• Главная
  • Ключников С.Ю. «Провозвестница эпохи огня»

Глава 3. Годы странствий

«Именно переживание путей дает лучший ключ к осознанию космических жизней. Истинный путник четко представляет путь прошлый и ясно выражает направление желанное».

Листы сада Мории

«Как Мы прошли через пустыни? Как Мы умели миновать черные стрелы? Как Мы могли объезжать неученых коней? Как Мы могли спать с предателем под одним шатром? Как Мы могли усилить камни потока? Как Мы могли найти путь в ночной мгле? Как Мы могли постичь непонятные желания? Как Мы могли узнать тропу жизни? Истинно, бодрствованием духа».

Листы сада Мории

Карельский период

Пережитые высокие состояния не уводят Елену Ивановну от жизни с ее извечными проблемами. Подрастают дети, разнообразные интересы и увлечения которых требуют постоянного внимания родителей. Режим дня художника был весьма напряженным: помимо хлопотной директорской работы в Школе Общества Поощрения художеств он был членом всевозможных культурных обществ и организаций Петербурга, потому вечерами часто отсутствовал. Вся домашняя нагрузка ложилась на Елену Ивановну. Вечерние часы она старалась посвящать чтению, особый упор делая на духовную литературу. Уединенная жизнь и будни были прекрасной школой воспитания характера. Требовал своего внимания и душевных затрат и обширный круг общения с тогдашней интеллигенцией, где у семьи Рерихов были не только друзья и союзники, но и завистники, недоброжелатели, скрытые и явные противники. Елена Ивановна как могла – и делала она это блестяще – поддерживала мужа в его многочисленных делах и начинаниях. Немало трудностей и бессонных ночей вызвала тяжелая болезнь матери Елены Ивановны. Дочь проявила большую самоотверженность и волю, в течение долгих месяцев почти круглосуточно дежуря у материнской постели.

Дает о себе знать и нагнетание внешних событий, заставлявших все учащенней биться пульс Большой Истории. Политическая обстановка в Европе накаляется и завершается выстрелом, знаменующим новый отсчет времени и начало первой всемирной бойни... День 1 августа 1914 года Николай Константинович встретил в Талашкино, завершая там алтарную роспись «Царица Небесная». Супруги восприняли происшедшее как прелюдию к мировой катастрофе, за которой должно последовать переустройство уклада жизни – «новая земля и новое небо». Елена Ивановна чувствовала, что сейчас завязывается важнейший узел мировой истории. В это время здоровье Николая Константиновича резко ухудшилось – сказалось и общее длительное перенапряжение, и утончение организма, все труднее переносящего тяжелую, сырую атмосферу Петербурга. В 1915 году Рерих пережил тяжелое воспаление легких, едва не окончившееся трагически. Очищающее пламя жизни и страданий выводило на новые витки судьбы, суля внешние перемены.

В 1916 году семья Рерихов для поправки здоровья Николая Константиновича переезжает в Сердоболь (Сартавалу) и проводит в Карелии два года. Супруги с детьми побывали за это время в местечке Ихинлахти, в Валаамском монастыре, на острове Тулола, где прожили несколько месяцев в очень уединенной обстановке. Это время запомнилось очень светло и радостно каждому члену семьи. Николай Константинович с теплом и благодарностью вспоминал «карельские снега 1916-1917 года», которые помогли ему «переломить отвратительную пневмонию».

Именно в Карелии Рерихов застали вначале Февральские, а затем и Октябрьские события. Карелия, как часть Финляндии, вдруг стала «зарубежьем», поскольку граница была перекрыта: вести из революционного Петрограда доносились самые разнообразные. Пресса полнилась описанием ужасов, творящихся в России, объятой пламенем гражданской войны и «красного террора». Разобраться в реальной обстановке, тем более возвратиться домой из невольной заграницы, не было возможности. Приходилось ждать. Правда, Николай Константинович все же выезжает в Петроград, где получает приглашение войти в состав формируемого Горьким Революционного Временного правительства и даже сделаться Министром Изящных Искусств. Елена Ивановна с тревогой ожидает мужа. Предложение не было принято, во-первых, по причине очевидной нестабильности обстановки, которую интуитивно ощущал художник, а во-вторых, потому, что у семьи вызревали совершенно иные планы и намерения.

Зиму 1918 года Рерихи провели в Выборге. В том же году Николай Константинович был приглашен в Стокгольм для участия в выставке, которая завершилась триумфом художника – картины имели большой успех, а их автор, до этого кавалер трех русских орденов (Святого Станислава, Святого Владимира, Святой Анны), был награжден шведским королевским орденом Полярной Звезды первой степени.

Если рассматривать финско-карельский период Рерихов с точки зрения его значения в эволюции сознания, то можно эти годы в каком-то смысле уподобить периоду затворничества, который проходит каждый духовный подвижник и творец, готовясь к новой форме служения или к созданию новых произведений. Оба супруга настроились на постижение семейной миссии: первые знаки о ней шли из глубин собственного духовного существа. В эзотерической индийской традиции эта ступень характеризуется слышанием «Голоса Безмолвия», а в европейской философии – понятием сократовского «даймона» или «гения», осеняющего человека сознанием всеобъемлющей мудрости целого. Даже сами названия картин художника того периода носят знаменательные названия: «Облако-вестник», «Приказ», «Послание Федору Тирону», «Ждут», «Клад захороненный», «Победители клада».

В итоге «Голос Безмолвия», или голос пробужденной высшей природы человека, был услышан каждым из супругов. Уединение, особая тишина и величественная красота северной природы помогли не только физическому, но и нравственному исцелению от последних сомнений, вплотную подвели к осознанию жизненной задачи и правильному пониманию зова времени, устремляющего к преодолению популярной, почти гипнотической формулы Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе они не сойдутся...» Длительное тяготение к Востоку кристаллизуется в твердое решение – совершить большое путешествие в Индию, Тибет и Монголию, чтобы проникнуть в «сердце Азии», соприкоснуться с глубинными пластами индийской культуры, получить ключ ко многим знаниям о человеке и мире и, наконец, приблизиться к сокровенным гималайским ашрамам. Весь процесс, рождения этого решения, нахождения «священных знаков» жизни, приводящих на путь служения и познания, описан в сборнике стихов Николая Константиновича «Цветы Мории», вышедшем в Берлине в 1921 году. Ведущую же роль в истолковании зова Востока в это время уже в полной мере играет Елена Ивановна, «чувствознание» которой укреплялось по мере приближения сроков. Николай Константинович в связи с этим писал: «...жена моя, Лада, прозревала на всех путях наших. Нашла она водительство духа и укрепила она путь наш».

