Проблемы охраны архитектурного наследия Москвы в первой половине ХХ века и сегодня

Е.Б. Овсянникова,
профессор МАРХИ,
Москва

В сегодняшней Москве, несмотря на общемировой интерес к исторической среде, преобладает бессистемная точечная застройка, вторгающаяся в самые укромные уголки города и разрушающая их архитектурный масштаб. На месте подлинных старинных зданий появляется их имитация – ради повышения этажности и устройства подземных помещений. Главной мишенью городской реконструкции такого рода стали массовые здания, высотой до пяти этажей. Многие из них выстроены в 1920–30-е годы и названы чиновниками «ветхими», несмотря на толстые кирпичные стены, потому что инвесторам выгоднее их сломать и сделать застройку более плотной. Это жилые кварталы, а также клубы, бани, фабрики-кухни. Сегодня специалисты выступают за их охрану, а городские власти – за снос, хотя до сих пор нет никакой архитектурной концепции нового использования освобождаемых таким образом территорий.

В аналогичной ситуации Москва была в послереволюционный период, ставший самым трагическим для ее наследия. Полезно вспомнить этот исторический опыт, до сих пор не слишком известный широкой публике.

Опасность гибели художественных ценностей после Октябрьской революции была так велика, что многие деятели культуры объединились в борьбе за их охрану. В Москве сформировались Комиссия по охране памятников Моссовета, Отдел по делам музеев и охране памятников Наркомпроса, Общество изучения русской усадьбы. Возобновило свою работу и общество «Старая Москва». Художники, ученые, архитекторы стремились сделать свою работу частью политики государства, это выразилось, в частности, на уровне генплана «Новая Москва», разработанного под руководством А.В.Щусева. Примечательно, что Комиссия по охране памятников Моссовета под руководством Н.Д.Виноградова обследовала массовую застройку для детальной разработки этого генплана. Внимание ее сотрудников привлекли не только уникальные здания, но и сотни деревянных «послепожарных» домов начала XIX века, а также ворот, беседок, каретных сараев, которые разбирали на дрова. Такие здания были сфотографированы, обмерены и показаны на выставке «Уходящая деревянная Москва» в марте 1921 года. Тогда впервые стали складываться взгляды на ценную историческую среду как важную часть отечественной культуры. Однако это затронуло интересы чиновников (столичного, местного и ведомственного уровней), захватывавших особняки с антикварной мебелью и произведениями искусства. В такой ситуации сложилась концепция «справедливого» перераспределения художественных собраний, а уничтожение исторической застройки стало трактоваться как новаторский подход к градостроительству.

К середине 1920-х годов Отдел по делам музеев и охране памятников Наркомпроса сосредоточил свое внимание только на нескольких уникальных объектах, таких как Кремль, Новодевичий и Донской монастыри. Комиссия по охране памятников Моссовета, в ведении которой находилась основная масса московских зданий, была почти полностью распущена. Высокопрофессиональный и реалистичный генплан «Новая Москва» был резко раскритикован, потому что, как выражались чиновники, «Москва не Венеция и не Помпея…». Тем не менее в 1925–1927 годах под руководством Н.Д.Виноградова были отреставрированы Китайгородская стена, Сухарева башня, Красные и Триумфальные ворота [1]. Он же при обществе «Старая Москва» организовал секцию учета старинных зданий, члены которой, такие как А.М.Васнецов, выявили более 80 древнейших палат XVII-го века. Но, как известно, спасти все многообразие московского наследия тогда не удалось. В ходе так называемой «сталинской» реконструкции Москвы середины 1930-х годов, сегодня не однозначно оценивающейся специалистами, старинные здания уничтожались целыми кварталами, и при этом особый акцент делался на снос самых заметных старинных сооружений ради пропаганды обновления города.

Расхождение в понимании задач охраны наследия между городской администрацией и специалистами не могло долго сохраняться в тоталитарном государстве, где насаждалась однозначная трактовка всей культурной политики. Поэтому в 1930-е годы все общественные организации деятелей культуры были распущены, а многие их члены репрессированы.

Если в 1920-е годы была продемонстрирована результативность работы общественности, боровшейся за охрану многочисленных аспектов наследия, то в 1930-е годы установилась типично тоталитарная модель сохранения ограниченного количества уникальных образцов. Впоследствии, вплоть до самых последних лет, общественность почти не вмешивалась в работу государственных органов, которым было поручено заниматься наследием. Но в последние годы стали активно влиять на этот процесс вновь созданные организации: «Москва, которой нет», «Архнадзор», MAPS, объединившие многочисленных любителей и профессионалов, причем не только граждан нашей страны. Все они активно используют Интернет для популяризации своей деятельности.

В наши дни особенно велик риск уничтожения многих зданий ХХ века. Возраст исторических зданий и сейчас самый существенный аргумент для их сохранения. Судьба каждого отдельно взятого здания чаще всего идет в отрыве от комплексного историко-градостроительного решения территории, на которой он расположен, то есть «поштучно». Более того, если речь идет о «ценном градоформирующем объекте», то такой статус здания не мешает его сносу, так как к «культурному наследию» он формально не относится (то есть к «памятникам»). Этот парадокс приводит к уничтожению исторической среды в целом. Чиновники искусственно создают мнение об ее аварийном состоянии. Это в значительной мере относится к жилым кварталам 1920–1930-х годов, так как городским властям намного понятнее идея застройки данных территорий коммерческими объектами, чем охрана наследия в интересах жителей.

Дело в том, что москвичам, живущим в кирпичных зданиях высотой не более пяти этажей, с уютными дворами и расположенными рядом школами, клубами, магазинами (то есть системой обслуживания), не хочется терять городскую среду такого рода и тем более – переселяться на окраины. Частные же владельцы, интересы которых лоббируются чиновниками, «растаскивают по кускам» такую застройку, уничтожая и ее архитектурное единство, и разрушая социальную систему, заложенную в первоначальные замыслы зодчих. Международный опыт говорит о возможности реабилитации такой среды, что сделано, например, в Германии. Однако в европейских странах не надо доказывать ее значимость, а у нас она далеко не всем понятна [2].

Примечательно, что все такие постройки имеют стилистически сходные черты, такие как свободная постановка на участке (отход от красной линии); своеобразный план, в котором акцентированы углы, украшенные балконами и лоджиями. Для таких домов типична также имитация плоской кровли, модной в то время, с помощью парапетов и аттиков. Часто встречаются ленточные окна или их «изображение» на фасадах в виде цветных и рельефных полос; круглые «корабельные» окна-иллюминаторы, цилиндрические стены лестничных холлов, балконы с ограждениями из металлических труб. Аналогичные формы есть во многих зданиях тех лет в Париже, Мадриде, Риме, Неаполе, Тель-Авиве, Лас-Пальмасе и др. городах [3].

Стилистические особенности и социальная значимость должны быть главными аргументами при решении проблем охраны такой застройки, как и реконструкции города в целом. Однако с 2009 года их оценка сведена к мнению единичного эксперта, который чаще всего указывает на плохое техниче­ское состояние зданий и, как следствие, невозможность их вносить в списки памятников. Особенно если речь идет о центре Москвы. Казалось бы, самая заповедная часть города должна охраняться лучше других, но высокая стоимость земли здесь приводит к лоббированию интересов коммерческих структур. У нас нет демократических традиций, хотя очевидно, что противостоять этой тенденции можно только при широкой огласке ситуации, далеко выходящей за рамки местных интересов. Надо отметить, что, уловив тенденцию времени, сотрудники Москомнаследия недавно впервые опубликовали перечень памятников зодчества и юридические документы по этой проблеме. Однако для реального сохранения еще существующих зданий стиля авангард нужна общая культура. Иначе буквально на глазах исчезают последние архитектурные формы такого рода, причем даже с освоением немалых средств по приведению в порядок многих фасадов (заделка решетчатых ограждений балконов металлическим листом и пр.).

Приведем ряд характерных примеров, касающихся уникальных зданий Москвы тех лет, ранее не обследованных и только недавно выявленных. Так, в ходе проекта «Москонструкт» мы обнаружили один из корпусов Института инвалидов, спроектированного одним из лидеров нашей архитектуры авангарда М.Я.Гинзбургом. Это здание – остаток большого снесенного комплекса. Оно уникально и своими цилиндрическими формами, и типичностью для стиля эпохи в интерпретации крупного мастера. В 2008 году мы подали в Москомнаследие соответствующую заявку, но до сих пор не смогли добиться никакого официального ответа. Видимо, это объясняется загруженностью комитета широкомасштабной работой такого рода, что само по себе отрадно.

Более сложная ситуация сложилась с типографией акционерного общества «Огонек», спроектированной Л.М.Лисицким (по заявке от фонда «Русский авангард»). Этот объект был введен в число памятников. Но главным аргументом, объясняющим необходимость его сноса владельцами (ФСБ), 10 лет не использующими данное здание и допустившими в нем пожар, стала сумма, затраченная ими на проектирование на этом месте нового жилого дома. Никакие прочие доводы не принимаются ими во внимание, хотя на попятную пошел в этом деле даже эксперт, подчеркнувший, что слово «снос» в его оценке здания не фигурировало (первоначально предлагалось считать данный объект элементом ценной градостроительной среды, что, как мы и отметили выше, равно приговору на снос) [4, с. 222–223].

Рядом находится жилой дом (памятник архитектуры), выстроенный также по проекту известных зодчих М.О.Барща и Г.А.Зунблата на территории, прежде отведенной для части этой типографии. Он также интересен не только своей архитектурой, переходной от авангарда к стилю ар-деко, но и как памятник культуры. Здесь жил журналист Михаил Кольцов, многие деятели Коминтерна. Несмотря на то, что данный дом включен в списки наследия, о соблюдении его охранной зоны на практике вовсе не идет речь, так как рядом строится новый многоэтажный жилой дом Союза кинематографистов и все инженерные сети протягивают под домом-памятником, фактически разрушая его.

О типичной архитектуре конца 1920-х годов Дома культуры Локомотиворемонтного завода в Перово мы узнали из публикаций. Характерно, что заявку на его внесение в список наследия дал житель рядом расположенной улицы. Но как сохранить этот интересный объект, имеющий большой функциональный потенциал, а не только интерес с архитектурной точки зрения, если он рассматривается лишь как ценный элемент градостроительной среды, за снос которого никто не ответит?

Казалось бы, такие вопросы должны решаться на уровне планировки. Но в НИИиПИ^* генерального плана Москвы, где есть специальный отдел наследия, были проведены обследования лишь массовой жилой застройки 1920–1930-х годов. Отдельно стоящие здания клубов и жилых домов только ждут своей очереди. Но если специалисты их заметят, процесс уничтожения может лишь ускориться. Содержать памятник арендатору невыгодно, а его плохое состояние становится причиной сноса для более интенсивного освоения территории. Такова судьба общежитий на Б. Пироговской улице, отличающихся качественной архитектурой, но крайне запущенных и поэтому не включенных в списки наследия, что очень устраивает всех заинтересованных лиц. Похожая ситуация с общежитием ТЭЦ на шоссе Энтузиастов, которое пока не удалось трактовать даже как вновь выявленный объект наследия, хотя оно этого заслуживает благодаря интересному объемно-пространственному решению. Вся надежда, как и во всех остальных случаях, на цивилизованность владельца или арендатора…

Ситуация в России, где авангард имеет первостепенное значение как важный вклад в мировую культуру, тем не менее далеко не уникальна. Не так давно мы были свидетелями сноса и зданий периода модерна, причем не только в Москве, но и, к примеру, в Голландии (г. Арнем, где речь шла о строительстве нового вокзала). Мы видели в руинах знаменитый санаторий «Зоннестраль», спроектированный архитектором Дейкером, который ныне – гордость европейских деятелей охраны наследия. Так что можно надеяться, что наша «болезнь роста» тоже пройдет. Но нам нужна поддержка на мировом уровне для более весомой аргументации сохранения исторической среды ХХ века в глазах правительственных чиновников. Мы за объединение усилий специалистов разных стран и широкой общественности.

---

 

Литература и примечания

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд