Калачакра

Одна из интереснейших философских систем – Калачакра, уходящая своими корнями в Шамбалу, получившая свое распространение среди ин-

дийских буддистов в X веке, а затем и в Тибете, до сих пор остается закрытой для европейской мысли. И в то же время начавшее формироваться в XX веке новое мышление космического мироощущения находит в Калачакре не одно принципиальное наведение. Например, единство макрокосма и микрокосма, человека и Вселенной и другие немаловажные идеи. Изменяя свой внутренний мир, утверждает Калачакра, человек переделывает таким образом и мир, окружающий его. Мудрость Калачакры, сформированная в пространстве Шамбалы, несет знания, которые именно сейчас необходимы человечеству. Эти знания открывают новые пути для духовного освоения Космоса. Калачакра в значительной мере является космической философией, несущей нам знания о структуре Космоса, о его мирах различных состояний материи, об энергетических процессах, идущих в Мироздании.

Время от времени приходит информация о том, что кто-то посетил Шамбалу, и появляются публикации на эту тему. В своих экспедиционных дневниках Н.К. Рерих упомянул имя китайского доктора Ляо Сина и его первую публикацию о визите в Заповедную страну. Потом доктор издал книгу «Страна богов». Русский писатель Павел Северный, долго живший в Китае, использовал ряд сведений, содержащихся в книге Ляо Сина, для своей повести «Озеро Голубой цапли», вышедшей в Шанхае в 1938 году. Не исключено, что Северный мог встречаться и с Н.К. Рерихом в Харбине во время его Маньчжурской экспедиции. К сожалению, у меня мало информации об этом писателе.

Я хочу привести здесь фрагмент из его «Озера Голубой цапли». Фрагмент называется «Легенда о таинственном Храме Жизни».

«Я, волею Будды, Ляо Син, заявляю вам со всей гордостью правоты, что такой Храм существует. Я не только знаю его местонахождение, но видел его, провел в нем четыре месяца, будучи смиренным гостем великих мудрецов. Там, где покоится Храм Жизни, там вздрагивает живое сердце Тибета. Где же бьется сердце Тибета? Там. Ответ на этот вопрос – в скрытой от мира долине, где-то, может быть, в песках Такламакана, или же там, где теряются тропы на вершинах снежных Гималайских хребтов, в одной из 17 вершин находится вход в подземелье, ведущее в долину священной страны Шамбала. Там Храм Жизни.

Его основания никто не помнит. Он дряхлее пирамид Египта, старше старейших пагод на берегах мутноводного Ганга.

Отсутствие у мира данных о месте нахождения Храма скрывается в нежелании многих поколений мудрецов разглашать о нем преждевременно. Но все тайное становится явным, ибо приближается время, и потому весть о нем, проникая через все преграды, вышла на просторы Азии и разносится устами племен, превратилась в радостную весть о приближении эпохи Шамбалы.

Прежде часто в монастырях Монголии, слыша рассказы о Храме Жизни, я иногда сомневался в их правдивости. Совершенно неожиданно, три года тому назад, во время своих научных скитаний, в глухом горном монастыре я вылечил мучительную рану на ноге одного дряхлого пилигрима из Непала. Много совершенно чудесного рассказал он мне о своем пребывании в стране Шамбала и в благодарность за оказанную помощь, после моих настойчивых просьб, согласился взять меня с собой в свое новое путешествие в священную долину. На этот раз он уходил туда из мира навсегда. Была темная, дождливая осенняя ночь. Ураганный ветер ревел над крышами храмов. В глухую полночь, тайком от всех обитателей монастыря, мы отправились в путь. Мы шли сто девяносто три дня. Блуждали по неведомым пустыням со страшными, смертоносными для всего живого песчаными бурями. Взбирались на кручи гор, слепли на их вершинах от снегов. Брели почти наугад, влекомые только верой, что не собьемся с правильного пути. Я почти умирал, отравленный ядовитыми газами ущелий на первой границе Шамбалы. Миновав самые недоступные перевалы Гималаев, у вершины “Пяти сокровищ снегов”, дошли до второй границы Шамбалы – “Соляных пирамид Азии” и скоро достигли наконец желанного плоскогорья, лежащего на высоте 14 000 футов над уровнем моря.

