Маньчжурская экспедиция Н.К. Рериха

О.А. Лавренова,
кандидат географических наук,
Москва

Имя Н.К.Рериха на протяжении всей его жизни было окружено легендами и домыслами. Не исключением был и период Маньчжурской экспедиции. Особенно драматичным стал период лета – осени 1935 года, когда в американской прессе появились статьи, однозначно трактующие экспедиционную деятельность Н.К.Рериха в геополитическом контексте. Ситуация осложнялась предательством одного из ближайших американских соратников Н.К.Рериха – финансового директора Музея Николая Рериха в Нью-Йорке Луиса Хорша – дезавуирование имени художника и путешественника вполне соответствовало интересам его финансовых махинаций.

Клевета и политика клубились вокруг имени великого сына России на протяжении всей этой экспедиции, отголоски событий того времени и их интерпретаций в газетной прессе слышны и в современных исследованиях. Но истолкование в сугубо политическом ключе деятельности и намерений многогранной личности Н.К.Рериха представляется нам неверным и неадекватно объясняющим события этих лет. В этом отношении очень показательно письмо руководителя Экспедиции от 27 июля 1935 года, написанное им в лагере Тимур-Хада, последнем базовом лагере экспедиционного маршрута, – письмо о безосновательности газетных историй о характере его политической деятельности.

 

Ботаника и политика

К тридцатым годам США столкнулись с проблемой пыльных бурь, возникающих вследствие 100%-ной распаханности плодородных земель степной зоны. В результате уничтожался самый плодородный слой почвы. Новый экономический курс Рузвельта ставил одной из своих задач рациональное использование природных ресурсов и сельхозугодий, поэтому при содействии министра земледелия Г.Уоллеса была поддержана инициатива Н.К.Рериха об организации экспедиции в степные районы Китая. Снаряженная Департаментом земледелия США «маньчжурская» (или монгольская, как ее называл сам Н.К.Рерих) экспедиция 1934–1935 гг. имела целью сбор семян засухоустойчивых растений, препятствующих эрозии почв и распространению насекомых-вредителей. Руководителем ее был назначен Н.К.Рерих, за плечами которого уже был опыт беспрецедентного путешествия по Центральной Азии.

С геоботанической точки зрения Экспедиция была организована очень грамотно. На поверхности земного шара существует шесть флористических областей. Каждая область имеет свои, не повторяющиеся вне ее семейства и роды растений. Ядро флористической области северного полушария – голарктической составляет китайская реликтовая флора [1]. Поэтому Экспедиция, отправившаяся в Китай в поисках новых видов, имела реальные шансы на успех. Кроме того, найденные виды потенциально были способны прижиться «на периферии» той же флористической области.

Маньчжурская природа настолько разнообразна, что Н.К.Рерих в своих «Листах дневника» писал о ней так: «Неожиданная разнородность растительности в Маньчжурии вызвала старую легенду. “При сотворении мира все страны получили свою растительность и животный мир, но Маньчжурия почему-то была забыта. Тогда ангел воззвал к Богу об этой забытой стране. А Господь ответил: “Посмотри, что у тебя осталось в мешке, и вытряхни все остатки”. Оттого-то в Маньчжурии так неожиданно разнообразны растительность и животный мир. Странно сочетались образцы и жаркого и северного климата» [2].

Экспедиция проделала огромную научно-исследовательскую работу. Членами экспедиции было изучено свыше трехсот сортов растений, пригодных для борьбы с эрозией почвы. В США было послано около 2000 посылок с их семенами [3]. Гербарные сборы и исследования материалов древних манускриптов, проведенные во время экспедиции и при дальнейшей работе Института «Урусвати», послужили основой для важных сводок по флоре Тибетского нагорья и тибетских лекарственных растений [4]. Экспедицией было открыто несколько новых видов растений, в частности в степях Внутренней Монголии был обнаружен новый вид пырея, названный Agropirum mongolicum.

В то же время это была последняя Экспедиция великого русского философа и художника. Поэтому в числе ее результатов можно назвать и серию картин Н.К.Рериха о Монголии, и философские очерки, вошедшие в книгу «Священный дозор» и впоследствии в первый том «Листов дневника».

И наконец, эта Экспедиция прошла по районам напряженных геополитических конфликтов, возбудив всевозможные слухи, домыслы, политические интриги [5].

Эта необычная научно-исследовательская Экспедиция началась в Токио, куда Н.К.Рерих и Ю.Н.Рерих прибыли весной 1934 г. Посещение японской столицы было предварительным этапом, необходимым для получения разрешения на работу в Маньчжурии, так как в 1932 г. эта китайская провинция была превращена в марионеточное государство Маньчжоу-го. Получив соответствующие бумаги, Рерихи направились через Корею в Харбин. Полевой сезон планировали начать в конце июня. Первоначально в состав Экспедиции входили пять человек: профессор Н.К.Рерих, руководитель Экспедиции, Ю.Н.Рерих, помощник руководителя Экспедиции, доктор Макмиллан, ботаник от Департамента земледелия США, г-н Стефенс, помощник ботаника, и японский секретарь и переводчик. Американские ботаники опаздывали, и Экспедиция провела в Харбине весь июль.

В Харбине появление Н.К.Рериха можно было «сравнить только с метеором, прочертившим черту на мрачном ночном небе» [6], как писал Альфред Хейдок, очевидец этих событий. Русский художник и философ с мировым именем появился в городе, переполненном российскими беженцами, вытесненными за пределы родной страны революцией и гражданской войной. Толпы мятущихся соотечественников потянулись к Н.К.Рериху. Помимо любопытствующих, представителей различных эмигрантских организаций, безработных и прожектеров были и те, кто пришел по зову сердца. Вокруг Н.К.Рериха сложилось общество, которое стало школой жизни для многих харбинцев.

Тем временем по пятам Н.К.Рериха ходили агенты японской тайной полиции, которые были уверены в связях русского художника с русской же белой эмиграцией [7].

«Могут спросить – чем мы занимались на наших собраниях? Так как клевета преследовала Н.К.Рериха, то, возможно, что под таким вопросом будет скрываться подтекст – “Какие заговоры вы там устраивали?” И я отвечу:

– Никаких.

В том-то и горькая ирония судьбы, что люди усматривают нечто предрассудительное именно там, где устремляются к самым высшим идеалам.

...Николай Константинович нам лекций не читал. В спокойной и неторопливой беседе просто и доходчиво говорил о наступающей Новой Эре планеты, о новом человечестве, которое должно прийти на смену нынешнему, задыхающемуся в ярости хищнических захватов и, как слепое, идущему к взаимоистреблению» [8].

Н.К.Рерих старался приблизить эту Новую Эру всеми путями. Ненадолго оставив Харбин, Н.К.Рерих и Ю.Н.Рерих посетили столицу Маньчжоу-Го – Чанчунг, где с местными властями обсуждались планы экспедиции. Рерихам была предоставлена аудиенция с императором Маньчжоу-Го – Пу-И, который «очень грациозно выразил свой интерес к целям Экспедиции» [9]. Императору было вручено Знамя Мира.

Непредвиденные трудности возникли, когда американские ботаники добрались до Харбина. При первой же встрече с руководителем Экспедиции д-р Макмиллан выразил желание действовать самостоятельно. Это было неожиданно. Однако внутренние проблемы Экспедиции готовились заранее. Активно участвовавший в ее организации начальник Бюро растениеводства Департамента земледелия К.А.Райерсон еще на подготовительном этапе поддерживал сепаратистские настроения своего друга, ботаника Макмиллана. В Нью-Йорке Г.Уоллес и Ю.Н.Рерих были поставлены им в известность, что в случае расхождения мнений американские ботаники «вольны поступать так, как им диктует их собственный здравый смысл» [10]. Им не была поддержана субординация Экспедиции, в официальные инстанции в Токио и Маньчжурии летели письма об американских ботаниках, сопровождаемых Н.К.Рерихом и Ю.Н.Рерихом [11]. Оказавшись в Токио, Ховард Макмиллан был неприятно удивлен тем, что Н.К.Рерих официально является руководителем Экспедиции. Первоначальные планы поездки в Маньчжурию, куда уже направились Рерихи, сменились желанием отправиться в совершенно иной регион. Через Департамент земледелия им была сделана безуспешная попытка добиться разрешения посетить китайский и советский Туркестан [12], затем – Советскую Сибирь [13]. Пока шла переписка, в Харбине руководитель Экспедиции вынужден был ожидать прибытия ее американских членов, чтобы начать полевые работы.

По прибытии в Харбин Макмиллана и Стефенсона Н.К.Рерих оказался лицом к лицу не только со слежкой и противодействием японцев, но и с откровенной клеветой одного из американских ботаников. Ховарда Макмиллана раздражали публичные выступления руководителя Экспедиции, пытавшегося в среде русских восстановить понятие о патриотизме, которые вызвали озлобление белой эмиграции. В Вашингтон, в Департамент земледелия К.Райерсону, летели донесения, на которые будет потом ссылаться американская пресса. Великого русского художника, мыслителя, ученого то обвиняли в прояпонских настроениях, то подозревали в связях с белоказаками атамана Семенова. Горстке людей, вооруженной шестью ружьями и пятью пистолетами для обеспечения собственной безопасности в районе, наполненном банд-формированиями, будет потом приписан план создания в Сибири суверенного государства [14]. Л.Хорш, обманным путем захвативший в свое полное распоряжение принадлежавший американской нации Музей Николая Рериха в Нью-Йорке, был одним из первых, кто заявил о подобных геополитических планах Н.К.Рериха [15].

