Н.К. Рерих
Письма (1934–1935)

 

Американским сотрудникам

8 июля 1934 г.
Харбин

Дорогие,

Посылаю Вам для передачи куда следует: 1) состав Правления сель[ско]хоз[яйственного] Кооператива, 2) копию договора одного из существующих здесь кооперативов, 3) справку об активах 3‑х Артелей [1] (кооперативов, уже существующих здесь).

На этот Маслодельный Кооператив желательно было бы получить американских долларов 10–15 тысяч при 10–12 % годовых на этот капитал, держание которого может быть возобновляемо ежегодно. Капитал этот нужен для оборота и усовершенствования дела, но, как видно из актива этих кооперативов, может быть возвращен через год.

Конечно, этот Маслодельный Кооператив является особым от хозяйственного плана уже имеющегося у Вас сель[ско]‑хоз[яйственного] Кооператива, который теперь Вы можете пустить в ход.

Шлю Вам лучшие мысли,

<Н. Рерих> [2]


[1] В США были посланы копии уставных документов Трехреченских артелей.

[2] Чернилами от руки.

 

Американским сотрудникам

10 июля 1934 г.

Дорогие, из прилагаемых документов по кооперативу Вы видите, что это обстоятельство можно опять пустить по должному руслу. При сношении с Другом укажите на следующее странное обстоятельство. За апрель и май месяц мне должно было быть переведено по 500 амер[иканских] долларов, иначе говоря, 1000 амер[иканских] долларов. Между тем за апрель месяц в начале июня получилось два чека, всего на сумму 390 амер[иканских] долларов. За май месяц 6‑го сего июля было получено 225 амер[иканских] долларов. То есть 615 американских долларов] вместо 1000 следуемых. Если даже из этой тысячи (1000) мы вычтем 10 %, то и следовало получить 900 амер[иканских] долларов, а не 605. У Юрия такие же странности в получении. Кроме того, различная сумма чеков, ничем не объясненная, естественно, мешает найти какие‑либо удовлетворительные разъяснения. Теперь другое. Как Вы, вероятно, догадываетесь, и по сегодня ботаники так и не доехали. Не скрою, что это становится похожим на саботаж и лишает возможности координировать действия. Кроме того, первый сезон уже пропущен, и мы лишены возможности делать соответствующие планы. Каждый день ожидаем от них известий, но все тщетно. Кроме того, опасаюсь, не ведут ли они каких‑либо самостоятельных некоординированных переговоров и этим затрудняют положение вещей. Им были сообщены точные инструкции, и невозможно даже придумать, почему именно они им не следуют. Все это чрезвычайно прискорбно. И без этого в мире очень много сложностей, к чему же сотрудники будут их усугублять. Казалось бы, наоборот, следует всеми мерами, со всем благожелательством избегать всяких усложнений и нагромождений. Надеюсь, что у Вас все развивается благополучно, и Москов, Париж, Гущик и прочие воспринимают резонные доводы. Шлем Вам лучшие мысли и надеемся, что книги о Сибири и конвенции[Пакта Рериха] продвигаются успешно, а здоровье Ваше не причиняет огорчений.

Духом с Вами,

РХ [1]

<Мне удалось много раз прекрасно говорить о Друге.> [2]


[1] Монограмма.

[2] Карандашом от руки на полях.

 

Американским сотрудникам [1]

26 ноября 1934 г.

Пишу с парохода по пути Таку – Тяньцзин. Целую неделю (и, вероятно, еще и теперь) в Харб[ине] продолжается] неслыханная травля со стороны японской газ[еты] «Харб[инское] Время» и фашистской «Наш Путь». Невозможно передать все то множество гнуснейших измышлений, которые нагромождаются вокруг моего имени.

По словам этих газет выходит, что я являюсь главой какого‑то масонского государства в Сибири, являюсь представителем мирового еврейского Коминтерна, являюсь могущественным американским агентом, масоном, розенкрейцером, во главе с Америкой и СССР разрушаю Ниппон и тому подобные неслыханные небылицы. Можно видеть, что в основе многих этих измышлений лежит пресловутая давнишняя статья из «Двуглавого Орла».

Тут же сообщается, что я не заплатил «Нашему Пути» тех денег, которые они с меня требовали, и что русские эмигр[антские] организации считают меня своим духовным вождем. Получается какая‑то грандиозная тактика адверза и по старинной пословице: «Собаки лают, караван идет». Конечно, необходимо принять все соответствующие меры. Конечно, наши друзья Сав[ада] должны принять самые энергичные меры воздействия на эти газ[еты], тем более что одна из них является газетой ниппонской. Кроме того, необходимо принять меры, чтобы выяснить, что изуродование портрета Светика, как я уже писал Вам, произошло без его согласия и я со своей стороны никогда не давал никаких ни подписок, ничего подобного по вступлении моем в какое‑то общество розенкрейцеров.

Вы это отлично знаете и потому напишите мне об этом определенное письмо по адресу: Шанхай‑Гонконгский банк в Пекине. По этому же адресу пока продолжайте краткую переписку, ибо на путях к Харбину вся решительно переписка перехватывается и фотографируется. Не забудьте в этом же письме указать, что ни в каких масонских организациях я не участвовал и не участвую, а также не состою членом Теософического общества.

Я понимаю, насколько нелепо переносить на бумагу подобные заверения, но мерзкое безумие темных сил доходит до таких пределов, что приходится даже душу наизнанку выворачивать. Также не забудьте упомянуть, что Вами приняты все меры, дабы ни мои портреты, ни мои картины нигде не появлялись в изурод[ованном] виде. А также приняты меры, чтобы без моего согласия никакие общества или организации не оперировали бы моим именем. Такое письмо пришлите мне как можно скорее, и буду надеяться, что его еще получу в Пекине. С самим же Харбином пока лучше переписку не продолжать, ибо не знаешь, каким подонкам она может подвернуться. Кроме моего имени, затронуто и имя Елены Ивановны, причем сказано, что она живет сейчас в Адьяре, является заместит[ельницей] Анни Безант и Блаватской и называется теософской мадонной. Конечно, все это невероятно нелепо, но невежественные круги могут не разобраться во всех этих нагромождениях лжи. Передайте нашему Другу о том, что злостные клеветники называют меня американским агентом (конечно, в этом не без участия двух негодяев). Мы знаем, что амер[иканский] консул в Харб[ине] посылает резюме происходящего в Вашингтон [2]. Поэтому было бы хорошо, если наш Друг соответственно напишет в Харб[инское] американское] консульство, чтобы они посильными мерами прекращали эту гнусную клевету. Ведь эти мерзкие газеты затрагивали и вообще достоинство Америки. Со своей стороны мы оставили наш протест яп[онскому] консулу в Харбине (ведь газета японская). Затем при проезде станции мы протестовали секретарю яп[онского] посольства и уверены, что как Сав[ада], так и парижские друзья будут действовать.

Прежде всего следует требовать отставки редакторов клеветнических газет «Харб[инское] Время» г. Танака и г. Шилов[а], а в «Нашем Пути» Родзаевского. Кроме того, запомните для соответствующих воздействий] еще имена злостных клеветников: Василий Иванов (автор книги о масонах), Лукин, князь Ухтомский (молодой), Кармиловы (муж и жена), Голицын, миссионер Аристарх Пономарев [3]. Как видите, шайка многочисленна, но является яркими представителями сил темных. При проезде мы слышали о хорошем сообщении от Mrs Сав[ады]. Тем более странно, что такие сообщения не могут вызвать вполне заслуженных административных воздействий]. Конечно, никто не гарантирован от бешеных собак, но тем не менее во благо принимать самые строгие соответственные меры. Еще раз повторяю, если бы Вы нашли, что в каких‑либо организациях участвует мое имя без моего согласия, то прошу Вас – немедленно воздействуйте на них, чтобы оно больше не подвергалось никаким несправедливым упоминаниям. Характерно, что темная свора цитирует не мои книги «Община» и «Листы Сада М[ории]». Первый раз в жизни вижу, что не только мне приписываются не мои карт[ины], но и не мои книги.

Конечно, лучшая часть мест[ного] общества глубоко возмущена происходящим. Газеты «Заря», «Рупор», «Русское слово» предполагали глубоко выступить за меня, но этим самым только бы разжигалась полемика. Прилагаю при сем копию ответов на вопросы, поставленные] «Харб[инским] Временем», которые я на всякий случай (не для печат[и]) оставил моему брату.

Кончу – Вы пишете в этом письме только резюме и указания.

Н. Р[ерих]

[Думайте] [4] как можно лучше – собаки лают, караван идет. Шлем Вам всем лучший привет.

 

Не для печати

1. [Состоите ли вы, г. Рерих, состоит ли ваша жена Елена Ивановна членами во всемирном Теософическом о[бщест]ве? [5]] Не состоит.

2. [Является ли это о[бщест]во организацией масонской или нет?] Мнение известно; полагаем, что это известно и вам.

3. [Были ли вы, г. Рерих, в СССР в 1926 г.?] Американская экспедиция в 1926 году проезжала по территории СССР, вынужденная к тому китайскими властями, тем более что все американские и шведские и другие экспедиции неоднократно проезжали.

4. [Почему не допустили вашу экспедицию в столицу Тибета Лхассу, а заставили простоять в Ног‑Чу много месяцев?] В город Лхассу вообще экспедиция не допускается, в Наг‑чу происходили длительные переговоры о дальнейшем пути следования.

5. [Было ли оказано вам, г. Рерих, содействие со стороны Фын Юй‑сяна во время движения через Гоби из Урги в 1927 г.?] Никакого содействия не было.

6. [Почему вы, г. Рерих, никогда, нигде и никак не выступаете против коммунизма и не призываете бороться с ним, хотя являетесь защитником мировой культуры, инициатором охраны памятников культуры?] Как в беседах, так и в статьях, помещенных в харбинских газетах и книгах, борьба с коммунизмом и сатанизмом определенно проводится.

7. [Почему вы – инициатор и создатель Пакта Рериха – ничего не предпринимаете против главных разрушителей памятников и ценностей культуры – большевиков в СССР?] Протестовали как комитеты Парижа, так и сам Рерих, как в газетах, так и на бывших конференциях.

8. [От кого вы, г. Рерих, защищаете культуру здесь, в Маньчжоу‑Ти Го, создав здесь комитет вашего Пакта?] От посягателей на культуру, так же как и во всех прочих странах, например: Франции, Бельгии, США, Индии и т. д.

9. [Какое отношение вы, г. Рерих, имели к советскому консулу в Урге Иванову?] Никакого отношения.

10. [О чем вели переговоры с советским правительством в 1926 г. и какое соглашение вы с ним достигли?] Вообще не вели переговоров.

11. [Правда ли, что вы являетесь другом сенатора Бора [6] и вместе с ним в США вели работу на пользу СССР и коммунизма?] Другом сенатора Бора не состою и ни в какой совместной работе не участвовал (из всего кабинета СШ[А] Хенри Уоллес по настоянию г‑на Рериха протестовал против признания СССР).

12. [Правда ли, что в вашей экспедиции в Тибет участвовали Кардашевский, Голубин, Портнягин?] Правда.

13. [Что произошло между вами и Кардашевским и почему вы отослали его из г. Дарджиллинг в Индии?] По окончании договора личного найма уехал жениться в город Ригу.

14. [Сколько денег вы дали ему на дорогу?] Столько, сколько потребовалось на дорогу.

15. [О чем вы, г. Рерих, говорили в день приезда в Харбин со старшим секретарем ХСМЛ г. Хейг?] Ни о чем не говорил, так как его не видал.

16. [На каком заседании в здании ХСМЛ вы присутствовали однажды поздно вечером вскоре после приезда?] На публичном собрании для русской эмиграции.

17. [Какое отношение вы имеете к харбинской организации розенкрейцеров?] Абсолютно никакого.

18. [Почему все близкие к вам люди: ваш брат – Вл[адимир] Конст[антинович], Алексей Грызов – розенкрейцеры, а вы говорите, что нет?] Никто меня не спрашивал; и я никому не говорил, и вообще мой брат не состоит.

19. [Как называется ваша организация, о которой вы писали вашему брату в письмах от 19/11‑1923 г.?] Вообще мог говорить только о просветительных организациях, инкорпорированных в Америке и во Франции.

20. [Почему в вашей организации членам даются особые имена – псевдонимы, как это принято у масонов‑розенкрейцеров?] Во всех наших организациях псевдонимов нет (что касается Гребенщикова, то это его авторский псевдоним).

21. [Почему в письме от 19/11‑1923 г. вы излагаете точную программу масонства‑розенкрейцерства?] Никаких программ в своих письмах вообще не излагал.

22. [Почему вы указали в письме своему брату от 16 сентября 1923 г. на особое значение Сибири в ваших планах., а сейчас отрицаете отсутствие у вас планов образовать в Сибири государство с влиянием вашим в нем через ложу Белуха?] Знаю гору Белуху, но ложу Белуху не знаю, планов о государстве в Сибири не имел, но мыслю, что свержение коммунизма и возрождение России лежит через Сибирь.

23. [О каком общемировом строительстве под руководством вашей организации говорите вы в своем письме от 24 апреля 1924 г. на имя своего брата Владимира Константиновича в Харбине, касаясь Сибири?] Писать мы не писали письма, на которые ссылается совопросник (должен сказать, что[если] последний мне не покажет писем, то я вообще не могу сказать, что это мои письма), я должен заявить, что мечта моя и цель – это сохранение памятников культуры в общемировом масштабе.

24. [Почему вы передали здесь, в Харбине, много сумм разным организациям и не помогли совершенно нищим русским инвалидам, которые к вам обратились и даже оставили билет бесплатно?] Всегда готов посильно помочь русским инвалидам.

25. [Почему вы принимали особые меры к тому, чтобы пресса в Харбине о вас не писала бы, и запугивали редактора «Русского Слова» Дмитриева тем, что за вас заступится Св. Сергий?] На странный вопрос совершенно невозможно давать ответ, особенно когда сам Александр Михайлович Дмитриев удостоверяет, что Рерих его никак и никогда не запугивал.

Все эти ответы даются вне зависимости от каких бы то ни было писем, кем бы они ни были написаны; если письма, на которые ссылается совопросник «Харбинское Время», являются не апокрифом, то возникает вопрос, как они могли попасть в руки вопрошающего «Харбинского Времени».

Фашистская газета «Наш Путь» дошла до такого безумства, что <…> [7] меня тут же объявить, что вместо потребованных ими 500 долларов я дал всего 50. Непременно сделайте представление председателю фашистов Вонсяцкому о том, насколько его газета ведет себя бесстыдно и непристойно, в очень сильных словах дан удовлетворительный ответ], ибо газета «Наш Путь» не только задевает мое и наших учреждений достоинство, но даже и достоинство Соединенных] Штатов, где проживает Вонсяцкий и его жена. Он должен понять, что множество пошлых измышлений прежде всего ложится и на него как на главу русских фашистов. Результаты этого сообщите по тому же указанному адресу, но на имя Н.К. Р[ериха] напишите, что учреждения и общественное мнение глубоко возмущены происш[едшей] травлею и что все соответствующие меры будут приняты с соответственной] строгостью.

Пусть Парижский Центр следит за прессою и при случае воздействует.


[1] Автограф.

[2] Более того, в Вашингтон посылались переводы наиболее яростных публикаций в русскоязычной прессе.

[3] Позднее А. Пономарев издаст также книгу «О теософии: Критический очерк» (Харбин: Изд‑во Харбинского епархиального миссионерского совета, 1936).

[4] Слово неразборчиво.

[5] Здесь и далее вопросы цитируются по статье: Наши вопросы к академику Н.К. Рериху // Харбинское Время. 21 ноября 1934 г., № 315 (1088). Соблюдена орфография оригинала, прописные буквы здесь даны курсивом.

[6] Сенатор от штата Айдахо Уильям Эдгар Бора был активным сторонником установления дипломатических отношений с СССР (внес в Сенат свой первый проект резолюции о признании Советского Союза в 1922 году).

[7] Неразборчиво.

 

Г.Г. Шкляверу

26 июля 1935 г.

Дорогой Г[еоргий] Г[авриилович],

Пишу Вам в грозное время во всех отношениях. В буквальном смысле писания заглушаются громом, а ночью могли опасаться, что и палатки могли быть снесены. Вы, конечно, знаете о губительных наводнениях в некоторых частях Китая. Знаете о необычных землетрясениях в Японии и о 126‑градусной [1] жаре в Америке. По‑видимому, и во Франции, а в особенности около франка, очень жарко, судя по газетным сведениям. Уже не говоря, какова эфиопская температура. Даже языческое служение Рейха и в Венгрии им не помогает. Кто бы мог думать, что в наши дни возможно официальное возвращение к язычеству. Точно испытывается Чье‑то терпение. И откуда могло скопиться столько человеконенавистничества? Может быть, вы уже знаете, что в середине июня харб[инская] фашистская газета «Наш Путь» опять выступила с бездарнейшей статьею и обозвала мою статью «Лучшее будущее» – безбожною философиею. Итак, даже там, где поминается Слава в Вышних, мир и благоволение, и там адовы силы стараются выкрикивать о каком‑то безбожии. Конечно, эти выкрики приносят лишь сочувствие и дружбу всех мыслящих людей. Когда будете иметь беседу с Суз[уки], непременно укажите ему, что вопреки указаниям из центра какие‑то криминальные типы (статьи Голицына) стараются вносить раздор и человеконенавистничество вообще. Неужели кому‑то может быть полезным сотрудничество таких криминалов, как Голицын, Родзаевский, Кармилов, Лукин и тутти‑кванти [2]? Непременно говорите об этих темных злодеяниях, ибо ведь кто‑то может не знать о них. Между тем у меня были сведения, что ген[ерал] Х[орват] понимает это положение вещей и видит, что вместо какого‑то фашизма подсовывается злодизм. Криминалы вместо названия фашистов могли бы назвать себя злодистами – это более отвечало бы их свойствам. Видите, даже о лучшем будущем они запрещают мыслить. Но если не мыслить о лучшем будущем, то и к чему же тогда бороться, к чему же сражаться со злом и разрушением? Конечно, темная брань – нам большая похвала. Видимо, темные силы ужасно боятся рерихидов и называют мои статьи гашишем для масс. В их толковании такие выражения очень почетны для нас, и тем не менее во имя справедливости не забудьте о криминалах: Родзаевском, Голицыне и прочих. Квоускве тандем абутере Катилине питиентие ностра?! [3] В грозные дни пусть все добромыслящие соберут все свои благие силы. Ведь приближаются грозные сроки, в которые нельзя мыслить обычным обиходным порядком. Время особенное, и в такие часы нужно особенно сердечно и напряженно устремляться. Верю, что у Вас делается все, что можно, к лучшему, но так как пределы лучшего безграничны, то и устремление тоже безмерно. Будьте не только на страже, но, несмотря на все трудности, будьте в прямом и напряженном действии. Сквозь грозовые тучи можно видеть лучи неземного Света, и по этим лучам можно предчувствовать величие будущего. Несмотря на все выкрики сил адовых, все же будем стремиться к лучшему будущему, будем равняться по лучшему и будем мыслить о лучшем добротворчестве. Пусть и утвержденцы, и осетины, и калмыки, и сибиряки, все понимают особенную напряженность момента. В этом понимании родится и новое сотрудничество, и новая степень взаимодоверия, и новое сознание неотложности благотворительных решений. Ярость сил адовых будет лишь доказывать, насколько они опасаются лучшего будущего. Им бы хотелось худшего, они мечтают пребывать навсегда в человеконенавистничестве. Они хотели бы стерилизовать весь мир, за исключением лишь заслуженных чинов адовых. Многих эмиссаров высылают темные служители, но пусть воины блага с оружием Света в руках, по Апостольскому завету, встречают темные призраки отважно и твердо. Все равно, несмотря ни на что, «Свет побеждает тьму». По‑видимому, Мих[аил] Алекс[андрович] [Таубе] не получил моего письма. К тому же перлюстрация писем совершенно ясна, и, вероятно, некоторый процент писем вообще не доходит. Впрочем, тайн у нас нет. «Священный Дозор» так и запрещен харб[инской] цензурой. А ведь все эти статьи также были в газетах. Думаю, что Суз[уки] должен очень стыдиться слышать о таких некультурных поступках. Книга Всеволода] Иванова «Рерих – художник, мыслитель» подверглась той же участи, хотя исключительно религиозна и наполнена любовью к России. Но ведь теперь Родзаевский поставлен во главе отдела разведки[БРЭМ] – можете представить себе все значение такого ужаса. Черная банда распоясалась. Здесь мы работаем, здоровы. Приехал к нам известный китайский ботаник. Все бодро. Передайте наш привет Вашим родителям и всем друзьям.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] 52 °C.

[2] Tutti quanti (итал.) – вся и все и прочие.

[3] Quousque tandem, Catilina, abutere patientia nostra? (лат.) – до каких же пор, Каталина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением? (Цицерон. Речи против Каталины, I, 1, 1).

 

Г.И. Черткову

26 июля 1935 г.

Дорогой Г[еоргий] И[ванович],

В прошлой почте я послал Вам письмо, только что полученную из Нью‑Йорка вновь изданную брошюру о подписании Пакта[Рериха]. Надеюсь, Вы ее получите сохранно и она Вам пригодится. Вчера мне прислали из Харб[ина] номер фашистского «Нашего Пути», из которого я узнал, что моя недавняя статья в «Заре» «Лучшее будущее» называется безбожной философией. Казалось бы, статья говорит о лучшем будущем, к которому мы должны всеми силами отважно пробиться. Поминается и слава в вышних [1], и благоволение, но, очевидно, для адовых служителей вроде Родзаевских, Голицыных, Кармиловых и тутти‑кванти нужно стремиться не к лучшему, но к худшему. Впрочем, Голицын и в жизни своей проводит темнейшие адовы заветы – похищает детей Кулаева, злоупотребляет с чеком британского генерала, чего больше. Конечно, всякое нападение от таких адовых сил, как Родзаевский или Голицын, уже есть великая похвала и приносит много ценных друзей. Тем не менее, думается, что если бы Вы нашли возможность осведомить ген[ерала] Х[аяши] об этих новых харбино‑фашистских безобразиях, то справедливости ради могло бы получиться нечто доброе. Ведь часто хорошие люди просто не знают о творимых за их счет безобразиях. Странно подумать, что такие заведомые провокаторы, как Родзаевский и компания, о которых и вся Европа, и вся Америка вполне осведомлены (чему у меня имеются доказательства), а в то же время, по чьей‑то злой воле или по чьему‑то глубокому невежеству, эти преступные элементы продолжают смущать общественность и злоупотреблять чьим‑то доверием. Мы‑то с Вами знаем полную цену этих злоумышленников, но ведь другие деятели могут этого не знать, и прискорбно видеть, как народное достоинство оскверняется таким лжесотрудничеством. Да и какие это там они фашисты – им бы нужно было избрать название более определительное для их душевных свойств. Думаю, что Вы не преминете поступить во благо. Также весьма любопытно, что книга моя «Священный Дозор» с ноября месяца находится в цензурном[запрещении без указания точных причин. Вы знаете, что эта книга составлена из статей, появившихся в харбинских газетах и прошедших таким путем местную цензуру. Но тем не менее цензура сборника этих статей не пропускает и никому не дает ответа, почему до сих пор невозможно было издать эту книгу в другой стране с многозначительной пометкой «не разрешено японской цензурой». Спрашивается, кому же будет выгодно, если книга будет ходить по миру с такой фактической пометкой. Мне‑то это будет очень хорошо, но цензуре государственной ведь это будет очень дурно. Еще нечто любопытное: Всев[олод] Иванов написал книгу под названием «Рерих – художник, мыслитель». И эта книга подверглась той же участи со стороны харбинской цензуры. Мне прислана копия манускрипта, в которой нет решительно ничего ни антигосударственного, ни антирелигиозного, ни вообще антинравственного. Ведь в Европе и в Америке диву даются, когда до них доходит сведение о таких фактах. В основе этих деяний, конечно, сидят те же темнейшие Родзаевские и Голицыны. Спрашивается, неужели общественное мнение всех стран бессильно перед такими абсолютными ничтожествами, сила которых лишь в злодействе и степени преступности? Сейчас я говорю вовсе не о себе. Их брань – мне похвала, но во имя поруганной общественности неужели же не найдется ни одного мощного деятеля, чтобы прекратить эту темную свистопляску? Мы все работаем. Имеем из Европы и Америки много добрых знаков. Надеемся, что и Ваша работа протекает успешно. Альманаха я так и не получил. Может быть, он еще не вышел, а может быть, длиннота пути помешала – всяко бывает. Имели ли Вы сведения от Ваших приятелей из Шанхая. Если младор[оссы] будут вести себя так же, как они ведут себя в Шанхае и некоторых других местах, то мало доброго получится для них. Сейчас вышли три новые монографии: одна русская, другая латвийская и третья в Индии. Если буду иметь экземпляры, непременно вышлю их Вам, ибо в Ваших руках произойдет добро. Всегда радуемся Вашим весточкам. Юрий просит передать Вам его сердечный привет.

Во Имя Преподобного Сергия, искренне Ваш,

Р[ерих]


[1] Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» Лк. 2:14.

 

В.Н. Грамматчикову

30 июля 1935 г.

Дорогой Василий Николаевич.

Вот и 18‑й Ваш номер пришел, а вчера пришло еще доброе письмо М.В. из Варима. Радуюсь, что она помянула памятный день Преподобного Сергия, бывший в июле. Много где его вспомнили, но не везде. Между тем сдается, что такие дни нужно очень отмечать – чем‑то помянуть данного от Господа Воеводу русского. Порадовался я и тому, что в Бариме не оставлена идея постройки храма именно имени Преподобного Сергия, о чем пришлось подчеркивать нескольким лицам. По письму М.В. осталось неясным, строится ли храм по моему проекту, сделанному еще в бытность в Бариме и благословленному архиепископом, или же в данном случае было поступлено по примеру Дома Милосердия харбинского. Хотелось бы знать точное положение вещей в каждом случае – ведь это так поучительно для будущего.

Получили мы еще некоторые весточки о работе сил темных. Конечно, не удивляемся, что эта работа продолжается часто гораздо более интенсивно, нежели тепло‑прохладная работа в условное благо. О «Катакомбах», как всегда, вы совершенно правы. Так оно и есть. Но между прочим мне нужно было подчеркнуть, что даже в затворах, хотя бы даже в темницах, и то насыщенное добротворчество может происходить.

В письме Вашем были намеки о некоем писателе. Все более подробно о том же сообщил А.П. [Фридлендеру]. Надеюсь, что эти слухи лишены основания. Иначе осталось бы только сказать: только этого не хватало! Встретились ли М.В. с С. Качиным? Он оставил во мне очень хорошее воспоминание. Стремящийся – не за страх, а за совесть. Очень мало таких людей, хотя бы и в удаленном местечке, сохраняют светлый огонь.

О нашей жизни мог бы писать и много, и мало. Писать много – уж очень тяжелое письмо для почты получится. Опять были сообщения о вскрытии писем. Кто его знает, как оно происходит, но выясняется любопытный факт, что сведения из абсолютно частных писем, через какие‑то передаточные пункты, – появляются в прессе. Конечно, сведение ничего не стоящее, но это лишь доказывает, какая незримая кухня все время суетится, а плита все время под парами.

В газетах мелькают очень странные, чтобы не сказать больше, заявления из Италии. Помнится, кажется, я Вам послал мою статью, предвидевшую происходящее, но немногие поймут иронию ее. Также странные сведения докатываются из Германии. Последние ее ссоры с церковью показывают о глубинах заблуждения. Кстати, скажите М.В. (ведь она уже вернулась), что ее сообщение о словах архиепископа Мелетия я прочел с большим внутренним одобрением, – суждение владыки было хорошо. Пожалуйста, не откажите проверить, действительно ли некто получил запрещение, о котором Вы писали. Это было бы совсем забавно и еще раз показало бы некое двуличие. В одну почту пишется одно, а в другую сторону – другое. Какая замечательная школа терпения. Выяснилось ли, можно ли выслать «Священный Дозор» в Пекин, если местная цензура его не пропустила. Казалось бы, что можно, ведь это моя собственность. А кроме того, нельзя же оставлять под спудом неразрешенные цензурою вещи. Тогда требуется аутодафе. Может быть, о нем‑то и мечтал кто‑то. Поминавшийся мною ранее профессор, видимо, преуспел, ибо имя его мы видели. Все[те же] тридцать серебренников. Посылаю еще несколько статей, которые, как обычно, по прочтении передайте друзьям. Пусть М.Н. [Варфоломеева] пишет, куда писала по‑прежнему. Благодарю Андр. Андр. за содержательное письмо. Приятно от него слышать о друзьях. Шлем и Вам и всем друзьям наши лучшие приветы.

Духом с Вами,

Р[ерих]

 

М.А. Таубе

4 августа 1935 г.

Дорогой Михаил Александрович,

По всему чувствую я, что мои два письма Вас не достигли. Как будто адрес был верен, но возможность такой утечки меня не удивляет. Все время слышу о письмах, до нас не дошедших, значит, и какие‑то наши письма могут исчезать. Не буду перечислять возможности к тому и причины, Вы их сами лучше меня знаете. На этот раз посылаю при письме к Г.Г. Ш[кляверу] в надежде, что таким порядком легче дойдет.

Коли предыдущие письма мои не дошли до Вас, то еще раз шлю Вам мое глубокое сочувствие в постигшем Вас горе [1]. Вспоминаем, как мы, когда бывали у Вас, были далеки от возможности случившегося. Знаю, что как бы ни говорить о путях вне нашего земного разумения, но все‑таки каждая такая потеря ужасно болезненна. Могу себе представить, как больно отозвалась она на Вашем сердце при всей его восприимчивости. Также должна была она отозваться и на всей семье Вашей, а ведь каждая утрата в такой дружной, полной традиций семье является уже особо тяжкой. Через все океаны и горы шлю Вам еще раз мое глубокое сочувствие и всю мою дружбу и любовь к Вам и Вашим близким.

Всюду тяжко. Ведь мир никогда не был в таком смущении и смятении, как сейчас. Помню, как однажды Вы мне говорили о дуче. Ведь никогда не случалось, чтобы в разных, а вернее, в разных частях света [2], обыкновенно вспыхивало и алое и кровавое пламя. Воображаю, сколько и у Вас общественных и личных трудностей. При Вашем справедливом характере, при твердости уставов Ваших Вами, к тому же как историку, особенно тяжко переживается все происходящее. И нам за это время пришлось встретиться со многим удивительным. Еще раз пришлось удостовериться, что не только силы тьмы существуют, но они организованы, сплочены и невообразимо яростны. Конечно, каждый отбор ликов полезен, каждое знание ценно, а тем более знание такой неоспоримой действительности. Вот вместо моей обычной для Вас подписи Вы увидите одну букву R, делаю это потому, что в Харбине все мои письма фотографировались. Еще замечательнее то, что было напечатано в яп[онской] газете фотографическое факсимиле моего письма, написанного десять лет тому назад на японском пароходе по пути из Марселя в Коломбо. Конечно, в письме никаких тайн не было, но такое фотографирование, а затем теперь опубликование в газете является как бы нарушением прав человеческих. И яп[онские] газеты, и одна так называемая «фашистская» писали невероятные вещи не только обо мне, но и о Елене Ивановне и Юрии. Можете себе представить, что более недели листы двух, а иногда и трех газет были заняты всевозможными выдумками. Для характеристики приведу, что я являюсь главою Коминтерна, мирового фининтерна и главою какого‑то всемогущего масонства. Вы, по мудрости своей, конечно, скажете, что это немалая реклама, и Форд, вероятно, не мало заплатил бы за такое обращение внимания на его имя. Но все‑таки прискорбно видеть, как не только какие‑то чужеземцы, но и наши сородичи за тридцать серебренников занимаются такими попытками к предательству, ведь они не понимают о попытках с негодными средствами, и по невежеству им кажется, что всякая попытка на пользу их темнейшей тьмы. Конечно, и для нас не без пользы эти темные попытки, они уже создали новых и очень ценных друзей. Вероятно, Г.Г.[Шклявер] показывал Вам фотостат официального письма Министерства иностранных дел в Токио. Но «наши» мракобесы и этому не внимают. Впрочем, надо отдать справедливость, что шайка инсинуаторов котируется как определенно криминальная. Некий Голицын – участвовал в похищении детей Кунаева. Манипулировал чеками британского генерала и занимался тому подобными действиями наемного спара[ф]учили [3] (он подписывается Борисов). Мракобесы: Родзаевский, Василий Иванов (автор пресловутой книги о масонах), Лукин и подобные типы известны всем порядочным людям, и потому не поношение от них, но похвала была бы убийственная.

«Собаки лают, караван идет». Так давно сказано, и сказано каким‑то умудренным человеком. Наш караван продолжает идти успешно. Сейчас с нами работают и два китайских ученых, из них один очень известный член китайской академии наук. Все ладно. Несмотря на всякие трудности можем сказать: «Благословенны препятствия – ими мы растем». Но, конечно, и зоркость, и бдительность, и находчивость должны быть чрезвычайны. Вы уже знаете о продвижении Пакта и, наверное, получили изданную по этому поводу брошюру. Кто бы мог думать во время первой конференции в Бельгии, что достижения Пакта произойдут именно в Америке, в купности всех американских государств. Вы помните, что было время, когда именно из Европы шли в Америку упреки за отсталость в действиях по Пакту. Но человек предполагает, а Бог располагает – все вышло наоборот. Теперь очень интересно, в каком именно порядке Европа и прочие части света догонят Северную и Южную Америку. Нам сообщили, что Китай готов подписать, но о подписании я не слыхал. Япония поступила оригинально, а именно, как Вы знаете, подняла Знамя [Мира] в Токио во время Вашингтонской конференции, но о подписании Пакта мы ничего не слыхали. Латвия как будто уже сообщила о подписании – это уже мелькнуло в латвийских газетах, но и об этом подписании мы еще не слыхали. Любопытно, где же, например, Персия, или Венгрия, или Бельгия, которые так подтверждали свое сочувствие? Вы знаете, что фаундейшен в Брюгге [4] получил от короля Леопольда субтитул «В память короля Альберта». Казалось бы, этим выражено полное доверие смыслу учреждения. Но[о] подписании Пакта мы ничего не слыхали. Вы, наверное, слышали, как единодушно приветствовали подписание Пакта Америками журналы и газеты в Индии, как индусские, так и британские. В британском лондонском журнале «Вокруг Света» была отличная статья [5], которая также, вероятно, Вам известна. Литва тоже будто бы выражала свое ближайшее сочувствие. Где же и как прорвется этими сочувствиями плотина? Очень любопытно наблюдать подобные исторические перипетии. В деле Красного Креста Америка оставалась последней, а в деле охранения культурных ценностей она оказалась первой. Ведь все эти факты остаются не только в архивах, но и в истории культуры.

И в нашу пустыню все‑таки, хотя и с опозданием, доходят письма и газеты. Письма из наших центров приблизительно доходят в месячный срок. Отсюда мы следим за всякими вспышками человеконенавистничества. Конечно, мы на себе знаем, насколько не всегда можно верить газетным листам, но все‑таки складываем общее впечатление о текущих событиях. Воображаю, сколько тем выросло бы при нашей встрече. Продолжаете ли видеть Петра Ганского? Я очень рад был с ним познакомиться и сохранил о нем прекрасное впечатление. Здесь нам также пришлось встретиться с некоторыми хорошими его сотрудниками. Прошу Вас, передайте ему от меня мой душевный привет. Не знаю, продолжает ли он заходить к нам в Париже, я очень звал его. Вы будете очень смеяться, когда я Вам скажу, что даже причастие моих дедов к мальтийцам было поставлено мне в особую вину харбинскими мракобесами. Вот до чего доходит невежество. Недаром уже в глубокой древности невежество считалось глубочайшим преступлением. Потому‑то так глубоко и неотложно нужны культурные центры, которые являлись бы источником расширения и обновления сознания. Так нужно действенное добротворчество – знаю, насколько Вы мне в этом посочувствуете.

Передайте мой сердечнейший привет Вашей супруге, Вашей семье, барону Типольту и всем добрым друзьям. Да процветут пустыни, как вещественные, так и духовные.

Духом всегда с Вами,

Р[ерих]


[1] Имеется в виду смерть сына М.А. Таубе, 16‑летнего гимназиста Александра Таубе.

[2] Так в тексте.

[3] Спарафучиле – наемный убийца, персонаж оперы Дж. Верди «Риголетто» по мотивам пьесы Виктора Гюго «Король забавляется».

[4] См. прим. 1 на стр. 264.

[5] Mahon А. Е. The Roerich Banner of Peace // Around the World. London, 1935.

 

В.Н. Грамматчикову

4 августа 1935 г.

Лично.

Дорогой Василий Николаевич.

Посылаю Вам еще статьи. Наверное, Вы почувствуете статью «Судьба». Действительно, течение превышних законов настолько невыразимо земным языком, что вся их потрясающая логичность в нашей обыденной обстановке часто кажется неожиданностью. Очень понимаю все, что Вас тревожит. Понимаю, по каким глубоким основаниям это происходит. Что же делать, постоянно приходится встречаться с таким непониманием. Там, где еще нечто должно вырасти, там, как Вы отлично знаете, «невозможно за волосы насильно в рай тащить». Двери‑то всегда открыты, но каждый впихнутый насильно не будет истинным гостем. И так во всем, и в далеком прошлом, и в повседневности – те же высшие законы. В письме своем М.В. писала, как прекрасно говорил священник в Бариме в день Преподобного Сергия. Теперь М.Н. [Варфоломеева] также прекрасно сообщала, как о. Рогожин также хорошо говорил в этот достопамятный день. Хотя не однажды я указывал на необходимость свято отмечать великие памятные дни, но хочется еще и еще говорить об этом же, чтобы все прониклись этим сознанием действенно. И сами эти поминания не должны быть какими‑то формальными или обыденными чтениями. Надо вызывать в себе тот священный огонь, который так необходим для того, чтобы лучшие заветы претворялись в дело. Опять хочется сказать Вам доброе слово о том, что Вы сами так широко читали заветы и все слова светлых, искренних исканий. Пожалуйста, посильно скажите и другим, чтобы они так же широко и неограниченно оценивали все сияния и блага. Иногда, хотя бы в косвенном запрещении, можно вызвать самые нежелательные последствия. Вы, вероятно, догадываетесь, что именно я имею в виду. Иногда косвенным советом, может быть, неправильно понятым, можно нарушить целый авторитет, можно поступить против Иерархии, а всякий поступок против Иерархии будет уже в основе своей разрушительным. Пусть так же, как в Вас самих многие слова блага выковывали сильный дух и ту замечательную деятельную духовность, о которой мне уже приходилось говорить, пусть так же точно и в других то же широкое, благословенное внимание будет устремлено неограниченно. Так об этом и скажите, и напишите. Всякая ограниченность вносит в той или иной форме изуверство. А что может быть плачевнее зрелища, как когда хорошее сердце ржавеет под приливом болотного изуверства. Сколько несправедливых суждений может высказываться среди болотных застоев, сколько прекрасных уже возможных добротворчеств может делаться черствыми и грубыми. А ведь как нужно всемерно ограждаться от грубости. Ведь этот гад – грубость – высовывает голову свою даже тогда, когда, казалось бы, хвост его уже прищемлен. Мне лично каждая грубость является не только знаком невоспитанности, но гибельным падением и вызывает глубокое прискорбие. Не могут люди оправдываться тем, что грубость слагалась какими‑то условиями жизни. Даже в самых примитивных сельских условиях нам приходилось видеть воочию наряду с несказанною грубостью и глубочайшую природную благовоспитанность. При этом эта степень благовоспитанности вовсе не нуждалась ни в особых указаниях, ни в намеках, – она была естественным выражением готового к восхождению духа. Вы знаете, насколько легко первое приближение и насколько гораздо труднее все последующие попытки, если бы произошли какие‑то прискорбные отскоки. Значит там, где должно произрастать добротворчество, прежде всего должна быть удалена грубость не только внешних выражений, но и восприятий. Словом, ведь не Вам это пишу – Вы все это давным‑давно знаете и со всей чуткостью и деликатностью проводите в жизнь. Пишу о том, где это не делается. Приходящим к Вам советуйте читать шире, чтобы не возникало никаких предубеждений и вредных ограничений. В мире именно сейчас все неслыханно напряжено. Эти напряжения требуют и напряжения всей чуткости и настороженности. Наряду с массою темных попыток творятся и огромные светлые дела. Поможем Свету всеми нашими силами. Скажите друзьям наш сердечный привет, и Вам желаем все самое лучшее, самое душевное.

Духом с Вами,

Р[ерих]

 

М.Н. Варфоломеевой

4 августа 1935 г.

Дорогая М[ария] Н[иканоровна].

Хотя пишу Вам, но, наверное, Вы прочтете это и всем друзьям. В конце концов, что может быть такого, чтобы друзья, объединенные в духе и в добротворчестве, не могли бы знать. Конечно, письма Вашего № 5 я не получил. Тем не менее я знал, что статья «Катакомбы» нужна. Могу еще раз подтвердить, что в «Катакомбах» шла особо напряженная благая работа. Именно оттуда восходили мысли во все концы. Там жили истинные строители, смелые духом, добротворствующие во всем значении этого слова. Сколько людей было спасено именно из катакомб. Сколько правды было восстановлено оттуда же. Словом, если Вы пишете, что эту статью поняли, – значит, поняли не только ее своевременность, но и значительность приближающегося будущего.

То, что Вы пишете для Е.И., конечно, я перешлю с ближайшей же почтой. Впрочем, Вы и сами могли бы ей написать, конечно, принимая во внимание условия почты во всей их специфичности. Вы правильно оценили центральное положение Е.И. Правильно чувствуете, что она знает все происходящее. А ведь есть люди и в том же городе, которым все еще кажется, что она не знает существующих положений вещей. Ах как знает! До малейших подробностей знает. Не показывал ли В.Н. [Грамматчиков] ее писем? Вам бы следовало их видеть, ибо этим порядком Вы еще более узнаете ее великую душу. А в каких постоянных трудах она находится! Кроме того перевода, о котором Вы поминали, у нее так много и других писаний, да еще и переписки со всеми концами мира. Конечно, какие‑то деятели, которые, несмотря на свое председательское положение, к прискорбию, преисполнены зависти, пытаются не признать эту великую работу. Но Вы сами теперь знаете сущность таких несправедливых деятелей и сами огорчаетесь полномерно такой явной несправедливостью. Адрес Е.И. – Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия (конечно, по‑английски адрес). Я знаю, что Е.И. будет рада установить с Вами сношения, ибо она уже знает направление Ваших мыслей.

Статья «Расстояния» не должна непременно относиться до Вас. Почему именно Вам подумалось, что это и Вас может касаться? В мире рассеяны многие друзья, с которыми и Вы незримо связаны. Кроме того, Вы знаете, что законы высшей справедливости всегда выполняются. При этом, как сказано в моей статье «Судьба», выражение этих законов бывает настолько неземное, что земными формулами оно и не выразится. И тем не менее замечательно наблюдать, как и в далекой истории, и в современности эти Божественные пути непрерывно проявляются.

Огромную радость доставило нам Ваше сообщение о торжественном поминании Вами 18 июля – дня Преподобного Сергия. В свое время в статье «Памятные дни» я как раз и намекал о том, что истинные памятные дни должны свято чтиться. Этими путями происходит еще одно приближение к Свету. А ведь все пути к Свету и к добру должны быть свято хранимы. Так много всяких темных попыток затушить и понизить Свет. Иногда эти попытки проползают очень близко и люди в светотени не примечают их. Но ехидна проползает как бы бесшумно, но все же оставляя исполненный яда след свой. Конечно, я знаю о том, как Вы все противостоите тьме и злобе. Эти этюды противостояния всегда очень полезны. Иначе нередко люди впадают или в пилатизм, или играют в ночных Никодимов. Легче всего приказать подать воду и умыть руки. Так же невелик подвиг прокрадываться во тьме, именно тьмою прикрываясь. Ведь действенному подвигу тоже приходиться учиться, прежде всего и на исторических примерах. Впрочем, если Вы поняли всю героическую жизненность «Катакомб», то тем самым Вы поняли и действенное добротворчество. Как замечательно апостол Павел говорил об оружии Света и в правой и в левой руке, т. е. во всем и всюду [1]. Дошли до нас слухи, что будто бы Дмитриев потерял всю серию лекций Юрия. Это был единственный экземпляр, и прямо отказываюсь предположить, чтобы такая чудовищная небрежность была допущена человеком, который от меня видел лишь добро. Там, где я мог бы весьма легко оказаться ему неприятным, наоборот, я его отстаивал всемерно. А ведь он допустил и статью Лук[ина]. Будьте добры спросить о лекциях Юрия. Помимо лично непозволительного отношения – такая потеря была бы просто некультурным актом. Употребляю это выражение, ибо до сих пор думаю, что лекции не могли бы быть потеряны. Ведь Юрий и не стремился их печатать, но согласился по просьбе Дмитриева, назначая плату от их отдельной продажи в пользу местных юнкеров. Надеюсь, что в этом случае лишь одно сплошное недоразумение.

Рудзитис не она, а он – известный латвийский поэт. Е.И. даст о нем и ближайшее сведение. Как жаль, что потеря Вашего № 5 лишь подтверждает утечку писем. Тем не менее пишите. Передайте всем друзьям не только мой сердечный привет, но и скажите им, как я близко их чувствую.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] 2 Кор. 6:7.

 

Г.Г. Шкляверу

4 августа 1935 г.

Дорогой Г[ергий] Г[авриилович].

Вы писали нам о том, что в «Таймс» [1] появилась статья о моем творчестве. В местных источниках мы не могли ее найти, но нашли лишь упоминание о том, что мои картины отсутствуют на лондонской выставке. Совершенно очевидно, что такое упоминание не есть та же статья о творчестве, о которой Вы писали. Потому будьте добры достать и прислать нам статью, Вами оповещенную. По некоторым соображениям нам нужно ее иметь. Точно так же будьте добры прислать нам полный список статей о творчестве и о деятельности, появившихся за прошлый сезон от сентября[19] 34 года в европейской прессе. Не включайте в список хроникерских заметок, а также статей в Югославии и Латвии, которые мы уже имеем. Для некоторых полезных и Вам соображений нам нужно знать другие появившиеся статьи. Как Вам известно, в британской прессе появились две прекрасные статьи М[ахона]. Кстати, Вам будет интересно, что он подписан в каких‑то журнальных агентствах и получает довольно полные сведения о происходящем в прессе движении. Постоянно Е.И. получает от него интересные упоминания. Потому было бы очень нужно иметь и Ваш список. Наверное, за весь истекший сезон по сие время появлялось многое до нас не дошедшее. Свидетельством тому служит помянутая Вам статья в «Таймсе». Кроме того, было много интересного в южноамериканской прессе, но это мы знаем через Нью‑Йорк. Также, несомненно, что‑то было в итальянской прессе, в бельгийской и в румынской, но не знаем, было ли это через Вас или какими‑то другими путями. Во всяком случае, точное сведение о статье в «Таймсе» и остальной подобный список нам были бы очень нужны по разным соображениям. Пожалуйста, передайте наши добрые пожелания г‑же де Во[Фалипо] и поблагодарите ее за доклад в обществе этнографии. Также, будьте добры, передайте прилагаемое письмо Мих[аилу] Александровичу][Таубе], ибо мне чуется, что мое прошлое письмо к нему ушло куда‑то в пространство. По‑прежнему получаем доказательства тому, что не все письма к нам доходят, тем вероятнее, что и наши письма могут куда‑то исчезать. Мы очень довольны приездом двух наших китайских ботаников. Из них один – известный член китайской академии наук профессор] Кенг, а другой из нанкинского университета д‑р Янг. Оба они оказываются очень дельными и трудолюбивыми. Надеюсь, что Ваши точки над «и» в отношении харбинской грязи продолжаются. Также надеюсь, что наши братья К[ирилловы] и все связанные с ними сибиряки не только понимают положение вещей, но и принимают соответственные меры. В харбинском захолустье, конечно, считаются с мнением Парижского Центра, а потому всякие крепкие данные оттуда более чем уместны. Также произведите разведку в направлении Сремских Карловцев [2]. Получился какой‑то неясный намек, что будто бы харбинскому духовенству запрещено участвовать и сочувствовать нашему Пакту. Конечно, это настолько нелепо и, я сказал бы, неправдоподобно, но по нынешним временам, а в особенности в силу тяжкой болезни владыки Антония – многое становится возможным. Конечно, мы имеем благожелание Пакту со стороны митр[ополита] Евлогия, а также очень звучные письма к тому же от покойного митрополита Платона, но последний намек заставляет еще раз, через все океаны воззвать: кавеант конзулес [3]. Вообще сведения, доходящие из Харб[ина], настолько уродливы и чудовищны, что прямо отказываешься верить такой невообразимой действительности. Наши друзья Суз[уки], вероятно, опять будут уверять, что они тут не при чем. Думаю, что в отношениях Сремских Карловцев они действительно не при чем, и мы здесь должны искать какую‑то другую силу, и очень темную силу. Итак, расследуйте все это и сообщите нам подробно. Было ли в прессе о новом субтитуле нашего учреждения в Брюгге? Какие были последствия моей статьи, Вам посланной? Как дела и в Болгарии, и с комитетом, и с картиной? До такой насыщенности и смятенности, как сейчас, мир еще не доходил. Все это вызывает всех сотрудников на дозорные башни. Конечно, все это не неожиданность, но лишь то, о чем зналось давно. Трудные положения нужно преодолевать вновь найденными мерами. Шлем Вашим родителям и всем друзьям наши сердечные приветы. Здоровы, работа идет. Будьте и Вы очень бодры, зорки и находчивы.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] «The Times» – ежедневная газета в Великобритании, выходит с 1785 г.

[2] Сремские Карловцы (Сербия) с 1921 г. были духовным центром русской эмиграции, здесь размещалось Высшее временное русское церковное управление за границей (в 1922 г. преобразованное в Синод Русской Православной Церкви Заграницей) во главе с Митрополитом Антонием (Храповицким) до переезда в Белград в 1938 г.

[3] Caveant consules ne quid detrimenti respublica capiat (лат.) – Пусть консулы позаботятся о том, чтобы республика не потерпела ущерба (формула введения чрезвычайного положения в Древнем Риме).

 

А.П. Фридяендеру

10 августа 1935 г.

Дорогой Арнольд Павлович.

Думаю, что это письмо уже застанет Вас в Пекине. Пожалуйста, отправьте прилагаемые телеграммы и пришлите нам квитанции за них, нужные для подшивки к делу. Также нам очень хотелось бы знать, действительно ли предполагается девальвация китайского] доллара. Также, если возможно, дайте нам соображения об устойчивости рупии. Нет ли у Вас сведений о судьбе бывшей с Вами газетной беседы? В ряду всего появившегося таковая беседа, вероятно, была бы особенно полезной, если только содержание ее не будет извращено. Впрочем, и в таком случае следовало бы реагировать. Я уже писал Вам, что мы получили из Манилы новую версию той же клеветнической статьи. Надо лишь изумляться широкому ее распространению. Также Вы знаете, конечно, и о длинной корреспонденции, появившейся 17 июля в «Норс Чайна Стар». Кстати, не было ли посещения Вас корреспондентом в связи именно с этой появившейся статьей? Наш корреспондент из Манилы справедливо возмущается словоизвержениями миссионерши Ларсон, которая в свое время ему говорила, что она хот бойлед мерсенари умен [1]. Недурное самоопределение. Этот же корреспондент считает, что на бывшую там статью должны появиться исправления. Потому‑то так своевременна Ваша беседа, которая, надеюсь, тоже широко обойдет те же газеты. Ведь не должно получиться, что клевета будет разослана по всему свету, а правда получится лишь где‑либо в одной газете. По письмам из Харб[ина] чувствую, что там все хуже да хуже. Видимо, по чьей‑то программе этот городок должен потерять всякое значение. Последние беседы, появившиеся в «Нашей Заре», очень многозначительны. Любопытно, что люди сами себя самоопределяют. Не нужно никаких других определений, лишь бы сохранить их собственные выражения. Сама судьба заставляет их, подобно неким «героям» Вагнеровских опер, самоопределяться. Вероятно, за поездку у Вас накопилось много впечатлений и часть из них Вы сообщите нам. Кстати, будьте добры, пришлите нам расписание американских, итальянских и британских пароходов – у нас накопляется значительное количество подлежащего отправке, и надо сообразить, как и когда лучше. Сведение о предполагаемой девальвации местного доллара нам совершенно необходимо выяснить и проверить. Еще вчера мы были приглашены к одному из местных князей, во время дружеской беседы мне думалось, какие же это такие злонамеренные лжецы, которые пишут о враждебности к нам со стороны местных князей. Откуда могут зарождаться такие злонамерения? Интересно, будут ли в харб[инских] газетах (известного пошиба) какие‑либо реакции на эту клеветническую кампанию? Между прочим, выяснилось, что Романов, писавший в «Харб[инском] Времени» против Пакта, является мерзейшей личностью и сейчас проживает в Сан‑Франциско. Таким порядком мы можем гордиться, что все эти «писатели» одного нравственного, или, вернее сказать, безнравственного толка. Заратустра говорил: «Чем выше ты, тем меньше кажешься в глазах зависти. Больше всех ненавидят того, кто летает. Бесплодны вы, потому что не достает вам веры» [2]. Сколько замечательнейших изречений приблизительно по тому же поводу сказано и Конфуцием, и многими другими высокими и многознавшими. Страницы Евангелия достаточно запечатлели от мудрости высшего знания Христова. Не было ли у Вас еще встречи с о. Нафанаилом или с самим[епископом Виктором]? Бандеролью я послал Вам несколько брошюр – может быть, пригодятся. Шлем Вам и друзьям нашим лучшие пожелания.

Искренно,

Р[ерих]


[1] Hot boiled mercenary women (англ.) – искушенная корыстная женщина.

[2] «Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает». Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Пер. Ю.М. Антоновского.

 

В.Н. Грамматчикову

10 августа 1935 г.

Дорогой Василий Николаевич.

Дошел Ваш № 20. Как и указано в письме, спешу ответить скорее. Всеволоду] Ник[аноровичу] Иванову следует выдать 161 гоби [1], но при этом нужно получить расписку о том, что он отдает свою рукопись в полное владение. Четкий экземпляр рукописи нужно переслать нам немедленно сюда, ибо первый экземпляр был настолько грязен, что с него печатать невозможно. Когда именно и где именно может быть напечатана книга, отсюда сказать трудно. Что касается «Истории искусства», то, конечно, когда попаду в Америку – сейчас же начну говорить о таком плане. Отсюда же что‑либо предрешить совершенно невозможно. Относительно «Священного Дозора», изъяв титульный лист и страницу с адре[сом], прошу выслать его, как ранее указано, на Пекин. Это моя неотъемлемая собственность, и потому никто не может препятствовать распоряжаться ею, конечно, кроме выпуска книги в Харбине. Желательно было бы выслать ее также немедленно. Ведь если бы эта моя собственность оказалась отнятой от меня, то у меня все же имеется один полный экземпляр, по которому всегда можно книгу выпустить. Надеюсь, что Всеволод] Ник[анорович] соответственно и достойно, как я указывал, вставил то, о чем я писал В.К. Главное, чтобы экземпляр был вполне четким. Переходя к сообщенной Вами беседе о В.К., не могу не напомнить еще раз, что за исключением Ив. Ив. все остальные лица пришли ко мне через него. Кроме того, обстоятельства трех помянутых им лиц настолько неважны, что они не могут создавать впечатления о плохом разборе в людях. Кухня есть кухня и ничто более. Свидание с Гр[ызовым] – ведь и некоторые другие лица продолжали видеться. Хромой был принят исключительно по допущению от В.К. Но все это вместе взятое, что называется, и яйца выеденного не стоит, во всяком случае, не могло вызвать общего замечания. Что касается картины, то, во‑первых, от меня было скрыто, что то <общество> [2] не является совмещением всех харбинских изданий, а представляет лишь специфическую группу. Во‑вторых же, я об этом не жалею. Помните, как Преподобный спрашивал Дмитрия Донского о том, что все ли мирные меры использовал? Всегда и во всем стараюсь использовать все мирные, добрые меры. Если же кто облачается во зло, тот со всеми последствиями зла и пребудет. Что такое произошло около Казембековской больницы? Не получая местных газет, очень трудно это понять. Во всяком случае, основания и причины совершающегося совершенно ясны. Конечно, в такой ясности ничего хорошего нет, но что же делать. Действительность есть действительность. Также неведомо мне, о чем Вы намекаете, говоря о Ив. Ив. Не думаю, чтобы это было что‑то очень дурное. Письма его очень содержательны. Наряду со многим тягостным происходит и много хорошего. Я уже писал Вам о том, что был рад, когда Коля[Грамматчиков] однажды пришел побеседовать. Так хотелось бы по возможности вооружить его. Ведь кто знает, долго ли и когда мы можем опять беседовать в таких спокойных условиях. А ведь все, что имеет не только теоретическое, но именно приложимое значение, все такое служение добру особенно неотложно. Ведь хотелось бы не просто беседовать, но чтобы некоторый жизненный опыт мог помогать в добрых достижениях. Еще совсем недавно мне опять пришлось получить сведение об одном замечательном, именно, чуде Преподобного[Сергия]. Прямо удивительно видеть, как там, где есть вера, в самую последнюю минуту Преподобный охраняет и создает замечательнейшие возможности. Конечно, прежде всего требуется вера, и потому никакое колеблющееся сомнение не должно входить там, где прямота, добро и Свет. Замечательно наблюдать, как иногда, казалось бы, темнейшие обстоятельства претворяются в удачу. Всегда трепещет душа, когда вблизи появляется мощь такого великого подвижника, как Преподобный. Если бы только люди научились больше верить, отметать всякие ненужные шатания и двигаться в добротворчестве. Очень рад слышать, что М.В. оправилась и еще подкрепится в дополнительной поездке. Читаем о всяких наводнениях, происходящих вокруг, а здесь все идут дожди. Странно, что на таких близких расстояниях происходят такие неслыханные несоответствия. Передаю о книге Иванова через Вас именно потому, что, вероятно, существуют особые причины, по которым В.К. предпочитает этот путь. Всегда радуюсь всему, что идет от Вас, ибо усматриваю в этом и еще Ваш заботливый глаз, который как бы усмотрит все подробности и особенности сообщения. Преподобный всегда поможет и в людях разобраться. Не существует так называемых отвлеченностей, ибо это великая действительность.

Комитет был составлен из людей, мне рекомендованных. Впрочем, и об этом не сожалею. Передайте мой привет всем друзьям и В.К. Время очень напряженное. Шлем Вам наши лучшие пожелания.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] Гоби – маньчжурский юань. В 1935 г. курс юаня к доллару США составлял 3,36 юаня за 1 доллар.

[2] Карандашом от руки.

 

Г.Г. Шкляверу

13 августа 1935 г.

Дорогой Г[еоргий] Г[авриилович].

Ваш № 14 получен. Никак не могу я понять, что творится в Брюсселе. Выходит, что Бельгия сделалась противницей культурных ценностей. Кроме того, разве не бросается в глаза противоречие. С одной стороны, сам король Леопольд дает почетный титул нашему учреждению, посвященному именно этой идее. С другой же стороны – министр чему‑то культурному не сочувствует. Получается пословица «жалует царь, да не жалует псарь». Во всяком случае, всяких псарей нужно призвать к порядку. Вероятно, они просто не понимают, насколько их поступки не отвечают представлению о культуре. Вы не пишете о том, что делает наш брюссельский комитет. Ведь всякие такие влиятельные члены вроде де Вияр могли бы простереть свое влияние. Всем друзьям теперь, после 15 апреля, так многое облегчилось. Ведь им дается возможность говорить не о пожеланиях, но о фактах.

Сведения о Литве тоже вполне мне понятны, ибо они как бы противоречат предыдущим сведениям о Болгарии. Также удивительно и то, что узнал Юрий о Гетнере. Еще на днях он имел от него письмо, где ни о чем подобном не говорится, а, наоборот, рассказываются любезные вещи. Из разных источников к нам доходят вести о всяких неблагополучиях в Югославии. Увы, я именно этого и опасался. Когда все держится исключительно одним лицом, тогда при уходе его все меняется. Так же было и с королем Александром. Тем не менее продолжайте переписку и с Манойловичем, и с белградским музеем, ибо культура есть не личное, но незыблемо общее, мировое.

Как чувствует себя Марэн? Очень печально, что у него было такое заболевание. Ведь оно может иметь разные последствия. Странно, что все последнее время, несмотря на его почетное положение, мы мало его ощущали. Всякие трудности преодолеваются совершенно без его воздействий. А между тем воздействие почетного председателя было бы и вполне уместно и существенно. Иногда именно при накоплении всяких обстоятельств, при всяких трениях лицам министерским бывает еще легче подвигать то, в чем они убеждены. Очень часто именно стеснение обстоятельств вызывает особенно яркие достижения. Думаю, что действительно всякое напряжение энергии всегда способствует лучшим достижениям и открывает новые пути.

Передайте от меня мои лучшие приветы Ван Лоо. Следует очень ценить ее добросердечное участие. Если бы все сочлены проявили ту же меру, то комитеты двигались бы гораздо обширнее. Непременно нужно достать соответственные номера калмыцкого журнала и послать хотя бы три копии в Индию и одну в Америку. Слышал я о хорошем письме Дзанти – передайте ему мой сердечный привет, очень ценю все идущее от славных аланов. Надеюсь, что Ширинский поправился и охотно представляю себе, как ему должно быть трудно. До сих пор «Священный Дозор» не выпущен из цензуры, а между тем определенные формулы о запрещении не выдает. Книга лежит там уже десятый месяц, и таким порядком получается нечто уродливое. И об этом расскажите Кириллову. Вообще там, судя как по газетам, так и по достоверным письмам, творится что‑то неимоверно гадкое. Очевидно, что кто‑то поставил себе неотложной задачей прекратить всякое значение тех мест и действует жестоко планомерно.

Конечно, всякие Родзаевские, без лести преданные, работают «не за страх, а за совесть». Такой факт и прискорбен и отвратителен. Сколько самоедства, даже и подумать ужасно. В здешних местностях появляются опять тысячные банды разбойников. Вчера довольно низко над нашим станом пролетел яп[онский] аэроплан. Везде что‑то двигается. Хотя и с запозданием, но читаем об Италии и Абиссинии. Воображаю, сколько там у Вас всяких толков. Усиленно заняты сбором семян. Вероятно, Вам пришлют мой Записной лист «Добро», относящийся до этих предметов. Сообщают о последствиях перевода статьи о короле Альберте. Шлем Вам, Вашим родителям и всем друзьям лучший привет.

Духом с Вами,

Р[ерих]

 

З.Г. Лихтман

20 августа 1935 г.

<Копия> [1]

Дорогая 3[ина].

Спасибо за все Ваши осведомления. Все это так нужно. Попросите М[ориса] и Ф[рансис], покуда они помнят, сделать самый точный меморандум их бесед с Гал[ахадом]. Пусть припомнят все выражения, как о себе, так и о другом лице, – вообще как можно подробнее. Всякие такие детали весьма легко со временем забываются, а между тем именно точные выражения могут оказаться весьма нужными. Если их не записать на свежую память, то потом они навсегда исчезают и покрываются налетом следующих настроений. Нужно избежать всякой личной опаски, ведь каждый меморандум тогда и ценен, когда он отражает бывшее с полной объективностью. Вполне понимаю все, что их заботит. Согласен с Вами, что должны были произойти какие‑то побочные обстоятельства и разговоры, которые могли отразиться столь необыкновенно. Почте можно верить очень мало, и потому пока храните у себя этот меморандум. Сейчас мы получили за подписью Уоллеса и Джонсона радио, в котором нас просят удостоверить, что мы находимся вне пределов, могущих доставить какие‑либо неприятности с лицами спорных (противоположных) воззрений. Телеграмма из Пекина от 16 августа – значит, из Вашингтона она могла выйти от 15 августа. По содержанию ее можно видеть, что 15 августа опять нечто происходило. Таким образом, начиная с 24 июня, в течение всего июля, а теперь и 15 августа, где‑то что‑то происходит. Конечно, весьма возможно, что на расстояниях заметны какие‑то факты, незримые в пустыни. Предлагаю также исследовать следующее: «Ассошиэйтед Пресс» взяло от Фридлендера беседу, которую, по его словам, он дал «друзьям на ободрение и на страх врагам». Беседа была дана 19 июля. Между тем ни в местных газетах, ни, по‑видимому, в американских ничего не последовало. Не значит ли это, что «Ассошиэйтед Пресс», уверяя в своей дружбе, дает лишь сомнительные суждения, когда же получает нечто положительное, то это замалчивается? Поучительно расследовать и такой факт. Вообще я сильно надеюсь, что Мод[ра] последует давнему моему совету и приобщится к одному из влиятельных агентств. Ведь это значительно усилило бы его положение. За все эти годы у нее наверняка накопилось много друзей в этих областях. Она знает, насколько и власть имущие прислушиваются к влиятельным писателям. Об этом я говорил ей в каждый мой приезд, и, наверное, у ней к тому сделаны уже многие шаги. Также мне кажется странным, что из списка наших южноамериканских обществ шесть или восемь не упомянуты. Между тем о роспуске их тоже никаких сведений не было. Может быть, они были за это время не деятельны, но это еще не значит, чтобы их считать умершими. За все эти годы Вы сами знаете, насколько своеобразно проявляется жизнедеятельность. Там, где была кажущаяся бездеятельность, там вдруг она проявляется в прекрасных размерах. И наоборот, часто те, которые подавали все признаки деятельности и преданности, вдруг оказываются на противном пути. Жизнь научает смотреть на эти колебания совершенно спокойно, принимая меры к пресечению всякого предательства и ободряя там, где кажущаяся бездеятельность происходила от каких‑то местных условий. Вот нам говорят, что в Харбине в силу яп[онского] влияния ничто невозможно, а в то же время в самом центре происходит показательный доклад Черткова. С другой стороны, знаем, насколько многое трудно в Латвии по местным ультранационалистическим воззрениям, а в то же время мы видим прекрасную деятельность нашего местного общества, которое находит в себе силы не только противостоять, но и обратить во благо местные условия. Надеюсь, что Фр[ансис] сохранила свои отношения с Бин[ом], ведь в Вашингтоне ей приходилось с ним и через него встречаться. Наверное, постепенно выяснятся многие другие обстоятельства, которые легли в основу происшедшего с Гал[ахадом]. Не думаю, чтобы причина была в газетах, ибо он должен быть достаточно обстрелян в этом отношении. Отлично, что Вы находитесь в постоянных отношениях с Терезою [2] и получаете указания. К нам почта очень сложна, а потому пишите по адресу Терезы. Она знает все. Рад, что Ваши отношения с Гр[ебенщиковым] и Мо[дрой] хороши. Вы всегда шли по линии оптимизма и знаете, насколько именно это качество является залогом настоящего преуспеяния. Не буду писать о бдительности и зоркости – Вы и без того ими переполнены. Неужели Воон совсем замолчал. Следовало бы с ним поддерживать какие‑то дружественные отношения. Если кто‑то поступает нехорошо, несовместно с своим положением, то другие должны, наоборот, еще более держаться правильного пути. Держитесь очень крепко и скажите мой привет М[орису] и Ф[рансис], напомнив, как неотложно и обстоятельно они должны сделать указанный меморандум. У нас дожди. По утрам холодно. Шлем сердечный привет.

<Лично. Пишите по адресу Е.И.> [3]


[1] Карандашом от руки.

[2] Здесь: Е.И. Рерих.

[3] На полях карандашом от руки.

 

Ф. Грант, З.Г. Лихтман, М. Лихтману

21 августа 1935 г.

Получили Ваши письма от 18 июля. Вижу, что мое вчерашнее письмо как бы ответило на многое из Вашего теперешнего письма.

Особенно меня беспокоит вопрос о том, что не растревожится ли Натали [1] всякими подробностями происходящего. Конечно, происходящее неслыханно; прежде всего надо изумляться, как некто как бы хочет прибегнуть к самоубийству, – ведь иначе как вы объясните происходящее. Мы не можем объяснить это неосведомленностью или глупостью. Если же объяснять злонамеренностью, то, казалось бы, некто достаточно знает о неминуемых последствиях. Но если некто думает, что на завтрашний день он еще встанет с постели, то это не значит, что в какое‑либо послезавтра он может почувствовать полный удар своего бумеранга. Кроме того, некто должен же подумать и о своих близких, которые тоже в таких случаях попадают под пространственный удар. Если мы будем объяснять это одержанием, то все‑таки некто, уже начитанный и, казалось бы, знающий, должен разбираться в своих чувствованиях. Вы пишете о каких‑то переменах в составе совета. Об этом не слыхали мы, и потому постепенно сообщите нам узнаваемые подробности. Также мы не слыхали об изменении названия Холдинг Корпорейшен [2]. Внесение туда второго имени должно что‑то значить. Значит ли это приобретение каких‑то прав на что‑то? Постепенно вы осведомитесь об этом, о чем и напишете Натали. Сюда Вам не придется писать. Из того, что мы получали[по] радио от 16 августа, видно, что ерунда, начавшаяся 25 июня, где‑то и как‑то продолжается. Это очень прискорбно, ибо каковы же размеры людей, которые могут заниматься какой‑то неизвестно откуда появившейся газетной заметкой. Как бы я хотел, чтобы Фр[ансис] уже участвовала в том или ином влиятельном агентстве. Ведь уже давно это было совершенно необходимо. Если бы в той или иной форме это уже совершилось, то и случившееся с нею произошло бы совершенно иначе. Также Вы видите, почему я огорчался тем, что комитет, в котором Морис, был сопричислен к числу недействующих. В том или ином составе, так или иначе, но этот комитет должен был и собираться, и мыслить о разных целесообразных мерах. Иначе, как Вы видите, это дает кому‑то оружие в руки. А ведь время сейчас военное, и Ваше письмо прежде всего об этом свидетельствует. Итак, пусть все‑таки в том или ином составе комитет действует, иначе можно утерять вожжи. Также и Фр[ансис] пусть так или иначе приобщится к хорошему агентству – это будет ей чрезвычайно полезно. Также нужно, чтобы некоторые южноамериканские общества проявили свой голос и тем не были бы исключены из списка. Что же делать, если на одном секторе происходит нечто необъяснимо странное (если не сказать больше), то пусть немедленно на других секторах начинается усиленное строение. Вы видите, что Ларсон прислала свое извинение. Монголы также в присутствии свидетелей заявляли о том, что никакой враждебности не было. С японцами никаких столкновений не было. Никаких семеновских казаков нет. Значит, все измышленное газетами – вернее, одним каким‑то мифическим Пауэллом, – чистейшая ерунда, и можно лишь удивляться, если некто обращает внимание на явно преднамеренную измышленную чепуху. Каждый здравомыслящий человек, наоборот, немедленно осознал бы это и отнесся соответственно. С другой стороны, можно также удивляться, что китайские ботаники, никем не инструктированные, держатся так хорошо и кооперируют. В то же время Макмиллан, казалось бы, строго инструктированный, оказался таким явным негодяем. Ведь над этим тоже стоит подумать. Когда я Вам писал: «Держитесь крепче», – Вы теперь понимаете, что это значило. Конечно, Вы настолько уже испытанные и находчивые борцы, что даже и сложные обстоятельства обернете на прямую пользу. Поджигатели поджигают прежде всего самих себя, но во время поджога всем жильцам рекомендуется быть настороже. Главное же – немедленно строить во всех тех секторах, которые естественно принадлежат. Опасность, конечно, в том, что дурные мысли являются самым ужасным взрывчатым веществом. Сколько раз я писал, что удача и урожай прежде всего зависят от образа мышления. Как же можно ждать удачу там, где умышленное вредительство? Тем не менее будьте бодрее бодрого и всеми силами охраняйте привлекающий магнит. Обдумайте с М[орисом] и Ф[рансис] все меры разумного строения. Помните, у нас все ладно. Надеемся через пять недель закончить сбор имеющихся здесь семян и двигаться. Получил сведения из Харб[ина] о том, [что] письма в пути читаются, – твердо помним это.

Духом с Вами.

Р[ерих]

<Держите у себя меморандум о всяких выражениях – подробно и четко.> [3]


[1] Здесь: Е.И. Рерих.

[2] Корпорация картин и предметов искусств Николая Рериха (Nicholas Roerich Paintings & Holdings Corporation), после предательства Л. Хорша переоформленная на его имя.

[3] На полях карандашом от руки.

 

Харбинскому Содружеству

24 августа 1935 г.

<Харб[инскому] Содруж[еству]> [1]

Дорогие друзья,

Наверное, вы читаете мои письма, когда видаетесь. Вы чувствовали, что некоторые мои листы имели отношение и до Ваших обстоятельств. Конечно, другие записки имели в виду каких‑то других сотрудников, ведь за горами, за морями их много. Хочется сказать Вам, что все ладно. Пути правильны, потому никто не должен удивляться, если моментально не может дать себе отчет, почему, что и как. Если даже почему‑то будете реже писать, мы будем знать причину. И Вы, конечно, всегда чувствуете, что письма могут быть и на бумаге, и в мыслях. При этом трудно решить, которые письма доходчивее.

Читали мы газету от 17 августа и кое‑чему удивлялись. Кроме того, вполне естественно, что убийство разбойниками, конечно, многих за океанами тревожит. Это вполне естественно. Не сумею сказать Вам точно, когда выйдет печатаемая в Европе моя книга, но, наверное, Вы будете знать об этом. Радовался я, что мой лист «Содружество» дошел до Вас к сроку, как и должно было быть. В нем мне хотелось оставить Вам и укрепление, и смелый взгляд на будущее. Поверьте, если основы будут прочны, то и все остальное будет нарастать. Лишь бы не подгнивали корни или трениями, или какими‑то посторонними отвлечениями. Ведь корешок, необдуманно высунувшийся, прохожий может отрубить и сжечь. Вот и около нас, около стана, сейчас много таких корней вязовых, кем‑то и когда‑то обрубленных. Пусть сама природа напоминает вам о целесообразности и соизмеримости. Ведь одни из главных несчастий происходят от того, что иногда люди бывают безрасчетно расточительны или небрежны и теряют всякую соизмеримость.

Радуюсь, что и «Катакомбы» были поняты как следует. Когда мы посещали священные первых христиан катакомбы, то всегда являлась мысль о том, какое горение, какая светлая деятельность излучалась из этих святых подземелий. Да, нужна деятельность как рассадник растущих энергий. В творчестве даже самые трудные обстоятельства проходят незаметно. Всякое уныние обычно возникает от недостатка творчества, скажем вернее – добротворчества. Конечно, одним из лучших пособников добротворчества будет дружеское сотрудничество, а вы его имеете. Так же необходимо и иерархическое утверждение высшее, а Вы и это имеете в лице священного Воеводы русского Преподобного Сергия. Значит, Вы и укреплены, и обеспечены в продвижении всегда, когда к нему готовы. Не раз Вы писали мне о подходе новых друзей, очень хороших. Не знаю я их имен. При случае хотелось бы иметь их портреты хотя бы [в виде] даже самых маленьких фотографий.

Как видите, я не повторяю о том сердечном доверии, которое Вы должны питать друг к другу. Это уже такая примитивная основа, о которой при вашей осведомленности уже и повторять не нужно. И без того Вы каждоминутно помните, что все, что Вы мыслите, все, что Вы творите, – Вы являете перед ликом самого Преподобного. Дерзнете ли Вы огорчить Его каким‑либо нерадением, дерзостью, сквернословием или, чего Боже сохрани, предательством? Конечно, никто из Вас не допустит, чтобы прямо или косвенно наносилось огорчение или расточалась бы благодатная энергия Священного Воеводы. А из этого высокого примера Вы найдете и сердечную бережливость друг к другу. Еще и еще радостно сознавать, что самоусовершенствование не есть самость, но именно широкое добротворчество. Только в этом сияющем горниле Вы можете преуспеть. Люди особенно часто вредят и себе и всему окружающему, допуская злоречие и глумление за спиною и подло, тайком. При случае выясняйте людям, что всякое злоречие и глумление на них же обернется удесятиренно. Обернется в самую неожиданную для них минуту, когда, может быть, они находятся в иллюзии победы. Так часто люди воображают свое победительное благополучие именно тогда, когда они находятся уже на краю вырытой ими самими пропасти. Но там, где сердце чисто, где оно было раскрыто перед Господом, перед Святым предстателем и Воеводою, там не может быть темных зарождений. Когда я настаивал, чтобы Вы постоянно имели перед глазами своими изображение Преподобного, я имел в виду Ваше ближайшее благополучие и удачу. Постепенно Вы настолько врежете в Ваше сознание Облик Священного Воеводы, что он неотступно пребудет в Вас, наполняя Вас неисчерпаемыми новыми силами. В то время, когда темные будут клеветать, и глумиться, и кривляться за спиной, – Вы будете радостны духом, ибо перед Ликом Преподобного Вы будете сильны, тверды и нерушимы. Выясняйте людям, что Ваше почитание Преподобного – священного, от Христа посланного Воеводы русского, ни в коем случае не является каким‑либо умалением всех прочих Святых и Подвижников. У каждого из этих Высоких Священных тружеников своя благодатная миссия. Когда на парусах Средиземного и Черного моря расцветает изображение Святого Николая Чудотворца Мирликийского, никто тому не удивляется. Все понимают, когда воздвигается Лик Спаса и Пресвятой Владычицы. Все понимают и значение Святого Антония, и Святого Серафима, и всех великих предстателей. У каждого из них есть великое поручение, а Преподобный Сергий уже дважды принимал на себя водительство путями русскими. Сумейте не только почитать, но и сердечно полюбить. Именно в любви и преданности Вы не допустите умаления или глумления. Каждый глумящийся уже предательствует. Вы же должны уберечься от всякого предательства, ведь оно, как темная отрава, заражает весь организм. Не преувеличим, если покажем, что большинство человеческих болезней и несчастий происходит от предательства и прочих низких и грубых явлений. «Не всякий, глаголющий Мне: Господи, Господи, войдет в Царство Небесное» [2]. Помните эти потрясающие Заветы, в которых так ясно и четко повелительно определено должное состояние духа. Странно подумать, что еще и посейчас люди думают, что мысли их могут быть тайною. Именно, нет ничего тайного, что бы не стало явным. А сейчас эта явность обнаруживается как‑то особенно быстро. И злобный бумеранг как‑то особенно сильно и немедленно ударяет метнувшего его. Разве не прискорбно видеть метателей зла, которые в каком‑то безумии мечут отравленные стрелы и сами корчатся от разбросанного яда своего.

Очаги добротворчества нужны так же, как врачебно‑санитарные учреждения. Повсюду жалуются на отсутствие достаточных санитарных мероприятий. Так же точно следует стремиться к тому, чтобы очаги добротворчества умножались на благодатных основах. «С оружием Света в правой и левой руке» по Завету Апостолов следует пребывать на священном дозоре. Вы‑то уже достоверно знаете, насколько такие дозоры вовсе не отвлеченность, но самое действенное и неотложное выявление благоразумия. Хотя бы самое простое благоразумие повелительно требует от людей соблюдения чистоты мыслей. Ведь в чистоте мыслей нет ничего ни сверхъестественного, ни отвлеченного. Мысль действенна более слова. Мысль творяща, и потому она является рассадником добротворчества или злоумышления. Человек, вложивший злую мысль, не менее, если не более, ответственен, нежели производящий злое действие. И это Вы‑то знаете твердо, но Вам придется твердить это много‑много раз. Не огорчайтесь, что Вам придется повторять эти простые истины несчетное число раз разным встречным. Найдите слово самое доходчивое. Примите во внимание все условия быта вашего собеседника. Сумейте решить, где нужно тишайшее слово, где нужна поразительная молния Света. Обнаружьте для себя, где возможно нечто стремительное, а где может быть заронено семя добра на продолжительное время. Без огорчения наблюдайте эти всходы. Всякое доброе семя рано или поздно процветет, и не нам судить о том, когда и как должно расцвести добро посеянное. Сеятель должен сеять и не воображать себя жнецом. Сожнет тот, кому будет указано приступить к жатве. И никто не скажет, что прекраснее: посев или жатва. От посева рука устает, и в жнитве спина утруждается. И то и другое в поту – в труде. Но радостны эти труды, ибо в них полагается утверждение блага. А сердце Ваше, когда соблюдена и чистота, отлично знает, где истинное благо. И наедине, и в собеседованиях дружеских Вы будете неустанно и неотложно сеять добро и найдете в себе радость и бодрость в трудах этих. Содружество есть сотрудничество, а сотрудничество есть общая песнь труду и творчеству. Молитва о творчестве будет сильна и благодатна. Да снизойдет Благодать и благословение Преподобного Сергия на Вас во всех Светлых трудах Ваших.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] Карандашом от руки.

[2] Мф. 7:21.

 

З.Г. Лихтман

28 августа 1935 г.

Лично.

Дорогая З[ина].

Понимаю Ваше соображение о том, чтобы не писать подробностей К[анзаса]. А между тем подошли как раз чрезвычайно интересные подробности, которые для благожелательных людей были бы настоящей основой для дальнейшего. Вот как случается, когда разъединение доходит до непозволительных пределов. Ведь дела могут расти, лишь когда все одинаково доброжелательно хотят этого роста. Если же хотя бы один человек почему‑либо не хочет этого, то и весь караван задерживается. Помнится, как давно сказано о том, что один конь может задержать караван [1]. Вообще совершенно изумительно вспомнить сказанное, которое, очевидно, имело в виду многое происходящее. Удивительно сопоставлять данные за многое, чтобы увидеть, с какой психологической точностью были даны формулы ныне уже происходящего.

После Ваших последних двух писем я уже писал Вам о необходимости теперь же составить меморандумы в точнейших выражениях. Во‑первых, все это потребуется, а во‑вторых, по этим точным выражениям Вы увидите еще раз и все бывшие предуказания. Неужели некто, казалось бы, достаточно читавший указания, настолько затемнился, что не может сопоставить их с теперешним своим состоянием. Также совершенно не понятно, неужели тактика адверза настолько мало понята, что многое, недавно происшедшее для кого‑то не является лишь подтверждением этой тактики. Все это чрезвычайно прискорбно, ибо как в деле К[анзаса], так и во многих насущнейших делах сейчас происходят великие подвижки. Казалось бы, мы все достаточно должны знать, что означает слово «продвижение». Но ведь некто пытается вместо этого слова подставить гибельное слово «разрушение». Конечно, каждый, пытающийся разрушить в этих обстоятельствах, разрушит самого себя. Помните мой лист «Удача», где говорится, что урожай может быть и на сам четыреста, а может быть и сам пять[сот] [2]. Все зависит от того, насколько добросовестна была обработка поля и насколько сеятель был уверен в конечном успехе. Поистине, прискорбно видеть, если некто, казалось бы, достаточно читавший и знавший основания, вдруг в самую нужную минуту забыл все, еще вчера ему знакомое. Если невежество вообще является преступлением, то такая неожиданная забывчивость уже является настоящим предательством, последствия такового всем известны. Сколько раз говорилось о бережливости по отношению к драгоценным энергиям, а между тем мы видим безумные попытки не только растратить, но и нарушить ее. Даже по человечеству совершенно непонятно, с какой целью некто вступает в единоборство – в такое неслыханное противоборство. Казалось бы, библейское сказание о борьбе с Богом достаточно напоминает о последствиях. Вместо того чтобы всячески осознать и применить происходящее, некто в каком‑то истерическом безумии хочет вступить в противоборство с Богом. Но страшно впасть в руки Бога живого. Ведь и это тоже сказано и всеми читается от школьной скамьи. Вероятно, в пути находятся еще Ваши разъяснения и дополнения. Прошу Хейдока переслать мне его статью «Пророки», которая, как пишут, с большим успехом читалась в нескольких харб[инских] кружках и собраниях. Пришлю Вам ее. Может быть, пригодится. Конечно, не знаю, пройдет ли она по почте, ибо почтовые обстоятельства становятся все труднее. Может быть, Вы уже читали, что Головачев – друг Поротикова (оба вредители) – уже арестован в Харб[ине]. Уж очень быстро ныне действует карма. Очень хорошо, что Вы сознаете положение вещей и понимаете все плюсы тактики адверза. Но ведь и эта тактика тогда хороша, когда она вполне учтена. Жаль, жаль, если по душевному состоянию кого‑то нельзя говорить о значительных подробностях К[анзаса]. Прямо удивительно – годами люди к чему‑то готовятся, а когда это самое уже у порога, то вдруг наступает одержание. Ведь и одержание не может наступать само собою там, где сердце соблюдено в чистоте. Значит, в чьем‑то сердце случилось нечто отвратительное. Значение двух спиралей Вы‑то вполне знаете. Будьте всегда на дозорной башне, и Вы засвидетельствуете, насколько мудро и неисповедимо водительство. Но никто не имеет права посягать на драгоценную энергию и отягощать ценнейшее сердце. Мешки с семенами растут. Пусть это будут семена добрые. Привет Вам всем.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] См.: Листы Сада Мории. Озарение. Часть вторая. VIII, 10.

[2] Сам – соотношение количества собранного к количеству посеянного.

 

З.Г. Лихтман

[31 августа 1935 г.]

Дорогая Радн[а].

Известия, мною получаемые, не только огорчительны во всех отношениях, но они ужасны и в самом внутреннем смысле. Представляется, что некие люди совершенно забыли, что у кого‑то больное сердце, требующее разумного отношения. Как видите, я уже даже не говорю о доброжелательности и внимательности, а лишь о разумности. Годы кто‑то знал о всей бережливости и внимательности, и вдруг все, что было особенно важно, – забылось. Я говорю о том, что нечто было забыто, чтобы не заподозрить какое‑то сознательное злоумышление. Впрочем, и забывчивость такого сорта тоже уже остается великой преступностью. Сколько раз мы все негодовали, видя какие‑то сторонние предательства и вызываемые ими разрушения. А тут вдруг оказалось вовсе не стороннее, а ближайшее. Точно бы человек ничего не читал, не слышал и ни о чем не думал. А ведь эти же самые люди не раз восхищались, видя, как замечательно и чудотворно действовала эта тактика, когда она понята и приложена. Если кто‑то собрался действовать кому‑то во зло, то ведь должен же этот действующий поразмыслить, к чему приведут его действия. Ведь такой действующий должен же понять, что его бумеранг ударит прежде всего его самого же и все, что около него. Какой же преступник он будет, допуская такие молнии! Не земным языком говорить о них – их значение запечатлевается сердцем. И так никто не имеет права посягать на сердце, которое самоотверженно выполняет великую задачу. Посягнувший будет таким преступником, о котором и слов не найти. Вы спрашивали, слышали ли мы об отставке С[офьи] Мих[айловны] [Шафран]. Конечно, ни о какой такой отставке мы не слыхали. Так же точно мы и не слыхали о перемене названий. Нет ли во всем этом какого‑то широко задуманного вредительского плана? Все эти ссылки на адвокатов, происходят ли они от самих адвокатов или кем‑то в них порождаются? Вы пишете, что уже не можете верить некоторым людям. Вы совершенно правы. После явленных манифестаций не только нельзя верить, но, наоборот, нужно принять все меры осмотрительности и предосторожности. Если кто‑то посягает на сердце Тары [1], то этим он уже обрекает себя. Вот мы говорили о том, что все должно происходить как бы перед ликом Преподобного Владыки. А вдруг находится некто, который забывает, перед Чьим Ликом он выявляет себя. Если не знавший ни о чем и то уже осужден, то насколько же более осужден тот, кто подробнейшим образом уже знал. Если бы кто‑то стал ссылаться на какие‑то адвокатские соблазны – ведь это будет ссылкой лицемерной. Опять же повторяю, урожай может быть и сам четыреста или сам пять – все зависит от мысленных предпосылок, положенных в основу. Между тем происходят на наших глазах любопытнейшие вещи. Так, например, фашистский враждебный журнал в Харб[ине] неожиданно для нас печатает в двух номерах большую статью Хара Девана «Священная Шамбала», состоящую сплошь из цитат моего «Сердца Азии». Итак, истина если почему‑то не возвещена определенно друзьями, она же возвещается хотя бы даже через врагов. Здешнее правительство печатает брошюру по‑монгольски. Может быть, Вы уже слышали, что в Токио была лекция под названием «С Державою Света». Это обстоятельство должно быть особо отмечено всем тем, кто впадал в истерики. Не забудьте, что вас трое, находящихся в полном взаимном доверии. Все, что Вы пишете о школе [2], лишний раз подтверждает, насколько новый элемент должен быть привлечен. Если где‑то урожай сам пять, то потребуются еще дополнительные зерна. Старайтесь ставить школу возможно самостоятельнее. К тому же у Вас уже был комитет, который и советую углубить в смысле привлечения к деятельности. Когда люди заметят, что они не просто приходящие, но в них хотят видеть близких сотрудников, они сердечно сияют. Пример тому – Зейдель. Надеюсь, что и она, и две милых сотрудницы, а также Дон и самоотверженный Фосдик горят, – скажите им мой самый лучший привет. Пока не пишу им и многим хорошим друзьям, ибо не хочу обогащать почту лишними адресами. Готовимся к движению.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] Здесь: Е.И. Рерих.

[2] Мастер‑Институт объединенных искусств.

 

З.Г. Лихтман

3 сентября 1935 г.

Дорогая Р[адна], помните ли Вы некую книгу о границах [1], в которой был помещен знак Пакта наоборот? Ведь все это знаки, на которые нужно обращать внимание. Мало ли каким путем даются всякие предупреждения о предосторожности. Очень изумляет нас, что в Шанхае, оказывается, существует представитель Гал[ахада], с которым мы не познакомлены. Причины этого нам совершенно непонятны. В то же время любопытно, что инсинуатор Джон Пауэлл тоже в Шанхае. Между прочим, инсинуациями он повторяет те же формулы, которые в свое время извергал Макмиллан. А ведь Макмиллан, к сожалению, уехал из Китая через

Шанхай и, естественно, прежде всего повидал и опутал своею клеветою представителя. Вот Вам и получается ниточка – Макмиллан – представитель – Джон Пауэлл – амер[иканские] газеты. Будучи юристом по университету, я если бы вел следствие, то непременно бы обратил внимание на подобное явное совпадение. Сейчас мы почему‑то не можем получить ответа на наши радиограммы в Департ[амент]. Так как последнее время ответы идут каким‑то кружным путем – через представителя передаются послу, а затем уже нам, – то весьма вероятно, что и здесь проволочка делается умышленно. Впрочем, может быть, и в самой передаче отсюда могли быть какие‑то неожиданности. Если будут приходить письма мне через имя М.М. Л[ихтмана], то, пожалуйста, пересылайте их все Е.И. Вы пишете, что упоминание о многих Хиссах кого‑то обеспокоило. Если так, то Вы не говорите на эти предметы с тем лицом. Но тем не менее помните, что эти многие Хиссы существуют. Если они не будут отогнаны некоторыми одержаниями, то они не только подойдут, но и будут полезны. Главное же не отогнать. А ведь это отогнание бывает и прямое и косвенное. Чуткий человек отлично чувствует и направление мыслей. Ему совсем не нужны какие‑то грубые слова, но достаточны бродящие внутри мысли. Впрочем, об этом столько раз упоминалось. Странно было бы думать, что в течение десятков лет всюду выявлялись чуткие Хиссы, а теперь они будто бы вымерли. Это неправда. Даже по доходящим газетам видим, что и эта сторона жизни идет вперед. И потому не будем злонамеренно нечто нарушать и разрушать. Вы понимаете, о чем я говорю. Стражи верные знают все башни. Они знают все стены и переходы. Вы пишете, что уже давно замечали намерения «отделаться» от Вас всех. Не случайно я добавлял в своих письмах – «держитесь крепче». Именно там‑то и нужно держаться особенно крепко, где есть опасность. Кроме того, помните, что на вашей стороне большинство. Значит, лишь имейте зоркость, твердость и вовремя извещайте нас. Если Вам будут давать нечто для подписи, с чем вы не согласны, то ведь всегда можно найти причину, чтобы не подписать. Помню, как один профессор Академии художеств несколько лет уклонялся от подписи некоего документа, а в результате весь совет был смещен, а он один остался, ибо подпись его не оказалась во зло. Кроме всей бдительности и деятельности не забывайте и о вновь слагающихся обстоятельствах. При всех хитроумных соображениях люди обычно упускают из виду вновь надвигающиеся обстоятельства. Если некто упорно будет работать на свое разрушение, то ведь тем или иным путем он его и добьется. Непреложна истина, что «в какие двери будем стучаться, те двери и откроются». И откроются эти двери по существу, по главному смыслу, а вовсе не будут лицемерным и фальшивым знаком. Вероятно, те, которые будут жертвовать на Ваш отдел [для] дела, захотят, чтобы их средства шли именно на это, а не на что другое. Потому‑то так важно, чтобы всякий доллар пожертвованный совершенно точно отмечался в письменном порядке, на что именно он предназначается. Если книга по‑английски трудно составляется, то, может быть, даже полезно, чтобы она вышла ранее по‑русски, к чему уже принимаются меры. Для некоторых издателей то обстоятельство, что книга уже издана на другом языке, является тоже хорошим убеждением. Если бы только люди отдавали себе отчет в действиях обратной тактики. Только тогда они бы вполне поняли, что значит наибольшие формулы, произносимые врагами. Пример появления «Священной Шамбалы» в одном вражеском стане является замечательным подтверждением этой истины. Но странно видеть, когда люди годами слышат об этой тактике и все же не умеют признать и пользоваться ею. Многое было высказано в Записных листах, но, вероятно, некоторые из них, попросту говоря, не читаются. Еще и еще раз говорю Вам: «Держитесь крепче». О Пост[оянном] комитете [Пакта Рериха], как Вы замечаете, я сейчас сознательно не поминаю. Пусть это обстоятельство еще покажет себя самосильно. Надеюсь, что М[орис] вполне поправился, а Мод[ра] полна энергии для дальнейших преуспеяний. На этом слове пока кончаю.

Духом с Вами,

Р[ерих]

<Ищите для картин хороших Хиссов. Привет С[офье] Михайловне][Шафран]. Сейчас[пришла] телегр[амма] о переводе нас в Индию. Спешим.> [2]


[1] Wallace Н. New Frontiers. New York, 1934.

[2] На полях карандашом от руки.

 

З.Г. Лихтман

8 сентября 1935 г.

Лично.

Дорогая Р[адна].

Ваши интересные письма получены нами уже в Пекине. Заканчиваем здесь отправку ботанических коллекций и надеемся 24 сентября двинуться в Индию. В той же почте было прекрасное письмо от М.М. Л[ихтмана]. Он совершенно прав, что по нынешним сверхъестественным временам всем нужно напрягать все свое умение, деятельность и ограждаться от сил темных. В той же почте м‑р Ам[ос] пишет из К[анзаса], что им получено деловое письмо в пять строк с предложением немедленно вернуть суммы, данные на кооператив]. Он сообщает, что это и сделает, ибо, конечно, все в порядке. Единственно, ему придется запросить, по какому адресу нужно это сделать. Конечно, он премного удивляется такому и в такой форме сделанному предложению. Впрочем, мы со своей стороны не удивляемся этому. Происшедшее лишь еще раз доказывает, насколько точно должно быть выяснено сразу каждое назначение. В моем прошлом письме как раз я уже и предвидел нечто подобное, когда предлагал, чтобы каждая сумма была бы точнейшим образом в письменной форме обусловлена. Тот же м‑р Ам[ос] сообщает, что как раз к этому времени и вопрос кооператива] начал хорошо обуславливаться и предоставлены отличные обеспечения. Впрочем, очевидно, что некто иного мнения. Не успели мы вчера въехать в гостиницу, как прочли в газетах о всяких новых зарождающихся беспорядках. Недаром, как всегда и бывает, нам удалось ехать с такой необычайною помощью и так неслыханно быстро. В сегодняшней газете опубликовано запрещение иностранцам въезда в Суйюань. В основе всего этого лежит убийство Джонса, которое наделало столько неприятностей всем. Вчера же мы были посещены представителями «Ассошиэйтед Пресс», «Юнайтед Пресс», «Чайна Пресс» и хроникером местной «Пейпинг Хроникл» [1]. Все они были очень дружественны.

Все страшно изумлялись, откуда пресловутый Джон Пауэлл почерпнул все его злостные измышления. Конечно, как всегда бывает, все злостное было с крупными заголовками, а правда и доброжелательство – мелким шрифтом. Вы совершенно правы, что если реорг[анизованная] школа является особо значительною, и потому так странно, что на нее как бы не обращается должное внимание. Уж не имеется ли где‑нибудь предположение опрокинуть ее, а затем – захватить в руки? Здесь мокрая неприятная жара – совсем не похоже на жару пустыни. Курьезно то, что Вы слышали о лидере. Вообще, откуда прорвалась такая неслыханная грубость? Вполне понимаем Ваши настроения, а Вы, наверное, еще раз вспоминаете мой совет держаться крепче. Посылаю Вам экземпляр биографии по‑монгольски, изданной монг[ольским] авт[ономным] правительством. Во всяком случае, это первая биография иностранца. А злонамеренные газеты еще писали о какой‑то враждебности, разве такое издание не является знаком лучшего отношения? Вообще насколько текучи все людские настроения. Так, вчера приехал из Х[арбина] человек, передающий о прекрасных настроениях культурной части общества на Дальн[ем] Востоке. Поистине, тактика адверза превосходна, если только ею достаточно пользоваться. Конечно, Вы‑то все ее достаточно знаете и не раз уже изумлялись особому ее применению. Тоже из Харб[ина] пишут, спрашивая, нельзя ли опять возобновить представительство В.К. для Музея. Ответил на это, что сейчас по сложившимся обстоятельствам об этом думать нечего. Сообщаю Вам это – на всякий случай. Всегда лучше, когда известны самые точные формулы. С удовольствием читали о посещении Худ[ожественного] театра. Замечание сына Шаляпина [2] надо запомнить. Хотя в общем время очень напряженное, но и добрых знаков чрезвычайно много. Жаль, что придется ехать на очень тихоходном пароходе – 22 дня до Бомбея вместо 12 дней итальянского парохода. В силу переездов опять временно нарушится корреспонденция, а между тем так многое должно быть наблюдаемо. Очень прошу держать в порядке в хорошем месте меморандумы, да и все отчеты, чтобы не оставалось никаких недосказанностей. Прошу Мод[ру] поступить, как я ей уже давно советовал. Статью об Азии, которая была для Сиб[ирской] книги, прошу выслать в Индию. Кстати, не пригодится ли она для той серии, которую я предлагал сделать Мод[ре] для «Уорлд Юнити»? Продержитесь крепко, ибо знаки очень хороши и знаменательны. Шлем Вам, М.М. [Лихтману], Мод[ре] и С.М. [Шафран] наши лучшие приветы.

Духом с Вами,

Р[ерих]

<Монгольскую биографию можно послать и в исторический архив в Прагу, и вообще в полезные библиотеки.> [3]


[1] «China Press», «Peiping Hronicle» – китайские газеты.

[2] Б.Ф. Шаляпин, гражданин США.

[3] Напечатано на полях.

 

В.Н. Грамматчикову

8 сентября 1935 г.

Дорогой Василий Николаевич,

Ваш № 26 получен и внимательно прочтен. Относительно представительства, конечно, я лично с самого начала всячески желал этого. Именно Вы знаете, насколько я болел душою, видя, что самая простая деловая формальность не могла быть выполнена. Будем справедливы – с прошлого ноября до июня произошло столько всяких событий и имелось столько возможностей сообщить их, что для меня лично остается абсолютно непонятным, почему это не могло быть сделано. Ведь об этом я и писал, и передавал при случае, и все‑таки почему‑то ничего не произошло. Из Ваших писем я знаю, что и Вы удивляетесь этому обстоятельству, и со своей стороны прилагали усилия, чтобы направить дело по ближайшему пути. Теперь же многие обстоятельства настолько изменились, что положительно нет никаких возможностей возвращаться к утерянному, как говорит пословица: «Что с воза упало, то пропало». Ведь кроме Комитета [Пакта Рериха] могло быть множество прекраснейших предположений и планов. Если один из них почему‑либо не образовывался, то он всегда мог быть заменен другим, более применимым по местным условиям. С прискорбием читали мы и то [1] и об отношении П.А. Ч[истякова]. Странно, что именно он, при его, казалось бы, широких философских взглядах, не усмотрел возможности для полезных воздействий. Впрочем, будем надеяться, что он еще одумается и отнесется справедливо. У нас все особенно ладно. Скоро найду возможность ознакомить Вас в деталях с обстоятельствами наших продвижений. Только что получил письмо от В.К., а также манускрипт книги. И то, и другое принял во внимание. Немного не поняли мы Ваши слова о новом В.К., присоединившемся к кружку. Есть ли это тот же самый В.К. или это кто‑либо вновь подошедший друг? О возможности наших продвижений Вы, конечно, уже поняли из моих предыдущих писем. Все это очень хорошо и вполне отвечает нашим назначениям и планам. Только что мы получили письмо от Алт. Конечно, все его духовные продвижения очень хороши. Относительно известной Вам статьи «Пророки» Вы уже имеете по этому поводу мое соображение, а именно, прислать эту статью полностью сюда. Если бы я был с ним, то, конечно, я не предложил бы ему вновь с этой статьей ходить в редакцию. Когда я посылал листок «Самонужнейшее», то, именно, я имел в виду самонужнейшее в приложимости по времени. Не следует отягощать и без того напряженные обстоятельства. Только там, где оказывается нечто безотлагательное в полном смысле слова, – там можно рисковать и напряжением. Излишнего напряжения в этом вопросе не нужно допускать, особенно же тогда, когда сами события протекают замечательно. Если кому‑то покажется, что события не протекают, то очевидно, это представляется лишь по местным условиям, по существу же все образуется очень знаменательно. Пусть В.К. адресует все письма на Индию, а не на Америку. Вы упоминаете в письме художника В [2]. Жаль, что я так и не знаю, чем кончилась история с ним, в которой поминалось и мое имя. Я лично от него ничего дурного не видел и был очень огорчен, узнав, что в сложной истории с ним неожиданно для меня я упомянулся. «Худой мир лучше доброй ссоры». А в этом случае я до сих пор не знаю, что хорошего было вообще достигнуто. Мне сдается, что и для В.К. эта история не принесла никакой пользы. Всяких осложнений нужно избегать. Очень рад слышать об Ал. Ал. Подавая добрый совет, она и другая сотрудница могут вкоренять добрые и полезные принципы, а это вообще так нужно. Итак, очень скоро Вы получите новые сведения и порадуетесь некоторым обстоятельствам. В лучших словах поделитесь и с друзьями. Как бы мне хотелось, чтобы у них у всех все шло благополучно в полном сотрудничестве. Крутые взлеты, столкновения и ныряния поедают столько энергии. Корабль не может идти, непрестанно меняя свою скорость. А что же произойдет с моторным трафиком, если все машины, несмотря на указующие знаки, пойдут вразброд. Получится множество несчастий. Каждая действительно созидательная работа протекает прежде всего стройно, а стройность есть сотрудничество – содружество. Шлем Вам всем наш лучший привет.

Духом с Вами,

Р[ерих]


[1] Так в тексте.

[2] Вероятно, Н.А. Вьюнов.

 

Из архива Музея Николая Рериха в Нью‑Йорке

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 737