Во время пребывания Рерихов в Карелии наступил момент, когда изоляция стала невыносимой, а все существо требовало движения. Николай Константинович выразил это настроение в следующих словах: «Мечты о деятельности! И покрытые снегом скалы Финляндии, как первые вестники будущих гималайских высот, Елена Ивановна была так нетерпелива идти, она хорошо знала тяжкие лишения пути, но ничто не могло ее остановить». Она собиралась записать во время путешествия старинные легенды, притчи, обычаи разных народов, проанализировать современное ей состояние восточных религиозно-духовных исканий, проникнуть в монастыри и встретиться с самими подвижниками.

Естественно, что такая серьезная экспедиция требовала тщательной подготовки. Немедленная поездка в Индию была невозможна по многим причинам – отсутствовала необходимая дорогостоящая экипировка, не завершили свое образование дети и, кроме того, сам въезд людей из «красной республики» в страны Юго-Восточной Азии была весьма нежелателен для западных покровителей этих государств. Первым промежуточным пунктом на пути в Индию стала Англия, куда Рерихи приехали в 1919 году. Семья поселилась в Лондоне, в районе Гайд-парка. Дети продолжают образование в столичном университете, а родители устанавливают новые знакомства, интенсивно общаясь с прибывшими в английскую столицу Рабиндранатом Тагором и увлеченным восточной метафизикой Гербертом Уэллсом.

В Англии происходит первая встреча Рерихов с представителями Белого Братства и Великих Учителей Востока. Во многом под их влиянием определяется отношение супругов к Октябрьской революции. Ни Николай Константинович, ни Елена Ивановна, как известно, не присоединились к числу критиков революции, подобно большинству русских эмигрантов. Однако в их оценке революционных событий в России на первых порах сквозили ноты сомнения и неприятия происходящего. И дело не в том, что западная и эмигрантская информация была по неизбежности негативной – Рерихи, к тому времени достаточно зрелые и мудрые люди, могли прекрасно фильтровать полученные сведения. Но им, нацеленным на культурную эволюцию человечества, трудно было понять братоубийство гражданской войны, варварское разрушение памятников культуры и старины. Повесть Николая Константиновича «Пламя», написанная в этот период, отразила смятение художника.

После встречи с представителями Великих Учителей супруги осознали, что перспективы будущего выздоровления и расцвета родины следует рассматривать в рамках свершившегося выбора, что выбор этот достаточно прочен и надежды на реставрацию прежнего уклада жизни иллюзорны, и что, наконец, самые трагические страницы и стороны революции необходимо воспринимать не как уклонение от плана мировой эволюции, а как Голгофу, призванную в конечном счете ускоренно развязать самые трудные узлы истории, как путь распятия, из которого в кровавых муках рождается Будущее. Рерихи сумели увидеть, что происшедшее с отечеством есть временное, допущенное Провидением для испытания и закала национального духа погружение в бездну, которое рано или поздно приведет к взлету: ведь именно России, принявшей на себя грехи всего мира, несмотря на самое невыгодное с внешней точки зрения положение назначено возглавить процесс духовной эволюции на планете. Эту грядущую высокую миссию России чувствовали и пророчески предсказывали многие выдающиеся люди Земли – Тагор, Вивекананда, Ницше, Шпенглер; о ней чуть позднее заговорит Агни Йога. Полученное наставление на всю жизнь определило высокий пафос Рерихов по отношению ко всем положительным свершениям в Стране Советов и большую сдержанность в оценках всех негативов [1]. По прошествии ряда лет Елена Ивановна в очерке «Преподобный Сергий Радонежский» напишет: «Через многие тяжкие испытания прошла Земля Русская, но все они лишь послужили к ее очищению и возвеличению – так было, так будет». «История повторяется, – утверждала она, – и кто может сказать, что наступившие с началом XX столетия годы развала, гонения и кощунственного разрушения Святынь снова не сменятся великим, еще небывалым духовным подъемом, который в стихийности своей превысит все до него бывшие подвиги?»

Упомянутая встреча скорректировала маршрут семьи, поначалу стремившейся попасть в Индию как можно скорее. И хотя билеты на пароход, отправляющийся в Бомбей, были уже куплены, обстоятельства сложились так, что плавание пришлось отложить. Совет, данный Рерихам при встрече, состоял в том, чтобы не упорствовать, не форсировать события, а вначале поехать в Америку, где сложились благоприятные возможности для дальнейшего выполнения миссии. В дальнейшем Рерихи хорошо помнили этот совет – чутко всматриваться и вслушиваться в обстоятельства, никогда не торопить их, но и не запаздывать.

Почти одновременно со встречей Рерих получает приглашение принять участие в турне по США с выставкой своих картин. Таким образом, Америка становится следующим промежуточным пунктом на пути в Индию. Рассчитывая получить определенные денежные суммы от продажи картин и тем самым обеспечить материально дорогостоящую экспедицию, Рерихи приезжают в Америку с мыслью, что это ненадолго и... задерживаются там почти на три года.

 

Новый свет

Выставки картин Николая Константиновича проходят с триумфальным успехом, средства на экспедицию откладываются. Но задумано новое грандиозное предприятие – учреждение Пакта мира, иногда его называют Пактом Рериха, – межгосударственной конвенции, призванной сохранять культурные ценности народов во время войн. Елена Ивановна активно включается в культурно-просветительскую деятельность по пропаганде русского искусства, руководит возникающими в США женскими организациями. К ее мнению прислушиваются постоянно собирающиеся в доме Рерихов известные американские ученые, писатели, журналисты, художники и даже представители деловых кругов, втянутые в мощную орбиту нового, доселе неведомого в прагматическом мире культурного движения.

Одновременно продолжаются начатые в Лондоне в 1920 году записи первой книги Учения Живой Этики «Зов». Книга представляет собой как бы призыв Учителя к ученикам нести Провозвестие Востока.

Среди новых знакомых Рерихов в Нью-Йорке 3.Г.Фосдик – будущий директор рериховского музея в этом городе. Сама уроженка России (родители увезли ее в Соединенные Штаты в раннем возрасте), Зинаида Григорьевна так описала свою первую встречу с Рерихами:

«Николай Константинович сердечно поздоровался с нами, а Елена Ивановна радостно улыбнулась, когда мы заговорили на нашем родном языке. Как сейчас вижу перед собой эту красивую женщину... Ее лучистые карие глаза, тонкие черты лица, пышные волосы, каштановые, с проседью, румянец на слегка смугловатой коже – все привлекало в ней».

