Е. Кончин

РЕРИХ, ОПАЛЕННЫЙ ВОЙНОЙ...

Когда Николай Константинович Рерих, предчувствуя надвигающуюся страшную угрозу миру и цивилизации, предложил свой Пакт Мира, или Пакт Рериха по охране культурных ценностей воюющими странами, когда он уже во время Второй мировой войны с гневом и возмущением писал об уничтожении фашистами архитектурных, исторических и художественных памятников, вряд ли он предполагал, что его самые ужасные предвидения и опасения непосредственно коснутся и его собственных творений.

Мой рассказ – именно о тех картинах, эскизах и рисунках Рериха, которые попали в годы Великой Отечественной войны в огненную, всепоглощающую и всеиспепеляющую круговерть, но были спасены, подчас чудом, для нашего и будущего поколений. До сего времени было почти неизвестно – кто и при каких страшных, смертельно опасных и сложных обстоятельствах их сохранил. Рассказ мой – о тех, пожалуй, самых трагических страницах в их «биографиях», которые могли стать вообще последними для них... Итак, о спасении картин Рериха сотрудниками Третьяковской галереи.

С Третьяковской галереей связан один из первых творческих успехов Николая Константиновича. Павел Михайлович Третьяков сразу же приметил необычное дарование молодого Рериха. Он-то и приобрел у Николая Константиновича в 1897 году первую его значительную картину «Гонец. Восстал род на род», одно из самых знаменитых, широко известных теперь произведений художника. Картина побывала на множестве выставок, сотни раз репродуцировалась, поэтому знакома всякому, кто интересуется изобразительным искусством. О ней столько написано в книгах, монографиях и статьях, что нет необходимости повторяться. В Третьяковскую галерею поступили также «Красные паруса. Поход Владимира на Корсунь» (картина приобретена Советом галереи в 1907 году у В.В. фон Мекка), «Город строят», купленный в 1902 году, «Ростов Великий», поступивший в 1920 году из собрания А.А. Бахрушина, картина «Бой», приобретенная в 1909 году. Из коллекции музыканта С.А. Кусевицкого в 1920 году пришел этюд «Сан-Джеминиано», а из Русского музея – «Пещное действо» и несколько эскизов декораций для постановки оперы Бородина «Князь Игорь». В Третьяковке хранятся этюды, эскизы, рисунки, начиная с академических штудий художника, сделанные еще в 1889 – 1900 годах. Огромно творческое наследие Рериха!

Лето сорок первого года выдалось жарким, сухим. Сроки на подготовку к эвакуации Третьяковской галереи были предельно сжатые – девять дней. Поначалу происходило так – в одних залах еще ходили посетители, а в соседних – снимали картины со стен, переносили вниз к приготовленным ящикам. Работа шла слаженно, без спешки и излишней суеты. А главное – с учетом основных специальных требований, которые предъявлялись к вывозу столь уникальных художественных произведений. Конечно, встречались непредвиденные осложнения и накладки, но с ними быстро справлялись. Ну, например, привезли сырые доски для ящиков. Что делать? Помогла страшная июльская жара – она-то и подсушила доски.

К отправке на восток было приготовлено 18.430 экспонатов, уложенных в 634 ящика. На машинах их доставили на товарную станцию. Погрузили в вагоны – получился большой состав. Правда, вместе с имуществом других московских музеев. В этих же вагонах разместились и сотрудники. Подготовка происходила в условиях полной секретности. О дне отправления и месте назначения никто не знал. Отправились июльской ночью. Без гудка. Без провожающих. Без привычных напутственных слов. Состав дернулся внезапно. Застучали колеса, и за окнами замелькали, без единого огонька, силуэты московских зданий.

А через три часа после ухода эшелона – случилось страшное. На товарную станцию налетела фашистская авиация. Несколько бомб упали прямо на то место, где находился музейный состав. Словно кто-то «навел» вражеские самолеты. Кстати, старые сотрудники Третьяковки, с которыми я разговаривал, уверены в такой предательской «наводке». Трудно себе представить, какой невосполнимый урон понесла бы отечественная и мировая культура, если б фашистские «юнкерсы» прилетели тремя часами раньше!...

Вражеские самолеты бомбили и здание галереи в Лаврушинском переулке. Одна бомба взорвалась в гардеробе, другая – попала в зал, в котором еще несколько дней назад экспонировались полотна Левицкого, Боровиковского, Рокотова...

Когда эшелон пересек Урал, директор Третьяковской галереи Александр Иванович Замошкин, согласно строгому предписанию, вскрыл «совершенно секретный» пакет, из которого узнал, что конечным пунктом их следования является Новосибирск. Здесь Третьяковке и предстояло провести несколько военных лет.

Не просто провести. В ноябре 1942 года в столице Сибири была открыта выставка картин галереи, извлеченных из ящиков. Среди них были и холсты Рериха, посвященные древней Руси, русскому народу, его истории. Патриотическая их направленность вызвала большой отклик. Выставка стала подлинным праздником для города и его жителей, но особенно для эвакуировавшихся сюда москвичей. Одним из первых посетителей был композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Он внимательно осмотрел экспозицию. Постоял и у картин Рериха, расспрашивал о них сотрудников галереи.

В Москву галерея вернулась в ноябре 1944 года. А в полдень 17 мая 1945 года она распахнула двери перед посетителями.

В Новосибирск в том же специальном эшелоне прибыло и собрание Государственного Центрального Музея театрального искусства имени А.А. Бахрушина. Но вскоре 15 ящиков с его экспонатами были перевезены в город Соликамск и размещены в бывшем Троицком соборе. Там было сухо, но помещения не отапливались, поэтому зимой находиться в них было невозможно. Так и простояли эти ящики до конца войны, до возвращения в Москву. А в них были и работы Рериха. Это – эскизы декораций и костюмов к постановке оперы А.П. Бородина «Князь Игорь», к опере Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка», к балету И.Ф. Стравинского «Весна Священная» и много других.

Организованно и слаженно прошла эвакуация ленинградского Русского музея, которой руководил его директор Петр Казимирович Балтун. Среди семи с половиной тысяч вывезенных картин были и картины Рериха – «Зловещие», «Идолы», «Дозор», «Славяне на Днепре», «Городок», «Заклятие земное», «Илья-Пророк», «Три радости», «Черный берег» и другие, множество эскизов, этюдов, набросков, рисунков к картинам, монументальным и театрально-декорационным произведениям.

Эшелон с сокровищами Русского музея отправился из Ленинграда 1 июля 1941 года. Когда состав двинулся в путь, сотрудники музея – и те, кто отправлялся вместе с экспонатами, и те, кто оставался в городе, не смогли сдержать слез. Но вряд ли они предполагали что многие из них уже не увидят друг друга – погибнут на фронтах войны, умрут с голода в блокадном Ленинграде.

Вначале имущество Русского музея разместилось в здании Горьковского художественного музея, но вскоре его перевозят в Пермь и Соликамск. Попутно замечу – один из картонов Рериха – эскиз декорации к постановке драмы М. Метерлинка «Принцесса Мален», который хранился в коллекции Музея-квартиры И.И. Бродского, прибывший тем же эшелоном в Горький, также был отправлен в Соликамск и до конца войны находился в Троицком соборе.

Русский музей вернулся в Ленинград в конце войны и был открыт для посетителей в 1946 году.

Одно из самых значительных и разнообразных собраний работ великого художника хранилось в Смоленске, в довоенном краеведческом музее. Ведь Николай Константинович часто, начиная с 1902 года, бывал в Смоленске, подолгу работал в Талашкине у княгини Марии Клавдиевны Тенишевой, своего близкого друга и единомышленника. Здесь он был как дома. Писал о Талашкине: «В Кривичах Смоленских на великом пути в Греки этот родник. Там многое своеобычно. Дело широко открыто всему одаренному, всем хорошим поискам». Сам испил из этого родника, сам пополнил его своим живительным искусством. Создал росписи в церкви-усыпальнице во Фленове, эскизы к мозаичному «Спасу» над ее входом, наброски интерьера, мебели, эмалей, вышивок. Музей бережно хранил эти эскизы, картон к Спасу». Картину «Голубиная книга» и картину «Древо преблагое глазам утешение», созданную здесь же, в Талашкине, в 1912 году. В них отразились древние сказания славян, населявших Смоленщину.

Рериховское собрание составляли картины «Псковский погост», пастели «Палата» и «Слобода» – эскизы и декораций к опере Римского-Корсакова «Снегурочка», а также «Трон невидимого бога», «Озеро Пирос», шесть пастельных эскизов к «Сибирскому фризу», датированные 1903 годом. Кроме того музей хранил древние предметы быта и культуры из археологических раскопок, которые проводил Николай Константинович вблизи города.

С первых дней войны фашисты начали ожесточенно бомбить Смоленск. Однажды ночью бомба попала в музейное здание. Возник пожар, который удалось потушить с большим трудом. Пострадало несколько сотрудников. Надо было срочно эвакуировать экспонаты. Подготовкой к их вывозу руководила директор музея Ефросинья Васильевна Буркина с немногими оставшимися сотрудниками. Ей удалось выпросить лишь один вагон вместо двух. Только для самых ценных вещей. Вывозили их на вокзал днем и ночью. Сначала на воинском грузовике затем на телеге с лошадью.

Уже уходили последние эшелоны. А музейный вагон так и оставался в тупике, куда его задвинули, чтоб не мешал. Никакие мольбы Буркиной не помогали. Диспетчер оставался непреклонным, даже грозил отобрать вагон, а «игрушки» из него выбросить. Тогда Ефросинья Васильевна кинулось к члену Военного Совета 16‑й Армии генералу Алексею Андреевичу Лобанову, руководившему эвакуацией военного имущества и промышленного оборудования, раненых, женщин и детей.

– Помогите, товарищ военный! Не отправляют наш вагон. А в нем огромные ценности. Сорок тысяч экспонатов, картины, скульптура, исторические реликвии. Особенно картины великих русских мастеров. Крамской, Репин, Врубель, Серов, Рерих... Наша национальная гордость! Нельзя их оставлять врагу!

По приказу Лобанова музейный вагон прицепили к эшелону с заводским оборудованием, и 9 июля 1941 года поезд отправился на восток. В вагоне приютились и сотрудники музея. Было очень тесно. Можно было только сидеть или стоять. Спали по очереди на ящиках с экспонатами. Ехали без самых необходимых вещей и одежды, на всех – кулек сахара и несколько десятков сухарей. Мучила жажда.

В Вязьме застряли. Здесь скопилось множество воинских и санитарных составов. Бомбежки следовали одна за другой. Кто- то из военных, пробегая мимо вагона, заглянул в него и крикнул:

– Сейчас же выходите и прячьтесь в канаву!..

– Никуда не уйдем...

Хотя было очень страшно, остались на месте. А если б вагон загорелся? Кто стал бы его тушить? Будь что будет! Кругом – взрывы, пламя, дым, вой самолетов и пальба зениток. После налета Буркина побежала к диспетчеру, поскольку вагон отцепили от эшелона. Еле уговорила его пойти и посмотреть, что же она везет. Еще не доходя до вагона, он сказал:

– Тот ваш?

Определил по голове бронзового клодтовского коня, которая высовывалась из узкого окошечка.

– Ладно, что-нибудь придумаем...

Придумал. Написал на вагоне «Цирк». Такой живой груз старались не задерживать. Вагон прицепили к какому-то составу, и опять пошли километры за километрами. Лишь через двадцать дней прибыли в Горький.

Под новый 1942 год пришлось перевозить экспонаты не только Смоленского, но и ряда других музеев в Новосибирск. В пути произошло происшествие, которое могло трагически кончиться и для картин, и для людей. Ночью от искры паровоза загорелась крыша вагона. Люди стали стучать в стенку и кричать: «На паровозе, остановитесь. Горим!..»

Но машинист не слышал и продолжал вовсю гнать поезд. От ветра пламя разгоралось еще быстрее. Вот-вот оно охватит вагон, перекинется и на другие. Всех охватил ужас. Женщины и дети плакали. Некоторые распахнули дверь – приготовились прыгать в темноту, в снег. А морозы стояли крепкие.

Вдруг раздался грозный окрик:

– По паникерам буду стрелять! Все на тушение пожара!

Правда, у старого вахтера Ленинградского музея этнографии Андрея Николаевича Вихорева не было никакого оружия, кроме свистка. Но его послушались. Он, перевязавшись веревкой, влез на крышу вагона. Ему стали подавать ведра с питьевой водой, одеяла, тряпки. И огонь потушили. Вихорева втащили в вагон почти в беспамятстве.

В Новосибирске экспонаты Смоленского музея находились до освобождения Смоленска от врага. В мае 1945 года музей открыл свои двери для первых послевоенных посетителей. Их встретили спасенные картины; среди них были и рериховские полотна.

Эвакуация Новгородского музея проходила так же, как и Смоленского. Бомбежки, спешка, поиски ящиков, веревок, гвоздей, машин, уговоры начальства выделить больше вагонов. Особенно много хлопот доставила картинная галерея, которая находилась в основном на попечении Николая Григорьевича Порфиридова и Леониллы Михайловны Глащинской. Упаковать старые, подчас обветшавшие холсты – большое умение. Холсты Левицкого, Боровиковского, Айвазовского, Тропинина, Кипренского, Крамского, Поленова, Репина, Рериха... Это его картины «Чудь под землю ушла», «Озерная деревня», «За морями – земли великие», произведения важные в творчестве художника, написанные в пору расцвета его «русского периода и посвященные седой старине, легендам, поверьям и былинам. Будто бы о них писал М. Волошин: «С сурового древнего Севера принес свое искусство Рерих» [1].

Николай Константинович любил Новгород, издревле русский город, часто здесь бывал, писал картины, изображая на них древние новгородские храмы и крепостные стены. Стены и храмы, которые в сорок первом нещадно бомбила фашисткая авиация...

Ночью 2 августа музейный вагон прицепили к эшелону. Всем приказали никуда не отлучаться – поезд может отправиться в любую минуту. «Минута» обернулась двумя сутками. За это время гитлеровские самолеты налетали на станцию более пятидесяти раз. Наконец состав тронулся. Шел медленно, часто останавливался, ибо бомбежками были разбиты железнодорожные пути. Когда прибыли на станцию Чудово, то не узнали ее. Накануне от фашистской бомбы взорвался состав со снарядами. Страшный огненный смерч смел и выжег все живое вместе со станционными зданиями, постройками, со всеми находившимися здесь поездами и вагонами. Зрелище жуткое! Поторопись немного – и такая же участь ждала бы музейные нагоны. Ничего не осталось бы от них – ни людей, ни картин. Когда прибыли в Киров, на вагоны страшно было смотреть, настолько они были иссечены осколками. Выбрались чудом.

Впрочем, так же, как и вагон с экспонатами Псковского музея, тоже доставленного в Киров. Всего шесть часов дали его сотрудникам на сборы. Выделили один вагон вместо семи, которые просил директор Алексей Андреевич Пурышев. Поэтому из 3.500 картин, гравюр, рисунков и скульптур удалось, вывезти только 170 полотен. В их числе была картина Рериха «Крик змия», созданная в 1913 году и переданная Псковскому музею из Петроградской Академии художеств в 1922 году.

За час до отхода поезда на станцию снова налетели фашистские самолеты. Бомба упала вблизи музейного вагона. Один из осколков пробил его стену и врезался в ящик с полотнами. И там застрял. Наткнулись на него только в Кирове. Вначале не могли понять, что это за странный кусок металла. Потом сообразили и ахнули: «Слава Богу, в людей не попал!..»

А вот картины Воронежского музея пришлось увозить в ящиках из-под... махорки. Других не нашлось. В них уложили холсты Антропова, Рокотова, Тропинина, других русских и западно-европейских художников. И две живописные работы Рериха – «Княжья охота» и «Утро» (эскиз), датированные 1901 годом. Состав отправился из Воронежа в Омск 12 ноября 1941 года. Несколько раз он попадал под бомбежку. Однажды налет вражеских самолетов застал поезд на небольшой станции между двумя эшелонами с боеприпасами. Попади бомба в один из них – на расстоянии нескольких километров не осталось бы ни одного вагона, ни одного человека. О картинах и говорить нечего. Но пронесло!

Очень интересной коллекцией произведений Рериха обладал Киевский музей русского искусства. Это – пастели «Север» (1902 год) и «Колдуны» (1905 год), живописный холст «Короны» (1913 год), темпера «Св. Никола» (1916 год). Наверное, их тоже имел в виду Николай Константинович, когда писал: «Пусть наш Север кажется беднее других земель, пусть закрылся его древний лик. Пусть люди знают о нем мало истинного. Сказка Севера глубока и пленительна. Северные ветры бодры и веселы. Северные озера задумчивы. Северные реки серебристые... Сами варяги пришли с Севера...» [2]. Неисповедимыми путями картины попали на юг, в Киев, матерь городов русских, и были здесь весьма почитаемы. Но в тяжелую годину они вновь отправлялись на север и восток – для спасения своего и сохранения. Отправлялись путем рискованным – на барже, прицепленной к буксирному пароходу. В два часа ночи 5 июля 1941 года небольшой караван отошел от пристани и направился в Днепропетровск. Нужно было пройти по Днепру под мостами, которые почти непрерывно бомбила вражеская авиация. Всю ночь стоял на берегу директор Киевского музея западного и восточного искусства Василий Федорович Овчинников, руководивший эвакуацией художественных ценностей всех киевских музеев. Волновался, прислушивался к далеким ударам бомб и стрельбе зениток. А над головой летали к мостам самолеты со свастикой на крыльях. На рассвете он пробрался через толпу к измученному диспетчеру, и тот устало махнул рукой:

– Прошел караван...

Но уже за Киевом на пароход налетел одинокий «Мессершмидт». Капитан увернулся от прямого попадания, осколки лишь рубанули по бортам. В Днепропетровске перегрузили ящики в вагоны. Добавили к ним экспонаты Днепропетровского музея, в том числе – работу Рериха «Стрелки», написанную в 1908 году. Добрались до Уфы. Здесь ценности украинских музеев и переждали военную годину.

Кстати, в Уфе собралась большая коллекция произведений Рериха, вывезенных сюда и из других украинских музеев. Так, из Николаевского художественного музея имени В.В. Верещагина – «Башня», эскиз к картине «Псков», одной из значительных в творчестве художника, а также набросок к широко известному полотну «Собирают дань» (1908 год). Их вывезли чудом, ибо большую часть собрания эвакуировать не удалось, и она попала в руки врага. Такая же трагическая участь постигла Одесский музей. Большинство его картин осталось в оккупированном городе и подверглось разграблению. В числе немногих спасенных были рериховские «Заморские гости» – вариант знаменитого произведения, созданного в 1901 году и хранящегося в Третьяковской галерее, «Знамение», исполненное в 1915 году, пастель «Колдун», эскизы декораций к «Принцессе Мален» М. Метерлинка.

Трагическая судьба ожидала бы и Калужский музей, если б не произошло нечто почти невероятное... Но по порядку. Его коллекции не эвакуировали, и они полностью достались фашистам. Оккупанты устроили аукцион, на котором продавали картины и рисунки офицерам, но лучшее намеревались отправить в Германию. Тщательно упаковали холсты и графику в массивные ящики, надписали и поместили в одну из комнат музея. Такой «чести» удостоился «Терем Ярославны» Рериха, эскиз декорации ко второй картине оперы Бородина «Князь Игорь», исполненный в 1908 году. Этот эскиз принадлежал, вероятно, известному русскому дирижеру Сергею Александровичу Кусевицкому, что удостоверялось надписью на обороте эскиза.

Неожиданно советские войска 21 декабря 1941 года прорвались в Калугу, и завязались бои на ее окраинах. Гитлеровцы стали спешно вывозить свое и награбленное имущество. И картины не забыли бы. Но в комнату, где картины находились, пробрались сотрудники музея Николай Михайлович Маслов и Василий Иванович Извеков, назначенные оккупантами сторожами. Они перетащили ящики в другую комнату, придвинули к отдаленной стене и забросали сломанной мебелью, рамами, книгами – всем тем, что было нагромождено в разгромленных музейных помещениях. Еле-еле успели. Вышли в коридор и столкнулись с солдатами, которые пришли за ящиками. Жестами объяснили им, что «дескать, ящики с картинами уже ваши взяли – посмотрите, их здесь нет...». Солдаты поверили и торопливо выскочили из здания. Если бы немцы заподозрили обман, патриотов расстреляли бы на месте.

Странная история произошла с «Фантастическим пейзажем» Рериха, который хранится в Тверском художественном музее. По одним сведениям, он в числе немногих наиболее ценных работ был вывезен из города буквально из-под носа у немцев, по другим, оставался в музее. Но так или иначе, он сохранился.

Конечно, военная судьба произведений Рериха не всегда заканчивалась столь благополучно. Как, впрочем, и сотен тысяч (!!!) картин, рисунков и скульптур русских и зарубежных художников. Не исключено, что холсты или пастели Рериха находились в собрании Симферопольского музея, которое полностью сгорело ночью 27 октября 1941 года от фашистской бомбы в одном из портовых складов Керчи, дожидаясь отправки на «Большую землю». Возможно, эскизы Николая Константиновича к его театральным постановкам были потоплены в Волге 24 августа 1942 года на пароходе, пущенном ко дну вражеским самолетом вместе с ранеными, женщинами, детьми и всеми экспонатами Сталинградской картинной галереи. Фашистскими снарядами был разрушен в Ленинграде, на Морской улице, фриз «Север», исполненный по эскизам Рериха в 1905 году. В значительной степени утрачено и другое монументальное произведение художника – декоративное панно «Богатырский фриз», славящее Россию, ее героический народ, ратную славу и подвиги ее сынов. Он был создан в 1910 году в Петербурге для столовой в доме Ф.Г. Бажанова (улица Марата, 72) и состоял из семи больших декоративных панно. Их высота – 2.03 метра, общая длина – 25.75 метров. Кроме того, над окном и на оконных наличниках были размещены еще 12 панно меньших размеров. Грандиозное произведение. Названия главных панно говорят сами за себя: «Баян», «Витязь», «Микула Селянинович», «Вольга», «Илья Муромец», «Соловей Разбойник», «Городище», «Садко».

В 1964 году уцелевшие фрагменты фриза передаются в Русский музей. С огромнейшим трудом отреставрированы мастером К.В. Берняковичем и впервые экспонировались на юбилейной выставке работ Рериха в 1974 году в Ленинграде.

Погибла также мозаика, созданная по эскизам Рериха в церкви поселка Морозовка, вблизи Шлиссельбурга.

По всей вероятности, какие-нибудь произведения Рериха находились в музеях Минска, собрание которого было захвачено врагом и бесследно исчезло. Они были вывезены в Германию, а затем, после окончания войны, растворились в частных коллекциях США и других стран. Время от времени мелькают сообщения о продаже работ художника на западных аукционах. Но доказать их былую принадлежность советским музеям трудно. Подобных каталогов музейных собраний до войны практически не было, а уцелевшие описи поверхностны и несовершенны. Уверен, что и в нашей стране – в частных руках имеются работы Рериха, прошлое которых загадочно и непознанно. Быть может, они некогда пребывали в разграбленных и разворованных музеях, оказавшихся на оккупированной врагом территории. Точное число произведений великого мастера, исчезнувших в годы Великой Отечественной войны, неизвестно.

...Но спасенные его картины ныне имеют особую нравственную значимость. Они как бы несут в себе трагические и героические отсветы прошедшей войны. Они овеяны высокими человеческими качествами – патриотизмом, самоотверженностью, исполнением своего профессионального долга тысячами людей. Теми качествами, которые столь почитал Николай Константинович и к коим призывал в своих статьях, которым сам следовал в жизни и творчестве. Как здесь не вспомнить его слова: «Подвиг создает и накопляет добро, делает жизнь лучше, развивает гуманность. Неудивительно, что русский народ создал эту светлую, эту возвышенную концепцию» [3] Спасение произведений Рериха – тому свидетельство.

* * *

Перед Вами – сборник статей Николая Константиновича Рериха, посвященный героической борьбе советского народа против гитлеровской Германии.

Мысли Рериха, высказанные 50‑60 лет назад, звучат современно. И они своевременны, они – ко дню нынешнему.

Рерих ненавидел насилие, более всего – войну. Он называл ее «безумием». Будучи по своей природе величайшим гуманистом, Рерих считал, что человек живет для созидания, строительства. Война в его понимании – противоестественное для людей состояние, глубочайшее невежество и жестокосердие.

Накануне Первой мировой войны Рерих создает пророческий цикл картин. Картины-предупреждения, картины-символы. В них возникает образ исполинского змея, свирепого, губительного пламени, образ пылающей земли. Грядет вселенская катастрофа.

В дни Первой мировой войны Рерих – ревностный устроитель сборов для раненых, для госпиталей, председатель комиссии по организации художественных мастерских «для увечных и раненых воинов». Художника ужасает количество убитых, судьба раненых, отравленных газами, искалеченных осколками.

В 1934 году в очерке «Крылья» Рерих писал: «Бороздят синеву самолеты. Несут ли добрые вести? Или панацеи? Или знания? Или помощь? А вдруг – бомбы? А вдруг губительные газы? А вдруг уничтожение? Чего больше?

Допущены ли бомбы, газы, убийства? Разрешено ли поношение рода человеческого? На каком совете решено убийство? Мирный поселянин где-то строит очаг, а, может быть, за морями уже готовятся бомбы и яды, чтобы умертвить детей его! Кто знает, где таятся злоумышления? Где готовятся покушения? Не огрубело ли сознание, если оно так легко привыкло к созерцанию убийств?» [4]

Война, зверство одичавших людей, унижение человеческого достоинства, уничтожение памятников культуры – вот что возмущает и страшит Рериха, вот с чем борется он как художник и как публицист.

В 1936 году Николай Константинович создал картину «Армагеддон», на которой изобразил старинный город, объятый пламенем пожара, и людей из него бегущих. Эта картина – крик ужаса и боли, новое пророческое предупреждение.

А в сентябре 1939 г. в статье: «Опять война», вспоминая о начале Первой мировой войны, Рерих пишет: «Да, думали, что было последнее безумие. Надеялись, что впоследствии будет достаточно дружественного обмена мнений. Но вот опять ошиблись. Через четверть века, ровно через четверть века, то есть через целое поколение вспыхнула эпидемия такого же безумия. И началась эта эпидемия тем же бесчеловечным образом. Опять сброшены бомбы на мирных жителей... сердце не допускает, что еще один земной ужас начался» [5].

Когда в июне 1941 года Гитлер вероломно, без предупреждения, напал на Советский Союз, Николай Константинович Рерих жил в далеких Гималаях. Весть о начале Великой Отечественной войны глубоко взволновала семью Рерихов. Старший сын Николая Константиновича Юрий Николаевич сразу же после начала военных действий на русском фронте выразил готовность вступить добровольцем в ряды Красной Армии. Но на это он не получил согласия. Николай Константинович и его младший сын художник Святослав Николаевич проводят несколько выставок с продажей картин; большая часть сбора направляется в пользу Советского Красного Креста и на военные нужды Красной Армии.

Николай Константинович Рерих использовал каждую возможность быть хоть чем-то полезным Родине.

С самых первых дней войны, когда Красная Армия отступала под натиском врага, терпела поражения, Рерих предрекал победу России, верил в нее свято. Уже через пять недель после начала войны Николай Константинович напишет:

«Вместо горького испытания русский народ являет великое преуспеяние. Возникло общее дело, а ведь такое осознание не может родиться на бесплодном пустыре... В грозе и молнии рождаются герои» [6].

На мольбертах художника появляются картины: сквозь заснеженный лес пробираются партизаны («Партизаны»), несет дозор на родной земле богатырша Настасья Микулична («Настасья Микулична»), отправляется в поход со своим войском князь Игорь («Поход Игоря»)...

В своем творчестве Рерих обращается к героическим истокам России.

В статье «Слава», написанной 4 февраля 1943 года, Рерих говорил: «Спорили мы со многими шатунами, сомневающимися. Лжепророки предрекали всякие беды, но всегда говорили мы: «Москва устоит!», «Ленинград устоит!», «Сталинград устоит!». Вот и устояли! На диво всему миру выросло непобедимое русское воинство! Жертвенно несет русский народ все свое достояние во славу Родины!»

Николай Константинович, как человек сугубо русский, прекрасно знавший Россию, ее историю, ее древности, исконную ее суть, свои надежды на победу возлагал на русского солдата. Но как великий гуманист, гражданин Мира, хорошо знающий культуру многих народов, абсолютно чуждый национальной ограниченности и расового снобизма, Рерих понимал – победу можно одержать только в единстве, в сплоченности всех народов страны. Поэтому постоянно подчеркивал значение «сотрудничества народов в одной созвучной семье», «всесоюзной семьи народов, дружно слившихся на священной единой целине».

Очерки Николая Константиновича Рериха, написанные в годы Великой Отечественной войны, говорят о горячей любви великого русского художника и патриота к Родине и непоколебимой вере в духовную силу русского народа.

Евграф КОНЧИН

---

 

Печать E-mail

• Вперёд