Н.К. и Ю.Н. Рерихи в Тяньцзине и Пекине (1934-1935):
по неизданным дневникам И.И.Серебренникова

А.А. Хисамутдинов,
доктор исторических наук, профессор Дальневосточного
федерального университета, Владивосток

 

Взаимоотношения Запада и Востока всегда интересовали Н.К. Рериха и его старшего сына Ю.Н. Рериха. Это стало одной из причин решения организовать экспедицию в Китай, официальными задачами которой были названы ботанические и историко-археологические исследования. Менее известными остаются другие аспекты, в частности попытки Рерихов узнать, как российская эмиграция живет в Китае, взаимодействуя с коренным населением. Это был один из самых сложных периодов деятельности российской диаспоры в Китае, часть территории которой оккупировала Япония.

Самые крупные российские общины имелись в Харбине, Тяньцзине, Пекине и Шанхае. В Харбине по статистическим сведениям в 1931-1932 годах жило 332 тыс. человек, из них 64 тыс. русских и 5 тыс. японцев и корейцев [1,с.123]. Во время японской оккупации Маньчжурии произошли изменения. «Несмотря на то, – писала газета «Новая заря», – что белые выиграли политически больше прав в некоторых областях, экономически же они потеряли все после создания Манъчжу-Го. Японцы предоставили русским лишь некоторые незначительные профессии и занятия в виде компенсации, в то время как русские надеялись занять места уволенных советских служащих КВЖД, когда Манъчжу-Го полностью взяло бы дорогу в свои руки. Но эти места были заняты главным образом японцами и китайцами» [2].

Все более четко проявлялась японизация жизни. Чтобы получить работу, нужно было знать японский язык. Торговля также переходила к японцам или китайцам. Почти вся молочная промышленность перешла в руки японцев. Стала ограничиваться торговля с русским Шанхаем, куда разрешалось ездить только один раз в год.

 «С момента японской оккупации, – писал Н.Лидин, высланный из Харбина за инакомыслие, – стало очевидным для всех, что русские в этом крае доживают последние дни, что русские перспективы безрадостны. С каждым месяцем все больше и больше там суживается поле для применения русского труда, русских технических сил, русской хозяйственной инициативы» [3,с.311].

Особенно трудно пришлось бывшим советским гражданам: японские власти неохотно переводили их в эмигрантское состояние. Тогда же происходил обмен китайских паспортов. Русские эмигранты, большим недостатком которых было слабое знание иностранных языков, пополнили ряды безработных. Весьма ограничивалась свобода русской молодежи. Звучали призывы записываться на курсы военной переподготовки, происходила грубая «промывка мозгов» [4]. Из-за этого многие стремились переехать в Шанхай.

В Тяньцзине обстановка немного отличалась. «Русская концессия занимала довольно обширное пространство по левую сторону реки Бэй-хо, – вспоминал И.И.Серебренников. – Она граничила с одной стороны с Итальянской и с другой с Бельгийской концессиями. Напротив, по другую сторону реки, располагались концессии – Японская, Французская, Британская и Бывшая Германская. Русская концессия была густо застроена в районе вокзала, далее же, вниз по реке Бэй-хо, строения становились редкими, и этот район концессии принимал приблизительно характер дачной местности. Как я узнал, за много лет обладания Русской концессией русских домовладений сложилось здесь очень немного: не более десятка. В Муниципальном совете концессии заседали американцы, англичане и китайцы, секретарем его был Mr. Ward. В самом управлении муниципалитета служило только несколько человек русских. Делопроизводство велось на русском и английском языках. Полицейские силы концессии находились в распоряжении Н.А. Жебрака, весьма популярного в городе лица. Как-то странно казалось, бродя по улицам Русской концессии, чйтать дощечки с названиями улиц на русском языке: Московская, Петроградская, Линевича... Стоило податься рядом, на Итальянскую концессию, как начинали встречаться улицы: via Roma, via Marco Polo, via Torino... Словно путешествуешь из одного государства в другое» [5,с.97-98].

Шестнадцатого июня 1928 года в Тяньцзине прошли первые выборы уполномоченных (депутатов) Русской национальной общины. Первым председателем стал бывший русский дипломатический агент в Урге А.А.Орлов. Вскоре его переизбрали, и Комитет возглавил Г.А.Вержбицкий. 4 декабря 1928 года общее собрание уполномоченных Русской национальной общины подвело итоги деятельности за полгода: откорректирован устав, установлены связи с китайскими властями и другими эмигрантскими организациями в Китае, расширилась благотворительная деятельность. В общине в то время было зарегистрировано 387 русских тяньцзинцев, в том числе 55 женщин.

