СТРАНА ТОДА

…У подножия гранитной скалы два жреца добывают огонь. Босые, в коротких черных тогах, укрепленных на одном плече, с длинными всклокоченными бородами, они согнулись над почерневшей палочкой. В палочке обугленными краями зияло отверстие. Один жрец вставил в него вертикально другую палочку и стал быстро вращать ее между ладонями. Нечесаные локоны его длинных волос рассыпались в такт вращению. Через несколько минут палочка оказалась в ладонях другого жреца, и он также сосредоточенно продолжал ее вращать. Наконец из отверстия показалась тонкая синяя струя дыма. Затлели красными огоньками осыпавшиеся кусочки дерева. Один из жрецов осторожно поднял угольки сухими листьями и подул на них. Вспыхнуло пламя. Его поднесли к стоявшему рядом медному светильнику.

– Мать, – сказал жрец, – мы зажгли священный огонь богини Текерзши.

– А где богиня? – спросила я.

– Там, – он морщинистым пальцем, обтянутым кожей-пергаментом, указал на пик Мукуртхи.

Над пиком и соседними вершинами курились голубоватые облака. Чуть выше облаков стлались лиловые тучи с ярко-багровыми рваными краями. В тучах полыхали зеленые ломаные стрелы молний. Солнце ушло за Мукуртхи, и призрачный сиреневый свет затопил вершины гор и узкие каменистые долины между ними. В этом внезапно наступившем сумраке гранитная скала как-то странно начала менять свои очертания, и только полукруглая хижина-храм еще выделялась смутным, размытым пятном на ее фоне. В разрывах туч яркими колкими искрами зажигались звезды. Одна из них выплыла из-за уже померкнувшего багряного края и, обгоняя другие, направлялась к Мукуртхи. «Спутник!» – мелькнула у меня мысль. И тут же рядом раздался чуть надтреснутый голос жреца:

– Что ты там видишь, амма [1]? Нашу богиню?

Оба жреца пристальным взглядом впились в меня.

– Нет, просто… – Я хотела сказать «просто спутник», но вовремя спохватилась. Спутник не был «просто» для них. Так же как и эти полуобнаженные жрецы, богиня Текерзши и огонь из обугленной палочки не были «просто» для меня. Все, что окружало меня в тот момент, своей странностью и необычностью стирало на какое-то время ощущение реальности. Реальным для меня была только движущаяся звездочка спутника, которая связывала меня с миром, откуда я пришла, и которую, как и меня, отделяли от мира, где я сейчас находилась, целые тысячелетия.

Из храма доносилось пение. Странный мелодичный мотив чем-то привлекал, но вместе с тем в нем звучало что-то мне чуждое и непонятное. Слова древнего языка лились свободно и уходили ввысь, к пику, где жила богиня Текерзши…

Стало совсем темно. Прохладный ночной ветер зашумел в кронах деревьев священной рощи. Пение в храме оборвалось, и жрец, кутаясь в черное одеяние, подошел ко мне.

– Ты еще здесь, амма? – спросил он.

– Да.

– Солнце ушло, и страна тода погрузилась во мрак. Иди в манд [2], к людям.

Я пошла…

…Склон горы порос густыми джунглями. Через джунгли наверх идет широкая тропа. Я поднимаюсь по тропе, и совсем неожиданно у самой вершины возникает необычный поселок. Покрытые тростником пять хижин, похожие на кибитки кочевников. Хижины обнесены изгородью, сложенной из грубых, неотесанных камней. Над полукруглыми кровлями кибиток-хижин нависает вершина горы. Чуть повыше виден загон для буйволов. Я останавливаюсь у крайней хижины. Из низкого входа ее, согнувшись, выползает человек. Он распрямляется и пристально вглядывается в меня. Человек высок, окладистая с проседью борода спускается на грудь, длинные волосы лежат по плечам, глаза, широко открытые, смотрят приветливо и немного испытующе. Путукхули [3], украшенный красными и черными полосами, скрывает руки и спускается чуть ниже колен его босых ног. В руках человек держит посох. И тут я сразу осознаю, что ничего подобного я не встречала в Индии и вряд ли смогу встретить. Передо мной стоял кто угодно, но только не уроженец Южной Индии. Относительно светлая кожа, длинный широкий нос, тонкие губы и светло-карие глаза свидетельствовали о том, что человек не имел отношения к дравидам Южной Индии.

– Здравствуй, амма! – улыбнулся человек.

– Кто ты? – спросила я его по-тамильски.

– Ол [4]. Тода.

– Как тебя зовут?

– Кедроз. Я живу в этом манде, – и, сдвинув путукхули на одно плечо, он освободил руку и жестом показал на хижину.

В это время появилась женщины. На них тоже были путукхули. Черные блестящие волосы женщин были закручены в тонкие локоны.

Одна из них, по-видимому старшая, приветливо поздоровалась и спросила:

– Амма, к нам в гости?

– Да.

– Ты пришла посмотреть, как живут тода, и потом больше не придешь?

– Я буду приходить часто.

– Чужие люди приходят к нам, – вмешался Кедроз. – Щелкают вот этим, – он показал на мой фотоаппарат, – и уходят. Они мало говорят с нами.

– Я буду жить здесь долго.

– Хорошо, – кивнул тода. – Если ты нам понравишься, будешь нашим другом.

Мы стали друзьями. Но не сразу. Весь первый месяц мы внимательно присматривались друг к другу. Тода и я было людьми из разных миров. Между нами лежали тысячелетия, и надо было преодолеть этот барьер. Тода жили при общинно-родовом строе, а я приехала из страны, где уже построили социализм. Мы всё понимали по-разному. Но наступило время, когда пришло обычное человеческое взаимопонимание, которое свойственно людям, даже очень разным. Оно положило начало нашей дружбе. И поэтому, когда Мутикен в порыве откровенности вдруг заявил: «Ты знаешь, Людмила-амма, после меня и Ивам ты самый популярный член нашего племени», я даже, кажется, не удивилась, что он назвал меня «член нашего племени». Правда, точка зрения Мутикена была несколько пристрастной. Отпечаток субъективизма и пристрастности всегда лежал на всем, что делал или говорил Мутикен из рода Карш.

По странным и пока труднообъяснимым причинам жизнь забросила осколок древнего народа в современный мир. На земном шаре этот осколок не единственный. И поэтому, чтобы попасть в прошлое, не надо придумывать машину времени. Современные средства передвижения, в частности «экспресс Нилгири», вполне подходят для этой цели. История сделала человечеству атомного века щедрый подарок. Она сохранила почти в неприкосновенности обычаи, традиции и социальную организацию племени, которое насчитывает не одну тысячу лет. И это, между прочим, в центре района, где построены капиталистические города, где существуют железная дорога и шоссе, где по горам шагают столбы высоковольтной передачи, где воздвигаются электростанции и плотины. Но тода упорно не поддаются влиянию цивилизации и продолжают жить так, как жили их предки в далекие времена. И вот уже второе столетие ученые бьются над загадкой тода.

О тода написано много. И хорошего и плохого. И полезного и бесполезного. Ни один из путеводителей по округу Нилгири не обходит их молчанием. Ибо тода – местная достопримечательность, так же как Утакаманд, плотина на реке Пайкара, летний дворец махараджи Майсура и ботанический сад. Путеводители нередко пишутся людьми, никогда не видавшими тода. А поэтому там иногда появляются строки, возвещающие миру об очередном открытии: «Тода – старейшее племя, мигрировавшее в Нилгири шестьдесят лет тому назад (?! – Л. Ш.). Они почти не работают. Мужчины выглядят поразительно. У них греческий профиль и римский нос» [5]. Как говорится, нарочно не придумаешь.

Ну а что сами тода думают о себе? Писать они еще не умеют. Но Пеликен из поселка Канделманд, который находится на окраине Ути, немного знает английский. Старательно выводя каждую букву чужого ему языка, он написал на замусоленной бумажке интересный и своеобразный отчет. В нем проявились способности его племени к четкому логическому мышлению и к определенному анализу – качества, которые удивили первых европейцев, вошедших в контакт с тода. Как истый тода Пеликен начал с буйволов. «Тода Нилгири, – писал он, – известны развитым культом буйволов. Тода – аборигены этого округа, населяющие различные части гор. Их жилища разбросаны но всему округу. Я думаю, что они первые человеческие существа этого округа. Тода были здесь раньше других племен, которые поселились здесь. Тода собирают дикий мед, дикие фрукты и едят их. Травы используют для лечения. Тода – пастушеский народ. Они верят, что буйволы были созданы для них, как единственный источник пищи и всего остального. Буйволы считаются священными животными, потому что составляют богатство тода. Ссоры и споры разрешаются на совете племени. Тода – веселые, добрые и мягкосердечные. Каждый род тода имеет храм, который используется для молитв, а также как ферма для дойки священных буйволиц. Молочные продукты, приготовленные жрецом в храме, распределяются среди людей поселка. В каждом стаде есть главная буйволица, на которую вешают священный колокол во время периодических кочевок на другие пастбища. Она священна. „Титул“ этой буйволицы наследственный. Тода поклоняются огню, горам, деревьям, рекам, небу, солнцу и луне. Земля, на которой живут тода, была создана богиней Текерзши. Богиня Текерзши – божество тода. Ей молятся, чтобы она защитила тода во всех случаях жизни и в ином мире. Тода не поклоняются идолам. В племени есть две фратрии: Тартарол и Тейвелиол. Существует десять родов в Тартар и четыре в Тейвели. Фратрии были образованы потому, что члены Тейвели становятся жрецами для Тартар, а члены Тартар не могут быть жрецами в храмах Тейвели. А в остальном они равны между собой. Члены одной фратрии с энтузиазмом участвуют в погребальной церемонии другой фратрии. Тода сжигают мертвых и приносят в жертву буйволов во время погребальной церемонии. Они считают, что буйволы, принесенные в жертву, будут использованы мертвыми в другом мире.

Деревни тода называются „манд“.

Тода выше среднего роста, хорошо сложены, у них длинные носы, правильные черты и красивые зубы. Путукхули – единственная одежда, которую носят мужчины и женщины».

Этому сжатому описанию, в котором схвачены все основные черты племени, мог бы позавидовать любой путеводитель. Но солидные издательства дел с тода не имеют. Для них тода – невежественные дикари, своеобразные экспонаты живого музея Нилгири…

…В октябре в Голубых горах буйно цветет мимоза. Ярко-желтые кисти ее пушистых цветов покрывают деревья и солнечно светятся сквозь тонкую резную листву. Над зарослями мимозы стоит желтоватая дымка, сотканная из лучей солнца и цветочной пыльцы. Эти заросли яркими пятнами покрывают страну тода и неугасимо горят в голубизне близких и далеких горных вершин и пиков. Всюду, куда ни бросишь взгляд, на многие мили вокруг тянутся горы. Древние горы тода – царство солнцеликой богини Текерзши. Почти в центре Нилгири высится вершина Додабетта. Она поднялась на 2633 метра над уровнем моря. На Додабетте я побывала в один из первых дней моего визита в Нилгири. На голой небольшой площадке ее вершины даже в самое жаркое время дует пронзительный ветер, от которого коченеют руки и лицо. Если посмотреть на запад, то там за голубеющими вершинами бесконечных гор видны причудливые очертания священного пика Мукуртхи. Где-то за его изломами живет богиня. Щедрое тропическое солнце освещает глубокие ущелья, гряды гор, похожие на застывшие гигантские волны океана, заросли джунглей, тихие зеленые долины, извивающиеся ленты рек. К вечеру над вершинами появляются сначала незаметные дымки, потом они становятся гуще, в них, странно меняя свои очертания, борются синий и лиловый цвета. Кажется, что каждая вершина превратилась в вулкан и эти вулканы неожиданно начали действовать. Но они действуют безмолвно, и в чистом горном воздухе стоит звонкая, ничем не нарушаемая тишина. А дымки все растут и закручиваются в огромные клубы черно-лиловых туч. Они медленно ползут, переваливая с вершины на вершину. За тучами и горами полощется пурпур закатного неба. Солнце уходит за Мукуртхи, и небо в той стороне полыхает ровным багровым пожаром. Призрачный ало-сиреневый воздух затопляет Нилгири, а с востока на небо медленно спускается черно-звездный полог. Долины уже накрыла ночная тьма, и сквозь нее ярко блестят огни Утакаманда, Кунура и Котагири…

С вершин гор, расположенных к западу от реки Пайкары, видны плато Кералы и Майсура – голубые каменные громады, разрезанные глубокими каньонами. И в первозданных каменных громадах, и в застывших волнах вершин и в беспредельности неба есть что-то глубоко древнее, я бы сказала, даже библейское. Так должна выглядеть страна, где живут боги и патриархи. Так выглядит страна, где живут тода и жили их предки…

Тода некогда были многочисленным племенем, которое заселяло горы Нилгири. В небольшом местечке Чамараджанагар в Майсуре сохранился камень с надписью на языке каннада. Она была высечена при великом императоре Вишнувардхане из династии Хойсала в 1116 году. «Великим министром Биттидевы (Вишнувардханы. – Л. Ш.), – гласит надпись, – который устрашил тода, загнал конга в подполье, перерезал Полува, обрек на смерть малаяли, напугал короля Кала, вошел в Голубые горы и посвятил их пик богине победы, был Пуниса». Далее надпись повествует о том, что Пуниса, захватив Голубые горы, стал властителем Кералы. Надпись Вишнувардханы – пока самое раннее упоминание о племени тода. Летописец императора упомянул тода вместе с населением страны Конгу и Кералы. И так же как о победе над крупными народами камень повествует об «устрашении тода». Вряд ли «устрашение» немногочисленного и незащищенного племени удостоилось бы упоминания на камне. С тех пор прошли сотни лет и многое изменилось в стране тода…

В центре Голубых гор вырос город Утакаманд, по склонам вершин, где раньше паслись буйволы тода, легли темно-зеленые полосы чайных и кофейных плантаций, а самих тода осталось совсем немного.

К северу и югу, к востоку и западу от Утакаманда на вершинах гор разбросаны редкие поселки, или манды, тода. Между ними мили, а иногда и десятки миль горной дороги, петляющей среди оставшихся еще кое-где зарослей джунглей, между обрывистыми скалами каньонов. Дорога иногда исчезает, а иногда переходит в незаметную тропинку, ведущую на вершину.

На вершине расположены хижины тода. Эти жилища напоминают разрезанные пополам огромные бочки, срезом поставленные на землю. Окон в хижине нет, и только в передней стенке прорезан вход, размером не более одного метра на метр. Войти в хижину нельзя. В нее вползают на коленях.

После яркого солнца в хижине кажется очень темно. Но вот глаза постепенно привыкают, и можно уже различить отдельные предметы. Первое впечатление – будто находишься внутри большой кибитки. Изогнутые жерди, черные от копоти, поддерживают крышу и стены. Земляной утрамбованный пол чисто подметен. Пахнет дымом, буйволиным молоком и топленым маслом (гхи). Этот специфический запах прочно въелся и в самих обитателей хижин. На передней стене прямо над входом вырезано небольшое треугольное гнездо. В нем установлен светильник, наполненный гхи. Коптящее пламя фитиля ровно горит в теплом густом воздухе помещения. Под светильником висит сделанное из ветвей дерева изображение буйволиных рогов.

Хижина довольно просторна. Справа и слева от входа тянутся прижатые к жердям глиняные суфы. На них лежат циновки, дырявые шерстяные одеяла и путукхули. Левая суфа не доходит до задней стены. Между нею и стенкой в земле вырыто углубление для очага. Над углублением стоят два плоских камня. В горшке, помещенном на камнях над огнем, варится рис, кипятится молоко или готовятся овощи. Тода – вегетарианцы. Зерно, овощи и молоко – их основное питание. Дым от очага поднимается к жердям и, не распространяясь по хижине, через крышу уходит наружу. А тепло очага задерживается в хижине. Зимними холодными ночами здесь всегда тепло, летом прохладно, а в дни дождевого сезона сухо. Над очагом сделано несколько полок, где аккуратно расставлена вымытая кухонная утварь. Традиционные высокие бамбуковые сосуды, в которых держат молоко, масло и простоквашу, оплетены простым изящным узором из тонких бамбуковых лучин. Из них же сплетены и ручки к этим сосудам. Рядом с ними помещаются медные стаканы, сито для просеивания риса, какие-то бутылки, пузырьки, коробочки, ящички, плоский бидон из-под керосина с фирменной маркой «Барман Шелл», глиняные горшки. У самого конька крыши к жердям прикреплены аккуратные вязанки дров и топор с узким лезвием и длинной деревянной рукояткой. Неподалеку от топора за жерди засунут широкий изогнутый нож-секач. Им тода обычно рубят ветви деревьев и кусты. Ближе к передней стене висит сбивалка для масла. Это бамбуковая тонкая палка, расщепленная на конце на четыре загнутые внутрь «лапы». Каждая вещь в доме имеет свое строго определенное место. А если она традиционна, то у нее есть и свое название. Низкий вход в хижину закрывают доской, которую изнутри подпирают камнем. Закрытый вход не дает возможности проникнуть в хижину ни тигру, ни незваному гостю. Обычно тода удаляются в хижину сразу после захода солнца. Чаще всего в манде стоят три-пять жилых хижин. В крупных поселках до десяти. Некоторые хижины размером 3 х 4 метра, некоторые – 4 х 5 метров. Они расположены очень близко друг к другу, перед каждой из них имеется небольшой дворик, отгороженный или земляным валом или камнями. За жилыми домами помещается загон для буйволов. Он обнесен сложенной из неотесанных камней круглой стеной с узким проходом, заложенным жердями. Такой же стеной отгорожен и храм, который внешне ничем не отличается от обычной хижины. Метрах в двадцати от храмовой изгороди поставлены вертикальные камни. Это граница храма. Женщины тода не могут ее пересекать. Позади храма находится второй загон. Там содержатся священные буйволицы. Общую картину манда дополняют несколько небольших обычной формы хижин, построенных для телят.

Манды тода расположены, как правило, в живописных местах, неподалеку от рек и горных потоков, на опушках джунглей и священных рощ. По Голубым горам разбросано более восьмидесяти мандов тода. В каждом из них живут люди, принадлежащие к одному и тому же роду. Во главе манда стоит старейшина. За три месяца моего путешествия по стране тода мне удалось посетить двадцать мандов и подробно познакомиться с их обитателями.

Властительница страны тода – богиня Текерзши была, по всей видимости, ко мне благосклонна, и поэтому мне удалось там увидеть много необычного и интересного.

---

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд