Рериховская библиотека
1948
20 января
Больше никаких сведений о том, что Н.К. нет более на физическом плане, я не получал. Единственной была эта весть американского радио. Даже в московских газетах ни малейшей заметки. Жду ещё «Славяне», где когда-то появилась статья Н.К. Так советская власть ценит своего самого выдающегося, самого чудесного Духа! Того, кто принёс в жертву Русской Земле кровь своего сердца, свою жизнь. Все эти годы он ждал возможности вернуться на родину. Если реальным было его прошение о визе, то, значит, был ожидаем поворот в существе и психике государственного устройства. Перед уходом Н.К. пришлось пережить два великих потрясения: экономический хаос в России и провал конференции министров иностранных дел. Кто знает, какие военные походы в иностранной прессе направлены против России? И всё это пережило огненное сердце!
Мы собирались несколькими маленькими группами, вспоминая Н.К. Я прочёл посвящение моего сердца. Это были моменты глубокого и трогательного переживания. Между нами сияла большая дружба. Собирались мы и как обычно, у Рождественской ёлки. Как хотелось бы, чтобы среди всех, всех, всех была истинная сердечная дружба! Что с того, что кто-то, быть может, горит меньше, кто-то медлительнее, что у иных поярче ошибки или недостатки, – ведь кто же из нас без изъяна? Лишь бы друг всем сердцем желал отдать себя на общее благо, лишь бы жаждал принести хоть крупицу для великого сотрудничества и служения будущему. Сколь терпимо и благоговейно Учение подходит к каждой личности, несущей в себе лучик света и желающей этот лучик отдать другим. За последний месяц я выписал из книг Учения и также из писем Е.И. и статей Н.К. темы о молитве, о житейских проблемах и об «искусстве творить взаимоотношения». Выписывая по последнему вопросу, я переживал большую радость и волнение. Какая невыразимая чуткость, какой пиетет, какое благородство, перед которым мы можем только в благоговении склонить голову и учиться, учиться и подражать. Каждый цветок на лугу мил Мастеру, каждого Он желает видеть в кооперации великой Красоты. Последнюю тему я спешно переписал и для Гаральда, в маленький блокнот. Этот чудный человек, который может быть божественно нежным и полным жертвенности, всё же ещё не может одолеть (хотя и редко) мгновений своих взрывов. И взрыв ведь не может быть объективным. В таких случаях сердце так болит! Но я верю, я знаю, что и моя книжечка принесёт благословение. Гаральд за последние годы сильно вырос. Но ему всё ещё надо опять и опять сдерживать свой темперамент крепкими вожжами. Ибо тогда его громадный потенциал свершит великие дела. Он так много хорошего делал и для меня, и в практическом, бытовом плане. Когда было трудно, нежданно приходила поддержка от друга. За многое я благодарен ему. И наша дружба абсолютно необходима, и всеми силами я пытаюсь вносить в неё новые, огненные опоры, и дружба стала истинно органичной. У него я учусь и глубокому пониманию проблемы Русской Земли, ибо никто так не любит эту родину будущей расы, как Доктор. Теперь он мечтает о путешествии в Ташкент, хочет участвовать в экспедиции ботаника Коровина в горах. Пусть ему повезёт!
Чувствуем, что наша маленькая группа, наша батарея сердец, так необходима! Только ещё больше следовало бы ассимилировать сознания. Ибо Доктор и Якобсоны – люди иного темперамента, чем Драудзинь и чета Пормалис. Но если есть горение сердца, то и внешние формы рассеиваются. В день Нового года я прочёл посвящение своего сердца нашим ушедшим друзьям. Как много их, как много лучей света геройства духа они оставили в моей земной жизни. Эту чудесную плеяду воителей духа открыл наш Феликс, наш огненный земной учитель, затем – Клементий, Аринь, Сеглинь, Велта, Залькалн, Мисинь, Виестур и, наконец, Юлите – эта наиболее чуткая душа, которую в средние века приравняли бы к святой. И затем – Н.К., наш духовный, огненный Отец. Какая рать воителей Грааля горит ныне в Горнем Мире всеми огнями сражения за благо человечества.
Свою работу о перевоплощении ещё в ноябре я отдал перепечатать на машинке, но пока не видел её в готовом виде. Затем завершил Темы [1], ещё пытаюсь закончить выписки о Братстве. Элла за время болезни перевела книгу Кюбера, полную легенд, о трёх свечах Вероники, просит меня, чтобы я сделал редакцию. И опять надо будет браться за мой самый заветный труд – о Братстве Грааля. Первый том книги почти готов, только некоторые главы выросли в слишком индивидуальную тему, надо объединить. К примеру, «Община старейшин на Сионской горе» и «Путешествие в земной рай» в процессе работы развернулись в отдельные исследования. И новые материалы для этой части теперь трудно найти, моя библиотека всё более ограничивает своё духовное лицо, спецфонд, напротив, сильно вырос. Там и шесть моих книг. Несколько книг я выписал из библиотек России. Если возгорится огонь творчества, то и материалы придут. В скором времени надо будет браться за вторую, эзотерическую часть, которую я начал уже десять лет назад.
Да, какой духовный голод в русской молодёжи, кто утолит его? Теперь их кормят готовыми формулами, которые всегда далеки от сердца и ускользают от ума. Когда же придёт наконец великое возрождение духа?! Конечно, основы героизма укрепляются, «джинны строят храмы». Всё же есть некие неосознанные, светлые искания, некий тайный непокой духа, тоска по давно забытой романтике, чистой красоте жизни по примеру подвижников духа. Прогресс ощутим даже во внешних формах, но очень медлительный. Самое радостное, что безбожие больше не пропагандируется, мне кажется, что все подобные учреждения закрыты. Даже книги в новом издании откорректированы. Даже схема библиотечной классификации теперь уже не указывает «борьбу с религией». Это всё же продвижение. Но внешне всё покрывает пелена. Кто же её раскроет? С одной стороны, реформа, с другой – неразбериха. Нечто подобное и в экономической отрасли. Магазинам разрешено работать только с 9 до 6 – это время работы чиновников. Так, со спекулянтами на базарах борьбу ведут, но в магазинах у них простор для деятельности. Единственно хлеб можно легко купить. Спасибо и за это. И все цены сравнительно ниже. Это всё же продвижение. Случилось бы потрясение, проснулся бы дух! Зажёг бы духовный переворот неисчислимые чистые сознания! Это – наша самая заветная мечта.
1 марта. Понедельник
Хотя январь был отмечен психическими натисками и затруднениями, и атмосфера была полна какой-то тяжести, в феврале дух опять смог взлетать высоко, и физическая оболочка не мешала. Пытаюсь умножить сознание всеми силами, экономить время для самых необходимых дел, и всё же мало ещё я сделал. Вечера проходят по-бытовому, очень импульсивно. К счастью, на работе могу заняться переводами, могу и для своего заветного труда выбрать мгновения. Так создавалась и моя книжечка об искусстве творить взаимоотношения, копию которой я отослал Гаральду.
Делал я её с самыми добрыми чувствами, в убеждении, что этот вопрос для всех нас более всего актуален, что только на основе тонких, чутких отношений можно строить нечто по-настоящему вечное. Может быть, всё же это была моя внутренняя борьба с взрывной природой Доктора, ибо, хотя он за последние годы значительно себя гармонизировал, всё же не всегда его отношение к друзьям и к другим людям было соизмеримым. Моя внутренняя сущность всегда стремилась незаметно на него влиять, чтобы «лев» преобразился в могучую силу, но мой метод не всегда был успешным. На этот раз в книжке я кое-что подчеркнул, думая, конечно же, о себе. Гаральд прислал наконец мою книжечку обратно, сам сделав новую копию для себя. Думаю, всё же мой труд не был напрасным. И затем я написал тёплое письмо, что нам вместе нужно бы стараться видеть и искать в другом не то, чего в нём не хватает, но то, что он в силах и может дать. Ибо излишне тщательно «осматривая» слабые места в доспехах своего друга, мы не помогаем ему укреплять их, но только обременяем его своими мыслями и даже задерживаем. Нужно проявлять всё тепло дружеского сердца, чтобы реально, на самом деле помочь другому. И далее я писал, что нам следовало бы настраивать наше сознание на один тон выше, что мы должны вновь и вновь пробуждать непознанные огни, что наши друзья ещё слишком мало активизируют своё внутреннее горение.
В январе, после длительного отсутствия, приехал из Вильнюса Дабкус, один из духовных сыновей Серафинене, наверное, тот, который ей ближе всего и ближе к Учению. Вторым был художник Вайткус, он нам с Гаральдом нравился из-за его большой простоты, сердечности и подвижности. Дабкус изучает педагогику, работает в университете в качестве аспиранта. Он на самом деле – милый человек, завоевал наши симпатии. Серафинене написала письмо с вопросом, что делать с её самыми священными вещами, если ей пришлось бы уйти с этого плана, что она будто бы чувствует себя больной и слабой. Я ей ответил длинным письмом, успокаивал, что нам ещё надо дождаться осуществления нашей великой надежды – приезда Е.И. Мы пригласили Серафинене в скором времени к себе в гости.