На этом собрании с новой силой разгорелась вражда между членами Комитета и уполномоченными, и часть членов Комитета решила снять с себя полномочия. «По заслушивании отчета, – писал «Вестник», – председатель собрания изложил причины, кои побуждают его и весь состав данного Комитета сложить свои полномочия. В числе этих причин председатель указывает на недоброжелательную критику со стороны членов русской колонии здесь, пассивное отношение к мероприятиям Комитета со стороны членов русской колонии, выход из Комитета ряда лиц, отсутствие у остающихся членов Комитета достаточного досуга для несения общественной службы» [б]. До окончательного разрыва дело не дошло, но деятельность Комитета стала все более принимать благотворительный характер.

Русские эмигранты находились под сильным идеологическим давлением со стороны своих вождей и японских властей. «Русский Тяньцзинь, – писала его жительница, – наперечет знает друг друга, и каждый приезжий человек отмечается особым вниманием. Русская жизнь в городе группируется главным образом около двух своих центров: Русского клуба, очень хорошо оборудованного здания, и Российского дома, который несет те же функции, что и Бюро эмигрантов в Харбине. Сейчас Российский дом принимает все меры, чтобы ликвидировать безработицу среди русского населения. Русские девушки устраиваются продавщицами в дамских салонах, парикмахерских, боннами. Русские семьи держат бордин-хаузы, безработные эмигранты рассасываются по охранным отрядам, поступают счетчиками на пароходы, о культурном же труде для этих эмигрантов, за редким исключением, почти говорить не приходится» [7].

В Пекине располагалась резиденция одного из лидеров российской эмиграции в Китае Д.Л.Хорвата [36]. Его знания, опыт и авторитет в среде русских эмигрантов позволили ему занять почетную должность главы эмигрантских организаций на Дальнем Востоке. В 1928 г. Д.Л.Хорват объявил всему дипломатическому корпусу иностранных представительств в Китае, что он избран главой «самоуправляющейся единой эмигрантской общины» (Русская национальная община), и назначил своих представителей во всех крупных районах и городах Китая. Под его председательством в Пекине 10-17 сентября 1930 г. состоялся Съезд представителей организаций, входивших в Дальневосточное объединение. «Совещание признало, – писал А.А.Пурин, – необходимым соглашение со всеми антикоммунистическими группами, не входящими в состав дальневосточного объединения, за исключением атам. Семенова, так как на основании сведений, доставленных с советской территории и от партизанских отрядов в Приморской, Амурской и Забайкальской областях, выяснилась полная неприемлемость имени Семенова на русской территории» [8]. Было опубликовано специальное обращение.

Большую роль в Пекине играла жена Хорвата художница и литератор К.А.Хорват, председательница Русского благотворительного общества [9]. Она давала уроки музыки, занималась акварелью в своей студии, увлеклась скульптурой, вылепив бюст мужа, и часто помогала русским художникам, приезжавшим в Пекин. После смерти мужа она предприняла попытку сбора архивных материалов о жизни Хорвата, обратившись через газеты к русским эмигрантам.

В начале 1930-х годов численность русской общины в Пекине стала уменьшаться. «В Пекине в настоящее время, – писал корреспондент, цитируя английскую газету «Пекин-лидер», – живет от 200 до 300 русских, считая недавно прибывших белых, и около 300 семей советских подданных. В 1927 г., по сведениям главного управляющего китайскими таможнями, русских в Китае насчитывалось 68097 человек, в то время как англичан насчитывалось 11614. В указанное выше число не входят, надо полагать, русские, проживающие в Харбине и Маньчжурии» [10]. Положение их было весьма незавидным, так как они были лишены всяких прав [2]. Многие уехали в Харбин и Шанхай, где было проще найти работу без знания китайского языка. В то же время в Пекине работало немало русских предприятий. «Все кабаре, рестораны и кафе содержатся почти исключительно русскими. Русские артисты, кельнерши и повара.

Особенно выделяется крупное кабаре “Алъзар” и “Интренейшн”» [11]. Много русских врачей и медсестер работали в Рокфеллеровском институте. К огорчению эмигрантов, Русская миссия находилась в стороне от делового центра, и они построили небольшую церковь.