Зинаида Григорьевна вспоминала, насколько внимательна была к ней посланница из России, как пристально она вникала во все ее проблемы, как плодотворны были их беседы об искусстве (ведь обе они профессионально занимались музыкой). Елена Ивановна учила ее началам восточной философии, принципам культурного строительства, основам художественной перспективы в живописи (Фосдик вообще утверждает, что Елена Ивановна прекрасно рисовала и что в ее записной книжке она видела яркие выразительные рисунки).

Кульминацией деятельности Рерихов в Америке становится создание таких культурных организаций, как Международное общество художников «Пылающее сердце», Институт объединенных искусств и Художественный центр «Венец мира». Но, конечно, особая успешность всей американской деятельности супругов во многом объяснялась пристальным вниманием и постоянной поддержкой Великих Учителей, с посланниками которых состоялись еще две встречи – в Нью-Йорке и в Чикаго; Рерихи знали об этой поддержке и всегда ценили ее. Вот что рассказал об одной из встреч в дневниковых записях «Вехи» Николай Константинович, скрыв себя за определением «мой знакомый друг»:

«...Было указано открыть в одном городе просветительное учреждение. После всяких поисков возможности к тому он решил поговорить с одной особой, приехавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда «в ожидании», мой знакомый друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ним гобелена: «Они знали стиль жизни, а мы утеряли его». Мой друг ответил незнакомцу соответственно, и тот предложил ему сесть на ближайшую скамью. И, положив палец на лоб (причем толпа посетителей – это был воскресный день – не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: «Вы пришли сюда говорить об известном вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев не может быть сделано ничего в этом направлении. Потом все придет к вам само». Затем незнакомец дал еще несколько важных советов и, не дожидаясь, быстро встал, приветливо помахал рукой со словами «хорошего счастья» и вышел. Конечно, мой знакомый воспользовался его советом... Через три месяца все свершилось, как было сказано. Мой друг и до сих пор не может понять, каким образом он не спросил имени чудесного незнакомца, о котором больше не слыхал и не встречал его. Но именно так и бывает».

Постепенно к супругам пришло понимание и того факта, что «досадная задержка» Рерихов в Америке имела глубокий смысл. Без серии выставок-продаж не нашлось бы средств на центрально-азиатскую экспедицию, без американских культурных учреждений не состоялся бы будущий институт Урусвати, большую поддержку которому оказали ученые Нового Света. И наконец, зерна духовного созидания, брошенные Рерихами в американскую почву, дали поздние всходы культурного сотрудничества двух народов, хотя супруги действовали как представители «народной дипломатии» без какого бы то ни было официального представительства. И как знать, полновесный урожай от этих всходов, может быть, еще предстоит собрать в наши дни.

Америка стала важным этапом внутреннего роста Николая Константиновича и Елены Ивановны, явилась «огранкой» их культурно-просветительного энтузиазма, воли, зоркости, умения строить отношения с людьми. Ведь все культурные начинания приходилось разворачивать в весьма душной атмосфере и «плотной» среде, мало приспособленной для восприятия «тонких» идей складывающегося синтетического Учения. Новый Свет – родина бизнесменов и деловых людей, где то, что называется гражданской позицией, чаще всего есть почти синоним свободного предпринимательства. Правда и то, что сознание молодой и энергичной американской нации было еще не столь заблокировано интеллектуальными стереотипами, как у представителей коренной Европы. Среди бизнесменов, встреченных Рерихами на пути, было немало ярких психологических типов, умных и волевых людей с интересными биографиями. С одним из них, знаменитым миллиардером Генри Фордом, у Рерихов установились дружеские отношения. Обладая широкими взглядами, свободный от привязанности к узко-материальным устремлениям и чисто «денежной» психологии, он по достоинству оценил размах культурно-просветительной и духовной деятельности супругов и оказал существенную финансовую поддержку при организации трансгималайской экспедиции.

Но в целом, обращение американского сознания к иным основам жизни, попытки (притом довольно успешные!) переключить внимание деловых людей от культа золотого тельца к культу света требовали от Рерихов и находчивости, и терпимости, и такта, и горения. Сработал закон: уча, учишься сам.

 

Трансгималайское путешествие

В 1923 году, когда созрели подходящие условия, Елена Ивановна вместе с Николаем Константиновичем отправляются в давно спланированную экспедицию, снаряженную на средства общественных организаций США и под американским флагом. В Париже к родителям присоединяется Юрий, завершивший к тому времени в Сорбонне свое востоковедческое образование, начатое в Петербурге и продолженное в Лондоне. Младший сын, Святослав, остается в Америке для продолжения учебы в Гарвардском университете и продвижения многочисленных дел, предпринятых родителями.

В Индии Рерихи изучают древние памятники искусства и культуры, производят археологические раскопки, посещают монастыри, проходят маршрутом, по которому, согласно преданиям, шел, проповедуя «четыре благородные истины», Будда. Состав экспедиции, продлившейся в общей сложности пять с половиной лет, все время менялся, но Елена Ивановна вместе с мужем и сыном была ее постоянным участником от первого до последнего дня. Вместе с мужчинами ей приходилось преодолевать опасные обледенелые перевалы, взбираться на высокогорные хребты, замерзать под холодными ветрами, терпеливо побеждать сопротивление местных властей, обороняться от нападений бандитов. Ввиду исключительной трудности маршрута первоначально предполагалось, что какую-то часть пути Елену Ивановну в специально оборудованных носилках понесут носильщики-провожатые. Но с первого же дня она заявила, что «на людях не поедет», пересела на лошадь и, хотя до этого никогда не занималась верховой ездой, прошла в седле в составе экспедиции по территории азиатского континента 25 тысяч километров!

Знаменитое трансгималайское путешествие Рерихов, в полном объеме представляющее поистине необъятную тему, в многочисленных публикациях описано довольно подробно. Остановимся на фактах, связанных с участием Елены Ивановны в экспедиции. Дневниковые записи Юрия Николаевича пестрят следующими записями:

«Шли одиннадцать часов. Елена Ивановна едет не слезая с коня более 13-ти часов. Значит, так называемая усталость побеждается чем-то иным, более сильным».

«Елена Ивановна все 10 дней на коне. Она не любит малых решений».

«Елена Ивановна – первая русская женщина, проделавшая такой путь. А тропы азийские часто трудные узкие горные подъемы, и речные обрывы, и тарбаганьи норы. Ну да и встречи с разбойными голоками тоже не очень приятны».

Но замечательное присутствие духа позволяло мужественной женщине поддерживать тех, кто начинал поникав волей. Случалось, при сердечных приступах и пульсе, доходившем до 145 ударов в минуту, где-нибудь на высокогорном плато она поднималась на привале первая, подбадривала проводников и погонщиков. А людей она видела, что говорится, насквозь. Юрий Николаевич упоминает о процедуре отбора людей в состав экспедиции, которую семья доверила своей проницательной «ведущей»:

«Мы объявили на базарах о найме караванщиков, и ежедневно нас стали осаждать толпы желающих. Из этого сборища балтов, кашмирцев, аргунов и тюрок Е.И. выбрала несколько человек, впоследствии оказавших нам неоценимые услуги... Эти люди никогда не унывают, даже во время затяжных буранов в горах, довольствуются малым и никогда не жалуются на усталость. В наших последующих странствиях мы часто вспоминали ладакских погонщиков, их удивительное мужество и стойкость».

Путь был столь насыщен опасностями, что лишь исключительная выдержка помогала справиться со всевозможными препятствиями. Можно представить, что пережила Елена Ивановна, когда лошадь старшего сына вместе с наездником начала медленно съезжать в пропасть. Наблюдательность и острота восприятия Елены Ивановны, ее предельно утонченные земные органы чувств, ставшие преддверием к развитию различных «тонких» чувств, позволяли ей первой замечать приближение опасности, улавливать самые отдаленные звуки, различать притаившихся в зарослях бандитов. Во время долгого пути Рерихи не однажды были свидетелями так называемых необычных атмосферных явлений. Среди них – встреча с пролетающим в небе огненным диском, о чем впоследствии красочно рассказал в книге «Алтай-Гималаи» Николай Константинович, а также явление «непалящего» огня, описанное Еленой Ивановной в одном из писем:

«Нежгучее пламя (горящая Купина Моисея) есть так зазываемый небесный огонь, который может проявиться лишь при соприкосновении с аурой определенного напряжения. Н.К. и я явились свидетелями такого огня во время нашего путешествия по Тибету. Вспыхнул он совершенно неожиданно в нашей палатке поздно вечером. Муж уже дремал. Я подошла к своей кровати и протянула руку, чтобы отдернуть одеяло, и вдруг посреди поднялся столб, вернее костер, чудесного серебристо-лилово-розового пламени. Сразу я не поняла, в чем дело, и с возгласом – огонь, огонь! принялась тушить его руками, но огонь не потухал, языки пламени не обжигали моих рук, и я лишь ощущала приятное живое тепло. Мой возглас разбудил мужа, и он увидел меня, стоящую на фоне этого пламени. Явление это продолжалось не более четверти минуты, может быть меньше, и так же внезапно исчезло, как появилось».

Николай Константинович, тоже описавший этот случай, заметил: сила огня была так велика, что «палатка была вся освещена».

Вообще, ощущение чего-то необычного, почти волшебного, и чудесные знаки судьбы сопровождали экспедицию на каждом шагу, скрашивая суровый реализм труднейшего маршрута. Ярким подтверждением этому является следующий случай, о котором рассказывает художник:

«Жена моя хотела иметь старинное изображение Будды. Но это не так легко, ибо старинные изображения редки и собственники их не расстаются с ними. Мы поговорили между собою на чуждом здесь языке и оставили дело до лучшего случая. Каково же было наше изумление, когда через несколько дней к нам приходит лама и с поклоном достает из-за пазухи отличное изображение Будды тибетской работы со словами:

«Госпожа хотела иметь Будду. Во сне мне явилась Белая Тара и указала отдать вам изображение Благословенного с моего алтаря».

Так мы получили давно желанное изображение». В многотрудном пути иногда приходилось не только принимать чудеса в дар от щедрой гималайской фортуны, но и совершать собственные, необычайные для местного населения действия, которые оно воспринимало как проявления чудесных сил. Юрий Николаевич вспоминал, как во время путешествия по Тибету мать, пользуясь своими тонкими «психическими способностями», излечивала людей от болезни. Однажды пришлось лечить сына губернатора, и результат был благоприятный: «Мальчик скоро поправился. Впоследствии губернатор намекнул, что доброта Е.И. спасла нас от многих неприятностей». Свойство отвечать добром на зло было вообще в натуре Елены Ивановны, ведь многие представители китайских и тибетских властей отнюдь не походили на откровенного губернатора. Миролюбивую и доброжелательную экспедицию часто подвергали обыскам, задержкам и другим притеснениям.

Справедливости ради отметим, что многочисленные затруднения экспедиции не стоит относить лишь на счет тяжеловесной бюрократической машины или произвола местных чиновников. Известно, с каким подозрением следила английская и китайская дипломатия за появлением любого русского человека в Индии и в Тибете. Об этом писала еще Е.П.Блаватская в книге «Из пещер и дебрей Индостана» в XIX веке. А после революции подозрение вдвойне окружало людей, не скрывающих симпатии к «красной России», да и не порвавших с ней даже формально-гражданских связей. При выезде из России Рерихи отказались оформить так называемый «нансеновский паспорт», служивший официальным документом для русских эмигрантов, как бы подтверждающим их разрыв с большевиками. Отказались они и принять подданство другой страны, продолжая считать себя гражданами Родины с новым общественно-политическим строем. Более того – было составлено завещание, согласно которому в случае гибели Рериха во время пути все экспедиционное имущество и картины становятся собственностью русского народа. Конечно, такая позиция осложняла судьбу семьи, и, несмотря на мировую известность Николая Константиновича, подозрения, брань и клевета со стороны определенных кругов всегда сопровождали любые инициативы Рерихов.

Начало экспедиции в Индии было ознаменовано одним замечательным событием, изменившим ее предполагаемый маршрут и планы. В Дарджилинге в местном храме на окраине города состоялась ожидаемая всю предшествующую жизнь земная встреча Елены Ивановны и Николая Константиновича с самими Великими Учителями. Последняя книга Агни Йоги «Надземное» позднее передала внутренний трепет всего существа Елены Ивановны, с первых мгновений ситуации сердцем почувствовавшей присутствие чего-то необычного и невыразимо высокого, хотя явившийся на встречу Учитель по внешнему виду и одеянию не отличался от других находившихся рядом лам. Совместное глубокое впечатление от встречи выразил и Николай Константинович: «Люди, встречавшие в жизни Учителей, знают, как просты и как гармоничны, и как прекрасны Они. Эта же атмосфера красоты должна окутывать все, что касается их области». После продолжительной (в отличие от кратковременных лондонской, нью-йоркской и чикагской) встречи в Дарджилинге Рерихи получают еще одно важное задание – передать Советскому правительству ларец со священной гималайской землей на могилу Ленина, имя которого высоко почиталось на Востоке, а также послание руководителям СССР, где Новой Стране была предложена помощь, основанная на знаниях, накапливаемых тысячелетиями. Впервые напечатанный в нашей стране в 1965 году в журнале «Международная жизнь» текст послания затем неоднократно публиковался в других изданиях.

