1943

15 февраля. Понедельник

Много воды утекло. Каждый день теперь – событие, несколько месяцев – как эпоха. События всё ещё сгущаются. Чувствуем – взрыв близко. Как всё произойдёт – это мы своим разумом охватить не можем. Всё происходит необычно, нежданно, и всё же, может быть, как ожидаемое. Ибо потоки развернулись, по сути дела, так, как сердце предвидело. В конце минувшего года мы немало гадали, что же произойдёт на Рождество? Так много предсказаний сплеталось вокруг этого срока. Но мы хотя и знали, но ясно в своём сознании не продумали, что сроки редко связываются с голыми фактами, что поворот событий надо рассматривать в их самом широком, часто имманентном русле, что видимое для человеческого глаза может являться малозначимым, что причины планетарных сдвигов скорее всего следует рассматривать – притом наиболее безошибочно – глазами сердца. Может быть, современной перемене соответствует и какой-то зримый феномен – американо-английский десант в Марокко в начале декабря, – но фактическое продвижение началось намного раньше. Именно после десанта мысль всего человечества начала ясно понимать, что сила немецкой армии теперь уже стремительно падает, что никакая земная власть более не сможет удержать её в равновесии. Это ясно можно было видеть во время Рождества, когда по иностранному радио упомянули о 22 дивизиях, окружённых под Сталинградом, что позже оказалось горькой истиной. Также упоминали о множестве немецких дивизий, которые погибли или попали в плен. И это тоже окажется истиной. Ибо, судя только по немецким сообщениям, читая между строк, можно было понять, что взятие Сталинграда требовало чрезвычайных жертв. И сталинградская трагедия официально признана в январе, а в конце месяца уже сообщили о гибели целой армии, объявив потом «всеевропейский» траур, отменив на несколько дней все представления и т. д. И о чём же потом думали все остальные, оставшиеся в живых немецкие армии? И после того, когда им пришлось стремительно отступать с Кавказа и с Волги в страхе оказаться опять окружёнными? И эти опасения были вполне обоснованными, ибо русской армии теперь так мощно и чудесно везёт, словно Высшая Рука ей помогает. И мы думали: может быть, и правда, что у русских раньше ничего не получалось; даже в случаях, когда победа была обеспечена, они не умели использовать обстоятельства. А теперь победа неотвратимо принадлежит им. Кто знает, не произошли ли какие-то органические изменения? Это мы больше всего изучали и обсуждали, но что можно видеть на огромном расстоянии? Ясно одно, что авторитет и влияние военного руководства в России значительно выросли. Система политруков ликвидирована, хотя бы внешне. Власть переходит в руки молодых генералов. Формально Красная Армия переименована в Русскую Армию. Вводят старую форму для офицеров. Это хотя и второстепенно, но, кажется, влияние партии становится всё меньше. О религиозной свободе в теперешней России рассказывают всякие анекдоты, но доля правды в них всё же есть, ибо Сталин обещает любую возможную плату, лишь бы спасти Россию и вместе с тем и себя. Нынешний девиз в армии: «За Родину!», и не столь уже часто: «За Сталина!» Но придут и туда радикальные изменения. Это время ещё всё же не пришло, сначала должно быть уничтожено всемирное господство немцев. Раз и навсегда в нещадных бурях судьбы будет стёрт из сознаний миллионов бесчеловечный лозунг: «Deutschland uber alles!» [1] Раз и навсегда должен погибнуть антагонизм рас и сословий. Раз и навсегда должна быть уничтожена привилегия партийных книжечек. Мы вошли в новую Эру Света, и ничто больше не сможет удержать сокрушительных ударов сурового урагана, который низвергает и сметает старые дикие обычаи. Да, многим кажется странным, что именно теперь русской армии так везёт. Некоторые рассказывают, что им приходят на помощь «орды азиатов» или дивизии монголов, что в Сибири ещё есть нетронутые фабрики, которые интенсивно производят необходимое для войны. Это всё верно, но главным и наиважнейшим является психологический момент – русские защищают свою родину, свой народ, своё будущее от западных варваров, которые пришли якобы во имя культуры. И хотя их собственное ярмо невыносимо, хотя условия их жизни ужасны и нет свободы духа, они всё же в глубине своих сердец чувствуют, что они выдержат это последнее труднейшее, жесточайшее испытание, если не поддадутся панике; и если придётся умереть, то умрут как герои; тогда воистину их ожидают совсем иные условия, новые возможности, свобода в истинном значении слова, тогда они смогут освободиться от бессмысленного гнёта и создать на самом деле идеальное государство на земле. Ибо именно им, русским, доверены ключи государства Будущего. Им Обещано то, что ни одному народу до сих пор не обещалось. И как бы ни было подавлено сознание многих, как бы мышление множеств ни было привязано к материальному, однако их потенциал, столь глубоко потрясённый и огненно очищенный, истинно проснётся и уже просыпается. И маленькой Латвии, тем, кто сознателен в ней, будет дано счастье участвовать в организации, строительстве новой России. Если только Латвия, особенно в последнее время, не сгребёт на свою голову «пепел и угли» – новую карму, если ей только не придётся опять искупать её в ближайшие дни, если только опять ураган не пронесётся на краткое время над маленькой Латвией. Многие живут так, словно совсем не пострадали, словно ничему не научились, – тупые и эгоистичные. Но есть немало и чутких, преданных сознаний. Именно благодаря этим огненным сознаниям Латвия всё же будет охранена. Латвия всё же под Щитом, это давно сказано. Ясновидящие видят магическую защитную дугу над Латвией. Что бы ни случилось, в конце концов будет хорошо. Ибо мы никогда ничего не получаем, чего не заслужили или на чём нельзя учиться.

Последние события таковы, что русские, пробиваясь из Воронежа, дошли наконец до Ростова, что на Кавказе около Новороссийска окружены новые немецкие армии и, наконец, русские заняли Харьков. Рассказывают, что немецкая армия отступает в панике. Ибо, во-первых, солдаты боятся, как бы не попасть в окружение, во-вторых, у них свежа в памяти трагедия Сталинграда, которая вызвала глубочайшую депрессию, далее – большая обида на руководство, сознательно позволившее целой армии погибнуть. Нет больше уверенности, и это тянет вниз. И, кроме того, отступлению мешают толпы беженцев, которыми полны все дороги. Говорят, что и в других войнах именно беженцы были причиной гибели целых армий. И здесь, <в Латвии>, на лицах немецких солдат читается усталость. Шумные немецкие солдаты стали как тени. И кто знает, что ныне происходит в самой Германии? Во-первых, систематические и болезненные налёты английской <авиации>. Затем – трагические известия с фронта. Говорят, что в народе бурлит недовольство. Кто-то сам слышал в зале оперного театра, когда погас свет, выкрики: «Долой Гитлера! Мир с Англией и Америкой!» Подобные стихии пробуждаются и в других местах. Кто-то получил из Германии письмо, которое заканчивалось так: «Наш хозяин на свободных хлебах, его Золотой конь в музее». Такое заставляет глубоко задуматься, что же происходит за кулисами. Говорят многое, но невозможно ведь всё повторить.

Наши «немецкие друзья» сильно ослабели. И эти профессора больше не думают, как год назад. Но русский народ не понимают, не любят, ничего от него не ждут. Спорить с ними – всё равно что со стеной. Да, может быть, через 100 лет что-то проснётся в них! Но великая динамика века не ждёт. Она переоценивает человека в стремительном темпе. И почему в таком случае потенциал лучших из русских не мог бы раскрыться раньше, тогда они вновь почувствовали бы себя духовно свободными в свободном государстве? Немцы знают, что настроение латышского народа изменилось, что теперь оно обращено против них. Поэтому я с великим удивлением слежу за деятельностью Раудиве и Зенты Мауринь. Зента, хотя и негромко, но всё же несколько раз высказала в прессе свою немецкую ориентацию. Зато Раудиве официально декларировал себя национал-социалистом, поместив славословие этому движению во втором издании «Дзивес Култура» [2], также и в новой книге. И в последнее время, официально выступив против большевиков в местной немецкой прессе, он наверняка получил большую благодарность от членов этой партии. Нас возмущает то, что в новой книге он озаглавил один раздел: «Банкротство русского народа». Он ведь сам большую часть своих знаний почерпнул именно из русской культуры. Разве это не по-предательски? И, во-вторых, нельзя же ведь весь народ ассоциировать с политическим движением. Через какие только смены режима и системы взглядов ни приходилось проходить народам, набираясь опыта, но сущность народа осталась другой. Известно, что молодое поколение русских воспитано под влиянием материализма. Оно привыкло смотреть на жизнь конкретно, проходить мимо того, что не открыто наукой. И всё же немало таких, в ком трепещут тонкие, духовно широкие струны, надо только их затронуть. И Россию будущего поведут личности Огненного Духа, они это смогут. Скептик-европеец этого понять не может. Он говорит: «Откуда такие духовные властители могут взяться в русском народе?» Но разве в русском народе мало светлых людей? Может быть, первые, задающие тон, придут с Востока, о чём многократно пророчествовалось? Их друзья придут и с Запада. И они найдут скрытые в самом русском народе чудеснейшие, огненные души. Что же тогда скажет Раудиве, куда спрячет глаза от стыда, когда Россия возродится, когда с России начнётся новый Золотой век на земле?

 

1 марта

Сегодня опять весь день в воздухе стоит гул аэропланов. Предвестники смерти или спасатели больных торопятся куда-то со своей миссией? Февраль был нежданно тёплым, как бы весенним, но очень угрюмым. Воистину, решающие, космические сражения происходят во всех мирах. Что принесёт март? Только что официально объявили <о создании> латышского легиона. Давно это ожидалось, уже после создания эстонского легиона, но латыши как-то пока счастливо спасались. Несколько раз дело доходило до мобилизации, но всегда откладывалось. Теперь откладывать уже невозможно, ибо немецкой армии грозит катастрофа. По Риге нелегально циркулирует доклад Данкера немецкому правительству, написанный в конце февраля, где он оправдывается, почему в Латвии пока невозможно провести мобилизацию. Мы ведь, с точки зрения международного права, всё ещё являемся частью Советского Союза, ибо сами просили присоединить нас к России. Потому каждого мобилизованного латышского солдата русские могут считать государственным изменником, и если он попадёт в плен, его расстреляют. Недовольны и «шуцманы» [3], ибо их посылают на фронт, в то время как они нанимались только в блюстители порядка. Далее идёт речь о нашей экономической зависимости и т. д. В качестве первой компенсации латышскому народу было дано распоряжение вернуть владельцам их национализированную собственность. Появились услужливые душонки, которые пишут, что для латышей свой «уголок земли» всегда был святым, что поэтому они должны быть благодарны и счастливы, а именно – идти теперь и защищать свою собственность! Далее, теперь возобновляют ранее отменённые карточки на масло. Но сознание народа, которое уже изменилось, не так просто подкупить. Теперь следует призыв вступать в латышский легион. Мол, будет своя армия и свои офицеры. Призывают вступать добровольно. И в качестве добровольного легиона его упоминают в прессе «Новой Европы». Но со всех сторон слышно, что молодые люди до 25 лет приглашаются явиться в определённый участок, что они получают тайные повестки из полиции. Приглашают по одному и инструкторов, которых, однако, в прессе официально просили регистрироваться. В тот раз одна часть офицеров игнорировала приглашение. Неизвестно, как будет теперь. Говорят, что в сельской местности некоторые юноши убегают в лес. Но ещё немного рановато: слишком сыро и холодно для лесной жизни. Создаётся латышский легион. Приглашённым предлагают выбрать: вступать в латышский легион или в «помощники» в немецкую армию. Сцилла и Харибда. Эстонцам большевики в своё время отплатили: девять часов бомбардировали Таллин. Налёты повторились. Рига до сего момента ещё охранена. Верю, что и на этот раз как-то будем спасены. Ибо события чрезвычайно накаляются, кто знает. Сталин в своём приказе на армейском празднике приказал армии занять Балтийские страны. Газеты пишут, что возобновились ожесточённые бои в северной части <фронта>. Но и немцы мобилизуют все «силы Европы». Говорят, что в середине марта начнётся великая немецкая «офенсива» [4]. Многие рассуждают, что было бы, если бы вернулись большевики. Многие как-то не верят, что опять была бы кровавая расправа, неужели в русском правительстве не произошло никаких изменений, неужели оно ничему не научилось?

Сегодня великий день: мы вручили Унаму прошение от группы гарантов Общества о выдаче нам на хранение 53 картин Николая Рериха и его сына. Таким образом, борьба входит в новую стадию. В декабре я познакомился с юрисконсультом департамента, Апараном, который в конечном итоге оказался достаточно приятным человеком. Вначале он давал отрицательный отзыв относительно полномочий д-ра Лукина. Гайлис не упрочил доверия к нам. Апаран меня спросил: «Кто такой Гайлис и что общего у него с представителями Общества?» Ему приятнее было познакомиться именно с представителями Общества. Мне удалось Апарана убедить, что Рерих действительно собственник картин, Обществу он только депонировал, и что д-ру Лукину он доверил их хранение, и в конце концов Апаран согласился дать одобрительный отзыв директору департамента. Но возникла одна беда: документы, в свою очередь, он передал на отзыв проректору Академии художеств Ландаву, тот эти документы затерял и, не сдержав слова срочно отыскать их, уехал до 5 января в отпуск. Была ещё одна возможность до Нового года завершить дело – можно было срочно изготовить копии документов. Я очень хотел поторопиться: было известно, что после Нового года придёт новый директор, и, может быть, дело решит ещё сам П. Я боялся, как бы Унам опять не затянул, я ведь знал его великую неопределённость. Тем временем и Гайлис уехал до Нового года в свою Огре. Я написал ему письмо и просил срочно явиться в связи с картинами в Ригу, но он, естественно, не отреагировал. Хоть об стену бейся – ничего я не мог поделать. Единственно я был доволен вежливостью и доброжелательностью юрисконсульта. Мои опасения оправдались: к Унаму я попал только почти в середине января. Ибо несчастный Ландав всё время искал пропавшие документы. Наконец, вместе с Гайлисом мы подали копии новых документов, которые юрисконсульт сам заверил. Но Гайлис внезапно сообщил, что он с женой на три недели уезжает в Германию. С другой стороны, я чувствовал некоторое облегчение, ибо я ему особо не доверял. Теперь всё это дело перешло в моё ведение. И странно, ещё до сих пор Гайлис не вернулся. Унам в департаменте принял меня вежливо, но сказал: «Д-ру Лукину я картины выдать не могу ни по политическим, ни по моральным мотивам. Тогда уж скорее вам. Это дело решу в течение двух недель». Прошло две недели, я встретил его в коридоре библиотеки, напомнил. Он сказал: «Придите через несколько дней поговорить подробнее». Затем опять затянул. Во-вторых, этот господин часто бывает хмурым и раздражённым, в таком случае любой разговор бесполезен. Драудзинь поговорила с женой Унама, своей пациенткой; наконец, Унам в один из дней говорит мне: «Я решился на ваше второе предложение – выдать картины группе гарантов. Но прежде мне надо получить отзыв от Данкера. Подайте прошение». Этим Данкером он и раньше меня пугал. Я просил, не может ли он сам, что ведь опять всё затянется. – «Нет!» Он один не может решить. Так, в эти острейшие часы Армагеддона, прошение наконец подано. Странный этот Унам. Неужели из-за честолюбия он принял новый пост? Я и ещё некоторые коллеги предупреждали его не браться за это. Он согласился со мной, что ныне опасно выдвигаться, что и он сам решил отказаться. Но это только фразы. Каждый несёт свою судьбу. Может быть, динамика времени ускорит возвращение картин? В конце января я был ещё раз в Городском музее, наши картины, все 37, стоят, где стояли. Музей хотят открыть, картины вешают на стены. Только многих не хватает, депонированные требуют обратно из комиссариатов. Может быть, среди полученных будут и какие-то картины Н.К.? Все мы, друзья, теперь условились держать мысль: пусть скорее будут спасены наши картины.

Гаральд на Рождество был в Риге. Гостил три дня. Сильно вырос. Совсем другой, чем года четыре назад. Нежность переплетается со стремительной суровостью. Великий огонь. Кто его близко, близко узнает, тот его полюбит. Если бы я ранее знал то, что осознаю теперь, то, быть может, тогда я ещё более терпеливо переносил бы порывы его чрезвычайно эмоциональной природы. Его присутствие, может быть, иногда требует великого напряжения, но накал души ведь формирует человека. В последние месяцы он погрузился в прошлое, видит видения, «воплощения» свои и Стребейко. Если он действительно был каким-то великим властителем-реформатором, полным стихийной силы, тогда многое что в нём можно понять. Стребейко якобы в течение нескольких жизней был важной государственной персоной, своеобразной, но в отношении характера несгармонизированной. Если так, то и в этой жизни ему нужно кое-что изживать. Он – больше человек интеллекта, ему следует развивать чистую сферу сердца, хотя в последнее время в нём немало и устремлений, и свою жизнь он сосредоточивает на изучении Учения. Он пишет книги, хотя полностью компиляторские, где нового, творческого ничего нет, но и на этом он развивается. Нам всем нравится его подход к жизни, радость трудностям, хорошее знание Учения. И в жизни он намного вырос по сравнению с тем, каким был несколько лет назад. Он из тех, кто сознательно готовит себя к роли «вождя», скорее – государственного деятеля. Разумеется, в широком сотрудничестве строительства будущего каждый обретёт <поле деятельности> согласно своим основным способностям. Наиболее слабые разделы <его книг> – о религии, эту сферу жизни ему нужно развивать. В последние недели мучается ошибками своих былых жизней. Можно чувствовать, что и Гаральд страдает. Я написал, чтобы он берёг свою психическую энергию, что скоро им придётся прекратить эту «игру в прошлое». Гаральд мне сказал: «Раньше и у меня была навязчивая мысль, что я, возможно, буду государственным деятелем. Знаешь, кем бы я теперь, по сути, хотел быть? – Личным курьером Е.И.!» Да, это и моя мечта – быть часовым у ЕЁ врат. Когда же мы встретимся, когда это будет, скоро ли? Есть встречи и с другими друзьями. Во многих ощущается очевидный духовный рост. Эти годы испытаний не напрасны. Состояние нервов у Эллы этой зимой было много, много лучше по сравнению с другими годами. Наверное, влияют и лекарства Гаральда. Иногда его лекарства удивительно помогают. Теперь ежедневно столько забот, и всё же мой друг старается хоть минутку по вечерам найти для чтения. Время летит как на крыльях. Я получил из Германии заказанные мною книги, около 60, большинство – о Подвижниках духа и по научным проблемам. О науке, где проявляется тяготение к синтезу. Я радуюсь, что со мной, как друзья, – Конфуций, Платон, Эпиктет, Сенека, Аполлоний Тианский, Ориген, Акбар, Бруно, Бёме, Парацельс и ещё многие другие. Хочется читать и читать. Какими будущно-актуальными являются взгляды Конфуция о вожде государства: вождь эманациями своей личности перевоспитывает народ в прямом смысле слова. Историк Гарбе столь благоговейно пишет о величайшем императоре мира – Акбаре. Я когда-то искал двухтомный труд Ноера об Акбаре – труд его жизни, а теперь попросил прислать мне его из Берлинской государственной библиотеки. Так, я недавно получил книгу Фолца о Сен-Жермене, которая чрезвычайно интересна как сборник документов того времени. Хотя подход многих мемуаристов бывает отрицательным, всё же эти скептики и недоброжелатели нечаянно, несознательно изумляются универсальным способностям Сен-Жермена или даже – величию его духа. Мне доступны и английские, и французские источники. Надо будет когда-нибудь написать исследование о Сен-Жермене. Знаю, что понять его можно, только подходя с сердцем. Работы так много, но в самой атмосфере нечто стихийное, часто давление на нервы. Творчески работать трудно. Сквозь толщу хаоса эпохи – сердце горит, сердце стремится в Будущее.

 

22 марта. Понедельник

Неделю я прожил в Ропажи. Отпуск надлежало использовать ещё в этом месяце, поэтому я направился в сельскую местность столь ранней весной. Эти дни провёл далеко от мирского шума, углубившись в себя и в свою работу о Граале. И последние три дня я был в гостях у Гаральда. Это была славная поездка, величественные дни! За три дня мы исходили все леса и поля в округе во всех направлениях. Нам было много что обговорить – все представления о будущности, что накопились на сердце, – и только лес да тишина слышали наши дерзновенные мысли и слова. Больше всего мы мечтали о Будущем. Что будет, как всё произойдёт? Как всё будет, когда у власти будут действительно Божьи Помазанники? И каким тогда будет устройство в Европе? И что будет с Латвией? И ведь на самом деле, тогда мы все, все будем захвачены великим, огненным строительным трудом. Тогда не будет больше времени мыслить ни о своих радостях, ни о своих мелких неурядицах. Удалось мне подискутировать и с женой Гаральда. Чудесно, что она стала уже немного уступчивее, хотя пока ещё не может выбраться из узкого круга мышления адвентистки. Она наконец прочла книгу о Конфуции и Будде, которую я послал Гаральду. Это – большой шаг вперёд. Признаёт Будду великим духом, однако христианство считает высшей религией. Я сказал, что верю в то Учение, которое Христос дал только своим ученикам, которое народ не мог понять, что наше сердце любит определённые звёзды, но нельзя сравнивать их сияние. Теперь я послал именно ей некоторые книги. Ибо чувствую, что придёт и для неё час пробуждения духа.

Бесконечно много было нежного весеннего солнца в эти дни. Но самым прояснённым, кажется, был день вчерашний, – тишина и синие, бескрайние, ясные небесные дали. Весенние белоствольные берёзы – как добрые приветствия чему-то долгожданному. Природа была полна странных предчувствий. Казалось, скоро, очень скоро должно случиться нечто чрезвычайное. Первый день весны. Начало астрономического года. Ощущаю дружественность в природе. Познакомился я существеннее и с Гаральдом. Давно уже между нами не сияло такое неспешное и сердечное согласие. Каким внимательным и заботливым ко мне он был! У него ведь доброе сердце! Я уже познал его бурный темперамент, и если его полностью обуздать – это будет великая сила. Везёт ему и в изобретении лекарств. Есть у него лекарства «для силы» и лекарства «радости», недавно придумал лекарство для укрепления ауры и для бесстрашия, и только что – «от меланхолии» и для самососредоточения. Когда он давал мне попробовать, я немедля ощущал соответствующий настрой. Способ диагностирования у него, можно сказать, – гениальный, он не столько видит, сколько чувствует вид недуга больного, и, кажется, достаточно точно. Этого современная материалистическая медицина ни понять, ни признать не может. Но наступит время и духовной медицины. Тогда-то Гаральду будет принадлежать ведущая роль.

И вот сегодня на работу мне позвонил директор департамента и сказал: «Эти картины мы решили передать на хранение группе ваших гарантов. Юрисконсульт ныне в отпуске, когда появится, то и подготовит для вас соответствующий документ». Вся сущность моя зазвенела, засияла! Мне в этот момент показалось, что это достижение нашей сердечной дружбы. Будет хорошо!

 

25 марта. Четверг

Вчера был наш величайший День. День, для наших сердец наиближайший, наисвященнейший. Ибо тогда наши сердца почитают Того, Кем наполнены все наши мысли и чувства каждый день, Кто является единственной целью нашей жизни, наших стараний, нашей воли. Когда проснулся утром, было хорошо, озарённо. Затем вновь пронёсся волной момент великого напряжения, тьма ведь чувствует, что её последний час приближается. Воистину, свет преобразует, обновит человеческое сознание. Часть наших русских друзей собралась у больной Арефьевой. И я там был, читал из «Надземного». Затем я направился к главной группе, к 6 часам у Драудзинь, где собралось 37 человек. Совсем как в <старые> добрые времена в Обществе. Так много было цветов, так много света свечей. Драудзинь, как обычно, начала с молитв, я читал из Учения, затем Лицис и Аринь читали чудные, истинно гениальные диалоги Н.К. – «Шамбала Сияющая». Как много раз это читалось, но всё вновь и вновь захватывает чувства и разум. Это подлинная, космически воспринятая, божественная песнь Братству. Это могло написать только благородное, нежное, но и огненное сердце Архата. Латышский перевод в рукописи я оставил Гаральду. Так в чувстве дружбы все сознания наши слились, звучали в унисон. Будем мы бесконечно дружны и в дружбе безмерно сильны – ради Будущего.

 

31 марта. Среда

Создаётся «латышский легион». Он имеет официальную приставку – «добровольный», ибо каждому мобилизованному велят добровольно выбирать: или в легион, или в помощники немецкой армии. Трагично то, что каждому велят подписаться, что вступает добровольно. Тех, кто отказывался или к слову «добровольно» приписывал «не», немедленно арестовывали и увозили. Говорят, что на каторжные работы, но – кто знает? Но у легионеров не меньше беды: как только <были> мобилизованы, «приняли присягу», так часть из них уже отослана совершенно необученными в Красное Село, прямо в огонь <сражений>. Об этом говорят многие знакомые, очевидцы. <Говорят> и о грубом обращении немцев с молодыми парнями. В конце концов командир легиона Бангерский останется скоро без легиона. Ему придётся заново вербовать следующие возрастные группы. Мы обсуждали, какой же мотив заставил Бангерского взять на себя эту роль? Старый Доктор хорошо его знал как долголетнего теософа. Разве он ещё не понял немецкой психологии? Или он неспособен отделить русский народ от большевизма? Да, мало таких, кто это может. Да, редко кто способен понять «русскую проблему», для этого нужно просветлённое сердце. И всё же немало тех, кто не может идти против русского народа. Но они это осознают интуитивно. Однако многие против вступления в легион по национальным мотивам. Встревоженность нарастает. Литовцы умные: большинство попряталось по лесам – студенты, школьники, служащие. Новобранцы были заранее предупреждены, те чиновники, которые это разгласили, будто бы расстреляны. С легионом в Литве ничего не получилось, вопрос закрыт. Правительство будто бы арестовано. Там волнения. Из Риги туда уехали жандармы. Что делают наши литовские друзья? На День Учителя я послал сердечные письма. Теперь – о наших друзьях в Литве. Несколько месяцев назад мы с великим изумлением услыхали, что в их среде – несогласие. То, что мы давно пережили, хотя и несколько иначе, и уже давно преодолели. Наши несогласия были по существу не что иное, как различие в темпах, больше ничего. Когда большевики ликвидировали Литовское общество, члены Общества больше не собирались. В то время Монтвидене заболела, ей сделали очень тяжелую операцию. Может быть, болезнь сделала её флегматичнее. Но за это время, в начале минувшего года, образовалась новая группа Учения, в которую вошло семь человек. Её ведут Вайтекунас и Бирута Валушите. Только спустя полгода они пригласили Монтвидене, показав ей первые плоды своей деятельности – напечатанную книгу «Листы Сада Мории» на литовском языке. Это было действительно героизмом – напечатать нелегально книгу, которая в Риге входила в число запрещённых. У них были знакомые в какой-то типографии, где это дело и провернули. Вообще-то в Каунасе в этом смысле иначе, нет такой строгости, как у нас. А теперь о личностях: Бирута когда-то была подругой Монтвидене, которую она вроде бы уважает, но из Общества ушла, кажется, имел место скрытый конфликт с Монтвидене. Она нам казалась чистой и огненно-устремлённой, но с оттенком резкой фанатичности и нетерпимости. Вайтекунас – человек, которого я, по правде, ещё не понял. Бирута в своих письмах его чрезвычайно хвалит, как духовного героя. Он будто бы многих приобщил к Учению. Но почему он все эти годы и не подумал о вступлении в Общество, всё время держался обособленно? По крайней мере, Монтвидене о нём не очень высокого мнения. Он её многократно упрекал по поводу пассивности, но эти упрёки по большей части были необоснованными. Он укорял её и за то, что она не давала читать другим «Надземное» и «Напутствие Вождю», но ведь просто-напросто ей этого не Разрешалось, и мы могли читать первую из этих книг в старшей группе только потому, что я обращался с особой просьбой. Отдельные параграфы мы читали и на общих собраниях. Бирута с двумя друзьями теперь ездила в Вильнюс к Серафинене, которая была благосклоннее, и которая полностью и не осознала всё значение этих книг. Упомянутая группа многое что сделала и кроме этого, без ведома Монтвидене; всё это, разумеется, было ей очень больно, и поэтому понятно, что, ощущая прохладное отношение, она не ходила на некоторые организованные Бирутой собрания. Бирута с двумя другими в конце ноября была в Риге, останавливалась у Драудзинь. Меня сразу же встревожило их отношение к Монтвидене. Сердце всё же говорило, что все упрёки основываются на недоразумениях. Они требовали от меня «Напутствие Вождю» и обиделись, когда я сказал, что дать не могу. Мне очень нравилась их великая, пылкая готовность посвятить всего себя Учению и созиданию Будущего. Они очень хотели побольше получить, чтобы продвинуться вперёд. В своей группе они ввели метод «исповеди»: излагать перед другими свои ошибки и слабости. Быть может, это в католическом духе, но знаю, что Е.И. также считает, что этот метод очень опасен. Поначалу, быть может, всё происходит искренне, если желание преодолеть себя правдиво, но нельзя предвидеть, к каким обидам это может привести. Монтвидене этот метод принять не способна, потому ей и тяжело. У них, кажется, слишком мало того иерархического понимания, которое привито у нас. Недостаточно читать в книгах об Иерархии, нужно из всей атмосферы Общества обретать это существенное осознание. Когда они уехали, я написал несколько длинных сердечных писем, желая помочь им найти взаимопонимание. Мои письма, посланные Монтвидене, вызывают в ней благодарный отклик, мне нравится её простая, сердечная, культурная открытость в письмах. Но Бирута на слова моего сердца ответила таким резким, даже бестактным письмом, что мы с Драудзинь чувствовали себя глубоко поражёнными. Будто бы я желаю насильно навязать им руководителя – Монтвидене. Казалось даже, что не она, но кто-то другой вместо неё писал это письмо. [5] Я долго, долго думал, но по сей божий день я остаюсь в неведении относительно того, что же с душой Бируты. Но кто же поймёт другого человека? Некоторые личности бывают с очень сложной натурой. Каким же образом гармоничный и кажущийся чистым человек может быть столь бестактным? Также и Вайтекунас – кто же он? Может быть, это католики, которые привыкли «исповедоваться», они открытее и в них больше воспитана нетерпимость. Но почему же тогда Монтвидене может быть столь понимающей, всевмещающей, широко культурной, почему и другие могут быть с широким диапазоном? Драудзинь ответила Бируте сердечным, но всё же укоряющим письмом: как же она может писать в таком раздражении?! Она немедля ответила, что думала только о хорошем, хотела мне помочь правильно направить сознание. И здесь мелькают отдельные достаточно странные мысли. Какие-то комплексы всё же имеются в её психике, но я знаю и то, что некоторые темпераменты продвигаются по странным кривым, к ним нельзя подходить с обычным аршином. Получил я от Бируты и Монтвидене радостные вести, что их сотрудничество направилось опять в русло единства и согласия. Будет хорошо, но всё же в эти тяжелейшие дни требовалось бы перекинуть радугу любви от сердца к сердцу, именно теперь надлежит быть цельно сплочёнными, ибо миру так тяжко и несчётно количество тех, кого необходимо поддержать, и только великой батареей дружбы возможно лучше всего помочь и – спастись самим. Я написал Монтвидене и Бируте, каждой в отдельности, самые сердечные письма ко Дню Учителя, пожелав объединиться в любви, чтобы этот величайший День в сознании всех стал символическим днём любви и подвига. Моё письмо Монтвидене прочла на общем собрании.

Нас немного встревожила мысль, что за нами, возможно, следят. К Стребейко на работу явился кто-то из полиции, расспрашивал о его прошлой деятельности. Между прочим, спросил, в какой такой секте он состоял, которая не признавала религию? (Очевидно, подразумевалось Общество.) Он сумел очень находчиво ответить и отвергнуть все подозрения. Также и Сеглиня искали два господина, но так как его не было дома, то расспрашивали дворника. Вероятнее всего, эти дознания в связи с тем, что Стребейко и Сеглинь когда-то были немного активными политически. Но, быть может, за некоторыми из нас следят и из-за «дела масонов», ибо понятия ведь перепутаны. Хотя антимасонский институт будто бы выяснил, что знаки нашего Учения на книгах не являются масонскими. И далее, уже будто бы замечено, что 24-го у Драудзинь состоялось какое-то многолюдное собрание. Потому впредь собрания групп мы решили отложить. Ныне, в дни агонии тьмы, силы мрака действительно начинают бесноваться. Волна безумия прокатывается над «новой Европой» и угрожает затянуть её в бездну. Но в припадке сумасшествия тьма пожирает самоё себя. Два кровных брата, два «великих вождя» [6] на физическом плане объявили друг другу борьбу не на жизнь, а на смерть. Но в Тонком Мире, кажется, они понимают друг друга вполне хорошо, ибо там Иерархия Света воюет с ними. Но здесь, на земле, границы между светом и тьмой часто спутаны. Так, и проблему России только редко кто может понять. Ибо сказано, что гибель России явилась бы гибелью всего мира. Мне выпала теперь странная роль – защищать Россию во мнении русских членов нашего Общества. Они иногда прельщаются призывами идти с немцами против России. Я ответил просто: такой призыв не что иное, как предательство. Некоторые всё же понимают. Благословенны те, кто понимает и видит.

 

16 апреля. Пятница

Наконец картины под нашей защитой! Вчера мы спешно перевезли на двух извозчиках в Межапарк, поместили в доме нашей г-жи Лицис-Рекстынь. День был очень солнечным, сердце ликовало и пело в груди. Наконец достигнуто то, чего давно жаждали, о чём мечтали, то, что потребовало немало страданий, борьбы и горения. Препятствия и неудачи сопровождали до самого последнего часа. Некоторое время проболел юрисконсульт. И затем, когда мы договорились с художественным консультантом Егерсом направиться в Музей, чтобы составить список картин, внезапно, в свою очередь, заболел Егере. Наконец все документы в порядке, готово и заявление, недостаёт только подписи Гаральда. Не теряя времени, я решил немедля податься к нему в Угале. Опять была сердечная и светлая встреча. Бродили мы по окрестным полям и лесам, научил я Гаральда залазить на высокую наблюдательную вышку (мне кажется, что скоро должно стать традицией – гостям в обязательном порядке туда взбираться). Наши мысли улетали в Будущее. Но вернулся в Ригу, и меня здесь опять ожидали помехи. Даже такая мелочь: в последний день обманул шофёр и не приехал. Но как бы то ни было – 42 картины спасены! Жаль, что ещё нескольких лучших недостаёт. Но верю, что в сердечном единении, с сердечной верой мы вернём и их.

 

24 сентября

В вихре событий мчится мир. В атмосфере жуть, тревога, но поверх тяжёлых токов временами доносятся дуновения чего-то будущего, ободряющего и полного надежд. Может быть, уже близки решающие часы, может быть, действительно весы судеб мира клонятся в добрую сторону? Может быть, тьма получит последний удар? Люди поговаривают об ожидаемых ужасах и испытаниях, но сердце спокойно и с надеждой взирает в будущее. Теперь, когда стремительно развязываются судьбы народов и личностей, воистину стократно ощущается Высшая Рука. Вполне возможно, что ещё много трудностей ожидает всех нас. Но как же не воссиять сердцу, осознавая, что возводимые тьмою карточные домики начинают разваливаться и рушиться, что сатанинская гордыня и самость получают удары, что в вихрях распада войны надежды на мир уже ближе, чем когда-либо. Можем ли мы знать, что к лучшему и что к худшему. Но если мы всем существом верим Космической Воле, то в доверии можем смело идти вперёд. Чрезвычайным фактом является то, что русские армии уже несколько недель так неудержимо идут вперёд, освобождая один город и район за другим. Уже сегодня собственные немецкие известия сообщают о занятии Полтавы и Чернигова. Может быть, взят уже Смоленск, может быть, и Киев? Если не сегодня, то завтра. Говорят, что и Мелитополь в руках русских, если это так, то немецкие армии в Крыму и вообще на юге могут быть окружены. Немцы говорят о планомерных передвижениях, чтобы выровнять фронт. Думают, что отступят до «сталинской линии» и тогда начнут сопротивляться; упадок охватил немецкую армию, можно сказать – и сам немецкий народ. Потрясён его «моральный дух» и поник, где ему найти спасение? Англичане (однако с сатанинской радостью!) сметают с лица земли один город за другим. Только что рассказывали о налёте на Ганновер, который многократно превзошёл всю драму Гамбурга, на семь десятых превращённого в груду развалин. И карма англичан за женщин и детей в конце концов будет ужасной. Сатанинское безумие бесится в эти последние дни Армагеддона. Воистину – «враг доведён до безумия». Трагедия и в Италии. То англичане громили с воздуха, теперь – сами «друзья», немцы. И они ставят всё на «последнюю карту», ибо фронт в Салерно ломается и на берегах Северной Адриатики налицо итальянское, сербское и словенское восстание, которое уже не потушить. Муссолини составил «новый кабинет», но – напрасно. Итальянская драма приближается к концу. Но с востока идут громадные армии. Так много немцы писали о русских потерях, но русский народ такой, как Ритс из <произведения> Райниса «Илья Муромец»: если отрубают одну <голову>, то вырастают две. Кажется, что 106 параграф «Иерархии» <исполняется>, что невидимая Армия приходит на помощь. Мы много размышляли, почему русским не везёт? Стратегически так часто были случаи, когда складывались все возможности для удачи, и всё же что-то мешало и – не везло. Мы тогда думали: ещё перемена сознания недостаточна, ещё суровая чаша судьбы не уравновешена, ещё Высшая Помощь прийти не может. Ещё народ не доведён окончательно до края бездны, в такой круг отчаяния, когда всем существом, огненно, интуитивно начнут обращаться к Высшему. Так мы рассуждали ещё весной, после освобождения Сталинграда, после занятия Харькова: почему это стремительное движение так внезапно остановилось? Но теперь всё совсем иначе. Даже погода, похоже, как подарок русским танкам. Таких солнечных и тёплых дней, как нынешний сентябрь, человечество наверняка давно не видело (так же как – суровый март прошлого года). Неужели сдвиг в сознании уже случился, и нетленная Чаша сердца уже способна воспринять луч Высшей Помощи? Не нам судить. Ибо всё это иррационально. Наш мозг этого не способен осознать. Немецкая пресса с издевательством пишет о чрезвычайных внешних изменениях в России. Не только об изменениях армейской формы. Но есть и такие вещи, как подключение «безбожного» московского радио к богослужению, как то, что Сталин пригласил к себе высших священников, чтобы учредить Синод и избрать патриарха, и то, что архиепископ Йоркский во главе группы священников направляется в Москву и т. д. Человек «сбросить кожу» не может, но всё же тот факт, что такие, хотя и внешние, проявления имеют место, свидетельствует о каком-то повороте. Также рассказывают об ослаблении в России влияния евреев. Конечно, поворот сознания должен прийти от самых корней. Но что мы знаем? Мы ощущаем только то, что в самом сердце русского народа что-то происходит. Это сердце преодолевает все страдания и трудности, чтобы выстоять, чтобы не погибнуть, чтобы победить. Может быть, теперь наступило завершающее действие часа огненного крещения русского народа, когда в последнем испытании пламя сжигает ранее непреодолимые преграды? Может быть, ныне окрепла военная власть, которая влияет на государственную и сдерживает деятельность чекистов? Но, может быть, там произошли уже какие-то чрезвычайные реформы, о которых мы ещё ничего не знаем и о которых немецкие органы <печати>, естественно, умалчивают. Теперь русские восхваляют какого-то молодого генерала Рокоссовского. Будто бы он взял Сталинград, одолел Орёл, и теперь играет выдающуюся роль. Кто знает, не скрывается ли за ним или за каким-то другим генералом кто-то другой? Сердце ищет и изучает, изучает и ищет. Ибо оно своей сущностью стремится найти долгожданную «переходную формулу». Мост к Новому Миру. Но разве поднятый ураган скоро уляжется? Ещё великие перемены должны произойти в государственной верхушке, прежде чем действительно установится великая добровольная Держава Солнца.

Как сказано во второй части «Мира Огненного», положение русского народа, по сути, можно понять только высшим иеровдохновением. Объективное сознание не имеет права отрицать тех нравственных свойств, которые русский народ унаследовал за эти 25 лет страданий. Во-первых, потрясена и исчезла психология «своего уголка, своей делянки» – цепляние за иллюзорные ценности, которые лежат в основе любого эгоизма и которые вели назад всё человечество по пути инволюции. Во-вторых – молодёжь воспитывалась в служении Общему Благу. Третье – здесь заложены первые реальные основы для обретения опыта Общины. Хотя эта община и была недобровольной, хотя она принесла бесконечно много страданий и трагедий, но всё же в конце концов эта тактика джиннов послужила и чему-то пригодному в будущем: часть молодёжи утвердится в этом радикальном, будущном, основополагающем понятии. Как же расцветёт это сознание, когда община вновь станет добровольной и всё государственное устройство будет в высшей степени гуманным. Такое время грядёт, и сердце молвит, что оно уже у ворот. Но нужно созидать даже теперь. Всеми силами духа горячо стремиться ему навстречу, хотя бы в мыслях своей повседневной жизни этому способствовать. Хотя бы малейшей, но чистой вибрацией сердца очищать путь к великим Возможностям.

 

10 октября

Много говорилось о «детях Саласпилса». Это уже стало символом, за которым раскрывается вся нескончаемая трагедия приграничной России. Бесконечно много приходилось слышать от очевидцев, что группы «шуцманов» и добровольные отряды немецких войск вычистили всю русскую приграничную зону шириной в 40-50 километров, что стёрты с лица земли все постройки и тому подобное, что мужчин расстреляли, многих женщин угнали на работы, детей, оставшихся в живых, сослали в Саласпилс, что местами действовали совершенно зверски: в горящих домах сжигали живых или уже расстрелянных людей. Такое приходилось иногда видеть самим детям – очевидцам. Теперь эти дети – вопиющий пропагандистский пример варварства германской цивилизации. Большинство детей, помещённых в Саласпилс и в другие места, умерло. Их можно было взять в качестве приёмных детей, так некоторые наши члены Общества и делали. Мальчик, принятый нашим Блюменталем, в скором времени умер. Кажется, они совершенно ослабленные, свирепствуют эпидемии. Какую меру страдания приходится испытать человеку! Какое мучительное испытание выпало детям прифронтовой полосы! Пространство переполнено их безмолвными жалобами. А что приходится пережить тем, кого немцы насильно эвакуируют, сжигая за ними их жилища? Немцы сами хвастают, что после планомерной эвакуации района там остаётся только пустыня. Не мне это описывать, когда-то это вскроют исторические хроники, как предупреждение будущим поколениям.

Лето, как обычно, мы провели в Юрмале. И в этом году вокруг нас была «ягодная лихорадка». Сколько у нас побывало знакомых, все приезжали за ягодами. Во-вторых, надо было обращать внимание на то, чтобы знать, кому помочь и кто остаётся в долгу. Так, вместо «отдыха» было будничное напряжение и даже усталость. В конце июля я навестил Доктора. Уезжая из Угале, узнал о перевороте в Италии. Так уходят тираны. Ныне-то он спасён и восстановлен, но стал тенью некоей другой державы. Доктор гостил у нас на Троицу, в середине июня. Кажется, что и он спустя продолжительное время встречался с Блюменталем. Конечно, отношения были сердечными, но Доктор теперь оценивает его иначе, не закрывая глаза на ошибки. Да, при сотрудничестве вскрывается его своеобразная волевая направленность: не считаться с другими. Захватывает его великий энтузиазм относительно России. Но в своём энтузиазме он способен быть нетерпимым. Он не терпит, если у человека в чём-то немного иной подход. Доктор сам признаётся, что когда-то был под его влиянием, но теперь, разумеется, от этого освободился. Блюменталь после этого был и в Угале. Во-вторых, Доктор в августе неделю провёл в Булдури у брата Стребейко. И там мы с ним встречались. Да, он действительно человек великого взрывного размаха. Всё же понемногу он сгармонизируется. Я не удивляюсь тому, что он думает, что был Петром Первым. В таком случае я понимаю его отношения со Стребейко. Последний обладает изумительной памятью, оттого в своих книгах – чистейший компилятор. Пока неуравновешен. Но в зачатке у него – много хороших способностей. Посмотрим, как он выявит себя в государственной работе. Он чрезвычайно предан Доктору. Так же как и Якобсон. Во всех них – огненность. В практической деятельности способны горы свернуть. И они сгармонизируются, особенно, когда призовёт их великая работа Сотрудничества.

---

 

• Назад
• Вперёд