Корчак. Антология гуманной педагогики

Евангелие от Корчака

Нет детей – есть люди,

но с иным масштабом понятий,

иными источниками опыта,

иными стремлениями,

иной игрой чувств.

Януш Корчак

Есть в мире книги, читая и перечитывая которые, сопутствуя слову и мысли благородного таланта, испытываешь такую признательность автору, которая сродни высшему духовному наслаждению. Я говорю о Януше Корчаке, об одном из самых ярких, талантливых, честных и сердечных педагогов Европы XX века.

Хочу, читатель, начать наше знакомство с ним в мансарде под крышей Дома сирот, где он жил и работал, чтобы ни на час не расставаться со своими питомцами.

Войдем в комнату, где нет вещей, а царствуют книги. Библиотекой это не назовешь, но в то же время случайных книг нет. Собрано только то, что должно быть всегда под рукой, по вкусу души.

На широком подоконнике – крошки хлеба для птиц...

В другое время, при жизни хозяина, мы могли бы здесь встретить детей. «Дети имеют в мою комнату свободный доступ, – объяснял он в одной из своих книг. – И каждый вечер непременно они стоят у открытого окна. Ребенку требуется движение, воздух, свет, – я согласен, но и что-то еще. Пространство, чувство свободы – открытое окно...»

А еще в комнате Корчака веяло несомненно теплом родительского участия, целебным для сиротской души. Дети несли сюда свои заветные переживания – тревоги, обиды, тайные страдания. А кто-то и просто горсть цветных камушков – свое сокровище.

Ребенок получал здесь любовь и сердечное понимание, а в ответ платил учителю доверием.

Этими чувствами согрето, наполнено каждое слово, каждое действие Корчака, обращенное к ребенку. Но его голос мог быть и гневным, негодующим, если детству угрожали тупое недомыслие, равнодушие, жестокость, шовинизм взрослых. От кого бы это ни исходило – от воспитателя, от родителей или власти – он открыто, бескомпромиссно выражал свой протест. «После моего грубого письма к одному сановному лицу мы получили относительно недурное подкрепление в виде колбас, даже ветчины. А потом даже приятная неожиданность в виде двухсот килограммов картошки. Но вот загвоздка. Персоны попробуют отыграться...» (Из дневника.)

Откуда эта решимость и твердость? Глядя на фотографии Корчака, представляешь себе тихого, деликатного школьного учителя. Таким он и был с детьми. Но деликатность его родилась не в тиши аудиторий и библиотек Варшавского университета, где получил он диплом врача. Состраданию, гуманизму учился он в детских больницах, куда пришел после выпуска, в кварталах варшавской бедноты, откуда брал под крышу Дома сирот брошенных, погибающих малышей.

Тихий доктор прошел две войны – русско-японскую и Первую мировую. Но и в огне войны он не переставал думать о детях. Отмыв руки после очередной операции, садился у горящей свечи и под грохот пушек писал книгу о любви к ним. С этой рукописью он и вернулся с фронта. Она была издана и стала одним из шедевров в мировой педагогике. «Как любить ребенка» – назвал он свой труд.

Название подчеркнуто дидактично. И вызывало, я думаю, тогда (да и теперь) недоумение: «Какой тут вопрос? – слушаться должен и всё». Но автора не пугало возмущение, более того – он его провоцировал. Он вступал в борьбу с вековечными заблуждениями и был уверен в себе, был готов поделиться своими открытиями.

Эти открытия и уверенность, опирающаяся на них, не были обусловлены лишь озарением. Хотя, убежден, и озарения имели место... Им предшествовала непростая жизнь.

Генрик Гольдшмит родился 22 июня 1878 г. в семье известного варшавского адвоката. Он рано потерял отца и должен был прирабатывать – помогать семье и оплачивать свое обучение в университете. Выбор у студента небогат – санитар, грузчик, репетитор?

Он пробует репетиторство. И это – счастливый выбор для мировой педагогики. Встретившись с детством, неблагополучным в школьном учении, Корчак впервые начинает размышлять о причинах детских несчастий. В семье достаток, мать не работает, есть прислуга, а ребенок брошен, оставлен наедине с «землетрясениями» роста, стихийно впитывает не лучшие нравы домашнего окружения. Вскоре тревога и сочувствие, наблюдения и размышления позволяют репетитору прийти к диагнозу, который будет высказан в книге «Дитя гостиной».

Это пока прикидка, проба мысли, взгляда, пера. Но уже тогда сформировался интерес к миру детства, желание посвятить ему свою жизнь. Продолжая заниматься литературой, Генрик вновь и вновь пишет о детях, об их жизни, конфликтах и переживаниях. Его работы публикуются в журналах...

Писатель, а затем и педагог Януш Корчак родился с выходом драмы «Каким путем?», получившей премию на литературном конкурсе. Это был литературный псевдоним двадцатилетнего лауреата–студента медицинского факультета Варшавского университета Генрика Гольдшмита. Этим псевдонимом отныне он будет подписывать все свои литературные работы. С этим именем войдет он в историю.

Почему до сих пор с таким уважением произносим мы это имя? Что открыл Януш Корчак мировой педагогике?

До него многие века считалось почти неоспоримым утверждение о том, что личность ребенка представляет собой «tabula rasa» – чистую доску, на которой можно чертить любые письмена. Ее сравнивали с мягким воском, легко поддающимся лепке в руках любого скульптора-воспитателя. Передовые педагоги протестовали против такого уподобления детской личности бездушному, безвольному материалу. В начале XX века на волне этого протеста родилась «теория свободного воспитания», но эта полюсная крайность авторитарной педагогике тоже оказалась во многом несостоятельной.

Корчак взял себе другой жизненный идеал. Есть очень важное его признание, выраженное в форме отстраненного сравнения: «Гениальный французский энтомолог Фабр гордится, что произвел свои эпохальные наблюдения над насекомыми не умертвив ни одного, – писал Корчак, – Фабр наблюдал их полеты, обычаи, радости и заботы. Внимательно присматривался к насекомым, как они резвились в солнечных лучах, сражались и гибли в сражениях, искали еду, строили убежища, делали запасы. Он не возмущался, а мудрым взглядом прослеживал могущественные законы природы в их еле заметных проявлениях. Фабр был учителем в народной школе. Он наблюдал невооруженным глазом. Воспитатель, будь Фабром детского мира!» (Из дневника.)

В этом высказывании, как легко увидеть, изложена научная методика воспитания. Корчак и стал первым Фабром детского мира. Работая в детских больницах, в воспитательных учреждениях, в летних лагерях, он наблюдал за ребенком во всех обстоятельствах его жизни, тщательно отбирая для своих исследований самое важное, самое существенное. Эти наблюдения имели великую цель – создать всеобъемлющую науку о ребенке, опирающуюся на передовые достижения медицины, психологии и педагогики.

Выдающимся свершением Корчака стало открытие космоса детской души, страны детства, где должны действовать твердые законы, защищающие ребенка от любых форм бесправия.

Важнейший из этих законов он сформулировал в названии своей программной работы – «Право ребенка на уважение». Эта книга и сегодня должна не только присутствовать в каждой семье, в школе, в правоохранительных органах, но и стать неотъемлемой частью всего воспитательного процесса подрастающего поколения.

До выхода его книги, в 1924 г., Лига наций в Женеве приняла Декларацию прав ребенка. Честный взгляд Учителя безошибочно распознал бюрократическую пустоту этого документа. «Женевские законодатели спутали обязанности и права; тон декларации не требование, а увещевание: воззвание к доброй воле, просьба о благосклонности», – комментирует он этот документ. И в строках, полных сердечной боли и сострадания, открывает взрослым то, чего они не хотят видеть: «Проверим на совесть, сколько мы выделяем в пользование ребячьему народу, малорослой нации, закрепощенному классу. Чему равно наследство и каким обязан быть дележ; не лишили ли мы, нечестные опекуны, детей их законной доли – не экспроприировали ли?

Тесно детям, душно, скучно, бедная у них, суровая жизнь...

Требуем: устраните голод, холод, сырость, духоту, тесноту, перенаселение!

Это вы плодите больных и калек, вы создаете условия для бунта и инфекции...»

Во избежание недоразумений уточняю: это не о сегодняшней России. Это о Польше 1929 г.

Не довольствуясь частными обличениями, Корчак сам берется «проверить себя на совесть».

В Доме сирот он гласно, публично внедряет в жизнь свои педагогические идеи – педагогику гуманизма. Свершается чудо жизни – в несколько лет (два-три года) сиротское учреждение, имеющее очень скудные средства на содержание, становится лучшим учебным заведением, его называли гордостью Польши.

Как жил Дом сирот, на чем строилась воспитательная система Януша Корчака? Обратимся к воспоминаниям одного из сотрудников этого Дома, Александра Левина, ставшего впоследствии видным ученым-педагогом. Итак, впечатления очевидца.

«Хотя Дом сирот постоянно испытывал материальные и финансовые затруднения, дети всегда получали хорошую, питательную еду. Спали они в больших, просторных помещениях. Рядом со спальнями находились хорошо оборудованные умывальники. Каждый ребенок имел свой индивидуальный комплект туалетных принадлежностей... Раз в неделю производился обряд купания. Корчак, если у него было время, сам принимал участие в этом обряде. Он мыл самых маленьких детей и при случае учил этому воспитателей. Когда дети после ужина находились в спальнях, их взвешивали и измеряли. Это делал чаше всего сам Корчак. Еженедельные результаты измерений записывались. Таким образом создавались диаграммы веса и роста, которые становились предметом обсуждения воспитателей. Они спрашивали себя: почему некоторые дети не прибавляют в весе, чем объяснить это? Переживаниями ребенка? Обеспокоенностью? И так от вопросов относительно простых доходили до более сложных – таких, как состояние здоровья ребенка, контакты его с семьей, ровесниками, воспитателями, учителями, успехи его и неудачи...» [1].

Как будто все просто, не так ли? Как в любом детском доме. Но суть педагогики, как известно, заключается в том, как и зачем обучаются дети элементарным правилам жизни. И каков воспитательный результат. Воспитанники Корчака выносили из Дома укоренившуюся на всю жизнь любовь к чистоте, гигиене, ритуалу ежедневного наведения порядка.

Процедура же взвешивания, кроме очень важного медицинского контроля за физическим развитием и состоянием ребенка, имела и еще одну цель. О ней говорил и писал сам Корчак – проверять, не воруют ли на кухне детские продукты. Согласитесь, эта проблема весьма актуальна.

Еще несколько фрагментов из жизни Дома сирот.

«В небольшом холле, ведущем в глубь Дома, на наиболее видном месте размещались щетки, ведра, тряпки. Именно эти предметы в других учреждениях стыдливо прятали по углам... Здесь же они как бы являлись визитной карточкой. Почти все работы по Дому (кроме приготовления пищи и стирки, хотя и в этом помогали дети) выполнялись самими воспитанниками» [2].

В Доме сирот трудолюбие не только поддерживалось похвалой, но и оценивалось в «единицах труда». Дети, получившие, скажем, пятьсот единиц, по предложению совета самоуправления вознаграждались... памятной открыткой. Такая открытка была предметом гордости и общественного почета в Доме.

Говорят, всё великое просто. Наверное, это не совсем точно. У настоящего педагога простое и сложное живут в диалектическом единстве. Важно прицельно продумывать смысл и цель каждого педагогического маневра. Тогда найдутся простые ступеньки к высоким целям. Корчак понимал это лучше, чем кто-либо. Одна из последних его статей, написанная для еженедельной газеты Дома сирот, называлась «Зачем я убираю со стола посуду?».

Спорили и спорят о том, как назвать систему, разработанную и примененную Янушем Корчаком в воспитательных учреждениях.

Суть, разумеется, не в названии, а в принципах, заложенных в организацию жизни детского коллектива. Важнейший из них – самоуправление. Не директорские приказы управляли жизнью Дома. Защите интересов ребенка, утверждению нравственных норм взаимоотношений, разумного порядка служили авторитетные ребята, избранные коллективом, – совет самоуправления, товарищеский суд, детский парламент. Много значило в Доме общественное мнение– регулярно (еженедельно) выходило несколько газет, устраивались плебисциты доброжелательности, на которых воспитанники высказывали (по системе плюс-минус-ноль) свое отношение к ровесникам.

Духовная жизнь в Доме была ясной и чистой, без двуличия, без разлада между сущим и должным. Идеалы, утверждаемые Корчаком, были близки любой честной душе – и ребячьей, и взрослой. У зеленого знамени Дома (зеленый – цвет надежды) Корчак вместе с детьми дал клятву «Жить и работать согласно с правдой и справедливостью».

По мысли Корчака, всё, чем живет воспитательное заведение, должно быть подчинено тому, чтобы вызывать у детей раздумье о себе, о своем поведении, побуждать к постоянному стремлению стать лучше.

Януш Корчак был не только уникальным педагогом, но талантливым литератором. Литературному его дарованию были доступны все жанры, «кроме скучного». Беседы по радио, «правила жизни», юмористическая педагогика, сказки, фантастические повести, публицистика, наконец даже «молитвы тех, кто не молится» – всюду проявляли себя его яркий талант и великодушие.

Диву даешься, как успел он в границах своей короткой жизни (64 года), посвященной неотступным заботам о сиротах, которые, казалось, поглощали все его время, вместившей три войны, – как успел он создать и оставить нам бесценное педагогическое и литературное наследие, с которым, увы, еще мало знакомы российские учителя, родители, студенты.

Перу Януша Корчака принадлежит более 20 книг о воспитании. Правда, по объему это немного – два-три привычных для нас «педагогических» тома. Он не любил писать длинно и нудно. «Горю желанием в малом объеме дать много». Этот девиз Константина Циолковского сродни литературному наследию Корчака.

В библиотеке его особняком стояли томики Марка Аврелия, А.П.Чехова, Марселя Пруста. Однако никаких заимствований в книгах Корчака найти нельзя. Но излюбленный жанр проповеди, лаконичный и мудрый – от Аврелия, художественное внимание к малейшим проявлениям детской жизни – от Пруста. А о третьем своем кумире он сам сказал: «Из писателей больше всего я обязан Чехову – гениальному диагносту и клиницисту общества».

Януш Корчак был достойным последователем своих великих учителей. Свидетельство тому его талант, его творчество, героическая судьба.

Любовь у Корчака была одна на всю жизнь – дети. Способ отношений – гуманная педагогика. Он понимал, что ему дано знать то, чего другие не знают. И спешил, торопился поделиться явленными ему откровениями. Он – первый автор еженедельных газет Дома сирот. Случилась возможность – стал вести беседы по радио под именем Старого Доктора (пока их не запретили власти: гуманная педагогика часто оказывалась не ко двору).

Ни от чего он не отворачивался – всё видел ясно и обо всем говорил честно. Но вечной была забота и тревога о том, чтобы видение свое воспитатель соотносил, сопереживал с ощущениями ребенка, воспитанника. Надо уметь, писал он, «...по-детски радоваться и грустить, любить и сердиться, обижаться и стыдиться, бояться и доверять».

В любой его работе ясно и тонко обозначается позиция ребенка – не только как объекта воспитания, а как единственной, неповторимой личности – потенциальной и уже существующей.

Не довольствуясь учебными наставлениями, он обращается к художественной прозе, чтобы сполна, без дидактики высказать свои представления о взаимоотношениях ребенка и взрослого (повесть «Когда я снова стану маленьким»).

Ему показалось важным и интересным вообразить страну, где властвуют дети. Об этом – «Король Матиуш I». Из этой книги Дом сирот взял зеленое знамя детского королевства. Не чурался он и прозы рыночной жизни тогдашней Польши, посвятив ей книжку «Джек-кооператор».

Этот сборник завершает книга, которой, пожалуй, не было в мировой литературе. Название: «Наедине с Господом Богом». А ниже на обложке неожиданное пояснение: «Молитвы тех, кто не молится». Знающие, читающие Корчака не удивятся: у него, как и у Льва Николаевича Толстого, были сложные отношения с церковью. Достаточно сказать, что уроков религии в Доме сирот не было. Но моления, чтение молитв по свободному волеизъявлению воспитанников были. Без Бога Корчак не мыслил воспитания.

Я не посмею вторгаться в интимные сложности его души. К нашему счастью, мы располагаем послесловием Ольги Медведевой – переводчицы «Книги молитв» и Президента Российского общества Януша Корчака. Именем Общества и освящено это издание, осуществленное в Швейцарии. Тираж... 150 экземпляров. Так что наше включение в антологию гуманной педагогики этого раритета, с любезного согласия госпожи Медведевой, можно считать эксклюзивным.

...Я смотрю на портрет его, в глаза, полные добра, мудрости и печали. «Мир уродлив, и люди грустны», – сказал замечательный американский поэт Уоллес Стивенс. Будто о нем. Но печаль Корчака не знала отчаяния, он был деятелен и мужествен до конца. Его вопрос к взрослым в одной из последних статей «Одиночество старости»: «Жил ли ты? Какой же след ты оставляешь на земле? Сколько деревьев посадил? Сколько кирпичей уложил на стройке? Кому и сколько отдал тепла?» Это вопрос – совет любому, подводящему итоги своей жизни. Сам он ответил на него всей своей жизнью, отдав ее детям.

Стыдно, позорно мало издавали мы великого педагога, признавая его значение как бы через силу, сквозь зубы. В стране, имеющей 2,5 миллиона учителей, он выходил тиражом в... 40000 экземпляров, да и то раз в двадцать–тридцать лет. Не нравился он ни партбюрократам, ни ученым-догматикам из бывшей Академии педнаук. Такова судьба гуманной педагогики, поскольку плохо поддается она авторитарному управлению, а, минуя инстанции, обращается прямо к сердцу, уму, душе ребенка. И учитель предстает в ней как полноправный представитель духовных ценностей человечества.

И слова Корчака обращены к нам сегодняшним.

Как будто не лежат между нами десятилетия. «Современную жизнь формирует грубый хищник, homo rарах: это он диктует методы действий. Ложь – его уступки слабым, фальшь – почет старцу, равноправие женщины и любовь к ребенку. Скитается по белу свету бездомная Золушка – чувство. А ведь именно дети – князья чувств, поэты и мыслители.

Уважайте, если не почитайте, чистое, ясное, непорочное святое детство!»

Читая труды Януша Корчака, я ощущаю себя в храме добра, мудрости, вечного детства. Его проповеди очищают душу. Несравненная гармония стиля сродни лучшей поэзии.

«... Я полил цветы, бедные цветы детдома. Пересохшая земля вздохнула.

К моей работе приглядывается часовой. Сердит его, умиляет этот мирный в шесть часов утра труд?

Часовой стоит и смотрит. Широко расставил ноги... Моя лысина в окне, такая хорошая цель. У него винтовка. Почему он стоит и смотрит? Нет приказа». (Из последних записей в дневнике, 4 августа 1942 г.) Но приказ уже был приготовлен. Друзья Корчака узнали об этом, достали для него документы, чтобы он мог скрыться. Корчак отказался: «Не оставишь своего ребенка в болезни, несчастье, в опасности. А здесь двести детей. Как можно оставить их одних в запломбированном вагоне, в газовой камере?»

С развернутым знаменем вместе с детьми вышел Старый Доктор из Дома сирот под конвоем гитлеровцев. Дети не знали, что идут в последний путь. Отправились на вокзал, оттуда в товарных вагонах – в Треблинку, лагерь смерти. За 16 месяцев здесь было уничтожено 800 тысяч человек, среди них и двести сирот вместе с учителем. Теперь на месте газовых камер памятные гранитные глыбы. На одной из них надпись: «Януш Корчак и дети». Нет, это не память, это знак жесточайшего из преступлений.

А память о Корчаке, сам Корчак живы, пока его читают во всем мире. По всему миру рассеяны и дети Корчака, живущие по его заветам. Есть они и в России. Есть общество его имени, созданное энтузиастами-педагогами, студентами педвузов. Каждый год они собирают трудных подростков в летние лагеря по типу тех, что устраивал Корчак.

«...Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается», – записал он в дневнике незадолго до гибели.

Каждый бы в нашем мире имел право так сказать!

Олег Матятин


[1] Левин А. Дом сирот. Воспоминания. – М., 1970. – С. 35.

[2] Левин А. Дом сирот. Воспоминания. – М., 1970. – С. 180.

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 371