Альфред Хеидок
Память сердца
Когда меня спрашивают о личных встречах и впечатлениях от Н.К. Рериха, то первым делом мне хочется указать на такие особенности Николая Константиновича, как великую простоту, спокойствие в речи и движениях, а также полное отсутствие желания чем-то выделиться из окружающих. Но – как странно! – он никогда не смог бы спрятаться или, как говорится, раствориться в толпе, стать незаметным. Почему? Сила, которую я назову духовным магнитом, придавала особую значительность каждому его слову и движению.
Где бы он ни появлялся, его замечали все, стремились ближе подойти, ловили каждое его слово. Конечно, были и любопытствующие, и недоброжелатели, ищущие повод к осуждению. Притягивала личность Николая Константиновича, притягивали и его картины, куда кроме высочайшего мастерства он вкладывал часть своей огненной сущности.
Почему называют сущность Рериха огненной? Потому что она зажигала и зажигает других возвышенными чувствами, подобно пламени сама ничуть не уменьшаясь – ведь от одной свечи можно зажечь миллионы других свечей.
Сам Николай Константинович об этом говорит так: «Искусство едино и нераздельно. Искусство имеет много ветвей, но корень один. Искусство есть знамя грядущего синтеза. Искусство – для всех. Каждый чувствует истину красоты. Для всех должны быть открыты врата «священного источника». Свет искусства озарит бесчисленные сердца новою любовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после оно очистит все человеческое сознание. И сколько молодых сердец ищут что-то истинное и прекрасное. Дайте же им это. Дайте искусство народу, куда оно принадлежит. Должны быть украшены не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больницы, но и тюрьмы должны быть прекрасны. Тогда больше не будет тюрем...»
Кому-то такое восприятие реального мира может показаться слишком идеалистичным, а известные слова о том, что сознание красоты спасет мир, – утопией. Но разве мы в конце XX столетия не исчерпали всех своих надежд изменить мир с помощью войн, экономических успехов, декретируемых условий жизни, соперничества или науки? Разве не привели эти надежды к международному тупику?
Остается одна нереализованная возможность – построить мир на сознании красоты: красоты природы, самоценной и великой, красоты человека и человеческих отношений, как венца природы, красоты искусства, проведенной через все грани человеческого бытия.
*
Итак, Харбин 1934 года. Маньчжурия захвачена японцами. Марионеточное правительство «императора» без власти Пу-и отдало естественные богатства страны на разграбление захватчикам. Город, заложенный русскими строителями КВЖД и разросшийся в крупный торговый центр, битком набит российскими беженцами всех мастей. И весь этот люд борется за жизнь, бьется над одной проблемой – как выжить, как обеспечить себе мало-мальски сносные условия существования. Действуют бесчисленные эмигрантские организации, землячества, возникает белофашистская партия во главе с неким Родзаевским.
И над всеми партиями и серой беспартийной эмигрантской массой протянута когтистая лапа японских милитаристов, надеявшихся использовать русских эмигрантов в своем хищническом броске на север, в страну Советов. Таков фон, на котором в конце апреля 1934 года внезапно появляется Рерих.
Его приезд производит впечатление разорвавшейся бомбы. Вся общественность взбудоражена. Квартира на Садовой улице, где остановился художник и его сын Юрий, сразу превращается в место беспрерывного паломничества. Понятен интерес общественных деятелей и художников, но не сразу понятно, почему повалил к Николаю Константиновичу простой эмигрантский люд, которому, казалось бы, и говорить с Рерихом не о чем. Посетителей так много, что Рерих вынужден нанять швейцара, который стоит у двери его кабинета и пропускает туда строго по очереди и только предварительно записавшихся. Правда, через какое-то время поток уменьшился, на что были свои причины, о которых будет сказано ниже.
Как уже говорилось, шли художники и общественные деятели, чины иностранных консульств, чтобы засвидетельствовать почтение художнику с мировым именем, приходили японские соглядатаи и представители эмигрантских организаций, прожектёры и просители, предлагавшие свои услуги по части организации экспедиции в Монголию, слухи о которой всколыхнули безработных. Но больше всего шли в дом на Садовой за «удачей» и «счастьем», которые, как гласила молва, сопутствуют всякому, кто встретился с Рерихом. Расскажу об одном таком случае с моими хорошими знакомыми.