Да, простите меня, уважаемые слушатели, если у меня не найдется слов, чтобы передать вам картины снежных метелей на нем, если не смогу описать его невидимые под снегом трещины, падение в которые несет смерть. Изнемогая от усталости, выбиваясь из последних сил, мы блуждали среди воя ураганов. В те часы, когда наша гибель казалась неминуемой, мой дряхлый путник молился, распевая только ему известные псалмы, заклиная стихии. После его молитв исчезала тревога, светлела мысль, тело наполнялось силами, и я бодро следовал по его следам. Мы шли вперед день за днем, ночь за ночью. Встречали на своем пути всадников на бешеных скакунах. И пилигрим сообщил мне, что, вооруженные луками, они охраняют священные пути к Храму Жизни. Путь по плоскогорью длился 10 дней, мы подошли к его краю и дошли наконец до подземного хода с обледенелыми пещерами – спуска в долину таинственной страны.

Темнотой окутала нас наступившая ночь. Устроив привал в одной из пещер, я не мог заснуть от охватившего меня волнения и наблюдал вспышки феерических огней, отражения звезд в вечных снегах. Всю ночь я слышал звоны гонгов и дивное пение птиц, доносившееся из окружавших меня, но невидимых пропастей. Порой мне казалось, что я схожу с ума. Я готов был считать эти звуки галлюцинациями слуха. Но наступил рассвет, взошедшее солнце осветило величественную, ни с чем по своей красоте не сравнимую картину. Под моими ногами, среди гордых, неприступных, занесенных снегом круч, зияли пропасти с синими волнующимися туманами, и из этих туманов доносились звоны гонгов и тихое пение птиц...

Перед спуском мой спутник долго молился, и только в полдень мы тронулись в путь. Миновав сказочные пещеры, после трех дней пути по узкой тропе на выступах пропасти, мы вошли в ущелье, скалы которого обросли красным мхом, похожим на запекшуюся кровь, с мелкими благоухающими цветами. Вдыхая их аромат, я мучительно боролся со сном. Мой спутник не позволял мне дремать даже на привалах, и только после того, как мы прошли это ущелье, он объяснил, что это “ущелье вечно живого сна”. За ним наш путь тянулся по ущелью “Единого языка” для народов Азии, в него пришлось спуститься по узкой, почти отвесной каменной лестнице более чем в три тысячи ступеней, и на его тропах аромат ползучей зелени освежал наши рассудки. На стенах ущелья нам часто попадались высеченные на камне незнакомые для меня знаки азбуки нового и единого языка для всех племен. Часто наш путь омывали родники горячей воды, заживлявшие царапины израненных ног. Но вот кончились наконец путанные лабиринты бесконечных ущелий, и мы вновь вошли в темный подземный туннель и, ведомые невидимыми проводниками, указывавшими нам путь в темноте вспышками зеленых огней, вышли совершенно изнемогшие на широкую дорогу, выложенную черным мрамором, и увидели перед собой благоухающую тропическими растениями долину царства Шамбалы.

Горы, уходящие вершинами в розовые туманы, окружали долину со всех сторон. Среди истинно фантастической тропической природы, на берегах озера с разноцветной водой я увидел странные по форме строения из белого и розового мрамора. Некоторые из этих гигантских дворцов были почти круглые, что делало их похожими на шары. И только одна группа зданий, стоявшая на скалах среди озера с фиолетовой водой, была из черного мрамора, и над ними возвышалась, уходя к вершинам гор, башня, похожая на американский небоскреб. Эта группа зданий и заключала в себе Храм Жизни...

В то время, как я был там, берега озера с фиолетовой водой были сплошь покрыты цветущими садами черных роз, при виде красоты которых самый искусный садовник потерял бы рассудок от зависти. На озерах с хрустально-прозрачной водой я видел плавающие чаши рубиновых лотосов. Среди благоухающих полей жило много птиц, наполнявших долину щебетаньем и пением, не смолкающим даже по ночам. По аллеям тенистых пальмовых парков прыгали тонконогие стройные газели с удивленными голубыми глазами...

Во дворцах из розового мрамора жили мудрецы. Во дворцах из белого мрамора жили их ученики.