Возможно, на примере жизни русских эмигрантов в Китае Н.К. Рерих хотел показать взаимоотношения Запада и Востока. Проиллюстрировать это автор настоящего сообщения решил на основе неопубликованных дневников И.И.Серебренникова.

Ведя дневники с первых дней эмиграции (с 1920 года) с некоторыми перерывами, Иван Иннокентьевич Серебренников стал летописцем эмиграции в Китае. По этим записям можно составить не только уникальную хронику трагической жизни российской эмиграции, но и увидеть глазами иностранцев процессы, происходившие в Китае в первой половине XX века. В настоящее время эти материалы находятся в Архиве Гуверовского института. Также использованы архивные материалы из Государственного архива Хабаровского края (ГАХК) (коллекция Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии) и результаты поездки в Харбин, Тяньцзинь и Пекин с целью реконструировать места, где побывали Рерихи.

Иван Серебренников родился 14 июля 1882 года в селе Знаменском Верхоленского уезда Иркутской губернии. Окончив с серебряной медалью гимназию, он поступил в Военно-медицинскую академию в Петербурге. В 1902 году его арестовали за участие в студенческой сходке и по приказанию военного министра отчислили из академии. Вернувшись в Иркутск, Серебренников увлекся писательским трудом: его рассказы публиковали столичные и сибирские газеты, в печати появились статьи по сибиреведению и экономике края. Он участвовал в деятельности Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. В 1915 г. его избрали правителем дел этой старейшей научной организации в Сибири. Дореволюционная жизнь И.И.Серебренникова была полностью посвящена исследовательской работе в Иркутске и изданию трудов. Во время Гражданской войны его избрали министром в Сибирском правительстве, затем он занимал ту же должность в правительстве А.В.Колчака.

Иркутский переворот 1920 года заставил Серебренникова покинуть любимую Сибирь. В Китай И.И.Серебренников с женой приехали почти без гроша, но с твердым желанием продолжить любимое дело – изучение Сибири и окрестных земель. Некоторое время Иван Иннокентьевич жил в Пекине, заведуя типографией. Уехав в Тяньцзинь, Серебренниковы сразу же окунулись в общественную и литературную жизнь города. В годы вынужденной эмиграции Серебренников не сидел сложа руки. Он начал сотрудничество с Гуверовским институтом войны и мира в США, посылая туда свои материалы.

Одна за другой выходили книги Серебренникова: воспоминания о Гражданской войне и жизни в эмиграции, труды по истории Сибири и новой родины – Китая. Очень много работ Иван Иннокентьевич опубликовал в русской периодической печати Китая. Библиография его трудов занимает десятки страниц. Главный труд же остается неизданным до сих пор, это дневники, которые он вел ежедневно до 1937 г. четким, красивым почерком, позднее, после того, как его разбил паралич, – корявыми и похожими на клинопись буквами, а затем под его диктовку писала жена.

Подступила старость, и Серебренниковы – детей у них не было – забеспокоились о сохранности своего наследства. Неожиданно пришло предложение из Гуверовского института войны и мира взять на хранение их архив. После некоторого раздумья они приняли решение, и 6 июня 1946 года в дневнике появились следующие строки: «Все же, наряду с грустью, мы с женой почувствовали и облегчение, отправив свой архив: мы знаем теперь, что все труды наши, плод многолетней работы, все, что наполняло нашу жизнь, не затеряется, не пропадет и сохранится...» [12,с.29]. И.И.Серебренников скончался 19 июня 1953 года в Тяньцзине.

Ниже даются выдержки из дневника И.И.Серебренникова о встречах с Н.К. и Ю.Н. Рерихами [13].

«2 декабря 1932. <...> За последнее время меня стало интересовать еще одно учреждение в Америке: это музей имени Рериха в Нью-Йорке.

26 мая 1933 <...> И.Н.Головко-Улазовский [14] прислал мне из Циндао, где он сейчас находится, одиннадцать книг, относящихся к движению Рериха в Америке. Из этих книг три на русском языке: Жан Дювернуа “Рерих. Фрагмент биографии” [15], Николай Рерих “Сердце Азии” [16]. Он же “Держава света” [17]. Одна книга на французском языке, это “Те Pacte Roerich. Banniere de Paix. №1. Paris” [18]. Остальные семь книг – на английском языке. Это, во-первых, сочинения самого Рериха: “Heart of Asia” [19], “Shambala” [20] и “Adamant” [21], затем: “Foundations of Buddhism” by Natalie Rokotoff [22], “Signs of Agni Yoga”. Наконец, последние две книжки. Это описание Музея имени Рериха в Нью-Йорке и альбом фототипий с картин художника, хранящихся в этом музее. Я хорошо не знаю, почему художник Н.К. Рерих приобрел такую большую популярность в Америке. Меня давно интересует этот вопрос. М[ожет] б[ыть], теперь я разберусь, в чем тут дело.

28 мая. Воскресенье. Получил письмо от И.Н.Головко-Улазовского из Циндао. Из письма видно, что книги Рериха и о Рерихе присланы мне для продажи и что братом Рериха [23], проживающим в данное время в Харбине, мне предлагается взять на себя тяньцзинское представительство по продаже изданий Музея Рериха. Я думаю принять это предложение.

29 мая. Сегодня еще получил некоторые книги Рериха, а также репродукции с его картин. Пока что Рерих представляется мне не только художником, но и каким-то учителем – своего рода русско-скандинавским Буддой. Скоро засяду за штудирование его трудов и работ о нем.

<...> 26 ноября 1934. Местная японская газетка “Возрождение Азии” [24] начала усиленно перепечатывать из “Харбинского времени” [25] – материалы, направленные против художника и мыслителя Н.К. Рериха, выставляя его масоном и обвиняя в намерениях учредить какую-то Сибирскую республику, в интересах американских масонов [26]. Видимо, знаменитый русский художник чем-то не угодил японцам в Маньчжурии. По слухам, Н.К. Рерих скоро приезжает в Тяньцзинь.

27 ноября. Сегодня утром из газеты “Наша заря” [27] узнал, что Рерих уже приехал сюда. Около 10 часов утра художник, вместе со своим сыном, явился ко мне с визитом. Это было большим сюрпризом для меня. Юрий Николаевич (сын художника) вручил мне письмо профессора] Г.К.Гинса [28]. Последний написал мне: “В Тяньцзинь едет наш именитый гость, знаменитый художник, создатель крупнейших, культурных учреждений (музей Рериха в Нью-Йорке и Гималайский институт), археолог, путешественник, автор Пакта Рериха – Николай Константинович Рерих. Его сопровождает сын, Юрий Николаевич, редкий лингвист и историк-археолог. Он хотел бы познакомиться с русскою колонией и ориентироваться в жизни ее. Я указал на Вас, как на лицо, помощь которого была бы для него очень ценна. Надеюсь, что Вы сумеете использовать визит столь именитых и культурных гостей, которые к тому же на редкость отзывчивы по части их выступлений в пользу общественных и благотворительных организаций.

Н.К. Рерих мог бы предоставить для демонстрации при посредстве фонаря репродукции своих замечательных картин, что здесь проходило всегда с большим успехом”.

Гости пробыли у меня около получаса времени и затем уехали, дав слово побывать завтра вечером у нас на ужине. Из краткой беседы я узнал, что как сам Н.К. Рерих, так и его сын – теперь французские подданные и сейчас путешествуют по Китаю. Художник заинтересован агитацией японских газет против него и, по-видимому, спокойно относится к выпадам против него.

В два часа дня я сделал Н[иколаю] Константиновичу] ответный визит в отель Гольдау, где он остановился. На этот раз мы беседовали о местной русской колонии. Затем я с Ю[рием] Николаевичем] ездил в Музей Писана [29], в качестве чичероне [30]. Пока что как сам Рерих, так и его сын произвели на меня весьма благоприятное впечатление. Сын окончил Гарвардский университет и Сорбонну.

28 ноября. На ужине, кроме Н.К. Рериха и его сына, были у нас И.Н.Головко-Улазовский и Mr. More [31]. Последний попал на ужин случайно. Разговоры шли на разные случайные темы. Какой-либо деловой беседы мне поднять не удалось. Н[иколай] Константинович] высказал мнение, что решительным годом, который определит судьбы мира на ближайшее столетие, будет 1936-й.

“Так теперь везде думают: в Европе и в Америке”, – добавил он.

29 ноября. Сегодня получил от Н.К. Рериха в подарок его автограф и три книжечки. Английские газеты уделяют большое внимание художнику. “Возрождение Азии” продолжает травить его, напоминая крыловскую моську, лающую на слона.

30 ноября. Кажется, экспедиция Рериха завтра утром уезжает в Пекин. Я обещал Н[иколаю] Константиновичу] написать в Пекин мои предположения об организации этнографической работы в Китае.