Многое в этом послании сегодня может вызвать недоумение и даже протест с точки зрения обыкновенной человеческой логики – ведь оно содержит благословение ряда разрушительных процессов и тенденций революции, о которых в наши дни стало известно гораздо больше, нежели ранее. Неужели мудрые и всеведущие Учителя не знали о них? Почему они допустили хаос разрушения?

Эзотерические учения говорят, что при рассмотрении такого сложного явления, как духовная эволюция земного человечества, порой необходимо смотреть на вещи поверх обыденной логики и обыденных представлений о добре и зле. Великие Учителя, направляя эволюцию планеты и помогая людям, действуют, строго придерживаясь принципа свободной воли, и никогда не вмешиваются в исторический процесс насильно, даже имея в виду благую цель. Средства есть продолжение цели, и если они недостойны, то они бросают тень на саму цель. Всякое насильственное добро или насильственное сдерживание направленной ко злу свободной воли отдельных людей, правителей или государств по закону причинно-следственной связи увеличивает дисгармонию мира. Оно допустимо лишь в случаях защиты от явной вооруженной агрессии людей от себе подобных, но никак не со стороны Высших форм сознания и Старших Братьев человечества, наблюдающих за свободным выбором того или иного пути развития каким-либо государством. Принцип работы Великих Учителей с человечеством состоит прежде всего в многообразных духовных импульсах, посылаемых в виде различных откровений, религий, учений, а также в виде насыщения «тонкой» психосферы планеты высокими идеями, образами и энергиями. В отдельных случаях подобная помощь может заключать в себе конкретные предложения, советы или даже программы на государственном уровне. Что касается возможных недоумений по поводу сотрудничества с запятнавшим себя кровью советским режимом, следует отметить, что Учителя работают не с идеальным, существующим в сознании утопистов человеком, а с реальными людьми, какие они есть, не упуская случая бросить одухотворяющие зерна знаний даже в лишенную освещения и сухую почву. Тем более, если эти люди облечены государственной властью и отвечают в данный момент за судьбу великой державы.

Нельзя не предположить также, что приветственный тон Послания объясняется и тем, что Учителя рассчитывали на возможный диалог, а не на немедленный отказ. Можно представить себе, насколько малоуспешной и даже трагической была бы миссия Рерихов, если бы свой разговор с агрессивным, неуступчивым и догматически мыслящим советским руководством начался с обличения его просчетов и ошибок. Один из принципов, запечатленных Агни Йогой, – всегда говорить по сознанию собеседника.

Но не одни лишь тактические цели преследовала примирительная тональность Послания. Ряд высказываний, касающихся «эволюции общины», «угаданной» Новой Страной, а также поощрение идей, направленных против излишней привязанности к собственности и нацеленных на построение Общего Блага, представляют собой одобрение ряда стратегических замыслов вождей революции, прежде всего, конечно, самого Ленина [2]. (К ближайшему окружению Ленина и Рерихи, и Учителя относились весьма критически, если не сказать больше: «В окружении чуждых ему сотрудников Ленин один нес негасимое пламя подвига».) Видимо, авторы Послания выделяли эти идеи из прочих советских начинаний и считали, что, несмотря на все их несовершенство, они, при соответствующей духовной поддержке, с эволюционной точки зрения ведут дальше, нежели прежние во всех отношениях более комфортные принципы государственного устройства. Ведь основное направление эволюции состоит, согласно Агни Йоге, не столько в совершенствовании внешних форм жизни, связанных с экономическим довольством и научно-техническим прогрессом, сколько в улучшении внутреннего человека, его бессмертного духовного начала, а пробуждение духа (индивидуального или народного) обычно происходит не в сытости и благополучии, а в суровых, порой жестоких жизненных обстоятельствах, именно они высекают из застывшего в развитии сознания искру духовности, помогают ему осознать и преодолеть собственную самость, обуздать алчную привязанность к «несуществующей» (по определению Учения) собственности и раскрыть в себе общинное альтруистическое начало.

Рерихам, выступающим в качестве посланников Махатмы, было очевидно, что даже наиболее здоровым начинаниям Новой Страны грозит крах, ибо после ухода Ленина среди советских руководителей нет обладающих достаточными знаниями о том, как необходимо строить провозглашенное будущее. Главная помощь, которую заключало в себе Послание, состояла в готовности Учителей Востока передать знания о путях, законах и принципах правильного строительства жизни во имя Общего Блага, которое молодая страна пыталась строить на фундаменте «разрушенного до основания» старого мира. Кстати, к 1926 году этот фундамент, несмотря на многие потрясения, все же не был разрушен до основания – еще не прошла коллективизация, окончательно уничтожившая прежний уклад жизни, и представлявшая собой по сути «насильственную общину», – понятие, подвергнутое в Агни Йоге суровой критике. Еще оставался шанс продолжить строительство Нового государства с принципами духовной общины на здоровой, естественной, исторически сложившейся в России почве крестьянской общины. Потому слова Послания об угаданной Советами «эволюции общины» следует понимать не столько как реальную угаданность, сколько как тонкую подсказку направления пути. Соответствующее вселенским законам бытия сокровенное знание должно было поддержать самоотверженный, но стихийный порыв народа, сделать его постройку нерушимой, уберечь государство от наметившихся ошибок и перекосов в сторону еще незримого для большинства, но уже замеченного для мудрого взгляда культа личности, культа грубой материи, ведущего к отрыву от космических задач [3]. Впервые в современной человеческой цивилизации возникла уникальная возможность расширить духовное водительство Старших Братьев человечества с небольшого числа отдельных продвинутых учеников до размеров огромной страны.

 

Московская миссия

Получив визы на въезд в Советский Союз, Рерихи 13 июня 1926 года прибывают в Москву, где останавливаются в Гранд-отеле. Несмотря на внешне стабильную ситуацию в стране, которую отделяли еще несколько лет от ожидавшего ее внутриполитического произвола, отношение к людям, прожившим долгое время за границей вроде Рерихов, было со стороны властей достаточно напряженным. Семья понимала, что их приезд небезопасен и может обернуться непредсказуемыми последствиями, поэтому само решение пересечь границу, как будет видно чуть дальше, – свидетельство известного мужества. Следующий непростой шаг состоял в правильном выборе конкретных официальных лиц, которые обладали бы достаточной широтой сознания, культурой и терпимостью к иной системе взглядов, а также были бы способны хоть в какой-то мере оценить открывающиеся в случае принятия послания перспективы. Главное лицо государства не подходило для этой цели по причинам, не требующим особых комментариев. Еще более определенное мнение у Рерихов было по отношению к популярному тогда Троцкому: они отчетливо видели враждебность его идеологии тем идеям, с которыми они приехали. Для них, веривших в высокую историческую миссию русского народа, «Ивана Стотысячного» и преображающую силу культуры, было совершенно неприемлемо стремление Троцкого к массовой милитаризации крестьянства и рабочего класса, его откровенно антинародные, антирусские политические взгляды. К троцкизму у семьи всегда было непримиримое отношение. В книге В.Сидорова «На вершинах» приведен отрывок из делового письма Николая Константиновича по поводу включения различных материалов, писем и приветствий в юбилейный рериховский сборник, посвященный 40-летию его творческой деятельности. Вот что рекомендует он сделать с присланным в провокационных целях троцкистским письмом:

«Письмо Клечанды, конечно, можно поместить среди приветствий, но троцкистское словоизвержение Дефрис, конечно, выбросьте совсем, имени ее не поминайте и вообще прекратите с ней всякие сношения. Эта личность сродни нью-йоркским троцкистам, а мы дали ее адрес, лишь чтобы убедиться в троцкистских мировоззрениях...

Если бы троцкистка опять стала к Вам приставать, то Вы ответьте ей, что ее письмо вообще запоздало, чтоб на этом и кончить всякие сношения».

Конечно, больше всего Рерихи сожалели о том, что им не удалось встретиться с Лениным, который смог бы оценить всю важность «единения Азии». Но выбирать не приходилось. К наиболее восприимчивым и культурным людям, которые могли бы чем-то помочь делу и к тому же были ближе других к решению проблем, затронутых Рерихами, по своему официальному статусу, супруги отнесли Крупскую (как человека, «изнутри» лучше всех знавшего Ленина), наркома просвещения Луначарского (в силу его образованности и прямого отношения к руководству сферой культуры) и наркома иностранных дел Чичерина (как тонкого политика и культурного человека). Последнего Рерих знал еще по Петербургскому университету и, видимо, потому нашел с ним в беседах все же большее взаимопонимание, чем с Луначарским.

В Кремле, во время бесед с двумя наркомами, Николай Константинович выполнил высокое поручение, вручив ларец с гималайской землей и послание Махатм Советскому правительству. Одновременно с посланием он приносит государству в дар серию картин. Однако Луначарский не нашел для них ничего лучшего, как оставить полотна пылиться в углу. Лишь благодаря счастливой случайности Горький узнал о существовании этого рериховского дара и забрал картины в личное пользование: в дальнейшем они некоторое время украшали его подмосковную дачу в Горках, а затем были переданы на его родину в Горьковскую картинную галерею.

В итоге помощь не была отвергнута, но не была также и принята. Чичерин отложил вдумчивое рассмотрение предложений, привезенных из Гималаев, до лучших времен, когда подойдут подходящие условия. «Лучшие времена» обернулись для страны тяжелейшими испытаниями.

И еще один важный штрих, дающий возможность почувствовать, какова могла быть официальная реакция, если бы Рерихи проявили чуть больше настойчивости и неосмотрительности или вышли бы на других людей со своими предложениями. Когда срок пребывания семьи в Москве уже подошел к концу, неожиданно в гостиницу пришло официальное приглашение посетить Наркомат внутренних дел для беседы с Дзержинским. Конечно, Рерихи хорошо понимали, что такое приглашение вряд ли означает, что все предложенные ими идеи с восторгом встречены в «верхах». Но жизненный принцип, повелевающий встречать все испытания судьбы лицом к лицу, не уклоняясь ни от одной из трудностей, выпавших на пути, помог им пересилить сомнения и пойти на встречу. Пошли вдвоем – отец и сын. Елена Ивановна с тревогой ожидала их возвращения. В приемной на Лубянке после продолжительного ожидания они услышали, что на сегодняшний день встреча не состоится. А когда она будет, их известят письменно позднее. На следующее утро газеты сообщили о кончине Дзержинского.

После семейного совета было решено – так как все намеченные дела и поручения выполнены, пора покидать столицу и отправляться в путь, ведь центрально-азиатская экспедиция еще не закончилась. И поскольку экспедиционные паспорта и разрешение пересечь границу СССР и Китая были уже получены, Рерихи решили не откладывать. В самое ближайшее время они собирают вещи и выезжают из Москвы. Как показали дальнейшие события, их скорый отъезд представлял собой единственно правильное решение. Забегая вперед, скажем, что через полтора месяца в Монголию, где в это время находилась экспедиция Рерихов, пришла правительственная телеграмма из Москвы, где содержалось требование по распоряжению Сталина немедленно вернуть художника Рериха в СССР, а в случае отказа с его стороны подчиниться – применить все меры вплоть до ареста и насильственного препровождения через границу. Понимая, чем это грозит для всей семьи Рерихов, консул Быстров в Урумчи, с огромной симпатией относившийся ко всем троим, решился на следующий шаг: дал ответную телеграмму, что экспедиция уже несколько дней, как покинула Монголию, а самим Рерихам он предложил в целях безопасности побыстрее исчезнуть из поля внимания и действительно выехать из страны.

...Поезд, на котором Рерихи уезжали из Москвы, вез их через всю Россию на восток. Наблюдая за переменами в жизни страны, Елена Ивановна испытывала радость, которая в какой-то степени помогала ей легче перенести чувство горечи по поводу утраченных для России возможностей. Конечно, она сознавала, что мировая история – естественный творческий импульс, создаваемый свободной волей людей, и насильственное вразумление их ничего не даст. Но она сознавала также всю уникальность шанса, предоставленного родине, и всю тяжесть бремени, которое выпало теперь на любимое отечество, чьи вожди так и не сумели понять преимущество кратчайшего пути знания и духовности...

 

Алтай

Обратный путь в Индию лежал через Алтай. Чуть больше двух недель провели Рерихи в Усть-Коксинском районе Горного Алтая в селе Верхний Уймон, где их принял в своем доме зажиточный крестьянин Вахромей Атаманов. Красота и своеобразие алтайской природы навсегда покорили сердце Елены Ивановны. Вместе с мужем и сыном она совершает поездки в окрестности села, исследует близлежащие невысокие горы и лесистые холмы, собирает целебные травы, общается с местными жителями, записывает распространенные на Алтае поверья и легенды о Белом Бурхане, Ойроте и Беловодье.

Приезд заграничных путешественников, к тому же русских по национальности, да еще из Индии, привлек внимание всей округи. Но в памяти местных жителей, большей части староверов, отложился не только этот факт сам по себе: привлекли простота, сердечность, которые излучали приезжие. Елена Ивановна дарила местным жителям цветные шали и платки, расспрашивала их о медицинских снадобьях, давала советы о воспитании детей. Вот что вспоминала о ней алтайская старожительница – крестьянка Агафья Вахромеевна Зубакина:

«Шибко хорошие люди были. Молодолицые, разговорчивые. Сама была вся беленькая, светлая. И волосы светлые, и глаза. Шибко красивая была. Длинный сарафан у нее был, долгая одежда. Широкое очень длинное носила. Вся одежда здешняя. Окошки открывать любила. Возле окна обычно сидела, писала. Все на свете рассказывала. По младшему сыну скучала, плакала. Три года его не видела. Учился все где-то.

В шесть часов утра вставали. Шибко много работали. А придут вечером, переоденутся и опять за работу. Три минуты им дороги...

Среди этих во многом женских свидетельств памяти отметим неточные вроде бы детали: «вся беленькая... и волосы, и глаза». Возможно, так ощутила простая крестьянка свет, исходивший от темноволосой и кареглазой Елены Ивановны, что отмечали все встречавшиеся с ней.

Фекла Семеновна Атаманова, сноха Вахромея Атаманова, рассказывает о Николае Константиновиче:

«Вперед видел. Ехал однажды, кнутом указал место, говорит: «Здесь люди жить будут». И точно, деревня Тихонькая через несколько лет появилась».

Сам Николай Константинович в книге «Алтай-Гималаи» позднее напишет, что виделся ему в долине Катуни город Знания и центр культуры, которому они вместе с Еленой Ивановной дали название – Звенигород. Супруги почувствовали громадные перспективы этого края в развитии Сибири и всей страны. Впоследствии Елена Ивановна говорила об Уймонской долине и долине Кулу как о двух нераздельно связанных между собой точках обширного горного континента Азии.

Мысли о городе Знания, который необходимо построить именно в наиболее благоприятной для исследования зоне – в горах, как бы предваряли будущее создание в долине Кулу института Урусвати, задуманного как международный центр, где будут представлены все виды наук. Алтай помог оформиться и другой мечте Елены Ивановны. Озабоченная мыслью – как поднять сознание женщины к пониманию своего высокого духовного назначения в жизни, она приходит к идее создания в этих местах, как, впрочем, и повсюду, женских ячеек, объединенных идеей совершенствования и почитания культуры. Их участниц она стала называть теперь «сестрами Золотой Горы» (имелась в виду самая высокая и почитаемая гора Алтая – Белуха).

Да, два самых сильных впечатления Елены Ивановны во время пребывания в благословенном горном крае – это мощная, вознесенная в небо Белуха, которую она воспринимала как русскую сестру гималайской вершины Канченджанги, и красавица Катунь, стремительно несущая свои белые воды по Уймонской долине. В этих двух связанных между собой незримой связью священных творениях алтайской природы виделись ей особые места и магниты, концентрирующие в себе тонкую жизненную силу. В назначенный срок эта сила поможет в грядущих построениях центров Культуры. Поэтому все легенды алтайцев и староверов о Белухе и Катуни были зафиксированы с особой тщательностью. Одна из легенд позднее была в яркой поэтической форме воспроизведена Еленой Ивановной в книге «Криптограммы Востока» под названием «Белая Гора»:

«Гора Белая, Гора, познавшая откуда вода белая пошла.

Пошлет Гора камни Катуни. Сносят камни берега белые, разделяют камни брат от брата. Закраснела кровью Катунь, идет война.

Белая Гора, ты ли послала красные камни? Где твое Беловодье?

Возьму посох кедра, окручусь белою одеждою, подымусь на Белую Гору, у нее спрошу – откуда пошла белая вода?

От Горы, от самой вершины показались сорок сороков вершин. За ними светится Гора Белая!

Камень ли горит? Тайна обозначилась.

Пойдем, братие, на тот Свет сияющий!

Невиданное увидено. Неслыханное услышано.

На Белой Горе стоит град. Звон слышен. Петух в срок закричал.

Удалимся в город и послушаем Книгу Великую».

Белая вода словно белая чистая вера, вышедшая из неведомого горного истока всех начал, страннический посох кедра, почему-то заставляющий вспомнить кедр ливанский, сорок сороков безмолвных снежных вершин, в своей неслышной музыке сфер удивительно перекликающиеся с малиновым звоном колоколов стольного града – Москвы, которых также было «сорок сороков»; чудесный камень Востока, так похожий на горючий Камень Алатырь из древних отечественных сказаний, – сколько исконных русских символов заключено в маленькой легенде!

А Николай Константинович в книге «Сердце Азии» напишет о другой легенде, которая «шепчется в разбросанных юртах», что «на реке Катуни произойдет последняя битва людей и что из-за далекой Белой Горы сияет свет Белого Бурхана».

После экспедиции Рерихов сегодня прошло уже шестьдесят с лишним лет, и хотя деревня Тихонькая действительно возникла через 5 лет после предсказания, городу Знания, видимо, еще не пришли сроки. Однако спустя полвека после пребывания Рерихов в Верхнем Уймоне застучали топоры – началось строительство дома-музея Николая Константиновича. Строили приверженцы идей Рерихов, приехавшие из Новосибирска, Пензы, Москвы, Таллинна, из других городов и сел страны. Сначала возникла естественная идея отреставрировать сохранившийся дом Вахромея Атаманова с мемориальной доской о пребывании в нем Рериха. Но потом решили строить совершенно новое здание из «вечного» леса – лиственницы. И вырос в селе на берегу протоки Катуни нарядный двухэтажный терем, где каждая тесинка любовно обработана руками строителей. Символика Индии и Алтая переплелась в резьбе, а конструкция здания сохранила старообрядческий стиль дома Атаманова.

Увлекательная и во многом драматичная история строительства в будущем, наверное, станет предметом исследования историков-рериховедов, а сегодня музей еще не открыт, хотя строительство здания было завершено в 1982 году.

Тревога нависла и над Катунью. Лучшая, быть может, жемчужина в ожерелье отечественной природы и один из немногих нетронутых уголков страны, Алтай, видимо, не дает покоя технократам. Был задуман проект строительства каскада гидроэлектростанций на реке. Когда под давлением общественности от каскада пришлось отказаться, авторы проекта стали настаивать на сооружении хотя бы одной электростанции, действуя по принципу: «лиха беда начало». Когда же и эту идею возвратили на повторные экспертизы, строители, не дожидаясь утверждения проекта, развернули энергичную деятельность и начали подготовительные работы. Интересен и поучителен следующий факт: строительству здания музея, которое украсило старинное село и велось бескорыстно, методом народной стройки, местные власти, до определенного момента помогавшие, начали чинить множество препятствий. Музей, как уже говорилось, не открыт до сих пор. А дорогостоящему проекту, грозящему расшатать экологическое равновесие прекрасного уголка страны, и проекту не утвержденному, уже дана кем-то зеленая улица. Поистине, странные дела творятся под родными небесами!

Уникальность природы Алтая говорит сама за себя: опасность реализации проекта Катунской ГЭС для экологического будущего страны ничуть не меньше той угрозы, которую несет в себе печально знаменитый проект переброски северных рек. Построение ГЭС предполагает также затопление прекрасной долины (места прохождения в прошлом великого шелкового пути) и погребение под водами (к этому времени уже отнюдь не белыми) археологических памятников, курганов, культовых сооружений, которые в обилии хранит алтайская земля – в прошлом великий исторический узел переселения народов. Конечно, навсегда будет похоронена и сама идея основания в этом наиболее чистом и биологически активном месте Звенигорода – Города Знания, Культуры и, быть может, цивилизации Будущего. Воистину «закраснела кровью» Катунь, идет война, усиливается натиск невежества... И все это на глазах хозяина «лесов, полей и рек» своей «необъятной родины» – русского народа, которому в очередной раз не хватает разумения осознать, какая опасная, зловещая перспектива ожидает его, если он отдаст на растерзание важнейшую водную артерию Алтая, не хватает воли увидеть, как важно сейчас объединить усилия, чтобы противопоставить их хорошо организованной технократической тьме. Вопрос с Катунью перешел в разряд вопросов о национальной совести и духовной состоятельности народа. Если вопиющее .недомыслие безответственных чиновников возобладает над здравым смыслом битва на Катуни может на самом деле стать последней, и уже ничем невозможно будет остановить сползание страны в экологическую пропасть.

 

Снова в пути

После посещения Алтая путь, растянувшийся еще на два года, продолжился по высокогорью и каменистым плато. Рерихи двинулись на Восток, через Барнаул и Новосибирск. Дальнейший путь пролегал через Улан-Удэ и Монголию. В Монголии, в типографии, предоставленной правительством, Рерихи издали две книги. В первой, написанной Еленой Ивановной под псевдонимом Натальи Рокотовой, с позиций сегодняшних научных достижений и широкого мировоззрения рассматривалась сущность древнего учения. Другая работа, «Община», как и все книги Учения, была опубликована анонимно. Над обеими книгами Елена Ивановна работала в экспедиции, одновременно выполняя наравне со всеми ее членами прочие обязанности и участвуя в научных изысканиях, порой делая важные открытия. В путевом дневнике Юрия Николаевича есть такая запись:

«25 марта Е.И. нашла интересную медную фибулу с двуглавым орлом в круге... Это изображение часто встречается среди древностей Северного Кавказа и восходит к искусству хеттов Малой Азии. Находка стала важным фактом, доказывающим проникновение азиатских мотивов в искусстве «звериного стиля» кочевников Тибета».

Работоспособность Рерихов, хотя и вызывает восхищение, все же укладывается в обычные человеческие представления. Но некоторые факты трансгималайской экспедиции выходят за рамки таких представлений. Еленой Ивановной в экспедиции была завершена начатая ранее еще одна книга «Озарение» – это вторая часть «Листов сада М.».

«Зов», «Озарение» и «Община» составили подготовительную триаду к собственно книгам Учения, открывающегося «Знаками Агни Йоги».

Выехав из Монголии на автомобилях, экспедиция приняла в дальнейшем обычный в Тибете вид каравана из лошадей и яков. На пути попадались факиры и монахи, йоги и паломники, торговцы и разбойники – вся многоликая Азия. Удалось побывать в монастырях, где не ступала еще нога европейца. Немалую роль сыграла в этом Елена Ивановна, чье открытое сердце и обаяние располагали к себе самых недоверчивых и малообщительных аскетов. Рерихи жаждали попасть в Лхасу – таинственную цитадель северного буддизма и резиденцию далай-ламы. Однако в Лхасу путешественников не пустили. Исходило ли это решение от самих тибетских властей, было ли принято под давлением китайского императорского двора или дипломатов Англии – об этом Рерихи так и не узнали. Но они сполна познали и лютую стужу, и голод, и издевательство местных властей. Пять месяцев простояла экспедиция на высоте 15 тысяч футов, не получая разрешения на дальнейшее продвижение. Жестокие морозы унесли жизни пяти проводников, погибли почти все вьючные животные. И неудивительно – экспедиция экипировалась для долгих переходов и кратковременных стоянок, а пришлось всю зиму зимовать в летних палатках. Не менее тяжкими, чем холод, были неопределенность и томительное ожидание. Но в точности так же, как во время длительных передвижений Елена Ивановна праздновала победу над пространством, теперь она училась побеждать время, на практике познавая относительность этих понятий. В итоге труднейший участок пути – крест жизненных испытаний – был в конце концов преодолен. После долгих странствий в мае 1928 года Рерихи снова прибывают в Дарджилинг.


[1] Не следует думать, что Рерихи не знали всех ужасов, сопряженных с тогдашними революционными событиями. Они пытались смотреть на революции вообще в контексте всего хода земной человеческой эволюции. О всем сложном и неоднозначном отношении Е.И.Рерих к самому феномену революции свидетельствует ее следующая фраза письма: «Именно вследствие низкого состояния человечества, взятого в целом, а также по причине часто неразумного водительства, на революции приходится смотреть как на восстание здоровых клеток на защиту всего организма».

[2] Конечно, отношение Рерихов к Ленину не было умильно-апологетическим. Ряд намеков свидетельствует о неоднозначности отношения. Без восторгов Рерихи воспринимали философское наследие Ленина. «Книги Ленина ценим меньше» (по сравнению с его способностями деятеля), – говорится в книгах Живой Этики. Потому Рерихи постоянно говорили о необходимости одухотворения диалектического материализма и познании тонких форм материи. А осквернение Троицко-Сергиевской Лавры, когда были потревожены мощи Сергия Радонежского (это сделали по распоряжению Ленина) Елена Ивановна в очерке назвала деянием «кощунственных рук» И тем не менее Рерихи считали, что действия Ленина (даже в своем разрушительном аспекте) были оправданы высшей эволюционной необходимостью, что благодаря им была сохранена целостность России в условиях хаоса и что это рано или поздно будет осознано в будущем. «Расчленение России – гибель для всего мира», – писала Елена Ивановна. Сходной точки зрения придерживалось правое крыло русской эмиграции (например, В.Шульгин, И.Ильин, евразийцы и младороссы).

[3] Кстати, к атеизму в СССР, несмотря на всю его разрушительную нелепость, Учение относилось спокойнее, чем к застарелому европейскому религиозному лицемерию, ибо считало его поверхностной, легко проходящей болезнью, не способной проникнуть в сокровенные мистические пласты русской души: «Где мнимое отрицание, там жатва Господня. Но где фальшивое благолепие, там меч занесен».

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 420