Из бесед с мудрецами я узнал, что в Храме Жизни изучают силу человеческой воли и возможность сконцентрировать ее воедино для управления ею мышлением народов Азии. Во дни моего пребывания там я видел мудрецов и мистиков 25 различных азиатских племен, понимавших друг друга на языке Шамбалы. От мудрецов мне пришлось услышать много высших истин и заветов их мудрости. Иногда целыми днями я просиживал на берегу озера, не отрывая глаз от скал с Храмом Жизни. Я уже знал тогда, что в нем бьется сердце грядущего Майтрейи, я знал, что в нем живут избранные мудрецы, способные видеть вечность. Только через месяц моего пребывания в долине я получил разрешение посетить некоторые святилища Храма. Светлой, еще более голубой, чем сегодня, лунной ночью, когда казалось, что золотистая пыль звезд осыпала долину, в сопровождении мистика, я босой перешел по мостам озеро и с трепетом взбирался по лестнице, заросшей орхидеями. Перед золотыми кружевными воротами в Храм, на которых знаки надписи гласили: “Ум выше природы”, я искренне упал на колени.

Мистик едва коснулся рукой серебряного гонга, и гонг тихо запел мелодию звона, под которую ворота медленно распахнулись, и моим глазам открылся первый зал Храма, слабо освещенный огоньками золотых лампад, расставленных полукругом на полу.

В зале царила тишина, рождавшая в моем теле холод страха. Следуя за мистиком, я медленно шел по нему, рассматривая на стенах вышитые шелком пророческие картины пришествия пророка Шамбалы.

Передо мной, невидимые в стене, раскрылись новые двери и пропустили в “Зал Мысли”.

Третий зал – “Чертог Учителя” – был пуст и темен, его, по приказанию своего проводника, я прошел, передвигаясь на коленях.

И только в залах библиотек, хранящих в себе никому не известные древние книги, я увидел восемнадцать обитателей Храма. Я видел лица высших мудрецов Азии. Выражение их лиц бессильна представить себе самая пылкая человеческая фантазия. В одной из самых запретных зал, “Зале Сна”, где покоятся тела мертвых мудрецов, мне показали мудреца, умершего 2000 лет тому назад. Он сидел в одежде тибетца и был похож на задремавшего человека, на столе перед ним лежала рукопись, над которой он работал перед смертью. В мистической атмосфере Храма много тайного и необъяснимого витает вокруг его мумии. Мне пришлось услышать, что иногда ее веки приподнимаются, и из высохших глаз капают слезы. И эти слезы всегда предвещают несчастье для народов Азии. Часто мумия изменяет позы. Я слышал также, что перед революцией в Китае она совершенно исчезла из Храма и через несколько лет вновь неожиданно вернулась. В Храме я видел Чашу Будды, Чашу Жизни, исчезнувшую из Лхасы во время перенесения ее из Пешавара. Видел также изображение Пророка, даровавшего миру христианство. Образ пророка из Назарета, высеченный на камне, привез в Храм пилигрим из Индии.

В Храме Жизни понятна истина всех тайн. Там известно все, что в будущем ожидает весь мир.

Восемнадцать великих мудрецов постигли истину. Постепенно их воля, вбирая в себя волю народов Азии, соединяется воедино, чтобы править и, создав единство мышления, привести Азию к величию славы...

В святая святых Храма – “Башню Воли” – меня не допустили. Мудрецы, живущие в Храме, развили в себе способность ясновидения до предельных масштабов. Все они глубокие старцы. Мне указали на одного из них, которому было свыше двухсот лет, но он выглядел более бодрым, чем я.

Теперь вы ждете от меня слово о нем, о том, который воплотит в себе Шамбалу и явится Азии и миру. Грядущего Майтрейю я видел только один раз. Он проскакал по долине на коне, как огненный вихрь, сопровождаемый закованными в броню всадниками. Владыка Шамбалы Ригден Джапо.

Четыре месяца провел я в царстве Шамбала, каждый день поражаясь виденным и слышанным, и только после торжественной клятвы получил возможность вернуться в мир для проповеди о существовании Храма.

Я вернулся и для скептиков, ослепленных мнимой ученостью, принес с собою сухие лепестки черных роз и золотые перья священных птиц. Я принес в себе для племен Азии несокрушимую веру в наступление эпохи Шамбалы.

Ляо Син смолк.

Пристальным взглядом осмотрел лица слушавших.

Встал и, пройдя к лакированному столу, достал из кармана сверток и, развернув его, осторожно высыпал на стол из шелкового платка лепестки черных роз и перья священных птиц. Поклонился, простившись со всеми, и вышел» [1].

В своей работе «К изучению Калачакры» Юрий Николаевич Рерих приводит интереснейшие сведения об этом Учении.

«Важность системы Калачакра (Кalacаkra) в религиозной жизни Тибета очевидна из наличия многочисленной литературы, посвященной системе, и того мощного влияния, которое она оказала своим учением на буддийский мир Центральной Азии.

Большинство крупных монастырских учреждений в Тибете и Монголии наставляют своих адептов в этой чрезвычайно сложной системе мистицизма. Многие из этих учреждений имеют специальные факультеты, предназначенные для изучения системы Калачакра (например, Калачакра-дацан или DUS-KHOR-GYI GRWA-TSHANG монастыря Ташилхунпо (Tashi-lhunpo) в Шигадзе, одноименный дацан, основанный в 1825 г. при монастыре Гумбум в Ганьсу (Kansu). Программа обучения в этих школах в основном сходна с программой тантристских факультетов (RGYUD-KYI GRWA-TSANG). Она включает трех-четырехлетний курс обучения, в течение которого монах-студент обретает твердые знания четырех основных тантристских систем. В дополнение к ним адепты Калачакра-дацанов должны овладеть всеми сложностями индийской астрономии и астрологии и получить основательные знания санскрита...» [2]

«Краткий комментарий (‘GREL-CHEN, fol. 18), написанный Ачалагарбхой (Acalagarbha), свидетельствует о том, что учение происходило из Шамбхалы, и что царь Сучандра (Sucandra) слушал ее у Шри-Дханьякатаки. Ньимабал-Ешей (NYI-MA-DPAL YE-SHES) в своем комментарии (‘GREL-CHEN, fol. 18) утверждает, что Будда проповедовал доктрину собранию, желавшему получить наставления в различных тантрах. Согласно традициям, предлагаемым в своих сочинениях Ра-лоцзавой и Бро-лоцзавой, Будда проповедовал учение у Шри-Дханьякатаки в год своего ухода из жизни. Тем не менее Кхайдуб-чжэ отзывается об этом утверждении как неверном и потому не заслуживающем внимания (‘GREL-CHEN, fol. 18)» [3].

«Такова легенда о первой проповеди доктрины Калачакра. Так же трудно говорить пока о том, имеет ли Калачакра какое-нибудь отношение к древней системе Калавада (Kalavada) и ее иранской параллели – зерванитской системе. Калавада еще в глубокой древности была поглощена индийскими астрономическими школами, а ссылки на нее в буддийской литературе столь скудны, что не позволяют утверждать, будто бы эта система была широко распространена во времена Будды Шакьямуни или имела какую-то связь с ранним буддизмом (The Anguttara-nikaya, – ed. Morris, part II, 22, 2; 198, 8 – упоминает Kalavadi в списке различных философских систем; XVIII, 55, Buddhacarita, – ed. Cowell – повествует о том, как Будда сам говорит о Калаваде). Как Калачакра, так и Калавада имеют тесную связь с астрологией и астрономией. Кала (Kala), высший космический принцип или изначально сущее, а также система временных периодов в Калаваде перекликаются с одним из изложений Калачакры, ее Ади-Буддой – высшим космическим принципом или изначальным Буддой и с ее системой временных периодов» [4].

«Калачакра (санскр. Kalacakra – букв. “Колесо времени”: kala – “время”, cakra – “колесо, круг”) – название одной из пяти систем, включенных в Ануттара-йога-тантру. По преданию, учение Калачакра возникло в мифическом государстве Шамбхала и в XI веке проникло в Тибет благодаря пандите Соманатхе. Тибетский термин DUS-’KHOR (DUS – kala, ‘КНОБ – cakra) наглядно иллюстрирует типичный пример калькирования – распространенного в тибетской переводческой традиции способа заимствования иноязычных сложных слов путем не фонетической адаптации, а буквального перевода их частей. Время возникновения Калачакры тибетская хронологическая традиция относит к 878 году до н.э. (год Воды – Овцы) и связывает с проповедью этой доктрины Буддой Шакьямуни царю Шамбхалы Чандрабхадре. Эта дата очень важна, поскольку является базовой в системе летоисчисления, закрепившейся в трудах известных тибетских историков и астрономов. Она определила другую, не менее важную датировку – отнесение времени жизни Будды Шакьямуни к 915-834(835) годам до н.э. Все эти даты необходимо учитывать, сталкиваясь с хронологическими привязками к ним других событий, имевших место до 1027 года, когда был введен шестидесятилетний цикл времяисчисления» [5].

---

 

 

Печать E-mail

• Назад
• Вперёд