<...> 25 декабря. Иностранное Рождество. Получил письмо от Н.К. Рериха. В общих чертах оно – неутешительного свойства. Он сообщил мне, что все посланные ему мною материалы он препровождает в Америку, с просьбою обратить на них внимание и, насколько возможно, посодействовать. “Понимаю, – пишет Н[иколай] Константинович], что главное препятствие в скором выполнении Вашей задачи будет бедственное денежное положение, угнетающее сейчас всю Америку, и в последних письмах оттуда и по газетам последних дней видно, что положение американского доллара все ухудшается, а с ним бледнеют и научные надежды. Но будем надеяться, что и это тяжкое положение как-нибудь разрешится. К сожалению, всякое новое предложение сейчас всюду встречает ревность и зависть со стороны всего уже ранее существовавшего и сейчас продолжающего держаться на поверхности с большим трудом. Во всяком случае, Ваше предложение будет в хороших руках”.

Это все уже хорошо знакомые мне мотивы неутешительного свойства. Я уже начинаю привыкать к ним. Единственное утешение состоит в том, что я все же завязал некоторые деловые отношения со знаменитым русским художником, мыслителем, писателем и деятелем. По поводу травли его в японских газетах Н[иколай] Константинович] пишет, что, по сообщению из Америки, по этому случаю заявлены соответственные протесты и в Вашингтоне, и в Париже. “Конечно, – говорит он, – все это требует долгого времени, но будем действовать неумолимо и терпеливо. Не было такого случая, чтобы в конце концов тьма не была бы рассеяна Светом”.

1935 год. 4 января. Выехал в Пекин с утренним поездом в 9 часов. Доехал до древней китайской столицы вполне благополучно. В Пекине остановился у Я.Ф.Зверева [32]. Приняли меня хорошо, хотя я и был бесплатным гостем. Никаких видимых знаков неудовольствия я не заметил. За обедом я рассказывал хозяевам тяньцзинские новости, а они мне – пекинские. Долго беседовали и после обеда. После обеда я гулял по Посольскому кварталу, где не заметил никаких изменений, зашел к зубному врачу М.Г.Краце, старый знакомый мой еще по Тяньцзиню. Поболтали. Наступил вечер. Стало темно уже, когда я пришел в “Grand Hotel des Wagons Lits” [33], где остановились Рерихи. Самого Н.К. Рериха я не застал в отеле, но меня принял его сын, Юрий Николаевич. Угостил чаем. Долго беседовали на разные темы, но отца его я так-таки не мог дождаться.

5 января. В условленное время, в 11 часов утра, я был снова в отеле Вагон-Ли, и на этот раз был принят уже Н.К. Рерихом. Он сообщил мне, что мою докладную записку о производстве некоторых этнографических работ в Китае отправил в музей его имени в Нью-Йорк, с тем чтобы она потом была представлена в Смитсоновский институт [34].

Много говорили по поводу травли художника в японских газетах, издаваемых на русском языке в Харбине и Тяньцзине, т[о] е[сть] в “Харбинском времени” и “Возрождении Азии”. Н[иколай] Константинович] рассказывал мне о том, как его посетил секретарь Японского посольства в Пекине. Этот японский дипломатический чиновник принес с собой кучу вырезок из японских газет, делал переводы из них, в доказательство якобы дружелюбного отношения японцев к Рериху, и указал, что его травят русские газеты. Рериху, кажется, пришлось предъявить японцу номер “Харбинского времени”, где черным по белому было напечатано: “японская газета на русском языке”. Японец смутился и обещал произвести дальнейшее дознание.

“По поводу травли меня в японских газетах, – сказал Н[иколай] Константинович]”, – заявлены протесты в Париже и в Вашингтоне; кроме сего, я распорядился, чтобы все мои 86 учреждений, разбросанных по всему свету, так же посылали протесты в Токио, и не сразу, а в некоторой последовательности одно за другим.

Жаловался Н[иколай] К[онстантинович] мне и на то, что получает разные анонимные письма, то с угрозами, то с разными выдумками.

А о своих лично делах я мог мало говорить с Рерихом, так как, кроме меня, у него все время присутствовал еще один молодой человек, некто Яковловский [35], и я не хотел поднимать при нем разговора о своих научных предположениях.

После обеда, часа в 4, я побывал с визитом у генерала Д.Л.Хорвата [36], у которого пил чай. Генерал выглядел бодро и крепко. Разговаривали, между прочим, и о Рерихе, это теперь модная тема в Пекине. Он спросил меня, каковы мои впечатления о Рерихе. Я ответил, что до сих пор я не могу еще составить определенное впечатление об этом знаменитом нашем соотечественнике.

“Представьте себе, что я также не смог сделать этого, – сказал мне генерал, – разговариваешь с ним и чувствуешь, словно стена какая-то между нами висит”.

Визитами к Рериху и Хорвату я и закончил свой деловой день. Во встречах и беседах с пекинцами я увидел и узнал, что Рерихом интересуются и в дипломатических кругах, получаются телеграммы, собираются справки. По-видимому, особенно интересуются им в дипломатических миссиях: японской, американской, британской и французской. В чем дело – никто не знает. Публика заинтригована.

<.. .> 8 января. Днем с Ю.Н. Рерихом прогулялись по базару Дун-Ань-шичан по Morrison Street. Купили некоторые книги. Я купил за 50 центов книгу Всеволода Иванова “Мы” [37], и за 2 доллара русско-китайский словарь Попова [38] (у Веча этот словарь продается за 20 долларов).

<...> 10 января. Утром поехал к Рерихам проститься, но Николая] Константиновича] повидать не смог, был занят какою-то посетительницею. Был принят Юрием Николаевичем. Условились совместно, обоюдными усилиями, написать одну работу, в которой наметили дать живые характеристики выдающихся монгольских деятелей, выдвинувшихся за последние 20-30 лет [39].

<...> 21 февраля. Ничего не отвечает на мое последнее письмо к нему и Н.К. Рерих.

<...> 25 февраля. Получил письмо от Н.К. Рериха. Ничего существенного он мне не сообщал. Газета “Возрождение Азии” продолжает писать о нем пасквили.

<.. .> 12 марта. Начал читать книгу Н.К. Рериха, изданную на английском языке и носящую название “Shambala” [40]. Книга представляет сборник статей и заметок. Некоторые статьи относятся к Сибири.

<...> 16 марта. Шум около романа Наживина “Евангелие от Фомы” разрастается. Шанхайское “Слово” поместило обширную рецензию об этом романе, находя его гнусным произведением...

В “Нашей заре” издатель романа А.И.Серебрянников опубликовал большое “письмо в редакцию”, где пытается оправдаться в учиненном им мерзком деянии. В этой же газете было помещено интервью с художником Н.К. Рерихом, который резко осудил роман Наживина.

<...> 27 марта. Получил письмо от Н.К. Рериха из Калгана. Знаменитый художник пишет мне: “Ваше письмо от 21 марта и приложенная к нему интересная статья застали нас в Калгане накануне выезда в Гоби. Посылаю и то и другое в Америку и прошу передать председателю нашего Сибирского общества Г.Д.Гребенщикову [41], который Вам и ответит. К сожалению, кризис в Америке все разрастается, и потому всякое новое денежное начинание вызывает особые соображения, курс доллара пошатнулся даже за последнее время. Будем надеяться не надолго. Шлем Вам лучший привет и всегда рады будем встретиться..

В своем письме от 21-го марта я запрашивал Н[иколая] Константиновича], нельзя ли будет мне при посредстве Музея его имени в Нью-Йорке получить полугодовую командировку в Вашингтон для изучения сибирских архивов, хранящихся в Библиотеке Конгресса [42]. Я разумел в данном случае библиотеку сибирского купца Юдина, когда-то проданную в Америку. Вот на это-то мое предложение я и получил от Н[иколая] Константиновича] выше изложенный ответ.

Удачливо-счастливым был бы для меня ответ такого рода: “Ваше предложение принимаю. Деньги на поездку в Америку при сем перевожу Вам из личных средств. Обработанные Вами материалы прошу передать в Музей моего имени”... Этого, однако, не случилось. Теперь же я не жду от Г.Д.Гребенщикова хорошего ответа, если только этот наш сибирский писатель соизволит ответить мне вообще.

Просил я Н[иколая] Константиновича] еще в декабре прошлого] г[ода] помочь мне в организации этнографических работ по изучению народного культа Китая: письмо мое тоже ушло в Америку, и до сих пор я не имею ответа на него. Это уже почти что две неудачи».

*   *   *

Увы, Рерихам так и не удалось претворить свой проект по изучению жизни российской эмиграции в Китае в аспекте взаимоотношений Запад – Восток. Основной причиной было то, что японцы провозгласили свой лозунг «Азия для азиатов!»

К сожалению, при своей жизни И.И.Серебренников не успел опубликовать свои воспоминания. Это сделал участник тех событий В.Н.Жернаков: «Приезд академика Рериха в Харбин явился большим культурным событием для русских и совпал с празднованием Дня русской культуры» [43]. Более подробная информация о соратниках и знакомых по Китаю может быть темой другого сообщения.

 

Литература и примечания

1. Маньчжурия: Экономическо-географич. описание. Ч. 1. Харбин: Типография КВЖД, 1934.
2. Русские эмигранты на Дальнем Востоке // Новая заря. Сан-Франциско. 1937. 21 августа.
3. Лидин Н. Русская эмиграция в Шанхае // Русские записки. Париж, Шанхай. 1937. № 2.
4. Крайский Н. Харбин теперь // Новая заря. 1941. 17 апреля.
5. Серебренников И.И. Мои воспоминания. Т.2. В эмиграции (1920-1924). Тяньцзинь: Наше знание, 1940.
6. Собрание уполномоченных Русской национальной общины 4 декабря 1928 года // Вести. Русские национальные общины в Тяньцзине. 1928. 10 декабря.
7. Раевская В. Русские в Тяньцзине // Новая заря. 1939. 12 июля.
8. Пурин А. Совещание эмиграции. Объединение дальневосточных русских групп // Новая заря. 1930. 23 октября.
9. Русский бал в Пекине // Шанхайская заря. 1932. 15 июня.
10. Русские в Китае // Новая заря. 1930. 4 июня.
11. Шибанов И. Как живет русская колония Пекина // Новая заря. 1933.13июля.
12. Китай и русская эмиграция в дневниках И.И. и А.Н. Серебренниковых. Т.1: «Пока же мы счастливы тем, что ничто не угрожает нам...» (1919— 1934) / Гуверовский ин-т революции, войны и мира; Предисл., прим, и науч. ред. А.А.Хисамутдинова. М.: РОССПЭН, 2006.
13. Архив Гуверовского института (Станфорд, Калифорния, США). Serebrennikov I.I., box 1, folder 1.
14. Головко-Улазовский, Иван Нарцисович (1892-1944, Тяньцзинь). Офицер Ларго-Кагульского полка, участник 1-й мировой и Гражданской войн. Жил в Шанхае и Тяньцзине.
15. Дювернуа, Жан. Рерих. Фрагменты биографии. (К десятилетию культурных учреждений Рериха в Америке). Рига, 1932; Переизд.: Дювернуа Ж. Н.К. Рерих. Страницы биографии. М.: Сфера, 1999.
16. РерихН. Сердце Азии. Southbury, Conn.: Alatas, 1929.
17. РерихН. Держава света. Southbury, Conn.: Alatas, 1931.
18. Roerich, Nicholas. Le Pacte Roerich, banniere de paix. The Roerich pact, banner of peace. №1. Paris, 1931
19. Roerich, N. Heart of Asia. NY: Roerich Museum Press, 1930.
20. Shambhala – вторая часть книги Roerich, N. Heart of Asia, в 1990-х издана отдельной книгой.
21. Roerich, N. Adamant. NY: Corona Mundi, 1923.
22. Rokotoff, Natalie. Foundations of Buddhism. NY: Roerich Museum Press, 1930.
23. Рерих Владимир Константинович, брат Н.К. Рериха. Агроном в Харбине. Жил на квартире у Е.Г.Гордеевой. Личное дело см.: ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 431. 130 л.
24. Возрождение Азии [Газета]. 1933. № 1 (15 февраля). Русская редакция, издавалась на средства Японской военной миссии.
25. Харбинское время [Еженедельная газета]. Зарегистрирована в Японском генеральном консульстве. № 1 – Сентябрь 1931 г. Редактор Ж.Осава при участии Б.П.Шилова, затем К.Фупусава.
26. См. ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 121. Л., 6, 10, 11, 17, 18
27. Наша заря (Тяньцзинь). № 1 – Апрель 1928 г. Газета основана издателем М.С.Лембичем.
28. Гинс Георгий Константинович (1887-1971, Беркли, США) – окончил СПб. университет (1909). Старший юрист-консультант министерства продовольствия (1917). Весной 1918 исполнял дела экстраординарного профессора по кафедре гражданского права Омского политехнического института. Член Сибирского правительства. Эмигрировал в Харбин (январь, 1920), читал лекции на юридическом факультете. Редактор журнала «Русское обозрение». На КВЖД: начальник канцелярии Правления, главный контролер и одновременно председатель Комитета образовательных учреждений (1921-1926). С 1923 и вплоть до преобразования Харбинского муниципалитета уполномоченный Харбинского общественного управления, председатель собрания уполномоченных и председатель комиссии по составлению положений и наказов. Защитил перед Академической группой магистерскую диссертацию «Водное право» (Париж, 1929). После закрытия Юридического факультета (1937) преподавал в Харбинском коммерческом институте. 30 июня 1941 покинул Харбин и уехал к сыновьям в Сан-Франциско, где занимался общественной, научной и журналистской деятельностью.
29. Правильно – Музей естественной истории «Хуан-хе Байхе» (Хонг Хо Хо Бай) основан в Тяньцзине Китайским католическим братством в 1924, основную роль сыграл естествоиспытатель отец Эмиль Licent который проводил исследования в Тяньцзине с 1914 по 1939. Он собрал в музее около 20000 образцов животных, растений и окаменелостей, а также 15000 книг. В 1998 Китайское правительство перестроило этот Музей природы. Считается одним из лучших в Китае.
30. Чичероне (cicerone от латин. Cicero – Цицерон, шпал.) – проводник, дающий объяснения туристам при осмотре достопримечательностей.
31. Mop (More), Е. (? – 1937, Тяньцзинь) – метис (индус-англичанин). Счетовод на станции Таншан Пекин-Мукденской железной дороги. Выйдя на пенсию, жил в Тяньцзине. Учил Серебренниковых английскому разговорному языку, редактор их статей на английском языке.
32. Зверев Яков Филиппович (1882?-1952, Сан-Франциско) – екатеринбургский предприниматель. С 1920 жил в Пекине. Председатель-распорядитель товарищества «Восточное хозяйство». Автор статей в журнале «Возрождение Азии». Позже эмигрировал в США.
33. «Grand Hotel des Wagons bits» или «Vagons-Lits Hotel» (кит. Отель шести государств), после 1949 гостиница «Гоцзи» – находился на углу улиц Лигейшн и Каналь де Жад, считался лучшей гостиницей Пекина для иностранцев.
34. Смитсоновский институт (англ. Smithsonian Institution) – научно-исследовательский и образовательный институт в США и принадлежащий ему комплекс музеев одно из старейших государственных научных и культурных учреждений США. Основан в 1846 году в Вашингтоне на средства английского ученого Дж. Смитсона.
35. Биография не определена.
36. Хорват Дмитрий Леонидович (1859-1937, Пекин) – окончил военноинженерное училище (1878). В звании подпоручика направлен в Лейб-гвардии саперный полк. Участник войны с Турцией (1877-1878). Окончил Николаевскую военно-инженерную академию (1885). Служил на Закаспийской железной дороге. Начальник восточного участка Уссурийской железной дороги (1895-1899). Управляющий Среднеазиатской (б. Закаспийской военной) железной дороги. Управляющий КВЖД (1902-1921), генерал-лейтенант. Комиссар Временного правительства на КВЖД (1917). Временный правитель КВЖД (1918). Верховный уполномоченный правительства П.В.Вологодского на Дальнем Востоке (1919). Советник общества КВЖД в Пекине (1921-1924). Глава эмигрантских организаций на Дальнем Востоке (с 1930).
37. Иванов В.Н. Мы: Основы русской государственности. Харбин: Бамбуковая роща, типография «Заря», 1926.
38. Попов П.С. Русско-китайский словарь. СПб., 1879 (1-е изд.); Пекин, 1896 (2-е изд.); Токио, 1900 (3-е изд.)
39. Проект не осуществился.
40. Rerikh, N.K. Shambhala: in search of the New Era I Nicholas Roerich. Rev. ed. Rochester, Vt.: Inner Traditions International; Montreal, Quebec: Distributed to the book trade in Canada by Book Center, 1990.
41. Гребенщиков Георгий Дмитриевич (1884-1964, Лейкланд, Флорида, США) – писатель, 1-я публикация в Семипалатинске (1906). Печатался в сибирских газетах. Эмигрировав в США, опубликовал много произведений, имел собственное издательство. Деятельно участвовал в общественной жизни.
42. Библиотека Конгресса (The Library of Congress), в Вашингтоне, национальная библиотека США, одна из крупнейших библиотек мира. Основана в 1800 конгрессом США.
43. Жернаков В.Н. Академик Н.К. Рерих в Маньчжурии // Новый журнал. Нью-Йорк, 1973. Кн. 110.

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд