Рериховская библиотека
Личностные методы передачи знания в научной школе Ю.Н. Рериха
Е.Н. Молодцова,
кандидат философских наук,
Институт истории естествознания и техники РАН,
Москва
Выработанные древней традицией и продолженные в современность знания Индии и Тибета, которые в совершенстве изучил Ю.Н.Рерих, сильно отличаются от типа знания, свойственного научной культуре Европы. Соответственно они требуют разных способов трансляции. Если обучать древней мудрости так, как мы обучаем современной науке, то неизбежна утрата внутренней сути этой мудрости. Древние знания нельзя изучать по частям, ибо они представляют собой неразрывную целостность, которая не постигается привычным для нас способом, но требует внутреннего постижения, одномоментного схватывания. Для этого недостаточно развития одного только ума, необходимы тренировка и преобразование личности в целом.
Именно таким тренингом и занимался в своей педагогической деятельности Ю.Н.Рерих, передав этот навык своим ученикам. От ученика требовались мужество, стойкость, вера в Учителя и безоговорочная ему преданность. Обучая древним восточным языкам, Юрий Николаевич не забывал и про современные западные. При этом он прежде всего снимал столь свойственный человеку психологический барьер перед чужим языком – тем, что бесстрашно погружал сразу в языковую стихию. Дело в том, что при знании санскрита и хотя бы одного из европейских языков чтение текстов на других европейских языках, принадлежащих к индо-европейской группе, не представляет особой трудности, нужно лишь, образно говоря, бросить человека в воды языковой стихии. Именно это и делал Юрий Николаевич, когда, пользуясь своим непререкаемым авторитетом Учителя, требовал от учеников проштудировать до завтра статью, скажем, на венгерском языке, оставаясь совершенно глухим к ропоту обучаемых, не знавших ни слова по-венгерски. Ослушаться Учителя, не выполнить его требования было невозможно, зато, выполнив задание, ученики на личном опыте убеждались, насколько сфера возможного шире, чем им казалось.
Благодаря этому методу погружения в язык очень скоро переходили к чтению оригинальных текстов. Причем с современными текстами на западных языках ученик работал самостоятельно, поскольку они содержат в себе информацию, рассчитанную на всех, общедоступную, древние же восточные писания разбирались под непременным руководством Учителя, как это испокон веков было принято на Востоке. Ибо тексты такого рода не несут в себе всей полноты информации, которая передается только из уст в уста, и, будучи принципиально многозначными, не имеют единственного толкования, единственной интерпретации. Они открываются человеку в соответствии с уровнем его сознания, который, как известно, является величиной переменной. И именно поэтому они никогда не могут быть верно прочитаны и истолкованы сами по себе, но всегда требуют Учителя. В восточной культуре, в частности в тибетской и индийской, текст – это не тот абсолютный носитель информации, с каким мы привыкли иметь дело в западной традиции, а всего лишь некие «узелки на память», фиксирующие определенные состояния сознания и порождающие их в читателе-ученике. Именно эту многозначность и передавал Учитель в своем развернутом комментарии, погружая ученика в удивительный, дотоле чуждый ему мир, помогая усвоить его, то есть сделать «своим», принять в свой внутренний мир, и тем самым расширял горизонты личности обучаемого. Он помогал ему войти в смысловое поле текста, отказавшись от принятой у нас позиции стоять над текстом в позе всезнающего критика, и заставлял его поверить в то, что древний текст может оказаться и, как правило, оказывается выше и мудрее своего исследователя. Только с такой позиции, которая должна быть сформирована мудрым Учителем, и может ученик схватить целостную сущность восточных учений.
Мне очень повезло в жизни – я училась у учеников Ю.Н.Рериха, и мой нравственный долг рассказать об этих людях, об Александре Моисеевиче Пятигорском и об Октябрине Федоровне Волковой, с которыми свела меня судьба в годы моего ученичества. Мои Учителя несли в себе и передавали через собственную личность сам образ Ю.Н.Рериха, ибо он был для них Учителем, то есть непререкаемым научным и нравственным авторитетом и, пожалуй, самым уважаемым человеком в их жизни. В своей дальнейшей исследовательской и педагогической работе они пользовались теми методами, которые передал им Юрий Николаевич.
Прежде всего они категорически отвергали существующий в современной научной традиции тот довольно странный тип подхода к тексту, при котором априори считается, что исследователь по определению умнее и мудрее текста. Такой ученый как бы возвышается над текстом: он анализирует, расчленяет, разбирает, а в худшем случае еще и критикует его, выспренно именуя такую деятельность научным подходом. Подобным высокомерием не грешили мои Учителя. Для них существовал другой подход, единственно возможный по отношению к тексту, несущий в себе не так называемую объективность, а включенное в текст и в окружающую его культуру наблюдение. Эта позиция исследователя предполагает необходимость учиться у текста, выявлять, с какой целью он написан, какой смысл в нем заложен, какой несет в себе энергетический заряд. Отношение к тексту должно быть личностным – необходимо понять, что именно текст хочет сказать лично тебе, ибо древние тексты обращены не ко всем вообще, но к каждому отдельному человеку, к личности.
Думается мне, что к Востоку человека ведет судьба, может быть, карма, причем гораздо тверже и уверенней, чем ко всему остальному. Когда я пришла на философский факультет МГУ, нам всем поголовно и в приказном порядке предложили специализироваться в области философских вопросов естествознания. Время было такое. И почему-то, то ли из чувства противоречия, то ли потому, что уже была знакома с историей философии, у меня созрело решение заниматься философией Востока. На это требовалось согласие декана, обязанности которого в тот момент исполнял профессор Панцхава. К нему-то я и отправилась, и мне сразу же было сказано, что для начала нужно назвать страну. Почему-то назвалась Индия, о которой я практически ничего не знала. Панцхава усмехнулся в свои роскошные усы, медленно и со вкусом раскурил трубку и сказал: «Ну что ж, если Вы хотите испортить себе жизнь, я могу Вам в этом помочь». Ведь в те времена восточная мудрость и восточные учения абсолютно не согласовались с официальной идеологией и изучение индийских текстов, если делать это всерьез, а не конъюнктурно, было чревато множеством всяческих неприятностей, которые в полном объеме пришлось вкусить в России и Ю.Н.Рериху, и ученикам его научной школы. Мне тоже не удалось их миновать, но ни разу не пожалела я о своем первоначальном выборе, потому что увлекательность материала искупала все. Ну а теперь о судьбе, вернее, об ее иронии. Вот уже много лет я работаю в Институте истории естествознания и техники РАН, отказавшись ранее заниматься философией естествознания. И еще о судьбе. При вышеупомянутом разговоре с профессором Панцхавой выяснилось, что именно в данный момент в учебной части находится младший научный сотрудник Института востоковедения Александр Моисеевич Пятигорский, который собирается читать для третьего курса историю индийской философии. «Посещайте, если хотите», – сказал Панцхава. У нас тогда была вольница на философском факультете и педагоги наши, несмотря на все сложности их жизни, были мудрыми людьми.
Конечно же, я сразу побежала в учебную часть, где увидела высокого человека в видавшей виды ушанке, одно ухо которой было опущено, второе же поднято, один глаз у него косил и одна нога прихрамывала. Но никогда в жизни я не встречала более обаятельного человека. Он обладал каким-то естественным магнетизмом, притягивавшим к нему самых разных людей. Его друг, крупный философ М.К.Мамардашвили, тоже был наделен большим обаянием, однако он всегда говорил, что «есть еще более обаятельный человек, это мой друг Саша Пятигорский».
Александр Моисеевич мог овладеть любой аудиторией. Этим же искусством в совершенстве владел его Учитель Ю.Н.Рерих, который был очень строг к ученикам, Пятигорский же – предельно снисходителен. На объявленный спецкурс собралось всего пять человек, и это было очень хорошо, поскольку давало возможность для индивидуальной работы и для непосредственного общения. Так мы занялись чтением «Бхагавадгиты» в блестящем русском переводе академика Б.Л.Смирнова, который никогда не увидел бы свет, если бы не помощь Ю.Н.Рериха. Опоздав, как правило, минут на двадцать (опоздание на десять минут вызывает у ожидающих раздражение, а на двадцать – радость, что вообще пришел), Александр Моисеевич садился за стол и начинал читать текст «Бхагавадгиты». По ходу дела рождалось множество комментариев, Учитель увлекался, вставал, начинал ходить по аудитории, по поводу каждого фрагмента текста у него возникали все новые и новые комментарии, ассоциации, пространные толкования. Именно так работали с учениками Учителя Востока и этот прием изучения текста принес с собой в Россию Ю.Н.Рерих, личным примером научив ему своих учеников.
Текст «Бхагавадгиты» практически неисчерпаем, его можно и нужно читать всю жизнь, всегда открывая в нем все новые пласты смыслов, все новые предназначения, ибо он учит мудрости жизни. Он был создан для каждого человека в практически любой ситуации. Никуда не торопясь, свободные от оков предзаданных программ, мы разбирали этот текст в течение целого учебного года. Это были потрясающе интересные уроки, которые накрепко западали в память еще и потому, что у Александра Моисеевича всегда был в запасе неожиданный способ повернуть сознание ученика. Нередко текст просто не укладывался в голове, потому что в свои семнадцать лет человек, идущий на философский факультет, достаточно зашорен, его сознание сильно сужено. Учитель умел одной точной фразой раскрыть и развернуть сознание слушателей, раздвигая таким образом горизонты личности.
Фразы, как правило, просто врезались в память. Особенно запомнилась одна, я до сих пор с ней живу. Александр Моисеевич говорил, что в этой жизни есть три категории профессиональных идиотов: «архитекторы, психиатры и педагоги. Архитекторы – потому, что решают единственную задачу: как привязать проект к местности. Психиатры – потому, что считают нормальными исключительно себя, рассматривая всех прочих как отклонения от нормы, стараясь их к норме вернуть. (Точно так же академическая наука подходит к восточным текстам, считая их болезненной игрой сознания.) А педагог обычно уверен, что уж он-то точно умнее всех и знает ответы на все вопросы, всегда и везде стремясь поучать других». Часто выступая в роли педагога, я благодаря Пятигорскому твердо стою на том, что тяге к «профессиональному кретинизму» поддаваться нельзя. Нельзя считать себя умней сидящих в зале, умней своей аудитории, нужно войти в контакт со слушателями, а не «возвышаться» над ними. Точно так же, как нельзя «возвышаться» над текстом, следует входить в текст. Это знание и это понимание пришли к нам по цепочке Учителей, одним из звеньев которой, ближайшей к нам, но не последней, был Юрий Николаевич Рерих.
Позднее Александр Моисеевич читал курс истории индийской философии уже в новом здании гуманитарных факультетов МГУ, в громадной, битком набитой слушателями аудитории. Он искренне недоумевал, зачем на его лекции сбегается такое количество людей. Но это был пик интеллигентской моды на Восток. С такой аудиторией было невозможно серьезно работать и трудно было понять, что, собственно говоря, всем им было здесь нужно. Их вела необъяснимая волна экзальтации, доходившей почти до истерии, мешавшей усвоить что бы то ни было. Все сидели с включенными магнитофонами, и с этих записей потом делались распечатки. Как-то одна из них попала мне в руки, и я была просто шокирована уровнем абсолютного непонимания сказанного на лекциях, неспособностью даже к простому воспроизведению. Граждан, ходивших на лекции, прекрасно характеризует эпизод с юношей, следовавшим за мной неотступно и просившим устроить его в ученики к Пятигорскому. В надежде от него избавиться, я поинтересовалась, готов ли он, как того требует индийская традиция, добывать Учителю еду, носить в дом топливо, приготовлять пищу, убирать жилище и неукоснительно выполнять любые распоряжения Наставника? Молодой человек был на все согласен. Узнав об этом разговоре, Александр Моисеевич долго смеялся, приговаривая: «Ну надо же, жили же люди!» А всерьез он сказал, что впредь с такой аудиторией работать не будет.
В аспирантуре мне еще раз крупно повезло: я познакомилась с ученицей Ю.Н.Рериха Октябриной Федоровной Волковой. С Пятигорским они были большими друзьями, и оба были всего лишь младшими научными сотрудниками Института востоковедения. Делание карьеры было для них, как и для их Учителя Ю.Н.Рериха, занятием неблагородным, нестоящим. С Октябриной Федоровной, исключительно обаятельным человеком и мудрым Учителем, мы вновь стали читать «Бхагавадгиту», но теперь уже в оригинале, на санскрите. На Востоке изучение языка никогда не сводится к фонетике и грамматике, но представляет собой живой процесс общения Учителя и ученика, именно так обучал языкам Ю.Н.Рерих, щедро передав этот навык своим ученикам. С О.Ф.Волковой мы открывали массу новых смыслов великого и мудрого текста, принципиально не передаваемых в переводе. Октябрина Федоровна работала применительно к уровню ученика, мы с ней разбирали философский смысл учения «Гиты», его культурный антураж. Эти уроки мне очень много дали. Уровень проникновения в личность ученика до сих пор поражает меня, когда я вспоминаю, как Октябрина Федоровна совершенно неожиданно сказала мне: «Только я Вас очень прошу, никогда не выходите в тантры». В то время я занималась индийской классикой и о тантрах даже не помышляла. Эта фраза-предупреждение всплыла в моем сознании долгие годы спустя, когда тантры сами собой пришли ко мне и меня захватили. Я выяснила, что никому из своих тогдашних учеников подобного она не говорила, но их и не затянули тантры.
У живших вместе сестер Волковых, Октябрины и очаровательной Инны Федоровны, ныне уже покойных, был открытый дом, в котором любили собираться самые разные, но всегда очень интересные и необычные люди. Память о Юрии Рерихе постоянно присутствовала в их беседах. Слушая их, я часто не могла отделаться от ощущения, будто я тоже лично знакома с Юрием Николаевичем, с которым, к глубокому сожалению, мне не довелось встретиться в этой жизни.
Образ мудрого Учителя, раскрывшего перед ними и передавшего им богатство не только своего знания, но и своей многогранной и искренней личности, ученики Юрия Николаевича Рериха пронесли через всю свою жизнь, в которой им не однажды потребовались их мужество, стойкость, беспредельная преданность своему делу. Память Учителя достойно почтили они передачей знаний и воспитанием собственных учеников.