И в эту пятницу внезапно явилась из Каунаса целая делегация: Бирута с четырьмя своими друзьями. С ними была и Регина, сестра Юлите, которая только недавно подошла к Учению. Они привезли письма мне и Доктору и побольше – Обществу. И тут-то настало главное испытание для Доктора. После поездки в Каунас и ещё раньше в его сознании осело нечто резкое против Вайтекунаса. Начало этому было положено нападками его и Бируты на Юлите. Но позже Юлите заверяла, что это уже преодолено, сглажено, что среди них сотрудничество и дружба. В дальнейшем однажды, когда из Каунаса кто-то приезжал к Гаральду за лекарствами, он дал с собой письмо для Юлите, где в какой-то фразе уничижительно выразился о Вайтекунасе. В его натуре – жить экстремальными отношениями. Я, узнав об этом, после ухода Юлите написал Регине, чтобы отыскала последнее письмо Доктора и при случае прислала мне обратно. Но оказалось, что упомянутая фраза стала известна некоторым членам Общества. Чтобы реабилитировать своего друга и руководителя, Бирута вместе с другими старшими членами созвала общее собрание, где зачитывалось и это оплошное письмо Доктора. Разумеется, письмо произвело обратное впечатление – ещё больше выросло уважение к Вайтекунасу и также единение среди друзей. И, таким образом, они написали общее письмо нам, которое подписали все члены, в том числе и вильнюсские, Серафинене и другие. В этом послании идёт речь о единении и возвышается Вайтекунас. Мой милый, добрый друг, что же я мог поделать? Твоя чудная героическая натура ещё слишком импульсивна, её придётся ещё и ещё сдерживать золотыми вожжами. Верю, что события последних дней (может быть, и моя книжечка [2]) принесут на самом деле Тебе, как и нам всем, благословение, обновление. Гаральд ныне действительно уже не тот, каким был несколько лет назад. Он сильно вырос. И теперь он преодолеет свою сильнейшую привычку – резкое осуждение. В пятницу вечером состоялось первое собрание, с нашей стороны, кроме Доктора и Екатерины, были Якобсоны. Бруно очень неумело защищал Гаральда. И Гаральд был огорчённым и несообразительным. Было очень тяжко. Воскресным утром дальние гости пришли ко мне, из наших не явился никто, кто был приглашён, даже Доктор. Я его понимал. Но зато у нас получилась по-настоящему сердечная беседа. Под конец пришёл и Яловецкас, один из пяти, у него с Гаральдом был длинный разговор, он его действительно растрогал и преобразил. Расстались очень сердечно. За это мне было очень радостно. Литовцы действительно выросли. Они движутся вперёд. В их выступлениях уже ощущается опыт, в то время как раньше виделась одна лишь юношеская пылкость. В три часа у Екатерины собрались многие наши друзья. Было много чувств наивысшего напряжения и истинной дружбы. Мне нравилось, что наши гости вели себя очень дружно и кротко, хотя мы уже второй раз причинили им боль. Был обмен новыми мыслями. Нам было чему поучиться. Конечно, то, что они теперь начали писать доклады и т. д., – это и наш старый опыт, но мы ныне на этом практическом поприще стали медлительнее. Они прочли и чутко написанный устав Общины (я подобный когда-то составлял, и Е.И. даже его утвердила, но эти положения «отложились», ибо начался полный конфликтов 1940 год). Они принесли нам и новые импульсы единения. На моё сознание воздействовал какой-то неведомый чудесный Магнит. Странно, ведь дальние друзья так часто приезжали к нам. Хотя я уважал их духовную активность, однако сердце как-то оставалось отрешённым от них. Но на этот раз запруда сердца прорвалась. Чувствовал необычное тепло и любовь. Великое беспокойство последних дней превратилось в расцветающий чудный цветок. Поздним вечером мы очень сердечно простились с ними. Я передал им (как ответ на их общее письмо) для вручения Вайтекунасу мою книгу с надписью для него: «Пусть от сердца к сердцу собратьев протянутся серебряные нити...» Не знаю, кто он. Мне всё ещё он кажется какой-то самобытностью или загадкой. Но пробую увидеть его глазами его друзей. Они ведь много хорошего о нём рассказывали. Верю, что мне удастся узнать его поближе. Милый Гаральд, это были для Тебя часы тяготы и испытания... Но верю, что Ты это преодолел, переплавил, освободился, ибо, истинно, знаю Твою чудную Сущность. Этим воскресным утром среди дружеских бесед я защищал Тебя огнём сердца. Сегодня я отослал Гаральду письмо, где подробнее описал все мои переживания.
Так неожиданно нас иногда ожидают испытания. Кто знает, что ещё будет впереди.
19 февраля мне миновало пятьдесят лет. Кажется невероятным! Не ожидал, но друзья вспомнили. Моё единственное душевное желание – лишь бы я с каждым шагом мог приблизиться к духовной ясности. Столь много работы ещё впереди. Спасибо Тому, Кто мне помогал и давал возможности. Даже сегодня у меня хватает времени писать эти заметки и письмо друзьям.
Свою статью «Века» я читал 24 февраля, на заседании кружка молодых друзей. Завершу завтра. Единственная моя мечта – идти вперёд в непрестанной духовной деятельности.
5 апреля
Сегодня прилетела к нам неожиданная, чрезвычайная Весть. Мы получили письмо от Ольги Крауклис из Москвы. Она туда поехала просто в гости, но её поездка неожиданно приобрела особый смысл, задание. Она пишет: «Спешу Вам сообщить радостную весть: только что узнала, что Е.И. едет в Москву. К сожалению, слухи об <уходе> Н.К. подтвердились. Она сама об этом пишет, с глубокой печалью. Грабарь думает, что он умер от рака. Е.И. едет с Юрием, везёт с собою картины. Уже находится в пути. Я в таком состоянии, что должна сейчас же поделиться с Вами. Буду дома, наверно, в среду...»
Слыхал ли кто более великолепную весть? Что может быть более радостное, волнующее сердце? И все-таки эта долгожданная Весть покрыла радость сердца пеленою печали. Да, это на самом деле так, нет уже сомнений, нет ни малейшей возможности надеяться: Н.К. ушёл. Он ушёл близко к Вратам Нового Мира, но путём особой жертвы, особой самоотверженной жертвы. Всё же его уход имеет космическое значение. Второе – путь Е.И. обратно на Родину также путь чрезвычайной жертвы. Он тоже «подобен смерти». Это путь трансмутирования грубейших энергий. Это абсолютная готовность на всё. Е.И. – тончайшая душа, с самым хрупким телом, можно представить, как она будет чувствовать себя в многомиллионном городе, среди грубых разрушительных стихий! Мы всегда думали, что она остановится в Москве только на короткое время, и потом будет жить за городом. Она уже стократно страдала, страдала за человечество, страдала за Н.К., но кто же сейчас будет её защищать и беречь, среди отравленной бешеной жизни? Хорошо, что Юрий с нею. Так пришло великое Разрешение. Час пробил. Будем готовы получить эту великую Радость. Но ещё печаль – готовы ли мы на самом деле, достойны ли? Выросли ли мы хоть немного за эти девять лет, когда прервалась нить нашей переписки? Не была ли наша эволюция слишком медлительна? Победили ли мы недостатки в себе? Заострили и повысили благие качества? И ещё – сделали ли мы в эти годы что-то ради Блага Общего? Е.И. – наша Совесть. Как мы сможем смотреть в Солнце её сознания? Первый её вопрос ко мне будет: как ваш Труд?! Что я скажу – что остановился на первой части, что вторую книгу ещё совсем не начал; что писал временами и другие работы, но тоже так мало, что нельзя хотя бы отчасти соизмерить с Заданием, мне порученным. И теперь, перечитывая посланные мне и Гаральду письма, снова переживаю, с каким доверием она меня призывала и вдохновляла взяться за эту работу. Потому вновь, ещё и ещё, надо напрягать мгновения дня. Надо работать, работать, всё сделанное соизмеряя мерилом самой абсолютной необходимости. Не забуду Голос: «Сосредоточься только на одном, сосредоточься в Духе!»
Недавно был День Учителя. Долго размышлял, долго готовился к нему. Думал: какой же цветок посвящения сердца мог бы преподнести в этот великий день? Как-то, когда я шёл по солнцем залитой улице, в сознании зазвучал мотив «Священной беседы», чудесные, вдохновенные Стихи, только спустя долгое время мог опять писать. Ведь в марте психические давления были истинно тяжёлые. Когда писал, переживал мгновения подлинной сердечной радости и благодарности. Испытывал переживания, что словами невозможно и нельзя выразить. Для меня теперь стало любимым понятие воина – рыцаря Грааля, что может быть прекраснее! Хотя когда-то, в молодости, я был пацифистом, но, возможно, под влиянием Толстого, внешне, не внутренне. Свою «Священную беседу» в День Учителя я прочёл дважды – у Екатерины и вечером, у себя дома. Да, там много приготовлений. И все-таки в этот великий День было что-то космически тяжелое. Была большая сердечность, большая дружба, но в сердце была какая-то боль. И чёрные звёздочки мелькали. Происходила какая-то невидимая битва. Кто знает, не было ли в эти дни нападения в Москве. Кто знает, не были ли там упомянуты и наши имена. Дело в том, что Крауклис, приехав в Москву, пошла навестить и своего знакомого инженера В., которому мы послали книги Учения. Бывали <у него> Ренкуль, Драудзинь, Качалов. Жаль, что мы соприкоснулись <с ним>. Впоследствии оказалось, что хотя он и уважал книги Учения, но слушался астральных диктантов, которые получала какая-то его знакомая, считавшая своим учителем Кришнамурти. Вообще в этих диктантах много неправильного и даже пошлого, о чём не хочется упоминать. И сам инженер сектант и человек, не умеющий охранять Доверенное. В тот день, когда Крауклис пошла к нему в гости, оказалось, что он арестован. Она об этом нам сообщила иносказательно, открыткой. Вскоре после этого была арестована и Ольга Рич., одна из тёток Качалова, которая больше всего интересовалась Учением и которую посещала Екатерина. Позже Крауклис нам прислала новую открытку об этом случае, писала, что Ольга Р. взяла с собою семена Сада М. (т.е. книги), а также письма с советами, как ухаживать за садом, значит – письма Качалова и Екатерины. Инженеру и я когда-то послал два лаконичных письма. Они все теперь, быть может, попали в руки «исследователей». Безумие Качалова, что он по почте посылал длинные письма. Что же сейчас вообще по почте можно писать, на радость цензуре? Вторая ошибка Качалова: он получил от другой тётки предупреждение, что, кажется, Г. (мать теософского движения) сильно больна, что с нею будет, не знают. Чтобы не привозили больше с собою вещи по списку, т.е книги. Любой ребёнок мог бы понять, что здесь выражено предупреждение. Но Качалов в своей обычной «рассеянности» это письмо, наверно, не прочёл до конца. Его супруга случайно прочла после его отъезда в Москву, когда было уже поздно. Да, две недели назад до Качаловых дошла неожиданная весть. Председатель Всесоюзного общества композиторов известил председателя нашего Художественного управления Рокпелниса, чтобы спешно послал на съезд Союза композитора Качалова. Они думали, что ему будет доверено какое-то особое задание, что его композиции теперь будут в большом почёте (особенно после нападок на оперу Мурадели!). Притом было известно, что какой-то дядя Качалова, влиятельное лицо в культурных кругах, заботится, чтобы Качалову открыли путь наверх. Когда он недавно гостил в Ленинграде и Москве, этот родственник познакомил его с музыкальными критиками, даже какая-то знаменитая певица взяла его песни в свой репертуар. Это все было настолько привлекательно, и особенно замечательное приглашение из Москвы, что не было удивительно, что Качалов спешно сел в самолёт и полетел в центр Культуры. Но прошли дни, жена Качалова начала волноваться, что от мужа нет известий. Тогда пришла открытка от Крауклис и другие известия. Уже прошло две недели, и нет больше сомнений, что Качалов попал в тонкую ловушку. Бедный Качалов, какая сила духа и мужество ему теперь необходимы! И мы одно время были неспокойны. Теперь чувствуем, что это единственное соприкасание с некоторыми москвичами не имело большого значения, потому что они не были теми людьми, что понесут ключи будущего. Тётки Качалова – добрые люди, это всё было, но понимали ли они Учение как свой насущный хлеб? Все это покажет будущее и итог испытаний. Не знаем, какие течения и дорожные камни ещё у нас впереди. Всё же верим и чувствуем, что до Риги это дело не дойдёт. Очень ждём приезда Крауклис, она расскажет подробнее. С помощью Учителя пойдём дальше!
Ночью 18 апреля 1948 г. Рихард Рудзитис был арестован и осуждён Особым совещанием на 10 лет заключения в лагере строгого режима в Коми АССР.
Освобождён и реабилитирован осенью 1954 г.