Он и его жена – беженцы из России. Оба не представляли тех, кто бежал за границу с туго набитыми кошельками и шкатулками с бриллиантами. Суровый лик нарождающегося в жестокой борьбе нового мира напугал их, простых русских людей, и они очутились в Харбине. Заполненный до отказа такими же, как они, скитальцами, город принял неласково. Трудно найти жилье, еще труднее работу. Домохозяин напоминает, что пора платить за комнату, денег нет, начинается распродажа последних вещей. И тогда жене приходит в голову блестящая, как ей кажется, идея: она будет делать большие красивые куклы, оденет их в древние национальные костюмы русских боярышень, благо, она училась художествам, а муж будет продавать продукцию.
Закипела работа, боярышни получались одна краше другой. Но вот беда – никто не покупает. Китайцы русскими куклами не интересуются, а русским беженцам, хотя они и нравятся, покупать не на что. И ходит наш продавец по базару, и отчаяние закрадывается в душу. И вдруг он узнает: приехал Рерих. И так же вдруг приходит решение: «Пойду к нему!»
И вот он в кабинете Рериха. Художник принял посетителя приветливо и сердечно, усадил в кресло, осведомляется, что привело гостя к нему. Неудачливый торговец куклами почувствовал внутреннюю потребность выговориться, как тяжко ему живется на чужбине, и показал своих кукол. И пока шел разговор, отчаянье, терзавшее продавца, мало-помалу уходило, и мир вошел в его душу. Рерих похвалил работу, но и сказал, что они (муж и жена) избрали очень трудный и малоблагодарный путь служения искусству. Великий художник ничего не купил, но продавец кукол и не предлагал своего товара. Поблагодарив за беседу и распрощавшись, он вышел из дома Рериха и зашагал по Садовой. Вдруг его окликнули:
– Что продаете?
Он оглянулся: в дверях магазина стоял японец, по-видимому, хозяин, который сделал приглашающий жест. Наш агент по продаже художественных изделий быстро развернул товар. Японец сразу же купил все куклы и заказал крупную партию на будущее. Отчаявшемуся, испытавшему на себе весь холод чужбины человеку казалось, что чья-то могучая рука вытащила его из мрачной бездны. С этого дня он тоже уверовал, что Рерих приносит людям счастье, о чем он со слезами на глазах рассказывал мне и моим друзьям.
*
С юных лет на меня произвели сильное впечатление случайно увиденные цветные репродукции картин Рериха. Была в них какая-то тайна, они поднимали воображение над повседневностью, куда-то звали. Подолгу я засматривался на эти картины и как бы переселялся в них. Вот сижу на скамейке у бревенчатого терема «Трех радостей», гляжу, как заходят на двор калики перехожие. Вот бегу на зеленый холм, где мирно пасутся коровы, а то уйду по той дороге, что взметнулась на холм, уйду подвиги совершать, счастья-доли искать.
Мне было шестнадцать лет, когда я пришел к заключению, что нет в мире художника лучше, чем Рерих. Мог ли я подумать, что судьба сведет нас? И вдруг оказывается, что он в Харбине. К этому времени я уже знал, что Рерих не только великий художник, но автор интереснейших книг. Две из них я успел прочесть – «Пути Благословения» и «Сердце Азии». Они меня очень взволновали, особенно последняя, где говорилось о Махатмах и Шамбале. Что это за Махатмы? Что за Агни Йога, данная «в долине Брамапутры, взявшей исток из озера Великих Нагов, хранящих заветы Риг-Вед?» Более сорока названий дали таинственной Шамбале народы мира. Не могли же сорок народов придумать одну и ту же красивую сказку. Должна быть тут хоть крупица истины! И конечно, ответить на будоражившие меня вопросы лучше всего мог тот, кто писал книги...
Как сегодня, вижу себя входящим в кабинет Николая Константиновича. До этого я уже один раз видел его на вечере кружка молодых поэтов в «Чураевке», где Николай Константинович выступил с краткой речью о сотрудничестве как о новом принципе международных и межчеловеческих отношений и где в перерыве меня представил ему председатель кружка и организатор вечера поэт Ачаир. Я попросил о личной встрече. Рерих тут же обратился к своему брату Владимиру Константиновичу, который ведал расписанием встреч художника, с просьбой выкроить время для беседы со мной. Встреча была назначена через три дня на Садовой...
Не всегда человек одинаково видит, хотя и смотрит на одно и то же явление. В «Чураевке» я видел Николая Константиновича «средь шумного зала», хорошо одетого (что вообще было свойственно для него) плотного, даже чуть полноватого человека среднего или немного выше среднего роста, с точными движениями и точной речью, прекрасного, хотя и немногословного, оратора. В кабинете на Садовой перед мной предстал величественный старец, похожий на библейского пророка. Но сколько в нем было сердечной доброты! И самое поразительное – он мне показался давно знакомым, точно я знал его давным-давно. Мало того, я ощутил, что он мне роднее тех, кого называют кровными родными. И вылетели у меня из головы заготовленные фразы, которыми я собирался начать беседу. И вырвался у меня взволнованный первый вопрос:
– Николай Константинович, я читал ваши книги. Скажите, действительно существуют гималайские Махатмы?
Просто, не задерживаясь ни на секунду Рерих ответил:
– Да, существуют. Я был у них.
Так получил я свидетельство, ставшее поворотным пунктом моей жизни. В течение дальнейшей беседы Николай Константинович сообщил мне, что один из Махатм дал новое учение жизни – Агни Йогу, или, как ее иначе называют, Живую Этику.
Во время разговора к Николаю Константиновичу подошел швейцар и доложил:
– Изволили пожаловать первый секретарь британского консульства в Харбине.
Я встал. Николай Константинович недоуменно посмотрел на меня:
– Куда же вы?
Я указал взглядом на дверь, где ждала аудиенции высокая особа. Иностранцу в чужом государстве хорошо знакомо, что такое консульство. Но Рерих жестом указал мне сесть.
– Подождет.
Кончилась наша беседа тем, что мы условились о новой встрече, и Н.К. Рерих обещал дать мне книги Агни Йоги, как только прибудет весь его багаж.
Приходилось ли вам испытывать огромную радость, оставшуюся незабываемой на всю жизнь? Не казалось ли вам, что в груди рождается песня и рвется наружу? Что все окружающие улыбаются вам, а ноги ваши вместо тротуара ступают по облакам? Таково было мое состояние, когда я шел после встречи домой. И дома, рассказав обо всем Евгении Сергеевне, моей жене, я все еще не мог успокоиться и долго шагал по комнате – я понял, что нашел Учителя жизни.
Шло время. Наши встречи становились чаще, и я глубже понял, почему к Рериху так стремились люди. Каждому он доходил до сердца, каждому давал мудрый совет. А кто приходил с духовными исканиями, указывал, где искать дальнейший путь. Могут спросить: что же это за путь такой? Отвечу: путь служения человечеству; путь замены эгоистических устремлений всепобеждающим устремлением к Общему Благу; путь превращения человека-раба страстей в их повелителя; путь превращения рутинной работы в радостный творческий труд; путь овладения тонкими энергиями природы и, первым делом, осознания великой мощи, заложенной в самом человеке, – его психической энергии, то есть энергии мысли и духа; путь внесения в жизнь прекрасного – «даже полы могут быть вымыты прекрасно». Как бы оружие вручал Николай Константинович и направлял каждого на несение священного дозора в жизни: где та слеза, которую может утереть дружеская рука, где то горе, которому может помочь действенное сострадание, где та несправедливость, с которой нужно вступить в немедленную борьбу, где то добро, которое можно совершить?
Из нас, в сумерках жизни искавших смысла жизни, как и смысла потрясших мир событий, в короткое время сложилось вокруг Николая Константиновича общество единомышленников. Так всегда случалось в тех местах, куда приезжал Н.К. Рерих. К 1934 году во многих странах мира образовалось около ста обществ Агни Йоги. Тем не менее харбинское общество следует отметить особо как исключительное по своей структуре и своеобразию весьма тяжелых внешних обстоятельств. С подозрением относились к деятельности Рериха японцы, видя в художнике лазутчика страны Советов. По той же причине открыли огонь по Николаю Константиновичу эмигрантские газеты. Особо злопыхательствовало духовенство, видя в идеях Рериха «измену вере отцов», «богословскую ересь» и т.д., почему и уменьшился поток посетителей на Садовую. И невдомек было ревнителям православия, что Рерих вел духовный поиск в той же Индии, куда ходил Иисус Христос, что Агни Йога объясняет современным языком те же истины Евангелия, которые даны в виде заповедей...
Как бы то ни было, но обстоятельства сложились так, что возможность официальной регистрации Общества была исключена, оно существовало незарегистрированным. Не проявляло себя Общество ни в печати, ни в общественной жизни. Структура нашего коллектива была примечательна также тем, что в нем не проводилось никаких выборов, не было ни председателя, ни казначея, ни членских взносов. И тем не менее собрания наши проводились с завидной аккуратностью. После отъезда Николая Константиновича из Харбина оно просуществовало долгие годы, пока его члены, ведомые различными судьбами, не разъехались по белу свету. Их образ жизни приводил в недоумение махрового обывателя. Приведу диалог, состоявшийся между одним из членов Общества и обывателем:
– Так вы водку не пьете?
– Нет.
– И в карты не играете?
– Нет.
– И за женщинами не бегаете?
– Нет.
– Ну, тогда вам в жизни осталась одна лишь картошка!
Николай Константинович нам лекций не читал. В спокойной и оживленной обстановке беседы просто и доходчиво он говорил о наступающей новой эре планеты, о новом человечестве, которое должно прийти на смену нынешнему, задыхающемуся в ярости хищнических захватов, слепо идущему ко взаимоистреблению. Но это новое человечество не спустится с неба на розовых крылышках, оно может возникнуть только из существующего. И Новый Мир сотрудничества и братства народов должен быть построен руками и ногами человеческими. А где же строители? Стать этими строителями он призывал нас. Но кто враги новых построений? Эгоизм, жадность, невежество, тупое стремление к самоуслаждению в мышиной норке мещанства и другие «прелести» старого мира, перечисление которых заняло бы слишком много места. И строительство должно начинаться с преображения самого себя, со вступления в постоянную борьбу с собственными недостатками, с трансмутации своих низших энергий в высшие, с постепенного расширения сознания, открывающего путь в космические просторы.
«Силы, действующие друг против друга, взаимно уничтожаются. Силы, действующие параллельно в том же направлении, являют сумму этих энергий, и силы, действующие врозь, теряют в зависимости от угла расхождения. Как люди не могут принять, что основной закон физики так же есть основной закон сотрудничества».
«Сотрудничество есть признак эпохи. Много о ней записано, но жизнь требует уточнения этого понятия. Все вычисления не помогут укрепить сотрудничество. Вы могли убедиться, как одна злая воля уже нарушила все строение. Не нужно думать, что можно прикрыть ужасное состояние какими-то внешними обязательствами. Если не будет доверия, то сотрудничество превратится в ядовитую банку скорпионов. Утверждаю, что осознание психической энергии утвердит твердое осознание сотрудничества...»
«Поистине, сотрудничество открывает все возможности, но нужно понять, где заключено это сотрудничество. Часто люди относят его в область каких-то государственных дел, тогда как сотрудничество является условием всей жизни. Именно, во всем малом взаимодействии заключается сотрудничество, имеющее значение космическое. Каждый взгляд, каждое рукопожатие, каждая мысль есть знак сотрудничества, если оно приложено в сознании...»
Так говорит почитаемый Махатма в учении, переданном людям через Елену Ивановну и Николая Константиновича Рерихов.
Думаю, что я не положу пятна на память дорогих мне ушедших собратьев по харбинскому объединению признанием, что школа сотрудничества ставила перед нами трудные задачи борьбы с собственной низшей природой и не всегда мы выходили победителями из схваток с нашим низшим «я». Оставалось начинать новую борьбу, ища опору в мудром изречении: «Совершенство, чтобы быть вполне таковым, должно родиться из несовершенства, имея последнее своей основою и противоположением».
При просмотре все разрастающейся литературы о Рерихе бросается в глаза одно обстоятельство: пишущие избегают нередко упоминать о гималайских Махатмах, о Шамбале, а некоторые даже помещают слово Махатма в кавычки, как бы ставя под сомнение реальность этого понятия. А между тем никакое жизнеописание Рериха не будет полным и не объяснит его поступков без указания на эти величайшие понятия. Так, в 1926 году, передавая письмо Махатм Советскому правительству, Н.К. Рерих беседовал с наркомами Г. К. Чичериным и А. В. Луначарским от имени Шамбалы, как посол последней. Значение этого факта в ту сложную, критическую для судеб страны пору еще недостаточно оценено.
Множество документов хранит свидетельства о помощи Махатм тем или иным государствам и политическим лидерам, особенно в переломные моменты истории. Однако незнание подлинного их облика всегда приводит к искажениям в представлении многих.
*
Мне не известно, сколько обществ имени Н.К. Рериха или носящих другое название, но вызванных к жизни деятельностью Николая Константиновича, существует сегодня в мире. Вполне возможно, что часть их, подобно харбинскому обществу, перестала существовать. Поскольку выражение «перестали существовать» уместно лишь в формальном смысле, постольку же оно лишено смысла в плане духовном, идейном. Несомненно, рассеявшиеся члены бывших обществ Агни Йоги понесли восхитившие их идеалы дальше. Являя собой благородные примеры высокой нравственности и устремления к Общему Благу, столь необходимые в трудный для планеты час, они облагораживают окружающую среду и зажигают сердца. Таким образом, вместо угасания получается расширение или цепная реакция идей.
Итак, по миру прошел великий учитель жизни Николай Константинович Рерих. Прошел как посол Шамбалы, как до него прошел овеянный легендами граф Сен-Жермен и еще более древние послы. Посетив более двадцати государств, он всюду оставил сияющий след. Лучшие музеи мира гордятся его картинами. Волнуют написанные им книги. Пустыни хранят его следы. Разноцветьем переливающихся красок сияют вершины Гималаев, где у озера Великих Нагов принял он вместе с женой Агни Йогу, великий дар человечеству, и как свет на пути принес нам.
И так ли неправы те, кто приписывает ему необычайные свойства личности? Вернемся еще раз к описанному в начале этих заметок случаю, когда бедный эмигрант из Харбина уверовал, что Рерих приносит людям счастье. Некоторые люди, прочитав об этом, возможно запишут продавца кукол в разряд наивных идеалистов, а меня в простаки, которые верят всякой небылице. Но приносить радость, сеять вокруг себя улыбку, вселять мужество и душевный мир в сердца окружающих, возвышать и одухотворять их помыслы – разве это не свойство истинно великих людей?! Еще древняя Эллада знала эту истину, приписывая чудесные качества личности Сократу: «Я скажу тебе, Сократ, – сказал Аристид, – нечто невероятное, но, клянусь богами, истинное. Я становлюсь более удачным, когда имею касательство к тебе или даже нахожусь только в одном доме в тобой, хотя и в другой комнате. Но еще более это ощущалось, когда я находился в той же комнате, где находился ты.., а еще больше, когда я смотрел на тебя. Намного же способнее я становился, когда сидел вблизи тебя и прикасался к тебе».
Вспоминаю также рассказ Ираиды Михайловны Богдановой, которая многие годы провела в семье Рерихов: «Когда мы жили в Кулу, окрестные жители проявляли глубокое уважение и даже почитание Н.К. Рериха. Называли его Гуру, что, по индийским понятиям, – духовный учитель и святой человек одновременно. В бедах приходили к нему за помощью.
Бывало, выхожу утром во двор, вижу фигуру крестьянина, дожидающегося возможности увидеть «русского гуру». В руках подношение: чашечка риса, прикрытого красным цветком. Такой у них обычай – нельзя являться к святому или отшельнику с пустыми руками. Святой ведь сам не сеет, не жнет... Приходящие знали, что лучше всего обратиться к Н.К. Рериху через меня – я быстро выучилась их языку.
– Скажи Гуру, что меня несчастье постигло, – говорит крестьянин. Я иду к Николаю Константиновичу – так и так, человек просит...
Николай Константинович выходит, я сопровождаю его как переводчица. Посетитель кланяется:
– Помоги, Гуру! Меня несчастье постигло. Плохо мне! Николай Константинович ласково поглаживает его по плечу, по-русски говорит:
– Тебе будет хорошо. Хорошо будет!
И с пожеланием блага сует в карман просителю несколько рупий – не помешают бедняку.
– А бывало ли, что один и тот же проситель приходил в другой раз? – спросил я Ираиду Михайловну.
– Как же, – ответила она, – очень часто приходили, но уже не за помощью, а с благодарностью.
– Спасибо, помог ты мне, Гуру! – говорили. – Теперь я живу хорошо».
Известен случай в лаборатории знаменитого биолога Боза, открывшего с помощью тончайших осциллографов пульс растений и их удивительную чувствительность. Боз хотел продемонстрировать Н.К. Рериху смерть растения, которому тут же впрыснул яд. Но время шло, а смерть растения не наступала... Лишь когда Николай Константинович отдалился от растения на несколько шагов, оно умерло. Боз сразу отметил силу излучений Н.К. Рериха.
Так в сумраке серой обыденщины, над морем человеческих страстей, устремлений и сталкивающихся интересов, поверх границ стран и народов светило пламенной любовью к людям сердце Николая Константиновича Рериха, зажигая другие сердца. Зажглось когда-то от этих лучей и мое сердце. Говорят, что старость – не радость. Но я в свои девяносто шесть лет хочу сказать, что и старость может быть радостью, и слепоте не загасить эту радость единосущности с вечным торжеством Жизни.
Земной поклон Учителю!
1988