Но вся жизнь и творчество Н.К.Рериха свидетельствовали о вневременном понимании им глобальных проблем, основанном на сокровенном знании. В той картине мира, которая создавалась Рерихами в сотрудничестве с Учителями, обширные пространства Сибири и Центральной Азии действительно имеют немаловажное значение – им суждено стать прибежищем обновленного в катаклизмах человечества.

Оставив Харбин, Экспедиция, фактически расколовшаяся на две части, направилась в Хайлар, куда прибыла 2 августа 1934 г. Каждая группа вела самостоятельные экспедиционные работы. Вместо американцев с Рерихами теперь был ботаник-волонтер, профессор Музея Северной Маньчжурии Т.П.Гордеев.

Чтобы понять, в каких напряженных условиях приходилось работать руководителю Экспедиции, следует кратко описать политическую ситуации в Китае 1934–1935 гг. Создание марионеточного государства на территории Маньчжурии было первым шагом в японских планах завоевания Китая. Вторым шагом должна была стать интервенция во Внутреннюю Монголию. Экспедиция, начав изыскания в районе Баргинского плато, оказалась в новообразованной провинции Хинган, созданной специально для контроля над Монголией со стороны Японии [16].

В Хайларе последовали новые встречи с представителями японской администрации, визиты, объяснения с д-ром Макмилланом, предъявление сопровождающих документов. Необходимые процедуры были пройдены, 4 августа начался полевой сезон. Первоначальный маршрут проходил по Баргинскому плато. На двух машинах успешно достигли Ганьчжурского монастыря, «несколько дней провели, собирая [растения] в округе Монастыря, расположенного в типично пустынной и степной местности. Особое внимание было уделено участкам песчаных дюн» [17]. Экспедиция сделала еще несколько остановок и вернулась в Хайлар по долинам рек Гуен-гола и Имин-гола. Следующей базой Экспедиции была станция КВЖД Барим в горах Хингана. Две недели собирали семена засухоустойчивых и пастбищных растений в этом горном районе.

После короткого полевого сезона Экспедиция вернулась в Харбин.

В Харбине Н.К.Рерих подготовил к печати книгу «Священный дозор», но японской цензурой на нее был наложен запрет [18]. В эту книгу вошла и статья «Да процветут пустыни», где был поднят вопрос антропогенного происхождения пустынь и их мелиорации. Переведенный на английский язык, этот очерк произвел чрезвычайно сильное впечатление на президента Рузвельта [19].

Не прекращалась и научная деятельность Экспедиции в Харбине. Собирались семена в предгорьях Хингана и степных окрестностях Ман-коу, изучались и оформлялись гербарии, собранные в Восточной Монголии и горах Хингана, собиралась информация по лекарственным растениям и гербарии лекарственных растений, произрастающих в Северной Маньчжурии, переводились китайские и тибетские медицинские тексты, готовился научный отчет по результатам полевых работ в Барге и Хинганских горах.

В конце сентября оба американских ботаника были наконец отозваны в США.

Отправив в Департамент земледелия США собранные семена и гербарии, 24 ноября Экспедиция во главе с Н.К.Рерихом оставила Харбин и через Чаньчунь, Дайран и Тяньцзин направилась в Пекин, куда прибыла в начале декабря. В Тяньцзине, где располагался корпус американских вооруженных сил, было получено необходимое снаряжение и амуниция для продвижения в район Гоби.

В Пекине провели зиму, готовясь к следующему полевому сезону. Русский ботаник И.Козлов, проживавший в Тяньцзине, описывал баргинский гербарий, собранный Гордеевым.

Здесь Н.К.Рерих продолжает размышлять над судьбою пустынь и научной значимостью Экспедиции. В очерке «Сад будущего» он снова и снова повторяет мысль о недопустимости небрежного отношения человека к родной планете: «Конечно, легче не допустить первоначальное заболевание местности, нежели потом бороться с мертвенной стихией... Конечно, не скроем от себя, что нечего только винить козлов и баранов, ибо сами двуногие жестоким и часто бессмысленным истреблением лесов действуют с еще большей вредоносностью... Тем благороднее задача тех правителей, которые стараются предупредить это бедствие человечества и, насколько возможно, залечить раны, причиненные когда-то чьим-то неведением.

Конечно, окраинные барханы монгольской Гоби являются наилучшей областью для наблюдения над засухостойкими растениями. Те породы трав и прочей растительности, которые удержались, несмотря на соседство страшных песков Такламакана, конечно, представляют из себя достойных пионеров для зарождения растительности в оголенных местах. В этом случае чисто ботаническая задача является и делом гуманитарным в полном его значении (выделено мною. – О.Л.)» [20].

Здесь же, в Пекине, были написаны Николаем Константиновичем пронзительные по своей красоте строки: «Из-за Си-Шаня сверкает великолепная Венера. Знаем, что на нее же любуетесь Вы в Гималаях. Знаем, откуда и через какую долину, и поверх каких снеговых вершин смотрите Вы в часы вечера. Глядим на звезду, а слышим шум деодаров и все предночные голоса и звучания горные. Сколько зовов и знаний созвано одною звездою. Небесные вехи настораживают и соединяют сердца» [21].

В мае 1935 года начался новый полевой сезон. Выехав за ворота Калгана, на двух машинах направились на север, во Внутреннюю Монголию, в полупустынные и степные районы провинции Чахар: земли хошунов Барун Сунит и Дурбит. Хошуны – «знамена», своеобразные административные единицы кочевой Монголии. Еще в XVII в. «...каждому родовому владению князей дано было особое знамя и постановлено считать такое владение отдельною военно-административною единицею, называемою у монголов хошуном» [22].

Теперь в состав Экспедиции помимо Рерихов входили: ботаник А.Моисеев, помощник руководителя Экспедиции по вопросам снабжения В.Грибановский, водители М.Чувствин и М.Грамматчиков.

Из степей Монголии Н.К.Рерих пишет княгине Екатерине Константиновне Святополк-Четвертинской: «…Когда 30 лет тому назад Вы мне говорили о Днепровских лугах, о подробностях травосеяния, могли ли мы думать, что сейчас я буду занят вопросом, представляет ли местный “вострец” обычный вид русского пырея или особенный» [23].

Художник и философ в своих литературных очерках со знанием дела рассуждает о геоботанических проблемах. «Несомненно, что условия Монголии на границе степи и барханной пустыни могут давать множество поучительных примеров. Когда из Гоби, из далекого Такла-Макана приносятся вихрями клубы песка и пыли, иногда можно опасаться, что местная, вообще поздно появляющаяся растительность не выдержит, но любопытно наблюдать, как, несмотря на всякие затруднения, трава все же начинает пробиваться» [24].

В степях Монголии было неспокойно. Из Халхи, строящей социализм Монголии, шли беженцы, несли с собой тревожные вести. Но и в тяжких условиях находилось время для сокровенного. «В узком ущелье расположен беженский халхасский монастырь; от лап вандалов бежала группа лам, с трехдневным боем пронесли монахи свои святыни через грозную границу и основали монастырь во Внутренней Монголии.

Денно и нощно перед древними святынями теплится священный огонек, монотонно читают монахи молитвы... Тихо, тихо, почти шепотом, говорят о Великой Шамбале...

Сегодня в маленьком монастыре оживление, приехали “новые люди”, которых монахи никогда не видали. Старик с большой седой бородой, его сын и двое вооруженных людей.

Старший лама приглашает войти в юрту; следуют обязательные любезные фразы, и затем разговор мало-помалу переходит на более оживленные темы.

Н.К. не говорит по-монгольски, но все понимает, переводит Ю.Н.

Через некоторое время тихо раздается слово “Чамбали”. Святое для монгол слово, берегут они его больше всего, не выдадут и не скажут зря, а тут прозвучало оно в устах ламы скоро, всего через час какой-нибудь после нашего разговора.

Вскоре радостно сияют глаза лам. Идут показывать свои святыни. А показав, просят Н.К. возжечь, кроме обычных полагающихся к возжжению светильников, еще большой огонь у святилища. Мало кто, кроме старшего ламы, может возжечь его.

Понял лама своего гостя, потому и попросил зажечь этот светильник.

Светлой рукой зажженный огонь – добрый огонь» [25].

Но дыхание политических перемен было неумолимо. Когда сложный Маньчжурский этап остался далеко позади и в самом разгаре был Монгольский этап Экспедиции, в научную деятельность вновь вмешалась политика.

Внутренняя Монголия, в марте 1934 года добившаяся автономии и самоуправления, находилась на гребне волны переустройств. Руководителей автономным правительством было двое – престарелый князь Юнван и энергичный молодой «принц Де». Князь Деван, заместитель вождя Силингольского сейма и генеральный секретарь автономного правительства, лавировал между японским и китайским правительством, выражая симпатию Японии и лояльность Китаю. Н.К.Рерих писал о нем: «Живою силою монгольского автономного правительства является Сунитский князь Де-Ванг. Нелегка задача этого князя, желающего вдохнуть новые государственные формы около древних монгольских знамен» [26].

Планы Токио на создание монгольской Менгу-го наподобие Маньчжоу-го не оправдывали себя. Япония начала действовать через нанкинские власти. Под ее давлением летом 1935 года из Чахара, где в тот момент и находилась Экспедиция, была эвакуирована китайская армия, и только в районе Калгана была оставлена одна из дивизий [27]. 27 июня того же года секретным соглашением между Китаем и Японией провинция Чахар была отдана в сферу влияния Японии [28]. Тем не менее японцами готовилось и военное вторжение в эту провинцию.

За день до подписания указанного соглашения Экспедиция переместилась на запад, в еще относительно спокойную провинцию Внутренней Монголии – Суй-юань. По пути посетили монастыри Шара-Мурена и Батухалки. Основной лагерь разбили недалеко от новой столицы автономной Монголии – Байлинмяо (Батухалки).

Новый лагерь Экспедиции был расположен в значительном месте. «Превыше всех окрестных гор стоит Наран Обо. Наран значит Солнечный. Поистине, высокое белое Обо и встречает и провожает солнце... Из-за холмов высятся крыши монастыря Батухалки. За ними опять гряда холмов, а там уже пески, предвестники Алашаня. К юго-западу и западу протянутся песчаные пространства – все эти Гоби или Шамо. На юг побежал путь в Кокохото – там уже смущения многолюдства. На восток протянутся земли Сунитские, на северо-запад пойдет Урат. На севере Муминган, что будет значить “Лихая тысяча”» [29].

«Наш стан среди причудливых вулканических скал. У самого подножья Тимур-хады, что значит Железная скала. Вот и это великое имя в монгольской истории не миновало. И Чингис-хан, великий завоеватель и устроитель, и железный Тимур, а на вершине горы светит Наран Обо. У подножья той же горы, недалеко от нашего стана, находится место будущей монгольской столицы. Место было избрано и предуказано самим Панчен-Ринпоче, Таши-Ламою Тибета, который сейчас в Кумбуме. Вполне понятно, что для места будущей столицы монгольской избрано место новое. Ведь Батухалка, с ее старинным нажитым монастырем, не будет новым строением. А новое автономное правительство, конечно, справедливо хочет быть в новом окружении. Пока правительство помещается в Батухалке в юртах» [30].

Н.К.Рерих, горячо поддерживающий любые конструктивные начинания современных политиков, писал о происходящих вокруг него событиях: «В дружбе с китайским правительством строится Автономная Внутренняя Монголия. Центр ее в Батухалке, куда от железной дороги ближайшая станция Кокохото или Гуайчен» [31]. «Сейчас хочет строиться Монголия. Та самая Монголия, которая дала истории человечества столько потрясающих страниц, теперь хочет мирно и культурно устраиваться» [32]. Надежду на перемены к лучшему вселяла и личность руководителей автономной Монголией. Энергичность принца Де дополнялась мудростью старого князя Юнвана, с которым Н.К.Рерих имел продолжительную и значительную беседу. «Юн-Ванг, князь хошуна Дархан Бейле, является главою автономного правительства Внутренней Монголии» [33]. «Князь очень духовный человек, друг Таши-Ламы. При упоминании о Шамбале его лицо принимает соответственно торжественное выражение» [34].

Здесь, в лагере Тимур-Хада, к Экспедиции присоединились китайские ботаники из Нанкина – д-р Ю.Л.Кенг и Янг.

Вокруг опять клубились тревожные события. Из Америки приходили вести о распространившейся клевете. Л.Хорш и Г.Уоллес уже начали свою разрушительную работу, потому в прессу была запущена информация из клеветнических писем Х.Макмиллана. Слухи о «политических амбициях Н.К.Рериха и его связях с атаманом Семеновым» получили в США достаточный резонанс. Инсинуации были настолько очевидны, что китайская пресса, перепечатывая некоторые американские статьи, благоразумно пропускала клеветнические пассажи. С неизменной выдержкой Н.К.Рерих снова и снова писал в Департамент земледелия о непричастности членов Экспедиции к политическим интригам [35]. Работа по сбору семян и гербариев продолжалась.

В двадцатых числах августа Департамент земледелия США начал настаивать на перемещении Экспедиции в Синин близ озера Куку-нор. Для этого требовалось пересечь Ордос и Алашань, горный хребет Нань-шаня. Даже по лучшим расчетам путь в Синин занял бы две недели. Необходимо было время на оформление специальных разрешений, так как паспорта членов Экспедиции были действительны только для провинций Чахар и Суй-юань. А в середине сентября в высокогорном районе Куку-нора, где жизненный цикл растений намного короче, сбор семян был бы уже невозможен. Кроме того, обстановка в провинции Куку-нор и на дорогах, ведущих в глубь страны, была тревожная. Газеты писали о разбойничьих бандах к западу от Баотоу, передовые группы бандитов были перехвачены в 30 милях от Батухалки [36]. Н.К.Рерих счел нецелесообразным предлагаемый маршрут, о чем и сообщил в Департамент. В сентябре второй полевой сезон был закончен. Автономное монгольское правительство снабдило отбывающую в Пекин Экспедицию двумя грузовиками [37], чтобы доставить оборудование до ближайшей станции железной дороги – Гуй-Хуа (Коко-хото). 7 сентября 1935 г. Рерихи прибыли в Пекин, где собранные коллекции были рассортированы, упакованы, подготовлены к отправке. 20 сентября вместе с собранными материалами переместились в Шанхай. Из Шанхая гербарии и семена отправились в Штаты, отец и сын Рерихи – в Наггар.

Первоначально планировалось также провести научные изыскания в засушливых районах гималайских высокогорий, и сборы были продолжены в Лахуле, в долине р. Спити на высоте 13 000 футов над уровнем моря. Но еще осенью 1935 г. Министерство телеграфировало об окончании работ и прекращении финансирования – в Америке начали разворачиваться неблаговидные события вокруг Музея Николая Рериха. Научные отчеты, посланные Н.К.Рерихом в США, так и не были опубликованы – в интересах Г.Уоллеса, замешанного в кампании дискредитации имени великого художника и ученого.

 

Мост культур

Так закончились ботанические изыскания Экспедиции. Но помимо составления гербариев и сбора семян засухоустойчивых растений у руководителя Экспедиции были и иные научные задачи. В пустынях Азии Н.К.Рерих вновь исследовал историко-культурные пути человечества. Велись археологические раскопки и этнологические наблюдения, которые в сочетании с энциклопедическими знаниями Н.К.Рериха давали богатейший материал для размышлений об истории и философии мировой культуры.

И на маршруте Экспедиции с новой силой зазвучал его призыв к Культуре. Здесь, в Монголии, были написаны очерки, составившие впоследствии первый том «Листов дневника» – труд, в котором представлен широкий спектр духовно-нравственных, философских и культурологических проблем с привлечением обширного исторического материала. В пустынях Азии, где в преддверии второй мировой войны перекраивалась политическая карта этого региона, отточенная и светоносная мысль Н.К.Рериха каждый день облетала Землю. На картоне возникали пейзажи Монголии, на писчей бумаге – литературные «портреты» отдаленных мест России, Европы, Америки.

Из Монголии мысль Н.К.Рериха устремлялась в далекую Америку, где слагались вехи первого в истории человечества международного документа в защиту культурных ценностей – Пакта Рериха. «Из далекой пустыни желаем и президенту Рузвельту, и всем представителям стран, подписавшим акт 15 апреля, чтобы их высокая строительная работа протекала в радостном сознании великого творчества на процветание народов» [38].

Вновь наблюдая пути культуры Запада и Востока на маршруте Экспедиции, Н.К.Рерих не уставал восхищаться той грандиозной картиной «великого переселения искусства», которая представала перед ним.

«Запад действительно многое самое ценное воспринял от Востока. И религии, и философии, и многие другие ценнейшие нахождения по справедливости должны быть отнесены именно к Востоку, к Азии» [39].

Здесь же, в пустынях Монголии, путеводной звездой для русского художника была не только великая Тайна азиатских просторов, легендарная страна духа Шамбала, но и образ Родины. Россия появлялась на страницах его дневника не реже, чем окружающая реальность Китая и Монголии.

Наиболее яркие и проникновенные очерки о России в «Листах дневника» посвящены ее духовным светочам, и прежде всего – Преподобному Сергию Радонежскому. Здесь, в Монголии, Преподобный освящал пути мысли руководителя Экспедиции.

Н.К.Рерих подчеркивал всемирное и даже пространственное значение Облика Сергия Радонежского. К руководителю Экспедиции и руководителю движения в защиту Культуры стекались вести со всего света. «Итак, пошлем всем содружествам мысли о преуспеянии и еще раз порадуемся, что само пространство, насыщаемое радиоволнами, звенит во благо Имени Преподобного Сергия» [40].

Слова великого сына России, произнесенные в 1935 году в Пекине, перекликаются с современными концепциями бытия культуры в пространстве, с ноосферной концепцией Вернадского, расширенной научными трудами второй половины века.

Разнородность действующих в географическом пространстве планеты интеллектуальных и духовных сил создает внутреннюю неоднородность ноосферы. Одни территории богаты многовековыми накоплениями, культурным наследием, другие – современными событиями, изменяющими энергоинформационное пространство планеты или региона. Так или иначе, ноосфера имеет сложную, «узловатую», структуру. Особую роль в создании таких жизненно важных узлов ноосферы играют личности святых и великих творцов.

Наверное, поэтому в степях Монголии Н.К.Рерих с особой трепетной теплотой вспоминал своих великих и известных соотечественников, очерчивая значимость их творчества не только для русской, но и для мировой культуры.

* * *

Значение Маньчжурской экспедиция Н.К.Рериха, очевидно, будет понято вполне лишь грядущими поколениями. Эволюционная роль Центрально-Азиатской экспедиции – создание качественно нового энергетического пространства на просторах Азии – в какой-то мере присуща и маньчжурско-монгольскому маршруту 1934–1935 гг.

Но есть у этой Экспедиции и своя особенность – на территории Маньчжурии и Монголии Н.К.Рерихом мыслилось будущее процветание пустынь и создавался Мост культур. В Центральной Азии он размышлял об общих корнях культур Европы и Азии и рассматривал прошлое с точки зрения будущего. Теперь же его размышления были обращены и на современность. Мысль великого философа целила язвы настоящего, соединяла великое прошлое с великим будущим, Восток с Западом. На пространстве Монголии мыслью Н.К.Рериха закладывались магниты великого объединения человечества.

И еще один важный момент, о котором следует помнить именно сейчас, обращаясь к полной драматизма истории Маньчжурской экспедиции. Именно в этой Экспедиции имя Рериха было окружено самой немыслимой клеветой. Возможно, непреднамеренной – просто сознание американского ботаника Ховарда Макмиллана оказалось слишком мало, чтобы вместить и правильно понять действия своего великого русского современника. Таких спутников, не вместивших великое, пусть и благожелательно настроенных к Н.К.Рериху, было много на его жизненном пути. Сейчас пришло время опубликования их дневников, ценных и не очень, а также тех, в которых, в меру понимания авторов, искажается Светлый Облик. Читая их, можно только удивляться несоответствию этих воспоминаний тому Облику, который предстает перед потомками в сиянии великолепных живописных полотен, в мудрости отточенных и вечных фраз, написанных его рукой. Так же, как противоречат друг другу письма американского ботаника и страницы «Листов дневника», где узкой политической озабоченности клеветнических писем достойно противостоит философско-культурологический всемирный размах мысли русского художника. Творчество Н.К.Рериха – тот камертон, по которому выверяется чистота или фальшь воспоминаний о нем.

Внимательно вслушаемся в созвучные с его творчеством строки, написанные по воспоминаниям о той же Маньчжурской экспедиции.

«Н.К. как всегда тихо и ровно говорит о том, как надо любить Иисуса Христа и Преподобного, как проникнуться любовью к Ним, чтобы при одном имени Их, самим ли произнесенном или услышанном, на сердце становилось трепетно тепло.

И чувствует слушающий, что от этих слов светлых, произнесенных с такой силой, у него самого затрепетало теплой радостью сердце. И вместо маленького и серенького входит что-то Большое, Светлое, Прекрасное, Святое.

Вот так и по всему миру, словом, печатью, прекрасными творениями и еще иными путями сеется Н.К. спешно и неутомимо Это Большое, Светлое, Прекрасное, Святое» [41].

 

Приложение

Н.К.Рерих – Г.А.Уоллесу

Уважаемому Г.А.Уоллесу
Министру земледелия
Лагерь Тимур-Хада
27 июля 1935 г.
Вашингтон, Округ Колумбия, США

Уважаемый г-н Министр,

Только что получили вырезки нескольких газетных статей с инсинуациями о нашей Экспедиции, распространявшимися в американской прессе через Пресс-службу «Чикаго Трибюн» за подписью некоего Джона Пауэла. Так, статья, опубликованная в «Чикаго Трибюн» в понедельник 24 июня, содержит целый ряд грубых инсинуаций и, очевидно, опубликована с намерением привести в замешательство Администрацию, опорочить доброе имя руководителя Экспедиции и затруднить ее продолжение. Начнем с того, что Экспедиция за время своей работы никогда не вызывала какое-либо беспокойство у здешнего американского дипломатического, а также военного представительства. Утверждение, что Экспедиция была выдворена из Маньчжурии японскими властями, не соответствует действительности. Экспедиция покинула Маньчжурию по собственной воле и в строгом соответствии с планом работ. Неистовые нападки, начатые несколькими субсидируемыми харбинскими газетами, были главным образом направлены против связей руководителя Экспедиции с Америкой. Здесь постоянно происходят подобные нападки на все американские учреждения, фирмы, путешественников и даже членов Консульства, например, харбинский YMCAХристианский Союз Молодых Людей продолжает оставаться объектом клеветнических нападок харбинских газет. Легко понять истинный мотив подобных нападок в местной прессе – это попытка воспрепятствовать распространению американского влияния в среде русского населения Северной Маньчжурии. Вслед за выпадами харбинской прессы, поддерживаемой японцами, Министерство иностранных дел Японии принесло свои извинения и обещало исправить положение дел. Из надежных харбинских источников нам известно, что японская ежедневная газета «Харбин Таймс» уже получила строгий выговор и с тех пор хранит молчание. Отзыв Министерством двух ботаников автором статьи в «Чикаго Трибюн» нарочито представлен в ложном свете. Не было и затруднений с получением шести винтовок от 15-й американской пехотной дивизии в Тяньцзине. Военные власти не препятствовали нам, более того, существует инструкция, дающая право армейским властям в Китае помогать американским экспедициям вооружением и снаряжением. Экспедиция никогда не держала на службе вооруженный отряд «казаков атамана Семенова». Настоящий состав Экспедиции известен Министерству и в данное время, помимо г-на Ю.Рериха и меня, включает:

Д-р Я.Л.Кенг, ботаник, академия Китая, Нанкин.

Г-н Янг, ботаник-ассистент.

Г-н В.Грибановский, помощник руководителя по снабжению (бывший полковник Имперской Российской Армии, сражался на кавказском фронте во время Мировой Войны).

Г-н А.Моисеев, ботаник, составитель гербариев.

Г-н М.Чувствин, водитель.

Г-н Н.Грамматчиков, водитель.

Пятеро монголов для обслуживания лагеря.

Никто из них никогда не имел отношения ни к атаману Семенову, ни к его казакам. Вы вспомните, что г-н Макмиллан в своих письмах утверждал нечто подобное о «казацкой охране» Экспедиции в Северной Маньчжурии. Похоже, что многое из этой нелепицы о казаках исходило из данного источника. С самого начала американские военные представители были очень радушны, и именно военный Атташе указал нам на факт существования развернутой клеветнической кампании против Экспедиции. Майор Констант, помощник военного Атташе, посетил лагерь Экспедиции в Чахаре и еще раз выразил свою готовность к поддержке в случае необходимости.

В опубликованной в «Вашингтон Стар» статье упоминается г-н А.П.Фридлэндер из Пекина, представленный в качестве моего уполномоченного в этом городе. Это совершенно не соответствует действительности. Г-н Фридлэндер – служащий Тихоокеанской Грузовой Корпорации, которая предоставляет нам транспортные услуги (эта пекинская фирма была представителем экспедиций Эндрюса и д-ра Гедина).

Нелепо утверждать и о каких-либо подозрениях в адрес Экспедиции среди монгольских властей. Многим из них известна моя нынешняя репутация и моя репутация в бытность мою в России, и они даже намекали, что кто-то из последних иностранных путешественников по Внутренней Монголии и прилегающим регионам пытался вызвать недоверие к Экспедиции. Вы заметите также, что факты о моей деятельности в Соединенных Штатах грубо искажены в этих статьях. Очень сходная статья, очевидно исходящая из того же источника, появилась в британском тяньцзинском ежедневнике «Пекин-Тяньцзин Таймс» от 24-го июня (копия статьи будет направлена Вам сразу же, как только мы ее получим). Редактор газеты признался, что источник его информации исходил из Калгана. Г-н Пауэл, автор статьи в «Чайнес Трибюн»Вероятно, ошибка, и имеется в виду уже упоминавшаяся «Чикаго Трибюн»., посещал Калган в июне, прибыв из Маньчжурии. Некоторые газетные заявления были упомянуты нам в Пекине еще до нашего отъезда во Внутреннюю Монголию, и несколько наших американских друзей предупредили нас о том, что кто-то в иностранной колонии в Пекине и Тяньцзине очень активен в распространении ложных слухов. Наши изыскания на месте показывают, что существует некий иностранный источник, вовлеченный в это дело, но это, разумеется, не оправдывает недозволительных действий г-на Пауэла. Мы будем держать Вас в курсе всех событий, хотелось бы лишь добавить, что до сих пор Экспедиция не имела никаких конфликтов ни с японскими, ни с монгольскими, ни с китайскими, ни с советскими властями. Поистине, кажется странным, что несколько лет назад те же газеты обвиняли меня в просоветских симпатиях, а сейчас, похоже, обвиняют в связях с русской Белой эмиграцией.

Научная работа Экспедиции развивается вполне удовлетворительно, приближается сбор семян. Мы уверены в хороших результатах и надеемся, что газетное злословие будет успешно остановлено и что все дело прояснится. С наилучшими пожеланиями,

Искренне Ваш, Н.Р.

---

 

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд