Глава IV

[Проект строительства Музея Николая Рериха в Америке. – Луис Хорш. – «Corona Mundi». – Создание экспозиции Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. – Общество друзей Музея Николая Рериха. – Картина Н.К.Рериха «Помни». – Становление С.Н.Рериха на самостоятельный жизненный и творческий путь. – Изучение Святославом Рерихом восточных и европейских художественных школ и традиций. – Творческое кредо Святослава Рериха. – Ранние произведения Святослава Рериха. – Значение фона в картинах Святослава Рериха. – «Я иду одиноко» (1967). – 1928 г. Финансовое положение семьи Рерихов. «Министр финансов». – Институт «Урусвати». Становление. – Переезд в долину Кулу.]

В начале двадцатых годов жизнь в Америке била ключом. Еще ничто не предвещало небывалого экономического кризиса, разразившегося через несколько лет. Широкие возможности расширения материальной базы открывались и перед связанными с именем Н.К.Рериха культурно-просветительными учреждениями. Их руководители, после отъезда Н.К.Рериха с семьей в Индию, решили построить в Нью-Йорке большой дом, под кровлей которого могли бы разместиться музей, институт, международный центр искусств и другие учреждения, в деятельности которых принимал живейшее участие русский художник.

За одобрением этой идеи обратились к самому Рериху. И такое одобрение, вместе с эскизным проектом, было вскоре получено. Проект предусматривал строительство 24-этажного здания с помещениями для музея, выставочной галереи, театра, рабочих студий, лекционных залов и прочего. Верхние этажи здания отводились для квартир, плата за которые была бы доступна для художников, педагогов, артистов и других работников культуры и просвещения со средним достатком.

Известный американский архитектор Х. Корбетт взялся за осуществление этого проекта. С банком была достигнута договоренность о предоставлении ссуды на очень крупную сумму. Когда Святослав Николаевич проводил в дальнее путешествие отца, строительство развернулось по-американски быстро. Непосредственно строительством, как и прочими делами административно-хозяйственного характера, в Музее Николая Рериха ведал директор-казначей – Луис Хорш. Его познакомили с Рерихами еще в 1922 году. Бизнесмен с обширными связями в финансовых кругах США, Хорш проявил громадный интерес к культурной деятельности Н.К.Рериха и, казалось, был ценной находкой для малоискушенных в коммерческих делах членов директората Музея. Правда, их подчас шокировали развязность манер и невежество Хорша в области искусства, однако в хозяйственных делах он проявлял столько инициативы и находчивости, что без него вскоре было уже трудно обходиться.

По настоянию Хорша в первоначальный проект постройки были внесены изменения, которые вызвали значительные увеличения банковской задолженности и выплаты процентов по ней. Предстоящие дополнительные расходы Хорш намеревался компенсировать предоставлением некоторых помещений строящегося небоскреба коммерческим предприятиям, что отнюдь не входило в планы учредителей Музея Николая Рериха.

Святослав Николаевич не вмешивался в финансовые дела, порученные Хоршу. Следует сказать, что, хотя финансирование Центрально-Азиатской экспедиции и осуществлялось в основном через американские учреждения, тем не менее Николай Константинович Рерих и члены его семьи сохраняли за собой полную свободу действий и не ставили себя в исключительную финансовую зависимость от каких бы то ни было лиц или организаций. Само строительство небоскреба в центре Нью-Йорка воспринималось Рерихами и их ближайшими сотрудниками как реальный шаг к осуществлению идеи «объединения всех искусств под одной крышей», под каковым лозунгом и велось все дело. В дальнейшем Музей предполагалось передать в дар американскому народу, что и было отражено в специальных документах, составленных членами-учредителями. Первоначально Музей должен был функционировать на правах паевого общества. Н.К.Рерих и Е. И. Рерих, как директора-учредители, обладали долей паев, которые давали им возможность участвовать во всех делах Музея, однако, проживая за пределами США, они практически не могли такими правами пользоваться и поэтому официально передоверяли их директору-казначею Л. Хоршу.

Святослав Николаевич, держась в стороне от финансово-хозяйственных вопросов, принимал самое деятельное участие в культурно-просветительной работе всех учреждений, связанных с именем его отца. Большие знания и организаторские способности молодого Рериха были по достоинству оценены сотрудниками, и он был выдвинут на посты директора Международного центра культуры «Corona Mundi» и вице-президента Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.

Возглавив руководство Международного художественного центра «Corona Mundi», Святослав Николаевич заметно активизировал деятельность этой организации, призванной, по замыслу ее учредителей, укреплять международные связи и дружбу между народами путем взаимообмена культурными ценностями. Верность основной идее, вызвавшей объединение «Corona Mundi» к жизни, и широкое практическое понимание ее Святославом Николаевичем много способствовали созданию той структуры, того направления, в рамках которых деятельность организации быстро расцвела. Даже краткий перечень мероприятий, проведенных этой организацией за годы ее существования, свидетельствует о большом вкладе в международную культурную жизнь. Так, центром «Corona Mundi» были проведены выставки: старых итальянских мастеров, русской иконы, художников Индии, старинного тибетского искусства, современных художников Бразилии, современных художников Австралии, современных художников Франции, современных художников Германии, искусства американских индейцев, портретов государственных деятелей Индии, американской графики и скульптуры. Были и коллективные, и персональные выставки начинающих художников, только еще пробивающих дорогу в жизнь. Некоторые из выставок носили характер передвижных и показывались не только в музеях разных городов США, но и в школах, высших учебных заведениях, библиотеках, госпиталях. Ознакомление с культурными творческими достижениями разных стран и народов шло небывало широким фронтом, ломавшим укоренившиеся представления об «искусстве для избранных».

Центром «Corona Mundi» организовывались также различные конкурсные выставки. Например, выставка, проведенная с целью отбора лучших декораций к операм «Аида», «Кармен», «Фауст», «Риголетто», выставки современных костюмов и одежды, выдержанных в заданных старинных, национальных стилях, выставки проектов современной мебели, текстиля и т. п.

С музеями и отдельными коллекционерами в разных странах было налажено самое широкое сотрудничество в деле обмена, пополнения коллекций, их специализированного подбора, экспертизы и каталогизирования произведений искусства.

Музей Николая Рериха был официально открыт 17 октября 1923 года, когда вся семья Рерихов находилась в Индии. В основу экспозиции легли 465 картин Н.К.Рериха, частично оставшихся в Америке после турне его выставок по американским городам, которое было организовано Чикагским художественным институтом, и частично созданных уже в самой Америке (серии: «Sancta», «New Mexiko», «Suita Ocean» и др.).

В 1924 году Николай Константинович пополнил коллекцию 80 произведениями, созданными уже в Азии. 23 ноября 1924 года состоялось открытие нового отдела музея, посвященного Елене Ивановне Рерих. В нем экспонировались четыре серии картин Н.К.Рериха: «Его Страна», «Зарождение тайн», «Сиккимский путь», «Гималаи».

Когда Святослав Николаевич занял должность вице-президента Музея, в нем уже насчитывалось свыше 500 картин его отца. Музею были переданы также несколько картин Святослава Николаевича, написанных в Сиккиме, и редкие коллекции предметов искусства народов Востока, собранные в экспедициях по Сиккиму, Бутану и Непалу. Среди произведений Н.К.Рериха были картины, написанные в разное время в России, Финляндии, Англии, Америке и, наконец, в Азии. Святослав Николаевич, присутствовавший при создании многих из этих произведений, лучше чем кто-либо разбирался в них. Поэтому при оформлении экспозиций в Музее, репродуцировании картин для различных изданий всегда широко пользовались его помощью и прислушивались к его советам. Ведь он прекрасно знал как произведения своего отца и все с ними связанное, так и вообще историю культуры народов, занимавшую значительное место в творчестве Н.К.Рериха.

В годы путешествия Н.К.Рериха по Центральной Азии собрание его картин в Америке регулярно пополнялось. В 1925 году было получено Музеем 72 полотна по мотивам Кашмира, Ладака, Малого Тибета, затем подошло 13 картин из известной серии «Знамена Востока», в 1927 году Музей получил 107 произведений, включавших уже и монгольские мотивы. У Святослава Николаевича не прекращалась работа по систематизации как картин своего отца, так и этнографического, фольклорного и другого научного материала, который поступал из экспедиции по мере ее продвижения по необъятным просторам Азии.

В ноябре 1926 года в Нью-Йорке было основано Общество друзей Музея Николая Рериха, вслед за которым аналогичные общества стали возникать во многих странах. К концу тридцатых годов их насчитывалось уже около восьми десятков. Причастный к почину этого массового международного культурного движения, Святослав Николаевич всегда находился в курсе его развития и поддерживал тесные связи с организаторами и участниками его отдельных, широко разбросанных звеньев. Корпоративность учреждений, вызванных к жизни художественной, научной и культурно-просветительной деятельностью Н.К.Рериха, вовлекала Святослава Николаевича в их обширную исследовательскую, лекционную, издательскую работу, в которой он выступал и как непосредственный участник, и как наиболее близкий и надежный посредник между этими звеньями и самим Николаем Константиновичем.

Перечисленное дает некоторое, хотя и далеко еще не полное представление о том обширном поле деятельности, которое открылось перед Святославом Николаевичем тогда, когда он только-только выходил на самостоятельный жизненный путь. Каждый шаг на этом пути привносил свои конкретные задачи, создавал новые ситуации. Сложившийся внутренний мир и уже достаточный духовный опыт предъявляли Святославу Николаевичу свои требования, подсказывали ему, что земной путь – это не просто «прохождение», оправдывающее поговорку: «день и ночь – сутки прочь». Нет, каждый шаг на этом пути – или восхождение к далеким горным вершинам, или скольжение под гору.

В одном из залов нью-йоркского Музея висела картина Николая Рериха «Помни», написанная незадолго до отъезда отца и сына из Сиккима. Величественная панорама Гималайской горной гряды, вершины, освещенные розовыми лучами восходящего солнца. Одинокий всадник покидает родное жилище. Где-то в низинах его ждут важные дела. Всадник оборачивается и окидывает прощальным взглядом свой дом, женщин, провожающих его в дальний путь, уводящие к небесам снеговые пики. «Помни, для чего ты покидаешь нас, что должен выполнить и почему должен вернуться сюда обратно!» – этот зов горнего мира обращен как бы и к самому Святославу Николаевичу, этот зов и вдохновляет, и обязывает, и вызывает сердечную тоску по горней Обители.

Как далек от этой Обители Духа низинный мир, в который пришлось погрузиться, как отталкивающе-чуждо море «житейской суеты», о котором еще до отъезда в Индию Николай Константинович писал:

Мутны волны и бурно море.

Неужели здесь должен быть

Наш улов? И здесь должны

Мы закинуть сеть нашу.

Иначе лишимся пропитания

Нашего. В желтые волны

Бросили мы нашу сеть.

Вес ее стал отягчаться.

Ах, сколько ила и грязи

Соберет наша бедная пряжа.

Но среди хлама мелькнул

Блеск чешуи. Господи, даже

Среди мутного моря все же

Послал нам золотую Рыбку.

Но мало того, среди

Грязи мы находим

Запечатанный ящик. Дома,

Только там за порогом

Мы раскроем его. Сладость

Какая – нести запечатанный дар. [1]

Оторванный от семьи, Святослав Николаевич в свои двадцать лет должен был пройти все уготованные для одинокого «ловца» испытания. Он знал, что малейшая оплошность может низвести «ловца» до бесславной роли «загонщика». Но в мудром «Наставлении ловцу», которым отец вооружил сына, сказано:

Удивляющийся уже открыт

Для врага. Впавший в раздумье

Теряет сети свои. А

Потерявший возвращается

Назад в поисках. Но пойдешь

Ты вперед, ловец!

Ты знаешь о мудрости.

Ты слышал о смелости.

Ты знаешь о нахождении.

И ты проходишь овраг

Только для всхода на холм. [2]

Велико искусство постоянного восхождения, великими трудами достаются «запечатанные дары», но, может быть, самым великим и наиболее трудным искусством является умение делиться найденным с людьми, умение увлекать их за собою на крутые горние тропы восхождений? И не о этом ли, самом трудном, было завещано всаднику с картины «Помни»? Думается, что каждый творец духовных ценностей, каждый мыслитель, художник, писатель, композитор, артист, испытавший высокие творческие взлеты, чувствует великую ответственность, передавая обретенное в этих взлетах другим людям.

Период творческой отдачи наступил у Святослава Николаевича рано, но, подчиняясь чувству ответственности, он был поначалу очень осторожен в методах выражения своего внутреннего мира. Первые произведения Святослава Николаевича свидетельствовали о тщательном изучении художником различных школ и традиций. Индийская миниатюра, методы ее перенесения в монументалистику, каноны тибетской иконописи, мусульманская орнаменталистика и ее влияние на традиционный, свободный рисунок древнеиндийской живописи, элементы греческого, египетского, персидского искусства, проникшие в Индию еще при Александре Македонском, сложный, философски осмысленный сплав этих традиций в более поздних индийских национальных школах – все это интересовало Святослава Николаевича как искусствоведа и находило какое-то преломление в той, по существу, европейской школе живописи, питомцем которой он являлся. Память о Востоке постоянно вносила свои коррективы как в его исключительные способности наблюдать и анализировать окружающее, так и в его живопись.

В эти годы Святослав Николаевич много разъезжает по Америке, посещает европейские страны, встречается с художниками, деятелями культуры, учеными самых различных толков и направлений. Запад не перестал быть для Святослава Николаевича важнейшей школой и жизни, и искусства. Склонный доходить во всем до истоков, молодой художник с особым интересом относился ко всему, что было связано с эпохой Возрождения. Изучение по подлинникам произведений Леонардо да Винчи, Рафаэля, Джорджоне, Тициана, Микеланджело, Антониса ван Дейка, Луки Лейденского и других великих мастеров, ярких представителей и выразителей своей эпохи, являлось для Святослава Николаевича логическим продолжением того первого прикосновения к Прекрасному, которое он испытал еще в ранние детские годы в Петербурге среди собраний его богатейших музеев и в семейной обстановке.

Большое значение для Святослава Николаевича имели некоторые технические проблемы. Так, например, старые индийские мастера из-за климатических условий (сырость и температурные перепады) избегали масляных красок. Николай Рерих в поисках ярких, декоративных тонов почти полностью перешел на темперу, когда Святославу было всего два года. Так что именно европейское искусство оставалось для Святослава Николаевича школой мастерства масляной живописи, от которой, в основном в портрете, он не хотел отказываться и над которой много экспериментировал, добиваясь необычной для нее яркости, чистоты тонов и их устойчивости.

Сопоставляя индийские школы живописи XV-XVI веков с европейскими школами эпохи Возрождения, Святослав Николаевич, на примере могольской школы, возникшей на севере Индии в начале XVI века, наблюдал сложный процесс проникновения европейских влияний, занесенных португальцами и голландцами в индийские, персидские и центральноазиатские традиции. Большой интерес представлял для Святослава Николаевича и период застоя в индийском искусстве в начале XIX века, обусловленный приходом в Индию англичан, и последующее возрождение этого искусства в конце XIX века, когда тяготение к классическому наследию Индии вызвало к жизни так называемый Бенгальский ренессанс, с основоположниками которого – Абаниндранатом Тагором и Рабиндранатом Тагором – семья Рерихов поддерживала самые близкие и дружеские отношения.

Полученный на Востоке опыт изучения истории культуры и искусства углублял интерес Святослава Николаевича ко многим явлениям эпохи Возрождения как к классическому наследию Европы, которое способно внести новые, живительные струи в чем-то сильно деградирующее искусство Запада. Игнорирование функционального назначения искусства в жизни человека и человеческого общества сказывалось как на искусстве, так и на всем жизненном укладе западных стран. Разрыв между реальной жизнью и искусством разрушал основы того и другого.

Искусство, преобразующее жизнь, которая его порождает, по мысли Святослава Николаевича, должно аккумулировать в себе все самое лучшее, чем эта жизнь богата. Творческое кредо художника четко выражено в его словах: «Я лично стараюсь отобразить, что я вижу красивого. <...> Я считаю, что если вы что-то изображаете в картине, то это остается для будущего воздействия на других. В жизни, когда мы видим что-то некрасивое, мы можем от этого отвернуться, но когда это запечатлено, да еще с большим мастерством, то мы не можем ни уйти, ни изменить этого. <...> Поэтому я всегда искал красоту. <...> И передавая то красивое, что я видел, я передавал долю радости, которую сам при этом ощущал. <...> В природе есть много красивого. <...> Посмотрите на крылья бабочки. Как замечательны всевозможные комбинации их! Посмотрите на цветы, на кристалл, на игру красок в небесах, на море, и вы увидите, что мы окружены исключительной красотой. Только это нужно усмотреть и прочувствовать. Что может быть красивее крыльев бабочки? Вы спросите – зачем они так созданы? Несомненно, именно такими они были нужны, раз созданы природой. Она никогда не создает того, что ей не нужно. <...> И наше человеческое стремление к красоте – то же самое. Оно исходит из глубин нашей общей природы. И когда мы стремимся к Красоте, мы видим и понимаем, что это не что иное, как самое рациональное и практическое отношение к миру, к жизни» [3].

Всегда ли человек, устраивая свою жизнь на Земле, следует законам матери-природы и воздерживается от создания абсолютно никому не нужного или даже для всех вредоносного? Какое место занимает искусство в рациональном, практическом отношении к человеку и к окружающей его среде? Наконец, произведения искусства, получая самостоятельную жизнь, становятся ли нужными не одному только их творцу? Похоже, что каждый раз, беря в руки кисть, Святослав Рерих ставил перед собой эти вопросы, отлично понимая, что все попытки решить их, не отходя от мольберта, в свою очередь оказались бы беспредметными и нерациональными. Их реальное решение отсылает к многовековому опыту прошлых поколений, к сложнейшим явлениям сегодняшнего дня, к прогнозам на ближайшее и отдаленное будущее. На Востоке Святослав Николаевич слышал буддийское изречение: «Прошлого мы не помним, будущего не знаем, поэтому реально для нас существует лишь настоящее» [4]. С этим можно согласиться, однако отнюдь не потому, что с восходом солнца начинается все заново лишь для того, чтобы не опоздать на похороны содеянного к его закату. Подлинное осознание ценности и неповторимости настоящего заключается в том, что оно является прямым результатом «забытого прошлого» и единственной ступенью к достижению «незнаемого будущего». Сегодняшний день – это связующее звено в непрерывной цепи жизненных проявлений, это – вечное «теперь». Исключите это звено, и цепь рассыплется, и само это звено, лишась опоры, потеряет свою реальность, канет в небытие. Именно лишь действенное вхождение в жизнь сегодняшнего дня позволяет творцу ощутить и выразить в своем творчестве непреходящую истину вечности Бытия.

Такое вхождение в жизнь, всестороннее ее познание предшествовали у Святослава Рериха творческому самовыражению, несколько тормозили его. Молодой художник много и упорно работал, его произведения пользовались на выставках большим успехом, но он не спешил «заявить» себя и выставлялся сравнительно мало, даже очень мало, если принять во внимание имевшиеся у него в этом отношении возможности. Давали себя знать строгий отбор, взыскательная самокритичность, исходившая из повышенного чувства ответственности за все, что отдается людям. В одном из очерков Николай Константинович Рерих упоминает: «Святослав собирается уничтожить часть своих картин, которые перестали ему нравиться. Трудное это дело. Часто не угадать, что именно можно обречь огню» [5].

Действительно, такой отбор можно произвести, лишь глядя через призму многих ушедших годов. Через полвека после вступления на самостоятельную стезю жизни и творчества Святослав Николаевич скажет: «Когда долго идешь по жизненному пути, неизбежно начинаешь видеть, как много суетного в тебе и вокруг. Надо очистить душу от мелочной суеты, чтобы она могла наполниться энергией для самого главного: для предстояния перед Жизнью. Потому что каждый миг подлинной, полноценно проживаемой жизни есть предстояние перед Жизнью. Готовность и способность творить» [6].

Ощущение того, что лишь «предстояние перед Жизнью» дает художнику право стоять у мольберта, всегда определяло направление творческого пути Святослава Николаевича. Из его ранних, наиболее известных произведений можно указать на следующие:

• пять панно для фресок на восточные мотивы. Эти панно получили первую премию на Международной выставке в Филадельфии в 1926 году;

• панно с изображением двух разгоряченных скачущих коней, тоже для стенописи. Фрески Востока произвели на Святослава Николаевича, получившего также и архитектурное образование, большое впечатление и, по-видимому, стимулировали его творчество в области монументалистики;

• большое полотно «Святой Франциск» (1923);

• «Лама с рогом» (1924), картина исполнена в упрощенной, но очень яркой тональности. Портрет ламы на фоне сиккимского пейзажа;

• «Сиккимская женщина» (1924) – работница плантаций;

• «Мальчик из Непала» (1924);

• «Портрет корсиканской женщины» (1926);

• большое полотно «Мадонна роз» (1926) – портретное изображение на фоне террасовых склонов итальянского пейзажа, исполненное и в каких-то традициях ренессанса, и вместе с тем очень современное;

• портрет Наташи Рамбовой в восточном одеянии, на фоне восточного же, далеко не привычного для портретного фона панно с изображением крупномасштабных человеческих фигур. Решение – в ярких красках, по рисунку – лаконичное, можно говорить даже о графичности, но без малейшей тенденции замены живописи сухой схематикой. Привлечение атрибуций ушедших времен и далеких земель нимало не отодвигает в далекое прошлое саму модель. У вас не возникает сомнений в том, что эта молодая, красивая женщина принадлежит к нашему, двадцатому столетию и Восток для нее еще – только мечта, а не органически родственная, взрастившая ее жизнь.

Натюрморт, пейзаж, монументалистика прикладного характера, символические композиции, портрет и совмещение портрета с другими жанрами, отнюдь не случайное, а вытекающее из внутреннего мира модели, осваиваются Святославом Николаевичем не хаотически, а в строгой системе подчинения самому для него главному – проникновению в глубины человеческой души – в упорных поисках гармоничного сочетания личности с окружающей средой. Николай Константинович в одном из очерков, посвященных творчеству сына, приводит фрагмент из жизнеописания Ван Дейка: «Некто привел своего сына к Ван Дейку и, прося принять его в мастерскую, уверял, что сын его уже умеет писать фон портрета. Великий мастер справедливо заметил: "Если ваш сын умеет писать фон портрета, то ему у меня уже нечему учиться"» [7].

Фон портрета – это зримый образ вообще-то скрытого в самом человеке его духовного мира. Фон передаваем различными приемами – иногда исключительно тональностью и интенсивностью цветовых сочетаний. Но фон не может быть просто окружающей обстановкой, в которой человек живет. Фон – это излучения человеческой души, создаваемая самим человеком атмосфера его окружения, то, что на Востоке называют «аурой». Фотоаппарат, воспроизводя изображения разных людей на одном и том же фоне, не в силах этот последний изменять. Художник обязан подметить те изменения, которые в одну и ту же обстановку вносят разные люди. Но для этого художнику необходимо научиться проникать в самые сокровенные недра душ человеческих и обнаруживать всю сложность взаимосвязанности человеческого «нутра» с окружающим его внешним миром.

Люди и тот «мир людей», в котором они не только живут, но который они и творят своей сущностью, своими устремлениями, мыслью, надеждами, для Святослава Николаевича, как портретиста, были нераздельным целым. И, возможно, поэтому столь убедительными оказались его самые первые работы в большой серии портретов Николая Рериха. В данном случае ни субъективных, ни объективных преград, разделяющих художника и его модель, не существовало. Там же, где эти преграды приходилось преодолевать, жизненный опыт предшествовал у Святослава Николаевича опыту живописному. Первый как бы расчищал путь для второго. И вряд ли мы ошибемся, если скажем, что до того, как сделать «заявку» на место в искусстве, Святослав Рерих сделал большую и ответственную заявку на свое место в жизни.

Жизнь же, во всей своей неуемности, ставила перед молодым художником одну проблему за другой. Беспокойство за судьбу отца, матери и брата, находившихся в экспедиции, которую длительное время считали бесследно пропавшей, усугубляло беспокойство и за судьбу всех тех обширных общественно-культурных начинаний, успешное развитие которых во многом зависело теперь от его организаторских способностей. Ведь Святослав Николаевич лишь формально числился «младшим в семье». Вообще-то обыденной градации «старшинства» в их семье не признавалось. Каждый в полном объеме отвечал за дело, в котором сотрудничество строилось на принципе незаменимости, а не подчинения. Но при некоторых неизбежных обстоятельствах приходилось одному и заменять всех, и отвечать за все, и полагаться лишь на себя. Святославу Николаевичу, чаще других представлявшему семью единственно в своем лице, выпала трудная доля единоборствующего воина. Думается, что одна из его позднейших картин – «Я иду одиноко» (1967) – автобиографична. В каком-то аспекте она определенно отображает весь жизненный путь художника с самого раннего периода его самостоятельной деятельности.

В начале 1928 года были получены первые известия о том, что экспедиции Николая Рериха удалось вырваться из Тибета, где она была коварно задержана британскими колонизаторами, не желавшими допустить Рериха обратно в Индию после посещения им Советского Союза. Экспедиция держала путь в Сикким через перевалы Гималайского хребта. Святослав Николаевич немедленно покинул Соединенные Штаты, чтобы подготовить все необходимое для встречи экспедиции в Индии. С борта парохода он пишет В. А. Шибаеву в Ригу, что временно остановится в Калькутте, дабы «заняться разными делами, по возможности совмещая их с живописью» [8]. В числе перечисляемых дел упоминается о связях с американскими киностудиями и их представительствами в Европе, о необходимости детального изучения производства и рынков лекарственных растений и иных фармацевтических препаратов Востока, об экспорте из Индии в западные страны сырья для западной парфюмерной промышленности. Эти «разные дела» как будто плохо согласуются с живописью и углубленными занятиями в области изучения древних культур народов Востока. Однако в той дифференциации занятий и ответственности, которая сложилась между членами семьи Рерихов, на долю Святослава Николаевича выпадали как дипломатическая миссия «полномочного представителя», так и обязанности «министра финансов». Безответственные выдумки о полной зависимости Николая Рериха от милости американских миллионеров, инспирированные в основном завистливыми неудачниками белоэмигрантских кругов, обнаружили свою несостоятельность в середине тридцатых годов, когда группа американских бизнесменов попыталась подвести Николая Рериха «под банкрот». Как показали последующие годы, и материальное, и духовное банкротство постигло именно эту группу. Вопреки чаяниям заговорщиков Рерихи, преодолев временно возникшие затруднения, успешно продолжали развивать свою творческую, научную и культурно-просветительную деятельность и после того, как им пришлось отказаться от действительно существенной поддержки «его величества доллара». И огромнейшая заслуга в этом принадлежит Святославу Николаевичу, чьими неустанными заботами и трудами умело поддерживалась на нужном уровне та материальная база, без которой, в сложившихся обстоятельствах, независимое финансовое положение семьи в целом было бы трудно сохранить.

В мае 1928 года отец, мать и оба сына опять собрались все вместе в уже известном нам доме «Талай-Пхо-Бранг» под Дарджилингом. Проведенной экспедицией, принесшей Рериху-ученому большую известность, отнюдь не завершались его планы по изучению Востока. Находясь в 1926 году в Москве, Николай Константинович определил, что для окончания всей намеченной программы исследований ему потребуется не менее десяти лет. По возвращении из экспедиции необходимо было решить вопрос – в какой форме лучше продолжать столь успешно начатую работу? Возобновив контакты с научными учреждениями Азии, Европы и Америки, проявившими большой интерес к результатам экспедиции, Рерихи решили, что наилучшей формой явится самостоятельный институт, расположенный непосредственно у Гималайского хребта. Таковой институт и был официально открыт 24 июля 1928 года в Дарджилинге. Он был назван – Гималайский институт научных исследований «Урусвати». Структура института предусматривала возможность комплексного изучения большого круга научных проблем, и деятельность института была рассчитана на обширные интернациональные связи. Как и всегда, значительная роль в налаживании таких связей принадлежала Святославу Николаевичу. Директором института стал уже широко признанный в научных востоковедческих кругах – Юрий Николаевич Рерих. Святослав Николаевич принял на себя прямое руководство некоторыми секторами отдела естественных наук (ботаника, орнитология, фармакопея, кристаллография, тибетская медицина), а также исследованиями по истории искусств и культуры народов Азии.

На должность секретаря института «Урусвати» был приглашен вызванный из Европы Владимир Анатольевич Шибаев.

В процессе интенсивного первого периода организационной работы встал вопрос о переводе института в более подходящее место, чем шумный, полукоммерческий, полукурортный Дарджилинг. Выбор остановили на долине Кулу, в районе Западных Гималаев, на границе с Малым Тибетом. Эта историческая долина в археологическом, филологическом, этнографическом, а также геологическом, ботаническом и зоологическом отношениях предоставляла для исследований неисчерпаемый материал. Долину эту рекомендовал Рерихам также известный альпинист Ч. Брюс, который трижды – в 1921, 1922 и 1924 годах штурмовал Джомолунгму (Эверест). Долина Кулу славилась также прекрасным климатом, что является немаловажным условием для европейцев, решившихся на долговременное пребывание в Индии.

В декабре 1928 года Рерихи покинули Дарджилинг. До Патанкота благополучно добрались по железной дороге, дальше же пришлось снаряжать настоящий караван. В. А. Шибаев, присутствовавший при переезде, вспоминает: «На несколько машин погрузили домашнее имущество, картины, коллекции, различное экспедиционное оснащение. Особняком шла вся конюшня, находившаяся в ведении Юрия Николаевича. <...>

Первую ночевку организовали в Палампуре, на высоте тысяча метров. Это было в конце декабря 1928 года. Мне удалось достать елочку и маленькие свечи, и в далеких Гималаях засверкала традиционная русская рождественская елка. Следующая остановка была в Манди, где раджа предоставил для ночевки большую удобную дачу. К вечеру третьего дня, проехав на машинах ущелье Ут, мы достигли долины Кулу, которую местные жители часто называют "Долиной трехсот шестидесяти богов". В то время горные дороги в этих местах были так узки, что движение по ним происходило лишь в одну сторону с двухчасовыми перегонами и разъездами» [9].

В долине Кулу Рерихам посчастливилось приобрести у раджи Манди участок с прекрасным двухэтажным домом для жилья. Дом находился на удобной площадке склона горного хребта на высоте 2000 метров над уровнем моря. Метров на триста выше по склону находилась другая площадка со строениями, которые после реконструкции и дополнительных пристроек можно было отвести для нужд института. В январе 1929 года Рерихи справили новоселье, и поселок Наггар в долине Кулу стал постоянным их местопребыванием в Индии и навсегда остался связанным с их именем. Однако Святославу Николаевичу часто и на длительные сроки приходилось покидать это так полюбившееся ему семейное «горное гнездо», с которым мысленно он никогда не расставался. «Там совсем другой мир, – замечает в одном из писем Святослав Николаевич, – и если включиться в него, его сущность и внутреннюю жизнь, то все другое отходит на дальний план» [10].


[1] Беликов П.Ф. Рерих (Опыт духовной биографии). С. 178.

[2] Цветы Мории / Рерих Н.К. Цветы Мории. Пути Благословения. Сердце Азии. С. 48.

[3] Из выступления С.Н.Рериха 29 мая 1960 г. в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (Москва). Архив Эстонского общества Рериха. См. Отдел рукописей МЦР. Ф. 1, д. (вр. №) 894.

[4] См.: Беликов П.Ф. Рерих (Опыт духовной биографии). С. 330.

[5] Трудно / Рерих Н.К. Листы дневника. Т. II. М., 2000. С. 406.

[6] Литературная газета. 1977. 16 февраля. (Прим. – П. Б.)

[7] Святослав / Рерих Н.К. Листы дневника. Т. I. M.: МЦР, 1999. С. 443.

[8] Письмо С.Н.Рериха В.А.Шибаеву (без даты). Архив Г. Р. Рудзите (Латвия).

[9] В Гималаях / Сб.: Непрерывное Восхождение. Т. I. С. 407-408.

[10] Письмо С.Н.Рериха П.Ф.Беликову от 26 апреля 1965 г. / Сб.: Непрерывное Восхождение. Т. I. С. 156-157.

 

 

Печать E-mail

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
Просмотров: 366