метод, который рекомендует Вивекананда для религиозной науки, метод, принятый Джнана-иогой, противоположен тому, который он считает ошибочным и который принят наукой, модной сейчас на Западе: сравнительной историей религий. Не отрицая интереса этих исторических изысканий и их остроумных теорий о происхождении древних религий, Вивекананда считает их методы слишком "внешними-", чтоб они могли разъяснить вещи, по существу "внутренние". Очевидно, что по виду лица и тела опытный взгляд, может судить о конституции и состоянии здоровья человека. Но нельзя все же познать природу живого существа, не зная практически анатомии и физиологии. Чтоб познать религиозный факт, нужно приобрести практику внутреннего наблюдения; метод должен быть по существу психологическим, вернее, инфра-психологическим: это – химия духа. Ищите первичный элемент, клетку или атом!

"Если я знаю частичку комка глины, я буду знать совокупность ее природы, ее зарождение, ее рост, ее упадок и ее конец. Между частью и целым разница лишь во времени. Цикл завершается более или менее быстро".

Поэтому, чтоб дойти до духовного атома, нужно прежде всего применять внутренний анализ. Овладев первичными элементами и просеяв их, нужно их организовать и стараться вывести из них основные принципы: "Интеллекту предстоит тогда построить дом; но этого нельзя осуществить без кирпичей, а он один не сумеет сделать кирпичи". Джнана-иога – наиболее верный метод, чтоб дойти до основных элементов. {Введение в Джнана-иогу, т. VI, стр. 39 и след.} Здесь она смыкается с практическим методом Раджа-иоги.

Прежде всего следует заняться детальной физиологией духа: сенсорных и моторных органов, мозговых центров. Затем анализировать субстанцию – дух, который, будучи в философии Самкхия отличным от Души, составляет часть материи. Разъяснить весь механизм восприятий и их процесс в интеллекте. Истинная внешняя вселенная есть непознаваемый X. Вселенная, которую мы знаем, есть X + (или – ) наш дух (понимаемый как способность восприятия), придающий ей формы, присущие ему самому. Дух познается также лишь через посредство духа. Он есть – непознаваемый Y + (или – ) формы духа.

Анализ духа, сделанный Кантом, знаком Вивекананде. Но еще за много столетий до него философия Веданты также им занималась и, по свидетельству Вивекананды, достигла лучших результатов. {Лекция, прочитанная в Гарварде о философии Веданты (25 марта 1896 г.), и Введение в Джнана-иогу.}

Духовная работа идет вверх по двум различным и дополняющим друг друга путям: Правритти, Нивритти: итти вперед, отступать – в круговом движении. Здравый метафизический и религиозный метод начинает с последнего: Отрицания, или Ограничения. {Лекции о Майе, прочитанные в Лондоне, в октябре 1896 г. II, Майя и эволюция понятия о Боге.} Как наш Декарт, джнанин сначала все разрушает и ищет твердой точки, прежде чем строить снова. Первое, что нужно, – это проверить основы и исключить все причины иллюзий и заблуждений. Таким образом Джнана-иога прежде всего есть тщательная критика условий познания: времени, пространства, причинности и т.п. Она в точности выясняет границы духа, прежде чем их перейти.

Но кто позволяет ей их перейти? Кто поручится, что за пределами категорий духа существуют реальные X и Y – единственно реальные? Именно здесь религиозный дух должен, видимо, отклониться от пути, по которому он шел до этой стадии совместно с духом научным. Но еще и здесь, на перекрестке, они достаточно близки. Ибо какую цель предполагают оба пути – и религии и науки? Искание Единства, каковым бы ни была его природа, – а стало быть, молчаливую веру в него, – будь существование его первоначально предположено умом как плодотворная гипотеза, или непосредственно воспринято и окончательно принято как интуиция, столь сильная и глубокая, что ею освещаются все будущие искания.

"...Разве вы не видите, к чему стремится наука? Индусский народ шел путем изучения духа – логическою и метафизического. Европейские народы исходят из наблюдений внешней природы. Н-о в настоящее время они приходят к аналогичным результатам. Совершая наши исследования духа, мы приходим к открытию Единства, всеобщего Единого, Окончательной Сущности и Реальности... Наука о материи приходит к тому же Единству..." {Полное Собрание Сочинений, т. II, стр. 140.}

"Наука – не что иное, как шествие к открытию Единства. Как только она дойдет до абсолютного Единства, она остановится и не пойдет дальше, ибо она достигла цели. Химия остановилась бы, если бы она открыла единый элемент, составляющий все остальное. Физика остановилась бы, если бы она открыла единую первичную энергию... Наука религии остановилась бы, открыв единую Сущность Жизни. Даже религия не может итти далее. И это – цель всякой науки".{Ibid., т. I, стр. 12–13.}

Таким образом Единство – необходимая гипотеза, поддерживающая построения науки. Для науки религии это предположенное, обязательное. Единство приобретает ценность Абсолюта. {3 Лекции о Майе. IV. Абсолютное и Проявление.}

Труд, выпадающий на долю Джнана-иоги – в том, чтобы, исследовав конечное и определив его границы, связать его с этим венчающим сводом, распутав бесконечные нити тонкой и частой паутины перекрещивающихся арок свода.

Но в этой сети, которую ткет дух, религиозный ученый Индии уже решительно расстается с теми методами, которые признает европейский рационалист. Ибо, чтобы перейти пустоту, зияющую между границами его чувств и Абсолютным, он обращается в своем организме к методам, которых западная наука никогда не допускала. И для него это, в сущности говоря, и есть Религиозный Опыт.

Я только что говорил о "кирпичах", из которых "интеллект будет строить дом". Те кирпичи, которые будут применять иогины Индии, остались без употребления на наших постройках.

Наука Запада работает при помощи экспериментирования и рассуждений. В обоих случаях она не пытается выйти за пределы относительности как внешней, так и относительности своего собственного разума. Ее гипотеза Единого, оси всех явлений, остается повисшей в пустоте: это скорее не сущность, а временная фикция, необходимая, однако, чтобы подвесить к ней цепь причин и фактов. И если гвоздь держится крепко, никто и не знает и не доискивается, во что он вбит.

Ведантический мудрец преклоняется перед смелым провидением западной науки (которая, однако, запрещает, себе заниматься провидением) и добросовестностью ее труда; но он не верит, чтобы ее метод мог когда-либо привести к познанию этого Единства, без которого она, однако, не может обойтись. {Он, может быть, ошибается. Последнее слово науки не произнесено. После Вивекананды пришел Эйнштейн.

И, с другой стороны, он не предвидел трансцендентального Плюрализма, семена которого, скрытые в новейшей мысли Запада, должны были взойти на почве Европы, вспаханной войнами и социальными потрясениями. Ср. Борис Яковенко: Vom Wesen des Pluralismus (Бонн, 1928 г.), где взяты девизом слова Г. Риккерта: "Das All ist nur als Vielheit zu begreifen" ("Целое постижимо лишь как множественность").} Как религии Запада не могут, по его мнению, отделаться от антропоморфического представления о своих Богах, {Здесь он уже наверное ошибается. К несчастью, индийский ведантист совершенно не постигает глубокого смысла великой христианской Мистики, которая, как и высший Ведантизм, переходит пределы образов и форм, применяемых в популярном антропоморфизме или в угоду ему. Но можно опасаться, что христианские учителя второстепенного порядка, с которыми он имел дело, знали об этом не больше, чем он сам.} так науки не могут возвыситься за пределы Реальности, созданной по мерке человеческого разума. {Повидимому, Вивекананда не был особенно близко знаком с высшими построениями современной науки; вряд ли он знал математику многих измерений, неэвклидову геометрию, "Логику бесконечного" и эпистемологию, "науку наук" Канторианцев, "которая должна показать нам, чем были бы науки, если бы не было ученых" (ср. Анри Пуанкаре, "Последние мысли" и "Наука и Гипотеза"), Но весьма вероятно, что каким-нибудь обходным путем он постарался бы приобщить их к науке – религии. И, действительно, я иногда чувствую в них, какими-то вспышками, нечто вроде религии, не познавшей самой себя, – самое яркое пламя современной веры на Западе.} Нужно найти вселенную, которая заключала бы все вселенные. Решение задачи было бы в том, чтоб открыть то nescio quid, которое было бы общим свойством всех вселенных, низших миров наравне с высшими. Древние мыслители Индии установили, что, чем дальше они удалялись от центра, тем более выражены были различия, а чем ближе они подходили к центру, тем больше они замечали близость Единого. "Внешний мир, согласно их представлению, очень далек от центра, и не там можно найти общую область, где могли бы встретиться все явления бытия". Существуют явления, отличные от явлений внешнего мира: явления умственные, нравственные, интеллектуальные; существуют разнообразные плоскости бытия: исследовав только одну, нельзя объяснить целого. Необходимое условие поэтому – достичь центра, откуда расходятся пути, ведущие во все плоскости бытия. Этот центр – внутри нас. Древние Ведантисты в своих изысканиях пришли, наконец, к открытию, что в самом глубоком ядре души заключен центр всей вселенной. {Джнана-иога: "Осуществление" (29 октября 1896 г.). Вивекананда анализирует здесь Катха Упанишад и перефразирует глубокую легенду о юном Начикетасе, искателе истины, беседующем с прекрасным богом смерти, Иамой.

Христианская мистика сделала то же открытие. Это – глубокие недра души, "der allerverborgensie, innerste, tiefe Grund der Seele" (самое скрытое, внутреннее, глубокое дно души). "Иногда его называют дном, иногда – вершиной души" – говорит великий Таулер. "На этой глубине душа имеет несказанное родство и близость с богом... На этом дне, самом глубоком, самом внутреннем, самом сокровенном, Бог существует в существе, в реальности и в субстанции".

А кто говорит о Боге, необходимо говорить и обо всех вселенных.

"Особое свойство этого центра (души), – пишет салезианец Ж. П. Камю, – в том, что оно возвышенным образом собирает в себе все действия и сообщает им тот толчок, который первичный двигатель дает подвластным ему сферам" (Трактат о внутренней Реформации в духе Бл. Франциска Сальского, Париж, 1631. Ср. Бремон, Метафизика Святых, т. I, стр, 56.

Весь этот трактат посвящен исследованию "центра души". И это странствие к его открытию естественно принимает, как у Ведантистов, космический характер.} Туда и нужно направиться. Нужно углублять шахту, копать, видеть и осязать. В этом и состоит истинная роль религии в том смысле, как ее понимают индусы, ибо, как мы видели, она прежде всего, если не исключительно, – "вопрос факта". В этом отношении Вивекананда идет столь далеко, что дерзает написать: "Лучше не верить, чем не почувствовать" (то есть воспринять и испытать). Мы видим, какая странная потребность в науке постоянно примешивается у него к религии.

Но эта особая наука хочет пользоваться и особым опытом, трансцендентального характера.

"Религия, – говорит Вивекананда, – происходит по существу из борьбы sa то, чтобы перейти границы чувства..." Здесь надо искать ее подлинное зерно... {Джнана-иога: The Necessity of Religion (лекция, прочитанная в Лондоне).

Вивекананда полагает, что первый импульс к этим поискам приходит к человеку в сновидениях; они сообщают ему первое смутное представление с- бессмертии. "Когда человек заметил, что сон есть новое существование, тогда начались его искания... Он продолжал открывать состояния более высокие, чем бдение или сон..."} Во всех организованных религиях основатели их объявляли, что проникли в такие области духа, где оказались перед особым порядком вещей, относящихся и так называемому духовному царству. {Джнана-иога: The Necessity of Religion. "Единственное исключение, – прибавляет Вивекананда, – это, повидимому, Буддизм. Но даже и Буддизм нашел вечный нравственный закон; и закон этот не был выведен разумом, в обычном смысле этого слова. Будда открыл его в сверхчувственном состоянии".} Все религии объявляют, что "человеческий дух в некоторые моменты переходит не только пределы чувств, но и пределы обычных способностей рассуждения", и тогда оказывается перед лицом таких фактов, какие он не мог бы познать ни чувством ни рассуждением. {Важно отметить, что после Вивекананды Ауробиндо Гоз, делая еще шаг вперед, поместил интуицию в общий комплекс нормального процесса научного мышления:

"Заблуждение практического разума в его чрезмерном подчинении видимому факту, который он может непосредственно исследовать как реальный, и в недостаточной смелости, не позволяющей ему довести наиболее глубокие потенциальные факты до их логического завершения. То, что есть, есть лишь осуществление предшествующей потенциальности...", так же, как и нынешняя потенциальность есть лишь признак последующей реальности (Божественная Жизнь).

Интуиция присутствует как бы за завесой, позади нашей духовной деятельности. Интуиция приносит человеку те яркие послания неведомого, которые являются не чем иным, как началом его высшего познания. Логический разум приходит лишь позднее, чтоб посмотреть, какую пользу он может извлечь из богатой жатвы. Интуиция дает нам представление о чем-то, что находится позади, по ту сторону всего того, что мы знаем и чем мы кажемся; это нечто кажется нам всегда в противоречии с нашим менее возвышенным разумом и с нашим нормальным опытом; оно заставляет нас выражать это бесформенное восприятие в положительных идеях Божества, Бессмертия и т.п., при помощи которых мы стремимся сделать его понятным духу.

Таким образом интуиция играет роль фурьера и разведчика Духа, а разум представляет главную часть его армии, идущей позади. Они не отделены более, как у Вивекананды, своего рода потолком между двумя этажами. Здесь – непрерывность одного и того же потока, и все потоки исходят из единой реки Знания. Пределы науки исчезли. "Нет более Пиренеев". Даже идеи Божества, Бессмертия и т.п., – всего того, что составляло до этих пор религию в собственном смысле, – в изложении Ауробиндо являются лишь способами выражения, с точки зрения разума, тех далеких перспектив Действительности, которые сегодня опережают логический разум, но которых он завтра достигнет.

Вот насколько ушел вперед в настоящее время дух Индии и его чувство "живого", "живого целого", воплощающего религиозную интуицию во всей строгости научного мышления.}

Конечно, мы не обязаны верить этим фактам, не видев и не испытав их. Наши индусские друзья не удивятся, что мы противопоставляем им здравое недоверие. В этом мы следуем лишь их собственному правилу научного сомнения: "Если ты не осязал, не верь!" А Вивекананда утверждает вполне научно, что если когда-либо был осуществлен какой-либо опыт в любой отрасли знания, он был возможен и до этого и должен быть возможен впоследствии. Вдохновленный свыше не имеет права ссылаться на какую-то особую привилегию, которая не будет дана более никому. Поэтому, если некоторые истины (даже самые высокие) являются плодом религиозного опыта некоторых "избранных" лиц, необходимо повторить этот религиозный опыт. Наука Раджа-иоги и ставит себе целью подготовить дух ко вступлению в эту область опыта. {"Дух сосредоточивается на конкретном пункте (Дхарана). Он ограничивается одним этим пунктом как основой. Тогда начинают подниматься внутренние волны особого рода. Они не поглощаются другими волнами мысли. Мало-по-малу они становятся преобладающими, тогда как другие отступают и, наконец, исчезают. Затем множественность этих волн уступает место единству. Только одна из них остается в уме (Дхьяна). Когда не нужно уже более никакой основы, когда вся совокупность духа стала единой волной, это – высшее духовное созерцание (Самадхи), лишенное всякой локализации протяжения и центра, наличествует одно лишь чувство мысли (то есть внутренняя часть восприятия, цель которого – результат). Если дух может сосредоточиться на центре на двенадцать секунд, это – Дхарана. Двенадцать Дхаран такого рода образуют Дхьяну, а двенадцать Дхьян ведут к Самадхи... это есть чистейшее блаженство духа..." (Раджа-иога, гл. VIII, резюме, вольно переведенное из Кармы Пураны).

Я даю, интереса ради, это древнее резюме механизма духовного упражнения, не рекомендуя никому приступать к нему необдуманно, ибо подобные упражнения, связанные с величайшим внутренним напряжением, никогда не бывают безопасными; индусские учителя неустанно предостерегали от этого неосторожных экспериментаторов. Лично я считаю, что в Европе разум уже настолько болен, что не стоит ослаблять его остатки этими уклонениями от нормы, если только нет серьезного желания проверить научно их действие. Именно таким наблюдателям я указываю этот путь объективных исследований. Я обращаюсь к разуму свободному и твердому. Я вовсе не желаю напустить на Европу новую секту "озаренных". Но кто верит в науку, тот не может допустить, чтобы она по незнанию, по равнодушию или из пренебрежения и предвзятости оставила неисследованным путь, требующий изучения.}

Пусть, кто хочет, испытает это самовоспитание. Я, со своей стороны, довольствуюсь тем, что указываю здесь конечный результат этих наблюдений: именно, что во всех организованных религиях, имеющих высшую форму, абстрактные факты духовного порядка, открытые и воспринятые, сводятся к одному Единству, "либо в форме отвлеченного Присутствия всемогущего Существа, отвлеченной Личности, называемой Богом, или Нравственным Законом, либо в форме отвлеченной Сущности, лежащей в основе всякого бытия". {Джнана-иога.}

Именно при этой последней форме, форме ведантического Адвантизма, мы оказываемся у цели, столь близкой к цели чистой Науки, что мне трудно их различить. Главное различие – в поведении состязающихся, прибежавших к столбу: наука принимает и рассматривает Единство как гипотетический предел усилий мысли, которые она ориентирует и согласует. иога полагает, что может его охватить и внедриться в него, как плющ. Но результаты почти одинаковы. И современная наука и философия Адваиты приходят к заключению, что "объяснение вещей лежит в их собственной природе, и никакие внешние сущности или причины не являются необходимыми для объяснения того, что происходит во вселенной". Из того же принципа: "Объяснение всех вещей приходит изнутри" – вытекает как следствие современный закон Эволюции. Ибо весь смысл Эволюционизма в том,что природа всякой вещи воспроизводился (в ее росте), что следствие то же, что и причина, лишь в иной форме, что в этой причине скрыты и ей присущи все потенциальные возможности различных следствий, короче говоря, что совокупность творения есть эволюция, а не творение". {Полное Собрание Сочинений, т. I, стр. 370–371. В лекции о Веданте: "Ответы на вопросы" он пытается установить точки соприкосновения между Эволюционизмом и древней теорией Творения, или, точнее, "проекции" вселенной через действие Праны (первоначальной Силы) на Акашу (первоначальную Материю); над ними находится Махат, или Космический Дух, в котором они могут раствориться. Он цитирует знаменитые комментарии древнего Патанджали, говорящие о переходе (мутации) одной породы в другую "путем переполнения Природы" (можно было бы сказать точнее – "путем выхода из шлюзов Природы, наполняющей предустановленные вместилища). См. дальше краткое изложение этой теории Патанджали.

Эмерсон уже в 1859 г. говорил по поводу "Происхождения Видов" Дарвина, что "авторы Брахмана скоро станут руководствами по естественной истории".}

Вивеканакда часто настаивает на родстве современных эволюционных теорий с теориями древней Ведантической метафизики и космогонии. Но между эволюционной гипотезой и гипотезой индусов имеется то основное отличие, что первая относится к последней, как крыло здания – к целому зданию, и что Эволюция предполагает в Ведантизме, в качестве своего аналога (или контрфорса), Инволюцию, как и она, периодическую. Вся индусская мысль по своей сущности основывается на теории Циклов. Движение вперед представляется в виде последовательного ряда волн. Каждая волна поднимается и снова спадает; за каждой волной следует другая, которая тоже поднимается и спадает.

"Даже если основываться на современных исследованиях, видно, что человек не может быть продуктом простой эволюции. Всякая эволюция предполагает инволюцию. Современная наука говорит вам, что вы можете извлечь из машины лишь то количество энергии, которое вы в нее вложили. Ничто не родится из ничего. Если человек эволюционировал из низшего организма, то совершенный человек – человек Будда, человек Христос – был заключен в этом низшем организме... Таким образом мы в состоянии примирить Священное Писание с современной наукой. Энергия, которая постепенно проявляется в различных этапах, пока не осуществится в совершенном человеке, не может происходить из ничего. Она где-то существовала, – и если первой субстанцией, которую мы можем обнаружить, является протоплазма, то эта энергия должна была содержаться в протоплазме". {В одной из лекций о Джнана-иоге ("Осуществление", 29 октября 1896 г.) Вивекананда облекает концепцию Эволюции – Инволюции в поражающую, ошеломляющую форму, напоминающую Уэллса, – в форму Эволюции наоборот: "Если мы развились в людей из животных, животные могут оказаться выродившимися людьми. Что можем мы знать об этом? Мы имеем ряд тел, постепенно совершенствующихся! Можете ли вы быть уверены, что этот ряд идет всегда от низшего к высшему и никогда не опускается от высшего ниже!!! Я думаю, что ряд повторяется в обе стороны".

Некоторые слова Гете наводят на мысль, что эти строки вызвали бы в нем определенные отзвуки, которые были ему знакомы и которые он с гневом и ужасом отбрасывал.}Бесполезны всякие споры между "теми, кто считает, что агрегат материалов, называемый телом, служит причиной проявления, называемого душою", и теми, для кого душа есть первопричина тела. Эти споры ничего не выясняют. "Ибо откуда исходит сила, являющаяся источником сочетаний, называемых душой или телом? Было бы логичнее сказать, что сила, пользующаяся материей для построения тела, тождественна с той силой, что проявляется через посредство тела... Можно доказать, что материи не существует. Это лишь известное поле деятельности сил. Что представляет собою сила, проявляющаяся через посредство тела? Прежде, в древних Писаниях, эта сила и ее проявления приписывались некоей световой субстанции, которая принимала форму тела и существовала после его гибели... Позднее появилась более возвышенная идея, что тело не является носителем силы... что необходимо нечто другое... Это другое получило название Души, или по-санскритски "Атман" единое, вездесущее, бесконечное... {Джнана-иога, II (лекция, прочитанная в Лондоне).}

Но каким образом Бесконечное могло стать конечным? Великая проблема всех метафизиков... {И математики не могут пройти мимо нее (ср. А. Пуанкаре, "Последние Мысли").} Проблема, в разрешении которой истощался гений многих столетий, не уставая снова воздвигать упавшие построения... Ибо еще мало установить Бесконечное, найти его, осязать его. Необходимо связать с ним то, что по самой своей сущности осуждено никогда его не достигнуть. Тут наши христианские метафизики {И здесь великое искусство воздвигать стрельчатые своды, создающие переход от Бесконечного к конечному, представляется мне наследством Александрии и Востока, воспринятым Плотиной и Дионисием Ареопагитом.} проявили архитектурный дар – ум, порядок, гармонию, близкий к дару их "мастеров", строителей наших соборов; и их чудесные конструкции, как мне представляется (об уверенности речи здесь быть не может), настолько же превосходят по красоте метафизические измышления индусов, насколько Шартр или Амьен кажется (нам, европейцам) прекраснее нагроможденных в виде муравейников резных каменных гор Мадуры... (Не следует, однако, сравнивать одинаково грандиозные виды Природы, отвечающие естественным законам проявления двух различных климатов духа...)

Ответ Индий на поставленную задачу – ответ индусского Сфинкса: "Майя". Именно пройдя через экран Майи– законов духа – "Бесконечное" становится "конечным". Майя, ее экран, ее законы и дух, является результатом своего рода "вырождения Абсолюта", растворяющегося в "феноменальном". Воля находится одной ступенью выше. Не потому, чтобы Вивекананда отводил ей почетное место, на которое ее ставит Шопенгауэр. {Он его цитирует и опровергает в своей лекции о Майе. IV. Абсолютное и Проявлений.} Он помещает ее у порога Абсолюта: она охраняет вход. Она одновременно – его первое проявление и первое ограничение. Она – соединение реального Я, находящегося по сю сторону причинности, и духа, находящегося по ту сторону. Но никакое соединение не бывает постоянным. Желание жить влечет за собой необходимость умереть. В словах "бессмертная жизнь" содержится внутреннее противоречие. Истинное вечное Существо находится по ту сторону жизни и смерти.

Но как же случилось, что это абсолютное Существо смешивается с волей, духом, с относительным?– Вивекананда отвечает, вместе с Ведантой: "Оно никогда и не смешивалось. Вы сами – это абсолютное Существо, вы никогда и не изменялись. Изменяется лишь Майя, экран, поставленный между реальным Я и ваади". – И цель Жизни, – жизни индивидуальной, жизни поколений, всей человеческой эволюции, непрерывного восхождения всей Природы от самой низшей ступени, где пробуждается бытие, – в том, чтоб понемногу устранить этот экран. С первого проблеска духа в нем образовалось еле заметное отверстие, через которое проникает взор Абсолютного. По мере роста духа отверстие увеличивается. И нельзя говорить, что то, что мы увидим сквозь него завтра, будет более истинно и более реально, чем то, что мы видим сегодня (то и другое равноценно), но с каждым днем мы охватываем более обширную поверхность. До тех пор, пока весь Экран не исчезнет и ничего не останется, кроме Абсолютного. {Введение в Джнана-иогу, т. V Полного Собрания Сочинений, стр. 39 и след.}

Затихли крики ненасытной плоти,

Успокоилось смятение гордого духа,

Ослабли, отвязались струны тела,

Разрешились связывавшие узы,

Нет более ни Привязанности ни Иллюзии,

Да... Там звучит Звук, Свободный от вибраций. Воистину, твой Голос... {Строфа из бенгальской поэмы Вивекананды "Пою тебе песнь" (А Song I sing to thee). Полное Собрание Сочинений, т. IV, стр. 444.}Слыша этот призыв, Дух становится на дыбы... "Люди ужасаются, когда им говорят это". Это огромное Одно затопляет их. "Они без конца спрашивают: "Что же будет с моей личностью? Разве я ее не сохраню?.." Их личность! Что же она такое? Я хотел бы ее увидеть..." Все течет, все изменяется... "Индивидуальности нет" – разве в конце пути. "Мы еще не личности. Мы стремимся к индивидуальности: и это Абсолют, это наша истинная природа.{То же утверждает и христианская Мистика, успокаивая тех, кто боится поглощения своей "не существующей" личности. Доминиканец Шардон пишет в присущем ему высоком классическом стиле:

"Божественная Любовь преобразует творение в Бога тем, что ввергает его, обожествляя, в глубину божественных совершенств, где, не переставая быть творением, она, однако, теряет свое небытие и, подобно капле, которая сливается с поглощающим ее морем, перестает опасаться стать меньше... Оно обретает божественное бытие в бытии Бога, в бездне, его затопившей. Точно губка, насыщенная и полная водой до предела, плавающая в недрах моря, все измерения которого высота, глубина, ширина и длина бесконечны..." ("Крест Иисуса, 1647"). Ср. Бремон, "Метафизика Святых", т. II, стр. 46–47.} Живет лишь тот, кто живет во всех. Чем больше мы сосредоточиваем нашу жизнь на ограниченных приобретениях, тем ближе мы идем к смерти. Единственные минусы истинной жизни Для нас те минуты, когда мы живем в других, во вселенной. Ограничиться мелкой жизнью это значит, без дальних слов, умереть. Вот почему мы испытываем страх смерти. Он будет побежден лишь тогда, когда человек поймет, что, пока в этой вселенной есть хоть одна жизнь, он жив... Видимый человек лишь вместилище борьбы за проявление потусторонней индивидуальности..." Эта борьба осуществляется путем эволюции, которая ведет Природу со ступени на ступень к проявлению Абсолютного. {Джнана-иога, II. The Real Nature of Man.}

Добавим необходимую поправку к учению об Эволюции. Вивекананда почерпает его из теории Патанджали об Infilling of Nature. {Буквально: "Наполнение Природы (или Природой)". Вивекананда высказал эти мысли во время дискуссий о Дарвинизме, в Калькутте, в конце 1898 г. (Жизнь Вивекананды, гл. XII).} По Патанджали понятия struggle for life, борьбы за существование и естественного отбора, полностью приложимы лишь на низших ступенях природы, где они играют роль, определяющую эволюцию видов. Но на более высокой ступени, ступени человечества, борьба и конкуренция скорее замедляют прогресс, чем ему способствуют. Ибо, согласно чистому ведантическому учению, стремление к прогрессу, абсолютное совершенство и составляет уже истинную природу каждого человека, и лишь некоторые препятствия не дают ей проявиться. Если удается их устранить, высшая природа человека проявляется сразу же. Достигнуть этой победы человека можно путем воспитания, культуры личности, размышления и сосредоточенности, в особенности же отречения и жертвы. Высочайшие мудрецы, сыны Бога, достигли победы. Таким образом индусское учение, признавая общий закон научной эволюции, дает человеческому духу способ избавиться от долгого тысячелетнего восхождения, перелетая широкими взмахами крыльев к вершине Лестницы. {Вечером того же дня, когда Вивекананда излагал эти идеи заведующему Зоологическим садом в Калькутте, который был ими весьма поражен, – он снова стал обсуждать их в кругу друзей у Баларама. У него спросили: если правда, что дарвинизм применим к животному и растительному царству, но не к человеку, то почему же он, Вивекананда, в своих выступлениях так настаивает на первостепенной необходимости улучшить условия материальной жизни индусов. Тогда его обуял один из свойственных ему порывов страстного гнева. Он закричал: "Да разве вы люди? Вы не лучше животных, которые довольны тем, что могут есть, спать и раз. множаться, и одержимы страхом! Если бы вы не были одарены некоторой способностью мыслить, вы бы уже давно обратились в четвероногих. У вас нет никакого самоуважения, вы завидуете один другому и являетесь для иностранцев объектом презрения. Бросьте ваше пустое бахвальство, ваши бесплодные теории, и подумайте как следует над делами вашей повседневной жизни. Раз вами управляет животная природа, я поучаю вас прежде всего искать успеха в борьбе за существование, сделать мощным и здоровым ваше тело, чтобы быть в состоянии бороться, как атлеты, силами духа. Слабые физически, я не перестаю повторять вам это, – не созданы для осуществления Абсолютного. Только тогда, когда дух должным образом держится в подчинении и человек является господином своего "Я", уже не важно, слабо тело или нет: ибо тогда человек ему уже не подвластен..."

Из этого лишний раз можно увидеть, что, каковы бы ни были возражения против скептицизма Вивекананды, никто не мог бы упрекнуть его в недостатке мужества.}

А далее – не важно, будем ли мы оспаривать философское правдоподобие всей этой системы и своеобразной гипотезы Майи, на которой она покоится; это объяснение, конечно, заманчиво и отвечает некоторым ложным инстинктам всеобщей чувствительности, – но оно, в свою очередь, требовало бы объяснения. А никто его не дал, никто не мог его дать, и все в конце концов возвращаются к аргументу: "Я так чувствую. Но чувствуете ли и вы так же?" {В этом самая суть вопроса: в "опыте" Бесконечного и Иллюзии. Остальное – лишь скорлупа. Наука о религиях идет по ложному пути, если она замыкается в сравнительное изучение идей и обрядов. Почему влияния различных идей и религиозных систем передаются от одной группы людей к другой? Потому, что они оказываются в соответствии с определенным личным опытом. Часто ограничиваются, например, рассмотрением интеллектуального взаимоотношения учений Филона, Плотина и первых христиан, И забывают подчеркнуть то обстоятельство, что Филон, Плотин и первые христиане испытали аналогичные "озарения". Между тем наиболее интересно здесь то, что этот религиозный опыт повторялся так часто в одних и тех же формах у людей различных рас и различных эпох. Как оценить значение этого опыта? Может быть, это сделает новая наука о духе, вооруженная более гибким, тонким и совершенным орудием анализа, чем теперешние, столь недостаточные и грубые методы психоанализа и его производных. Безусловно, этого не осуществить с помощью диалектики идей. Ценность интеллектуальной архитектуры систем, построенных Плотиной или Дионисием, можно не оспаривать, но в конечном счете эта архитектура сводится всегда к восприятию Бесконечности и к усилиям, которые производит разум, чтобы воздвигнуть ей храм. Рационалистическая критика не переходит за пределы высшей церкви. Она оставляет неприкосновенными подземелья и склепы.} Да, я тоже чувствую, я воспринимал множество раз, с уверенностью молниеносной интуиции, нереальность видимого мира, освещенную солнцем паутину, где, подобно Ариелю, качается Лилюли, играющая Лила, смеющаяся Майя... я видел Экрак. И уже давно я вижу сквозь него – с тех пор как еще ребенком, спрятавшись, с бьющимся сердцем, я расширял пальцами светлое отверстие. Но я не выдаю это за доказательство. Это – видение. И, чтобы передать его другим, я должен был бы одолжить им мои глаза. Но каждому – те глаза, которыми) Майя, или Природа (не все ля равно, как ее назвать), наделила его. А если они – от Майи, кто поручится нам, что мои, твои, ваши глаза не ослеплены лучами Блаженной Иллюзии? Я отношусь слишком беспристрастно к самому себе, чтобы предоставлять себе какие-либо преимущества. Я люблю ваши глаза и то, что они видят, так же, как и мои. Пусть же они, как и мои, остаются свободными.

Итак, я не стремлюсь, мои европейские друзья, доказывать вам истинность данной системы, которая, какова бы она ни была, создана человеком, и потому, как и все другие, есть лишь гипотеза. Но я хочу показать вам величие этой гипотезы и то, что, какова бы ни была ее ценность в качестве метафизического объяснения вселенной, она в плоскости фактов отнюдь не стоит в противоречии с последними данными, к которым пришла современная западная наука.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 241